Глава 1

Корабль, полный смертников

Ржига упал и больно стукнулся башкой о палубу. Его глаза разбежались в разные стороны, как вспугнутые зайцы.

Этот мир куда интереснее, больше и страшнее, чем мы о нем знаем, подумал Себастьян, наблюдавший за очередным злоключением несносного брешака. «Я всегда это подозревал, — проговорил он про себя. — С первых часов этого плавания я буду воплощать свои подозрения в жизнь…»

Это подтвердил и капитан. Каспиус Бреннан-младший, сутулясь, зашел в кубрик и проговорил:

— Себастьян! Встать, когда говоришь с капитаном! Так… Я должен сказать тебе важную вещь. Мы вышли из пределов территориальных вод вольного королевства Альгам и Кесаврия.

— И? — после паузы выронил воспитанник покойного барона Армина и выпрыгнул из гамака.

— Здесь уже не действует великий закон. Иерархия знаний тайных и явных…

Себастьян был удручающе однообразен. Он снова сказал:

— И?

— Ну что ты бубнишь! Чтобы хотя бы выжить, ты обязан теперь быть более богат мыслями.

— Я не от непочтения к вам, господин капитан, просто вы долго переходите к делу. Тем более я уже понял: вы хотите преподать мне многое. То, что было под запретом там, на земле, — заявил Себастьян.

— Вот это уже лучше, — выговорил капитан Бреннан. — Зайди через час в мою каюту. Есть что обсудить, парень.

У него был торжественный вид служителя культа, который имеет право первой ночи с невестой.

Откуда-то вынырнул Ржига. Он уже успел оправиться от удара о палубу и теперь излучал готовность получить новые тумаки.

— Что он говорил, Басти? Про Столпы Мелькуинна, нет?

— С чего ты взял? — буркнул Себастьян.

— Дык мы ж про них недавно говорили. Предел мира…

Себастьян пожал плечами:

— Ты набросай все свои вопросы на листке и подай капитану Бреннану в письменном виде. А то зачем через мое посредничество?

Ржига передернул плечами и гордо удалился. Кажется, играть в кости с Аюпом Бородачом и одним из двух гигантов — глухонемых братьев-близнецов.

Каспиус Бреннан-младший ожидал Себастьяна, привалившись спиной к громадному, в рост приземистого человека, пыльному сундуку с серебряной инкрустацией. Правой рукой капитан взвешивал пухлый том, левой смахивал с него при помощи кисточки кусочки растрескавшегося коричневого слоя.

— Зайди, — приказал он. — Сядь. Я не буду долго переходить к делу. Сам понимаешь, что после того, что ты сообщил на суде, ты никогда не вернешься домой, Себастьян Мельмот Эйри.

Начало разговора в самом деле выдалось весьма впечатляющим. Себастьян кротко склонил голову к плечу и выжидающе смотрел на Бреннана. Капитан хлопнул ладонью по сундуку и воскликнул:

— Клянусь кишками Илу-Марта и всеми демонами Омута! Ты мне нравишься! И глазом не моргнул. Я имел в виду то, что ты никогда не вернешься домой прежним. Коль скоро ты попал в такой переплет, тебе нужна совершенно другая подготовка. У тебя есть плюсы, но с точки зрения предстоящих нам испытаний ты соткан из одних минусов. Перечислить?

— Будьте так любезны…

— Ты не выдержан и импульсивен. Это раз. Ты не сдержан на язык и можешь ляпнуть все, что тебе вздумается. Это два. Ты самонадеян! Это три. Ты чрезмерно любопытен, и лично я удивлен, как это до сих пор не стоило тебе жизни. Один инцидент на Языке Оборотня чего стоит! — Капитан Бреннан с кривой усмешкой загибал пальцы. — Но это ладно. У тебя плохая подготовка. Ты абсолютно не готов к встрече с тем, что от тебя уже никуда не денется. Оружие в руках держал?

— И неплохо держал, — сказал Себастьян.

— Ну, о твоей самонадеянности я уже говорил… В нашей стране мало кто умеет по-настоящему хорошо владеть оружием. Альгам и Кесаврия ни с кем не воюют и не воевали давно, а внутренние распри… о, они требуют лишь незначительных усилий бойцов из особых полков Охранного корпуса. А тебе, да не услышит меня Илу Серый, эти навыки потребуются!

— Я и сам понимаю.

— За твоей спиной на стене развешано холодное оружие. Выбери любое по своему усмотрению.

Себастьян всегда полагал, что он недурно разбирается во всем колющем и режущем. Он с удовольствием прошелся взглядом по коллекции холодного оружия, висевшей на ковре. Здесь было никак не меньше четырех десятков единиц боевого оружия. Себастьян скользнул взглядом по роскошному чекану, прикоснулся кончиками пальцев к рукояти сабли с навершием, отдаленно напоминающим орла в короне. Помедлив, он взял в руки сначала массивный альгамский тесак с грубо сработанным рубчатым эфесом, а потом переменил его на палаш с великолепной гардой в виде раковины, отлично защищающей руку.

Капитан Бреннан кивнул со сдержанным одобрением:

— Недурной выбор. Тем более я уверен, ты хорошо с ним знаком. Это разновидность сейморского кламара, едва ли не самое любимое оружие королевских каперов. Незаменим при лобовой атаке. Хотя альгамские пираты предпочитают вот это… — Он приблизился к ковру и снял с него небольшую саблю с однолезвийным вогнутым клинком. — Это фальгар. Он полегче выбранного тобой палаша, более эффективен в плотной схватке. Когда нужно наносить удары во всех направлениях. Думаю, с ним мы и будем заниматься.

— А огненное оружие?

— Ты о «серпантинах»? Всему свой черед. — Капитан Бреннан отобрал у Себастьяна палаш и, всучив ему вогнутый легкий фальгар, сам вооружился совсем уж небольшим кинжалом. У него была крестовидная гарда, а клинок был украшен травлением и золотой насечкой. — Встань в центр каюты. Так. Смотри сюда. А теперь попробуй достать меня клинком своего фальгара. Ударом на твое усмотрение, в любой плоскости — колющим, режущим, комбинированным, скрытым. Ну!

— Я должен нападать на вас, сэр?

— Да!

— А вы будете защищаться вот этим коротеньким огрызком? — настаивал Себастьян.

— Несомненно.

— Тогда защищайтесь, капитан!

Справедливости ради нужно было сказать, что Себастьян владел холодным оружием довольно недурно. Причем разным. С детства ему доводилось орудовать рыбачьими ножами; при подготовке в Трудовую армию он отрабатывал владение чеканом, боевым топором и даже настоящей абордажной саблей, которая хранилась у Жи-Ру. В доме барона Армина всегда хватало тех, кто взялся бы преподать его воспитаннику искусство, достойное мужчины. Другое дело, что толку от большинства этих уроков, вдохновленных буйным хвастовством и буйным же хмелем «учителей», было немного.

Конечно, сейчас напротив Себастьяна стоял боец совершенно иного уровня. И воспитанник барона Армина ни капли не сомневался, когда с локтевого замаха нанес четкий, быстрый, самый настоящий боевой разрубающий удар, направленный в корпус Каспиуса Бреннана. Тот мгновенно сместился вправо, выбросил вперед руку с кинжалом, лязгнула сталь, и клинок фальгара прошел вскользь.

Себастьян постарался вывалить на капитана все навыки, которыми он овладел, как ему самому всегда казалось, довольно недурно. Он бил попеременно с обеих рук, нанося продольные удары сверху вниз в шею, под подбородок. Он наносил плотные вертикальные удары от левого плеча наискосок к правому боку через грудь — этому приему научил его заезжий капер. Он делал серии обманных движений с переводом в темп, чтобы заставить соперника раскрыться, и пытался достать Бреннана длинным, с падением на колено, выпадом. Он скрипел зубами от напряжения и не находил мига, чтобы смахнуть льющийся за ворот пот. Под занавес этого позорного ковыряния с фальгаром он отвесил капитану Бреннану не дававшийся, казалось бы, вертикальный удар от левого бока — повернул клинок острием вверх и полоснул к правому плечу наискосок через грудь…

До поры до времени Каспиус Бреннан отбивался молча, изредка хмыкая и даже не переводя дыхание. Когда же Себастьян, горячась и раскрываясь, полез в лобовую атаку, он отшвырнул кинжал и, скользнув под рубящий выпад соперника, голыми руками вырвал у того саблю.

Себастьян даже не успел понять, как это ему удалось. Как возможно браться за отточенное лезвие, оставаясь без единой царапины…

— Все понятно, — резюмировал капитан Бреннан. — Так я и думал. Подзаборная техника. Рисовка и широкий размах. Так, друг мой, и овцу не с первого раза зарежешь.

— А Бэйл с первого раза зарежет? — запальчиво выдохнул Себастьян.

— Ариолан Бэйл? Да, зарежет. Целое стадо легко перережет, если надо. Конечно, если оно будет укомплектовано овечками типа тебя. Тихо, тихо! Экий ты… — повысил голос Бреннан, увидев, как у Себастьяна заходили ноздри. — А вот если на настоящего бойца нарвется наш Ариолан Бэйл, то ничего не выйдет. Тут, понимаешь, нужна постоянная практика. А откуда ей взяться в мирных городах и селениях Кесаврии?

Было не совсем понятно, шутит ли капитан Каспиус Бреннан или же говорит серьезно. У него было непроницаемое лицо, но в глазах играли грустные и насмешливые огоньки.

Себастьян скрипнул зубами и подобрал с пола каюты фальгар, отобранный у него Бреннаном:

— И где ж нарваться на этого настоящего бойца? Уж не там ли, куда мы плывем? А этот Магр Чужак… уж не он ли — настоящий?..

Капитан поднял руку с раскрытой ладонью и вымолвил:

— Спокойнее! Спокойнее… О твоей ненужной импульсивности я тоже упоминал. Магр Чужак, говоришь? Ну… К этому мы вернемся позже. Заканчивай скрежетать зубами. Если это польстит твоему самолюбию, ты только что атаковал фехтовальщика, уж точно входящего в десять лучших на всем протяжении вольного королевства Альгам и Кесаврия!

Себастьян кивнул. Прилив веселой, ядреной юной злости миновал. Глаза воспитанника покойного барона Армина блестели.

С нескрываемым любопытством смотрел на него Каспиус Бреннан-младший.

— Но это ладно, — наконец произнес он. — Боевую подготовку можно форсировать. К тому же у тебя есть определенные задатки, которые не мешают это сделать. Важно другое. Твои знания. Твоя картина мира.

— Ну как же, — с сарказмом отозвался Себастьян, — на каждый мой вопрос, выходящий за рамки, меня потчевали вот этим знаменитым: «Знание — огромный гнет. Готов ли ты взять на себя сверх того, что можешь снести?» Тяжеловесы… Либо вовсе пытались колотить. Однажды даже дубинкой потчевали.

— Потчевали… Да, скудный выбор блюд, — отозвался Бреннан-младший. — Несерьезный. Теперь все изменится. К тому же у тебя перед глазами будет чрезвычайно богатый иллюстративный материал. Вживую… Так что ты должен быть готов.

— Иллюстративный материал — это хорошо сказано, господин капитан. Вы говорите о Столпах Мелькуинна, сэр? Ведь именно их мы должны встретить, когда преодолеем полосу вод Великого океана и упремся в предел мира, положенный Высшими?

Капитан Бреннан выпрямился и, выдержав паузу, отозвался:

— Не все так сразу. Столпы Мелькуинна… Да, я говорил и о них тоже. Тебе рано еще видеть их — чтобы не сойти с ума. Молчи! — задавил он в корне попытку заговорить Себастьяна, уже открывшего было рот. — Молчи. Ты должен уразуметь, что истинная картина мира серьезно отличается от той, что преподносили вам в Школе Второго окна. Ну, ты и сам всегда об этом догадывался.

— О! География — это мой конек. В центре мироздания простираются земли вольного королевства Альгам и Кесаврия, — непередаваемым тоном вымолвил Себастьян. — Они окружены водами Великого океана, которыми от нас отделены…

— Ну ладно, понятно, — с досадливой иронией прервал его капитан Бреннан. — Уж мне-то не излагай программу низших классов обучения. Столпы Мелькуинна стоят на границах плоского мира, и за ними вода ниспадает в бездну, где обитают демоны, из которой нет возврата… Бу-бу-бу. Тому подобный бред можешь выкинуть из своей головы.

— Давно выкинул, — скромненько вставил Себастьян, пряча дерзкие глаза.

— Это к лучшему. Тем более что, согласно преподносимой вам концепции, никакой Черной Токопильи вовсе и не существует. А ты уже успел убедиться в том, что это не так. — Да… Как тебе этот Магр Чужак? Ты ведь уже спрашивал о том, относится ли он к числу настоящих бойцов.

— Он представился как Эльмагриб-Эускеро оар Аруабаррена, Дайна-кемметери, один из Трехсоттысячных. Магром Чужаком его нарекли уже ваши ученики, которые плывут сейчас на «Громобое». Мм… Как он мне? — Себастьян сделал коротенькую паузу, подбирая наиболее удачное, как ему казалось, определение для ненавистного кемметери. — Быстрый. Дьявольски быстрый и опасный. Он не держал в руках оружия, но я и без этого сразу почувствовал, что ему никто из экипажа «Летучего» не ровня. А там были опытные матросы…

— Ариолан Бэйл тоже недурно владеет «серпантином» и клинком, — отозвался Каспиус Бреннан-младший. — Но и он вряд ли что-то смог бы сделать с Чужаком. Даже если бы руки того были чисты от оружия. Самое опасное оружие Предрассветных братьев — это они сами. Да, Магр Чужак — это настоящий боец. Думаю, что даже десять Ариоланов Бэйлов с ним ничего бы не сделали. Даже его руки быстрее, чем мысли моих бедных учеников. Один из Трехсоттысячных? Это очень высокий ранг. Мы не до конца расшифровали иерархию Предрассветных братьев, но Трехсоттысячные — это уровень высших офицеров нашего Охранного корпуса. Совладать с боевым терциарием ордена Рамоникейя мало кому под силу. И уж точно — не таким юнцам, как вы.

Себастьян подался вперед и с живым огоньком в глазах спросил:

— Вам доводилось встречаться с ними раньше, сэр?

— Да. Дьявольски быстрые и опасные твари. Ты правильно их охарактеризовал, — глядя куда-то в сторону, ответил капитан. — Орден Рамоникейя древний, с огромными, недоступными обычному разуму традициями. Тебе еще предстоит увидеть кое-какие из этих милых обычаев… Но и они только последыши.

Себастьян аккуратно уложил на пол фальгар, который он все это время продолжал держать в руке.

— А вот сейчас вы говорите о Маннитах, сэр. О великой древней расе. Согласно Иерархии знаний, о них нельзя даже говорить. И многие наши люди ничего о них не слышали или считают, что Манниты никогда не существовали. Ведь я прав?

— Совершенно верно, — сухо сказал капитан Бреннан. — На самом деле живописать истинную картину мира, не упоминая об Отцах Катастрофы, — бессмысленно. О той черной погибели, которую, согласно сакральным писаниям, они принесли в мир… У тебя очень живые и любопытные глаза, юный Себастьян. Я уверен, что ты слышал уже много толков и перетолков о том, кто такие Манниты, — в обход Иерархии, в обход закона. Уверяю тебя, в тех слухах была лишь ничтожная крупица правды. Даже Жи-Ру, который действительно был с нами тогда, двадцать лет назад… Даже он ничего не понимает.

— Тогда я хотел бы услышать от вас.

— Тебе очень много придется услышать от меня. Я хочу, чтобы ты начал путевой дневник и аккуратно вел его. Чтобы ни одно слово, ни один факт не ускользнули от тебя. Чтобы ты вытверживал все сказанное мной наизусть. Чтобы ты накрепко помнил все, что тебе предстоит увидеть, — сдержанно проговорил экс-директор Сейморской Школы Пятого окна. — Конечно, я не сомневаюсь, что ты запомнишь и без записи. Но бумага держит крепче человеческой памяти. Тем более нам предстоит миновать такие места, в которых не сразу вспомнишь и собственное имя…

Из путевого дневника Себастьяна,

заведенного им на борту «Кубка бурь»

«Третий день пути. Доблестный сэр Каспиус Бреннан не особенно спешит раскрывать мне обещанные тайны бытия. У него, так сказать, масса уважительных причин. Сначала он больше чем на сутки запирается в своей каюте и никого не принимает, передав все бразды правления капитану «Громобоя». Потом он вызывает к себе Аюпа Бородача — последнего человека, который, как я думал, потребуется Бреннану! — и заставляет того выпить дьявольское количество вайскеббо, после чего Аюп еще сутки блюет. Бородач до сих пор лежит в лежку, так, даже Ржиге, который постоянно подтрунивает над несносностью соплеменничка, стало его жалко. Для чего все это было нужно?

Впрочем, мне нашлось чем заняться. На «Кубке бурь» предостаточно интересных вещей и без выходок капитана Бреннана.

Мы повстречали береговую охрану. Побережье Кесаврии, как теперь известно, поделено на участки, которые патрулируются каботажным флотом. Собственно, другого и нет: выход в море больше чем на семьдесят лиг от материка карается смертью. На то она и Мертвая линия, граница разрешенных для плавания вод, чтобы ее ни при каких обстоятельствах нельзя было пересекать. Никогда. Ни за что.

Морские пограничники так удивились тому, что мы хотим выйти за пределы разрешенных вод, что даже поднялись на борт «Кубка бурь» и «Громобоя». Только тут капитан Бреннан соблаговолил выйти из своей каюты. Он сунул под нос офицеру какое-то разрешение, при виде которого у того даже глаза на лоб полезли.

Капитан неторопливо представился. У морского волка, который имел наглость взойти на борт нашего судна, даже челюсть запрыгала. Да уж конечно: Гай Каспиус Бреннан, что старший, что младший, — имя в морских кругах известное. Пограничник изогнулся:

— Вы действительно хотите, сэр, пересечь Мертвую линию, сэр, и углубиться, сэр?

Эта подобострастная речь напоминала булочку, пересыпанную тмином.

— Если ты считаешь меня идиотом, парень, то так и скажи, — грубовато ответил капитан. — В документе, который я тебе предъявил, все ясно сказано: выпустить. А дальше уже наша забота. Все понятно?

— Если вы хотите, сэр, то тут неподалеку на подводной гряде заякорен наш опорный пункт, сэр… огромная плавучая платформа, на которой находятся наши люди, опытные люди и снаряжение, сэр. Особое снаряжение, а также и специально обученные животные, которые…

Капитан прервал его с ледяным высокомерием:

— Если ты считаешь, дружище, что мы вышли на прогулку к Столпам Мелькуинна, скажем, с грузом кож и плохого вина в трюме, то ты ошибаешься. У нас наличествует все необходимое снаряжение. И даже сверх того.

— Вот об этом я тоже хотел сказать, сэр. Я должен заглянуть в ваши каюты и трюмы, сэр. Каюты и трюмы, — повторил этот тип.

Капитан Каспиус Бреннан широко раскинул руки, как будто хотел обнять морского пограничника:

— Пррошу!

Тот перегнулся через фальшборт «Кубка бурь» и махнул своим людям, дожидающимся на низкой палубе сторожевого корабля:

— Давай!

На наш корабль взошел какой-то низенький пузатый тип с плетеной корзиной в руках. На моряка он не походил совершенно. Капитан Бреннан смотрел на эту корзину так, словно толстяк держал в руках гниющую медузу, облепленную вонючей слизью. Или лошадиное дерьмо.

