1

Москва

Мертвый дядя Марк сидел в кресле, склонив голову на плечо. По его широкому блестящему лбу разгуливала муха-долгожитель, невесть какими ухищрениями дотянувшая до октября. Профессор Крейцер дремал. Перед ним на внушительном столе громоздилось громадье планов в виде кучи папок, стопок бумаг, длинных лент, исчерченных графиками и испещренных колонками цифр, пирамиды из компакт- и мини-дисков, а также два раскрытых ноутбука и подключенный к ним прибор, назначение которого затруднительно определить на первый, второй и так далее взгляды, вплоть до третьего десятка.

Одна рука Марка Ивановича Крейцера лежала на клавиатуре ноутбука, а вторая сжимала еще дымящуюся сигарету, в процессе курения которой настигла профессора Крейцера неумолимая судьба.

При появлении Гамова, сопровождаемого Генриеттой, Марк Иванович встрепенулся и, поспешно отбросив сигарету в пепельницу, выговорил:

— Вот так и знал, так и знал! Мог бы и пожар устроить. Нет, конечно, если не спать пять суток кряду, и не такое может случиться, но, как говорил один замечательный поэт, «покой нам только снится». Это кто… Есенин, да, Костя?

— Блок, — обронил Гамов.

Доктор физико-математических наук М.И.Крейцер в очередной раз проявил свойственное ему вопиющее невежество в области литературы. Все эти благоглупости любезный Марк Иванович говорил таким непринужденным тоном, словно ничего и не произошло, словно не считали его попеременно то мертвым, то пропавшим без вести, а с Костей Гамовым, своим племянником, он расстался вот только за завтраком.

Костя Гамов, как человек, безнадежно обделенный интеллектом орангутанга, в этой ситуации очень быстро почувствовал себя дураком.

— Дядя Марк, — сказал он угрюмо, — вообще-то ты мог бы и предупредить. Если тебе захотелось исчезнуть при чрезвычайно увлекательных обстоятельствах, то мог бы телеграфировать или хотя бы отписать по e-mail: «Племянничек! Я тут тебя немножко, ну совсем влегкую, подставлю и подведу под мусоров и прокуратуру, благо именно тебе впарят обвинение в моем и Гены убийстве! С сим и остаюсь, твой почтенный дядюшка Марк Иваныч»! Даже так и то было бы лучше… Нет, конечно, меня все равно рано или поздно выпустили бы, обвинение-то белыми нитками шито и за уши притянуты улики — но все равно… было приятно. Черт!

Крейцер спокойно выслушал эту весьма эмоциональную речь. У него осталось все то же невозмутимое и сонное выражение лица, как тогда, когда по интеллектуальному лбу профессора разгуливала муха-долгожитель. Но в глазах остро сверкнули мрачные искорки. Профессор Крейцер проговорил:

— Ты совершенно прав, племянник. Ты даже более чем прав, что я водил тебя за нос эти три недели, потому что…

— Потому что, судя по всему, ты водишь меня за нос вовсе не эти три недели, а гораздо дольше, все три или четыре года, а то и!..

Костя коротко и свирепо раздул ноздри и, вопреки всем правилам лингвистики, оборвал речь на союзе «и». Профессор Крейцер вздохнул. Этот физиологический акт вдохновил Гамова на еще одну ядовитую реплику, на которую, если отталкиваться от хода последних событий, он имел полное право:

— Чем дальше, тем больше мне кажется, что даже горилла с острова Калимантан имеет больше оснований называться моим близким родственником, нежели ты, дядя Марк. И даже не говори, что я не прав.

— А я и не говорю, — ответил дядя. — Ты все правильно почувствовал. Не скажу: понял. Потому что «понять» — этот глагол категориально относится к эмпирическому знанию.

Гамов отозвался еще более ядовито:

— Теперь, конечно, у тебя все основания разговаривать со мной вот таким замечательным манером, с употреблением разных дурацких терминов. Но я все-таки хотел бы, дядя Марк, чтобы ты объяснил…

— Для того я тебя сюда и пригласил. У меня к тебе очень важный разговор. Кроме того, я хочу предложить тебе работу. Очень важную работу. Ты даже не представляешь себе, насколько эта работа важна.

— Ну почему же? Я начинаю догадываться, о чем идет речь. Вы опять хотите меня…

— Костя, оставь этот тон, — произнесла Гена, — ты не должен обижаться. Всему свое время, я же говорила. Вот теперь время пришло. И теперь внимательно слушай, а не злопыхай.

Константин уселся перед профессором Крейцером и, положив одну ногу на другую, принял позу смиренного слушателя. Впрочем, Марк Иванович уже не стал обращать внимания на ужимки обиженного родственника.

— Ты рано или поздно дошел бы до всего сам, — сказал он. — Блокада некоторых секторов твоей памяти уже истекает. Во второй раз подвергать мозг такой процедуре нельзя: человек с вероятностью в семьдесят процентов становится слабоумным. Примерно через полгода ты сам бы изложил мне все то, что я собираюсь сейчас тебе рассказать. Но у нас нет этого полугода, вот и все. Кроме того, ты слишком много сделал для нас, чтобы мы продолжали водить тебя за нос. Начнем с промежуточных откровений: мы вовсе не те, за кого себя выдаем.

— Это я уже понял.

— Я не твой дядя, а Генриетта не моя приемная дочь, хотя отношения, установившиеся между нами, точнее всего охарактеризовать именно так. Хотя ты, с твоим неравнодушным отношением к девочке, порой ревниво предполагал иное… Генриетта тоже неровно дышит к тебе… очень удобное и красивое идиоматическое выражение «неровно дышать», не правда ли? Но я не мог допустить вашего сближения хотя бы по той простой причине, что она никакая не немка Генриетта, а я вовсе не Марк Иванович Крейцер.

— Откуда же вы? — глухо спросил Костя Гамов. — Уж не оттуда ли?..

И он указал в окно, туда, где висела в черном небе тусклая осенняя луна.

— Да, — ответил Крейцер. — Именно. Мое имя Элькан, я с планеты Леобея, примерно в пятистах парсеках от Земли. А вот ее, — кивнул он на Генриетту, — зовут Инара. Параметры наших с тобой родных планет серьезно совпадают, и мы, выходцы с Леобеи, отличаемся от землян весьма незначительно. В быту разница практически не заметна. Но, скажем, при интимном контакте наблюдательный человек может обнаружить эти отличия. Особенно если он медик.

— Так, — пробормотал Костя Гамов, разглаживая джинсы на коленях, — очень хорошо. Каким же образом ты меня убедил в том, что я твой племянник, а ты — мой немецкий дядя?.. А… ну да… Что-то с блокадой памяти, как ты тут сказал. Как тебя зовут? Элькан? Красивое имя.

— Можешь по-прежнему называть меня дядя Марк. Последние три с половиной года ты ведь зовешь меня именно так?.. Зачем же ломать хорошую традицию. А началось все, Костя, примерно пять лет назад по вашему летоисчислению. Ты отдыхал на даче. Очень просто. Тут появились мы. Еще на Корабле я серьезно работал над решением важнейшей задачи по транспортировке живой материи. Большие транспортеры — в нашей цивилизации важнейшие транспортно-строительные приборы с давних времен. Но даже блестящая леобейская наука не смогла создать такую их модификацию, чтобы телепортация живой плоти осуществлялась без потерь и недочетов. Я же решил задачу. В результате первого же успешного опыта я и двое близких мне людей переместились с борта Корабля на Землю.

