1
Да, тварь планировала точно на меня.
Не могу сказать, что вид падающей на меня крылатой миляги вызвал у меня приступ паники, но и особого восторга, как вы легко можете представить, я при этом не испытал. Я отскочил в сторону, поспешно нагнулся, и перепончатые крылья рассекли воздух буквально в считаных сантиметрах от моей головы. Царевна крикнула:
— Что это такое? Что за безобразия… в цивилизованном городе?..
— Вы хотели сказать, ваше высочество, ПОД цивилизованным городом, — любезно поправил ее Гаппонк. — Кроме того, вас может позабавить или, напротив, расстроить, но столица государства, возглавляемого вашим батюшкой, от нас несколько дальше, чем вы сейчас думаете.
— Уберите от нас своих страшилищ! — решительно потребовала царевна, и ее выдержке и уверенному тону можно было только позавидовать. В конце концов, она была воспитана в духе материализма и атеизма, ей с младых ногтей внушалось, что никакой нечистой силы не существует. А тут — на тебе! — целый парад монстров, способных передвигаться по воздуху, по земле и даже под землей.
Надо сказать, что колдун Гаппонк ее вдруг послушался. Правда, смотрел при этом исключительно на меня. Я отозвался:
— Я так понимаю, что вы желаете с нами пообщаться, а не скормить своим зверушкам. Тогда уберите свою свиту, пожалуйста. Если вы думаете, что мы получаем эстетическое удовольствие, разглядывая ваших тварей, так вот нет.
— Приятно поговорить с умным человеком, — сказал Гаппонк и мановением руки приказал своим страшилищам ретироваться. — Хотя в прошлую встречу с моими питомцами вы были не очень-то гуманным, Илья. Разрешите мне звать вас именно так. Что до моей персоны, то обо мне вам уже рассказали вот эти милые дамы из сыскного агентства. Меня зовут Гаппонк, некоторые еще прибавляют к этому имени числительное Седьмой. Честно говоря, затрудняюсь указать, почему именно седьмой, да меня это и не заботило.
Краем глаза я увидел, как царевна Лантаноида смотрит в сторону пистолета, который я откинул ударом ноги. Гаппонк тоже это приметил. Ухмыльнулся широко, радушно:
— Что ж это вы, Анастасия Ивановна? Вас много, да еще пистолетом завладеть метитесь, а я один, и к тому же без оружия.
— Что вам угодно? — спросил я хмуро.
— Хочу предложить вам обоюдовыгодную сделку, уважаемый Илья. Вы в наших краях человек новый, многого не знаете, так что можете сглупить, ведь вы у себя в Истинном мире уже наломали дров. Да-с, да-с, уже и до нас эти вести докатились. Вот что: я могу отправить вас обратно в ваш Истинный мир, и на этом наши пути расходятся. Идет? Или как?
— Обратно домой? — дрожа от холода, выговорил я.
— Совершенно верно, — быстро сказал он и дернул правым веком раз и другой, словно от нервного тика, — кроме того, я без труда могу избавить вашу племянницу от этих милых рожек и копытец. Которые, конечно, ей идут, но ее матушка, ваша сестра, вряд ли придет в восторг… Бесспорно, в вашем мире у вас будут определенные неприятности, связанные сами знаете с чем, но ведь вы ни при чем, и ваша подруга погибла не от вашей руки. Вы сумеете доказать свою невиновность, я совершенно в этом убежден. Ну что, Илья Владимирович, по рукам?
— Так, да?.. Что же вы хотите за вашу… бр-р-р… услугу? — стуча зубами, отозвался я.
— Мелочь, сущую мелочь! Вы отдаете мне все три артефакта, которые были переданы вам братьями Волохами. Вздорные старикашки все напутали, едва не ввергли наши земли в о-очень неприятную историю…
— А за старикашку не хочешь ли в кадык, колдун? — спросил присутствующий в пещере дед Волох, недобро щурясь в сторону Гаппонка. — Илюша, не слушай этого типа. Сначала он натравил на вас своих чудищ, а потом понял, что силой так просто не возьмешь, и решил теперь лестью. Подкупом и словом хитрым, лживым взять… Сгинь, колдун! Мы с тобой оба знаем, что ты не по зубам себе выбрал добычу! Так что забирай своих кролокротов и змееящеров и проваливай в свое логово.
У старикана прорезался несомненный ораторский дар: мага Гаппонка Седьмого он уел не по-детски. Лицо стоявшего перед нами колдуна потемнело и стало морщинистым и злым. Две глубокие складки пролегли на переносице, и он прошипел:
— Ах, вот ты как… советчик! Ну поди ж, как бы не пришлось раскаяться! Думаешь, он единственный, с кем я могу пойти на сделку? Еще есть другой, и ты знаешь, о ком я говорю!
— Проваливай, проваливай, — сказал дед Волох равнодушно, и спокойные властные нотки, каких мне еще не приходилось у него слышать, промелькнули в его голосе. Гаппонк изогнулся, его голова по-змеиному качнулась над линией плеч, и до меня донеслись негромкие, вкрадчивые слова:
— Ну что же… Пусть будет по его… Только как бы не пожалел о том, что содеял… что отказался от верного спасения не только своей души и тела, а и души и тела своей любезной Елены, которая, кажется, безвременно почила… во цвете лет…
Что-то горячее, оплывающее багрово-красным, жарко взорвалось в голове, и я рванулся к магу, стоявшему в нескольких шагах от меня. Телятников схватил меня за плечи и принялся оттаскивать, как цепного кобеля. Дед Волох принял посильное участие в моем усмирении, при этом нашептывал мне в ухо: «Не слушай его, искусителя коварного, лживого… Ведь Гаппонк плоть от плоти темных сил и только и жаждет, как вернуть в Овраг своего повелителя, Темного Пилигрима, который бродит где-то поблизости, в незнаемых безднах, и, быть может, еще и сам не ведает о том, КТО он… Не слушай Гаппонка! Не слушай проклятого!»
По всей видимости, хитроумный Гаппонк Седьмой понял, что в данный момент не сумеет противостоять напору волоховского черного пиара, который сливался неудержимым потоком. Колдун подпрыгнул и вдруг исчез, а на том месте, где он только что был, с грохотом разорвался клуб синего пламени. Гаппонк и на этот раз не смог удержаться от визуальных спецэффектов и звукового к ним сопровождения…
— Это он!.. — прохрипел я. — Это он убил Лену, на нем сейчас даже был такой же костюм, как тогда, когда он стоял на лестнице…
— Да ты что такое несешь, Винни? — послышался сбоку голос Макарки. — Чтобы Лена целовалась с этим зубастым страшилищем, да еще на собственной свадь…
— Заткнись!!! — завопил я и, навернувшись на льду, упал навзничь, больно стукнувшись затылком. К тому же я прикусил до крови губу. Как ни странно, от этого даже стало легче. В голове толклось какое-то назойливое бормотание, а когда я несколько пришел в себя, оно облеклось в глуховатые слова:
— Вставай, Илья… Он не он, та одежа или не та, в этом можешь разобраться только ты один.
Я скосил глаза, увидел старика Волоха, присевшего рядом со мной на корточки, и выговорил:
— Это он, этот колдун!.. Это он, он!.. На нем…
— Не торопись выносить свой приговор, — серьезно сказал старик. — Мало ли что тебе может показаться. Ты ударился головой.
Я стиснул зубы и стал подниматься…
С исчезновением проклятого колдуна (все равно это он был на лестнице, он, я уверен!) мороз стал ослабевать, и уже через несколько минут стало если не тепло, то, по крайней мере, сносно. Сверху начало капать. Капель все усиливалась, и не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это тают те самые ледяные гирлянды, что величаво красуются под потолком пещеры. Таяли они с быстротой, опровергающей все физические законы (если о таковых вообще можно говорить, находясь в этом сумасшедшем мире!). Потом ледяные глыбы стали падать. С грохотом они проламывали лед подземного озера, вздымая в воздух целые фонтаны брызг и выворачивая здоровенные льдины, еще недавно прочно спаянные в единый ледовый панцирь озера!.. Зрелище было впечатляющее, видно, Гаппонк любил эффектные сцены.
— Надо отсюда уматывать, — сказал старик Волох, и все согласно закивали головами, даже несговорчивая царевна Лантаноида, которая так и не успела забрать свой пистолет. Слава богу, или кому они тут молятся… Светлому Пилигриму, е-мое!.. Возвращаться назад тем же путем, каким мы сюда прибыли, не представлялось возможным: двигаться вверх по промерзшему руслу реки, по уже подтаявшему льду никак нельзя, и трех шагов не пройдешь, как скатишься на исходные позиции! Так что нужно следовать принципу, продекларированному еще Владимиром Ильичом: мол, мы пойдем другим путем. Есть такая партия!.. Итак, наша партия в составе трех лиц мужского пола и аж четырех женского проследовала другим путем, обнаруженным зоркой Чертовой. Она довольно быстро нашла в сплошном массиве камня, составлявшем стену пещеры, проход, стиснутый меж двумя валунами. Чертова сама провела рекогносцировку и вместе со своей напарницей дошла до конца обнаруженного тоннеля, в то время как мы щелкали зубами от холода и приводили себя в порядок.