Оказалось, что это не столь далеко от истины. Толстяк энергично прошелся по шкафуту. Остановился около большого палубного люка. С него лил пот. Он выпустил из корзины нечто напоминающее коротконогую собаку с длинным туловищем и сплющенной головой.

Нет, не собака. Пузатая ящерица с небольшим гребнем. Она напомнила мне то страшилище, что нашли мы в проломе стены на Языке Оборотня, близ Малой Астуанской башни… Конечно, эта тварь, что шустро выстукивала сейчас лапками по палубе «Кубка бурь», была меньше в несколько раз.

Ящерица пробежала по шкафуту и бодро свалилась в люк.

— М-да… Вряд ли моим матросам может понравиться, что к ним является такое пугало, — неодобрительно сказал капитан Бреннан. — Хотя дело ваше.

Толстячок сбежал по трапу на нижнюю палубу вслед за ящерицей. Его не было около двух минут, а потом раздался истошный поросячий визг, и из глубин корабля исторгло толстяка-проверяющего.

— Опа! — сказал выглянувший из-за моей спины Ржига.

Ящерка, сомкнув челюсти, висела у него на щиколотке. Толстяк пытался сбить ее ударами второй, неповрежденной, ноги. Плескал ладонями по бедной пупырчатой шкуре, по которой плыли радужные волны. Вопил так, что закладывало уши. Ничего не помогало. Казалось даже, что тварь еще плотнее сомкнула челюсти.

— Какой у вашего животного аппетит необузданный. Кормить надо основательнее, — сказал Жи-Ру, выглянувший из камбуза на крики бедняги.

Пограничный офицер нервно теребил ухо. Было видно, что в его практике это первый такой случай.

Между тем тварь, вцепившаяся в ногу толстяка, пошла разноцветными пятнами. Если на тот момент, когда ее выпустили из корзины, ящерица-поисковик была зеленовато-бурой с серыми вкраплениями, то теперь она напоминала палитру пьяного художника. Наползая друг на друга, вылезали синий, грязно-оранжевый, светло-зеленый, аляповато-красный. Впрочем, белого и светло-серого тона становилось все больше. И в тот момент, когда на ее шкуре истаяли последние цветные пятна и осталась лишь вот эта мертвенная матовая белизна цвета надгробного камня, она разжала челюсти и упала на палубу.

Рядом рухнул воющий толстяк. Из глубоко распоротой зубами ноги хлестала кровь.

— Что это все значит? — громко сказал я. — Сэр Каспиус?

— Я бы хотел адресовать тот же вопрос нашему гостю.

Как мне показалось по тону, капитан несколько лукавил… Все-то он понимал. Просто не хотел говорить сам.

Морской пограничник прокашлялся, угрюмо наблюдая за тем, как двое его людей стаскивают по трапу бесчувственного толстяка и вот эту белую, гипсом застывшую тварь.

— Хорошо, сэр. Пусть будет по-вашему. С королевским патентом я спорить не могу и не стану, вы вольны взять на борт все, что разрешено законом. Только вот что я вам скажу от всей души, сэр: наши зверюшки обучены находить любую контрабанду растительного и животного происхождения. Так вот, в вашем случае нашла она что-то экстраординарное. Небывалое. За двадцать лет ничего подобного я не видел. Даже когда к нам по ночам на платформу взбирались светящиеся придонные твари, и эта ящерица предупреждала нас об этом посещении. Белый — это цвет страха, — с хрипотцой выговорил он. — Да, сэр. Панического, чудовищного ужаса. Этот ужас заставил ее вцепиться в ногу собственному напарнику. Честь имею, сэр. Удачи. Счастливого пути!

— Угу…

Офицер пошел по трапу, перекинутому со шкафута «Кубка бурь» к кормовой надстройке патрульного судна. Но в последний момент он повернулся к Каспиусу Бреннану-младшему и тихо сказал:

— Вот я пожелал вам удачи и счастливого пути. Не стану лукавить такому человеку, как вы, сэр: я мало верю, что мои слова вам помогут. Вы везете что-то такое, сэр, чему не могу подобрать слов. В любом случае — я рад, что схожу с борта вашего корабля, — донеслись до меня слова офицера.

О чем он говорил?

О ком?..

Четвертый день пути.

Это было забавно. Я встал с пола, осмотрел неглубокий порез на предплечье и произнес:

— Так что все-таки у нас на борту, сэр Каспиус?

— Ты воспринял слова этого любопытного флотского буквально? — усмехнулся капитан Бреннан и убрал саблю в ножны. — Ты что, все полтора часа практики думал об этой дохлой ящерице?

— И о ее визжащем хозяине.

— Зря. Работа с холодным оружием — это не только руки, это прежде всего голова. Ты должен быть сосредоточен на тех приемах, которые оттачиваешь. А ты отвлекаешься. Думаешь непонятно о чем… о ком. — Бреннан сдвинул брови и смотрел на меня откровенно неодобрительно. — Тебе доводилось видеть таких тварей? Это поисковая ящерица пограничников. Чутье у этой твари неимоверное, раз в десять лучше, чем нюх у самой хорошей собаки. Она почти безголосая, но результаты ее работы сразу видны на ее шкуре. Спроси у своего друга Жи-Ру, не везет ли он в своих запасниках каких-нибудь особенно ядреных приправ?

— Ящерица и на них реагирует?

— Она реагирует на все. Когда я служил во флоте, то видел, как подобные поисковики находили ма-аленький комочек запрещенных специй, завернутый в несколько слоев упаковки, обложенный сбивающими с толку зловонными медузами, накрытый сверху несколькими слоями свежедубленых кож, которые, сам понимаешь, тоже крепко смердят. И все равно не помогало… Ладно! — Капитан распахнул дверь каюты и глянул на море. — Кстати, Себастьян! Мы вышли за Мертвую линию. Видишь вон то нелепое сооружение? Мы миновали ту самую пограничную платформу, о которой говорил офицер. Ладно, все, свободен, Себастьян. Бэйл, заходи!

В дверях я в самом деле столкнулся с Ариоланом Бэйлом, который также пришел на урок фехтования. Я думал, он на «Громобое». Наверно, воспользовался тем, что корабли ложились в дрейф для пограничной проверки, и перешел на борт «Кубка бурь».

— Что, попрыгал от капитана по углам… боец? — бросил он мне с кривой своей высокомерной усмешкой.

Пограничная платформа, конечно, — внушительное сооружение. Хаотичное на первый взгляд нагромождение деревянных конструкций, металла и даже камня. Издали было сложно оценить ее истинные размеры, однако потом выяснилось, что платформа как минимум втрое длиннее, чем «Громобой». Интересно даже не то, как ее сделали и отбуксировали сюда, к Мертвой линии территориальных вод. Интересно другое: как именно ее поставили на прикол здесь, в открытом море. Да еще так, что никакой шторм не срывает и не уносит прочь. А ведь она тут не один год и, думаю, не одно десятилетие. У спецподразделений Трудовой армии, которые некогда строили пограничную платформу, видно, свои секреты…

Пятый день пути.

Стараюсь не думать о том, что может происходить с Аннабель прямо сейчас. Звериные рожи бородатых прислужников Магра Чужака и его хищные движения так и стоят перед глазами. Отмахиваюсь, как от назойливых насекомых. Но что-то много стало в моей жизни такого, от чего надо отмахиваться. Безуспешно. Аюп Бородач, очухавшись после нежданного угощения капитана Бреннана, дал умный совет, причем, как мне кажется, неожиданно даже для самого себя: мастер Басти, говорит, а ты все время занимай голову чем-то новым.

Аюп Бородач:

— Капитан Бреннан, я как посмотрю, к тебе очень даже благоволит.

Я:

— Конечно. Пообещал, что я назад не вернусь.

— Да, я тоже так думаю.

Судя по серьезному лицу Аюпа Бородача и его вдумчивому взгляду, он так и думает. Я заговорил совсем о другом:

— Я сейчас читаю книгу, которую передал мне капитан Бреннан. Интересная, знаешь ли, вещь. Там в ней несколько закладок было…

Аюп Бородач прищурился:

— И что?

Я рассказал ему о том, что странная пограничная платформа, торчащая посреди моря, не одинока. В нескольких десятках лиг от побережья — почти параллельно ему тянется большой подводный хребет, местами выходящий на поверхности моря. Острова Аспиликуэта входят в гребень этого хребта. Вдоль него установлено семнадцать платформ. Это опорные пункты для патрульных судов, которые барражируют по всей протяженности подводного хребта.

— Здорово, — сказал Аюп Бородач. — Это что же, они видят, что творится под водой? Ух, ух!

— Вряд ли, — сказал я. — Но я еще не все прочитал.

Он сказал очень серьезно:

— Это точно…»

Себастьян обратил внимание на одну примечательную деталь: матросы экипажа, набранного капитаном Бреннаном, практически не разговаривали друг с другом. А если случалось перекинуться парой фраз, они касались исключительно работы со снастями, такелажем или же обязанностей по кораблю, которые должен выполнять каждый рядовой член экипажа. После отбоя в кубрике царила тишина. Редко-редко кто рисковал разорвать покой жилой палубы.

В один не самый прекрасный день все это прекратилось.

И разговор затеял тот, кому и положено было это сделать, — судовой повар Жи-Ру. Он поставил посреди кубрика бочонок из-под эля, присел на него и, жестом подозвав к себе Ржигу и вертевшегося тут же Аюпа Бородача, коротко произнес, обращаясь ко всем присутствующим:

— Есть разговор, ребята. Отставить жевать! Если нужно, я дам свеженькой добавки, кому надо, прямо с камбуза. В котле еще довольно. А вот видите ли этот бочонок? Он до половины полон элем, а тут сбоку есть краник. Подходите со своей посудой. Каждому нацежу.

На него покосились. Посмотрели… У Жи-Ру был внушающий невольное уважение голос густого тембра и яркие глаза, что сияли сейчас веселой злостью. Первым подошел альгамец, не прекращающий при этом скрести лезвием бритвенного ножа по своей гладкой, как шар, голове. Подсели еще трое. Протянули свои стаканы и чашки. Жи-Ру налил каждому доверху.

— Вот что. Нам нужно научиться понимать друг друга, — назидательно говорил он, щедро отпуская напиток. — А то, знаете, это не дело — чуждаться…

Дело спорилось. Матросы время от времени кивали головами, но в диалог не вступали. Жи-Ру продолжал ораторствовать, не замечая, что кое-кто воспринимает его слова отнюдь не так дружелюбно или хотя бы сдержанно, как это было сначала. Он заговорил о том, что море требует общности интересов. Братства. Умения держаться друг за друга. Подставлять плечо. Делить воду на глотки, если застигнет беда. Умения подавлять голод, страх, ненависть.

Способности терпеть.

Дождавшись, пока кружок разросся до двух десятков человек — почти всех обитателей кубрика, Жи-Ру повторил:

— Это не дело, ребята. Если вы думаете, что нам и впредь разрешат вот так вот жаться по углам и болтаться каждый в своем гамаке… так нет. Да вы сами это отлично понимаете. Иначе не были бы здесь. Капитан Бреннан кого попало не берет.

— А раз мы проверенные, чего тогда ты нас учить вздумал? — нелюбезно отозвался альгамец.

Повар Жи-Ру хлопнул в ладоши:

— Извольте! Объясню. Вы люди тертые, закаленные. — Он обвел взглядом угрюмые лица собравшихся вокруг него матросов, натолкнулся взглядом на чьи-то задрожавшие губы, на чьи-то мрачно сведенные брови. — Но… но предстоит стать еще более тертыми. Еще более закаленными. Подходите еще, берите выпивку, ребята.

— Это что же? — хрипло начал альгамец, что подошел первым.

Жи-Ру его не услышал:

— Нас ждут испытания, которые не всякий выдержит. И потому мы должны хорошо узнать друг друга, чтобы понимать, кому прикрываем спину в бою и в лишениях…

И вот тут мрачного альгамца прорвало. Это было удивительно, потому что именно уроженцы горных земель славились своей замкнутостью и сдержанностью — и если уж нутро сына далекого Альгама взорвалось от гнева, то не просто так. Наверно, Жи-Ру несколько переусердствовал с поучительными нотками и с укором в голосе. Или он нарочно провоцировал людей на откровение…

Так или иначе, но круглоголовый хватил кулаком по клепкам бочки, на которой восседал Жи-Ру, и воскликнул:

— Испытания? Лишения? Что ты понимаешь в испытаниях и лишениях, ты, колбаса со шпиком? Ты, жирная требуха?! Тебе когда-нибудь доводилось видеть, как твои близкие ни с того ни с сего вдруг начинают убивать друг друга? Доводилось, ну, ты, подлива для свиного бока? А может, ты видел, как милая женщина вдруг на твоих глазах начинает превращаться в мерзкое чудовище?

— Ну почему же… для этого достаточно лишь жениться… — еле слышно пробормотал Жи-Ру, однако же озадаченный напором альгамца.

— Или ты видел, как седовласый старик вдруг становится безумен и начинает рубить топором руки собственных дочери и внука? — не слыша оскорбительной ремарки судового повара, выговорил тот. — Все это случилось с нами. Зашевелилась нежить. Та, которой будто бы не существует… Наши селения опустели. Мы с ужасом бежали на Срединный перешеек. Мы, те, кто уцелел, стояли на Срединном перешейке и предлагали, просили, умоляли пропустить нас. Но нас отказались пропустить к спасению.

К гневному монологу уроженца Северного Альгама присоединился еще один матрос:

— Там был особый полк Трудовой армии и люди из Охранного корпуса. Я сам преграждал дорогу беженцам, я сам из Трудармии! Я не верил собственным ушам, когда офицеры запрещали оказывать нам помощь этим людям!

— А потом нас загнали в узкий лог и оставили там без еды, без пищи, без нормальной одежды… как они говорили сами — на карантин! — добавил альгамец. — Я смутно помню, что было… Знаю только, что все мои остались там, в селении. Знаю только, что нет никакой, ни малейшей надежды их увидеть. Наваждение какое-то… морок… Я совершенно точно знаю, что обязательно увижу тех, кто сотворил все это, — и выпущу им кишки.

Себастьян и мастер Ариолан Бэйл стояли в разных концах жилой палубы и слушали эти возмутительные, эти недопустимые речи. Выпускник Школы Пятого окна вступил в разговор первым:

— Вы хотите сказать, что в Северный Альгам вторглись токопильцы? Что орден Рамоникейя организовал нападение каких-то небывалых тварей, чудовищ… на поселения горцев? И что власти вольного королевства Альгам и Кесаврия отказались помочь собственным подданным… не стали оказывать помощь, закрыли в карантинной зоне и оставили умирать? Но этого не может быть!

— Конечно, не может. Я тоже не верил, — сказал альгамец по имени Пайшо. — Я всегда полагал, что моя страна и мои соплеменники защитят меня. Но нет!

— У нас был приказ, — сказал второй альгамец, по имени Райзо, тот, что являлся бывшим солдатом Трудармии. — И этот приказ был предельно ясен: никого не выпускать. Из поселений, граничащих с горой Сухотл, бежало несколько тысяч местных… В основном это были мужчины: женщины, дети, старики в большинстве своем погибли.

— Никто толком не может объяснить, что там произошло! — выступил третий. — Говорили о том, чего никак не может быть: о демонах из недр горы Ужаса, о цепных тварях Предрассветных братьев, о неких дурманных снадобьях, которые превращают обычных людей в чудовищ…

Матросы заволновались, заметались по палубе. Каждый давился словами, жуткими воспоминаниями, каждый спешил сообщить что-то свое, дикое, потаенное. Выхватилось из водоворота лиц еще одно, болезненно-желтое, запрыгали слова:

— И если бы только в одном Северном Альгаме! Видите вон тех глухонемых братьев-близнецов? Они работали на корабельных верфях в дальних западных провинциях. Однажды испытывали судно, заказанное местным интендантством Трудармии. В море на этом судне ушло семнадцать человек. Вернулись живыми только двое — вот они. Корабль потерял управление и был выброшен на берег. На его борту нашли пятнадцать трупов: с перекошенными от ужаса лицами, с воткнутыми в уши кинжалами, корабельными нагелями, с вогнанными в голову гарпунными принадлежностями. Кто-то лежал ничком на палубе, прикрыв голову руками… Отчего погибли те моряки? Никто, решительно никто не знает, — закончил свою речь человек с желтым лицом.

— Ну а вы кто? — выговорил мастер Ариолан Бэйл.

— Меня зовут Эск. Я тоже работал на верфи. Конструировал корпусные наборы судов… Кили, шпангоуты, пиллерсы… Потом все сразу кончилось. И вот пошел простым матросом, — отозвался желтолицый. — Так было надо. Потому что нельзя иначе.

— Значит, все вы утверждаете, что на дальних границах страны, в самых крайних ее точках… происходит нечто непонятное и ужасное? — пробормотал мастер Ариолан Бэйл.

— Да.

— И что власти скрывают это?

— Да.

— Ведь если бросить клич, многие из кесаврийцев захотели бы помочь тем, кто терпит бедствие! — патетически воскликнул мастер Бэйл.

— Ну да. И пополнили бы коллекцию трупов! — в голос воскликнули матросы-альгамцы Пайшо, Райзо и желтолицый Эск.

— А король об этом знает? — приблизился к матросам Себастьян. — Не может же такого быть, чтобы…

— Знает!!

— По крайней мере, и капитан Бреннан, нанимавший нас в экипаж, и его отец, владетель Корнельский… они точно знают, — подтвердили альгамцы.

«Проглоти меня Илу-Март! Теперь понятно, почему у нас такой странный, такой пестрый экипаж, — проговорил про себя Себастьян. — Раньше не могли уяснить, по каким же соображениям Бреннан берет этих людей. А теперь все ясно… Он взял смертников. Людей, которые не дорожат жизнью. Тех, кто не ставит свою жизнь и в грош. Которым ничего не надо, лишь бы отомстить Черной Токопилье. Лишь бы взять с собой на тот свет хоть одного кемметери… Он набрал вот этот разрозненный сброд, рассказывающий всякие небылицы. И самое страшное в этих небылицах то, что в них воткана настоящая правда».

Он не заметил, как произнес последнюю фразу вслух. Люди в матросских робах настороженно присматривались к нему. Потом один из альгамцев сказал, глядя в упор на Себастьяна:

— А, ну да, это же у тебя увезли девушку? (Лицо Ариолана Бэйла при этих словах исказилось.) Это же ты тот упорный парень, что уговорил самого лорда-наместника Сеймора дать добро на это плавание?

— Это он, он, — непонятно зачем подтвердил ошивавшийся неподалеку Ржига.

— Он, — высунулся и Аюп Бородач. — Ух!.. Он — молодец. А вообще это большое горе.

— Горе? — переспросил охмелевший от пойла судового повара Пайшо. — Горе… э-э… это то, что нельзя исправить. Ну… А похищенная девушка — это еще не горе. Ее можно вернуть. По крайней мере, это проще, чем воскресить мертвых.

Он смотрел на Себастьяна, и тот читал в его чуть помутневших глазах: «Горе, брат? Ну что ты! Или ты думаешь, что похищение какой-то девушки — это все, жизнь потеряна для тебя? Вот когда твое поселение стирают с лица земли и от него остается несколько трясущихся седых юнцов, от ужаса потерявших дар речи, — это горе, это конец. Когда на твоих глазах люди, которых ты знал всю жизнь, вдруг превращаются в каких-то чудовищных тварей и начинают рубить друг друга на куски — вот это да… А тут? Ну, Магр Чужак, ну, непобедимый боец ордена Рамоникейя… Успокойся и выпей. А то может так случиться, что потом не будет времени…»

— Непременно, — пробормотал Себастьян, — непременно выпью…

Ближе к вечеру шестого дня плавания на туманном горизонте стали вырисовываться контуры какой-то белой горы. Капитан Бреннан, расположившийся на шканцах, с задумчивым видом разглядывал ее сначала невооруженным глазом, а потом в подзорную трубу.