— Но ведь звездолет появился не так уж и давно, а вы здесь вот уже…

— Я не стану вдаваться в тонкости фундаментальной теории и особенности ее практического использования. Нет смысла. У тебя просто нет необходимых базовых знаний, чтобы переварить. Ну если попросту и вкратце… Видишь ли, телепортация проходит примерно так. Если принять за исходное определение то, что время — это градиент гравитации между точками в пространстве, и коррелировать этот постулат с достаточно очевидным посылом, что хромосомный континуум многоклеточных организмов является высокоорганизованной системой генерации эндогенных когерентных электромагнитных полей широкого спектра…

Костя Гамов сглотнул и, медленно подняв к щекам обе руки, пожелал себе оглохнуть. Впрочем, желательно — и ослепнуть. У него сделались щенячьи глаза, такие, как у собачонки, которую тыкают в несанкционированно наделанную ею кучку. Филолог… Милосердная Гена молча протянула ему стопку коньяку. Гамов скорбно выпил. Далее речь Марка Ивановича доносилась до него в виде отдельных разрозненных словосочетаний. Костя даже не был уверен, что Крейцер говорит именно это, данное ниже, — совсем не уверен:

— Разрыв в пространственной структуре не может обойтись без девиационного темпорального смешения по заранее заданному вектору… понятие гравитационного экранирования со смещением в континууме пространство — время… по сути — гиперсветовое трансдислоцирование информационных посылок… скаляры…

— Все, дядя Марк, хватит! — вырвалось у Гамова спасительное восклицание, и доблестный сотрясатель основ фундаментальной физики умолк. — Ну если применительно к моему девственно-чистому мозгу, то примерно так: вы искусственно проткнули пространство, но точка, в которую вы попали, находится в другом времени, чем исходная. То есть, если совсем для дебилов, вы сбежали с вашего Корабля в две тысячи седьмом году по нашему счету, а попали в две тысячи второй. Ну все ясно!.. Порча пространства влечет за собой порчу времени, как сказал бы один мой знакомый портной, когда поганил шикарный отрез на костюм. Гена, дай еще немного…

— Костя, — докторально изрек Крейцер, назидательно поднимая палец, — вот такое возмутительное упрощение зачастую несет с собой смену парадигм и модуляцию…

— Ох!

— Ладно. В общем-то ты прав. Недавно я вот был у генерала Ковригина. Вел разговор о важном проекте, в котором ты будешь участвовать. Так вот, как раз в момент этого разговора мне стало не по себе, и я понял, что только что прожил то самое мгновение, из которого мы когда-то отправились с борта нашего Корабля на Землю. Да. Пять лет.

— Дядя Марк… Сьор Элькан! — прервала вошедшего в раж ученого Инара (будем снова называть ее так). — Не нужно этих тонкостей. Эти твои термины оглушают, как трещотки, и давят, как скала. Костя! Ты человек с хорошим воображением, так что легко можешь представить, как мы себя почувствовали, попав на чужую планету, в далеко не самый благоприятный климатический пояс и еще в переходный сезон, осенью, в дождь и холод. Ты был первым из жителей этой планеты, с которым мы свели знакомство. Ты приютил и накормил нас, дал первичные сведения о своей родине. Нам повезло, что ты лингвист по образованию и сумел достаточно быстро подобрать ключи к незнакомому тебе языку. Всю первую зиму мы жили у тебя на даче. Элькан, я и Скопендра. Нам нужно было отлежаться, осмотреться, понять очень многое, ведь это был совсем чужой мир. Мало-помалу мы стали оживать, Элькан вошел во вкус и вернулся к своим экспериментам, хотя у него недоставало исходных материалов.

— Действительно, — перебил ее ученый, — в сельской местности достаточно сложно найти изотопы тяжелых металлов, хранящиеся в надлежащих контейнерах! А многие чрезвычайно важные компоненты мне и вовсе не удалось найти ни в вашей стране, ни на вашей планете. Хорошо, что кое-что у меня было с собой, в походном багаже…

— В этом походном багаже, дядюшка Марк, случайно не было мини-резервуара, похожего на патрон АКМ, который был измазан потеками расплавленного графита? И еще сплющенное колечко, куда не залезает палец, хотя не видно никакой преграды?

— Да, все это нашел следователь Грубин, — подтвердила Инара, — я видела, как он рыскал по даче…

Костя мотнул головой:

— Гена, у вас есть что-нибудь выпить? Или ваше инопланетное сознание чуждо бухлу? Ну честное слово, так мне будет легче воспринять все то, что вы мне тут с дядей Марком сообща несете!

— Был коньяк, — сказал Элькан, — но ведь ты только что допил бутылку. Есть еще, но будет он лишь после того, как мы переговорим до конца, и сразу предупреждаю, что ты должен пересмотреть многие свои взгляды на жизнь. Ты слишком легкомыслен. Ты слишком нам нужен. Без тебя будет тяжело всей планете.

— Пла-не-те? — широко и нагло ухмыльнулся Костя Гамов. — Масштаб задан неплохой. Надеюсь, коньяк будет соответствовать масштабу. А что это вдруг жалкий и нелепый выпивоха-неудачник с неактуальным для землян образованием замахивается на такой статус? Ну ты говори, дядя Марк, говори!

— Да я и не умолкал. Просто ты все время меня перебиваешь. Продолжаю. Так вот. Мало-помалу мы освоились здесь. Уровень моих научных знаний на порядок выше того, что я прочитал в привезенных тобой энциклопедиях и справочниках. Оставаться на твоей даче было нелепо. Тем более я не мог вычислить, в какие сроки прибудет на Землю Корабль Леннара.

— Кого? Это — ваш главный?

— В некотором роде… Еще успеешь познакомиться. Кстати, ты на него похож внешне. Сходный типаж. Дальше. Мне удалось выйти на людей с возможностями и полномочиями большими, чем у тебя. Хотя и в определенной степени благодаря тебе, Костя. Не смотри так, еще раз повторю, твоя роль неоценима, и ты сам еще не понимаешь, какую роль ты обязан сыграть в великом Контакте наших цивилизаций.

— Тьфу ты, мать твою!

— И даже твой плевок вскоре будет поистине грандиозным явлением, — саркастически поддела его Инара. — Особенно если вспомнить, что ты плевался и тогда, когда встретил нас впервые.

— К весне следующего года мы переехали в Москву, — продолжал профессор Крейцер, — к тому времени мы достаточно адаптировались к новым условиям существования, а я даже выучил несколько планетарных языков, показавшихся мне наиболее важными, ключевыми: английский, немецкий, китайский ну и, само собой, язык той страны, в которой мы оказались, — русский. Именно на этих языках написана большая часть научной литературы того рода, что требовалась мне в моих научных изысканиях. Конечно, тех знаний, что добыла ваша наука за время своего существования, мне было недостаточно. Еще сильнее ощущался дефицит исходных рабочих материалов, препаратов, реактивов. Уровень технологий тоже оставляет желать лучшего, но даже при существующих научных достижениях мне удалось продолжить работу над тем, что я начал и экспериментально подтвердил на Корабле. Передо мной стояло две основные задачи: первая — достойно подготовиться к прибытию «Арламдора» к Земле, в это я включаю целый комплекс задач; и вторая — отладить технологию, которую я беззастенчиво назвал «Дальний берег». Беззастенчиво, — продолжал Крейцер чуть виноватым голосом, — это потому, что мое подлинное имя Элькан, «иэллэ кян», переводится как «дальний берег» с леобейского. Думаю, ты, Костя, довольно неглупый человек, догадываешься, что это за технология и какие возможности она предлагает человеку. Кажется, твой следователь, этот милый человек Альберт Гаврилович…

— Олег Орестович.

— …вот именно он. Так он испытал на себе силу «Дальнего берега». Вполне невинная модификация, у него даже память не заблокировалась и дурачком он не стал, — закончил Марк Иванович, лукаво улыбаясь и машинально перебирая кончиками пальцев толстую пачку лежащих на столе документов. — Собственно, все это мелочи. Я соорудил пару самосхлопывающихся пространственных ловушек, в которые угодил не только он, но и один милый крокодил, попавший в квартиру Олега Орестовича прямо из Нила. Такие люди, как он, только и понимают, что оглушающие эффекты, которые бьют их по голове как молотом. Впрочем, лишний опыт при доводке технологии до ума никогда не помешает…

— А доктор Ревин? Этот… Донников? Они тоже из ваших?

