1

Время великой бойни настало

Итак, десять сотен сардонаров бесшумно (так казалось им самим) подкрались к самым воротам порталов. Самый шальной попытался открыть громадные ворота, попросту навалившись на них плечом, ему принялась помогать пара таких же болванов, но вскоре они убедились, что этих потуг несколько недостает для того, чтобы открыть дорогу в сердце Храма. И если кто-то еще и сохранял иллюзии относительно бесшумности переброски к стенам и воротам твердыни, но в следующее мгновение все они совершенно рассеялись… Словно сотни назойливых насекомых пропели в воздухе, разбуженные утренней свежестью и голодом, и тотчас же этот голод был утолен. Да! Из многочисленных тайных ниш, смотровых площадок и схронов в пилонах порталов выскользнули несколько десятков фигур, едва различимых на темном камне, вскинулись руки и синхронно выбросились в резком хищном жесте — и вниз, на головы самонадеянных сардонаров, устремились десятки остро отточенных коротеньких копий с массивными остриями. Это были знаменитые миэллы, так называемая осадная их разновидность, с утяжеленными наконечниками. Большая часть миэллов угодила в цель, да и сложно было промахнуться, когда до большинства из этих многочисленных и неразумных мишеней было лишь два-три десятка анниев.

Острые как жало дротики с равной легкостью входили в податливую человеческую плоть и пробивали легкие доспехи, которыми к тому же были снабжены далеко не все осаждающие. Миэллы рассаживали черепа и дробили кости, тяжелые наконечники ломали хребты и разрывали трахеи, и те, кто умирал тут же, на месте, сразу, мгновенно, были самыми счастливыми. Страшные крики гибнущих людей, пришпиливаемых к земле, пронизываемых навылет, разорвали сырую подгнившую тишину. Один из наиболее неразумных сардонаров, тот, что совсем недавно с наглой ухмылкой и пылающим взором пытался открыть плечом неприступные ворота, теперь тщился оторвать от земли приколотую к ней копьем ногу, выл и раскачивался всем телом, словно на молитве, — до тех пор пока еще один миэлл не угодил ему в основание черепа, раздробил шейные позвонки и, пронизав насквозь все тело до самого седалища, убил наповал. Он остался сидеть, словно живой: вошедший в почву металлический стержень миэлла не дал ему упасть. Вой, пронзительный визг и предсмертные хрипы царапали неприступные стены Храма, но засевшие в бойницах и в нишах пилонов Ревнители сочли необходимым дать и третий залп-бросок, вслед за первым и вторым. Третья волна остро отточенной жалящей смерти накрыла уцелевших, и лишь около пяти десятков недавних храбрецов сумели, бросившись наутек врассыпную, отойти от гибельных стен и порталов.

— Вторая очередь! — заревел Акил, высовываясь из башни. — Сотники!!! Грендам, приготовься говорить воспламеняющую речь, грязное отродье Илдыза!..

Вторая волна атаки на Храм накатила куда более стремительно, чем первая, и уже не было надобности прикрываться все светлеющими утренними сумерками. Теперь в ход пошли более опытные сардонары, которыми командовали бывшие Ревнители. Вторая волна атакующих располагала более мощными доспехами и могла прикрываться трофейными щитами, захваченными в оружейном подвале Этерианы. Впрочем, миэллы прошивали и такую защиту, но самые опытные воины прикрывались, держа щиты над собой на вытянутых руках, так что копья застревали в них, нанеся бунтовщикам лишь незначительные повреждения или вовсе не зацепив.

— Гареггины?.. — прохрипел Грендам, наблюдавший за этой попыткой штурма из передвижной башни. — Гареггины, почему ты не выпускаешь их, ведь ты хвастался, что они нечувствительны к любой боли, не знают страха и неслыханно искусны в бою!..

— В обоз! — крикнул ему Акил, высовываясь из смотровой щели. — В обоз! Произноси речь! Пошел… вдохновитель!!!

Грендам подскочил и зашипел, словно его окатили кипятком и, своротив набок язык и перекосив свое тяжелое, серое лицо, длинным неровным шагом устремился в лагерь, раскинувшийся за передвижной башней вождей. Здесь, окруженный жаждущими внимать ему лицами, Грендам почувствовал прилив того экстатического вдохновения, что позволяло ему поднимать и разжигать едва ли не беспомощных калек и мертвых. Он сделал выразительный жест рукой, несколько сардонаров, забравшись на обозную телегу, образовали что-то вроде живого кургана, на который, пыхтя, и вскарабкался Грендам. Он раскачивался всем своим немаленьким телом, гримасничал, размахивал руками, совершая какие-то странные пассы, пучил глаза и выпускал на искривившиеся губы клочья белой пены. Сардонары приступали все ближе, смотрели жадно, шептали. Не все из них воочию разглядели то, что произошло под стенами Храма и происходило сейчас, а вопли умирающих там, у порталов, собратьев только подхлестывали фантазию. В самом деле, кто кричит, осаждающие или осаждаемые?.. Быть может, ворота уже трещат перед натиском сардонаров, Ищущих Его и освобождения, и нужен последний, решительный маневр, бросок, который сломит братьев ордена, этих бесчестных тварей, которым нет места на благодатной земле?..

Грендам несколько уменьшил амплитуду своих раскачиваний и телодвижений и принялся вещать, время от времени срываясь на откровенный визг:

— Братья в вере! Настал час!.. Пробил тот решительный миг, когда все мы должны уверовать в победу и отрешиться от боли и страха!.. Слушайте меня, воины-сардонары!..

В то время как одни сподвижники Акила и Грендама слушали речь последнего, их собратья один за другим погибали в бойне у двух порталов Первого Храма. Их истребляли не столь молниеносно, как первую волну штурмующих, однако же неиссякающий поток дротиков-миэллов лился с пилонов словно смертоносный дождь. Но даже несмотря на то, что всюду разила эта всепроникающая дождевая смерть, двум десяткам сардонаров удалось прорваться к самым воротам и, прикрывшись щитами, начать пробивать мощное мангговое дерево при помощи тяжелого стенобитного тарана и крючьями отгибать металлические полосы, которыми были обиты воротины. Один из защитников Храма, высунувшись из бойницы едва ли не до пояса и сообразив, чем, собственно, заняты сардонары, отрывисто хохотнул и метнул два миэлла, вонзившихся в щиты. Правда, смех и два броска обошлись Ревнителю дорого: из приблизившейся к порталу ближе чем на сотню шагов передвижной башни Акила выметнулось длинное копье-гараннид, описав незамысловатую кривую, ударило брата ордена под подбородок. Из пробитой навылет шеи выбился фонтанчик крови, и Ревнитель, выпав из бойницы, свалился вниз, на многочисленные трупы сардонаров первой и второй волны.

— Вот так, — сказал Акил, который и совершил этот замечательный бросок. — Очень хорошо. Братья-Ревнители, кажется, почувствовали, что схлестнулись с болванами, не имеющими никакого представления об осаде крепостей. Ну что ж… время указать на их ошибки. Гареггины!.. Третий и твои люди!.. Предпоследняя готовность!..

Низкий разлапистый кустарник, которым частично были облеплены холмы у стен Храма, зашевелился, словно под порывом вдруг налетевшего ветра. Акил выпрыгнул из башни, с высоты в несколько анниев, не утруждая себя спуском по лестнице.

— Разван! — негромко произнес он. — Ты выдал ОРУЖИЕ?

— Да, учитель, — отозвался выскочивший словно из-под земли Разван.

— Группа готова?

— Да.

Акил напряженно сощурил глаза и, чуть подняв голову, смерил взглядом неприступные стены и гордые пилоны портала Храма. У храмовых ворот под прикрытием щитов, уже изрядно изрешеченных миэллами, все так же действовали сардонары второй волны, и в черной мангговой древесине образовалась уже довольно большая брешь. Во все стороны летели черные, словно обугленные, щепки… Уцелевшие сардонары, отойдя от ворот и укрывшись за ближними холмами, пытались поразить Ревнителей, засевших в нишах и на смотровых площадках пилонов, дротиками, но особо не преуспели. Единственное, что им удалось, — это несколько оттянуть внимание защитников Храма с тех, кто пытался пробить ворота тараном, на себя.

Акил пристально наблюдал за их действиями…

Из арьергарда сардонарского воинства доносились отрывистые вопли Грендама:

— Не смейте быть малодушными, не отступайте и не сомневайтесь в истине, прореченной мною! Если учитель сказал отрубить себе кисть — отруби всю руку. Кто сказал тебе, что после этого ты станешь вдвое слабее? Кто сказал, что твоя оставшаяся рука не нальется такой силой, что прежние твои возможности не покажутся детскими?.. Даже если ты истечешь кровью, твоя кровь напитает силами твоих собратьев, а тебе, сардонар, откроет двери к блаженной истине и блаженству истинному! Слушайте меня и напитывайтесь силой и верой!.. Нет места сомнению! Жестокость и непреклонность!.. Сардонары! Бог, жаждущий Избавления, смотрит на нас, и разве можем мы быть малодушными перед ликом Его, разве можем мы замкнуть слух перед мудростью, которую он дарит вам моими устами?! — Грендам заерзал на плечах сардонаров, высунул язык и снова страшно загримасничал. Его слушатели воздели руки в священном жесте. — Верите ли вы мне? Верите ли в победу? И если я скажу вам в пустыне: пейте песок — разве вы не утолите жажду по слову моему? И если я и брат мой Акил скажем: иди навстречу боли и бейся — разве не насладитесь вы без страха болью и боем? Верите ли?

— Верим!!! — раздался дикий рев.

— Насладимся, прорицатель!..

— Храм рухнет по слову твоему и многоустого Акила!

Хорошо, что эти люди не слышали, что сказал о пророке Грендаме его соправитель Акил, наблюдавший за схваткой у порталов и державший в голове приказ о последнем, решающем ударе:

— Жалкий паяц… Скоро, скоро настанет уже пора разобраться с ним… Пока не пришло время, этот шут своими воплями умеет завести толпу!.. Ну что же… — пробормотал он, и появившийся за его спиной верный слуга Разван сунул под ноги вождю сардонаров что-то плоское, продолговатое, слабо светящееся по контуру. — Мое оружие!..

Нет, не меч вложил в руки Акила слуга Разван. Возможно, многие из Ревнителей, углядев, ЧТО именно оказалось в руках Акила, поспешили бы убавить восторги по поводу легкой расправы над незадачливыми вояками-сардонарами и форсировать подготовку к отражению куда более серьезного и опасного штурма. Но не зря Акил усыплял бдительность защитников Храма, послав на убой немало расходного человеческого материала… Он поднял руку, в то же самое мгновение в воздухе свистнул дротик и угодил в нагрудный доспех боевого вождя сардонаров. Однако Акил даже не заметил миэлла, столь смертоносного для других воинов: доспех был сработан лучшими оружейниками всех Верхних и Нижних земель, беллонцами, суровыми обитателями страны Сорока Озер.

— Вперед! — крикнул бывший старший Ревнитель, одной рукой огладив беллонский доспех, а вторую, с зажатым в ней страшным оружием, вскинув над головой.

Полоса шевелящегося кустарника на протяжении нескольких десятков анниев вдруг взмыла в воздух, словно растения смахнули одним роскошным движением огромной невидимой косы, и во все стороны полетели ветви, листья, полоски травы и комья земли с растопыренными оборванными корнями. Четырнадцать или пятнадцать человек, появившихся словно из-под земли, взмыли в воздухе, выстилаясь в завораживающе длинном прыжке. Но сколь бы ни был длинен и пружинист прыжок, сколь ни сильны ноги прыгунов, все равно полет должен закончиться неминуемым и достаточно скорым приземлением. Но нет!.. Ничуть не бывало. Полтора десятка прыгунов, вырвавшись на волю из зарослей кустарника, по пологой прямой продолжали подниматься в воздух, все выше, все выше, вот они уже на высоте нижних смотровых площадок, вот они уже на уровне бойниц! — А один из них, верно, самый расторопный и стремительный, поравнялся с навершием громадного каменного столба, ограничивающего въезд, и оказался лицом к лицу с двумя храмовниками, которые оторопело наблюдали за этим невесть откуда взявшимся сардонаром и его поразительным полетом. Нет, опытные братья Храма быстро пришли в себя, вот только для одного это оказалось бесполезно: Илам (а это был именно он) коротким всплеском тонкой кисти загнал метательный нож в его горло. Второй вскинул метательный дротик-миэлл, Илам сделал резкое движение правой ногой, выравнивая свое положение на уровне одного человеческого роста относительно самой высокой точки пилона, и метательное копье ужалило его не в грудную клетку между вторым и третьим ребрами (куда метил Ревнитель), а всего лишь в голень. Из-под боевого облачения Илама вылетел второй метательный нож, и вот он уже плотно засел в груди второго Ревнителя, и брат ордена с едва уловимым стоном осел на площадку.

Илам перепрыгнул на пилон и, наклонившись, без особого усилия и даже не поморщившись, вырвал миэлл из своей ноги. Между тем гареггины последовали достойному подражания примеру молодого сардонара и один за другим переправлялись на стены Храма.

— Гравиплатформы… — пробормотал Лайбо, который из укрытия наблюдал за тем, что происходит у портала, и пытался подавить болезненное жжение, невесть откуда возникшее в груди. — Откуда… откуда у сардонаров гравиплатформы?.. Неужели среди них есть перебежчики из нашей Академии?.. Неужели они сумели подобрать охранные коды к гравитационному оборудованию?..

Акил, зависший в воздухе точно на уровне верхушек пилонов, не вмешивался в бой, в котором принимали Участие пятнадцать его гареггинов и около двух с лишком Десятков Ревнителей. Впрочем, почти половина их полегла при первом же наскоке «летающих сардонаров». Слишком неожиданным и ошеломляющим был этот невероятный маневр, осуществленный гареггинами Акила. Даже те из Ревнителей, которые знали о существовании чудесных гравиплатформ, находящихся на вооружении у Обращенных Леннара, не сумели вовремя сориентироваться, да и едва ли ожидали они, что сардонары сумеют раздобыть и освоить такие сложные устройства… Но сюрпризы на этом не закончились.

Зависший напротив Портала-1 Акил вскинул руку с зажатым в ней плазмоизлучателем, тем самым оружием, что наку Леннара именовали «Дитя Молнии». Тускло позолотилось под лучами восходящего светила короткое дуло, а потом по нему пробежала цепочка зеленых точек, все быстрее и быстрее, и из черного раструба изверглась длинная струя пламени, она мелькнула раз, другой и третий, разбросав во все стороны крылатые призрачные блики. Ворота портала, в которые метил сардонар, тяжело вздрогнули и задернулись едкой завесой дыма.

После третьего выстрела Акил поднял кверху дымящееся дуло и, тряхнув головой и рассыпав по плечам рыжие свои волосы, засветившиеся не хуже языков пламени, с удовлетворением рассмотрел оплавленные полосы металла, которыми были окованы ворота, и дымящуюся дыру в неподатливом мангговом дереве; дыру, способную пропустить довольно крупного мужчину.

— Демоны и Дно миров!.. — донесся чей-то выдох.

— Пресветлый Ааааму!

— Третий!.. — низвергся с небес крик Акила. — Ты и твои люди — в пролом! Откроешь ворота, там справа есть такой выступ, который…

— Знаю! — донесся до слуха вождя сардонаров ответный крик дайлемита, и в следующую минуту все шестеро уроженцев Дайлема, вынырнув из-за защищающих их скал, бросились к пролому в воротах, ловко перепрыгивая через трупы сардонаров и минуя частокол миэллов, прочно засевших в земле и телах убитых.

Один за другим люди Третьего ловко ныряли в дымящийся пролом. Акил наблюдал за ними, бормоча:

— Жаль, что у нас только одно «Дитя Молнии». Было хотя бы десять, как упростилось бы дело! Хотя без гареггинов, летающих щитов и вот такого оружия я сюда и не сунулся бы, ведь не самоубийца же я, в самом деле… Задница Илдыза! Эти дайлемиты действительно ловкие ребята, — буркнул он, глядя на то, как медленно, словно бы нехотя и натужно, створки тяжелых ворот Портала-1 начинают разъезжаться в стороны. — Ловкие… слишком ловкие, если могут без гареггов соперничать с моими гареггинами… Но с ними — потом. Сейчас главное — взять Храм! Гареггины, второй отряд, вперед! — крикнул Акил, снижаясь до высоты анниев в пятнадцать. — Грендам, командуй арьергарду выступать! Резерв в десять сотен — ждать приказа!

2

Первый Храм

В то время как Акил зычным и уверенным голосом отдавал приказы своим сардонарам, Третий и его люди, оказавшись в нефе Очищения и приведя в действие механизм открывания ворот, вступили в бой с Ревнителями, один за другим спускающимися в неф из верхних боковых галерей и со смотровых площадок пилонов. Схватка оказалась короткой и свирепой: многие из Ревнителей уже были ранены, а подоспевшие на помощь «летучие гареггины» помогли покончить с этим отрядом братьев Храма. Впрочем, открыть каменную стену, преграждавшую вход в главную галерею, было невозможно, и гареггины снова поднялись в левую боковую галерею, в то время как дайлемиты, предводительствуемые Третьим, поднялись по крутой лестнице в правую. Сквозь расширяющийся проем ворот в неф Очищения хлынули толпы сардонаров. Рассредоточившись на два потока, они полезли вслед за гареггинами и дайлемитами.

Дайлемиты продвинулись по боковой галерее не меньше чем на двести шагов, прежде чем ход не расширился вдвое, а потом, утратив одну из стен, превратился в балюстраду, откуда открывался вид на главную галерею, напольные плиты которой поблескивали в десяти — двенадцати анниях ниже. Именно здесь Третьего и его соратников встретили Ревнители. Их было немного, числом чуть более десятка, но они уже знали, с КАКИМ соперником приходится иметь дело. Выскочившие из-за спин дайлемитов два горячих сардонара, насмотревшихся на чудеса Акила и уверовавших, что теперь-то путь к победе открыт, были немедленно и без особых церемоний убиты братьями ордена, и так быстро, что несчастные не успели даже помыслить о каком-то сопротивлении.

— Держитесь за нами! — крикнул Третий. — Не высовывайтесь, если не хотите, чтобы вас порубили на куски!

— Тебе тоже не надо в первый ряд, — глухо сказал ему один из дайлемитов, поправляя чуть сбившуюся лицевую повязку. — Бери ее и во второй ряд!.. Мы справимся…

— Но… — начал было самый худощавый и стройный дайлемит, но тотчас же был безапелляционно прерван Третьим:

— Делаем, как он говорит!

— А, клянусь демонами, эти Акил и Грендам обзавелись союзничками из Нижних земель, из Кринну! — воскликнул один из Ревнителей, со свистом рассекая клинком воздух. — Мастера боя! Ну подходите, сейчас мы вышибем из вас ересь!

— Те, на пилонах, тоже были очень храбрыми, — пропедил один из четырех «бродячих» дайлемитов, вставших в первый ряд и перекрывших всю галерею.

Этой выразительной фразой обмен любезностями завершился, и началась схватка. Со звоном скрестились клинки, и первым же движением дайлемит убил одного из Ревнителей прямым выпадом. До этого многие из Ревнителей питали иллюзию, что убить храмовника прямым выпадом и первым темпом невозможно…

Так как ширина теперь уже открытой галереи не позволяла принимать в бою участие больше чем восьми воинам, по четыре с каждой стороны, Ревнители выбрали достаточно хитрую тактику. Они приняли к сведению, что брать числом не получится: больше чем четверо, выстроившиеся в ряд, будут только мешать друг другу и сталкиваться локтями и боками, ограничивая пространство для маневра. Зато они сразу поняли, что люди в длинных эластичных одеяниях и с закрытыми более чем наполовину лицами являются куда более сильными бойцами, чем те из сардонаров, кто тупо толпился и напирал друга на друга за спинами у дайлемитов. Следовательно, нужно измотать тех, кто стоит на острие атакующей колонны, этих дайлемитов! Прочие же будут истреблены, как убойный скот. И нет в этом сомнения, во имя всех богов Благолепия!..

Ревнители, выстроившись в три ряда по четыре человека в каждом, ловко подменяли друг друга, становясь на позицию уставшего в поединке собрата по ордену и четко разбирая «своих» оппонентов в стане врага. Дайлемиты, уступающие врагу числом, довольно быстро почувствовали губительность выбранной Ревнителями тактики и предпочли взвинтить темп, и до того ураганный. Теперь было видно, что дайлемиты действуют на пределе своих возможностей. Клинки метались и падали сверкающими молниями, раскрывались тусклыми серыми веерами, из легких рвалось хриплое дыхание, а по лицам струились ручьи пота. Получив смертельную рану, упал и выгнулся в агонии еще один храмовник, но в то же самое мгновение сабля другого Ревнителя упала на незащищенное запястье одного из людей в длинных одеяниях и отсекла ему кисть. Молча, страшный в этом безмолвном страдании, раненый дайлемит подцепил ногой еще не упавшую на пол саблю, подкинул, перехватил другой, здоровой, рукой и легко вогнал клинок прямо в сердце своему обидчику, совершенно не ожидавшему от него подобной прыти.

— Держись! — крикнул раненому Третий, все это время отсиживавшийся за спинами своих товарищей, и, решительно отодвинув покалеченного соплеменника, занял его позицию.

Дайлемиты медленно теснили Ревнителей, с момента схватки продвинувшись по галерее шагов на тридцать. Притихшие сардонары, с которых уже порядком посбивало боевой задор (привет пророку Грендаму!), молча наблюдали за тем, как бойцы в странных длинных одеяниях и с наполовину закрытыми лицами отбрасывают непобедимых Ревнителей. Шаг за шагом. Позиция за позицией. На лицах братьев ордена тоже все явственнее расплывалось, проступало красными пятнами недоумение: кто такие, откуда?..

— Демоны! — выговорил огромный Ревнитель с распоротым плечом, отступая за спины своих товарищей и прижимаясь к стене. Его мощная грудь вздымалась и опадала, губы побелели. — Неужели эти еретики сумели навербовать не трусливых шавок, а… а настоящих воинов? Кишки Илдыза и всех его тварей! Или вы… вас… вам заплатили… и вы — бывшие Обращенные?

— А ты проверь! — бросил ему Третий, а дерущийся с ним бок о бок здоровяк, у которого в руке только что сломалась сабля, вдруг широко шагнул вперед, приседая и уходя от широкого рубящего удара противника.

Потом, подсев под храмовника, он схватил в охапку отнюдь не хрупкого бойца Храма, поднял в воздух и, перекрутив так, что голова Ревнителя оказалась ниже его же собственных ног, швырнул с балюстрады вниз, на плиты главной галереи. Тот несколько раз перевернулся в воздухе, разбросав беспомощно руки и ноги, и грянулся о камень. Кровь и мозг брызнули во все стороны, а высокий дайлемит, сбросивший Ревнителя, молниеносно развернулся и, выхватив саблю у одного из сардонаров за своей спиной, снова вступил в бой.

Это произвело на Ревнителей большее впечатление, чем гибель других братьев ордена и даже чем то, как дайлемит с отрубленной кистью в мгновение ока расправился со своим соперником. Былая непобедимость Ревнителей зиждилась не только на их несравненном мастерстве, но и на вере в свою непобедимость, вере незыблемой и абсолютной. А вот теперь какие-то пришлые, оттуда, из Кринну, из Нижних земель, к тому же еретики, позволяют себе убивать братьев ордена с такой легкостью и непринужденностью, словно это не прославленные воины Храма Благолепия, а неуклюжие мясники с рынка, орудующие разве что разделочными ножами. Ревнители попятились и, ускорив шаг, побежали по галерее. Дайлемиты и следующие за ними сардонары не стали их преследовать. Тот, что скинул храмовника на плиты с высоты в добрый десяток человеческих ростов, вытер мокрый лоб и, переводя дыхание, спросил, не обращаясь к кому-то конкретно:

— Ну и что дальше? Сейчас они бросят против нас свежих Ревнителей. Тут не разойтись! Не перегнуть бы.

— Я знаю, что делаю, — ответили ему. — Вперед! Там, дальше, шагов за триста отсюда, должен быть спуск в основную галерею. Там начинаются богослужебные залы… Мы должны успеть. Вперед!

— Кто вы такие, парни? — протянулся из толпы сардонаров чей-то напитанный восхищением голос. — Никогда не видел и даже не думал, чтобы вот так… прямо вот…

— Вперед!!! — обрывая голос новоиспеченного почитателя, повторил воин из Дайлема.

Дайлемиты ринулись по галерее. Еще несколько шагов, и балюстрада оборвалась, снова перейдя в закрытый мрачный коридор, освещенный лишь зажженными через каждые тридцать-сорок анниев факелами, впрочем, горящими ярко и чисто, без копоти.

— Сколько так можно идти?

— Галерея тянется не меньше чем на полтора беллома. Нам бы спуститься вниз, в основные нефы Храма. Не понимаю, отчего гареггины, у которых откуда-то взялись гравиплатформы, не воспользуются ими. Надеюсь, у них хватит ума не зарываться в боковой ход и дальше! И их и нас могут поджидать ловушки, неожиданные и коварные сюрпризы. Храмовники на это большие мастера…

Галерея изогнулась, вспучилась и расширилась, походя в этом месте на огромного удава с вздутым от проглоченной пищи брюхом. И тут на дайлемитов напали. Со всех сторон посыпались Ревнители. Они выпрыгивали из настенных ниш, откуда-то сверху и даже из-под беззвучно отброшенных напольных плит.

Второй раунд схватки был еще более кровавым и быстротечным, чем бой на балюстраде. Ревнителей теперь стало больше, около трех десятков, и несдобровать дайлемитам, если бы из числа сардонаров не вступили в активный бой двадцать или чуть более бойцов, достаточно опытных и отважных, как показали последующие события. Прошло буквально несколько мгновений, а на полу, на окровавленных плитах, уже лежало несколько трупов Ревнителей и до десятка убитых сардонаров. Однако же дела братьев Храма были хуже, чем они сами могли предположить: со стороны портала послышался шум множества шагов, а потом звонкий голос крикнул:

— Держитесь! Все боги и священный червь!.. Идем на подмогу!

— Гареггины!

Ревнители отступали. «Бродячие» и те из сардонаров, кто еще не струсил, преследовали их. Сказать, что это было опасно — ничего не сказать, потому что на быстром ходу братья Храма оборачивались и метали в преследующих их бунтовщиков уже хорошо известные миэллы, смертоносные дротики. Один из таких дротиков угодил в бедро Третьему, но он не стал его извлекать, как гареггин Илам при штурме Портала-1.

— Скоро должна быть лестница, ведущая вниз, в главную галерею! — воскликнул один из дайлемитов, подхватывая захромавшего Третьего и совершенно не обращая внимания на то, что тот пытается отстраниться и бормочет смятые слова благодарности: «Нет… не надо… спасибо… я… я сам!» — В самом худшем случае мы доберемся не все, но хватит и ОДНОГО, чтобы…

И тут коридор кончился. Боковая галерея оборвалась площадкой, застеленной крупнозернистыми каменными плитами. От площадки вниз, к величественным колоннам, алтарям и статуям главной галереи вела широкая трехпролетная лестница, застеленная посередине алой тканью. По обеим краям дорожки стояли Ревнители. Тут их было много. Очень много. Никак не меньше сотни. Они стояли и бесстрастно смотрели на то, как выход из вспомогательной галереи забирается массивной шипастой решеткой, опускающейся сверху. Сардонары окаменели. Нет, не решетка… Эту решетку можно легко вышибить тем стенобитным тараном, что использовался при атаке на въездные ворота порталов. Просто они не ожидали, что едва ли не на каждой ступени лестницы, ведущей уже напрямую в недра и к сердцу Храма, будет стоять по вооруженному Ревнителю. Чего же они ждали?.. Лишь боги и хитрый пророк-прозорливец Грендам ведают!

Решетка опускалась, закрывая выход из коридора. Высокий дайлемит, тот, что швырнул Ревнителя с высоты в десять анниев, шагнул к ней и, перехватив прутья и один из шипов своими мощными руками, потянул в противоход. Откуда-то сверху посыпалась пыль, просочился неприятный металлический визг. Верно, древний механизм, опускающий решетку, никак не мог справиться с натиском гиганта.

Молча, один за другим, пятеро дайлемитов поднырнули под решетку, а шестой, что держал ее, вдруг пинком ноги откинул молодого сардонара, который хотел последовать их примеру, и перебросил свое мощное тело по ту сторону решетки. Для этого ему пришлось перекатиться по полу. С лязгом решетка опустилась. Опустилась, разъединив воинов Дайлема и сардонаров.

Третий, смахнув со лба крупные капли пота и припадая на раненую ногу, произнес:

— Нам нужно говорить с Сыном Неба. Это очень важно. Это очень нужно. Прежде всего — для вас, храмовники.

Один из Ревнителей, наверное, из тех, кто уже успел почувствовать на себе силу и воинскую доблесть дайлемитов, там, в боковом коридоре и на балюстраде, крикнул:

— Эти дайлемские скоты только что убили много наших братьев! Это же «бродячие»! Режьте их! Что вы слушаете?!.

— Мы должны говорить с Верховным, — бесстрастно повторил Третий. — Немедленно отведите нас к нему, пока не стало поздно. Оружие мы отдадим. И если вы убьете нас, то сами будете умерщвлены. Когда Верховный предстоятель узнает, КТО мы, вы пожалеете… Насколько я знаю, право карать в этих стенах принадлежит только ЕМУ, и за самовольную расправу над пленниками нашего ранга — смерть!

Судя по выражению лиц большинства Ревнителей, говорил он сущую правду. Невысокий храмовник жестом руки сдержал своих куда более молодых и горячих собратьев, норовивших сломать четкий строй и достать мерзавцев-бунтовщиков клинком или дротиком. Он поднялся по ступеням и, поравнявшись с Третьим, произнес:

— Вы из Дайлема? Вы из числа бывших братьев Храма, иначе откуда вам известны пункты устава о пленных? Хорошо. Прежде чем допустить вас в зал Молчания — если дозволит пресветлый отец! — я должен видеть ваши лица.

3

Зал Молчания, Первый Храм

— Вот эти люди, которые хотят видеть тебя, пресветлый отец, и говорить с тобой.

— Это не люди, а убийцы и подлые мятежники, которые немедленно должны быть препровождены в пыточный подвал! — крикнул кто-то.

И тотчас же в зале Молчания стало так тихо, что слышно было, как где-то наверху терпеливо, неспешно, капля за каплей точится вода.

— Ну… — негромко произнес Третий, — еще неизвестно, кто из нас больший убийца. После того как на мирных переговорах мы были отравлены древним ядом, который какой-то демон заботливо сохранял в подвалах Храма многие сотни лет!.. Разве после этого вам, жрецы Благолепия, говорить о подлости и убийствах?

По огромному залу прокатился ропот. Многие даже привстали, чтобы лучше видеть того, кто произнес эти крамольные слова. Брат Алькасоол, который сидел по правую руку от трона Верховного предстоятеля, тоже вскочил, не веря своим ушам. Сам же глава Храма проявил выдержку, достойную сановника его высочайшего ранга. Он поднял руку, затянутую в голубую перчатку, и указал на Третьего:

— Ты от Леннара?

— Лучше скажи, что он и есть Леннар!

— Нет, я не Леннар, — отвечал Третий, — я действительно уроженец Дайлема, мое имя Бер-Кун-Дак, и я Обращенный.

— Да, он не Леннар, — сказал невысокий Ревнитель, тот, под чьей командой переодетые в дайлемитов воины были доставлены сюда, в зал Молчания. Стоявший за спиной Третьего дайлемит выступил вперед и, подняв руку в знак того, чтобы ему внимали, произнес негромко:

— Да, он не Леннар. Я — Леннар.

В самом деле, это было сказано негромко, даже глухо, но у зала Молчания, как и у всех нефов Храма, была превосходная акустика, и потому слова эти не затерялись, не припали к шершавым плитам, а взлетели вверх, к куполу, несколько раз отразившись от стен и сводов и обвившись вокруг гулких колонн: «Леннар… Лен-нар!»

— Я не хочу снова открывать лицо, — сказал глава Обращенных, — думаю, ни для кого из присутствующих не секрет, что каждый из побывавших в Круглом зале переговоров, инфицирован амиацином. Заражен ядом из Камня Примирения, если говорить так, как вы. Вот, к примеру, не вижу я тут главу вашего посольства, брата Эрриваана… Но не о нем разговор. У нас мало времени… Почему мы переоделись в одежду дайлемитов? По той причине, что она больше всего подходит для того, чтобы минимизировать последствия вашего преступления. Повязка закрывает лицо, а под повязкой незаметны фильтры, которые не пропускают заразу. Пресекают ее распространение воздушно-капельным путем, как говорят у нас на медицинском факультете Академии. — Леннар немного сдвинул дайлемитскую лицевую повязку, и под ней блеснул тонкий, полупрозрачный, матово отсвечивающий фильтр, — Второй способ заразиться — через кровь, и он гораздо опаснее. Так что не советую вам убивать нас прямо здесь. А лучше поскорее окажите помощь Бер-Кун-Даку, которого ранили миэллом в ногу, и Лайбо, которому отсекли кисть. И поторопитесь!..

Повторять было не нужно. Вся масса присутствующих, едва не наваливавшаяся на тех, кто был им столь ненавистен, мгновенно откачнулась назад. И даже когда по едва заметному знаку Алькасоола появился жрец-врачеватель с полосатой повязкой на массивном черепе и увел обоих названных Леннаром Обращенных, все члены Конклава все равно оттянулись максимально назад. Только Алькасоол и Сын Неба остались на месте.

— Зачем вы пришли? — спросил Первосвященник, когда суматоха слегка улеглась.

Голос Леннара из-под фильтра зазвучал все так же глухо:

— Да так… подумал, что если уж все равно суждено умереть, почему бы не захватить с собой тех, кто тебя отравил.

По залу пронесся испуганный вздох, в толпе закрутились водоворотики, образовавшиеся из-за того, что кое-кто бросился пробивать себе дорогу к аркам, ведущим вон из зала.

— Впрочем, — продолжил между тем глава Обращенных, — если у вас в Храме нашелся яд из таких давних эпох, то, быть может, найдется и столь же древнее противоядие?

Омм-Алькасоолу, внимательно наблюдавшему за знаменитым гостем, упорно казалось, что под этим фильтром и под лицевой повязкой, употребительной среди уроженцев Дайлема, прячется саркастическая, желчная усмешка.

— И я хотел бы задать вам этот вопрос: есть ли?.. Конечно, ты, Верховный предстоятель, волен не отвечать на этот неприятный вопрос, тем более в родных стенах Первого Храма. Но я предпочел поднести тебе этот вопрос в такой форме и при таких обстоятельствах, что тебе, право, лучше дать ответ, и как можно скорее. Быстрее!.. Сардонары скоро будут здесь. И вам их не остановить.

Сын Неба чуть подался вперед, а потом медленно повернулся к Алькасоолу. Тот сказал:

— Удивительным образом ваше появление в Горне совпало с началом мятежа. Хотя тебе наверняка известно, Леннар, что главная цель их учения — убить тебя.

— Ну что ж. Откровенность за откровенность. Тем более ТЕПЕРЬ среди вас не найдется никого, кто, вероятно, не сожалеет о том, что мы НЕ ЗАКЛЮЧИЛИ мира. Поэтому я открываю вам все, что знаю об истоках этого мятежа, а вы немедленно отдаете мне противоядие и подробно рассказываете о нем. И, быть может, после этого мы придем к некоторому соглашению о совместных действиях по укрощению этого зверя, вырвавшегося на свободу и теперь несущего угрозу не только нам, но и самому существованию нашего мира.

— Если оно вообще есть, это противоядие… — тихо сказал Кван О, стоявший за спиной своего предводителя.

Леннар, отлично расслышавший эти негромкие слова, полуприкрыл глаза и никак не откликнулся на зловещую реплику своего главного телохранителя.

— А отчего мы должны верить самому страшному врагу Храма за всю историю? — подал голос брат Галидааль, кстати, сам происходящий из Кринну и едва ли не из Дайлема. — Ты рядишься в чужие одежды, врываешься в Храм с окровавленным клинком в руке и имеешь наглость задавать… н-наглые вопросы?

— Ты повторяешься, жрец, — прервал его вождь Обращенных. — Я скажу, как все было, а дальше высокому Конклаву самому судить, что делать дальше. Иначе будет поздно. У Акила — гареггины на гравиплатформах и плазмоизлучатели, и против них вы бессильны. И, я слышал, среди самих Ревнителей немало тех, кто не устоял в вашей вере и хочет перекинуться к сардонарам! Тем более что воинам Акила и Грендама удалось главное — прорваться в Первый Храм!

— Довольно! — вскинул руку Сын Неба. — Брат Алькасоол! Распорядись принести ларец с противоядием! Говори, Леннар. Я тебя не обману. Ты получишь противоядие. О чем ты хотел рассказать мне и Конклаву?

— О том, что война Обращенных против Храма будет прекращена тем или иным путем. Неизвестно, кто и каким способом в ней победит, но я точно знаю, что победителю достанется смерть! Да, — продолжал он, — давно я не был так откровенен с главным своим врагом. Давно… Без малого полторы тысячи лет.

«А ведь ты, братец, все-таки любишь позу и рисовку, — мелькнуло в голове омм-Алькасоола, — полторы тысячи лет, и красивые фразы, вдохновенный взгляд… Хотя, быть может, так и положено тому, кого полмира чтит как бога? Нельзя иметь такую власть и не пропитаться ее вредоносными пасынками?..»

— Конечно, нам известно, кто такие сардонары. Они… — Тут Леннар сделал драматическую паузу, а затем закончил громко и четко: — Это ВЫ…

На несколько мгновений в зале Молчания повисла напряженная тишина. Члены Конклава недоуменно переглядывались. Что хотел сказать этот еретик и враг Храма? А Леннар начал говорить…

Его голос по-прежнему был глухим и усталым, а сам он совершенно не пытался подбавить в повествование ни драматизма, ни патетики. Он говорил сухо и медленно. Но перед мысленным взором тех, кто толпился в этом зале, разворачивались картины гибнущей Леобеи, миллиарды граждан которой были смыты вышедшими из берегов океанами, заживо погребены в разверзшихся пропастях, еще живыми сгорели в потоках лавы, вырвавшихся из сотен тысяч новообразованных вулканов или задохнувшихся под километровой толщей пепла, обрушившегося на развалины их жилищ. А сверху, с орбиты, несколько миллионов их родных, близких и просто детей Леобеи наблюдали за агонией своей родины, за гибелью близких, за гибелью своей древней цивилизации. Многие сходили с ума, многие искали опору в вере, а многие отринули все, во что верили и знали до этого. И… отказались верить в то, что люди, погибающие столь мучительно — гибнут навсегда. Это не гибель, НЕТ! — кричали они. Наоборот, кричали они, — это жизнь, новая и светлая! БЕЗ бремени тела. БЕЗ боли. БЕЗ смерти. Ибо чем мучительнее смерть тела, тем полнее освобождение!

Шанс справиться с этим был. Конечно, это было трудно. Но в состав экипажа входили врачи, да и остальные его члены вполне были способны оказать переселенцам кое-какую психологическую помощь. Но… кое-кому показалось, что охватившее людей безумие создает хорошую возможность для того, чтобы попытаться вернуть себе утерянную власть. И в вентиляционные шахты был выпущен амиацин… Именно так и был создан Храм. Именно так он смог стать единственной властью на Арламдоре.

— Это все ложь, грязная ложь, — послышался гневный старческий голос, — и ты, грязный еретик и самозване…

— Нет, — прервал его другой голос. И все повернулись в ту сторону. Ибо этот голос прозвучал из уст Сына Неба, — это не ложь. Все, что сказал он, сказано и в Книге Присяги, — тихо, но твердо продолжил тот.

И Конклав замер. Книга Присяги, священный текст, открывающий тайны прошлого и будущего. Никто, кроме Сына Неба, не может открыть эту Книгу, на первой странице которой рукой Первого из Сынов был выведен священный текст Присяги, произносимой претендентом на этот сан в момент посвящения. И это был единственный текст из всей Книги, доступный остальным Посвященным. Даже самым высокопоставленным из них. Все остальное — лишь для глаз Сына Неба. Так вот, оказывается, какие тайны она скрывала…

Сын Неба окинул взглядом изумленно притихший Конклав и кивнул Леннару:

— Продолжай.

Леннар устало пожал плечами:

— Остальное относится к временам нынешним. Думаю, это вам не понравится, но надеюсь, вы оцените мою откровенность… Мне давно стало известно, что Акил хочет возродить гареггинов. Именно в этом коренятся причины их знаменитого набега на криннский город Шак-Лебб, что неподалеку от Дайлема. К счастью, нам удалось его отбить. Но Акил получил священных червей, гареггов, другим путем, путем предательства… Да, пусть не очень много, но он явно выражает желание увеличить, удвоить, утроить и удесятерить их число… Мне также стало известно, что сардонарам удалось заполучить плазмоизлучатель, «Дитя Молнии», как они называют это вслед за моими наку, — добавил Леннар, а Кван О и его брат Майорг О-кан, также принимавший участие в этом головокружительном путешествии, тотчас же пробормотали ритуальное накское заклятие, посвященное «Дитя Молнии». — До поры до времени мы выжидали. Многие из моих соратников даже считали, что они полезны нам, Обращенным, потому что подрывают власть и устои Храма. Но я, видевший, ВО ЧТО сардонары однажды уже превратили Арламдор, знал, что их надо остановить. Именно поэтому я начал искать примирения с Храмом. И тут ты, Верховный, совершил самую страшную глупость, которую только можно помыслить: извлек из подвалов Храма ампулу с амиацином-пять, Камень Примирения! Ты отравил всех нас, не пощадив и своих верных слуг, и тем самым не оставил нам выбора. Ибо БЕЗ меня вам теперь не остановить сардонаров. В прошлый раз люди Арламдора заплатили за это страшную цену. Храм едва сумел справиться с чудовищем, вскормленным собственной рукой. Но если бы он не справился, то Арламдор весь оказался бы одной большой гробницей, заполненной гниющими останками освободившихся. Тогда погибло более половины всего населения. Дабы искоренить эту ересь, вам пришлось поголовно вырезать целые селения.

Леннар замолчал и обвел взглядом собравшихся. Все отводили глаза. Леннар вновь повернулся к Сыну Неба:

— Я решил любой ценой проникнуть в Храм и дотянуться до тебя! Но как это сделать? — Леннар засмеялся и движением руки смахнул с головы дайлемский головной убор из мелких металлических колец, смял его в горсти, обнажив голову. — Единственный путь проникнуть в Храм — это взять его штурмом! Ворваться сюда на острие штурмующей колонны, с оружием в руках! И вот тогда я решился. Нужен был только повод, чтобы воспламенить Горн, потому что угли мятежа тлеют уже давно! И тогда по моему приказу был умело заронен слух, что Храм хочет пустить в народ страшную заразу, а Акил и Грендам — своевременно предупреждены через посредников о том, что на площади…

— Так это вы развязали этот мятеж, подбросив на площадь Двух Братьев труп зараженного амиацином несчастного?! — воскликнул Алькасоол, поднимаясь во весь рост и стискивая зубы. — Значит, среди сардонаров у тебя есть свои люди, шпионы, которые?.. Милостивый Ааааму! А где же твое хваленое милосердие, великий Леннар? Чем же ты тогда лучше этих сардонарских изуверов и… лучше столь проклинаемых твоими сторонниками за жестокость и непреклонность Ревнителей?

— Ересь, страшная ересь!.. — вновь начал было какой-то особо благочестивый сановный болван, но брат Алькасоол, резко развернувшись, широкой ладонью залепил ему рот, не сводя между тем взгляда с предводителя Обращенных, по совместительству — жестокого идола взбунтовавшихся сардонаров.

Тот же продолжал:

— Я больше не буду вспоминать давнее прошлое, которое для всех вас — только омытые столетиями легенды. Меня интересует настоящее. Еще больше меня интересует будущее. Но прежде я хотел бы ответить на твои обвинения, почтенный омм-Алькасоол. Ты умен и проницателен, твои глаза не замутнены слепыми догмами. Ты сам сомневаешься в брошенных мне обвинениях. Я вижу это по твоему лицу. Говоря о наших злых умыслах, ты выразил, верно, мнение большинства, но отнюдь не свое собственное. Если бы мы хотели устроить страшную эпидемию, зачем столько предосторожностей с фильтрами? Нет, не мы. Я и мои люди не пускали мор в народ. Этот несчастный на площади, когда-то его звали Гоз, чист точно так же, как каждый из вас. И вождям сардонаров это отлично известно.

— Но… зачем тогда?..

— Затем, чтобы жители Горна так и думали, что мор уже среди них. Это развязало руки сардонарам и натолкнуло Акила на мысль приблизить сроки мятежа. Точнее, он просто не мог не воспользоваться накалившейся обстановкой в городе! Неужели кто-то из вас столь наивен, что подумал, будто бунт разразился лишь благодаря этим слухам о заразе? Благодаря речам вождей сардонаров, в которых они прямо призывали к мятежу? Неужели вы думаете, что Акил и Грендам не готовились поднять этот мятеж уже достаточно продолжительное время? Не скажу о Грендаме, этот полоумный болван опасен только своим длинным языком, но вот Акил… Акил оценил противника по достоинству. Неистовые и презирающие боль гареггины, гравиплатформы и плазмоизлучатели… все это не могло появиться у него мгновенно и по мановению руки. Чтоб мне издохнуть в Язве Илдыза, как в таких случаях ругаются ваши!.. Я подбросил Акилу идею и воспользовался возникшей в Горне обстановкой. И нам все удалось. Мы ворвались в Храм вместе с сардонарами, потому что иного пути не было, мы взяли приступом портал и оттеснили братьев ордена, чтобы потом сдаться им и убедить отвести вот сюда, в зал Молчания. К тебе, Верховный предстоятель.

— Значит, это вы перебили людей на Пятом посту, в переходе на Нижние земли, в Арламдор? — прозвучал голос омм-Алькасоола.

Он обнаружился под резной зубчатой аркой, которая украшала собой вход в анфиладу надземных хранилищ Храма. Когда он туда переместился, никто не заметил. В руках он держал пыльный ларец размером в полторы-две ладони, вытянутый и плоский. Не оглядываясь на бывшего лазутчика, Леннар ответил:

— Да, мы! А как иначе попасть в Ганахиду? Мы потеряли там одного из наших лучших…

— Одну, — поправил Кван О, — Гвейду из Ланкарнака. Я сам учил ее боевым искусствам. Недоучил, верно…

Сын Неба сказал:

— Брат Алькасоол, передай им противоядие.

Алькасоол приблизился к Леннару на расстояние вытянутой руки и, чуть помедлив, сказал:

— Не думаю, что это поможет ТЕБЕ.

— Но ведь это противоядие?

— Да. Другого нет. Возьми.

— Я помню тебя по Академии, — вдруг сказал Леннар, присматриваясь к строгому, с высокими скулами и крепким широким лбом лицу омм-Алькасоола, — ты даже провел против меня несколько учебных поединков, когда я лично инспектировал семинары по боевым искусствам.

— Да. И все бои я проиграл.

Леннар склонил голову к плечу и выхватил плоский ларец из рук Алькасоола. Его пальцы оставили на пыльной крышке какой-то замысловатый узор, напоминающий тавро, каким клеймят скот. Вождь Обращенных повернулся к Квану О, верно, собираясь передать предмет ему, но в последний момент, приняв иное решение, рывком сорвал примитивный ветхий замочек и открыл ларец.

— Ну?

Леннар поднял голову. У него сделался густой, немного гнусавый и неприятный голос, когда он спросил, ставя длинные, напряженные паузы:

— Я… наверное… чего-то… не понимаю. Что это?

— Это противоядие.

— Противоядие? Вот это? — И Леннар, запустив пальцы внутрь плоского ларца, вытащил оттуда томик с плотной тисненой обложкой и потертым изображением алой ладони с растопыренными пальцами, расходящимися подобно лучам.

Это был светский знак бога Ааааму, чье истинное Имя неназываемо… Леннар машинально откинул обложку и обнаружил под ней странный и смутно знакомый значок, напоминающий корчащегося на огне паучка с лапками разной длины. На первом листе, почти столь же плотном и тяжелом, как обложка, стоял экслибрис с обозначением принадлежности к Храму Купола, далекому предку нынешнего. Надпись в экслибрисе была сделана на древнем, ныне мертвом языке. Но почему Леннар не мог прочитать ее, если когда-то он и его соотечественники с уже мертвой планеты Леобея говорили на этом языке?..

Глава Обращенных процедил:

— Что это?

— Это том древних сакральных текстов, заклинаний, которые помогли исцелиться тем немногим, кто когда-то был поражен амиацином-пять… как ты сам называешь этот яд, — проговорил омм-Алькасоол. — Ничего другого, что могло бы исцелить вас, не существует. Я, кажется, уже говорил это.

Вот тут Майорг О-кан, младший из братьев из накского клана О-рего, до сих пор сумрачно молчавший, сжал кулаки и выговорил:

— Светлый сьор Леннар, не кажется ли тебе, что они просто издеваются над нами?! Чтоб меня поглотили Желтые болота!.. Они не понимают ничего, кроме силы, и только сталь, приставленная к горлу, выбьет из них истину, как фонтан крови!

— Примерно то же самое и они говорят про нас, — прервал его Леннар. — Омм-Алькасоол, ты хочешь уверить меня в том, что вот эти древние заклинания когда-то помогли выгнать из крови зараженных амиацин?.. Я слышал подобные предположения и считаю их бредом! Дескать, у амиацина, пятой его трансмутации, НЕТ никакого противоядия. Что его не существует в природе, не успели получить в первые года Исхода с Леобеи, а потом уровень науки упал настолько, что его стало невозможно создать. И потому людей на Корабле в те далекие времена спасло ЧУДО. То есть все, кто искренне и истово уверовал, сумели очистить свою кровь от отравы во время неких массовых литургий или каких-нибудь мистерий. — Леннар стиснул зубы, и на его лице появилось что-то вроде кривой усмешки, но в ней не было злобы, скорее печаль и усталость. — Этим, кстати, и объясняется столь длительное господство Храма. Просто в самом начале все неверующие вымерли. А все следующие поколения выросли в вере, постепенно ее теряя и заменяя суеверием, но изначального импульса хватило очень надолго!

— О чем ты говоришь?! — воскликнула Ориана. — Леннар, ты что, веришь им?.. ИМ?!

— Я не беру на веру, я пытаюсь понять. А это взаимоисключающие категории. Знаешь, Ориана, тут есть зерно истины. Сама подумай!.. Вспомни то, что было в самом начале, пятнадцать веков назад, сразу же после ухода Корабля с Леобеи. Мы подали руку помощи людям, среди которых были и храмовники, и забрали их с гибнущей планеты на борт звездолетов. Потом вспыхнула амиациновая эпидемия, организованная и направленная именно жрецами Купола. Несомненно, в числе прибывших с Первосвященником с Леобеи храмовых иерархов были люди с очень сильной энергетикой, а массовые мистерии были этакими технологиями-практиками, многократно «раскачивающими» и энергетику ведущих службу, и всех на ней присутствующих, и направляющими ее на исцеление. И тут уже не притворишься. Либо веруешь — тогда выживешь, либо нет — тогда конец. Тут уж самый последний скептик уверует, понимаешь?..

Леннар говорил все так же негромко, но все присутствующие в зале Молчания, замерев, слушали вождя Обращенных, потому что наконец осознали, сколь убийственными могут быть последствия, если он не поверит в истинность ТАКОГО противоядия. Да, Обращенные уже безоружны. Но им достаточно снять фильтры, чтобы…

Леннар умолк. Сумрачно тлели серые тени по углам, в основаниях могучих колонн и под сводами зала. Тишину, гнетущее серое это безмолвие, сломал все тот же Майорг О-кан, который до сего момента славился своей монументальной выдержкой, иначе не быть бы ему начальником летучего отряда Обращенных. Громыхнул, раздваиваясь, растраиваясь и рассыпаясь грозно в гулком зале множеством отголосков, его мощный баритон:

— Светлый сьор Леннар, неужели… неужели ты оставил в стычках с Ревнителями там, в галерее, всю свою мудрость и проницательность? Они же лгут тебе в глаза! А каждое лживое слово приближает нас к желтой бездне, откуда нет возврата!!! Эдер! Эдер, секиру мне сюда!

Последние слова относились явно не к Леннару и ни к кому из присутствующих. Потому что Майорг О-кан сорвал с себя кольчужный головной убор, и под ним сверкнул золотистый обод прибора связи, похожего на диадему и плотно перехватывающего голову. Леннар развернулся так резко, что взвилось веером его длинное дайлемское одеяние.

— Майорг! Сын племени наку! Ты не смеешь вот так гнусно терять самообладание! Даже я ни разу не позволил себе выйти на прямой сеанс с Академией и оператором Эдером!

— А пора бы!!!

В нескольких шагах от Майорга О-кана вдруг метнулись несколько неярких вспышек, заполоскало полупрозрачное пламя, похожее на развевающуюся по ветру выцветшую бледно-желтую ткань, а потом загустело до состояния густого киселя, чуть подрагивающего, словно там, в гуще его, билось и пульсировало что-то живое. Сгусток киселя распоролся, и вывалилась оттуда та самая секира, бойцовая секира наку, о которой так яростно вопрошал Майорг О-кан. Но не только боевое оружие забросил в Храм оператор Эдер. Возле рукояти секиры лежала мышь. Мертвая мышь, у которой какая-то сила начисто оторвала задние лапки и хвост, а шерсть торчала клочками, и из-под этих клочков проступала голая кожа, бугристая, изъеденная, словно сожженная кислотой.

— Лайбо… Любимая мышка Эдера! — пробормотала Ориана. — Как же ее… занесло в экспериментальный транспортер Элькана? Бедная…

Майорг О-кан рванулся к секире, но Леннар опередил его. Он подхватил оружие с плит зала Молчания, завел его за спину и, встав на пути взбешенного наку, холодно процедил:

— Воин. Не хватало еще, чтобы мы в окружении врагов грызлись между собой. Ты что, забыл, что такое дисциплина и беспрекословное повиновение?

Было во взгляде вождя Обращенных что-то такое, что Майорг О-кан отшатнулся и, сделав несколько шагов назад, стал даже как-то ниже ростом. Весь Конклав при виде такого чуда дружно качнулся назад, но омм-Алькасоол, не пропустивший ни одного штриха этой впечатляющей сцены, наоборот, подался вперед и выпалил:

— Да пошлет мне светлый Ааааму зоркость… Кажется, я понимаю, я догадываюсь, каким образом уродливый труп того несчастного… якобы зараженного амиацином… попал на площадь Двух Братьев! Большие транспортеры… Неужели вы решили одну из главных задач, поставленных Академией? Научились транспортировать живую плоть?

Ответила Ориана:

— Не совсем живую, как видишь. Зверек мертв и переброшен сюда деформированным. Наверное, случайно попал в поле действия приборов… Да, ты прав, Алькасоол. Труп Гоза был заброшен на площадь Двух Братьев по результатам опытов Элькана, которого большинство из вас, служителей Благолепия, знает под именем омм-Караала, бывшего жреца-Толкователя ланкарнакского Храма. Транспортировать живую плоть… Если бы мы научились делать это, тогда бы не нужно было всей этой кутерьмы, штурма Храма, временного союза с сардонарами и смертельного риска здесь, в Первом, и там, на Пятом посту, где мы потеряли одну из наших. Но не это главное! Ты… ты в самом деле утверждаешь, Ревнитель, что единственное средство исцелиться от яда — это молитва? Если говорить тем языком, который ты усвоил, будучи шпионом в нашей Академии, — ментальный практикум, системное нейропрограммирование?

— Да.

— Интересно, — сказал Леннар. — Вера… Искренняя вера и налаженное на этой почве сверхнапряжение, которое способно изгнать из меня… брр! А в кого же, в таком случае, буду верить я, почтенный омм-Алькасоол? Если мне известно, что мифы о пресветлом боге Ааааму и его окружении сформированы на основе моей собственной биографии? Вся эта мутная теология?.. Я должен уверовать в самого себя, перемолотого столетиями?

Алькасоол усмехнулся:

— Для существа, которое обожествляется одной половиной известного нам мира и ненавидится второй, но тоже на правах отнюдь не простого смертного, — мысль весьма мелкая. Отчего же так? Неужели ты в самом деле думаешь, что в основу культа светлого Ааааму, великого и светлого Бога-Избавителя, легли исключительно легенды о строителях нашего мира, Корабля, как его называют в вашей Академии?

— Ты тоже ей не чужд, — произнесла Ориана.

— Все это верно. Не чужд. Но я же вернулся назад, в Храм. Хотя у меня есть все основания говорить, что мир устроен вовсе не так, как столетиям учат жрецы и как то сказано во многих священных книгах. Особенно в тех, что написаны после Исхода. Но разве то, что я видел в Академии, то, что я узнал о существовании иных пространств за пределами нашего мира, где, быть может, тоже кипит жизнь вопреки догмату о Великой Пустоте, — разве это опровергает мою веру? Отнюдь нет. Мироздание, распахнувшееся перед глазами сродни громадной и еще не прочитанной священной книге, задает столько вопросов, что нельзя не задуматься: а кто Автор этой книги? Кто Творец?.. Кто создал нас там, на Леобее? И, главное, ДЛЯ ЧЕГО? Эти вопросы и есть то, ради чего существует Храм. И мы готовы поделиться с тобой всем, что сосредоточилось в нем. А что уж в том, чем мы с тобой поделимся, ложь, а что истина — решать тебе. Тем более мы знаем, что как минимум ОДИН раз люди уже сумели найти истину и спастись.

— Еретические вещи говоришь, брат Алькасоол, — негромко процедил кто-то из членов Конклава.

— Да, я верую в Создателя, — чуть задыхаясь, продолжал бывший лазутчик, не обращая внимания на эту зловещую реплику, — в ту надмирную сущность, которая вносит гармонию во все сущее. Я много размышлял, в том числе и в твоей Академии, и понял, что Бог — это не миф, не капризный тиран, который вмешивается в жизнь смертных и вертит ими, как марионетками, и не нечто столь могущественное и чуждое, что ему нет никакого дела до нас, людей; Бог — это упорядоченная гармония всего сущего. И если ты искренне захочешь познать его — ты сможешь это сделать. Но для этого тебе придется постараться. И ОЧЕНЬ постараться…

Когда я попал в Академию и собственными глазами увидел неслыханные тьмы пространства, звезды и планеты, неслыханные устройства и приборы, опыты по созданию принципиально новой общины и нового государственного управления, я все равно понял, что твоя кропотливая и заслуживающая уважения работа по налаживанию быта в наших землях все же мелка и суетна перед лицом истинного величия. Даже если ты, Леннар и тебе подобные, те, кто рожден на погибшей планете Леобея, создали наш мир, то ведь кто-то создал вас и все, что находится за пределами того, что мы называем Верхними и Нижними землями. И тебе впору подумать, что и ты смертен, и ты подвержен тлену, и, значит, существует Некто или Нечто, без имени или с тысячью и сотней тысяч имен, кто обрек тебя именно на такую судьбу, что вручена тебе! И нам надо счистить с нашей древней веры заскорузлый налет умолчаний, компромиссов и высшей целесообразности власти. Я верю, что Создатель, перед лицом которого все эти наши местные боги, возникшие здесь, внутри Корабля, и темный Илдыз, и великая Аллианн, Та, для Которой светит солнце, и даже сам пресветлый Ааааму, Податель жизни, покажутся жалкими и суетными существами! И именно сейчас, когда все мы на краю гибели, время повернуться лицом к Нему и уверовать, уверовать глубоко и искренне, потому что силы, способные спасти всех, уже вложены в нас, и следует только разбудить их…

Омм-Алькасоол умолк. Он был бледен, у него подергивались губы, а по лбу текли тоненькие струйки пота. Леннар ответил:

— И ты думаешь, что после таких слов стал ближе к Храму? Посмотри на них. Посмотри на своих собратьев, многие ли согласны с тем, что ты тут говорил?.. Что же касается веры… Не знаю. Не могу. Слишком много допущений и неясностей.

Неизвестно, что еще хотел сказать Леннар, но в этот момент в зале Молчания появились два новых лица, и после их появления теологические споры показались нелепыми и ненужными, как отпавшая от очищенного корнеплода шелуха. Первым был жрец-врачеватель, взявшийся оказать помощь Лайбо и Бер-Кун-Даку. Он посмотрел на Сына Неба и, когда глава Храма жестом позволил ему говорить, вымолвил:

— Плохо. У них дурно сворачивается кровь. Я наложил специальные повязки, чтобы остановить ток крови, но это только временная мера. Тот, с отрубленной кистью, к тому же говорит, что он видит все хуже. Прерывистое дыхание, неистовое сердцебиение… На шее у обоих проступили какие-то бледно-желтые пятна. Необычный кислый запах изо рта. Ничего подобного видеть и лечить не приходилось.

— Ну конечно же, — спокойно сказал Леннар, стискивая пальцами обеих рук секиру Майорга О-кана, — это, я думаю, и есть первые симптомы амиацинового отравления. Несворачиваемость крови, нарушение зрения, потом — бред, галлюцинации и дикие боли. Потом кости станут хрупкими и будут ломаться даже при легких нагрузках, а люди начнут гнить заживо. Впрочем, амиациновая агония у каждого своя. У каждого свой ад, как сказали бы красноречивые богословы Храма…

— Уберите! Уберите и-и-и-их!.. — испуганно и одновременно свирепо завизжал кто-то, и весь Конклав пришел в движение, как растревоженный муравейник.

Леннар сжал в руке секиру, и вот тут ворвавшийся с Другой стороны зала окровавленный Ревнитель закричал — не дожидаясь от Верховного предстоятеля дозволения говорить:

— Да сохранят нас великие боги и Святая Чета! Мятежники рвутся в зал Молчания по двум галереям! Их много, их слишком много, несколько тысяч головорезов, и они не считаются с потерями! А их летающие демоны, их не меньше чем два десятка, парят над нашими головами и засыпают нас нашими же миэллами… они не обращают внимания на то, что от их копий сплошь и рядом гибнут другие сардонары… главное — чтобы гибли братья ордена!..

— Как по двум галереям?!! — взревел омм-Алькасоол. — Ведь сардонары прорывались только в один портал! Для взятия второго у них просто не хватит гареггинов и гравиплатформ!

Ревнитель, принесший столь тревожные вести, пошатнулся и упал на одно колено. Он упал бы и вовсе, всем телом, ничком, не ухватись вовремя за колонну. Он сплюнул прямо на плиты священного зала и, смахнув с губ пузырящуюся кровь, проговорил:

— Пре… предательство. Кто-то из… из наших… от… открыл ворота Портала-два. Они ударили неожиданно… Больше половины братьев-Ревнителей погибло, некоторые сдались в плен сардонарам… Некоторым из плененных тут же перерезали горло, а многим… многим оставили жизнь, и теперь они дерутся… против своих же.

— Против своих?!

— Акил — тоже бывший Ревнитель… старший Ревнитель… всем известно…

— Но КТО открыл ворота?

Раненый Ревнитель ответил не сразу. Не только он, находившийся ближе всех к парадным дверям зала, но и все присутствующие на высоком собрании услышали неясный далекий гул, словно ветер с воем раскачивал верхушки деревьев. Едва заметно содрогнулся под ногами пол.

Это шли сардонары.

— Кто открыл ворота? — повторил Верховный предстоятель, вставая.

— Он… из Конклава… Бывший старший Ревнитель ланкарнакского Храма… Кажется — его зовут омм-Гаар.