— Что это, сэр Каспиус? — спросил его Ариолан Бэйл. — Нас ждут новые откровения?

При слове «откровения» капитан Бреннан смерил его быстрым оценивающим взглядом, но от комментария воздержался.

Жених Аннабели все еще оставался на борту «Кубка бурь», о котором он прежде высказывался в уничижительных тонах. Более того, не было похоже, что он собирается переходить на куда более комфортабельный и надежный «Громобой», где находились его однокашники по Сейморской Школе Пятого окна. Впрочем, нет, не все — вслед за своим предводителем перешел на «Кубок бурь» и Олеварн, поселившийся в одной каюте с мастером Бэйлом… Ржига заявил, что это неслучайно: дескать, Ариолан Бэйл все еще не отошел от того памятного вечернего разговора с матросами и хотел иметь под рукой надежного товарища. Версия болтливого брешкху была нелепа, но даже в ней неожиданно нашлось зерно здравого смысла. Да, в самом деле, мастер Ариолан Бэйл чувствовал себя не в своей тарелке. Ему, привыкшему очень внимательно прислушиваться к своим душевным состояниям, теперь казалось, будто что-то стронулось, сломалось в его безупречном психологическом механизме.

То, что уже не поставить на место.

И вот сейчас он вел тревожный разговор с Каспиусом Бреннаном-младшим.

Себастьян находился внизу, на шкафуте, в обществе Ржиги, но ему отлично было слышно каждое слово.

— Не похоже… — наконец выговорил капитан. — Нет, едва ли…

— Не похоже на что? — уточнял Ариолан Бэйл. Под взглядом повернувшегося к нему наставника он несколько умерил пыл и прыть, однако же продолжал стоять на своем. — Вы сами еще в школе говорили, сэр Каспиус, чтобы мы сообщали вам обо всем, что непонятно…

— В соответствии с Иерархией знаний!

— Вы же сами говорили, сэр Каспиус, что здесь, за Мертвой линией, юрисдикция кесаврийского закона не действует, — не отступал тот. Хватка у мастера Ариолана Бэйла была не хуже, чем у твари, что пропорола щиколотку проверяющему на морской границе. — Вы же сами говорили!

— Я говорил тебе?

— Какая разница, кому, господин капитан! Нет, не мне. Вы говорили это Себастьяну, воспитаннику убитого барона Армина. Вы очень откровенны с ним. Чрезвычайно откровенны. Чересчур.

— Я и впредь с ним буду откровенным, не сомневайся. От тебя мне тоже, впрочем, не придется ничего особенно скрывать, — недобро усмехнулся капитан. — Видишь ту белую гору, что все растет на горизонте? Она никак не может быть островом, а обнаружить так рано один из Столпов Мелькуинна — нет, не думаю. Да и не похоже… Вот что, Ариолан Бэйл. Тебе когда-нибудь доводилось видеть ледяные горы, громадные массивы из чистого снега и льда?

— Лично мне — нет. Я слишком молод, чтобы увидеть все уголки нашей громадной державы, простирающейся от заката солнца до его восхода, — напыщенно ответил тот. — Но были люди… из штрафных частей Трудовой армии, которые работали во фьордах Северного Альгама и даже еще севернее, на Белых островах. Вот они рассказывали о… о многом. Например, о гигантских ледниках, от которых откалываются и падают в море громадные куски льда. Некоторые — до лиги в диаметре.

— Вот это и есть такая гора.

— Но что же она тут делает? Мне кажется, что температура воды за бортом такая, что даже самая большая гора изо льда растает за неделю.

— Вот и я думаю — что она тут делает… — пробормотал капитан Бреннан. — В любом случае я бы держался от этого айсберга подальше. Он способен принести беды даже в том случае, если там никого нет.

Мастер Ариолан Бэйл медленно повернулся к своему наставнику и произнес:

— Подождите… а кто там должен быть?

— Я же сказал, никого нет.

— Не совсем так вы сказали… — пробормотал Ариолан Бэйл.

Капитан Бреннан взял его за подбородок двумя твердыми пальцами и повернул к себе. Молодой человек заморгал. Его наставник рассматривал бледное лицо Бэйла, желваки на высоких скулах и крепко сжатые губы.

— Неважно выглядишь, — констатировал Каспиус Бреннан. — Дергаешься, глаз дурной, косящий. Я бы советовал взять себя в руки. На борту «Громобоя» ты смотрелся как-то спокойнее и уверенней. Может, на время отправишься туда вместе со своим другом Олеварном? Хотя он-то как раз поспокойнее.

Здоровяк из Школы Пятого окна выглядел действительно неплохо — как раз в этот момент он сосредоточенно драил палубу, ничуть не гнушаясь своим текущим статусом.

Ариолан Бэйл раздраженно пожал плечами:

— Наверно, у «Кубка бурь» такая аура… На нем сложно оставаться спокойным. По крайней мере, мне! Говорят, что корабль впитывает частицу души и крови тех, кто на нем плавал или вообще когда бы то ни было ступал на его борт. А кто знает, кто поднимался на этот корабль?.. — неопределенно обронил мастер Бэйл. — Ведь правда, сэр Каспиус?

Капитан Бреннан не стал продолжать этот разговор и ушел в свою каюту.

К ночи начало стремительно холодать. Вахтенные и марсовые в легких матросских робах ежились на своих постах. Штурман у рулевого колеса накинул на мощные плечи колючий плед и украдкой, пока не видел капитан, сделал нисколько внушительных глотков ядреного вайскеббо. Низкое небо было подоткнуто ровным серым пологом облаков. Суда медленно шли под ветром, подняв все паруса и ловя последнее дыхание уходящего дня. Тем не менее скорость кораблей ощутимо падала. Ночь, густая, неподвижная, неожиданно холодная, тяжело навалилась на палубы и ждала новых жестоких чудес.

Дождалась.

 

Глава 2

Багровый лед

Айсберг вынырнул из тьмы так неожиданно, словно сам до поры был матово-черным. И начисто сливался с ночным океаном… Штурман «Кубка бурь», мастер Кромо, к тому времени имевший в своем послужном списке не один десяток глотков любимого вечернего напитка, увидел, как из ночи вываливается — прямо на него и на ведомый им корабль — громадный, изрытый провалами и гротами бок ледяной горы. В свете носового фонаря тускло блеснули искры на гранях льда… Кромо разинул глотку и заорал так, что марсовый, дремавший на фок-мачте, грянулся о палубу и сломал себе шею.

При этом он еще мог считать себя везунчиком…

На палубу, на бегу накидывая рубаху, вылетел капитан Бреннан. Штурман Кромо отчаянно накручивал штурвал, стараясь избежать прямого столкновения с ледяной горой. Однако это привело лишь к тому, что бриг рыскнул на курсе, и его развернуло левым бортом к отвесной ледяной стене, казалось бы, облепленной белесым туманом.

Послышался треск ломающегося рангоута. Бриг, наскочивший на ледяную стену, отбросило от айсберга встречным движением воды. С треском вылетел внушительный кусок фальшборта.

Из люков высыпали сонные, растрепанные матросы. «Кубок бурь» по инерции продолжал двигаться левым бортом вдоль колючей белой стены, уродуя обшивку и оставляя на ледяных выступах длинные полосы смолы. На головы экипажа валились сверху сломанные оконечности реев, обломки мелкого рангоута, ошметки вырванных с мясом из полотнищ парусов.

Как выяснилось позже, повреждения судна были не такими значительными, как это показалось с первого взгляда. Но сейчас многие решили, что от удара о ледяную гору судно потеряло остойчивость, приняло на борт огромное количество воды и тонет.

Впрочем, капитан Бреннан сумел быстро оценить ситуацию. Он оттолкнул от штурвала Кромо с такой силой, что тот отлетел на шкафут, а потом и вовсе нырнул в люк. Отрывистым, злым голосом сэр Каспиус принялся отдавать одну за другой четкие команды, которые должны были спасти положение.

Этот зычный голос окончательно сбил сон и оцепенелость с экипажа. Люди бросились к снастям, к трюмовым помпам, к аварийному инвентарю. Себастьян вооружился топором и, замерев на несколько мгновений, смотрел, как движется вдоль корабля ледовая громада, изрытая провалами, ощетинившаяся острыми гранями, пиками и выступами.

Отсюда, с палубы «Кубка бурь», конечно, не было возможности оценить реальные возможности ледяной горы. Куда удобнее это было сделать с «Громобоя», шедшего в кильватере брига. Рулевой «Громобоя» успел оценить ситуацию и, положив руля к ветру, лег в дрейф на безопасном расстоянии от ледяной горы. Экипаж корабля спешно спускал шлюпки, чтобы направиться на помощь терпящим бедствие товарищам.

Канонир «Громобоя» выпустил пару осветительных ракет, и над айсбергом и прилепившимся к нему темным силуэтом «Кубка бурь» один за другим расцвели два мощных фейерверка. При их свете стала видна колоссальная гора льда; она искрилась остро и холодно, а в любом из зияющих в ее боках провалов и гротов мог уместиться корабль втрое больше «Громобоя». Не говоря уж о стареньком «Кубке бурь»…

Удивительно было и еще одно обстоятельство, подмеченное при свете осветительных снарядов. На уровне ватерлинии айсберга не было вымоин и карнизов, которые непременно образовались бы из-за теплых вод, подтачивающих лед. Не растаяли даже отдельные льдины, лежащие на воде и прочно примерзшие к ледяной горе…

Айсберг источал изнуряющий холод. Из провалов, словно пар из уродливых ноздрей чудовища, сочился белесый дым.

«Кубок бурь» остановился. Воцарилась глубокая, ничем не нарушаемая тишина. Замер ветер, замерли паруса, застыли развернутые или развороченные столкновением реи. Только потрескивали борта корабля, на которых проступали морозные узоры. Да с нижней палубы доносились какие-то шорохи, неясный гул голосов, и звенела в виске Себастьяна тонкая жилка.

И разом все обрушилось.

Борт корабля содрогнулся под мощнейшим ударом. «Кубок бурь» заколебался от киля до клотиков мачт. С жилой палубы донесся неистовый, низкий, полный ужаса вопль. Это не мог кричать один человек: вопль разом вырвался из нескольких глоток. А потом большой корабельный люк вдруг взлетел вверх, выбитый какой-то чудовищной силой, и рухнул на ростры — решетчатый настил, где хранились запасные реи и стеньги для мачт.

Сидящий на палубе на корточках Аюп Бородач приоткрыл один глаз, для чего-то с шумом потянул воздух носом и произнес:

— Да что же это такое?

Из развала люка повалил морозный белый дым. Корабль еще несколько раз дернулся и замер.

Капитан Бреннан, Ариолан Бэйл, Себастьян и все-все, кто на этой проклятой посудине еще мог шевелить ногами, опрометью ринулись на нижнюю палубу.

Посреди нее полулежал штурман Кромо. С первого взгляда было ясно, что если он и сможет когда-нибудь вернуться к морской профессии, то ни к фалу, ни тем паче к штурвалу его больше не допустят. Обе руки штурмана были оторваны чуть ниже локтя. Он подставлял к глазам то одну, то другую изуродованную конечность и что-то бормотал… Судя по движениям губ — одно и то же. Характерно, что из рваных обрубков не текла кровь. Хотя она должна была хлестать фонтаном. Больше всего изуродованные руки Кромо навевали чудовищные сравнения с товаром нерадивого мясника: подмороженные, криво рубленные волоконца мяса, излом костей и костяное же крошево в схваченной льдом ране…

Когда штурмана Кромо увидел капитан Бреннан, он заскрежетал белыми своими зубами и, подняв фонарь, задал, казалось бы, дурацкий вопрос:

— Тебе больно?

Бедолага Кромо трясся всем телом. Свет фонаря неподвижно лежал на его лице, выхватывая искры инея, засевшего в усах и бороде.

— Тебе больно?! — возвысив голос, повторил капитан Бреннан.

— Мне не больно… — пробормотал Кромо, и Себастьян, стоявший за спиной Каспиуса Бреннана-старшего, увидел глаза незадачливого Кромо, не успевшего разойтись в море с ледяной горой. Взгляд этот был пуст и обессмыслен ужасом. В левом глазу полопались сосудики, и глазное яблоко выкатилось и побагровело.

В борту «Кубка бурь» зиял пролом размером в рост человека. На его белых иззубренных краях, обитых все тем же инеем, виднелись густые натеки.

Это была остановившаяся, прихваченная чудовищным холодом человеческая кровь.

А за проломом легла тусклая белесая тьма.

— Они тащили двоих или троих наших, — прозвучал глуховатый голос, и на пятачок палубы, освещенный фонарем капитана Бреннана, шагнул тот желтолицый, что называл себя Эском. — Я не успел ничего разглядеть толком: когда борт корабля разошелся, как гнилой бурдюк, оба фонаря на жилой палубе задуло. Дальше все происходило почти в полной тьме и слишком быстро, чтобы кто-то из нас успел понять, с кем мы имеем дело.

— В кубрике оставались только те, кто не успел выполнить команду капитана и подняться наверх, — откликнулся один из альгамцев, держащий в руке тесак. — Их-то и прихватили…

— Та-ак, — мрачно протянул капитан Бреннан и снова глянул на трясущегося штурмана Кромо, — но ты должен был успеть разглядеть, кто изуродовал тебе руки.

— Кромо! — воскликнул и Ариолан Бэйл. — Скажи нам, что ты видел!

— Тем более что они в любой момент могут вернуться, — выговорил Себастьян, не отрывавший глаз от пролома.

Кромо попытался приподняться, но вместо этого упал на спину и беспомощно выставил перед собой обрубки рук, из которых, превозмогая холод, начала просачиваться живая кровь. У него шевельнулись губы. Раз, другой, третий.

— Я видел. Светящиеся глаза… Блеск… Алые веточки… Красота… Одним движением — и все…

— Все, — спокойно констатировал капитан Бреннан, когда стало понятно, что ни слова, ни даже единого движения от штурмана Кромо больше не дождаться. — Собираемся наверху, проводим перекличку и выявляем тех, кого сейчас нет на борту. И побыстрее — если уж гибнуть, ребята, то никак не от простуды! Тем более что я примерно знаю, с кем мы имеем дело.

— Но, сэр…

— Быстрее!

Наверно, только сейчас Себастьян, Ариолан Бэйл, Аюп Бородач и все очевидцы этой сцены почувствовали, какой холод царит в развороченном нутре корабля. Он царапал крючьями лицо, будто свинцом схватывал ноги и руки и грозил отнюдь не простудой…

Гибелью.

Через считаные минуты на борту «Кубка бурь», накрепко примерзшего бортом к громаде ледяной горы, остались лишь двое. Оба мертвы. Это были штурман Кромо и тот марсовый матрос, что сломал себе шею в момент столкновения с айсбергом. Все остальные на двух шлюпках переправились на «Громобой», легший в дрейф на безопасном расстоянии от ледовой громады.

Перекличка показала, что недостает шести человек. Судьба двоих была известна. Еще четверо пропали без вести.

Двое из них были те самые уроженцы севера страны, что недавно рассказывали об ужасах Северного Альгама: Пайшо и Райзо.

Помимо этих матросов, перекличка выявила отсутствие Олеварна.

И — Ржиги.

Капитан Бреннан решил провести совет не за закрытыми дверями и в присутствии избранных, а прямо на палубе «Громобоя». Сразу, лишь забрезжил рассвет. При всех. Так, что даже вахтенные и дежурные канониры могли слышать те жуткие вещи, о которых повел речь капитан Бреннан.

На совете присутствовали даже Танита и Майя, после известия об исчезновении любимого школьного друга державшиеся очень достойно. Они стояли у борта, облаченные в мешковатые штаны и длинные, почти до колен, матросские блузы. И хотя здесь неестественное ледяное дыхание айсберга не ощущалось совершенно, обе девушки зябко ежились. Таните расторопный повар Жи-Ру даже сунул украдкой согревающий отвар на основе все того же старого доброго вайскеббо…

Капитан Бреннан, стоявший на шканцах, поднял руку, приковывая к себе общее внимание.

— Все уже знают, что произошло на «Кубке бурь», — произнес он. — Штурман брига Кромо не сумел в темноте разойтись с айсбергом, хотя я сам давал ему указания… Быть может, он был пьян. Может, у него существовали какие-то иные причины, но ничто не может его оправдать. Кроме смерти. Но Кромо мертв, о нем нет смысла говорить.

Собравшиеся на палубе люди загудели:

— Капитан, скажи, кто были те твари?!

— Мы слышали, что наших товарищей похитили… Утащили в глубины этой чертовой горы.

— Что это за морок? Здесь не Северный Альгам.

— Штурман видел… он же успел сообщить!

— Он сказал!

Стоящий за левым плечом руководителя экспедиции Себастьян видел, как по толпе на вытянутых руках передавали какую-то изорванную рубаху. Как выяснилось, это была одежда, снятая с убитого на «Кубке бурь» штурмана. Ткань трепетала, как флаг, снятый со шпиля павшей крепости.

— Тихо! — повысил голос капитан Бреннан. — Тихо, я вам всем говорю! Не сметь распространять панику. Иначе, клянусь Илу-Мартом и всеми его исчадьями, я вздерну на рею любого, кто будет сеять нелепые слухи. Я сделаю это, даже несмотря на недостаток в людях… Я сейчас сам расскажу все, что нам нужно знать.

— Тем более что за исчадиями Илу-Марта, ежели что, далеко ходить не придется… — отчетливо произнес кто-то.

Под порывом налетевшего ветра загудели снасти. Посыпались вопросы:

— Кто на нас напал?

— Что это за дьявольский айсберг? Я ходил достаточно и что-то не видел, чтобы лед не таял в таких низких широтах!

Сын владетеля Корнельского на сей раз спокойно ждал, пока утихнут голоса.

— Я тут подумал, проанализировал, прикинул. Все сходится. Все, к большому сожалению, сходится. Это ледниковые эльмы, — наконец сказал он, — очень скверные холоднокровные твари, одно прикосновение которых способно если не убить, то парализовать и надолго сделать совершенно беспомощным.

— Вам уже приходилось сталкиваться с ними, капитан? Не так ли? — быстро спросил мастер Ариолан Бэйл, чьи ноздри были такими же белыми, как дыхание гибельной ледяной горы.

— Да.

— В Омуте?

— И там тоже… — Каспиус Бреннан-младший провел ладонью по лбу, вдруг покрывшемуся крупными каплями холодного пота, и договорил: — Только в этот раз мы встретили их совсем уж рано… Ведь мы даже еще не вышли за Столпы Мелькуинна.

— Это что-то значит? Или случайность, трагическое стечение обстоятельств?

— Неверно излагаешь, Ариолан. Каждая случайность что-то да и значит. А еще бывает в жизни так, что случайное, нежданное, нелепое становится непреодолимой преградой. Приобретает первостепенное значение, — задумчиво произнес капитан Бреннан.

Ариолан Бэйл стал в позу, отработанную еще у строящегося Тертейского моста, и громким голосом проговорил:

— И чему же вы придаете первостепенное значение теперь, господин капитан?

Бреннан многозначительно молчал. Однако всем тем, кто стоял поблизости, было заметно, каким усилием дается капитану это молчание. Первым не вытерпел Себастьян. Оправдывая все не самые лестные характеристики, данные ему капитаном Бреннаном, он шагнул к ограждению шканцев и выпалил:

— А вот лично я придаю первостепенное значение тому, как вытащить наших товарищей!