— Нет. Из ваших. Но ведь ты сам должен понимать, что нас кто-то должен лечить и охранять. Притом что мы несколько отличаемся от землян анатомически… Количество ребер, например, другие нюансы… Ревин великолепный медик-универсал. Донников человек с большими связями, именно он вывел меня на генерала Ковригина и банкира Монахова.

— Ага, Монахов, — пробормотал Гамов, — вот еще одна очаровательная и хорошо знакомая персоналия. Он-то зачем?

— Финансы. Необходимые при исследованиях реагенты стоят сумасшедших денег. Литий, редкоземельные металлы, радиоактивные изотопы, да мало ли… В магазине, сам понимаешь, такое добро не купишь. Нужны каналы и огромные средства. Их я и брал у Монахова. Частью легально, частью — не совсем. Собственно, тебе и не обязательно быть в курсе моих махинаций, которые могут показаться тебе не особенно чистоплотными. Ведь, зная точные координаты его депозитария, я или мое доверенное лицо могли переместиться туда и взять сколько угодно наличных. Главное — знать место. Он потом что-то заподозрил и совсем недавно явился ко мне, мягко говоря, в не очень удобное время. Жаль, если бы он еще немного потерпел, то мог бы вполне наслаждаться результатом вместе с нами… С ним поступили жестоко, но куда хуже было бы, погибни не он, а я. Тогда все могло бы пойти по совсем другому сценарию.

— Ну и гусь вы, дядя Марк, — мутно глядя на инопланетного «родственника», сказал Костя Гамов. — Любыми средствами… Макиавелли плачет от зависти.

— Есть немного. В России нельзя решать серьезные вопросы, не замазавшись в криминале и зачастую не подставив под удар своих близких. Кстати, в том числе и поэтому я решил заблокировать тебе память — ради твоего собственного же блага. Правда, блокировка спровоцировала определенные смещения… гм. — Крейцер явно подбирал слова поделикатнее и потому пытался говорить как можно туманнее и мудренее: — Спровоцировала определенные смещения, сдвиги в структуре твоей личности. Ты стал…

— Мягче, бесхребетнее? Рассеяннее… этаким мягкотелым и беспутным слизняком? — подсказал Гамов. — Вот только мне кажется, что начинают всплывать прежние мои качества… Так? Ведь блокировка памяти не вечна и ослабевает?

— Да. Так. Блокировка памяти… Я вынужден был сделать это, пойми. Подтолкнула меня к тому и скверная история, произошедшая на твоей даче. Ну ты помнишь. Тебе, верно, напоминали.

— С убийством Васильева и россказнями старой дуры Кавалеровой? Да, заботливый Олег Орестович живописал красочно… Васильев, наверное, очень далеко сунул длинный нос не в свое дело, вот и получил топором… От кого, кстати?

Широкое лицо профессора Крейцера стало строгим.

— Скверная история. Никто не хотел тебя, как ты выражаешься, подставлять. Васильев напал на тебя пьяный, начал душить, желая вызнать, а что это за милые люди живут у тебя на даче. Скопендра убил его. Не вовремя появился патруль. У тебя был сильный шок, и ты, находясь в этом шоковом состоянии, едва не выболтал про нас все, что знаешь. Я решил: хватит. Я явился в больницу и сделал тебе укол особого препарата. Подробностей не спрашивай. Из больницы я тебя вызволил. С тех пор ты считал меня своим дядей Марком, который недавно приехал из-за границы. Мою ложь могли опровергнуть только твои близкие, но твоя мать умерла незадолго до этого скверного случая с соседом по даче. Еще и поэтому я опасался за тебя и твое душевное состояние. Так что лучше было поступить так, как поступил я. Так я и Инара стали твоими родственниками.

— А до этого… я считал вас теми, кто вы есть на самом деле?

— Да.

Гамов шумно выдохнул и, со стоическим видом сложив на груди руки, замолчал. Да и что говорить, о чем спрашивать?.. Разве о чем-то малосущественном, что может несколько сгладить напряжение. Константин выговорил, чуть запинаясь:

— А змеи? Которых я привозил вам на дачу? Где я их брал? Ну впрочем… Они… тоже для опытов? Или, может быть, в пищу… так как наиболее близки к той еде, которую вы употребляли на вашем Корабле?

— Да, это любимая пища Скопендры. Он сейчас скрывается неподалеку от твоей дачи в домике на болоте и, верно, снова приготовляет змей. Я порекомендовал ему немного отлежаться, потому что это он разобрался с Монаховым и его людьми и это он вызвал такой переполох в НИИ, когда туда пожаловал Грубин со своими удальцами. Пусть подлечится. На природе он восстанавливается быстрее всего. Тем более, я полагаю, в ближайшее время он нам не пригодится. Ладно, порази меня Язва Илдыза, как любят говорить некоторые мои соотечественники. К делу. — Профессор Крейцер активно зашелестел бумагами и туго надул правую щеку. — Мы… пффф!.. разворачиваем глобальный проект, в котором ты можешь и должен принять самое активное участие. Я рекомендовал тебя генералу Ковригину, на которого сейчас замыкается вся эта шумиха с нашим Кораблем… Инара, все-таки дай ему коньяку, легкое опьянение усиливает восприятие… Прежде всего несколько слов о проекте, Константин. Он касается контакта с моими соотечественниками там, на Корабле. Прежде всего, должен сказать тебе, Костя, что ты не только будешь Пресс-атташе этого проекта, но и пройдешь программу подготовки к полету к «Арламдору». Место в экипаже тебе практически гарантировано. Отбор ты прошел еще несколько лет назад…

Костя Гамов даже не попытался сделать вид, что удивлен. Наверное, он исчерпал свой лимит удивления на текущий момент. Он просто пролил содержимое рюмки себе на колени и спросил:

— Угу. Шутка юмора… Гм… А можно, со мной полетят на Луну резиденты «Комеди клаба» Гарик Бульдог Харламов и Тимур Каштан Батрутдинов? Или хотя бы Петросян…

— Если пройдут отбор — отчего же нет, — совершенно серьезно ответил профессор Крейцер.

2

Россия и остальной мир

Как выяснилось чуть позже, последние реплики, которыми перекинулись недавние дядя и племянник, оказались не так уж далеки от истины. Так, вскоре после того, как пресс-центр глобального проекта «Дальний берег» обнародовал условия набора в так называемую Ординарную группу экипажа будущей станции Контакта, в штаб-квартиру сразу же поступило несколько занимательных предложений от представителей различных социальных и этнических элит. Так, явился грузинский бизнесмен из Москвы и предложил за место в составе экспедиции двадцать пять миллионов долларов США. Кроме того, он обещал обеспечить всех руководителей и участников проекта вином и коньяком пожизненно.

Ему мягко намекнули, что торг здесь в общем-то неуместен, и предложили для начала заполнить анкету. При последующем общении выяснилось, что грузин понимает в арабских цифрах существенно больше, чем в русских буквах, то есть практически не умеет читать и писать.

Следующим ходоком оказался известный телеведущий и шоумен, потом последовали звонки от пары эпатажных и хорошо раскрученных на ТВ политиков; эти денег не предлагали, потому что считали себя неотъемлемой частью любого федерального и, пуще того, глобального проекта.

Между тем топ-страны серьезно включились в переговоры касательно строительства и скорейшей отправки на Луну корабля. Первые лица России, США, Китая, Франции, Японии и еще нескольких крупных держав встретились на двойном саммите: первая его часть проходила в Лондоне, вторая в Москве. Глава Китая подтвердил информацию о том, что в пригороде Пекина фактически завершено строительство транспортного модуля, способного принять на борт не три или четыре, а около трех десятков космонавтов. Пристрастие официального Пекина к гигантизму блестяще подтвердилось и в космической программе. Президент Российской Федерации обнародовал заявление, в котором упомянул, что вверенная ему держава располагает отлично проработанной революционной космо-технологией, позволяющей за рекордно короткие сроки оборудовать китайский корабль двигательной системой и системой безопасности качественно нового уровня. Новейшие ионные двигатели позволят за два дня покрыть расстояние в триста восемьдесят четыре тысячи четыреста километров, разделяющие нашу планету и ее сателлит.

Президент США в свойственной главам этого замечательного государства безапелляционной манере заявил, что его держава в состоянии обойтись без международной помощи и сама профинансирует и осуществит этот дорогостоящий космический проект. Соответствующие распоряжения дирекции НАСА уже отданы. Запущено ускоренное строительство спэйс-шаттла, экипаж которого будет укомплектован исключительно американскими гражданами.

На второй части саммита прозвучало заявление российского руководства о том, что Российская Федерация при поддержке Китая организует собственную экспедицию, в состав которой включат также французских и японских космонавтов. В саммите участвовали не только первые лица государств, но и представители космических агентств всех заинтересованных сторон. В рамках саммита прошла научная конференция, в которой приняли Участие специалисты соответствующего профиля из десяти стран. На конференции выступил профессор Крейцер, и его заявление вызвало сенсацию. Ученые из НАСА, частично ознакомившись с теоретической частью проекта, подтвердили, что русские в самом деле располагают потрясающей технологией, которая даст возможность русским и тем, кто к ним присоединится, оказаться рядом с кораблем пришельцев как минимум на год раньше американцев. В США разразился дикий скандал. Сенат едва не начал против президента процедуру импичмента «за предательство национальных интересов», но затем, после напряженных трехдневных переговоров, консультаций и дискуссий стороны наконец пришли к соглашению. Американцы были допущены в проект, более того, стали играть в нем одну из ключевых ролей, поскольку их шаттлы обладали наибольшей среди всех носителей грузоподъемностью. Но взамен им было обещано, что один из их шаттлов будет переоборудован двигателями профессора Крейцера. О постройке нового шаттла речи уже не шло. К тому же американский шаттл должен был взять на борт семь человек, среди которых будут россиянин, британец и француз. А поскольку оба корабля должны были стартовать к кораблю инопланетян одновременно, профессор Крейцер за то время, что требовалось для изготовления двигателей и переоборудования ими американского шаттла, брался модернизировать системы гигантского китайского модуля таким образом, чтобы он смог взять на борт аж сорок два человека. Среди них должны были быть не только профессиональные космонавты, но и специалисты по этнологии, семиотике и коммуникации, ученые-математики, физики-теоретики, физики-экспериментаторы, а также специалисты по алгоритмам, криптографии и связи из ведущих научных центров разных стран.

Последовательность развертки проекта была такова: сначала носители всех заинтересованных сторон выводят на орбиту сборные агрегаты, жилые модули и платформы гигантской станции, где уже разворачивается орбитальная сборка в режиме нон-стоп несколькими международными сменами, а затем в капсулах, снабженных разгонными блоками, на станцию доставляется экипаж, подобранный согласно программе отбора.

Научное обеспечение проекта ожидаемо возглавил Крейцер. Под его давлением пресс-атташе координационного центра глобального проекта «Дальний берег» был назначен Константин Гамов.

…И конечно же никто из участников этого огромного проекта, ни даже его научный руководитель Марк Иванович Крейцер, он же Элькан, не подозревали, какие события начинают разворачиваться на зависшем у Луны корабле пришельцев с того момента, как Леннар лишился Элькана, своей правой руки, лучшего советника, великого ученого и экспериментатора. Никто из мечтающих о великом Контакте не мог и помыслить о роковой встрече в Круглом зале переговоров и применении древнего яда, о свирепом мятеже сардонаров и жуткой резне в Горне, столице Ганахиды; о невероятном рейде Леннара и кучки его ближайших соратников в самое сердце Храма. Ни о чем из того, что происходило на «Арламдоре» ОДНОВРЕМЕННО с запуском и реализацией проекта «Дальний берег»…

Так, в один прекрасный день Костя Гамов стал известен всему миру, когда на трех языках, русском, английском и китайском, объявил проект «Дальний берег» открытым.

Это выступление видел и приехавший накануне в Москву Абу-Керим. Он и его люди прибывали в российскую столицу порознь, небольшими партиями, как то предписывал до мелочей проработанный план будущей операции. В Москве Абу-Керима встретил тот же самый человек, который приезжал к нему во Францию и предлагал интересную работу. Этот человек не играет особой роли в нашем повествовании, достаточно сказать, что он сотрудник одной из спецслужб и имеет некоторое отношение к проекту «Дальний берег». Назовем его г-ном Айвазовым.

— Рад приветствовать вас, уважаемый, в России, — сказал он. — Как добрались?

— Без приключений. Нормально добрался. Надо сказать, что я вообще не люблю приключений.

— В самом деле? И это говорит человек, который собирается возглавить одну из самых рискованных авантюр нового века? — усмехнулся его собеседник, г-н Айвазов. — Или вы плохо ознакомились с материалами дела?

— Отчего же? Я оценил заказ по достоинству. Иначе не стал бы отрываться от своих уже привычных дел во Франции и ехать едва ли не на верную смерть, не так ли?

— Даже если вы и ваши люди не уцелеют, ваши имена будут с благоговением повторять мусульмане всего мира, — пафосно заявил г-н Айвазов. — Даже я, хотя и не принадлежу к вашей конфессии…

— Да я, собственно, сам наполовину русский, — отозвался Абу-Керим, — вам это известно едва ли не лучше, чем мне самому. Ладно. Ориентировочно операция пройдет в первой половине ноября. Некоторые предварительные действия в Москве я уже предпринял, через своих доверенных лиц, разумеется. Одним словом, уважаемый господин…

— Можете называть меня Айвазов.

— …господин Айвазов, я прошу вас не предпринимать попыток выйти на меня до времени Ч. Я сам свяжусь с вами, как только подготовка к операции войдет в завершающую фазу. Вы ведь хотели мне передать кое-какие данные по объекту?

— Вы найдете их вот на этом мини-диске.

— Хорошо. — Абу-Керим неторопливо убрал диск во внутренний карман пиджака. — Послушайте, Айвазов, я, конечно, предпринял некоторые меры, чтобы обезопасить себя, и, как мне кажется, вполне достаточные, но меня немного беспокоит один вопрос. Его собеседник едва заметно усмехнулся.

— Зачем это вам?

Абу-Керим молча кивнул. Г-н Айвазов покачал головой.

— Понимаю… Можете не беспокоится. Никаких, как это говорят, убеждений у меня нет. Уже давно. Я давал присягу одной стране, но ее разрушили. Причем люди, которые были обязаны ее сохранить. Я начал служить другой. Без особого энтузиазма, правда… поскольку моя родина теперь стала заграницей. ЭТА страна ввергла меня в нищету и заставила стыдиться своей службы. Тогда я решил плюнуть на все эти высокие материи и найти человека, которому можно будет служить. Я нашел… нескольких. Все они оказались глупцами и неудачниками. Часть из них сбежала, часть сидит… Так что теперь я служу ТОЛЬКО себе. И никому другому.

Абу-Керим медленно кивнул.

— Что ж, понятно… Это меня вполне устраивает. Ждите звонка.

— Договорились. Кстати, — добавил г-н Айвазов, придержав Абу-Керима за руку кончиками пальцев, — я вижу, что с момента нашей последней встречи вы расстались с бородой…

— Да. — Абу-Керим усмехнулся. — Мне кажется, что с некоторых пор люди восточной внешности с бородой не пользуются особым доверием у авиаперевозчиков. До связи.

В то время как Абу-Керим начинал развертку своих далеко идущих планов, проект «Дальний берег» был запущен полным форматом в нескольких странах, подписавших соглашение о сотрудничестве. Помимо чисто технической стороны чрезвычайно важным моментом явился подбор экипажа. Гарантированно проходили отбор несколько человек, без которых, по компетентному мнению руководителя научной части профессора Крейцера, полет состояться не мог или, по крайней мере, имел бы существенно меньше шансов на положительный результат предполагаемого в скором будущем Контакта. Это, прежде всего, сам Элькан-«дядя Марк»-Крейцер, а также Генриетта-Инара и Костя Гамов.

С последним происходило что-то необычайное, революционное, жизнеутверждающее. Гамов преобразился. Если бы он и без того не был столь молод, можно было бы сказать, что он помолодел. У Гамова словно выросли крылья. Того недавнего недотепы, выпивохи и неудачника, Костика уже не было и в помине, а те люди, что знали Гамова раньше, припоминали, что несколько лет назад уже видели в его глазах этот завлекательный магический блеск, чувствовали в его движениях и речах мощную, одушевляющую энергетику. Только сейчас это был другой Гамов. Если бы его друзьям Шурику Артеменко и Антохе Казакову некоторое время назад сказали, что он, Гамов, станет лицом глобального космического проекта, они просто пожали бы плечами с недоумением и вязкой примесью досадливого сожаления. Костя?.. Гамов?.. Полнокровно вольется в дело мирового масштаба и приступит к форсированной семинедельной подготовке по программе профессора Крейцера, подкорректированной и одобренной специалистами из Звездного городка?

Но будем кратки… Тем более что все равно полноформатное освещение проекта «Дальний берег» едва ли возможно и даже уместно в нашем повествовании.

Между тем разворачивание отдельных этапов проекта происходило с четкостью и синхронностью, удивлявшей даже многих искушенных дипломатов ведущих держав. В самом деле, даже наиболее амбициозные и влиятельные госструктуры и ведомства, такие как все то же американское НАСА или Европейское космическое агентство, действовали в соответствии с общим планом работ и стройно влились в общую струю. Громадная станция по частям перебрасывалась на орбиту для последующей стыковки и сборки. Ракеты-носители взлетали со всех крупнейших космодромов планеты, захваченной предвкушением грандиозного столкновения с иной цивилизацией: с космодрома Куру во Французской Гвиане, главной стартовой площадки Еврокосмагентства; с Шуанчэнцзы, что в китайской провинция Ганьсу, где была возведена новая гигантская, почти стометровая, монтажно-испытательная башня; с Восточного испытательного полигона на мысе Канаверал; и конечно же с крупнейших в мире космодромов — Плесецка и легендарного Байконура, арендуемого Россией у Казахстана. Активно использовалась и плавучая платформа «Морской старт», международная стартовая площадка в Океании, находящаяся под контролем сразу нескольких государств, как-то: Россия, Украина, США, Норвегия.

Безусловно, все было не так гладко, как о том говорили мировые СМИ и вещал Координационный центр проекта в Москве. Так, к примеру, был замолчан весьма странный инцидент, имеющий прямое касательство к одному из высших руководителей некой сверхдержавы… Этот деятель отказывался ставить свою подпись под важным научным заключением, что конечно же не могло не внести некоторой сумятицы в развертку той части проекта «Дальний берег», которая отводилась на долю данной сверхдержавы. Координирующая, фактически ведущая, миссия россиян вызывала у него отторжение на генетическом уровне. В одно прекрасное утро он нашел у себя на столе в рабочем кабинете (в прекрасно охраняемом кабинете сверхсекретного научно-исследовательского Центра!) модель проектируемой станции, точную копию в уменьшении 1:200. Пока важная персона задавалась резонной мыслью, каким образом эта модель попала к нему на рабочий стол без ведома службы безопасности и, главное, без непосредственного распоряжения, выяснилось: мини-корабль оказался ДЕЙСТВУЮЩИМ. Модель вдруг оторвалась от поверхности стола, о-очень медленно проплыла от одного края столешницы до другого, вдоль двигательных модулей потекли полупрозрачные потоки зеленоватых частиц, и у видавшего виды старого волка глаза полезли на лоб, когда модель станции, на мгновение замерев в упруго застывшем воздухе, вдруг набрала внушительную скорость и…

…исчезла.

Это произвело на высокую персону впечатление куда большее, чем сенсационные научные выкладки неслыханного проекта «Дальний берег» и даже совершенно фантастический график орбитальной сборки станции, который до сих пор неуклонно претворялся в жизнь вот уже две недели как. Несговорчивый шеф, не найдя вменяемого объяснения тому, чему он только что стал свидетелем, уверовал, что у русских в самом деле имеется феноменальная технология, которой нет и не предвидится равных.

…Эффект в самом деле был оглушающим. Вот, к слову, следователь Грубин мог немало порассказать о подобных трюках. Примерно в то же время Костя Гамов, знавший о возможностях Элькана несколько больше, чем подавляющее большинство обитателей планеты, спросил:

— А зачем вся эта эпопея с доставкой на орбиту сегментов и модулей с помощью ракет-носителей, если существует куда более действенный, быстрый и дешевый способ — твоя технология телепорт-переброски? А, дядя Марк?

— Я думаю, вопрос риторический. И ты сам прекрасно понимаешь, отчего я поступаю именно так, а не иначе. Я не могу сейчас обнародовать, что имею технологию телепортации. Телепортация несет с собой качественно новые возможности, а насколько я успел изучить историю вашей цивилизации, эти люди никогда не могли устоять перед искушением обратить эти возможности во зло. И не заставляй меня повторять тебе очевидное…

Разговор этот происходил в Координационном центре в Москве. Но было еще несколько узловых точек проекта, многие из которых, правда, не получат освещения и даже не будут названы на страницах нашего повествования. В конце концов, проект «Дальний берег» и без того получил широчайшее освещение в электронных и иных СМИ; под него даже был открыт особый спутниковый канал, на котором шла круглосуточная трансляция того, что происходит на орбите. Картинка орбитальной сборки время от времени прерывалась включениями с мест, пресс-конференциями ответственных лиц и заявлениями официальных пресс-служб. Не последнее место на этом канале занимала и строгая физиономия Кости Гамова, сияющая, словно бриллиантами, свежей белоснежной улыбкой. Бриллианты эти были заделаны в оправу стильного светлого пиджака по соседству с великолепным галстуком, а также безупречной прически, разительно контрастировавшей с недавними дачными космами Гамова.

Впрочем, это отступление… Итак, о точках, что были чрезвычайно важны для проекта в границах России. Прежде всего это частный НИИ профессора Крейцера в Подмосковье, где в течение последних нескольких лет были смоделированы, сконструированы и проверены опытным путем пробные образцы двигательных, навигационных и охранных систем корабля, который в данный момент собирался на орбите. Тремя другими узловыми точками следует признать объекты федерального, если не глобального, значения: Государственный космический научно-производственный центр им. Хруничева, Ракетно-космическая корпорация «Энергия» им. Королева, а также Звездный городок. В нем, как повелось в течение последних десятилетий, составивших целую космическую эпоху, занимались подготовкой космонавтов для будущего полета. Как уже упоминалось, кроме профессионалов и специалистов узкого профиля, обладавших известным уровнем соответствующей подготовки, на ускоренных курсах занимались и несколько десятков граждан, доселе не имевших отношения к космонавтике. Из числа этих счастливчиков, прошедших многоуровневый отбор по особой программе профессора Крейцера, планировалось отобрать шестнадцать человек, долженствующих составить так называемую Ординарную программу экипажа. Чуть меньше половины тех, кто проходил ускоренную семинедельную подготовку в Звездном городке, были иностранные граждане: два француза, украинец, несколько китайцев, индус, японец, венгр, представители еще нескольких государств, не относящихся к космическим державам. Американцы готовили своих астронавтов отдельно, Европейское космическое агентство (несмотря на присутствие в Звездном городке нескольких граждан из стран Евросоюза) тоже укомплектовало группу кандидатов…

Не останавливаясь на деталях подготовки Ординарной группы в Звездном городке, скажем, что у многих вызывал иронию и даже шуточки ряд нюансов, присутствующих, скажем, в теоретической, анкетной стадии отбора. Там были совершенно дурацкие вопросы, ну например:

— как вы относитесь к малым народностям Севера?

— какой цвет женского белья вы предпочитаете?

— пугают ли вас растительные формы жизни?

Что касается практики, то помимо традиционного комплекса подготовки (барокамера и проч.) были и весьма странные экзерсисы: вдыхание чистого кислорода — с последующим наблюдением за последствиями его воздействия на организм, исполнение экзотических танцев и прыжки с моста вниз головой с перехваченными эластичным тросом-страховкой ногами. Последнее упражнение до чрезвычайности полюбил забавный китаец Ли Сюн по прозвищу Минога. Это прозвище он получил за свою чрезвычайно содержательную манеру общения:

— Ли, много у тебя денег?

— Минога, минога!

— Ли, а много у тебя родственников?

— Минога, минога!

— А родителей!

— Лодителя тозе минога, минога!

— А много у тебя волос на заднице? — не унимался шутник.

— Ми…

Позже этот забавный китаец оказался мастером спорта международного класса по прыжкам в воду с десятиметрового трамплина, кроме того, чрезвычайно подкованным в акробатике и ушу (кажется, даже стажировался в легендарном Шаолине). Координация и вестибулярный аппарат у этого смешного маленького человечка были просто фантастические…

Костя Гамов проводил в Звездном городке в общей сложности ну никак не меньше пяти дней в неделю. Такого сумасшедшего графика у него не было никогда за всю жизнь — ничего подобного! Оставшиеся из имевшихся в наличии часов распределялись между Координационным центром в Москве, телецентром Останкино и подмосковным НИИ профессора Крейцера. Кроме того, Гамов посетил несколько объектов, среди которых выделяются космодромы Плесецк и Байконур, а также Космический центр имени Хруничева и китайский космодром в провинции Сычуань.

Человечество еще не придумало средства против хандры, заниженной самооценки и возрастных кризисов лучшего, чем непосильный труд. Гамову весьма наглядно и полноформатно удалось примерить справедливость этого утверждения на себя.

…Иногда ему казалось, что все происходящее вокруг него — лишь сон, навеянный извращенным воображением какого-то хитрого демона, засевшего в нем, Гамове, и время от времени удачно выдающего себя за самого Константина.

До старта оставались считаные дни, когда все перевернулось с ног на голову и громадная, ни на мгновение не затихающая работа оказалась под угрозой срыва.

Гамов сидел в пустом конференц-зале Координационного центра и работал на ноутбуке, когда прозвучал звонок, быть может, спасший ему жизнь. Позвонили на мобильный, и Гамов, которому в последнее время звонили сотни людей, нисколько не удивился, что высветившийся номер был ему неизвестен.

— Слушаю.

— Здравствуйте, Константин.

Голос казался знакомым, более того, Гамов был уверен, что слышал его совсем недавно — но что-то в этом голосе переменилось, надломилось, появилась какая-то усталая и стертая нотка.

— Здравствуйте, — осторожно ответил пресс-атташе проекта «Дальний берег». — Простите, но кто вы?

— Я понимаю, вам сейчас позволительно не узнавать меня, Константин Алексеевич, — в тон Гамову откликнулся собеседник, — можно сказать, с недавнего времени все поменялось, поменялось разительно, словно в сказке. Да, именно — в сказке: чем дальше, тем страшнее.

Вот тут Константин узнал говорящего.

— Здравствуйте, Олег Орестович, — произнес он. — По какому поводу беспокоите? И кто вам дал номер моего… ах да! Ведь вы знали…

Следователь Грубин ответил сдержанно и тихо:

— Простите, что я отрываю вас от работы, вас, человека занятого. Востребованного. Это я сейчас бездельничаю. Я взял отпуск. Вот хочу увольняться. Даже — увольняться… Зацепило, не отпускает… Вы-то знаете, Гамов, о чем это я. Вы — догадываетесь. Не поверите, такая глупость — даже в монастырь вот хочу уйти… Снять с души… Словно это только для меня. Крокодил. Египет. Чертовщина. И вот теперь — этот ваш проект. Добром не кончится, я знаю… Интуиция, если хотите.

— В чем конкретно я могу вам поспособствовать? — сухо спросил Гамов, не отводя взгляда от экрана рабочего ноутбука.

— Ну да… Я вот о чем вас прошу. Вы, наверное, находитесь в вашем Координационном центре, да?

— Откуда вам это известно?

— Я просто предположил.

— Ну допустим, да.

— Через дорогу от вас, возможно, прямо напротив окон того помещения, где вы сейчас находитесь, есть старинная церковь.

— Я и сейчас ее вижу.

— Очень хорошо. Я стою возле нее. На входе. У царских врат… Константин, я понимаю, что это дерзость, что у вас плотный график и вырваться очень сложно, объект — режимный и под охраной. Но не могли бы вы вместе со мной зайти в церковь? О, три минуты, не больше, надолго я вас не оторву. Я прошу.

Костя заколебался. Он кашлянул и хотел было ответить отрицательно, но Грубин словно почувствовал, что реакция Гамова будет именно такой, а никак не иной, и поспешно добавил:

— Я понимаю, что у вас нет никаких причин уважать меня и доверять мне. Но… честное слово… вы здорово помогли бы мне, если бы выполнили эту мою небольшую просьбу. Очень, очень неспокойно. Я сам не знаю, отчего меня угораздило оказаться именно здесь и именно сейчас, какой черт дернул набрать номер вашего мобильного… С тех пор как начала происходить вся это чертовщина, во мне что-то сдвинулось. Я клянусь вам, так жить нельзя, нельзя! — вырвалось у Грубина, и Гамову вдруг стало мучительно неловко, и, чтобы сломить нестерпимое ощущение этой неловкости, выкорчевать его из груди и горла, Константин сказал довольно поспешно, приглушенным голосом с растрепанными нотками:

— Я сейчас буду. Подождите минуту. Я занят, мне через десять минут нужно будет вернуться на рабочее место, так что… Подождите.

— Жду, — эхом откликнулся Олег Орестович.

— Я ненадолго отлучусь, — сказал Гамов Миле Галустян, красавице, умнице, по совместительству руководителю съемочной группы, ведущей телемост с Останкино и орбитальной станцией, где был оборудован коммуникационный модуль. В данный момент там, кстати, находился профессор Крейцер, контролировавший ход работ по орбитальной сборке.

Мила колдовала над распределительным пультом, отвечавшим за подключение и контроль оборудования телестудии центра. Сейчас она координировала подключение и настройку осветительных приборов. Не поворачиваясь к Гамову, она отозвалась:

— Отлучишься? Ну если только очень ненадолго. Ты не забыл?.. Скоро заедут ребята из телецентра, мы проведем коротенький сеанс связи с орбитой и сразу дуем в Останкино, так что не задерживайся. Пропуск на выходе подпиши, а то мне начальник охраны уже выговаривал! Дескать, разгильдяй этот ваш…

«Интересно, зачем я понадобился этому Грубину, — размышлял Гамов, спустившись со своего третьего этажа на лифте и идя по длинному, ярко освещенному коридору, по которому обильно сновали люди с лимонными бейджиками на груди, указывающими на их принадлежность к проекту «Дальний берег», — неужели в самом деле у него поехала крыша? Или он решил вылепить очередное вздорное обвинение? Хотя… о чем это я? Сейчас мы с ним в разных весовых категориях, и никто не позволит… Следователь прокуратуры приглашает меня в церковь. Сказал бы мне кто подобное на нашем первом допросе, никогда бы не поверил. Впрочем, фокусы дяди Марка могут впечатлить и более непробиваемого человека, чем этот замыленный следак…»

Тут цепочка размышлений вынужденно оборвалась, потому что Гамов добрался до пропускного пункта, где сейчас властвовал старый знакомый Кости, полковник КГБ в отставке, еще недавно возглавлявший охрану подмосковного НИИ профессора Крейцера, — Вениамин Ильич Донников по прозвищу Бен Ганн. Как и Гамов, Донников получил существенное продвижение по службе, попав в заместители главы службы безопасности данного режимного объекта, но нельзя сказать, чтобы это повышение положительно сказалось на его характере, въедливом, придирчивом и подозрительном. Впрочем, возможно, таким и полагается быть настоящему церберу…

— Ваш пропуск, — произнес он, увидев на экране монитора физиономию Кости Гамова, — цель внепланового оставления рабочего места?..

— Бюрократ вы, Вениамин Ильич, — вздохнул тот, засовывая пластиковую карточку индивидуального пропуска в цель контрольного аппарата и прикладывая большой палец к тускло мерцающей сенсорной панели, — ваш непосредственный начальник не такой буквоед, хоть и тоже из ФСО…

Вениамин Ильич Донников ничего не ответил. Как и многие люди его склада, он был целиком сосредоточен на работе, и даже если через пропускной пункт шел бы Лев Толстой или товарищ Сталин (люди, как несложно догадаться, легко узнаваемые и совершенно не нуждающиеся в идентификации), все равно он потребовал бы пропуск с соответствующими данными. Гамов вздохнул и вышел на улицу, на охраняемую территорию, в объективы камер наблюдения и под белы очи охраны КПП. Затем он прошел через калитку, благо был легко идентифицирован товарищами из спецслужб, перешел через дорогу, воспользовавшись подземным переходом. Там пел его одноклассник Тарас Ромашов, в свое время подававший большие надежды. Костя, деликатно отвернувшись, швырнул ему сотенную бумажку (сам-то каким был еще полгода назад…) и, выйдя прямо к церкви, сразу же увидел фигурку следователя Грубина в сером плащике, неверной походкой прохаживающегося под мелким унылым дождем. С первого взгляда Костя, кажется, понял, в чем суть и причина этого настоятельного вызова, из-за которого он, Гамов, вступил в незначительные трения с заместителем начальника охраны… Ну да. Конечно. Этот Грубин банально пьян. Бывает. Только это его дело!.. Какого хрена отвлекать занятых людей?!.

Наверное, примерно так же мыслил и сам Олег Орестович Грубин, когда к нему на допрос привели арестованного на подмосковной даче гражданина Гамова.

— А-а, здравствуйте, — тускло поздоровался он. — Очень рад, что вы откликнулись. Мм… вот…

Гамов недобро прищурился и произнес тихо, внятно:

— Олег Орестович, вы пьяны. Нормально так пьяны. Вы что, вытащили меня для того, чтобы я слушал ваши нетрезвые речения? Нет, у меня, конечно, большой опыт в том, чтобы выслушивать разного рода пьяный бред… но — все-таки — не то время и не то место…

Вместо ответа Грубин указал на купол церкви и ответил:

— Ничего не скажу насчет времени, мне так кажется, оно у нас еще есть, хотя — уже едва ли не поздно что-то менять… А вот — место… Место самое то. Как ты думаешь, что ты увидишь ТАМ, у Луны? Ты представляешь себе каких-то полубогов, верно? Думаешь, они помогут нам вознестись к неведомым высотам? Люди очень любят строить из себя умудренных тысячелетним опытом цивилизации существ, а на деле наивны, как дети. Самое время помолиться, Костя, потому что я уверен: эти ваши высшие существа, которые наблюдают оттуда, с Луны… они уже здесь!

— И не противно вам в храм пьяным ходить? — грустно сказал Гамов и уже повернулся было, чтобы уйти, но Грубин придержал его за рукав и, пошатнувшись, проговорил:

— А что ж, что пьяным?.. Пьяного Бог бережет.

— Что-то вы его слишком часто всуе поминаете, Олег Орестович. Пустите. Выпусти рукав, говорю.

— У меня предчувствие, — не обращая внимания на последние слова Кости Гамова, сказал Грубин, все так же крепко зажав в кулаке рукав гамовской куртки. — Тебе никогда не приходилось слышать о сигнальных системах человека, первой и второй?

— Ну.

— В-вторая сигнальная система — сознание и речь. У п-пьяного человека речь затруднена, сознание замутнено… т-так что на главный план выходит первая сигнальная система… она основана на инстинктах… н-ну как у животных. В просторечии п-первая сигнальная система… если попросту — автопилот. Пьяница точно так же может найти нужное ему место, как бродячая собака — на инстинкте, поисковом чутье… Пьяный человек точно также чувствует неприятности, как животное — нутром…

— Да уж, нутром, — громко и с изрядным скепсисом произнес Костя Гамов, отворачиваясь, — в этой теме я и сам изрядно подкован. Вы напрасно отнимаете у меня время, Олег Орестович. Напиться и возомнить себя пророком может каждый. Вот только найдите себе более подходящего собеседника. Будете ему втолковывать открывавшиеся вам сияющие истины!

И Гамов наконец-то успешно завершил попытку вырвать рукав из цепкой пятерни следователя. И в этот момент над говорливой московской улицей вспорхнули и сломались сухие звуки двух одиночных выстрелов. Звуки донеслись с противоположной части дороги. Оттуда, где за оборудованной КПП высоченной оградой виднелось здание Координационного центра проекта «Дальний берег».

Костя замер, и в на мгновение застывшем воздухе дошли до него отрывистые слова Грубина:

— Ну я же тебе сказал…

3

Москва, Координационный центр

— Это очень просто. Никогда не надо мудрить.

Сказав это, Абу-Керим покровительственно хлопнул по плечу известного тележурналиста Леонида Панфилова, по документам съемочной группы и на рабочей машине которого Абу-Керим и его люди въехали на территорию Координационного центра. Они беспрепятственно миновали массивные ворота, оборудованные электронной системой контроля, а Панфилов даже бледно улыбнулся сидящим в металлической будке КПП охранникам в черной форме. Съемочная группа Панфилова и надлежащее оборудование размещались в двух микроавтобусах. Впрочем, из тех, кто все еще имел хоть какое-то отношение к телевидению, в микроавтобусах остался сам Панфилов, два бледных и трясущихся водителя, а также телеоператор. Последний, впрочем, мирно сидел у стены и уже не волновался и не трясся. У него сохранялась весьма горделивая осанка, чему не в последней степени способствовал так называемый нож выживания, состоящий на вооружении у спецназа — этим ножом оператор был пришпилен к переборке машины.

Абу-Керим, одной рукой похлопывающий по плечу журналиста, второй придерживал видеокамеру. Камера была весьма примечательной: все ее внутренности были выдраны напрочь, а взамен электронной начинки заправлены динамитные шашки. Абу-Керим был большим любителем подобной электроники, любительской ли, профессиональной ли…

— Только без фокусов, Леонид Иванович, — доброжелательно выговорил Абу-Керим, — вы меня прекрасно поняли, не правда ли?

По лбу тележурналиста тек пот. Он хотел было ответить, но вместо этого только несколько раз кивнул. Наверное, так качает головой старая лошадь, которую бросили подыхать на выбитом другими лошадьми полуголом лугу.

— Ну вот и ладно.

— Тут прекрасная охрана, — пробормотал Панфилов. — Вы что же, думаете прикрыться мной и моими коллегами? Тут… тут служба безопасности… и…

— Да, я знаю, что каждого будут проверять на соответствие, — спокойно ответил Абу-Керим. — Пошел!..

Журналист хотел было сказать, что система безопасности объекта едва ли допустит проникновение постороннего лица без идентификационного знака, что даже если такому лицу и удастся оказаться на территории Координационного центра, то через минуту факт этого проникновения и точные координаты нарушителя (нарушителей) будут установлены, все базовые двери заблокированы, и группа террористов окажется отрезанной от остального мира в каком-нибудь наглухо перекрытом коридоре или переходе. И будет находиться там до тех пор, пока не прибудет СОБР и вежливо не попросит господ террористов… Ну и далее по установленному регламенту. Конечно же ничего из вышесказанного знаменитый тележурналист не огласил, да и некогда было, потому что Абу-Керим, оказавшись перед дверями, решительно нажал кнопку вызова, и на вспыхнувшем черно-белом мониторе появилось лицо Донникова.

— Господин Панфилов, если не ошибаюсь? — спросил он, глядя то на журналиста, то куда-то в сторону, верно — сверяясь с данными на экране контрольного монитора. — Мы вас ожидаем.

— Это со мной, — не дожидаясь возможного вопроса, проблеял Панфилов и быстро оглянулся на стоявшего за его спиной Абу-Керима.

Тот улыбался так мило, так искренне, и не верилось, что именно этот доброжелательный, скромно, но стильно одетый человек, ничем не походящий на террориста, несколькими минутами ранее убил сотрудника телекомпании, совершенно незнакомого ему человека, отца двоих детей, страдающего отдышкой и второй степенью ожирения, даже не моргнув глазом и не утруждая себя мотивацией. Лишь заподозрив, что несчастный лелеет какое-то слабое намерение не напасть или там оказать сопротивление, а всего лишь недостаточно быстро повиноваться, и… Впрочем, какая теперь разница?

— Пакет документов на персонал и оборудование, разумеется, при вас, Леонид Иванович? — поинтересовался Донников, деблокируя входную дверь.

— Да…

— Прошу меня извинить. Пусть ваши люди немного подождут, пока мы тут с вами утрясем формальности. Это недолго. Так положено, — добавил сотрудник охраны, и в его голосе мелькнуло что-то похожее на нотку сожаления.

— Я пройду с Леонидом Ивановичем, — произнес Абу-Керим, — у меня тоже с собой часть документов.

Даже если бы Донников и заподозрил неладное, даже если бы он и подумал, что у интеллигентного вида мужчины, стоявшего за спиной одного из самых известных журналистов страны, могут быть дурные намерения и — тем паче — оружие, — он все равно не стал бы дергаться. Еще бы!.. Чтобы оказаться лицом к лицу с заместителем начальника охраны, визитерам следует преодолеть так называемую «шлюзовую камеру», напичканную металлодетекторами, считывателями бесконтактных проксимити-идентификаторов (выдающихся заблаговременно каждому посетителю) и иными контроллерами. Что и говорить об оружии, если возникали проблемы даже у сотрудниц, использующих заколки с металлическими частями! Но это еще не все. Помимо контрольной панели у Донникова имелись перед глазами экраны трех ЖК-мониторов, один из которых высвечивал информацию о состоянии общей системы безопасности, развертку модульной структуры, позволяющей оптимизировать инсталляцию, расширение и сервис системы. Одно легкое касание подушечкой пальца нужной кнопки — и выбранные двери заблокированы, второе касание — и система переходит в авральный режим, и несдобровать тем, кто нарушил установленный порядок проверки и контроля.

Панфилов и Абу-Керим вошли в проходную «шлюзовую камеру». Шла проверка… В случае какого-либо несоответствия информация об этом немедленно отразилась бы на приемно-контрольной панели, находившейся прямо перед глазами Донникова. Нет. Все в норме. Конечно же все в норме. Вениамин Ильич Донников по прозвищу Бен Ганн нисколько в этом и не сомневался. Он откинулся на спинку стула и поднял глаза на Панфилова и Абу-Керима, отделенных от него тонким стеклом.

— Все в порядке? — улыбаясь, спросил Абу-Керим, едва ли не просовывая голову в окошечко. Его правая рука с собранными горстью пальцами коснулась стекла.

У Донникова была прекрасная интуиция. Ему вдруг сделалось нехорошо, тяжелое, мутное предчувствие материализовалось тяжелым комом в горле и толчками пошло вниз по пищеводу. Не отдавая себе отчета в том, что он намерен делать, Донников протянул руку, чтобы коснуться контрольной панели и вызвать снизу пару сотрудников…

…но тут Абу-Керим, все так же доброжелательно улыбаясь, шевельнул сложенными в горсть пальцами правой руки, и из них, словно полупризрачный сполох молнии, выпорхнуло что-то продолговатое, прозрачное, радужно отсвечивающее… Конечно, если бы у Донникова было время, он успел бы понять, что это сосулька, причем сосулька на основе морской воды, именно то, что не обнаруживают никакие контрольные приборы.

Но времени у него не было.

Сухая, хищно поблескивающая сосулька пропорола воздух и попала в глаз Вениамина Ильича. Острие ее вошло в мозг. Смерть наступила мгновенно.

Панфилов окаменел. Он не мог оторвать взгляда от заместителя начальника охраны, чье тело медленно сползало со стула. Его левая рука, сведенная судорогой, все-таки упала на клавиатуру. Пролилась короткая, режущая предупредительная мелодия. Абу-Керим тотчас же проник на пост и быстро оглядел экраны. Он был хорошо осведомлен… Через минуту система безопасности заблокировала бы входы и выходы, прекратив доступ ко всем девяносто восьми условным зонам охраняемой территории. Абу-Керим спокойно ввел код отмены и подтверждающий его пароль. Вот, собственно, и все. Недаром говорят: кто владеет информацией, тот владеет миром.

Автоматические двери распахнулись, и внутрь Координационного центра прямо через «шлюзовую камеру», еще недавно столь бдительную, хлынули люди. Вооруженные люди.

Абу-Керим подстроил микрофон, черная головка которого застыла напротив его рта, и поправил наушники.

— Смена-два? Ну что у вас? — спросил он по-французски у невидимого собеседника.

— Вспомогательный объект взят под контроль, — ответили ему по-русски.

— Пока что не дергайтесь. Сидите тихо. Все.

В первом же повороте коридора люди Абу-Керима наткнулись на двух охранников, и они были уложены теми двумя выстрелами, что услышал находящийся у церкви Костя Гамов. Наверное, он и не услышал бы, но в коридоре были откинуты фрамуги пластиковых окон: шло проветривание…

…Мила Галустян не поняла, почему у ее знаменитого коллеги Панфилова такое лицо. У него даже взгляд остановился, а стильный галстук ценой в полторы тысячи евро сбился набок, как у подвыпившего менеджера после лихой корпоративки. Она даже улыбнулась симпатичному мужчине, вошедшему вслед за Леонидом Ивановичем, но улыбка стала неживой и смялась, как глина, когда в помещение ворвались вооруженные люди.

— Здравствуйте, — приветствовал всех присутствующих Абу-Керим. — Кажется, у нас сейчас по плану беседа с орбитой?

…Профессор Марк Иванович Крейцер, находящийся на монтируемой согласно проекту «Дальний берег» орбитальной станции, вышел на связь с центром в точно установленное для того время. Однако же вместо Гамова и ожидаемого Панфилова, а также двух вставных картинок телемостов с Казахстаном и Французской Гвианой, увидел совершенно незнакомого человека. Некоторое время участники прямого включения молча рассматривали друг друга: один — оценивающе, второй — с недоумением, которое все сильнее приправлялось разгорающейся тревогой. Да, Крейцер видел оппонента в первый раз. Кто таков, черт возьми?.. Как попал в Координационный центр, в одно из наиболее охраняемых его помещений?.. У этого человека было длинное насмешливое, гладко выбритое лицо и большой опасный рот, о края которого можно было порезаться. Этим ртом человек и улыбнулся криво, саркастично и выговорил:

— Приветствую вас, Марк Иванович. Вы ведь там совсем близко к Аллаху? Так у меня есть пара чрезвычайно заманчивых предложений к вам и к нему…