— Эгегей! — послышался из тоннеля голос экс-ведьмы. — Ступайте сюда, этот ход выводит в лес!
— В лес? — насторожился старик Волох, в очередной раз запустив пятерню в косматую бороду. Похоже, этот жест служил у него чем-то вроде нервной разрядки. — В какой лес?
— Да в любой, черт возьми! Желательно — тропический!.. — отозвался Макарка, продолжая выбивать зубами дробь, хотя и не такую интенсивную, как при Гаппонке.
Вскоре мы выбрались на вольный воздух и оказались в сумрачном лесу, сквозь листья и ветви которого с трудом продиралось солнце. Тут было прохладно, но по сравнению с ледяной пещерой здесь была просто-таки финская баня. Расторопная Чертова немедленно принялась осуществлять ориентировку на местности, а Макарка объявил, что он самым постыдным образом хочет жрать. Дед Волох сказал:
— Кажется, я знаю, где мы. В Завидовском лесу. Тут недавно вихрем повалило много деревьев, так что как бы нам не пришлось идти к реке через бурелом. Э-эх, что-то спину прихватило от холода, от сырости…
— Ладно тебе прибедняться, дедушка, — сказала царевна. — Прыть у тебя, как я посмотрю, просто молодая.
— Вы еще не видели, ваше высочество, как он через ограду больничного парка сигает, — проворчал Макарка, не без опаски косясь на отпрыска царской фамилии. — Просто Сергей Бубка какой-то. А теперь жалуется… Не верьте ему, девушки, он все врет. На самом деле он втрое здоровее меня.
Дедушка полностью оправдал выданные ему авансы. Увидев, что никто не верит в его немощность, он преисполнился бодрости и уже через полчаса вывел нас к сторожке на берегу пустынной реки. Впрочем, сторожка— это довольно скромно сказано. Дом, к которому привел нас дедуля Волох, по степени комфортности представлял собой нечто среднее между особняком сыщицы Елпидофории Федотовны, в котором базировалось агентство «Чертова дюжина», и хибарой Бабы-яги, поклонницы группы «Ленинград». Возле дома мы увидели какого-то человека в пиджаке с орденскими планками, типичного отставного военного, выехавшего на сельскую местность и наслаждающегося покоем. На голове товарища красовалась бежевая дачная панама, похожая на рождественский пирог, в руках имелась мотыга, которой тот старательно разрыхлял грядки с кустами помидоров и перца.
— Приветствую вас!.. — замахал ему рукой старик Волох. — Как ваше здоровье?
Человек с орденскими планками пожевал губами и густым голосом ответил медленно:
— Блаходарю, товарищч. (У него было «г» южного образца, так называемое фрикативное.) Не жалуюсь. А шо это… мням-мням… с вами за товарищчи?
Макарка Телятников всплеснул руками и воскликнул:
— Твою мать! Винни, глянь! Нет, только глянь! Это же типичный Брежнев! Он ведь давно умер! Вылитый Леонид Ильич, поди ж ты! Да тут… нет, ты посмотри… манера беседы, эти брови… орденская планка, только пяти Звезд Героя СССР не хватает!.. Или сколько там у него было?
— Это лесник Леонид, — сказал старик Волох, — мой хороший приятель. Вышел на пенсию и теперь вот землицей решил призаняться. Выращивает овощи, картошечку вот посадил.
— Картошечку, — охотно подтвердил вышедший на пенсию товарищ.
Мы были приглашены в дом. Радушный хозяин немедленно состряпал немудреную закуску и выставил на стол две бутылки зубровки. Макарка Телятников хотел сказать, что у нас с собой есть, но я знаком показал ему — не стоит. Зачем мешать красное с беленькой? Тем более нам выпить-то только для запаху, а дури да глупости, как говорится, и своей вдосталь.
После того как было выпито по несколько рюмочек, общество раскололось по интересам. Раскол вышел довольно неожиданным: хозяин сторожки, которому, казалось бы, положено общаться с более близким ему по возрасту — да и вообще близким — дедом Волохом, избрал совершенно другое общество. Не тут-то было — со старым песочником Волохом!.. Местная ипостась дорогого Леонида Ильича оказалась в центре целого цветника, а именно между Чертовой, Дюжиной и царевной Анастасией (признаюсь, я время от времени подзабываю ее второе, химическое, имечко). Лесник хитро подмигивал, выкатывал широкую грудь и произносил уморительные тосты, имевшие успех среди женской аудитории. Телятников, наевшись до отвала картошки, тушенки и салата, отвалился на дальний диван и играл там в «пьяницу» с моей племянницей Нинкой. «Пьяница» — это такая карточная игра, если вспомните. Старик же Волох занялся мной. Честно говоря, я и сам хотел с ним переговорить, и тут наши устремления совпадали.
— Не думал, что этот колдун Гаппонк так быстро оставит нас в покое, — признался старик. — Опасается, стало быть, уважает!
— Да видал я в гробу его уважение.
— Глупые твои слова. В каком гробу?..
— В дубовом с кисточками, — буркнул я, — с сигнализацией! Ты лучше, дедушка, пользуйся случаем и расскажи мне, что за чертовщина творится с нами и вокруг нас, после того как мы с Макаркой повстречали вас в этом проклятом больничном парке! Я, конечно, сам уже догадываюсь о многом, но лучше, — тут в моем тоне проскользнули нотки, встречавшиеся, верно, у добрейших следователей гестапо на допросах участников организации «Молодая гвардия», — но лучше, если ты сам мне все изложишь. И не думай валить на склероз, а также на двух своих братцев. Тех бегунов и борцов… если они вообще в твоей родне состоят!
— В чем лично мы очень сильно сомневаемся! — крикнул из угла Телятников, забирая своим валетом Нинкину десятку.
Дедушка сложил руки на груди с таким скорбным видом, словно в ту же минуту вознамерился помереть. Потом он профилактически покряхтел, несколько заискивающе заглянул мне в лицо. Поняв, что отвертеться от развернутых объяснений не удастся, начал:
— Да я, Илюша, особенно и не запираюсь… тут ведь дело такое, что лучше все начистоту… Начистоту-то — оно всяк лучше, верно я говорю? Говорю, говорю!.. — прибавил он поспешно, увидев мое задушевное лицо. — Тут все очень просто, Илюша. Древнее пророчество гласит, что, когда Темный Пилигрим встретится с Белым лицом к лицу, откроются границы Оврага и хлынет вся здешняя живность в пределы Истинного мира!.. (Это он о Трилогии Горыныче, Бабе-яге, кролокротах и змееящерах Гаппонка так нежно: «живность», так, что ли?) Но вот уже много тысяч лет пути Светлого и Темного, живущих где-то там, в Истинном мире, не пересекались. Однако последние десять или пятнадцать лет странные дела стали твориться в Мифополссе, да и в Овраге… ох, спина!.. признаться, тоже. К нам, в Мифополосу, стали просачиваться отголоски Истинного мира… слова, веши… теперь вот люди — вы. Что это значит? Это значит, что все последние годы те двое, что носят в себе души Светлого и Темного, живут совсем близко друг от друга. Совсем близко и в любой момент могут встретиться. Ты меня понимаешь? Это… это как два магнита, а между ними возникает такое… взаимодействие…
— Ну, вот только не надо читать мне основы школьной физики в этих… в начальных классах. Знаю! А то, что с некоторых пор в этот ваш Овраг сливается все что ни попадя из нашего мира, это я уразумел еще по нашим подругам из «Чертовой дюжины», любительницам детективной литературки. Да и имя царя, Урана Изотопыча, как-то не очень с основами самодержавия гармонирует… Вообще должен тебе сказать, что устроен ваш мир очень бестолково, и в законах его толком не разберешься.
— А если и разберешься — себе дороже, — тихо сказал старик, не отрывая от меня взгляда желтоватых глаз. — Таков уж этот мир Оврага. Только я не заметил, что ваш, Истинный, мир устроен справедливее.
— Сейчас мы говорим о том, что вокруг нас, а не об Истинном!.. — глупо, по-мальчишески, огрызнулся я. — Излагай дальше, дедуля!
— А что тут дальше излагать? — сказал он, и по его глуповатой улыбке я понял, что дед сейчас снова начнет показательную маразматическую программу. — Я сам ничего не знаю. Мы, мил-человек, живем по поговорке: «На кого бог пошлет!» Мне с братьями нужно было найти того, кто примет эти три вещицы, доставшиеся всем нам, кто живет в Мифополосе, от нашего Творца, Белого Пилигрима. Побывали мы во многих землях Оврага, исходили всю Реку от устья до истока, хаживали и туда, и сюда, да так и не могли найти, кому вручить сии предметы!.. А тут вдруг вышло, что мы оказались в Истинном мире, и первыми, кто сумел нас увидеть, были вот как раз ты с твоим другом. А уж почему вы нас углядели, о том вам судить!..
И старик Волох захихикал своим дурным дребезжащим смешком, за который он заслуживал минимум тычка в скулу.