Стоявшие внизу матросы встретили эти слова глухим шумом, похожим на гул отступающего с отливом моря.

— Я не верю, что они мертвы, и не сомневаюсь: нужно предпринять хотя бы одну попытку спасти их, — с жаром продолжал воспитанник барона Армина. — Олеварн, Ржига, альгамцы… Или же мы будет пасовать перед каждой встретившейся нам на пути трудностью и бездарно платить за свою несостоятельность жизнями наших товарищей?

— Это звучит очень благородно. И очень глупо, — прозвучал холодный голос Ариолана Бэйла.

— Почему же? — донесся голос Жи-Ру. — Я совершенно согласен с тем, что нужно предпринять вылазку. Мне доводилось видеть таких тварей. С ними очень непросто совладать и нужно быть предельно осторожным. Но кое-какие подходы нам известны. Не правда ли, капитан?

— Я не давал тебе слова, кок, — сухо откликнулся тот. — Говори далее, Ариолан.

— Они же смертники, — прозвучали безжалостные слова Ариолана Бэйла. — Многие из них шли сюда, чтобы умереть, и, если уж говорить откровенно, именно для этой конечной цели они были подобраны капитаном Бреннаном! Ты слышал, что они говорили там, в кубрике… Хуже им не будет! Понимаешь? Ты — понимаешь? И большинство присутствующих будет со мной согласно! С огромной долей вероятности они уже давно и прочно мертвы. Шансы ничтожны. И что же, мы бросим на верную смерть других, новых людей? Так ведь, ребята?

— Правильно! — крикнул какой-то тощий матрос. — И парней не спасем, и сами головы сложим!

— Мастер Бэйл правильно все говорит! Сейчас мы потеряли шестерых, но мы сунемся на этот проклятый лед и можем сгинуть все! — поддержал его еще кто-то.

— А я не хочу сложить башку раньше чем надо… У меня мечта увидеть Черную Токопилью. И если уж подыхать, то там. Взяв с собой побольше этих… кемметери!

— Верно! — закричали моряки. — Вперед, в Токопилью!

— Ну, слышишь, что они говорят? — надвинулся на Себастьяна мастер Ариолан Бэйл. — Потери могут быть гораздо, гораздо большими. А мы только в самом начале пути. И что жалеть альгамцев и тех, кого сейчас нет с нами? Они шли сюда ради высокой цели отомстить. А если ты сейчас будешь размениваться на всяких ледяных тварей…

— То что?! — крикнул Себастьян.

— То мы безнадежно потеряем время.

И тут Себастьян выдвинул последний довод:

— Я не стану говорить про Ржигу, тебе все равно, что произойдет с каким-то там брешаком, да еще другом моего детства. Ладно… А вот как же Олеварн? Как же твой однокашник, которого ты так ценишь, что взял с собой в поход, из которого нет возврата? Как же хваленое братство Школы Пятого окна, вот эти узы, которые не разорвать?

— Любые узы разрывает смерть, — сжав челюсти, с некоторым усилием отозвался мастер Ариолан Бэйл. Он крутил в пальцах монету с королевским гербом Альгама и Кесаврии, и только поэтому можно было предположить, что он не так спокоен, как хочет казаться. Но все равно: выдержке мастера Бэйла можно было позавидовать. — Кроме того, любые узы разрывает колоссальное расстояние, — продолжал он. — Пока мы тут стоим в дрейфе и разговариваем, расстояние между нами и Аннабель, между нами и Магром Чужаком растет. И оно может увеличиться настолько, что и будет равно смерти…

— Но какая разница, если мы все равно не знаем, где именно находится «Летучий»! Если мы все равно можем только надеяться напасть хоть на какие-то следы?

Ариолан Бэйл отрицательно покачал головой, и Себастьян тотчас осекся.

— Тут-то ты ошибаешься, — отчеканил он. — По канонам Иерархии знаний ты осведомлен о малом, очень малом. Существуют технологии… Капитан Бреннан не даст соврать. Так вот, нам не надо надеяться и гадать. Мы точно знаем, в каком именно месте находится сейчас бриг «Летучий» с Аннабелью на борту.

Себастьян онемел.

— И сейчас, пока мы спорим, они уходят все дальше. Кто знает, сколько продлится твоя спасательная операция, кто знает, сумеем ли мы вообще продолжать это плавание. — Ариолан Бэйл подкинул на руке монету, и она хищно сверкнула в свете кормового фонаря. — Ты будешь продолжать настаивать на том, чтобы высадиться на чудовищный айсберг, который не тает?

Себастьян колебался. Себастьян слабел. Все-таки мастер Ариолан Бэйл был блестящим оратором: он знал, как выдержать паузу, знал, как поставить точку одним-единственным веским словом.

Себастьян обводил глазами собравшихся внизу, на шкафуте, матросов, и в его сознании скользили беспощадные слова, словно привнесенные извне: «Ты потерял самых близких людей. Сегодня — последнего из тех, кого ты считал настоящим другом. Едва ли его удастся вырвать из этих ледяных тисков. А истина такова, что он, Ржига, скорее всего, уже мертв. Может, это знак остановиться? Может, этот Ариолан Бэйл говорит тебе дело? Ты даже не подозревал о существовании этих эльмов, и эта неведомая сила поднялась и расправилась с вами с неодолимой легкостью. Что же еще ожидает там, дальше, уже за Столпами? О чем еще ты не знаешь? Неужели тебе не хватало чудовищных призраков детства, которые в последнее время стали обрастать плотью, входить в твою жизнь зримо и безжалостно? Неужели ты будешь множить кошмары? Ведь ты толком еще не видел тварей с айсберга, а они уже забрали у вас шестерых! Хочешь стать седьмым?»

Как показало ближайшее будущее, седьмым стать Себастьяну суждено не было.

Тот тощий матрос, что уже баламутил собравшихся на палубе выкриками, заполучил рубаху погибшего Кромо и, протиснувшись к лестнице, ведущей на шканцы, преодолел две ступеньки. Три. Четыре. При этом он говорил:

— На ткани до сих пор остались разводы этого дьявольского инея, она холодна, как… сам штурман! И вот туда-то, в ледяные пещеры этой проклятой плавучей горы, хочет бросить нас этот молокосос? (Его маленькие глазки злобно буравили Себастьяна.) Так, что ли, капитан?

— Спустись к остальным! — приказал Каспиус Бреннан.

— Я только хотел показать тебе, капитан, что мы не согласные вот так вот, как штурман Кромо, подставиться под убой! Если этому выкормышу нужно совать башку в эти ледяные дыры — пусть идет! Мы не пойдем! Правильно, ребята?

— Пра-а-а-а! — нестройно поддержали оратора несколько голосов, а капитан Бреннан выразительно похлопал по поясу, за которым торчала пара пистолетов. Однако тощий не унялся и, запрыгнув еще на три ступеньки, попытался было поднести рваную морскую блузу Кромо прямо под нос капитану:

— Разве мы можем допустить, чтобы еще на кого-то вот так? Ты же видел дыры в борту, капитан? Только исчадие Омута способно на такое!

— Вниз, сойди вниз! — крикнул вслед за капитаном и Ариолан Бэйл, но уже в следующее мгновение Каспиус Бреннан выхватил пистолет и выстрелил в лицо тощему.

Тот грянулся всем телом о лестницу и замер.

Танита и Майя испуганно вскинули руки к лицу. По толпе матросов прокатился негромкий затихающий вздох, похожий на зевок.

— Я сделал это из уважения к вам, друзья, — спокойно сказал капитан Бреннан и оттолкнул труп, растянувшийся на ступеньках лестницы, ногой. — Мне не хотелось, чтобы среди вас был человек, который сеет панику. Мне нет нужды напоминать, что в судовом договоре каждого из вас жирно прописан пункт: безоговорочное подчинение. Нарушение этого пункта в походных условиях карается арестом, в чрезвычайных — виселицей. Но, думаю, никто не станет сетовать, что я заменил виселицу, которую честно заслужил этот малый, пистолетной пулей?

У капитана Бреннана был превосходный дар убеждения. Возражающих не нашлось.

Неудивительно, что после этого милого инцидента дальнейшее обсуждение «ледяной операции» перенеслось в каюту капитана Бреннана, а сборный экипаж «Громобоя» и «Кубка бурь», выполняя приказ, отправился в кубрик.

В капитанской каюте собрались все те, кому разрешалось возражать Каспиусу Бреннану-младшему. Здесь были все из представителей Школы Пятого окна; присутствовали двое корабельных офицеров; на правах участника первого похода за Столпы Мелькуинна присутствовал повар Жи-Ру, непривычно мрачный, сосредоточенно покусывающий пальцы на левой руке. И, разумеется, был Себастьян, устроившийся на большом сундуке, и вездесущий Аюп Бородач, облюбовавший себе место за сундуком. О его присутствии на совете многие из собравшихся, кажется, не подозревали.

Никто не решался нарушить молчание прежде, чем заговорит Каспиус Бреннан-младший. У последнего был скорее печальный, чем суровый вид. Он сел во главе стола и произнес:

— Это была вынужденная мера, но вы же видели, что она подействовала. И покончим на этом. У кого есть что сказать? Ты, Себастьян.

Темные глаза воспитанника барона Армина заблестели. Он встал и проговорил громким, четким голосом:

— У меня два вопроса к капитану. Первый: мы в самом деле можем знать курс брига «Летучий» благодаря каким-то тайным методикам слежения? Второй: если мы действительно можем знать о маршруте «Летучего», то не может ли так статься, что и Магр Чужак, который… э-э-э… вовсе не чужак в магических штучках Предрассветных братьев… Может ли он точно так же отслеживать наше местонахождение? И отсюда вывод: а замешан ли он каким-то образом в том, что мы попали в такое незавидное положение? Ведь вы сами не так давно говорили, сэр Каспиус: каждая случайность что-то да и значит, и бывает так, что как раз вот это случайное и нелепое становится непреодолимой преградой!

Капитан Бреннан одобрительно кивнул головой:

— А вот это разумно. Отвечу по порядку. Про тайную технологию слежения я бы и сам теперь сказал, не влезь в этот вопрос раньше меня этот чертов выскочка, просвещенный мастер Ариолан Бэйл. Это — правда. Чуть позже я покажу, как это делается… О причастности Магра Чужака судить сложно, хотя…

— Хотя эти Предрассветные братья очень любят всякие смертельные фокусы со льдом, так и говорите, капитан Бреннан! — вмешался мрачный толстяк Жи-Ру. — И противоядие к нескольким таким штучкам нам известно еще со старых времен.

— Все это верно, — не глядя на того, отозвался Каспиус Бреннан. — Кое-что есть. Наработки, методики, доставшиеся большой кровью и большим страхом… Только до того нужно решить главный вопрос: предпримем ли мы попытку отбить тех, кто пропал или примем как данность, что их нет? Что они погибли?

— Я уже высказал свое мнение, — отозвался Себастьян.

— Я вроде бы тоже, — откликнулся и Жи-Ру. — Но сдается мне, ребята, что все равно решающим будет не наше с Басти мнение и даже не позиция сладкоголосого мастера Ариолана Бэйла, а то, что скажет капитан. А в прошлом походе он своих не бросал.

— Господин директор… то есть капитан. Сэр Каспиус! — раздался звонкий, взволнованный голос Таниты. Она, похожая на мальчишку в своей матросской блузе, подошла к бывшему руководителю своей школы и, сложив руки на груди, произнесла:

— Я многого не понимаю. Но бросить людей тут, если есть надежда, это подло. Тем более вы сами говорите, что существуют способы как-то совладать с этими холоднокровными эльмами… Спасти Олеварна и остальных. И если мужчины не хотят или не находят в себе сил, может, и мы с Майей на что сгодимся? Все-таки вы знаете по Школе Пятого окна — мы далеко не беспомощны…

Вскочил, заиграл желваками Ариолан Бэйл. Наверно, это был первый раз, когда его школьные друзья, всегда признававшие главенство, ум и силу мастера Бэйла, в открытую пошли против него. Он поймал на себе несколько не слишком добрых взглядов и… сел обратно. Махнул рукой.

— Хорошо, — сказал капитан Бреннан. — Будь по-вашему. Ты снова отстоял свою точку зрения, заметь, Себастьян. Но вот только посмотрим, как ты перейдешь от слов к делу.

Себастьян встал:

— То есть?

— То есть мы отправимся на айсберг. Тем более что нам и не потребуются силы всего экипажа. Много народу в гротах ледяной горы будет только мешать.

Ариолан Бэйл смотрел на капитана, широко раскрыв глаза:

— Вы… в самом деле, сэр Каспиус? Вы действительно?..

— Я говорю вполне серьезно, — отозвался глава экспедиции. — И вам, Бэйл, я тоже рекомендовал бы принять участие в этой спасательной партии. У вас вполне достойная подготовка. Ну а те недостающие ее звенья, без которых эта затея кажется вам опасной и попросту гибельной… Это я преподнесу сейчас всем вам.

Капитан Бреннан прошелся по каюте и, круто повернувшись на каблуках, произнес:

— Все настолько же просто, как и страшно.

Из путевого дневника Себастьяна

«Начинаю терять счет дням, которые мы находимся в море. Даже не в пути, нет. Хронологию можно восстановить, но есть ли смысл? Сейчас я оглядываюсь на это первое серьезное испытание с недоумением. Оно, это чувство, двойственно. Я не понимаю, как мои товарищи могли испытывать такой отвратительный, животный страх — все-таки они с самого начала знали, что шли в неведомое. Сейчас первая встреча с эльмами рисуется в совершенно ином свете. Но даже теперь берет оторопь, как мы вообще выжили в гротах и провалах этой проклятой горы…

Согласно тайным преданиям, эльмы — первые творения Маннитов, Отцов Катастрофы. Это существа, в жилах которых течет не кровь, не лимфа, а жуткая тягучая жидкость, которая холоднее февральского снега в горах Альгама. Тем не менее она красная… Точно так же, как человеческое тело является источником тепла и горсть снега, взятая в пальцы, начинает таять, — полупрозрачная плоть эльмов источает холод. Считается, что они живут в чистых ледниках, редко соприкасаясь с настоящей землей. Пусть даже самой промерзлой и твердой, как камень. Хотя я хорошо помню: рядом с эльмами промерзает все. И человеческое тело — тоже.

Но вот чтобы удерживать от таяния огромный айсберг в теплых субтропических водах и намораживать новые пласты льда — холодильной мощи обычных эльмов не хватает. Чтобы боевой корабль накрепко примерз к ледовой стене, как это случилось с нашим «Кубком бурь», — тут нужно кое-что поосновательнее, чем даже эти ледяные твари вдвое больше взрослого мужчины.

Но капитан Бреннан научил нас бороться даже с этим…»

— Им хватило нескольких мгновений, чтобы проломить борт «Кубка бурь» и расправиться с нашими, — вымолвил сэр Каспиус. — Верткие, очень быстрые и хищные твари, которые движутся во льду с той же легкостью, что мы ныряем в воду. Обычное оружие против них малодейственно. Разве что если попадешь острием фальгара или пулей из «серпантина» точно в глаз… Мы использовали против них огонь.

— Факелом в морду, что ли? — насмешливо поинтересовался Ариолан Бэйл. Он уже смирился с необходимостью идти на ледяную гору: отказаться не позволило бы самолюбие признанного вожака. И вот теперь иронией он маскировал волнение и тревогу. — Невежливо как-то… Творения самих Отцов погибели все-таки.

— Можно и факелом. Эльму это тоже не понравится, будь уверен, — усмехнулся капитан Бреннан. — Но я говорю о другом, так называемом эррерском, или водяном, огне.

— Водяной огонь? Как это? — спросил Аюп Бородач.

— Это особая горючая смесь, которая загорается при соприкосновении с водой, снегом, льдом, — вместо капитана Бреннана объяснил мастер Бэйл. — Правда, названия «эррерский» я что-то не слышал.

— И что же входит в водяной огонь? — спросил капитан Бреннан, терпеливо выслушав сентенцию Ариолана Бэйла. — Я давал вам этот материал еще в прошлом году.

— Сейморское бледное масло, сера, тягучка, раствор белой альтреи, а ко всему этому порошок летучего железа. А также белая горючая смола номер три по Морскому аптекарскому реестру, — без запинки отчеканил мастер Ариолан Бэйл.

— Совершенно верно. В нашем случае мы будем использовать особую разновидность эррерского огня, — вымолвил капитан Бреннан. — К тому, что тут называл мастер Бэйл, мы добавим небольшой, но весьма важный ингредиент.

— Какой? Или я что-то выпустил из виду?

— Нет, Ариолан, ты все перечислил верно. Но нам потребуется примешать к базовому составу эррерского огня еще и кровь.

— Чью кровь?

— Каждого, кто пойдет, — быстро ответил капитан.

— Мне кажется, что та жидкость, что у нас в жилах, не очень поспособствует горючести смеси, — важно заметил Ариолан Бэйл.

Вот тут он (и давно пора!) нарвался на такой испепеляющий взгляд своего наставника, что иным сторонним наблюдателям подумалось: кое-каким ледяным тварям хватило бы и взгляда капитана Бреннана.

— Я думаю, твою шутку оценил бы Олеварн, — наконец процедил капитан Бреннан. — Действенность этого огня мы уже испытали двадцать лет назад.

— И как?

— С переменным успехом, — тотчас же ответил на вопрос Себастьяна глава экспедиции.

— И конечно же у вас на борту есть все нужные ингредиенты?

— Да.

— Я уверен, что на борту есть не только ингредиенты, но и особое оружие — сифоны, которые извергают этот огонь, — выразительно дополнил ответ капитана повар Жи-Ру.

Решать больше было нечего. Все высказались, все стало понятно. Собственно, сразу же после окончания этого короткого закрытого совета приступили к подготовке. Себастьяну и раньше приходилось слышать о пресловутом водяном огне, свирепой смеси, пожиравшей даже камни и бесплодную соленую землю. Болтали все те же длинные языки из рыболовных артелей, среди которых прошло детство воспитанника барона Армина. Но, разумеется, никогда мальчику из рыбацкого поселка не доводилось видеть эррерский огонь в действии. Или тем паче стать свидетелем его приготовления с обнародованием каждого из ингредиентов.

Готовил огневое зелье ну конечно же бравый повар Жи-Ру. Он расхаживал вокруг установленного прямо на верхней палубе чана в длинных, до локтя, перчатках из особым образом пропитанной кожи. В его быстрых руках сменялись фляги, маленькие бочонки, кувшины и баклаги, невесело похлюпывающие толстощекие бурдюки и мешочки. Смешиваясь в чане, содержимое этих посудин и кожаных мешков шипело, шло пузырями и порой даже испускало тоскливые звуки, подобно тому, как ухает болотная трясина.

Матросы, собравшиеся кружком, наблюдали, как льется в чан тягучая стальная струя драгоценного бледного масла Сеймора. Белая смола, источающая восхитительные острые ароматы распускающегося весеннего леса. Как хлопья снега, сыплется белый порошок. Сначала по капле, а потом щедрой струей уходит насыщенный водный раствор порошка белой альтреи — сильнейшего яда, того самого, что был повинен в трагедии на «Летучем». Но даже самые стойкие зажали нос, когда повар Жи-Ру открыл толстокожий бурдюк с так называемой тягучкой — сырой нефтью особого сорта, к которой были примешаны секреты желез гигантских медуз. Последние, согласно рецепту, придавали пахучей жидкости нужную вязкость.

Жи-Ру, прищелкивая языком, застыл у чана и, словно над обеденным варевом, занес поварешку над поверхностью зеленовато-желтой опалесцирующей жидкости. Матросы затаили дыхание. Судовой повар, явно работая на публику, щедрым жестом зачерпнул эррерский огонь и поднес к лицу.

— Снимешь пробу? — живо поинтересовался Аюп Бородач.

— Непременно. Только сначала тебе дам попробовать!

Он сунул наполненную вязкой жидкостью поварешку к нахальной бородатой физиономии брешака.

Тот плюнул.

Узкий, хищный сноп пламени взвился вверх на добрых три локтя. Незадачливый Аюп испуганно отпрянул. От его пегой кудлатой бороды шел дым.

Матросы одобрительно заворчали. Повар Жи-Ру кивнул:

— Удалось. Самое то! Теперь можно приступать…

А потом началось самое главное. Подручный Жи-Ру, коим выступал все тот же Аюп Бородач, принес продолговатое белое блюдо, чистое настолько, насколько этого вообще можно было добиться в корабельных условиях. Неся это блюдо, рачительный Аюп мерил каждый свой шаг и время от времени посматривал на гигантскую ледяную гору, позлащенную первыми лучами восходящего солнца. Айсберг, громадный, неподвижный, покоился в полулиге от «Громобоя», величественно принимая свет солнца и тускло поблескивая своими гибельными гранями, пиками, гротами и провалами. Он, этот белый колосс с засевшими в нем порождениями проклятых Маннитов, словно показывал всем своим видом: я не боюсь ни штурма, ни эррерского огня, ни всех этих людишек, копошащихся на палубе.

Ни самой страшной бури.

И на его белом фоне виднелась одна маленькая забавная клякса. Это был опустевший «Кубок бурь», столь странно и нелепо затянутый в ледяной плен.

— Ладно, — пробормотал Аюп Бородач, — еще посмотрим…

На палубу вышел капитан Бреннан. Вслед за ним здоровенные глухонемые близнецы несли целую гору легких кожаных доспехов, в их числе кожаные кирасы, армированные металлическими компонентами. От кожи исходил тяжелый прогорклый запах.

Неисправимый Ариолан Бэйл окинул эту процессию критическим взглядом и спросил:

— Зачем кожаные? Это ж пережиток черт знает каких времен! Откуда они вообще на корабле?

— Да, и что это за вонь? — добавила Танита.

— От прямого удара ледникового эльма не спасет никакая даже самая хорошо сработанная металлическая кираса, — терпеливо ответил их наставник. — Нам нужно защищаться не столько от врага, сколько от жара пламени и холода льда. Кожаный доспех здесь очень кстати. Впрочем, сейчас сами все увидите… Но прежде чем мы должным образом экипируемся, каждому из тех, кто идет на айсберг, нужно дать по ложке крови. Аюп, бездельник, ну-ка иди сюда!

Брешак подскочил и стал угодливо совать капитану продолговатое белое блюдо. Капитан принял и кивнул судовому повару:

— Жи-Ру! Действуй!

Тот пошарил взглядом по палубе и, выхватив первым Себастьяна, крепко зажал в своей ручище его худую руку и, хитро прищурившись, полоснул кончиком ножа по предплечью. Приблизился капитан Бреннан, и в белую посуду потянулась струя крови. Сразу же после этого Танита и Майя, выступившие в роли двух судовых врачей, наложили Себастьяну маленькую предохранительную повязку.

— Следующий! — внушительно сказал Жи-Ру, помахивая длинным и узким ножом, и выразительно взглянул на мастера Ариолана Бэйла.

Пока повар свершал этот в высшей степени своеобразный сбор крови, на палубу вынесли те самые огнеметные сифоны, о которых уже упоминал капитан Бреннан. На первый взгляд это были облегченные тонкостенные копии корабельных кулеврин. Взрослый сильный мужчина мог с легкостью поднять и перенести такой сифон на достаточно большое расстояние. Отличие состояло, пожалуй, лишь в том, что в нижней части трубы располагались крепления для особого резервуара с эррерским огнем. Как объяснил позже капитан Бреннан, для удобства этот резервуар, сработанный из кожи и обшитый металлическими обручами, мог быть заброшен за спину, а огневая смесь поступала в сифон по гибкой трубке.

Себастьян зафиксировал в памяти технические подробности, сообщенные капитаном Бреннаном. Но что-то настойчиво подсказывало ему, что не они станут решающими.

Перед самым отплытием капитан собрал в каюте всех, кто отправлялся в поход. Мастера Бэйла, Жи-Ру, Себастьяна, Аюпа Бородача, Инигора Мара, а также двух добровольцев из числа матросов — тех самых глухонемых здоровяков-братьев, которые вытаскивали из трюма на палубу экипировку и вооружение для маленького похода. (Аюп Бородач уже успел съязвить на тему: дескать, как же это глухонемые сами вызвались идти на ледяную гору? Но шутки никто не оценил.)

Капитан внимательно оглядел собравшихся и извлек из сундука свернутый в трубку манускрипт. Чихнув, развернул его и показал всем.

Кто-то выразительно закашлялся. Мастер Ариолан Бэйл поднял бровь и проговорил:

— Ну, где-то так я себе и представлял этого… ледникового эльма.

— Страшен черт… — выговорил Себастьян.

— А зачем сейчас показывать? — вылез Аюп Бородач. — Ух! Я вот, может, мечтал о личной встрече с этим милым существом… и …

— Существами, — резко поправил его капитан. — Ледниковые эльмы не живут поодиночке, и в этой ледяной горе, по моим оценкам, может быть от трех до десяти — пятнадцати таких тварей. Причем для вас всех может вполне хватить и одной-единственной. Если, конечно, будете лезть на рожон.

— Отличные перспективы, — прошептал мастер Ариолан Бэйл и покосился на бледного, недвижного Себастьяна. Тот внимательно слушал…

— И последнее. У эльмов есть особая железа, — продолжал Каспиус Бреннан-младший. — Она расположена под языком. В стрекательной капсуле находится чудовищный яд, против которого пока нет противоядия. Если вы увидите, что эльм начинает закатывать глаза и далеко высовывать язык, как будто у него припадок, — будьте настороже, а лучше бегите со всех ног!

— Такое впечатление, что вы нас нарочно пугаете, сэр Каспиус! — сказал еще один школяр Пятого окна, Инигор Мар. — Чтобы мы подумали и все-таки отказались от этой вылазки.

— Я не пугаю, я предупреждаю. А если бы я полагал, что после всех сообщенных подробностей у вас могут подогнуться ноги, я бы никого не взял не то что сейчас, а и тогда, когда отбирал экипажи в Сейморе. Так вот, о тайной железе. Тварь может использовать ее только один раз в жизни, но зато действие яда, который содержится в этой железе, становится гибельным для всех. И для самого охотника-эльма, и для его жертвы. Эти существа используют железу только в самом крайнем случае, когда понимают, что никаких шансов нет. Но что я вам тут рассказываю?.. — рассмеялся капитан Бреннан. — Пока что особых шансов нет у нас. Шучу! Спокойно… У смелых и, главное, подготовленных людей шансы есть всегда.

Со стороны, наверно, это было удивительное зрелище. От высокого борта «Громобоя» медленно отвалила тяжело груженная корабельная шлюпка. Ярко светило солнце, теплые волны нежно оглаживали борта. Тем нелепее и мрачнее был внешний вид тех, кто сидел в шлюпке. Толком не было видно даже лиц. Поверх теплой одежды были натянуты кожаные доспехи. На головах — поверх уродливых войлочных подшлемников — сидели старомодные шлемы.

На корме шлюпки лежали два огнеметных сифона и резервуары к ним, уже заполненные эррерским огнем. На них восседал Жи-Ру.

Все остальные, кроме находящегося на носу капитана Бреннана и почему-то Ариолана Бэйла, сели на весла. Аюп Бородач, чьи короткие руки были не особенно приспособлены к гребле, неодобрительно косился на этого лентяя. Мастер Бэйл крутил в руках нечто вроде тубуса от подзорной трубы. Поймав на себе, верно, уже пятый или десятый взгляд маленьких нахальных глазок брешака, спрятал его куда-то за спину.

Над фальшбортом «Громобоя» виднелись лица Таниты и Майи. Бывших учениц Школы Пятого окна все-таки не взяли в разведку боем, но лица девушек уж конечно были бледны и тревожны не из-за этого.

Холодно стало сразу. Будто шлюпка пересекла какую-то невидимую границу, и на капитана Бреннана, Себастьяна и их спутников лег кряжистый паковый холод. Они вошли в тень горы и спустя какую-то четверть часа после отправления с «Громобоя» оказались прямо у айсберга. Буквально на расстоянии протянутой руки от них покоился «Кубок бурь», безмолвный, с частично обломанными реями, тяжело накренившийся к горе и накрепко вмерзший в лед. По бортам судна ползли ледяные наросты. На мгновение Себастьяну показалось, что корабельное дерево трещало от жгучего холода.

— Н-да, — вполголоса констатировал Аюп Бородач, — зима пришла нежданно…

Борт шлюпки ткнулся в задубевшую корабельную обшивку «Кубка бурь» — именно в том месте, где, как и утром, свисал трап. Всего несколько часов назад экипаж атакованного судна использовал его, чтобы спешно оставить корабль. Теперь приходилось возвращаться той же дорогой.

Первым пошел капитан Бреннан с ледорубом в левой руке. Оказавшись на наклонной палубе, он тотчас же высмотрел: прямо за левым, пробитым бортом судна начиналась ледовая площадка с рваными краями, и зияла над ней черная дыра тоннеля.

— Они… — пробормотал сэр Каспиус. — Вот и посмотрим, кого нам послали демоны моря… Вот и посмотрим, насколько крепко нутро у наших…

За его спиной скрипнуло палубное покрытие. Это Ариолан Бэйл разгибался после прыжка. Его глаза под шлемом возбужденно блестели.

Вскоре весь маленький отряд стоял перед входом в тоннель, ведущий в глубь проклятой ледяной горы. На площадке было холодно, но этот морозец казался несильным и ненавязчивым в сравнении с той матерой стужей, которая почти зримо выдавливалась из глубин ледниковой толщи.

Капитан Бреннан махнул рукой. Вперед выступил глухонемой здоровяк с огнеметным сифоном. Непосредственно за ним встал сам сэр Каспиус, освещающий путь фонарем, а далее по цепочке — Жи-Ру и Себастьян с ледорубами, Ариолан Бэйл, сжимавший в руке что-то вроде серого жезла. Инигор Мар и Аюп Бородач с ледорубами же. Замыкал процессию второй глухонемой гигант с точно таким же сифоном.

Первые два десятка шагов потолок тоннеля был так низок, что оба брата цеплялись за него головами. Мало-помалу он расширялся и наконец вывалился в большую каверну, в которой поместился бы, верно, даже «Громобой». Ее дно было усеяно крупными обломками льда. Верно, они нападали сюда с темного свода каверны, ощетинившегося хищными иглами льда и целыми друзами, похожими на соцветия гигантских растений.

В тот момент, когда последний из братьев с сифоном вступил в пространство подледной полости, обломки белых глыб прямо по ходу следования людей зашевелились. Вверх взвилось колючее крошево из множества мельчайших льдинок. Глухонемой гигант поднял раструб сифона и положил ладонь на выпуклую кожаную подушечку в основании огнеметного оружия. Это был механизм для подачи огневой смеси в канал ствола.

И в этот момент две огромные, почти в рост человека, глыбы разлетелись в разные стороны…

И в открывшемся пространстве возникла чудовищная харя, которая могла привидеться только в самом затейливом и изощренном кошмаре. Да! Люди капитана Бреннана уже видели ледникового эльма. Точнее, рисунок на свитке… Реальное чудовище так же отличалось от нарисованного, как разведенный водой ягодный сок от настоящей, сырой, остро пахнущей железом и болью крови.

Больше половины жуткой полусобачьей-полузмеиной башки занимала круглая пасть, наполненная сплошным частоколом неряшливых треугольных зубов. Природа-мать (или кто там создавал эту тварь?) понатыкала их в спешке, торопясь отделаться от своего чудовищного творения: кривые эти зубы торчали наружу и загибались внутрь, натыкались друг на друга, образовывали причудливые сочетания. В пасти извивался длинный и узкий голубоватый язык. Кожа у чудовища была бледно-серая и ядовито-белая, с голубыми разводами, местами — с сизым накрапом. Под кожей веретенообразного туловища ходили громадные мускулы. Грудная клетка тяжело вздымалась и опадала. У твари было четыре конечности, но по тому, как они располагались на теле, — они напоминали скорее две пары рук. В полупрозрачных длинных пальцах виднелись красные сеточки кровеносных сосудов.

Нижних конечностей как таковых не было.

По массивному хвосту пробегали тяжелые складки, похожие на судороги. Размером чудовище превышало даже самого крупного человека как минимум вдвое.

Но самыми страшными были не чудовищные рычаги лап и не кривые зубы. Нет. На морде, прикрытые сверху полупрозрачной пленкой век, горели маленькие, свирепые глаза. Ясные. Почти по-человечески осмысленный взгляд.

Увидев эльма, Себастьян тихо вскрикнул. Тварь не походила на ту, с золотыми зрачками-серпами… вытатуированную на предплечьях Магра Чужака. Но определенно (непонятно, отчего) вызывала живые воспоминания о нем. Эльм взвился на дыбы, покачиваясь на развернувшемся, как пружина, хвосте — и в то же мгновение глухонемой близнец выстрелил.

Узкая струя пламени угодила прямо в разверстую пасть. Тварь испустила дикий вопль, от которого у людей стали подкашиваться ноги. Один, и другой крик, и третий. Но здоровяк, который был совершенно лишен слуха, хладнокровно полоснул эльма клинком эррерского огня, и чудовище стало заваливаться назад. Тем не менее тварь страшно била хвостом, и под этими ударами глыбы льда крошились, как деревенский творог…

— Надо добить! — выкрикнул Ариолан Бэйл. — Надо добить его! Мы не пройдем, пока оно вот так…

— Ты что, забыл, что я говорил о ядовитой железе под языком? — отозвался капитан Бреннан. — Не двигайтесь с места! Довольно! — повернулся он к глухонемому и с силой хлопнул того по плечу, а потом знаком показал обернувшемуся здоровяку, что тратить драгоценную огненную смесь на добивание врага — недопустимо. — Стойте все у стены. Я сам… — выговорил он и, отдав Себастьяну фонарь, выхватил фальгар. Он сделал несколько шагов по направлению к издыхающей твари, и та, замерев, стала поворачивать голову, следя за движением человека…

Все затаили дыхание. Только слышен был скрип ледовой крошки под ногами капитана Бреннана. Только доносился мучительный хрип из изуродованной глотки эльма. Сейчас он лежал на боку, загребая белый ломаный лед огромными лапами.

Из пасти шел дым…

Блики от единственного источника света — капитанского фонаря в нетвердой руке Себастьяна — прихотливо ложились на стены и свод каверны. Было видно, как сэр Каспиус, придерживаясь левой рукой за стену, пробирается вперед. Его замысел был прост и очевиден: обойти лежащего эльма и атаковать в голову.

Но тот не стал ждать, пока его добьют. Чудовище одним рывком поджало под себя хвост, растопырило лапы и, проследив, когда капитан Бреннан занесет ногу для очередного аккуратного шажка, прыгнуло.

Мелькнули в полумраке дико сверкающие глаза, раскинутые лапы и вытянутый в струнку мощный хвост. В разинутой пасти что-то хлюпнуло. Гибельная железа под высунутым языком твари выстрелила в сэра Каспиуса струей зеленовато-серой жидкости.

По каверне распространился острый запах тухлых яиц.

 

Глава 3

Рецепт гибели

Капитан Бреннан вовсе не собирался умирать.

Наверное, он ждал, что эльм поступит именно так, а не иначе. И просто выманивал чудовище, провоцировал его на атаку, которая будет стоить ледниковой твари жизни. Если бы он был недвижим в тот момент, когда эльм плюнул в него тем самым, последним для себя, ядом, то он просто не успел бы уклониться. Настолько все было быстро!

Но когда взорвалась под языком эльма капсула со смертью, капитан Бреннан уже выстелился в длинном прыжке. Несколько капель, правда, попали на шлем и на кирасу, мгновенно проев толстую пропитанную кожу. Однако это было не смертельно.

Эльм вонзился мордой в ледяную стену и стал с удивительной быстротой выедать в ней дыру. Он уходил в толщу, как нож в масло. Больше трети огромного тела уже скрылось в массиве льда, когда капитан Бреннан взлетел на широкую спину твари и вонзил фальгар в позвоночник.

Эльм содрогнулся. Сэр Каспиус всаживал клинок все глубже. Нижние конечности чудовища врезались в лед, выбив оттуда снопы колючего, как иглы, крошева. Запрыгал конвульсивно хвост, силясь дотянуться до обидчика.

Подскочивший судовой повар Жи-Ру одним ловким, хорошо просчитанным движением сабли пришпилил хвост твари ко льду, как тельце бабочки.

— Ох!.. — только и выговорил наблюдавший за этой сценой Аюп Бородач. Все происходившее уложилось бы в пять биений спокойного человеческого сердца.

Эльм был мертв.

Подошедший мастер Ариолан Бэйл спросил у Бреннана-младшего:

— Зачем нужно было еще раз рисковать жизнью, сэр Каспиус? Ведь он и так плюнул в вас этим самым ядом, а значит, должен был издохнуть и без вашего клинка, так?

Капитан Бреннан стирал с клинка кровь эльма. Она обесцвечивалась и густела буквально на глазах, превращаясь в комки зловонной желтоватой слизи.

— Все очень просто, мастер Бэйл, — ответил он. — Я говорил, что после применения яда эльм умирает. Гарантированно. Я сам не раз это видел. Но я не сказал, сколько он умирает. Это я, случись этой мерзости коснуться моей кожи, вероятно, подох бы мгновенно. А эта тварь еще успела бы уйти. А может, уйти, а потом вернуться и забрать еще чью-то жизнь. Например, твою.

Все те, кто слышал эти слова капитана и видел чудовищную мертвую тушу, содрогнулись.

— Сколько их еще тут? — быстро спросил Себастьян.

— Я же говорил… От трех особей до полутора десятков. Я сужу по размеру айсберга, конечно. Но довольно болтовни. Нам нужно идти дальше.

Путешественники миновали каверну и очутились на перепутье: в глубь ледяной горы уходили сразу два тоннеля.

— Разделимся? — опрометчиво произнес Инигор Мар.

— Нет! Ни в коем случае! Лучше сразу ляжем и помрем! — жестко откликнулся Жи-Ру. — Разделиться? Да ни за что. Раздробить наши силы — это, пользуясь моим кухонным языком, самый верный рецепт гибели.

— Что же делать?

— Точнее, куда идем? — извернулся Аюп Бородач.

Им не потребовалось отвечать на последний вопрос. Из правого тоннеля протянулся глухой дробный шум. Он нарастал. Капитан Бреннан поднял руку, и глухонемой приготовил раструб сифона, а Себастьян, шагнувший к самому входу в тоннель, — фонарь.

Он первым увидел того, кто производил этот шум.

Это был человек.

Он шел, механически приволакивая ногу и низко опустив голову, но Себастьян тотчас узнал его. Почувствовал.

Это был Олеварн.

Это был, без сомнения, однокашник мастера Ариолана Бэйла по Сейморской Школе Пятого окна, но как же он изменился! Нет, никаких явственных уродств, никаких оторванных конечностей и изуродованного тела… Волосы свешивались на лицо, из-под будто бы давно не мытых, слипшихся прядей проступало белое плоское лицо и красные глаза.

Пробыв лишь одну короткую ночь в проклятой ледовой горе, здоровяк Олеварн и сам сделался в чем-то похожим на ее чудовищных обитателей.

— Олеварн! — проговорил Ариолан Бэйл, и в кои-то веки прорвалась в его голосе теплая человеческая нотка. — Дружище Олеварн, как ты? Ты меня слышишь? Ты чувствуешь?

— Вот некстати вы затеяли обмен этими дружескими приветствиями, мастер Бэйл! — неодобрительно прервал его капитан Бреннан, продолжая зорко вглядываться в тоннель. — Абсолютно не исключено, что его используют как приманку. Лучше выполняйте то, что от вас требуется.

— Я все отлично помню, благородный сэр Каспиус! — скороговоркой произнес Ариолан Бэйл. — Я держу! — быстро добавил он, вознеся над собой, как факел, тот самый серый жезл, над которым сейчас кружилось несколько светящихся шариков размером с ноготок младенца.

И Себастьян вспомнил слова Бэйла:

«Через выстроенную таким образом защиту не пробьется незамеченным ни один ксеноморф…»

Себастьян вспомнил и снег, падающий на пол шатра — там, в лагере у нового моста. И бабочек, вопреки всем законам природы превращающихся в гусениц.

— Серый жерлан! — пробормотал он. — Милая шутка Отцов Катастрофы!..

— Что? — подступил к нему капитан Бреннан. — Ты что-то сказал?

Себастьян сжал губы и упрямо покачал головой. Качнулся и фонарь в его руке, выхватывая из стылого полумрака изменившиеся черты лица Олеварна. Сэр Каспиус махнул рукой:

— Оставьте его в этой каверне! Он все равно никуда не денется и с ним точно ничего не случится! А вот для нас я такой гарантии дать не могу… А Олеварна все равно придется серьезно лечить…

— Да, лучше мы заберем его на обратном пути, — поддержал подошедший Жи-Ру, который уже выдернул саблю из хвоста мертвого эльма и теперь мрачно рассматривал зловонные натеки на ее лезвии.

— Если, конечно, этот обратный путь вообще состоится, — влез под локоть Жи-Ру Аюп Бородач. — Ух, ух!..

— Ты, как всегда, очень к месту, скотина, — беззлобно проговорил повар. — Ладно, командуй выход, капитан…

«Олеварн, — проговорил про себя Себастьян, — пока один Олеварн. Значит, где-то здесь еще те двое альгамцев и Ржига».

Олеварна действительно оставили в подледной пещере с мертвым эльмом. Углубляясь в тоннель, Себастьян бросил на него последний взгляд — и нельзя было сказать, что, оказавшись в одиночестве, тот сильно опечалился. Олеварн сел на обломок ледяной глыбы ближе к центру каверны и стал равнодушно рассматривать труп чудовища, который издали нельзя было отличить от общего массива льда.

Шаг за шагом структура тоннеля, приобретающего все больший уклон вниз, менялась. Если еще недавно это был обычный ход в толще льда, то теперь он то и дело расступался, изобиловал пустотами и расщелинами, двоился, дробясь о встречную ледовую колонну и словно обтекая ее. Время от времени в массиве льда попадались фрагменты иного происхождения: то внушительная гранитная глыба, то промерзший до состояния камня ствол дерева; то сколы огромных костей. Себастьян затруднялся даже предположить, сколь внушительным существам они могли принадлежать.

Ариолан Бэйл издал негромкий звук и высоко поднял правую руку с зажатым в ней жезлом серого жерлана. Зависшие над ним искры затрепетали, становясь ярче и беспокойнее. Сэр Каспиус бросил быстрый взгляд в направлении мастера Бэйла и проговорил:

— Безусловно, мы движемся в верном направлении.

— А-ах!.. Куда уж вернее! — послышался отчаянный задавленный писк, кажется, принадлежавший Аюпу Бородачу.

Надо сказать, что несносный брешкху умудрялся суетиться и отбегать в сторону даже теперь, когда требовалась максимально четкая структура движения. Сунувшись в одну из глубоких ледовых ниш, которую миновала основная группа, он и издал тот самый писк.

Себастьян шагнул к Аюпу Бородачу. Фонарь дрогнул в его руке.

— Капитан, — выговорил воспитанник покойного барона Армина, — вы только взгляните…

Глазам Каспиуса Бреннана и его спутников открылась груда костей, которые, вне всякого сомнения, принадлежали человеку. Кости грудные, бедренные, берцовые, целые позвонки и их осколки. Поверху валялись фрагменты двух черепов с остатками волос. Черепа недружелюбно скалились на непрошеных гостей. В ледяные обломки, усеивающие дно ниши, обильно вмерзла кровь.

— Это наши матросы, — присев на корточки и свободно взяв в руки один из черепов, сказал Жи-Ру. — Это Пайшо и Райзо.

— Почему ты так уверен? — спросил капитан. — От лиц ничего не осталось.

— Очень просто. По зубам. Кому, как не повару, знать зубы тех, кто у него столуется? Получая пищу, они очень громко радовались и разевали рты. Вот этот череп, с передними зубами набекрень и недостающим левым клыком — это Пайшо. А вот у этого…

— Ладно, — прервал его капитан Бреннан. — Мы тебе верим. — Он сощурил глаза, присматриваясь к груде костей. — Да, ты прав. Это они.

— Словом, второй — это Райзо, — подвел печальный итог Жи-Ру.

— Остался только один.

— Только один.

— Ржига…

— Совершенно верно.

— И что-то мне подсказывает, что он еще жив, — вдруг медленно выговорил Себастьян. — Идем дальше, сэр Каспиус. Раз мы оставили там, в пещере эльма, живого Олеварна, то ничто не мешает точно так же оставить в покое и этих несчастных.

Далеко идти не пришлось. Тоннель разом кончился, и путники вошли в огромных размеров пещеру, которую наполнял мертвенный серый свет. Явного источника этого света не было видно: пустота внутри айсберга подсвечивалась будто бы отовсюду. Словно по ледовым сводам был раскинут мутный, сливающийся в единые волны и поля планктон.

Дно этой огромной подледной каверны было довольно ровным и уж, по крайней мере, не содержало игольчатых ледяных гребней, гротов и вмерзших глыб. Лишь в самом центре пещеры зиял провал. Этот вертикальный колодец колоссальных размеров, словно балюстрадой, был обведен полупрозрачными ледяными столбами. Они шли где в один, где в два ряда.

И они не пустовали.

У каждого из ледяных столбов, словно у огромных, самой природой созданных колб, было свое содержимое. Застыли во льду чьи-то растопыренные когтистые лапы, обладателя которых не было видно из-за замутнения в ледяном массиве. Замерла удивленно разинутая пасть здоровенной акулы. Пошел на взлет не способный летать мертвый пингвин. Навсегда встала дыбом грубая шерсть клыкастого животного. Затянуло в ледяной омут мертвые челюсти рептилии.

Замерли, как подмерзшее мутное болото, круглые человеческие глаза.

Себастьяну даже не потребовалось приближаться к рядам этих страшных столбов, чтобы понять, кто именно заключен в их сердцевине.

Ржига.

Это был он.

И после того, как было явление бредущего в никуда Олеварна, потерянного, с белым лицом и красными глазами, после кровавых костей в тоннеле — после всего этого Себастьян не поручился бы, жив или мертв заключенный в ледяной столб полубрешак.

«Все равно! Он должен быть жив! — мелькнула подобная молнии мысль. И гулкое, головокружительное чувство, которое подтверждало этот факт, наполнило Себастьяна. — Он должен быть жив… хотя бы так, как Олеварн!»

— Они здесь! — услышал он совсем рядом звенящий голос Ариолана Бэйла. — Они здесь, они где-то совсем близко… Но где они, капитан Бреннан?

Задрожал лед под ногами путешественников. Сразу три твари, все в белых брызгах мелко раскрошенных льдинок, бросились на людей Каспиуса Бреннана. Их встретили клинки эррерского пламени. Одно из чудовищ испустило тот самый вопль, который студил человеческую кровь. Узкий клинок пламени распорол ему грудную клетку вернее всякого ножа, в сторону отлетела одна из верхних конечностей твари.

Эльм замер, балансируя на одном хвосте в нестойком, хрупком равновесии.

С диким воплем Аюп Бородач подхватил довольно внушительную ледяную глыбу и что было сил запустил в страшилище. Никто не ожидал от него такой прыти и такой мощи.

Наверно, не ожидал и этот представитель племени ледниковых эльмов (которые, как то начал понимать Себастьян, были довольно-таки разумными существами). В его светящихся багровых глазах появилось почти человеческое удивление и — страх. Глыба угодила ему в шею и опрокинула назад, прямо на шеренгу ледяных столбов.

Выворотив колбу с заточенным в ней пингвином, едва не сбив второй столб с Ржигой, чудовище рухнуло вниз.

В черный зев провала.

Две другие твари, вырвавшиеся из-подо льда на отряд капитана Бреннана, оказались счастливее и смертоносней.

Одна ловко увернулась от эррерского огня, пущенного вторым близнецом. С неимоверной быстротой орудуя обеими парами рук и пружинисто выстреливая хвостом, она прыгнула на глухонемого сверху и придавила того ко льду. Бедняга еще успел выпустить вторую огневую струю, но пламя, как отточенной сталью, лишь только снесло несколько длинных бледных пальцев на одной из нижних конечностей твари. Пустяк.

Она широко растянула круглый рот, и замелькали в пасти кривые клыки, похожие на зубья огромной, ходящей туда-сюда пилы. Неимоверным усилием глухонемому удалось приподнять огромную тушу, но уже в следующее мгновение его голова, правая рука, плечо и часть грудной клетки оказались в пасти ледникового эльма.

Одним неуловимым движением челюстей чудовище перекусило близнеца надвое.

К откатившемуся сифону с эррерским огнем ринулись разом трое: капитан Бреннан, мастер Ариолан Бэйл и повар Жи-Ру. Несмотря на тучность и внешнюю неповоротливость, последний опередил и быстрого сэра Каспиуса, и молодого и резкого мастера Бэйла.

Он вскинул сифон и стал заливать пламя прямо в разинутую от уже бессильной ярости окровавленную пасть твари.

Эльм начал отползать, оставив после себя обезображенные останки глухонемого здоровяка. Брат-близнец убитого уже поравнялся с чудовищем с другого фланга и всадил в бледный пульсирующий бок эльма мощный заряд эррерского огня.

Эльм дико заревел, замотал обезображенной дымящейся башкой и судорожно забил хвостом. Он пятился к границе провала посередине пещеры… Три из четырех лап оказались перебиты, а по ледовой поверхности, словно кегли, раскидало оторванные пальцы. Длинные, полупрозрачные, с яркой сеточкой алых вен.

— Добрый огонь вышел, — пробормотал капитан Бреннан, извлекая длинный метательный кинжал. — Ну просто парализует этих тварей… Верно, работает кровь…

Пляшущая в его руках сталь на мгновение замерла, а потом полетела в голову эльма. Кинжал вошел точно в глаз чудовища. Снаружи остался торчать только серебристый шарик, венчавший рукоять оружия.

Эльм вздрогнул всем телом и стал заваливаться на спину, но подоспевший Ариолан Бэйл со всего размаху вогнал клинок прямо в разинутую пасть. Он пронзил язык и заблокировал страшную железу с ядом.

— Отлично! — вырвалось у Инигора Мара, наблюдавшего за действиями своего однокашника.

Так вышло, что последний, третий, эльм, вылезший из ледниковой толщи чуть поодаль от основной группы моряков, оказался с глазу на глаз с Себастьяном.

Воспитанник барона Армина поднял ледоруб. Свое единственное оружие. Время затопталось на месте и съежилось, как от холода. Словно в замедленном действии Себастьян наблюдал, как выворачиваются наружу пласты тяжелого, старого льда, как лезет оттуда уродливая башка с разинутым круглым ртом. И в нее, в эту пасть, легко войдет не то что человеческая голова — а чуть ли не опора нового Тертейского моста. Нет, опорой он все-таки подавится…

Но разве только ей.

Наконец на поверхности ледового плато оказался весь эльм. Этот был покрупнее остальных: чудовище размером с акулу-людоеда, только способное передвигаться по твердой поверхности… Тварь замерла в каких-то полутора десятках шагов от Себастьяна, и тот мог видеть, как течет из пасти зеленоватая слюна и в неподвижных длинных пальцах всех четырех рук, пока что сложенных на груди, пульсирует кровь. То бледнея и становясь желтовато-розовой, то сгущаясь до самых темных оттенков алого.

Такого же алого, как почти человеческие глаза твари.

Ледниковый эльм был недвижен, верно, какие-то три-четыре секунды — но они показались Себастьяну очень долгими. Его спутники скучились вокруг второго чудовища, поливая его огнем, жаля сталью и просто испепеляя взглядами. А вот с Себастьяном так случилось, что он — один — привлек на себя внимание целой особи.

Нетронутой.

Полной сил.

Себастьян поднял глаза и ледоруб — и эльм прыгнул.

Юноша даже не думал о том, что он предпримет в следующие доли мгновения, которые ему оставались. Ноги сами пружинисто отбросили его в сторону, и эльм, разминувшись с ним совсем чуть-чуть, зловонной горой пронесся мимо. Еще катясь по льду, он притормозил верхними конечностями — так, что его мгновенно развернуло в сторону еще не поднявшегося после прыжка Себастьяна. Зверь прыгнул снова, разинув круглую кривозубую пасть…

И Себастьян не стал уклоняться от прямого столкновения.

Конечно, силы были несоизмеримы. Конечно, хватило бы одного взмаха вот этих узловатых белесых лап, одного движения чудовищных челюстей, чтобы превратить тело человека в бессмысленный кровавый комок. Но Себастьяну, как когда-то на Языке Оборотня, просто надоело бояться.

Он встретил тварь прямым ударом ледоруба в лобовую кость. Вцепившись в рукоять оружия, прочно застрявшего в лобовой кости, одним непостижимым, одним затяжным прыжком Себастьян перемахнул на костистую холку твари. На мгновение ему показалось, что не удастся ускользнуть от этой разинутой бледной пасти. Что вот сейчас, через доли секунды, он сольется с этим леденящим зловонным дыханием. Но нет!

Чудовище заметалось. Оно попыталось достать Себастьяна растопыренными лапами. Совсем близко скользнули отвратительные полупрозрачные пальцы, источавшие запах сырого подвала с мокрицами… Не достав врага, эльм сменил тактику: он развернулся к стене ледовой пещеры с явным намерением вонзиться в нее черепом…

Как его собрат — там, в пещере Олеварна.

Конечно, этот маневр мог стоить Себастьяну жизни. И неизвестно, что было бы дальше, не приди на помощь к Себастьяну Жи-Ру и Аюп Бородач. Повар отвлекся от ожесточенного поливания второго эльма эррерским огнем и, бросившись на выручку к воспитаннику своего покойного хозяина, угостил чудовище доброй порцией своего горячего лакомства.

Еще отважнее и еще глупее поступил Аюп. Он швырнул в эльма метательным ножом, который отскочил от дубовой шкуры твари, и заорал:

— Ну ты, тварь, иди сюда!

Его дрянненький сиплый голосок возымел неожиданный эффект. Себастьян почувствовал, как чудовище под ним вздрогнуло всем телом. Захрипело. Яростно мотнуло головой — так, что Себастьяна в очередной раз чуть не снесло на сторону.

И повернулось к Аюпу Бородачу и Жи-Ру.

— Ну! — крикнул несносный брешак и притопнул ногой.

К тому времени капитан Бреннан и его люди окончательно расправились со вторым эльмом и по методу Аюпа Бородача спихнули его в колодец посередине пещеры. Умирающая тварь еще цеплялась лапами за выступы в наклонной горловине провала, но не удержалась и рухнула вниз.

Звука падения тяжеленного тела почему-то никто не услышал.

Вместо этого из глубины колодца вытянулся тонкий противный свист. Примерно таким свистом Себастьян и Ржига, выточив свистульки, в детстве приманивали птиц в силки.

Теперь приманивали их самих.

Эльм, стоявший против Жи-Ру и Аюпа Бородача, эльм, на которого так молодецки сел верхом Себастьян, колебался. В его лютых глазах возникло сомнение. В них вот-вот могла вспыхнуть искра ужаса… «Огнедышащий» Жи-Ру, которому доводилось видеть ледниковых эльмов в бою, даже хмыкнул от недоверия.

Чудовище медлило. А ведь любое промедление, как потом рассказывал капитан Бреннан, было крайне нехарактерно для тварей этой дьявольской породы… Оно позволило людям капитана Бреннана перегруппироваться, сомкнувшись полукругом, прижать его к стене пещеры.

Люди не торопились пускать в ход сифоны с губительным эррерским огнем, ожидая приказа капитана Бреннана. А тот также не спешил. Эту размеренность сэра Каспиуса можно было понять. Прямо над чудовищной полусобачьей, полузмеиной башкой твари, на которой стал проступать чахлый синеватый узор, виднелось неподвижное лицо Себастьяна.

И выстрел из огнеметного сифона мог затронуть и его.

Взгляды всех участников этой немой сцены перекрестились. И стало явственно слышно, как где-то там, далеко, в наклонных тоннелях и штреках, звенит безмолвие.

И вот тут где-то за спинами людей капитана Бреннана возникло и мгновенно разрослось странное, тоскливое хлюпанье. Оно походило на те звуки, что издает разверзающаяся болотная топь. На хлюпанье наложилось низкое гудение, все нараставшее и прорвавшееся наконец высоким режущим свистом.

Из жерла колодца посреди пещеры вдруг выметнуло целую россыпь костей. Фрагменты скелета. Их разбросало по окружности провала близко к его краю. Люди обернулись… У капитана Бреннана, Ариолана Бэйла и многих других было достаточно острое зрение, чтобы разглядеть, кому принадлежат эти кости.

— Кто-то… обглодал и сожрал убитых нами эльмов? — холодея, пробормотал мастер Бэйл. — Но… как же?..

— Я думал, что этой встречи удастся избежать, но… — начал было капитан Бреннан. Но его прервали самым возмутительным образом.

И сделал это последний из ледниковых эльмов.

Он заревел так, будто ему снова вонзили в бок сноп эррерского огня. Одним мощным движением хвоста, на который эльм перенес всю свою массу, он разогнал свою огромную тушу так, что перемахнул через людскую цепь и устремился к провалу в центре пещеры!

От того места, где недавно находилось чудовище, до горловины колодца было не меньше сотни шагов.

Но оно преодолело его за время, в которое не уложились бы, верно, и пять ударов спокойного человеческого сердца.

— Ба-а-асти! — грянул вслед умчавшейся твари крик сразу нескольких глоток.

Басти не расслышал. У него страшно зазвенело в ушах, а от взорвавшегося под черепом приступа головокружения буквально выворотило наизнанку. Болтающийся на спине ледникового эльма юноша попросту задохнулся от этой скорости, от этой колоссальной взрывной мощи.

Лишь в последний момент, когда эльм поравнялся с шеренгой ледяных столбов, в которые были заключены рыбы, птицы, Ржига, — он сделал то, что следовало. Он выпустил рукоять ледоруба, крепко засевшего в мощном черепе эльма. Рискуя попасть под удар хвоста и отлететь с переломанным позвоночником, Себастьян оттолкнулся обеими ногами от широченной спины твари и — полетел.

Ему повезло.

Уже в следующую секунду эльм перемахнул через край гигантского колодца и провалился туда, откуда несколькими мгновениями ранее были выброшены обглоданные кости его собратьев. Себастьян же приземлился на волнистом ледяном спуске, в двух шагах от пропасти.

И вот сейчас было впору жалеть о том, что его ледоруб, это отличное изделие из прочной сейморской стали, остался в лобовой кости эльма, канувшего в бездну. Ибо, несмотря на то, что Себастьян старался не шевелиться и нащупывал пальцами любой бугорок, любую неровность во льду — он медленно, дюйм за дюймом, сползал вниз.

Из пропасти тянуло чудовищным холодом. Тот мороз, что хозяйничал в недрах гигантской ледяной горы, не мог сравниться с этой матерой вековой стужей. Даже не верилось, что в паре сотен шагов отсюда простираются теплые воды океана, разогретого молодым летним солнцем.

Хватило и полминуты, чтобы у Себастьяна совершенно одеревенели пальцы. Чтобы он перестал чувствовать ступни ног. Хорошо, что именно в этот момент над зубчатой ледяной грядой, окаймлявшей провал, показалось сразу несколько озабоченных лиц, и к нему полетела веревка с привязанным к ней крюком:

— Цепляй!

Себастьян едва успел перехватить этот спасительный конец, как его окоченевшие пальцы проскользнули раз и другой, и он, поехав вниз, сорвался с края пропасти. Качнулись перед глазами неровные стены гигантского колодца. Диаметр его горловины, наверно, даже превышал длину «Громобоя».

Снизу, ломая дыхание, тянуло чудовищным холодом.

Себастьяну не очень кстати подумалось, что если и существует на свете ад, то это не гигантская огненная печь, а пещера, наполненная пустотой абсолютного холода. В которой не может существовать ничто живое, в которой даже сталь лопается и осыпается, как хрупкая глина. Не говоря уже о нежной человеческой плоти.

И вот только тут Себастьян увидел, что он висит у края провала не один.

Эльм с ледорубом в черепе замер на небольшом выступе, обняв его всеми четырьмя руками и упираясь мощным хвостом в узкий ледовый карниз, проходящий прямо под ним. Между головой чудовища и ногами Себастьяна было расстояние примерно футов в пятнадцать.

— Он здесь! — крикнул воспитанник барона Армина. — Он никуда не сорвался!

— Мы видим! — прозвучал с противоположной стороны провала голос капитана Бреннана. С того места, где стоял сэр Каспиус, стенка гигантского колодца открывалась как на ладони. — Вытаскивайте его! Осторожнее!

Эти слова касались вовсе не Себастьяна, а Ржиги, которого высвобождали из ледяного столба. Из-под ледорубов, которыми орудовали сразу трое, так и летели снопы белых брызг. Собственно, полубрешак сам мало чем отличался от льда в тот момент, когда его наконец извлекли наружу. Только по нитевидному пульсу можно было определить, что он еще жив.

— Очень странно, — пробормотал мастер Ариолан Бэйл, — вообще очень это странно. По всему он должен был задохнуться или замерзнуть, этот ваш Ржига. А скорее — и то и другое сразу.

— Может, эти ледяные столбы устроены так, чтобы жертвы до поры до времени оставались живыми? — отозвался Инигор Мар.

— Кем устроены? — парировал мастер Бэйл. — Или… ты все-таки полагаешь, что эти ледниковые эльмы разумны?

В то же самое время Жи-Ру и Аюп Бородач тянули трос, на конце которого висел Себастьян. И нельзя было сказать, что дело спорилось. Складывалось впечатление, будто волокна троса мгновенно прихватило морозом. Аюп суетился, помогал, пыхтел, но особого толку от этих телодвижений видно не было.

— Ты тяни, тяни! — басом командовал ему судовой повар.

— Да я тяну… тяну! Ух!

— Если ты и дальше так будешь тянуть, то он там так и останется висеть и станет сосулькой! А тогда я повешу тебя самого.

— Ух! Холодно! — огрызался брешак. — Пальцы сводит, что я сделаю! Мы, брешаки, вообще очень чувствительны к морозу…

— Ну вы, двое! — донесся снизу голос Себастьяна. — Я вам не помешал? Тяните, чтоб вас!

Он хотел сказать еще что-то, но тотчас осекся. Медленно, медленно он опускал глаза вниз.

Туда, где по почти вертикальной стене подползал к нему эльм.

Он уже преодолел добрую половину расстояния, разделявшего их. Себастьян открыл рот и, хватанув жесткого и сухого мороза, просто не сумел попросить о помощи. Защемило горло. Себастьян несколько раз дернул за веревку. Но это только привело к тому, что он просел еще ниже.

До раскрывающейся пасти эльма оставалось немного.

Себастьян нащупал левой ногой выступ во льду и, развернувшись вокруг собственной оси, стал спиной к стене ледового колодца. Он опустил глаза и встретил прямой взгляд подбирающегося к нему чудовища.

Себастьян глянул в эти алые глаза. И с этой самой секунды все остальное, что окружало его: громадные ледовые скалы, голоса друзей, ломающиеся блики и гулкие отзвуки — все это перестало существовать. Под синеющей кожей ледникового эльма заиграли огромные шарообразные мускулы, когда он повис на одной лапе и почти дотянулся до ног Себастьяна.

Капитан Бреннан на противоположном краю провала выстрелил из «серпантина». Он знал, куда метил: пуля перебила эльму позвонок и застряла в грудной клетке.

Но металл, пущенный сэром Каспиусом, только-только попал в цель, когда эльм уже распустил свои длинные пальцы…

И начал падать в пропасть. Он падал, еще не чувствуя боли. Он широко раскрыл пасть и, далеко вывалив язык, выпустил яд в Себастьяна.

А тот не мог оторваться от глаз твари, падающей в колодец. Не было в них ни боли, ни тупой ярости, ни желания любой ценой уничтожить врага. Себастьяну даже показалось, что мерцает в них что-то похожее на сожаление.

Себастьян поднес к глазам руку, облепленную зеленоватым ядом. Тем самым. Несколько его капель попали и на лицо. На коже возникло приятное жжение, оно шло вглубь и захватывало все большие участки плоти.

«Яд из подъязычной железы эльма… Той, о которой говорил нам капитан Бреннан… Это конец. Ну что ж… по крайней мере, мы достигли своей цели. Чем я лучше этого глухонемого, перекушенного пополам? Он не поскупился, заплатив жизнью…»

Эльм скрылся во тьме провала. Пьянящее чувство наполнило Себастьяна. У него запылали глаза и ладони, к нему вдруг вернулось ощущение собственных рук и ног, которые он уже перестал было чувствовать. Он поднял голову и беззвучно засмеялся. Сейчас он чувствовал каждую клеточку своего тела. Каждую мышцу, каждое нервное волокно.

Беспричинное, жаркое, почти кощунственное ликование заполнило Себастьяна, и не было сил противиться этому чувству. Все равно он скоро умрет.

Его душа горела сейчас во сто крат ярче и жарче, чем его возвратившееся тело.

— Эй, Басти!

Себастьян вздрогнул и, повернув голову, увидел Аюпа Бородача, который спускался к нему на двух тросах.

— Как ты, Басти? Холод тут дьявольский, ух-ух!

— Я сам поднимусь, — произнес Себастьян.

— Да не, мы тебя вытащим… Эта поганая тварь, которая скаканула в эту дырку… Где она?

— Скаканула в дырку. Как ты правильно и заметил.

— Ты в порядке, Себастьян? — крикнул капитан Бреннан, обходя провал по окружности. — Сейчас отправляемся назад. Как ты?

— Отлично! — совершенно не кривя душой, ответил тот. И вдруг вспомнил, где он уже оказывался во власти вот этого беспричинного темного ликования. Чувства оскорбительного и, мягко говоря, точно так же неуместного на тот момент.

Да! Это было в зале суда в Старом Альзигорне. Под угрюмыми древними сводами, которые, по назойливым преданиям, были возведены самими Маннитами. Отцами Катастрофы.

Себастьян хотел сказать еще что-то, но тут лицо Аюпа Бородача болезненно искривилось. Из глубин провала поднялось все то же странное, тоскливое хлюпанье, похожее на голос болотной топи. Люди капитана Бреннана слышали его совсем недавно, и вот — снова. Себастьян почувствовал, как задрожали стены колоссального колодца, ведущего в подводную часть ледовой горы. Хлюпанье сменилось низким гудением, которое еще не воспринималось, но угадывалось, давило на барабанные перепонки, угнетало мозг. Кое-кто из людей сэра Каспиуса, находившихся у провала, упал на колени из-за чудовищной ватной слабости в ногах. Мастер Ариолан Бэйл едва не выронил из задрожавших пальцев фальгар, которым он рубил ледяной столб бедного Ржиги.

— Это еще что… за чертовщина?

Капитан Бреннан между тем замкнул круг и поравнялся с мастером Бэйлом.

— Что это, сэр Каспиус?

— А, это?.. — небрежно бросил тот. — Ну что мне рассказывать? Сейчас сам все увидишь. У нас мало времени. Отцепи от сифона резервуар с эррерским огнем.

— Зачем? — искренне поразился жених Аннабели. — Это наше единственное по-настоящему действенное оружие против этих тварей.

— Делай, как я сказал.

— Но…

— Выполняй! — раздув побелевшие ноздри, взревел капитан Бреннан, и у них из носа пошла кровь. Глухой, тяжелый гул наполнил череп.

Мастер Ариолан Бэйл опрометью бросился к глухонемому здоровяку и, отстранив его, принялся отсоединять резервуар от огнеметной трубы. Верзила оторопело следил за действиями Бэйла, но вмешиваться не рисковал.

Впрочем, еще более диковинное и непонятное зрелище открывалось сейчас Себастьяну и Аюпу Бородачу.

В мутно-сером полумраке провала появилось неясное свечение. Оно поднималось наверх, подобно планктону в океанских глубинах. Оно поднималось, и бежали от него волны хрустального холода.

Наконец Себастьян увидел в глубине провала какую-то тусклую зыблющуюся массу, которая медленно, словно приливная волна, приближалась к нему. На поверхности этой массы громоздилась жирная желеобразная слизь, сверху напоминающая болотный ил. Этот ил собирался в большие комки, скатывался в бугры, из которых время от времени выстреливали вверх сполохи вещества, похожие на щупальца.

Когда масса поднялась выше, стало ясно, что она живая. По поверхности слизи бежали тугие волны. Откуда-то из нутра и шло то самое гудение, которое так сильно воздействовало на людей капитана Бреннана.

Однако самому Себастьяну оно не вредило. Быть может, уже начал действовать яд, выпущенный ледниковым эльмом, — и тело и рассудок, готовясь к небытию и смерти, уже ничего не боялись. Может, и что-то иное. Однако Себастьян без малейшего трепета рассматривал то, что находилось уже в каких-то двухстах футах под ним.

Слизистая масса задрожала. По ней прошло несколько складок, сминающих ил в целые холмы, и в самом центре этой круглой громады вдруг появилось небольшое отверстие, из которого поднялся столб чудовищного холода. Отверстие, обведенное подрагивающей розоватой бахромой, все ширилось — и вдруг из него со страшной силой взлетели вверх кости, кости, кости! Фрагмент черепа ледникового эльма вонзился в выступ ледовой стены рядом с Себастьяном. Тот некоторое время созерцал, как извергается фонтан из пасти гигантской твари, и, задрав голову, крикнул своим:

— Эй! А поднимать меня никто не собирается! У этой твари очень дурные манеры, рыгает прямо за обеденным столом! Эй! Никто не собирается меня поднимать?

— Да уж! — вторил ему болтавшийся рядом Аюп Бородач. — Ух, ух! Я промерз, прошу прощения, до костей! А их тут столько летает… Тащите нас! Тащите нас! А то эта холодная тварь размером с три кашалота нас переварит!

Капитан Бреннан вытер с лица кровь ребром задубевшей ладони и подошел к краю провала, предварительно обвязавшись страховочным тросом вокруг талии. В его руках были два предмета: резервуар с эррерским огнем и серый жерлан Ариолана Бэйла. Он приблизил светло-серый столбик к хранилищу огня, и тот, шевельнувшись, плотно припал к промасленному кожаному боку.

— Пора заканчивать… — устало пробормотал капитан Бреннан, обвязывая еще одним концом резервуар с прикрепленным к нему серым жерланом. — Это уже слишком… пора заканчивать.

Гигантская тварь между тем продолжала подниматься. Уже не с такой скоростью. Но расстояние между зыблющейся слизистой массой, в центре которой зиял провал гигантской пасти, и ногами Себастьяна и Аюпа Бородача, застывших у ледяной стены, неуклонно уменьшалось.

— Себастьян, — громко проговорил капитан Бреннан. — Прими груз.

— Вот этот резервуар эррерского огня с серым жерланом?

— Да, резервуар с серым жерланом. Ты должен забросить его в пасть эльму.

— Ах, это тоже эльм? Наверно, дальний родственник тех, кого мы убили, а он скушал? — насмешливо поинтересовался Себастьян. Его голова, руки и все тело ликующе пылали.

— Да, родственник. Близкий. Твоя задача — бросить заряд в пасть, а уж дальше я или Ариолан Бэйл сделаем то, что нужно…

— Я так понимаю, в данной ситуации серый жерлан выступает в роли взрывателя? — очень ко времени поинтересовался любознательный юноша. — Вы отдаете приказ, а уж он… как тогда со снегом…

— Да! Принимай!

Резервуар перекочевал в руки Себастьяна. «А почему нельзя было сбросить эту штуку сверху? — подумал он. — Почему нужно передавать мне? А-а… Просто у доброго капитана Бреннана задубели руки и ноги, а это гудение вытрясло всю душу и остатки храбрости. А мне все равно терять нечего. Я все равно — труп. Ну что же, отчего ж напоследок не послужить моим спутникам? Может, Ариолан Бэйл благодаря мне выживет и дойдет до тех пределов, за которыми находится сейчас Аннабель. Анна-бель… бессмысленно звучит ее имя здесь, в пропасти, лицом к лицу с древней тварью, сидящей в этой ледяной горе бездну времени!

Щупальце выстрелило прямо у ног Себастьяна. Оно было трепещущим, бледно-розовым, почти белым, как самое нежное мясо самого ласкового теленка в руках повара Жи-Ру. Себастьян не сомневался, что даже небольших усилий этого нежного щупальца хватит, чтобы превратить его тело в кровавый фарш…

Вцепившись в свой страховочный фал с крюком на конце, он наклонился вперед, в колодец — и бросил резервуар в разверстую пасть чудовища…

А там, наверху, капитан Бреннан закрыл глаза и, вытянув перед собой руки со сжатыми кулаками, отдал беззвучную команду.

Его действия повторил мастер Ариолан Бэйл.

И сигнал прошел.

В пасти твари полыхнула вспышка. Наружу вырвалось от силы два или три клуба пожирающего огня; вся основная мощь взрыва ушла вглубь, во внутренности гигантского эльма. Слизистая масса вздрогнула, заколебалась и стала распарываться изнутри, словно прохудившийся бурдюк с гнилыми нитками. Струя невообразимо яркого радужного пламени ударила из внутренностей загудевшего, затрясшегося чудовища, и оно стало проваливаться в колодец.

— А-а! — торжествующе закричал Аюп Бородач и стал приплясывать на краю ледяного карниза. — Не суйся с такой рожей к приличным людям!

Себастьян устало закрыл глаза. Гигантский эльм исчез, лишь откуда-то снизу выбрасывались отблески убившего его пламени. Ну а сверху что-то кричал капитан Бреннан, мастер Ариолан Бэйл и повар Жи-Ру хлопотали, готовясь тянуть своих друзей наверх. Себастьян не слышал… Липкая, гулкая тишина нежно прихватила его за виски так, словно это были ручки ребенка, испачканные в приторном варенье. И все поплыло. Все слиплось и истаяло. И ворочался на языке горько-сладкий привкус переспелой вишни.

Наверно, именно таков и есть вкус смерти, подумал Себастьян.

Он открыл глаза и пробормотал:

— Где я?

Он произнес эти слова, не будучи уверенным, слышит ли его хоть кто-нибудь. Он сказал это, не будучи уверенным даже в том, что он находится в таком месте, где вообще может быть хоть кто-то живой. Собственно, уже приоткрыв глаза, он ничего не видел. Только туго натянутую белую пелену. И проглядывали через нее какие-то неясные силуэты, смутно знакомые кошмарные очертания… Чудились сеточки алых вен на вытянутых полупрозрачных пальцах убитых эльмов.

Но помалу пелена рассеивалась. Белесые призраки уходили за край сознания. К Себастьяну возвращалась ясность восприятия.

Над ним стоял капитан Бреннан.

— Как же так? Вас тоже убили, сэр Каспиус? — пробормотал Себастьян. Губ он не чувствовал вовсе, язык повиновался с трудом.

— Молчи. Мы оба живы, — грустно ответил тот.

— Вы… уверены?

— Вполне.

— Что… Что это было?

— Ты об этой громадной пасти в сердцевине ледника?

— Д-да…

— Это так называемый корневой эльм. У этих тварей нет пола, они размножаются совершенно иначе, чем мы. Очередной милый эксперимент Отцов Маннитов… Они были великие шутники.

— Да и сам этот ваш главный, корневой эльм тоже был не дурак пошутить, — пробормотал Себастьян, — вон как у него изо рта летели кости его невезучих детишек… Обхохочешься… Гм… Но почему я не умер? Ведь меня задел яд из подъязычной железы эльма?

— У тебя сильный организм. Мы еще поборемся, — ответил капитан.

— Сэр Каспиус, может, окончим беседу? — произнесла белокурая Танита. Она взяла на себя обязанности судового врача и теперь старательно морщила лоб. — Он еще очень слаб, и не надо…

— Подожди, — остановил ее Себастьян. — Сэр Каспиус… Э-э… Что с нашими? Расскажите.

— Живы. Почти все…

— Олеварн?

— Лечим, — за капитана ответила Танита.

— Ржига?

— А этот плут и вовсе очухался! Старина Жи-Ру отпоил его ядреным вайскеббо, подогретым со специями, и теперь тот хорохорится больше прежнего, — с усмешкой отвечал капитан Бреннан.

— Где он?

— На «Кубке бурь»…

Себастьян медленно привстал на локте. Его бледное лицо вытянулось:

— То есть… как это — на «Кубке бурь»?

— Да успокойся ты, что вскочил! За те два дня, что ты валялся без сознания, многое переменилось. Мы до сих пор не вышли из дрейфа и стоим около айсберга, но, повторюсь, многое переменилось. В том числе и сама ледяная гора эльмов. Девочки, не нервничайте! Он только глянет в иллюминатор, и все. Я думаю, сразу же после того, что он увидит, ему станет существенно легче.

— А что там такое? — пробормотал Себастьян. — Что… там…

Капитан Бреннан протянул ему руку и помог встать с кровати. Только сейчас Себастьян понял, что находится в кают-компании, самом большом и комфортабельном помещении корабля. Капитан подвел его к широченному кормовому иллюминатору. Отсюда открывался вид на айсберг, возле которого уже не было видно «Кубка бурь». Себастьян скосил глаза: пострадавший от ледниковых эльмов корабль лежал в дрейфе на траверзе «Громобоя».

Даже отсюда было отлично видно, что на нем кипела работа. Люди сновали, как муравьи. Кто-то заменял поврежденные фрагменты рангоута свеженькими, хранящимися на рострах. Кто-то протягивал через блоки и шкивы новые снасти. Отдельная бригада занималась подведением пластыря на поврежденный фрагмент обшивки ниже верхней палубы.

Тот, что был пробит одним из эльмов.

— Практически все люди сейчас работают на «Кубке бурь», — сообщил капитан Бреннан. — На «Громобое» остались только вахтенные, вот еще девушки, да мы с тобой и Олеварн в моей каюте. Вот и весь экипаж, Себастьян.

— А как же Ариолан Бэйл?

— А что Ариолан Бэйл? — откликнулся капитан.

— Ну он же говорил о том, что мы понапрасну теряем время, а вот теперь — снова простаиваем, а Магр Чужак все дальше…

— Это правда.

Себастьян облизнул сухие губы и произнес:

— Вы обещали рассказать о том, как мы можем следить за передвижением «Летучего». Сейчас он, наверно, еще дальше от нас.

— И это правда. Но доверься мне, Себастьян. Такого, как ты, грешно обманывать. Мы не упустим «Летучий» с твоей Аннабелью…

Себастьян скрипнул зубами. Сухой, колючий комок застрял в горле. Но даже не Аннабель, не ее точеное лицо и плечи стояли у него перед глазами, а горящие глаза белого чудовища, летящего в пропасть; разорванный рот маленького Аюпа Бородача, который кричал на гигантскую тварь, выманивая ее на себя, белое плоское лицо Олеварна. И — где-то там, далеко, забросом из детства — громадная голова и лунные зрачки Зверя.

Он не мог отдать себе отчет в том, почему схватка с эльмами пробудила именно эти воспоминания. Но ему казалось, что ответы на все эти вопросы непременно находятся здесь. В двух шагах. Совсем рядом.

В голове Каспиуса Бреннана-младшего.

— Сэр Каспиус! — настойчиво позвала Танита, и ей вторила Майя. — Сэр Каспиус, вы же говорили, что он только встанет и одним глазком глянет на бриг, а он уже две минуты на ногах! Это вредно! Себастьян, немедленно возвратись в постель!

Тот машинально кивнул. Сейчас он смотрел вовсе не на «Кубок бурь». Его внимание привлекала ледяная гора, сильно переменившая свой облик и утратившая большую часть своего непоколебимого величия. Зачарованный айсберг эльмов, потеряв чудовищных обитателей своих недр, сильно просел; его надводная часть уменьшилась почти втрое, она потемнела и съежилась, как грудь старухи.

— Он скоро исчезнет, — выговорил Себастьян. — Правда, сэр Каспиус?

— Он уже давно бы исчез, когда б не та тварь, которую ты уничтожил.

— Мы… Мы уничтожили. Ведь серый жерлан сработал как взрыватель? Как вы это сделали?

— Я расскажу и это.

— Мне так много предстоит узнать… — пробормотал Себастьян и упал на руки удачно подхватившего его капитана Бреннана.

 

Глава 4

Смерть близ столпа Мелькуинна

Три дня спустя

— Я чувствую себя гораздо лучше, сэр Каспиус.

— Это же прекрасно.

— Ну я же должен был умереть.

— Не торопись отдавать эти долги. Подождут… Уж они-то точно подождут.

— Сразу предупреждаю, сэр Каспиус, я очень любознателен, и у меня огромное количество вопросов. Берегитесь.

— Постараюсь, — усмехнулся капитан.

— И как же, благородный сэр Каспиус, вы устанавливаете местонахождение судна, захваченного Магром Чужаком?

— Следить за бригом «Летучий» на самом деле не так уж и сложно. Способов слежения на большом расстоянии более чем достаточно. Конечно, они известны только ланзаатам. Не скрою, лицензия королевского мага имеется и у меня.

— Не сомневаюсь.

— В данном случае мы используем древнюю методику «Глаз Илу-Марта». Ментальную практику, при которой достаточно оставить на объекте слежения нечто, что будет помечено особым знаком. Помнишь зеркало, которое вернул тебе Аюп Бородач?

Себастьян закашлялся. Капитан Бреннан терпеливо ждал, пока тот восстановит дыхание. Наконец воспитанник покойного барона Армина произнес:

— Откуда вы знаете?

— Знаю. Это зеркало с амальгамой и знаком многорукого чудовища, на каждом щупальце которого изображен глаз. Это — один из священных знаков Илу-Марта. С помощью такого зеркала можно выследить кого угодно. Оно будет чем-то вроде маячка, благо находится сейчас на борту «Летучего».

— Но это зеркало… подарила мне Аннабель. Откуда у нее амулет с Отцом погибели, с самим Илу-Мартом?

— Да она, скорее всего, и не подозревала об истинном смысле этого знака. Даже наверняка. Главное не в этом. Не скрою, что ланзааты Альгама и Кесаврии издавна используют методики, которые были разработаны еще Маннитами. Конечно, по сравнению с тем объемом знаний, что был у них, мы владеем лишь ничтожно малой частью. Это тебе и так давно понятно. Но мы унаследовали главное. Мы унаследовали систему координат, благодаря которой то, что официально, широко и повсеместно считается невозможным, работает. Я говорю о Столпах Мелькуинна. Их много. Они разбросаны по всему миру. Именно благодаря им…

— Столпы Мелькуинна! — вдруг прогремел густой крик марсового матроса, в роли которого довольно неожиданно выступил судовой повар Жи-Ру. И тогда капитан Бреннан, резко прервавшись на полуслове, вскочил и выметнулся из каюты, где шел этот занимательный разговор.

Себастьян хотел последовать за ним, но вдруг к собственному изумлению почувствовал, что ноги отказываются повиноваться ему. Ступни и икры наливаются предательским свинцом. Он попытался приподняться, но тут голова закружилась так, что Себастьяна едва не швырнуло о палубу. Так, как при сильной килевой качке. Он судорожно сглотнул и, переборов приступ этой дурноты, оставил каюту.

Его ждал Столп Мелькуинна.

Один из многих.

На горизонте виднелось колоссальное образование, размеры и природу которого невозможно определить с первого взгляда. И со второго. И с третьего… Ни у кого не было ясного представления о том, на что похожи легендарные Столпы Мелькуинна, эти невообразимые объемы чужой материи, вознесенные на огромную высоту. Кому-то казалось, что Столп напоминает высокую гору, колоссальный пик с крутыми склонами и зыблющимися контурами. По склонам текут струи белого тумана, а верхняя часть горы утоплена в густое неподвижное облако с красноватыми прожилками, стоящее над Столпом даже в самый ясный день.

Кто-то находил в нем сходство с гигантским деревом, в сотню-другую раз крупнее самых высоких королевских буков в столичном парке. Действительно, тяжелое облако, висящее в двух лигах над поверхностью океана, походило на седую зимнюю крону; узловатые кольца, перехватывающие тело Столпа, напоминали бугристые наросты коры. В нижней части этого творения, вырастающего на горизонте и в буквальном смысле подпирающего небо, виднелись прихотливые натеки. Они неуловимо меняли свои контуры и расползались от основания громады, как огромные змеи. Над поверхностью океана там, у Столпа, плыли мутные темно-серые и сизые хлопья, натыкающиеся друг на друга, сжирающие друг друга, расплющивающие друг друга, вживляющиеся друг в друга выступами и провалами.

Поверхность самого Столпа Мелькуинна не была однородной. По мере того, как корабли капитана Бреннана шли к Столпу, на коре гигантского массива раскрылись две или три полости, похожие на саркастически искривленный язвительный рот. В этом рту легко поместился бы родной рыбацкий городок Себастьяна… И этот зрительный эффект нельзя было объяснить одним движением туманностей близ Столпа.

— Вижу это то ли в третий, то ли в четвертый раз в жизни, — проронил Жи-Ру, — но никак не могу привыкнуть…

— Утопи меня Илу-Март!.. — пробормотал мастер Ариолан Бэйл. — Это еще более поразительно, чем я ожидал! Это ж какие размеры?

— Когда идешь к Столпу Мелькуинна, нельзя надеяться на то, что твои ожидания оправдаются, — веско возразил капитан Бреннан. — Уж я-то знаю. Поверь мне.

Люди выстроились у бортов в одну живую цепь и смотрели, как движутся вокруг Столпа Мелькуинна эти серые хлопья, в любом из которых легко затерялся бы и утонул весь королевский флот.

— Какова же его полная высота? — спросил Себастьян, возникая за спиной сэра Каспиуса.

— Высота… Это же тебе не гора, чтобы можно было вычислить точные размеры. Считается, что Столп Мелькуинна меняется.

— Меняется? Он живой?

Капитан Бреннан покачал головой:

— Что такое «живой» в твоем представлении? Тот, кто дышит, тот, кто берет из окружающей среды воду, пищу, кто оставляет в земле часть себя? Я к тому, что нельзя мерить Столпы Мелькуинна нашими, человеческими, понятиями. Это совсем другое. Невообразимое. Чужое.

— Их создали Манниты?

— Глупый вопрос… Если бы было иначе, зачем вообще его задавать? Конечно да.

— Очередное создание Отцов Катастрофы… — прозвучал над головами капитана Бреннана и Себастьяна голос высоченного Олеварна. Никто не услышал, как он подошел. Даже несмотря на то, что он ходил, приволакивая ногу, и до сих пор плохо ориентировался в пространстве: натыкался на людей, на лестницы и двери. — Непонятно, зачем это было нужно, — бормотал он. — Если ледниковые эльмы, само собой, были сотворены для того, чтобы убивать неугодных, то зачем нужно было громоздить этот Столп до небес? Выше гор, выше облаков, выше моего представления о том, на что все это было нужно… Ведь Манниты ничего не создавали просто так. Такие гнусные и всемогущие твари, как они…

— Олеварн не в себе! — резко и гнусаво, в нос, прервал его Ариолан Бэйл. — Дружище, ступай к себе в каюту. Ты болен!

— Может быть, он и не в себе, но он совершенно прав, — строго сказал капитан Бреннан, окидывая взглядом сначала бледное, в каких-то синеватых подтеках, лицо Олеварна, затем вспыхнувшую гневным румянцем физиономию мастера Бэйла. — Манниты ничего не делали просто так. А Столпы Мелькуинна — это, конечно, уникальная вещь. Требующая колоссальных затрат. Я много раз пытался представить себя на месте Отцов Катастрофы, воздвигающих Столпы, и всякий раз мой разум этого вместить не может. Нет! Для того чтобы понять, нужно родиться Маннитом. А это невозможно. Последний из них сгинул много веков тому назад.

— Это да, — неопределенно подтвердил кто-то. Кажется, Аюп Бородач.

После этого ни у кого не нашлось сил дополнить этот разговор какими-то собственными суждениями. Корабль шел в обход Столпа, и колоссальное порождение чуждого, давно отжившего разума осталось на левом траверзе и помалу начало отдаляться.

По расчетам капитана Бреннана, «Громобой» и «Кубок бурь» не приближались к Столпу Мелькуинна ближе чем на десять лиг.

Вечером Себастьян и сэр Каспиус продолжили разговор, прерванный криком вахтенного матроса о появлении Столпа.

— Вы говорили о системе координат, — напомнил Себастьян.

— Да. Они создают среду, не видимую глазом и не ощутимую нашими органами чувств, которая тем не менее позволяет нам использовать некоторые древние методики, о которых я упоминал несколько часов назад.

— Нам — это Алой сотне кесаврийских ланзаатов, которую возглавлял Астуан Пятый, — уточнил Себастьян.

— Совершенно верно. «Глаз Илу-Марта» — одна из них. Пустячок, не более того, но я сейчас тебе продемонстрирую.

Капитан Бреннан извлек из своего безразмерного сундука внушительное плоское блюдо, все широченное дно которого было исчерчено беспорядочными линиями, рисунками, значками. Эта гравировка казалась совершенно бессмысленной. Впрочем, стоило присмотреться, как в хаотичных нагромождениях черточек начала проступать кое-какая логика. Ощущения были непривычными, но назвать их совсем неожиданными Себастьян не мог. Ему потребовалось около пяти минут, чтобы его глаза, как к темноте, привыкли к гравировке и выхватили из нее то, что было нужно.

— Карта…

— Да, карта кесаврийского побережья и вод, которые его омывают. Тот фрагмент карты мироздания, который нам сейчас и нужен. Присмотрись. Видишь эту цепь огоньков. Сосредоточься, присмотрись…

Капитан Бреннан налил в блюдо воды, в которой поблескивали радужные полосы маслянистой жидкости.

— Опусти лицо в воду!

Себастьян повиновался. В ноздри на мгновение вошел резкий, свежий запах и тотчас же исчез. Звучал голос капитана Бреннана:

— Ты должен унять головокружение и навести резкость! Надеюсь, тебя не выворотит наизнанку, как многих из тех, кто впервые познал, что такое «Глаз Илу-Марта»!

Себастьяну показалось, что тоненький слой воды, размазанный по гравированному дну блюда, вдруг завертелся, затянул воспитанника покойного барона Армина. Голова налилась свинцовой тяжестью, появилась неприятная резь в глазных яблоках, прикрытых неподъемными веками… На несколько мгновений Себастьян, возможно, даже потерял сознание. В себя его вернул низкий голос капитана Бреннана:

— Открой глаза! Открой и смотри!

Тот снова повиновался. Ему не сразу удалось навести резкость так, как того требовал сэр Каспиус. Перед глазами ходили какие-то мутные волны, они казались тошнотворными и душными.

Но потом ощущение ушло. Оно сменилось необыкновенной легкостью во всех членах. Сердце, разогнанное, растревоженное, трепыхалось, как захваченная в силки птица. Там, внизу, под разбросанными ногами и руками Себастьяна, в неизмеримой глубине виднелась поверхность моря. Кое-где морскую гладь загораживали мутные массы облаков. На горизонте — темная береговая линия, подбитая желтой кромкой песчаных пляжей. На глади моря — несколько светящихся темно-алых огоньков.

— Это картинка, которую ты видел бы, находясь на высоте в десять кесаврийских лиг, — донесся голос капитана Бреннана. — Однако «Глаз Илу-Марта» позволяет тебе видеть акваторию моря с огромной высоты, прямо не выходя из моей каюты. Сейчас мы укрупним вид…

Алая дурнота застелила взор Себастьяна, когда лоно моря вдруг разом, в одно мгновение, приблизилось. Сначала он увидел Столп, отсюда, с неизмеримой высоты, казавшийся размером… да-да, с серого жерлана. Там, в шатре, на земле у ног Ариолана Бэйла. Только вместо серой почвы была теперь тускло поблескивающая серебристая равнина моря. Да! Серый жерлан, именно! Такой же столбик, над которым клубилось неясное свечение, сгущающееся в световые шарики. Неоспоримое сходство. Отличался только масштаб.

Картинка начала стремительно укрупняться, голубая гладь моря разъехалась за пределы поля зрения Себастьяна…

И он увидел, как мимо него проплывает колоссальный массив Столпа Мелькуинна — близко, совсем рядом. Струи какого-то бледного огня, текущие по глубоким бороздам в теле Столпа. Себастьян увидел несколько плато серой искрошившейся породы в самом его основании. Бледные иззубренные пики, многоглавые утесы, похожие на чьи-то больные узкие ладони, тянущиеся к небу. Он увидел разбитые корабли, истлевшие паруса и, кажется, крошечные белые пятнышки черепов.

— Опасное это дело — приближаться к Столпам Мелькуинна, — прозвучал голос сэра Каспиуса. — Не бойся, Магру Чужаку это известно не хуже, чем мне. Бриг «Летучий» избегнул участи кораблей, которые ты сейчас, должно быть, видишь. Они тут давно. Какие десять, какие пятьдесят, некоторые двести лет. Наверно, есть и такие, что лежат здесь и целое тысячелетие. Ну да ладно. Я обещал тебе показать бриг и Аннабель.

В голове Себастьяна разорвался беззвучный сноп пламени. Разом все чувства отказались служить ему. Давя друг друга, полезли смятенные клинки пламени, дикие краски, безумные, буйно-визгливые звуки. Все это буйство хаоса, распавшегося на множество составляющих, не могло уместиться в одной-единственной голове.

Умирая, забываясь и седея, Себастьян вонзился в складки тьмы, раскрывающейся ему все новыми и новыми красками.

— Сейчас! — донесся откуда-то издали клекочущий, как у птицы, голос сэра Каспиуса. Да, кажется, это он. Голос был неузнаваем, но кто, если не он?..

Себастьян чувствовал себя камнем, выпущенным из пращи. Остывающей клячей с выгрызенным боком. Волной эррерского огня. Видения и чувства менялись, как в калейдоскопе, но наконец многоцветная пелена перед глазами разодралась с легким плеском…

И он увидел ту, которую искал.

Себастьяну открылся вид на палубу «Летучего», который шел прямо под ним. Он слышал, как щелкали паруса. Он видел, как двое угрюмых кемметери, те, смуглые, бородатые, безмолвные, тянули фал.

Он видел белое платье, веющее по ветру.

Он ощутил тонкий, сладковатый запах с едва ощутимой ноткой миндальной горечи. Аннабель находилась на самом носу брига, а в трех шагах за ее спиной, скрестив могучие татуированные руки, стоял Магр Чужак.

«Не может быть, чтобы это было видение, — произнес Себастьян про себя. — Я точно знаю, что нас разделяет большое расстояние, но… вот же она, только протяни руку».

Совсем рядом плыли верхушки мачт. Себастьян поддался невольному порыву и хотел дотянуться до флагштока одной из них, но просто не увидел собственной руки. Прозвучал голос сэра Каспиуса:

— Ты можешь услышать их, но помни, что тебя там нет. Пока ты находишься над бортом «Летучего», я обновлю их текущие координаты. У тебя есть немного времени…

Себастьян стал с жадностью вслушиваться в каждое слово, произносимое за сотни лиг от него.

Это был короткий разговор, но он накрепко врезался в память. Ему стало нестерпимо горько от того, что он не может вмешаться.

Впрочем, это было к лучшему. Далекий уроженец страны Кеммет был Себастьяну просто не по зубам.

— Это ложь, — бросила она.

— Если бы они не владели подобными знаниями, то просто не рискнули бы идти за нами.

— А вы не думали, что они пошли, повинуясь чувству долга и…

— Ну-ну?

— …и любви, — выдохнула она.

— Х-ха! Значит, ты не веришь?

— Поверить в то, что наши, кесаврийские, моряки используют черные уловки ордена Рамоникейя? Да еще для того, чтобы выследить нас?

Себастьян холодел, вращаясь где-то над бушпритом…

Чужестранец обнажил белоснежные зубы в длинной усмешке.

Аннабель ждала.

— И ты думаешь, что они безупречны? Наши преследователи, вот эти твои благородные рыцари, твои долгожданные спасители? — усмехнулся Магр Чужак. — Ну так вот что я тебе скажу. Отцы Катастрофы, Манниты, были великими насмешниками. И люди, использующие древние магические штучки и шуточки этих существ, ну никак не могут быть невинными и безупречными. Ты думаешь, все те, кто бросился за нами в погоню, одушевлены одной-единственной целью? Как бы не так.

— Но Себастьян и Ариолан…

— Речь даже не о них. Не только о них. Там достаточно людей опытных, много повидавших Людей страшных. Один капитан Бреннан чего стоит. Человек, который узнал некоторые из тайн Омута…

Аннабель побледнела. По ее лбу прокатилась капля пота.

— К-какой капитан Бреннан?

— Тот, что преследует нас на двух кораблях. Тот, что уже отдал несколько жизней лишь за то, чтобы подтвердить некоторые свои догадки! О-о, это замечательный человек!

— Тебе доводилось сталкиваться с сэром Каспиусом Бреннаном?

— И со старшим и с младшим. С обоими. Стойкие, мужественные ребята. Хорошо разбирающиеся в людях. