Личная жизнь людей знаменитых, даже если они при жизни такими не являлись, всегда окутана романтическим туманом, разного рода легендами и мифами. А если человек к тому же жил несколько столетий назад и не сохранилось ни писем, ни дневников, либо его воспоминаний, эта личная жизнь предстает как огромное белое пятно. Но читатель хочет знать об этом прежде всего и больше всего. И тут исследователь остается на развилке двух путей. Или, обладая изрядным запасом фантазии и недюжинной авторско-личной смелостью, опираясь на останки информации и исторические слухи, сочинить художественный текст, как поступил Бруно Франк, или же попытаться с наибольшей степенью аккуратности развести «информационные» останки и слухи и, прокомментировав, «подать» их по отдельности.

Автор решил испытать второй путь.

 

«ПРИШЛАЯ ПАСТУШКА» СИЛЕНА

В художественной биографии Сервантеса Бруно Франк пишет о трех любовных историях дона Мигеля.

Первая — это роман с римской проституткой из Венеции, имевший место во время краткого пребывания Сервантеса в Риме в 1569 году в свите будущего кардинала Аквавивы. Это довольно распространенный слух, имеющий и кинематографическое воплощение в зарубежном исполнении.

По художественной версии писателя Бруно Франка влюбленные вынужденно расстаются, так как по приказу папы все куртизанки должны были в течение шести дней покинуть Рим и через двенадцать быть за пределами папского государства. А юный Сервантес, отправляясь на защиту христианской веры, вступает в солдаты.

Ни у одного сервантиста, таких, как Державин, Луис Астрана Марин, Жан Канаважио и др., автор не встретил ни строчки о первой любовной истории Сервантеса. Единственно, что проскальзывает у Астраны Марина, это то, что история о романе Сервантеса во время его пребывания в Италии с некой португалкой (!) является чистой фикцией.

Вторая сердечная привязанность по версии Бруно Франка «случилась» в Италии после Лепанто, когда у Сервантеса была небольшая передышка между боевыми походами. Дама по имени Анжелина была хозяйкой трактира «Черная шляпка», в котором остановился передохнуть автор «Дон Кихота». Указывается даже местонахождение этого заведения — «мирная самоуправляющаяся община, подобие республики, или герцогство без герцога, под протекторатом римского императора» под названием Лукка.

Астрана Марин утверждает, что у Сервантеса действительно был роман в Неаполе. Об этом известно немного, но зато главное: Сервантес был влюблен, от этой женщины у него был сын, которого звала Промонторио, он стал солдатом, как и его отец, и пережил Сервантеса. В конце жизни в 1608 году Мигель де Сервантес имел желание и возможность вернуться в Неаполь, будь он принятым в качестве поэта в свиту графа де Лемоса, нового вице-короля Неаполя, и таким образом очутиться в Италии, но этому не суждено было сбыться. Астрана Марин полагает, что, кроме понятного желания престарелого писателя оказаться в свите вице-короля и уехать в Неаполь, Сервантеса толкало на это еще что-то, и это что-то — сын. К сожалению, у нас нет никаких фактов, указывающих на это. Скорее всего, у писателя было простое желание спокойной жизни перед недалекой кончиной. Между тем сын у Сервантеса был, о чем сам писатель повествует в 1614 году, за два года до смерти, в непереведенном полностью в России по непонятным причинам «Путешествии на Парнас». Автор якобы видит сон: и «приходит в нем ко мне мой тайный (disimulado) друг по имени Промонторио, совсем еще юноша (mancebo entrado en dias), но уже великий солдат» и далее уже совсем прямо и откровенно: «Он называет меня отцом, а я зову его сыном, и это является чистой правдой (qued con esto la verdad en punto), которая может называться и окончательной. Говорит мне Промонторио: — Я догадывался, отец, что однажды случится так, что седины приведут вас сюда, но уже совсем дряхлым (semidifunto). — Я жил здесь, когда был молод и полон сил, сын (говорю я ему)».

Стихи доказывают, что у Сервантеса был в Неаполе любовный роман, возможно первый, учитывая силу воспоминания, плодом которого явился сын Промонторио, причем, очевидно, писатель был сильно привязан к этой женщине, так как, стоя уже у края могилы, он припоминает именно эту давнюю, юношескую историю, хотя у него была не одна возлюбленная.

Итак, неаполитанка. Но как ее звали? Кто она была такая? Сколько ей было лет и другие «анкетные» вопросы, бесспорно, нас очень интересуют. Нам повезло — все в том же «Путешествии на Парнас» Сервантес повествует о том, что он сочинял романсы на тему о ревности, которые пел своей возлюбленной с поэтическим именем Силена. И хотя романсы имеют различные списки и публиковались анонимно — таков был закон эпохи, — удалось установить, что «О ревности» и «Обитель ревности» принадлежат перу именно Мигеля де Сервантеса.

Героем стихов является некий Лаусо, влюбленный в Силену, чьи поступки вызывают в нем ревность. Как удалось установить, имя Лаусо является поэтическим псевдонимом Сервантеса, к счастью, им же он пользовался и в «Галатее». В этих романсах Сервантес повествует сам о себе и о своих чувствах к загадочной Силене.

Известно, что Силена не была уроженкой Неаполя, на это указывает сам Сервантес, именуя ее в «Путешествии на Парнас» «пришлой пастушкой» («pastora florestera»). Однако подлинное имя неаполитанской пассии до сих пор покрыто тайной.

Их роман закончился разрывом отношений. Как пишет Сервантес, вызвав у него бешеную ревность, «она его обманула и обидела без причины». Вероятно, Силена опасалась связать себя с одноруким калекой, а может быть, по ее разумению, он вообще не жилец на этом свете? Больше о Силене мы не знаем ничего.

О сыне Промонторио Сервантес, вероятно, получал какие-то известия. На это, во всяком случае, указывает фраза о том, что юноша стал «великим солдатом», значит, из чьих-то сведений он смог сделать такой вывод.

А может быть, вся эта история с сыном Промонторио в «Путешествии на Парнас» просто плод творческого воображения Сервантеса?

 

АНА ФРАНКА ДЕ РОХАС

Итак, у Сервантеса, вероятно, был сын. Но у него еще была и дочь, о которой упоминают значительно чаще и в существование которой исследователи верят значительно больше, так как об этом говорят архивные материалы. Ее назвали Исабель, видимо, в честь Святой Исабель, королевы Венгрии, так как в роду не было таких женских имен. Из этого следует дата ее рождения — 19 ноября 1584 года. Дон Мигель впоследствии дал ей свою вторую фамилию, и она стала Исабель де Сааведра. После смерти ее родителей сестра Мигеля Магдалена в августе 1599 года взяла девочку к себе. Как говорят документы, Исабель должна была «выполнять всю работу по дому, услуживать госпоже, быть прилежной и верной, за что донья Магдалена обязуется обучать ее шитью, кормить и поить, предоставлять постель, чистую рубашку и хорошо обращаться». Этот договор был заключен на два года с оплатой за все время работы в двадцать дукатов. Сам Сервантес не мог признать Исабель своей дочерью, так как он в это время только что женился на молодой и красивой женщине.

Заметим, что появление на свет внебрачных детей воспринималось в Испании той эпохи как нормальный результат именно супружеских отношений. Рождение внебрачной дочери Лопе де Веги Антонии Клара от его адюльтера с Мартой де Неварес Сантойо легло на плечи ее законного супруга, а рождение маленькой Исабель, «греха» Сервантеса, было заботой мужа Аны Франки Алонсо Родригеса, уверенного, что именно он и есть тому причина.

Но кто была мать Исабель? «Она уверяла, что ее отец был придворным, и называла себя де Рохас. Ана Франка де Рохас. Но была она, по всей вероятности, дочерью немецкого солдата — так говорили люди, и ее белокурые волосы подтверждали это. Ее мать торговала фальшивыми драгоценностями и дешевыми женскими украшениями в одном из проходов на Калье де Толедо. Об этом Сервантесу шепнули на ухо в первый же вечер». Так пишет Бруно Франк.

Кто же была эта женщина на самом деле?

Ана де Вильяфранка, так же именуемая, как Ана Франка де Рохас, с претензией на идальгию, о чем ничего не говорят сервантесовские архивы, была дочерью Хуана де Вильяфранка, торговца шерстью. Уроженке Мадрида во время встречи с Сервантесом было двадцать лет. Будучи еще совсем юной, она пошла в услужение к одной из своих теток, чей муж, альгвасил Марин Мухека, будет шестью годами позже замешан в бегстве королевского экс-секретаря Антонио Пересы в Арагон. После смерти тетки в 1579 году Ана получает наследство в размере ста дукатов, которое позволило ей начать самостоятельную жизнь.

Мытьем или катаньем, но в шестнадцать лет она осуществила мечту каждой женщины и 11 августа 1580 года вышла замуж за некоего астурийского коммерсанта Алонсо Родригеса. Благодаря непонятно откуда взявшимся средствам супружеская пара приобрела дом на улице Тудескос, в котором чуть погодя муж откроет таверну, ставшую излюбленным местом для литераторов и актеров. Без сомнения, Сервантес именно там и познакомился с Аной. У нее уже была дочь Ана, которая родилась, вероятно, в середине ноября, а знакомство с автором «Нумансии» произошло не позднее начала 1584 года, во время его переговоров с Бласом де Роблесом. Ей было тогда двадцать лет. Так выглядит общепринятая версия любовной связи Сервантеса с Аной Франка.

В 50-х годах XX века исследователь Мигель Эреро Гарсия предложил другую трактовку событий. Его не устраивало мистическое удочерение Сервантесом ребенка женщины, на которой он не был женат. Эреро Гарсия полагает, что на самом деле настоящей матерью Исабель была сестра Мигеля Магдалена, а отцом некий Хуан де Урбина, о котором речь пойдет позже. Ана Франка просто помогла Магдалене сокрыть факт рождения внебрачного ребенка. После смерти Аны Франка Мигель был вынужден помочь сестре сохранить тайну, признав Исабель, на самом деле племянницу, своей дочерью и, соответственно, дав ей свою фамилию. Магдалена же, не признавая официально своего материнства, взяла дочь к себе под предлогом помощи покалеченному брату.

Эта гипотеза логично вписывается в «авантюрный» образ семьи Сервантесов с постоянными любовными романами и немалым количеством незаконнорожденных детей: Мартина де Мендоса, Констанса де Овандо и, наконец, Исабель де Сааведра (и это еще не конец списка). Но вот беда, нет никаких подтверждений этой версии — ни в документах, ни в дневниковых записях или личных письмах. Сервантистика не располагает и свидетельствами о том, что Магдалена де Сервантес была любовницей Хуана де Урбины до 1606 года, то есть до рождения Исабель.

Вернемся, однако, к Ане Франка. Поскольку друзья по плену дружно характеризовали дона Мигеля как «целомудренного затворника» («casto у recogido»), можно сделать вывод, что Ана Франка первая сделала шаги к их сближению. А если вспомнить, что она помогала мужу держать трактир, то есть была трактирщицей, что требовало от женщины недюжинной хватки, то можно с высокой степенью вероятности предположить, что это была очень шустрая женщина, ведущая «активный» образ жизни. Вероятно, на ее соблазнительный крючок попался не один Сервантес. Судя по «Галатее» и «Дон Кихоту», где пастухи и рыцари верны своим дамам и им чуждо любое прелюбодеяние, Сервантес вряд ли был ловким ловеласом, поднаторевшим в любовных делах. Но он не был и аскетом или отшельником. Конечно, на него воздействовали неблагоприятная семейная атмосфера, отмеченная раздорами родителей и, наконец, окончательным крушением брака, постоянные внебрачные истории сестер, заканчивающиеся появлением на свет очередного плода «любви». Из архивных документов мы знаем о его связи с женщиной, уже под старость, продлившейся всего несколько месяцев. И вот, наконец, законный брак, не лишенный, однако, определенной степени загадочности. Как пишет Жан Канаважио, «все это не позволяет нам заявить, как полагалось бы патриоту, что Сервантес имел сексуальное начало настолько же здоровое, как и любой нормальный испанец его эпохи, но и не наоборот, приняв вид психоаналитика, диагностировать какую-либо наклонность, которая бы пополнила злопыхательский список хуанов бланко де пасов».

 

ЖЕНА ПЕРВАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ: КАТАЛИНА ДЕ САЛАСАР-И-ПАЛАСЬОС

Итак, в сентябре 1584 года Ана Франка готовилась стать матерью. Истинный отец ребенка был известен только ей одной. Полагают, как мы уже говорили, что это был Сервантес. Для этого есть основание — он дал девочке свою фамилию. А если предположить, что был еще некто, с кем у Аны Франка была связь и кто является подлинным отцом девочки, но по какой-либо причине отцовство пришлось приписать Сервантесу? Подобного рода вопросы можно ставить до бесконечности.

Как относился писатель к скорому появлению на свет ребенка? Скорее всего, прозаически; судя по историческим документам, подобного рода внебрачные адюльтеры встречались в Испании времен золотого века сплошь и рядом, хороший пример тому сестры Мигеля. Причем, осмелимся высказать предположение, учитывая следующие за романами материальные вознаграждения, подобные внебрачные любовные истории служили для многих девиц способом зарабатывания на жизнь. Но если в наше время контрацептивы позволяют избежать ненужных осложнений, то в XVI веке приходилось идти на жертвы деторождения.

Люди той эпохи не были сентиментальны. Сервантеса действительно мало заботило рождение дочери, так как спустя всего две недели он уже покинул Мадрид и отправился в Эскивиас, находящееся недалеко от столицы местечко, «примечательное по многим причинам и, между прочим, славящееся знатными своими жителями и еще более знатными винами», как отметил сам писатель в прологе к «Странствиям Персилеса и Сихизмунды». В 1584 году Эскивиас был небольшим городишком, насчитывавшим 165 достаточно зажиточных жителей и примерно 90 поденщиков, батраков.

Причина предпринятого путешествия нам известна. Полгода назад умер друг Сервантеса поэт Педро Лайнес (Laynec), оставив неопубликованными некоторые свои произведения, бережно сохраненные его вдовой.

Вдова Педро Лайнеса Хуана Гайтан для нас является «интересным объектом», поскольку Сервантес поддерживал с ней тесные связи до самой своей смерти. Благодаря ей писатель познакомился со своей первой и единственной супругой Каталиной де Саласар.

Несмотря на то, что Хуана Гайтан имела в родне мавров и заметную разницу в возрасте, Педро Лайнес связал с ней свою жизнь до последнего его дня. После смерти мужа, будучи родом из Эскивиаса, Хуана вернулась в родные места. Она недолго оставалась одна. Диего де Ондаро, молодой, двадцатиоднолетний юноша, происходивший из семьи бургосского негоцианта, несмотря на разницу в годах, предложил ей руку и сердце. И 12 июля 1585 года они поженились.

Супругами был составлен брачный контракт. Деньги мужа нас не интересуют, экс-вдова же записала в качестве своего материального вклада в семью «Кансьонеро», оцененное в 120 тысяч мараведис, и еще один том стихов и прозы под названием «Надежды и разочарования любви». Однако до тех пор, пока лирика не превратилась в прозу жизни в виде звенящих монет, заявления о стоимости стихов были просто декларациями. Сервантес же уже имел за плечами опыт издания подобных произведений. Он мог и делом, и советом помочь вдове друга напечатать его труды.

Мигель внимательным образом изучил рукописи Педро Лайнеса и подготовил их к изданию. 22 сентября Хуана Гайтан официально уполномочила адвоката Ортига Росу на поиски издателя литературного наследства покойного супруга. История эта закончилась ничем. Очевидно, в век упадка интереса к поэтическому творчеству не нашлось желающего вкладывать деньги в предприятие, сулившее сомнительные дивиденды.

Между тем брак экс-вдовы Педро Лайнеса и молодого Ондаро выглядел в глазах благородных родов Эскивиаса очевидным мезальянсом. К тому же мавританская кровь в жилах новобрачной не служила укреплению ее положения. Вероятно, жизнь Хуаны была в связи с этим не очень обременена контактами с женами других горожан. Но были люди, относившиеся с симпатией к Хуане. Одной из таких женщин и была, вероятно, Каталина де Паласьос, будущая теща Сервантеса.

Приехав, писатель расположился в доме у Хуаны Гайтан и ее мужа. Неподалеку жили Паласьос. Каталина де Паласьос, мать будущей невесты дона Мигеля, недавно, как и Хуана, потеряла мужа. Возможно, общее несчастье и послужило их сближению.

Муж Каталины Эрнандо де Саласар Восмедиано скончался, оставив своей половине множество проблем. Поэтому первое время после кончины супруга будущая теща была занята, как это бывает, улаживанием проблем наследства: нескольких виноградников и оливковых посадок, двухтрех домов в Толедо и его окрестностях. Однако главной ее заботой были дети: два младших сына — Франсиско (р. 1577) и Фернандо (р. 1581), которые находились на обучении у ее брата Хуана де Паласьоса, приходского священника в Эскивиасе, и девятнадцатилетняя дочь Каталина де Саласар, которой тоже надо было давать образование и выдавать замуж.

Выдать девушку замуж дело непростое, но возможное, если есть приданое. Каталине де Паласьос повезло, она познакомилась с Сервантесом, будучи в трауре по отцу, и тут же поразила в самое сердце доблестного ветерана Лепанто. И всего через два месяца после приезда в Эскивиас, 12 декабря 1584 года, автор «Дон Кихота» и Каталина де Паласьос, или де Саласар, или де Паласьос-и-Саласар, или де Саласар-и-Паласьос, или де Восмедияно, или де Саласар Восмедияно, как она также подписывалась, в церкви Санта Мариа де ла Асунсион закрепили свои отношения благословением божьим, о чем свидетельствует запись в церковной книге. Как выглядела Каталина де Паласьос? Вероятно, весьма привлекательно, если сумела за столь короткий срок не только очаровать бывалого солдата, но и заставить его пойти на такой невероятный для закоренелого холостяка шаг, как женитьба, притом столь скоропалительно. Она — молода, умеет читать и писать, что было совсем нетипично для юной девушки, и ее древняя христианская кровь абсолютна чиста, без единой капли мавританской или иудейской крови, что было очень важно. Сервантесу в то время было 37, и он почти вдвое старше своей жены, можно сказать, она ему годилась в дочери.

Некоторые исследователи полагают, что это — любовь с первого взгляда, другие, что это — брак по расчету, и только женившись, Сервантес узнал об истинном, не лучшем положении дел. В любом случае автора «Дон Кихота» можно понять — он женился на молодой, красивой девушке из хорошей семьи, одной из лучших в городе, да еще и с приданым. А Сервантес, как и все поэты, был натурой впечатлительной и эмоциональной.

Он решил ковать железо, пока горячо. Девятнадцатилетняя девушка дает согласие без колебаний. Возможно, ей хотелось выйти замуж, чтобы начать самостоятельную жизнь, а может быть, ее мать хотела поскорее избавиться хотя бы от одного из трех «детских балластов», повесив на Сервантеса будущее юной дамы. Вполне возможно, что сам писатель, несмотря на свои раны, был настолько привлекателен, что девушка не смогла устоять, во всяком случае, друзья по алжирскому плену свидетельствуют, что Сервантес «имел особую грацию во всем, потому что был необычайно скромен и рассудителен». В конце концов «брачующиеся» произнесли в церкви сакраментальное «да» и священник благословил их. Брак состоялся.

Со стороны мужа на свадьбе не присутствовал никто из-за своей занятости. Но отношения между семействами Сервантеса и Паласьос установились дружеско-доверительные. Об этом свидетельствует тот факт, что шесть месяцев спустя после составления завещания отец Мигеля Родриго де Сервантес назначил своими душеприказчиками жену донью Леонору де Кортинас и сватью Каталину де Паласьос, тещу Мигеля.

Дом, в котором обитали Паласьос, сохранился в Эскивиасе до нашего времени. Его стены помнят, что здесь в начале 1585 года проживал, смакуя радости брака, новоиспеченный муж Мигель де Сервантес, будущий создатель «Дон Кихота».

Приданое за своей женой Сервантес получит только через полтора года. Среди имущества была какая-то недвижимость, несколько небольших виноградников, живность в виде нескольких десятков кур и цыплят, еще какой-то скарб и немного денег. Однако Каталине де Паласьос стоило труда выполнить обещания по приданому дочери. Это очевидно из того, что, исполнив свои обязательства перед ее мужем, а также разделив остатки между другими детьми, Каталина де Паласьос умерла в 1588 году в такой нищете, что еле хватило на ее похороны.

Нам снова придется упомянуть и об Исабель де Сааведре. Некоторые исследователи полагают, что она была добрачным ребенком Каталины и Мигеля, отданным на воспитание Ане Франка. Как пишет К. Державин, «предположение это, впрочем, остается необоснованным, хотя и не невероятным, если учесть показную и формальную строгость патриархального уклада провинциальной дворянской семьи».

* * *

Завеса веков продолжает хранить свои тайны. Говоря о личной жизни Мигеля де Сервантеса, мы, таким образом, можем с большой долей уверенности утверждать о существовании двух женщин: Ана Франка — любовница и Каталина де Саласар — жена. И еще в потемках скрывается некая Силена, лицо почти мифическое, о ней пишет Астрана Марин, но мы о ней ничего не встречаем у более современного исследователя биографии Сервантеса Жана Канаважио. Что касается русскоязычных источников, то вся интимная жизнь писателя уместилась у К. Державина на двух страничках, и о Силене там нет ни слова. Тема любви между писателем и римской проституткой серьезными учеными вообще не рассматривается, хотя, например, в романизированной биографии Бруно Франка этому факту посвящена целая глава «Венецианка».

Теперь о детях. Существование сына Промонторио, так же как и его предполагаемой матери Силены, находится под вопросом, поскольку сам писатель лишь однажды упоминает о нем в «Путешествии на Парнас», но то был сон. Другими словами, факт рождения сына не подтверждается архивными документами, а потому не является однозначным.

Дочь — Исабель де Сааведра. То, что она действительно существовала, является общепризнанным фактом, и то, что Сервантес был ее отцом, тоже вроде бы никем не оспаривается (естественно, за исключением случая, в котором матерью является сестра писателя). А вот насчет матери мнения растроились: 1. Ана Франка, 2. сестра Сервантеса Магдалена, 3. Каталина де Саласар. Из этих версий более предпочтительна та, что обозначена первым номером. Хочется надеяться, что когда-то завеса времени приоткроется и многие загадки будут разрешены.

 

«ЖЕНАТАЯ ЖИЗНЬ»

Несмотря на внушительное число знатных и благородных жителей и еще более знатные вина, Эскивиас являл собой провинциальное захолустное местечко, даром что находилось оно в 12 лигах от царственного Мадрида.

«И тут стал перед Мигелем Сервантесом враг страшнее фанатических турок и кровожадных ренегатов. Беззвучный и безликий враг, против которого не было оружия, — скука… Он встречал ее всюду. Бесформенно роящаяся, вездесущая, она стала его бытием. По утрам он одевался, и этим исчерпывались его дневные обязанности. Он смотрел на деревенскую улицу, почти всегда пустую. Стоило сделать двести шагов, чтобы дойти до конца, и дальше простиралась Манча». Так видит жизнь писателя в Эскивиасе Бруно Франк. Похоже, что так и было. Но Сервантес не собирался порывать с разнообразной и оживленной столичной жизнью. Там оставались его престарелые родители, а отец уже был совсем плох.

Мадрид в это время был полон разнообразных слухов. Главный — возможность войны с Англией и ее «еретической королевой». Филипп II был уже стар, и жизнь его клонилась к закату, однако король не оставлял своих намерений разделаться со своим злейшим врагом. Теперь в его голове зрел план, предложенный несколько лет назад великим полководцем доном Алваро де Базаном, героем Лепанто и покорителем Азорских островов. К тому же «пираты ее величества», особенно знаменитый Фрэнсис Дрейк, сильно досаждали торговому флоту Испании, что накаляло и без того «пунцовые» отношения между двумя государствами.

План короля был прост — собрать огромную, невиданную по размерам флотилию и совершить морскую экспедицию на Британские острова.

Еще одна новость будоражила Мадрид — грядущий переезд всего двора в замок Эскориал, наконец построенный после двадцатитрехлетних мытарств. Сам по себе переезд мало интересовал мадридцев, только как тема для застольной болтовни, но ведь в связи с этим, вероятно, введут новые налоги! А это уже коснется всех.

«Моралисты», сторонники «правильного» образа жизни, праздновали свою победу. В декабре 1585 года была принята целая серия указов, запрещающих все «развлечения». Нельзя было богохульствовать, шуметь в ночное время, устраивать дуэли со смертельным исходом, играть в карты и посещать проституток. Эти поистине драконовские законы были претворены в жизнь быстрее чем за год, но, как и стоило предполагать, не дали ощутимых результатов.

А в это время Мигель де Сервантес сидел у своего «окна идальго и, наверное, знал, что в десять часов из левой хижины напротив выйдет старуха и отправится в соседнюю лавочку за ячменным хлебом, а что правая хижина будет заперта вплоть до часа вечерней церковной службы».

Это, конечно, художественная гипербола Франка. Такой человек, как Сервантес, проживший бурную жизнь, полную приключений и смертельного риска, не мог тупо и скучно смотреть на «левую» и «правую» хижины с их престарелыми обитателями. Даже если так и было, то совсем недолго.

Менее чем через два месяца после свадьбы Сервантес уже принимал участие в чествовании одного из лучших мадридских поэтов, своего друга Педро де Падильи, проходившем в Мадриде.

В марте 1585 года Мигель встречается с антрепренером Гаспаром де Поррасом и подписывает контракт о продаже комедии «Путаница» и обязательстве написать к Пасхе этого же года пьесу «Константинопольская жизнь, или Смерть Селима». Спустя несколько дней в Алькале-де-Энарес из печати выходит долгожданная «Галатея». Сервантесу часто приходилось бывать в Мадриде.

Надо полагать, что в начале 1585 года Сервантес представил родителям Каталину, ведь они не были у него на свадьбе. Видимо, тогда или чуть позже, весной, он остался в Мадриде уже надолго.

Отец чувствовал себя совсем плохо. И это было немудрено, но, несмотря на трудную, полную тягот и беспокойств жизнь, глухоту, Родриго де Сервантес дожил до 65 лет — в ту эпоху это был почтенный возраст. 8 июля он продиктовал свое завещание, назначив душеприказчиками, как мы уже говорили, жену и мать снохи, выказав тем самым семье жены сына полное доверие. Он умирал гордый и спокойный, с чистой совестью, старик не оставил после себя ни одного не оплаченного долга. Учитывая сложную в материальном отношении жизнь Сервантесов, постоянные займы и проблемы с их отдачей, умирающему главе семейства было чем гордиться.

Следующее документально зафиксированное пребывание Мигеля в Мадриде относится к августу 1585 года. Возможно, после смерти родителя он вообще не покидал столицы. Подпись Сервантеса, как свидетеля, стоит под долговой распиской, датированной этим месяцем и полученной кредитором Инесой Осорьо, женой известного актера (антрепренера) Херонимо Веласкеса. Семья Веласкесов примечательна, кроме того, что она имела отношения с Сервантесом, еще и своим скандальным судебным процессом против Лопе де Веги.

Как раз к середине — концу 80-х годов относится вступление в театральный мир этого будущего театрального чуда Испании — Лопе Феликса де Вега Карпьо. Таково его полное имя. В те годы он делал первые шаги как профессиональный драматург, сблизившие его с закулисным миром и актерской средой. Тогда же он увлекся дочерью Херонимо Веласкеса Еленой Осорьо, и между ними возникла любовная связь.

Сервантес дружески общался как с семьей Осорьо, так и с двадцатилетним Лопе, с которым у него установились близкие, душевные взаимоотношения. В «Песне Каллиопе», недавно вышедшей «Галатее» имя юного Лопе упоминается Сервантесом среди известных поэтов, и он приветствует его многообещающие начинания в искусстве.

Роман Лопе с замужней Еленой длился пять лет и окончился разрывом отношений, вызванным появлением у актрисы другого, более состоятельного любовника. Несдержанный Лопе написал на бывшую возлюбленную несколько злых эпиграмм. Семья Веласкесов подала на драматурга в суд. В результате судебного разбирательства Лопе, приговоренный к выдворению из Мадрида на восемь лет и из Кастилии на два года, был вынужден уехать в Валенсию. Через три месяца после этого он женится, а еще через три недели на борту «Святого Иоанна» как участник экспедиции Непобедимой армады отбудет к берегам Англии. Сервантес тоже будет иметь отношение к печальному походу этой гигантской флотилии, но об этом позже. А в то время, о котором мы повествуем, Мигель продолжал свой «челночный» образ жизни, и снова пути двух будущих гениев мировой культуры пересекутся только через десять лет.

Сервантес много разъезжает, радиус его поездок постоянно растет. Кроме Мадрида, куда он ездит особенно часто, в круг его интересов попадает Толедо, где у семьи жены была недвижимость, несколько раз он бывал в Севилье. В декабря 1585 года мы обнаруживаем его в этом красивейшем из испанских городов. Остановился он, вероятно, у старого друга семьи Сервантесов Томаса Гутьерреса. Старый актер уже давно распрощался со сценой и теперь стал хозяином роскошной гостиницы на улице Байона, недалеко от великолепного Севильского собора, в ней любили останавливаться богатые люди. Сам хозяин хвалился, что в его заведении проживают «принцы, маркизы, графы и кабальеро».

В Севилье писатель «отложил в сторону перо и комедии», об этом, по крайней мере, свидетельствуют загадочные денежные операции, которые он осуществляет. Так, 2 декабря 1585 года Сервантес подписал обязательство выплатить в течение шести месяцев некоему Гомесу де Каррьону сумму в размере 200 тысяч мараведис, которые оговоренный Гомес де Каррьон ссудил ему «по его просьбе и ходатайству, чтобы сделать ему добрую услугу». В конце декабря Сервантес выдал банкирскому дому Бальтасара Гомеса и компании в Мадриде расписку в получении денежного перевода на 187 тысяч мараведис от севильских коммерсантов Диэго де Альбуркерке и Мигеля Анхеля Ламбиаса.

С какой целью он все это делал? Жан Канаважио полагает, что все эти денежные трансакции производились за счет молодого супруга Хуаны Гайтан, которому она выдала доверенность на сбор необходимых средств на издание «Кансьонеро» ее покойного супруга. Астрана Марин думает, что, возможно, это было связано со «стоимостью» разрыва отношений между Мигелем и Аной Франка де Рохас. К. Державин предполагает, что, «по-видимому, ему приходится посредничать в банковских и торговых операциях».

Под Рождество Мигель де Сервантес возвращается в Эскивиас, где присутствует на свадьбе племянника жены Гонсало де Гусмана Саласара с племянницей приходского священника толедской церкви Санто Томе, того самого, которого Эль Греко годом раньше изобразил на своей картине «Погребение графа Оргаса».

О, если бы, как сказал Астрана Марин, он изобразил вместо него Сервантеса, то мы имели бы подлинный портрет писателя, да еще и кисти Эль Греко…

В июне 1586 года Сервантес находится все в той же Севилье. В августе писатель уже в Эскивиасе, чтобы официально получить приданое за своей супругой Каталиной де Саласар. Сохранившаяся опись показывает, что Сервантесу досталось довольно неплохое приданое, хотя, может быть, и меньшее, чем он рассчитывал. «И этим я доволен, хотя желал бы большего» («Con росо me contento, aungue deseo mucho»), — заметит писатель в «Путешествии на Парнас». Всего добра при описи оказалось более чем на 400 дукатов.

Теща Мигеля Каталина де Паласьос не только исполнила свое обещание по приданому дочери, но и выдала тестю доверенность на полное управление всем имуществом семьи Паласьос, что, бесспорно, свидетельствовало о полном доверии зятю и уверенности в крепости брака.

 

ОПЯТЬ ОДИН

Брак продлился немногим более двух лет. Номинально он сохранился, но супруги просто долгое время не жили вместе, а встречались лишь время от времени. Воссоединение вновь произойдет ближе к концу жизни писателя.

Здесь тоже таится своя загадка, вероятно, была какая-то причина, которая вызвала внезапное начало и неожиданный надлом этого брака, но она нам неведома.

Может быть, не оправдались надежды на приданое, на что он намекает в «Путешествии на Парнас»?

Вряд ли! Семья Паласьос была достаточно зажиточна. Каталина имела свой собственный дом. Но, к несчастью, вместе с наследством мужа она унаследовала и кучу долгов. Вероятно, это семейная черта. Дед Гонсало де Саласар довел свои дела до очень плачевного состояния. В конце жизни он не мог платить слугам.

Но мы знаем, что Сервантес получил обещанное приданое. И не в этом было дело. Жена, будучи девушкой молодой, видимо, молилась на своего умудренного жизнью супруга и была ему беззаветно предана. Но прошел медовый месяц — и Сервантес вернулся к своим заботам: о престарелых родителях, о сестрах, о писательстве и заработке средств к существованию. Начались беспрестанные разъезды и путешествия. Конечно, жена, хоть и молодая, но, видимо, неглупая и грамотная, не могла соперничать с этой мужской тягой к подвижной, активной жизни. Если Сервантес провел в дороге всю свою жизнь, начиная с детства, когда его родители в поисках лучшей доли объездили всю Испанию, и заканчивая его кочевой воинской службой и пленом, то девятнадцатилетняя Каталина привыкла к родному дому, из которого она, вероятно, никуда и не выезжала. Это были совершенно разные люди по возрасту, жизненному опыту, привычкам и укладу. Сервантес не мог и не хотел провести остаток своей жизни в захолустном местечке, в глуши Ла-Манчи.

Знала ли Каталина об амурах Сервантеса с Аной Франка и о рождении Исабель? Исследователи полагают, что знала.

Кстати, дед Каталины Гонсало де Саласар тоже имел внебрачного сына. И дядя — Луис де Саласар имел незаконнорожденное дитя. Это было явлением обычным.

Но почему у Каталины и Мигеля не было детей? Обычно испанские семьи запросто имели пять, шесть детей, а нередки были случаи больших многодетных семей, по 12 и 13 отпрысков, и это при высокой детской смертности. Рожать женщины начинали сразу же после замужества и продолжали до зрелого возраста.

Может быть, Каталина не могла иметь потомство? По отношению к Сервантесу подобное предположение не приемлемо, так как у него уже была дочь. Возможно, он не хотел иметь больше детей, кроме Исабель.

Понятно только, что известие о существовании Исабель наверняка расстроило молодую и любящую жену. Кроме того, ее огорчало постоянное отсутствие супруга, находившегося в разъездах.

Одним словом, все складывалось не идеально. Семейная жизнь не клеилась. Кроме всего прочего, у Сервантеса не было постоянного заработка, и жена вполне могла ему сказать те же слова, что и донья Гьомар из «Судьи по бракоразводным делам» своему мужу: «…Я думала, что выхожу замуж за человека дельного и проворного; а через несколько же дней оказалось, что я вышла, как уже я говорила, за полено. Он не знает, которая у него правая рука; не находит ни средств, ни способов добыть хоть реал для поддержки своего дома и семейства… Ложится спать; но всю ночь он не успокоится, а ворочается с боку на бок. Спрошу его: „Что с тобой?“ Отвечает мне, что сочиняет в уме сонет для друга, который его об этом просил. Он воображает себя поэтом, как будто это такое занятие, которое избавляет от нужды».

На это же время приходится, как полагают исследователи, творческий кризис Сервантеса, его временное неверие в свое предназначение. Ведь за это время он написал всего лишь три сонета, два из которых опубликованы в 1587 году, хотя написаны наверняка раньше. Совсем не густо. Мы помним, что по договору с Поррасом он должен был написать пьесу «Константинопольская жизнь, или Смерть Селима». Но об этом произведении нам ничего не известно, равно как и о том, что стало с комедией «Путаница», также упомянутой в этом контракте. Вероятно, если бы она была поставлена и имела успех, до нас дошли бы если не сама пьеса, то какие-то отклики современников.

Итак, разойдясь с молодой женой и «отложив в сторону перо и комедии», Сервантес занялся другими делами и… пропал с литературного небосклона Испании на целых 20 лет!