Но я думал уже о другом. У меня в голове все еще звучали последние слова нашего престарелого провожатого, которые предстали в мыслях совсем уж в неожиданном свете. «Уж почему вы нас углядели, о том вам судить!.. » Санитары! Те санитары, которые прошли мимо стариканов. Значит, они их просто НЕ ВИДЕЛИ! А вот я и Макар отчего-то сумели… Так, так! Нет, решительно окажется, что именно на нас взвалят идиотскую обязанность избавлять этот мир от очередных неприятностей! А еще лучше — если окажется, что в меня или в Макарку, а то и в Нинку (недаром у нее рожки выросли, а от моего отражения разбилось тогда зеркало Истинного зрения!!!) вселилась, как коварный вирус гриппа, эта злополучная психоматрица Белого Пилигрима!
Я так разгорячился от этой вздорной мысли, что немедленно высказал ее вслух. К моему искреннему облегчению, старик Волох отрицательно покачал головой и сказал:
— Нет, сынок, это вряд ли. Светлый Пилигрим — это Бог. Ты давно видел себя в зеркало? (Снова — зеркало!) Похож ты на Бога? Нет, не похож. А я и сам не знаю, почему мы тогда отдали вам сундучок. Вот просто решили, что нужно отдать именно вам, мы и отдали… Признаюсь, нам уже надоело таскать эти проклятые вещицы!.. К тому же мне кажется, один из моих братьев стал часто прикладываться к бутылочке… Да-да, той самой… Его тоже можно понять — стар он, чтобы бегать по земле и искать неизвестно что и кого — у моря погоды… Гаппонк! Теперь он от нас так легко не отстанет. Думаю… думаю, что придется ратиться с ним и с его этими… а может, не придется.
Маразматик!
Я вздохнул. Еще несколько дней назад я, наверно, вывалил бы на эту клочковатую седую башку все, что знал о русском мате. Ведь все наши беды оттого, что трое маразматиков, бегающих с тремя артефактами, доставшимися от бестолкового божества, всучили нам сундучок… Но сейчас я уже выдохся, что ли… Овраг, Мифополоса! Я вздохнул. Большего, большего я ждал от разговора со стариком Волохом. А так — все чудеса объясняются просто-напросто наличием у нас шапки Белого (вариант, и тут вариант — Светлого!) Пилигрима, портвейна с «тремя шестерками», а также дурацкой книги, исписанной каракулями, которые никому не прочитать… Да и какой дурак вообще станет читать эту дребедень?.. Грустно, девушки. Я вздохнул и собрался присоединиться к компании во главе с лесником Леонидом. Этот ни о чем не задумывался, весело проводил время в отличном обществе!..
И тут в дверь сильно постучали.
Признаюсь, я вздрогнул. Я скоро от всего буду вздрагивать, даже от вида собственной пошатывающейся тени.
Старик Волох поднял голову и сказал скрипуче:
— Леонид, а вы кого-нибудь ждете?
— Я, товарищчи, — неторопливо принялся отвечать наш радушный хозяин, — никого не жду, а вот недавно… мням-мням… заходил товарищч тролль, из числа наших немецких товарищчей… так вот у него жена ждет ребенка… Уже седьмого! Думаю, что за такую плодовитость… кгрррм… хм… ее нужно нахрадить…
— Так. Понятно, — сказал Макарка. — Тролль. Очень мило. Только мне кажется, что там не… (С этими словами он нетвердо подошел к окну и стал припадать глазом к щели в чу-у-уточку оттянутой створке.) Там не тролль. Как бы это оказались не… Ох!
Тут во мне закрутились винтом внутренности, как будто кишки запустили в мясорубку. Очень милое ощущение…
— Ох! — повторил Макарка…
2
— Кто?!
— Винни, вот это номер!.. Дак это ж царь! — поразился Макарка, приоткрыв створку и едва ли не до половины высунувшись из окна. — Да еше пешком! Первый раз вижу, чтоб цари пешком ходили!
— Царь? — Мне тут же припомнился известный советский фильм с участием царя Иоанна Васильевича, и на мгновение во мне поселилось опасение, что от хронического пьянства Макар Телятников все-таки поехал рассудком и несколько свихнулся на тучной ниве белой горячки. Но, как показало ближайшее будущее, рано я пел панихиду по своему приятелю. Стук в дверь усилился, он стал настойчивым, и, когда размякший хозяин, ворча и шамкая, все-таки открыл дверь, выяснилось, что в гости к почтенному леснику Леониду Ильичу в самом деле прибыли царь Уран Изотопович и его первый министр, синебородый Дмитрий Иваныч. Последний был в лопнувшем на спине министерском мундире, а вид имел помятый и в высшей степени несчастный. На лбу запеклась здоровенная ссадина, и происхождение ее я, чуть припомнив, определил так: это я сам запустил в него томом — там, в библиотеке, в свинцовой комнате!..
Но какими судьбами? Что вынудило царя и его сановника бросить свой дворец и бежать через лес, проситься на постой в лесную сторожку? Забота о провалившейся в кротовую дыру дочери? Да едва ли. Впрочем, сейчас все выяснится.
— Здравствуй… мням-мням… вуй-те… доро-хой царь, — объявил хозяин и незамедлительно облобызал самодержца. Уран Изотопович поморщился, однако же стойко выдержал натиск пенсионера и сказал:
— Не думал, что придется еще раз свидеться вот так. А вы кушаете, я смотрю? Царя не угостите? Точнее… — по его лицу побежала тень, — бывшего царя…
Царевна выметнулась из угла навстречу отцу и воскликнула:
— Папа, что значит — «бывшего»? Что это за дурацкие шутки, а?
— Какие там еще шутки? Налейте царю, и все расскажу. И Дмитрию Иванычу тоже плесните, а то он у нас все время химичит, ставит какие-то эксперименты со спиртом, а до сих пор не то что губ, а и усов с бородой в водке толком не омочил.
— Это мы, товарищчи, мням-мням, немедленно… гм… исправим!.. — Радушный хозяин разлил зубровки. Известие о том, что царь приобрел к своему титулу печальную приставку «бывший», ничуть не омрачило сияющего выражения его широкого лица, щедро украшенного бровями и отягощенного массивным щеками. Впрочем, что ему печалиться?.. Даже если это пресловутый вариант Леонида Ильича, все равно, где вы видели генсека, который скорбит из-за свержения царя?
Царь выпил и, подсадив к себе дочь и гладя ее по голове, начал свой невеселый рассказ. Начал он так, что уже на первой фразе был перебит сразу несколькими голосами:
— Позавчера, когда вы самым возмутительным образом сбежали из моей тюрьмы…
— Позавчера? Да это было несколько часов назад!
— У вас в тюрьме отвратительное содержание!
— Кроты разные противозаконно лазают! Кролики скачут!..
— А пещеры под стольным городом кишат колдунами!
Эту последнюю фразу выговорила царевна Лантаноида, и именно к ней повернул свое бородатое лицо царь Уран Изотопович. Он шевельнул ноздрями и глухо выговорил:
— Вы… вы тоже встретили его?
— Что значит — тоже? — спросила Чертова. — Если вы имеете в виду мага Гаппонка Седьмого, то да, мы имели несчастье наткнуться на него в ледяной пещере, где он ждал нас со своими тварями. Он был очень любезен и неожиданно быстро оставил нас в покое. Это было не так уж и давно!..
— Сегодня? — вмешался Дмитрий Иванович.
— Да, сегодня.
— И вы говорите, что сбежали сегодня же? —Да.
— Этого никак не может быть. Вы убежали два дня назад, а через несколько часов после вашего исчезновения орды мерзких тварей, каких нет на свете, осадили мой город, — сказал царь, и не было в его лице ни кровинки. — Дмитрий Иванович говорил, что такого не бывает и что это какой-то новый вид сложной коллективной галлюцинации… Однако, после того как от высланного навстречу «галлюцинации» полка через считаные минуты ничего не осталось, — ОНИ СОЖРАЛИ ВСЕ!!! — даже первый министр поверил, что ЭТО существует на самом деле. И что именно такие твари причастны к убийству Хранителя и похищению книг из…
Царь осекся. В его бороде, на висках посеребрились целые пряди волос. У Чертовой подрагивали губы. Параська Дюжина закрыла лицо маленькими белыми руками, а Макарка закусил губу. Только слышно было, как кряхтел дед Волох. Он-то первый и заговорил:
— Вот. Началось. Они объявили войну. Они напали первые… Что ж, такие, как они, всегда нападают первыми. А что нам показалось, будто в той пещере прошло совеем немного времени… От такого холода даже само время замирает и сжимается. Замерзла ведь и остановилась в своем течении подземная река… Таковы законы, таковы законы Мифополосы…
— Дурацкие законы, — в который раз пробормотал я. Царь продолжал свой невеселый рассказ. Многое из этого рассказа показалось мне совершенно диким, невероятным. Из разряда того, что бывает только в особо изощренных кошмарах, возникших в чьем-то не совсем здоровом мозгу. Царь рассказывал о том, что полчища чудовищ вторглись в город. Город прекрасно защищен, крепость в его центре совершенно неприступна. Но есть оговорка: она неприступна ДЛЯ ЛЮДЕЙ. В армиях же проклятого Гаппонка людей замечено не было. Если не относить к человеческому племени его самого. Хотя кто-кто, а я воздержусь от этого. Гаппонк… откуда ж ты взялся на наши головы, подлая тварь? Неужели я прав, и тогда, на лестнице, видел именно его? Но Лена… как же она могла общаться с ним, как она могла?.. Мне показалось, что даже сейчас я слышу тот негромкий, чуть присвистывающий злой шепот, которым он что-то горячо ей втолковывал. Помню, какое у нее было бледное лицо, как она слегка приподнимала брови, когда он делал паузы… И ведь как я ни силился, никак не мог расслышать, что же он ей говорит. Не для моих ушей!.. Как братья Волохи были не для глаз санитаров из городской больницы…
Я позабыл слушать царя Урана Изотоповича и воспринял только несколько эпизодов из всей его речи, горячей, страстной, перемежающейся бессвязными восклицаниями и понятными требованиями немедленно выпить, залить горюшко. Я запомнил только то, что половину стен крепости разрушили, Храм Белого Пилигрима источен кролокротами и теперь напоминает пустые соты, очищенные от меда и воска, а небо над столицей контролируется гаппонковскими люфтваффе, мерзкими змееящерами разного калибра, но одинаковой свирепости и кровожадности. Именно этих чудищ, а вовсе не пресловутых Боевых кролокротов, больше всего испугался царь-батюшка. Говоря о них, он едва не ронял свою рюмку. Рюмка прыгала в трясущихся пальцах и норовила расплескаться и выскользнуть. Царь рассказывал… Змееящеры снижались на бреющем полете и, подхватывая с земли одного или сразу двух защитников города кольцами своего удавообразного хвоста, снова взмывали в воздух. Несчастная жертва удушалась уже в полете, и никогда, никогда не забыть царю и его первому министру Дмитрию Ивановичу, как с неба ПАДАЛИ, как град небесный, мертвые, посиневшие от удушья солдаты… Черт побери! Этот Гаппонк Седьмой с его уродами оказался еще большим изувером, чем можно было предположить, исходя из содержания нашей встречи. Крепко он перепугал отнюдь не робкого самодержца. Да и меры психического воздействия тут НА ВЫСОТЕ… На высоте полета этих перепончатокрылых мерзостей!
Никто не решался проронить и слова. Царь давно уже умолк, а все продолжали сидеть, стараясь не глядеть друг на друга. У Чертовой дергался рот. Даже благообразное лицо лесника Леонида как-то осунулось, брови повисли, а ноздри отяжелели и раздулись, словно от простуды. Наконец заговорил старик Волох. Он сказал:
— Тяжелые испытания грядут, братья и сестры. Только всем миром можем справиться с погибелью, насланной Гаппонком Седьмым. Могущественны силы его магии, сильны и кровожадны его слуги, и вездесущность их не может не ужасать. (В этот момент он напомнил мне этакого одряхлевшего Тараса Бульбу, произносящего речь перед советом куренных атаманов в Запорожской Сечи: дескать, есть еще порох в пороховницах, честны панове козаци!) Но мы можем ответить на этот вызов.
— Все прохрессивные силы моих товарищчей… мням-мням… будут брошены на борьбу с Гаппонком, — сказал хозяин дома.
— У нас тоже найдется чем ответить, — сказала Чертова и выразительно посмотрела на меня, — к тому же мы можем сформировать ополчение. Мифополоса никогда не была единой, но теперь мы должны сплотиться перед…
— …перед лицом общего врага!!! — пискнула Дюжина. А царевна Лантаноида сказала:
— Предлагаю выехать во второй после столицы город нашего государства, Синеморск.
— Как-как? — переспросил Макар Телятников. — Сине-мор?.. А там нет пригородов Хмелевки, Бухалова и мемориального комплекса Наливайко-не-Жалей?
На него глянули свирепо. Веселость была явно неуместной, более того, она была просто возмутительной. Впрочем, ограничились легким внушением и перешли к обсуждению регламента. Чертова произнесла:
— Немедленно нужно уведомить Трилогия Горыныча.
— Он уже знает, — быстро ответил царь. — Я успел воспользоваться телеграфом и уведомил его о том, что происходит в столице. Скоро он должен быть здесь, и тогда с его помощью мы отправимся в Синеморск. Уже там, в городе, приступим к формированию добровольной армии и народного ополчения. Не верю, что мой народ покинет в беде своего государя!
Свеженькое личико сыщицы Дюжиной раскраснелось. Она воскликнула, даже перестав шепелявить:
— Лично я берусь рекрутировать весь личный состав чертей из трех омутов, в которых сильно влияние моей родни!
— Возможно привлечь иноплеменных наемников, — сказала Чертова. — Из немецких и иных инородных земель Мифополосы. Не очень-то мы с ними дружим, но Гаппонк равно враг всем нам!..
Все вдруг страшно развеселились (насколько вообще можно говорить о веселье в такой незавидной ситуации). Дмитрий Иванович огладил свою модную синюю бороду и сказал:
— А я берусь поднять силы науки. Есть в моем распоряжении…
— А я!.. — вскочила царевна, но тут же была перебита собственным родителем, который закричал:
— Бросим все силы против ненавистного губителя и завоевателя! Костьми ляжем, но не позволим!.. Ибо силен я и имею большие связи, и мои друзья из дружественных земель придут на помощь, если сами не хотят попасть под пяту коварного Гаппонка! («Буль-буль», — сказала водка, лиясь в глотку разгорячившегося самодержца.) Мой союзник, бабрбульонский герцог Шлиппершахт… Шапперлахт!..
— Ух! Ну и имечко, — сказал Макарка, с любопытством глядя на царя, силящегося выговорить имя своего потенциального союзника в борьбе с коварным магом Гаппонком. — Напоминает одну милую историю. Один наш университетский однокурсник по прозвищу Суворик сдавал экзамен по зарубежке. Ну, зарубежной литературе. А он обкурен. Недурно так обкурен, в самый раз для экзамена. Берет билет, а там вопросик красуется: «Творчество Гёльдерлина». Такой немецкий писатель. Так ему, верно, недостаточно, что его самого черт-те как зовут, так он еще и книжки пишет: «Гиперион», «Смерть Эмпедокла»… попробуй выговори! Суворик как зарядит: «Творчество Гль… Гельден… дер… блина!» Преподавательница: «Так. Понятно. Бери следующий билет». Он берет. А там, знаете ли, красуется такой писатель по фамилии Гриммельсгаузен. Так писателю мало, что он сам Гриммельсгаузен, так он еще написал роман «Симплициссимус»! У Суворика язык начинает цепляться за десны, как он эту чушь пытается выговорить!.. Препод: «Ладно. Третий билет бери». Он берет. Там Жорж Санд, которую он позорно назвал Джордж Санд и еще полагал при этом, что это мужик! Вот такие имена… А вы говорите — Шапперлахт!
Дальнейшие возможные рассуждения Макарки были загублены появлением у сторожки нашего старого трехголового знакомца. Трилогий Горыныч опустился прямо на грядки с помидорами и перцем и, особенно не чинясь, сунул центральную голову в трубу дымохода и заговорил. От его дыхания из камина лесника повалил дым, а все гости и хозяин принялись чихать и кашлять. Печь-чревовещательница возвестила голосом Цицерона Горыныча:
— Вот и я. Собственно, мой прилет был поставлен под вопрос нападением этих возмутительных созданий Гаппонка. Пришлось применить мускульную силу. Троим я сломал хребты ударами хвоста, но еще четверо успели вцепиться в лапы и крылья, а у Спинозы Горыныча прокусили шею.
— Потому мы нуждаемся в медицинской помощи, — послышался в отдалении задыхающийся голосок Спинозы Горыныча. — Ибо сказано в трактате «Море Небухим»…
Макарка Телятников закатился от смеха. Кому-кому море?.. Спиноза Горыныч принялся объяснять, что «Море Небухим» — в переводе «Учитель заблудших», сочинение великого мудреца раннего Средневековья … Легко догадаться, что фрондирующую голову никто не слушал. Трилогию Горынычу удалось залезть в пристроенный к основному корпусу лесничества флигель, и уже тут, под крышей, начал составляться и утверждаться гениальный план тотальной войны со злобным, коварным магом Гаппонком Седьмым, повелителем Боевых кролокротов и змееящеров, юным мичуринцем.
3
Мы расположились боевым лагерем в Синеморске и стояли уже второй месяц (насколько вообще можно говорить о точных временных сроках в этом нелепейшем из миров!). Надо сказать, что это время было не самым худшим в моей жизни. Могу даже уточнить, что у меня появились некоторые виды на царевну Анастасию, которую я звал Настей и ни в коем случае не соглашался именовать этим чудовищным научно-непроизносимым имечком Лантаноида. Вот она, совесть человека двадцати двух лет от роду: кто ближе, тот и дороже!.. Порой мне казалось, что никакой Елены Лесковой не существовало вовсе, что все происшедшее с нею и со мною — просто кем-то дурно выдуманная сказка для любителей душещипательного. Конечно, порой на меня находили удушающие припадки совестливости и стыда, в основном по утрам. Нет, между нами ничего не было: не того Настя воспитания, чтобы вот так, запросто… Кроме того, было в ней что-то такое, сильно меня смущавшее: это неопределенное, неосязаемое нечто проскальзывало в ее мимике, манере держать себя, в ее искрящемся острословии, которое то веселило, то бесило всех, кто приближался к ней ближе чем на три метра; и было в ней что-то мучительно знакомое, словно совсем-совсем недавно мне уже приходилось сталкиваться с чем-то подобным, но я никак не мог вспомнить, где, как и с чем. Когда она улыбалась, показывая зубы и откидывая назад голову, когда она жестикулировала прямо за обеденным столом с риском выколоть глаз ближнему… Нет, решительно в ней было что-то ОЧЕНЬ знакомое.
И однажды я уразумел, на кого она похожа и отчего в ней, отчаянной девчонке лет восемнадцати, столько знакомого… Однажды я спешил в гостиницу с дурацким названием «Гурт» (верно, сначала там было стойло для овец). Анастасия шла прямо передо мной, а так как накануне мы засиделись над картой будущего театра военных действий (а Телятников так и заснул прямо на ней), то я был не совсем тверд в ногах. Споткнулся и, удерживая равновесие, схватился прямо за платье Насти. Да так удачно, что оборвал ей сзади всю ткань до самого крестца. Конечно, если бы она влепила мне пощечину, я нисколько не удивился бы. Но она повернулась и произнесла как ни в чем не бывало:
— Нет, я понимаю, что тебе нравится моя задница (у-ух, царевна!), но не мог бы ты ухаживать как-нибудь понежнее?
— Я человек безнравственный, — сказал я, — и потому совершенно уверен в том, что ухватить даму за задницу — дело обыденное и даже в чем-то богоугодное. Ибо сказано в Библии: «Плодитесь и размножайтесь», а, согласитесь, прихватывание пониже спины открывает прямую возможность перейти к размножению и…
Вот тут она склонила голову к плечу и сказала, ну совершенно как моя племянница Нинка:
— Ну и болтун же ты, Илюшка!
НИНКА! Как же я сразу не понял!.. Впрочем, у меня еще будет время понять, что сходство моей пятилетней племяшки и вот этой очаровательной царской дочери не ограничивается совпадением в некоторых манерах и жестах. Но прежде я должен многое узнать. Да, теперь— о гостинице «Гурт», куда я, собственно, и направлялся на тот момент. Гостиница была самой приличной в городе, и потому именно там расквартировывалось начальство прибывающих к нам на подмогу военных частей различной степени регулярности. Ох, и пестрое это было ополчение! Наверно, даже Наполеон, двинувший на Россию армии, укомплектованные представителями более двух десятков национальностей, не имел под своим началом такой пестрый коллектив.
Все началось с того, как мы во главе с царем Ураном Изотоповичем прибыли в Синеморск и расположились в старинном дворце, в котором на тот момент жил градоначальник. Правда, с прибытием самодержца городской голова, некий индивид с русско-польской фамилией Пржемыслов, поспешил уступить свою резиденцию, а сам переехал в более скромный дом. С чем, с чем, а со скромными домами в Синеморске был полный порядок. Более того, второй город государства на три четверти представлял собой довольно унылое сборище кособоких халуп, в отношении которых даже в самых розовых снах не упоминается слово «ремонт». Жители Синеморска занимались по преимуществу торговлей и ремеслами и селились по занятиям. Потому неудивительно, что в Синеморске имелись Кожевенный ряд, Маслобойный переулок, Кузнечная слобода, Аптекарский проезд. А также площадь Вонючка (сюда сваливали мусор) и текущий под стенами Старого города (исторического центра Синеморска) ручей с романтическим названием Глоссарий. От последнего разило так, что даже площадь Вонючка казалась музеем парфюмерии. Говорят, что в Глоссарий сливали помои, но, мне кажется, помои пахнут гораздо лучше.
Итак, мы в Синеморске. Никакого синего моря, вопреки названию, нет и близко. Министр Дмитрий Иванович развивает бурную деятельность. Прежде всего он наладил противовоздушную оборону. Очень кстати: когда на город налетела стая змееящеров, несколько из них были сбиты из пушек, остальные бросились врассыпную. В преследовании улетающей эскадрильи перепончатокрылых уродов принимал участие Трилогий Горыныч, а также мы с Макаркой: для этой цели мы приспособили цеппелин — дирижабль на полужестком каркасе, который непонятно каким ветром занесло в город (он хранился в громадном амбаре, похожем на самолетный ангар). Цеппелин, кто не знает, — это такая махина в несколько десятков метров длиной, к которой крепятся двигатели и пассажирская кабина (гондола, одна или несколько). Ох, мы повозились с этой грязной, пыльной оболочкой! Царь придал нам в помощь около пяти десятков бестолочей, ничуть не сообразительнее нас с Макаркой, а пили они так и еще больше!
Неизвестно, удалось бы вообще поднять громадину в воздух, предварительно наполнив водородной смесью. По крайней мере, находившиеся под нашим началом работнички оставляли мало шансов на такой исход. На наше счастье, стали прибывать давно обещанные подкрепления. Одними из первых прибыли не кто иные, как черти. Чертово-дюжинские рекруты!.. Этих понаехало около пяти сотен, и они были разбиты на три бригады. Первая бригада чертей тотчас же приступила к реанимированию дирижабля. Начали они утром, а уже в обед над городской площадью воспарила шестидесятиметровая махина, на фоне которой даже Трилогий Горыныч казался довольно компактным летательным челноком. Корпус дирижабля имел удлиненную сигарообразную форму с тупым носом и заостренной кормовой частью. На брюхе дирижабля располагались три гондолы. Наш цеппелин должен был передвигаться при помощи двух двигателей, каждый по пятнадцать лошадиных сил. Признаться, я смотрел на громаду, зависшую над нашими головами, с опаской: а вдруг рухнет или, того лучше, взорвется?.. Насколько я помню из истории, со многими цеппелинами так все и происходило. К тому же у них невысокая скорость, да и управляемость весьма символическая. Особенно в случае с дилетантами.
Да, мы с Макаркой смотрели на дирижабль скептически, а вот большинство наших соратников летающая громадина привела в не меньший восторг, чем, скажем, мою маленькую племянницу. Царь Уран Изотопович в экстазе бил копытом не хуже Нинки. Он сделал официальное заявление, которое тут же появилось в единственном печатном органе города, газете «Синеморские ведомости». «Его величество благоволил осмотреть летательный аппарат, — бойким, разбитным языком излагал местный борзописец, — и выразил полную уверенность в том, что с помощью сего дирижабля будет одержана победа в воздухе, полная и совершенная». Я подумал, что журналюга не так уж и глуп: конечно, как боевая единица дирижабль не СУ-33 и даже не одномоторный «Илья Муромец», но можно использовать его для поднятия боевого духа. Очень просто: несколько маляров размалевали оболочку дирижабля легкомысленными лозунгами типа «Гаппонк, твое место на свалке!» и «Зверюшек Гаппонка загрызет и болонка», а в головной части дирижабля красовался главный шедевр — выполненная собственноручно мной и Телятниковым картина «Маг Гаппонк пытается скрестить себя самого с зайцем, чтобы быстрее удирать». На мой взгляд, получилось довольно глупо и нелепо («Киса, спрошу вас как художник художника: вы рисовать умеете?»), но наши пополняющиеся ополчения испытывали полное удовольствие, гоготали и помещали на дирижабле все новые и новые шаржи и лихие призывы.
Но лучше все-таки о резервах. В Синеморск стекались армии отовсюду. Слухи о чудовищах Гаппонка разошлись уже очень широко, а многим привелось познакомиться с тварями лично. Вскоре у нас будет людей (и иных существ) достаточно, чтобы противостоять злобному магу-вивисектору. Наверно, Гаппонк мыслил приблизительно так же, потому повторил попытку взять Синеморск наскоком. Правда, на этот раз он предпочел не использовать воздушную атаку: он выпустил на город своих Боевых кролокротов. Но, в отличие от столицы, Синеморск стоял на скальном фундаменте, который оказался чрезмерно тверд даже для кролокротов. Полсотни чудищ были обстреляны из пушек, после чего поспешили ретироваться, оставив под Синеморском пять трупов.
— Вот, — гордо сказал царь Уран Изотопович, — а говорили о том, что они непобедимы. Ничего — отогнали!..
Самодержец, кажется, уже изрядно запамятовал ужасы отступления из разоренной столицы да и подзабыл, что больше всех о непобедимости боевых тварей колдуна Гаппонка говорил он сам.
…У меня постоянно возникает ощущение ирреальности всего происходящего, как будто это не на самом деле — какие-то прихотливые маневры, фальшивый фарс, клюквенный сок. Нет, не так, но все это сложно выразить, сложно подвести к каким-то определенным логическим формулировкам.
…После, после.
Телятников сдружился с лесником Леонидом и в тесном сотрудничестве с ним составляет идеологический устав новой армии. Кажется, Макарка уверовал в себя не по-детски.
А мне — после завершения хлопот вокруг дирижабля— было поручено вместе с Чертовой принимать и расквартировывать подкрепления. Ой, подкрепления!.. На иные трудно взглянуть без слез. На другие без смеха. А на другие разновидности прибывающих ополченцев так и просто не находится слов, которыми можно их охарактеризовать. Чего стоит хотя бы местный аналог женской эскадрильи, призванной противостоять летающим тварям Гаппонка! Их командир, этакая местная Марина Раскова, здоровенная ведьма под два места ростом в ступе величиной с трансформаторную будку, заявила, что ее девочки готовы поддержать боевой дирижабль в грядущих воздушных баталиях. А откуда-то с немецкой Мифополосы прибыл отряд великанов-троллей. Эти плохо говорили по-русски, а именовались так, что даже мой бойкий филологический язык отказывался выговаривать эту ахинею. Даже пресловутые немецкие романтики, о которых не так давно вспоминал Макарка Телятников, все эти Гёльдерлины и Гриммельсгаузены, выглядели простенькими Ванями и Петями (Гансами и Фрицами) на фоне наших резервистов. Их главаря, неповоротливую громадину, издали напоминающую корявый пень с беспорядочно торчащими из него сучками, звали то ли Румпельбумпель, то ли Фельдбубарбанкен. Когда я попытался с помощью старика Волоха направить его в ночной дозор, обходящий ближние подступы к городу, он страшно оскорбился. Чудище с непроизносимым именем, оказывается, подумало, что я хочу назначить его на скотобойню разделывать туши. Придется теперь убеждать его в том, что с такой благородной внешностью, как у него, не туши разделывать, а преподавать философию в Гейдельбергском университете.
— Брукке холльмарт кункурле!.. — заорал он, поднимая меня за шкирку, как котенка, и тряся в воздухе. На меня пахнуло ароматами давно не мытого тела и совсем уж не стиранного белья.
— Ничего не понимаю, — сказал я, болтаясь в могучей руке и жмурясь, чтобы не видеть этой оскаленной физиономии с кривыми желто-коричневыми губами и грубой бородавчатой кожи, — а от непонимания могут быть большие проблемы. Однажды мы с Макаркой сдали зачет и по этому поводу выпили. Немного. То есть немного мы выпили еще до зачета, а потом еще немного. Вот. А к нам в универ приехала французская делегация. Мы с Телятниковым по-французски, как положено, знаем только «же не манж па сис жур». Корпус большой, выстроен бестолково, заблудиться немудрено. Мы идем по коридору, а на нас налетает какой-то француз и начинает жестикулировать и орать: «Сорти, сорта!» Ну, мы взяли его под белы рученьки и в сортир привели. Он продолжает: «Но, но! Сорти, сорти!» Я разозлился, говорю: «Ну чего ты лопочешь, лягушатник! Вот же тебе сортир!» Он свое, мы потом его чуть ли не мордой в унитаз, дескать, мы с тобой еще за пожар Москвы тысяча восемьсот двенадцатого года не рассчитались. Еле он от нас вырвался, убежал. А потом мы встретили знакомую девчонку из французской группы романо-германского отделения, она у этой французской делегации переводчицей была. Она объяснила, что француз этот до сих пор квакает, в себя прийти не может. А еще она сообщила одну милую подробность: «сорти» по-французски означает «выход»!
То ли великан услышал в моем рассказе какие-то знакомые созвучия, то ли ему просто понравилось, как звучит мой голос, но только он тотчас же поставил меня на пол. Подоспевший старик Волох начал кричать на верзилу на том же чудовищном языке, на котором великан пробовал говорить со мной. Забавно было видеть, как он побагровел и глупо выпучил глаза. Не знаю, что уж там наговорил ему Волох, но только впредь Румпельбумпель (вариант — Фельдбубарбанкен) обращался со мною со всей доступной ему почтительностью и однажды даже пробовал угостить жесткой чесночной колбасой, по виду и запаху мало отличной от отходов лошадиной жизнедеятельности.
Я мог бы рассказать еще много подобных эпизодов, из которых состояла наша почти анекдотическая подготовка к войне с магом Гаппонком. Да есть ли смысл?.. Стоит упомянуть разве то, что, занимаясь доблестным войском, я не забывал о себе и за этот месяц с небольшим разжирел самым возмутительным образом: с неполных восьмидесяти я разъелся до девяноста четырех кило и останавливаться на достигнутом не собирался. Точнее, если бы и собрался, то мне не позволили бы. Кто? Да та же Параська Дюжина. Она оттачивала свои кулинарные таланты на узкой группе лиц, которые по неизъяснимому недоразумению стали верхушкой создававшейся армии. Ладно — царь Уран Изотопович, его первый министр Дмитрий Иваныч; ладно — Трилогий Горыныч как первый консультант и обер-эксперт; ладно уж даже старик Волох, определенно связанный нитями, на которых подвешен этот дурацкий мир, — но что делать в руководстве армии таким индивидам, как лесник Леонид, как два злостных уклониста, то бишь я и Телятников?.. А также три лица женского пола — царевна Анастасия-Лантаноида и сюда же бравые сыщицы Чертова и Дюжина? А ведь все мы — руководство! Я так и вовсе капитан нашего воздушного великана, дирижабля, который нарекли громким названием «Дух Белого Пилигрима». И, надо признать, дух от него поначалу в самом деле был еще тот…
И вот — в один эпохальный день — царь дозрел до иллюзии, что у него хватает сил совершить прорывной маневр и наскоком отбить свою многострадальную столицу. Он призвал всех в дом городского градоначальника, где у него, как помним, был маленький филиал столичной резиденции. Летний дворец, если следовать аналогиям. Состав военного совета, на котором принималось решение атаковать Гаппонка, был блестящим. Я так думаю, что не хуже, чем у фельдмаршала Кутузова в Филях. Хотя лично я предпочел бы, чтоб совет возглавил реальный Кутузов (наверняка он где-то ТАМ, в Овраге, пусть не совсем такой, как в учебниках истории). Ведь попали же в Мифополосу Дмитрий Иванович и лесник Леонид!.. А Кутузов чем хуже?
Но на совете председательствовал вовсе не Михаил Илларионович, а Уран Изотопович. Впрочем, для поднятия патриотического духа он позволил величать себя Иоанном Федоровичем. Царь окинул горделивым взглядом всех собравшихся. Помимо уже известного классического состава, заседавшего в памятный вечер в сторожке Леонида, здесь были: военный комендант города генерал Утес, здесь же глава народно-патриотического ополчения, полковник в отставке Агафон Лямблии, великан-тролль Фельдбубарбанкен, глава женской эскадрильи двухметровая ведьма с эклектичным насекомо-испанским именем Комарилья. Еще?.. Гм… еще были, кажется, герцог фон какой-то, а также мой любимый соратник, главный черт Тарас Бурда. Между прочим, неплохой механик — без его помощи мы не разобрались бы с двигателями для дирижабля, обнаруженными в совершенной негодности. Честно говоря, уже и не припомню точный состав того совета, хотя не мешало бы знать поименно, потому что ответственность за идиотское решение, принятое там, в доме городского головы Синеморска, должны бы понести все. Решение откровенно идиотское, но принятое, как и большинство идиотских решений, на самом высоком уровне.
Итак…
Глава государства выронил застольный кубок и, вытерев ребром ладони мокрые усы, изрек коротко и весомо:
— Вперед! На столицу! На священный град!!!
— Уррра! — загомонили все. Возражение поступило только из самого дальнего угла, где сидел старик Волох. Он встал и сказал:
— Ваше величество, а может, лучше следует произвести рекогносцировку? Прощупать противника… разведать, так сказать?
— Много Гаппонку чести!
— Важна внезапность, — сказал военный комендант города таким низким басом, что дрогнули стекла в окнах. — А разведывательные мероприятия могут выдать подлому врагу наши планы.
— Нужен двойной удар, — сказала Комарилья и подалась вперед, отчего под ее могучим бюстом едва не треснула столешница. — С земли и с воздуха. С воздуха выступит «Дух Белого Пилигрима», поддержанный моими девочками. Взрывники Тараса Бурды (черт раскланялся) подготовят несколько тысяч адских бомбочек, которыми мы на бреющем полете будем забрасывать живую силу врага. Одновременно последует удар основных наземных сил, численность их уже доведена до пятнадцати тысяч голов.
— Не считая других частей тела!.. —
— Вот именно.
— А что она считает моих молодцев, как деревенское стадо, — по головам? — возмутился бравый отставной полковник Агафон Лямблии, но его не слушали, потому что Комарилья продолжала:
— Я уверена, что невиданное сплочение всех нас, издревле живущих в этих землях, станет залогом нашего успеха. (Хорошо говорит, ничего не скажешь.) Мы много враждуем меж собой, но наши раздоры уже привычны, они освящены именами пращуров! И, когда я вспоминаю о том, что моя прабабушка была утоплена в Глоссарии прадедушкой Агафона Лямблина за колдовство и торговлю заклинаниями, я не злопыхаю, а говорю: вот сколь тесны и древни связи между нашими родами!
— А моего троюродного прапрапрадедушку подняли на вилы пьяные дружинники, которыми командовал предок генерала Утеса, и ничего, я не в претензии, — великодушно припомнил черт Тарас Бурда. — Перед лицом общего врага…
— Лицом?! Морррдой!
— А подать сюда того кролокрота! — заревел на своем чудовищном наречии великан Фельдбубарбанкен и пнул в лодыжку Макарку Телятникова, который сидел напротив него. Ни в чем не повинный Макарка скривился от боли и сохранял на своей физиономии обиженно-жалобное выражение в течение всего времени, как одобрялся гениальный стратегический план нападения на столицу, все еще изнывавшую в жадных лапах Гаппонка и его тварей…
4
Отсчет военного маневра пошел сразу же с того момента, как государь, выехав за ворота Старого города, упал с коня прямо в вонючий ручей Глоссарий. Его извлекали из зловонной жижи, а он отплевывался и кричал:
— Все предрекает нам успех! Уррра, мои молодцы!!!
Лично я, а также Макарка Телятников и черт Тарас Бурда нисколько в этом не сомневались. С утра мы молодецки подзарядились от нашего главного талисмана, «Портвейна 666», и всякие сомнения в успехе кампании исчезли без следа. Главный черт, насосавшись алкоголя, чувствовал себя бодрячком и неустанно похвалялся тем, что его молодцы изготовили несколько тысяч пироксилиновых (начиненных поджигающимся фитилем) и нитроглицериновых бомбочек (взрывавшихся от сильного удара). Этими бомбочками Тарас намеревался швырять с дирижабля в Боевых кролокротов Гаппонка. В свидетели он брал Нинку, у которой раз десять спросил:
— Ведь мы грохнем этих страшилищ, правда, Ниночка?
Нинка оглаживала ручкой рожки и отвечала:
— Конечно, дядя Тарас. Только ты не всех грохай. Ты мне только одного поймай, я его в клетку посажу и подарю нашему зоопарку.
Нинка — это еще то препятствие на пути к нормальной жизни! Несколько раз я пытался не взять ее на гондолу, говоря о том, что мы отправляемся на войну. Потом я принялся хитрить и изворачиваться, утверждая, что мы очень быстро вернемся и уж точно возьмем ее покататься на «шарике» (так она именовала гигантский цеппелин). Упирал даже на то, что она может усугубить простуду. Бесполезно. Никакие отговорки не помогли. Потом я запер ее в кладовке. Нет, решительно в ней есть что-то от хитрого и пронырливого чертенка. А вы думаете иначе?.. Ведь после того как я оставил ее в кладовке, тщательнейшим образом заперев дверь на два замка, я обнаружил ее уже в гондоле дирижабля. Причем тогда, когда снять ее с дирижабля уже не представлялось возможным: взлетели!.. Ну что ты будешь делать с этой девчонкой? Главный черт Тарас Бурда, очевидно, чувствовал в ней близкое существо, потому что в ответ на Нинкину просьбу о поимке кролокрота захохотал, приплясывая на месте, и сказал, что заметано. После чего он стал распоряжаться погрузкой в гондолы дирижабля боеприпасов и балласта, который нужен в случае, если подъемная сила цеппелина уменьшится. В роли балласта отправились в первую, головную, гондолу и Макарка Телятников, а с ним старик Волох, царевна Анастасия (ох, геморрой-то!), а также я и Нинка. Во второй гондоле был десант чертей, которые настраивались своим командиром на готовность не только швыряться бомбочками, но и выпрыгивать из гондолы на штурм!..
Правда, конечная цель штурма вырисовывалась в достаточно общих чертах: столица. Откровенно говоря, не представлял, в какой стороне от нас она находится. Более четкое представление о ландшафте окружающей нас местности я получил, поднявшись на нашем флагманском (он же — единственный) дирижабле над главной площадью Синеморска, откуда проводился запуск. Дирижабль передвигался несколько быстрее, чем я ожидал, и потому уже через несколько минут после взлета мы оказались за пределами городской черты. Здесь мы убавили скорость, потому что наземные войска, даже конные части, за нами не успевали. Я вертел головой… По обеим сторонам от цеппелина «Дух Белого Пилигрима» самым малым ходом следовали две шеренги бывших коллег Чертовой, аэроведьм, во главе с тучной Комарильей. Неторопливость хода и отсутствие какого-либо полезного занятия, кроме глазения по сторонам, вскоре привели к тому, что подопечные авиаторши Комарильи стали кокетничать с теми из подручных главного черта Тараса Бурды, которые находились в гондолах дирижабля.
Чуть в арьергарде летел, неторопливо помахивая огромными крыльями, Трилогий Горыныч. Время от времени он ускорялся, вырывался вперед на несколько корпусов дирижабля и делал большие круги, потом возвращался назад, в строй. Трилогий Горыныч был отягощен полезным грузом: на нем сидел первый министр Дмитрий Иваныч, еще недавно отказывавший крылатой громадине в самом факте существования, далее — Чертова, которая держала в руках сигнальные флажки и сигнализировала с их помощью вниз, на землю, о том, что она видит с высоты. Оказывается, в ее таланты входило и военно-морское умение пользоваться сигнальными флажками. Опытный индивид!..
Третья голова Трилогия была отягощена компасом, при помощи которого задавали курс всей летучей эскадре. Заведовал компасом особый человек. По личному требованию Спинозы Горыныча им стал городской часовщик и механик Эфраим-Лейбеле Коц. Этот преисполнился важности и поминутно выкрикивал что-то визгливым голоском. Помимо компаса у него была еще и подзорная труба, которую он бестолково вертел около глаз и несколько раз уже чуть не уронил вниз. Туда, где маршировала царская пехота и тянулась конница.
— Да, — сказал старик Волох, наблюдая развернувшуюся перед ним картину; плыли зеленые холмы, неровная кромка леса вырисовывалась на горизонте, и блестели излучины реки. — Да, велик и прекрасен мир. Там, за теми холмами, в двух переходах от нас, лежит стольный город. Боюсь только, что крылатые разведчики Гаппонка уже знают о том, что армия законного царя выдвинулась в поход. И если не сейчас, то ближе к закату стоит ожидать встречи с ними.
— Не бойся, дед! — закричал из соседней гондолы Тарас Бурда, размахивая верхними конечностями. — Мы тут уже приготовили им подарочки! Да и девчонки расстараются! А я тебя крестовой дамой!..
Последнее восклицание было обращено к сержанту из регулярного гарнизона Синеморска. Он и несколько его подчиненных были отряжены в помощь чертям на цеппелин и теперь играли с ними в карты. Классическая сказочная связка «солдат и черт» была во всей красе. Время от времени из этой гондолы раздавался протестующий рев, которым заглушался чей-то писк: черти любят плутовать в игре и передергивать карты, а солдаты этого не спускают. Макар Телятников в очередной раз пожалел, что сел не в ту гондолу. Теперь ему приходилось слушать нудные разглагольствования старика Волоха, а не весело проводить время в компании Тараса Бурды и его ребят.
…Однако ближе к вечеру Макарка уже не жалел, что сел НЕ В ТУ гондолу. Потому что как раз к вечеру, когда солнце стало садиться в подсвеченные изнутри перистые облака, на дымном западе, в воздухе появились те, кого мы так давно ждали и к встрече с кем так тщательно готовились.
Змееящеры мага Гаппонка Седьмого.
Их перепончатые крылья зашумели, и целая стая этих тварей голов в сорок зашла с левого боку, приближаясь к цеппелину. Послышались тревожные переклички наших людей, и Тарас Бурда, прервав очередной кон в картишки, приказал своим молодцам вооружиться «адскими» бомбочками. Что-то заревела Комарилья, позади раздался голос Чертовой, а Трилогий Горыныч поспешно принялся рассчитывать свои головы на первый-второй.
Гаппонка я углядел на крупном, раза в три внушительнее большинства своих собратьев, змееящере, парящем в самом центре подлетающей стаи. Маг на сей раз был в цивильном костюме, в котором пристало являться на светский раут, а отнюдь не на воздушную схватку над вечереющими холмами. На Гаппонке была алая мантия, какие любят цеплять на себя злодеи-колдуны в мистических триллерах производства США. Мантия была расшита какими-то дурацкими письменами и отчего-то вызвала смутные воспоминания о семейных трусах в цветочек, в которых щеголял Волк из «Ну, погоди!». Я засмеялся и поймал на себе недоуменный взгляд Макарки. В самом деле, смешного мало. Это было немедленно доказано налетавшим врагом с максимальной наглядностью.
Навстречу быстрым крылатым бестиям вылетела боевая эскадрилья ведьм. Канонические ступы были оборудованы дополнительными фиксированными щитками спереди и подвижными — с боков. Ведьмы сшиблись со змееящерами и принялись гвоздить их по чешуйчатым головам тяжеленными шипастыми дубинами, которые приняты на вооружение вместо классического помела. Несколько чудищ не снесли натиска и сорвались вниз, к земле, но большей частью выдержали воздушную атаку. Несколько роковых дамочек из воинства Комарильи вывалились из своих аэроступ и с воем полетели вниз. Зрелище фантасмагорическое.
Тут в дело вступили черти Тараса Бурды и солдаты синеморского гарнизона. Последние стреляли из ружей без особого, впрочем, урона для змееящеров, а вот черти ловко забросали змееящеров бомбочками. Три попали в цель, разнеся тварей в ошметки. Еще несколько были ранены и поспешили удалиться от места воздушной баталии. К их числу относился и змееящер, несущий Гаппонка. Маг даже не успел толком поучаствовать в стычке: его тряхнуло так, что он едва не выпал из седла (точнее, хитрого аналога седла, крепящегося на спине летучего монстра). Наверно, Гаппонка совершенно не прельщала участь нескольких ведьм, отчего он поспешил направить своего подбитого летуна обратно к холмам, за которыми находилась разрушенная столица.
Только теперь, после применения адских бомбочек, до меня дошло, почему не рекомендовали нашим наземным соединениям находиться точно под цеппелином и его «свитой». Если бы войска царя Урана Изотоповича, генерала Утеса и союзников шли боевым маршем точно под нами, бомбочки свалились бы прямо им на головы. А я бы, кстати, и не сообразил…
Пока что стычка со змееящерами напоминает смехотворную пародию на воздушный бой. Собственно, могло ли быть иначе?.. Злобные ведьмы против каких-то вонючих ящериц, к которым приделали крылья, а в резерве черти с адскими бомбочками?..
Дальше было совсем не так смешно.
Через три-четыре часа после первой атаки мы подверглись второй. К тому времени мы успели пересечь лесной массив в полтора десятка километров, форсировать небольшую реку и наполовину перевалить через гряду холмов, с вершин которых открывался прямой вид на столицу. Помню, о чем-то говорил Анастасии, но сути не помню. По мере нашего приближения к цели меня посещали странные мысли: я — маленький мальчик, с гигантской высоты своего метрового роста рассматривающий игрушечных солдатиков, пеших и конных, которых стройными колоннами выстроил у своих ног. Из гондолы цеппелина войска Урана Изотоповича такими и выглядели. Мне даже не приходило в голову, что я нахожусь на в высшей степени ненадежном воздухоплавательном сооружении, при испытаниях и использовании которых гибли очень и очень часто даже в мирное время. А уж война… СТРАННАЯ война. Не могу назвать себя очень уж храбрым и отважным человеком, но сейчас во мне поселилось твердое, оформившееся ощущение того, что я не могу погибнуть. То тоскливое, жуткое ощущение неотвратимой гибели, которое возникло у меня в пору первой встречи с Боевыми кролокротами Гаппонка, тогда, в бесконечные секунды бешеной погони на автомобиле, — куда-то безвозвратно исчезло, ушло. Нет его, и не может оно вернуться. И ни при чем тут этот злополучный «Портвейн 666», который мы продолжали употреблять не столько для храбрости и общего боевого тонуса, сколько по привычке. Ни при чем… Просто все эти смехотворные боевые действия слишком походили на фарс, в котором не стыдно учавствовать маленькому мальчику, но в коем едва ли пристало принимать участие такой толпе взрослых и порой даже довольно умных и вменяемых мужчин. Ах да, с женщинами тоже полный порядок.
И только когда последовала ВТОРАЯ АТАКА тварей Гаппонка, прежние страхи ненадолго вернулись. Я было поверил, что тоже могу погибнуть…
Вторая атака была куда более массированной. Она была двойной: внизу на наши наземные части нападали Боевые кролокроты, а по воздуху пикировали Боевые змееящеры. Самое неприятное, что я сразу почувствовал при втором нападении, так это то зловоние, которое моментально напитало, пронизало воздух, как только появились эти существа. Насморк прошел, что ли?.. Вообще-то он у меня куда более хронический, чем даже пьянство.
…Гаппонк переоделся?.. Его что, интересуют вопросы моды даже в такой обстановке, максимально приближенной к боевой? Теперь он красовался в наимоднейшем темно-синем в полосочку костюме и белоснежной сорочке, а то, что Гаппонк находился за спиной перепончатокрылой твари, выглядело столь нелепо, что я не сдержал ухмылки. Что, маг считает себя неотразимым? Я могу понять, можно явиться в таком великолепном прикиде НА СВАДЬБУ, что ли, но лететь в атаку на Боевом змееящере?..
Стая крылатых тварей пронырнула прямо под брюхом дирижабля, и кто-то из гарнизонных солдат швырнул-таки в них бомбочку, хотя это было опасно: могло повредить дирижабль и гондолы. Сошло гладко, а одного из змееящеров разорвало в клочья. Стаю слегка раскидало, несколько более мелких змееящеров попали под Трилогия Горыныча и были смяты мощными ударами лап и хвоста нашего ученого союзника. Гаппонк же направил своего летуна вверх, за ним устремились все прочие. Они словно заигрывали с нами, предлагали этакую разновидность аттракциона «а ну-ка, догони». Макарка выразил неудовольствие по поводу того, что у нас нет хотя бы гранатометов «Муха», не говоря уж о самонаводящихся баллистических ракетах «земля-воздух». Я не знаток оружия, однако тут же выразил сомнение, что будет удобно стрелять из гранатомета, находясь в раскачивающейся гондоле. Старик Волох сказал с явным неодобрением:
— Не надо такое говорить. Если ему удастся открыть порталы к Истинному миру, он мигом доставит сюда и эти твои «Мухи», и все, все, что на-а… А-ах, да сохранит нас Светлый!!!
Я машинально натянул на голову шапочку имени упомянутого божества. Старик Волох вопил по делу. Потому что маг Гаппонк, который до поры до времени воздерживался от активных выпадов, начал действовать. Он вытянул перед собой сложенные замком руки, как будто сию минуту собирался «нырнуть» со спины своего Боевого змееящера вниз. Руки заходили крупной дрожью, и вдруг из того места, где они сомкнулись… прянул короткий сполох, потом еще один, подлиннее… и блеснул мощный зигзаг молнии! В воздухе возник долгий колеблющийся звук, похожий на визг, и — следующая молния, еще мощнее, не ослепительно-белая с желтым отливом, а какая-то синеватая, ударила из сомкнутых рук Гаппонка. Правда, видно было, что маг не особенно умеет их направлять, потому что один из первых разрядов угодил в собственную же тварь колдуна, одного из Боевых змееящеров, и превратил его в кучу обгорелых лохмотьев. Бестолковые молнии уходили преимущественно в «молоко», хотя целил Гаппонк, вне всякого сомнения, в наш цеппелин.
Цеппелин! Я судорожно заскрипел зубами и скосил глаза на лицо дедули Волоха, озаряемое мгновенными вспышками рукотворных молний… Цеппелин, водородная смесь!
…Хватит одной искры, зароненной в его недра, чтобы мы все взлетели на воздух — если словосочетание «взлетели на воздух» вообще уместно на высоте полутора сотен метров над землей! Хоть этот Гаппонк и не ворошиловский стрелок, но ведь даже палка стреляет раз в столетие! Если он собьет дирижабль, то погибнет половина руководства нашей горе-армии, все адские бомбочки, а царь Уран Изотопович останется почти без авиации! Хорошо еще, что остатки этой самой авиации не свалятся ему на голову! Проклятый Гаппонк… Нужно унять молодца.
Верно, многомудрому нашему Трилогию Горынычу пришли в голову те же соображения, потому что он резко увеличил скорость и погнался за флагманским змееящером, на котором восседал плюющийся молниями маг Гаппонк Седьмой. Сидящий на Спинозе Горыныче штурман и механик Эфраим-Лейбеле Коц кричал: «Ша, люди, куда-таки мы так летим?» — но его никто не слушал.
Но тут маг Гаппонк наконец ПОПАЛ. Он угодил молнией в самую ближнюю к корме третью гондолу, в которой сидел резервный отряд чертей и два ученых механика из Синеморска, которые должны были регулировать двигатели дирижабля. Гондола загорелась, были охвачены огнем и тросы, на которых она крепилась. Но главная опасность состояла не в том, что тросы окончательно перегорят, и не в том, что горящая корзина развалится. С точки зрения голой прагматики лучше было бы, чтобы гондола отвалилась сразу — вместе со всеми ее пассажирами. Потому что, пока она держалась, огонь пылал под самым «брюхом», у самого корпуса дирижабля!..
Затеялись спасательные работы. Тарас Бурда что-то громко вопил, разбрызгивая слюну и давая своим молодцам указания перекинуть тросы… Впрочем, я не разбирал его указаний, да и черти, кажется, тоже не очень понимали… Сгорят, сгорят! Нужно немедленно отцепить гондолу, предварительно вытащив из нее пассажиров, — и сделать это как можно быстрее, пока оболочка дирижабля еще не уступила языкам огня, подбирающимся к ней. Я рванулся вверх по тросам, на которых держалась гондола, чтобы перебраться на крепления самого корпуса дирижабля… но тут чья-то сильная рука сжала запястье. Я услышал:
— Погоди. Справятся и без тебя! Никуда не пойдешь…
Я выстрелил глазами в возникшее передо мной лицо старикашки Волоха. Это он держал меня, это он не желал отпустить меня на помощь нашим соратникам, а ведь, быть может, только я и мог их спасти — ведь спас же я всех нас от Боевых кролокротов и вывел же я моих друзей из мрачного подземелья, куда нас засадили по милости царя Урана Изотоповича. Волох был очень мрачен и на мое резонное пожелание убираться в задницу и не мешать мне делать свое дело ответил:
— Ладно, не геройствуй. Выпил — веди себя прилично. Да и не герой ты. И куда собрался?.. Отцеплять гондолу? Сам свалишься, костей не соберешь, да еще такое твое везение, что грянешься прямо на голову нашему царю-батюшке, и тогда Гаппонку двойная радость.
Я попытался лягнуть его ногой и все-таки вскарабкаться по тросам, но дед оказался необычайно силен и настойчив. В два присеста он оторвал меня от злополучных тросов, при этом едва не содрав всю кожу на моих ладонях (я цеплялся!). Он посмотрел мне в глаза, и вдруг мне совершенно расхотелось сопротивляться…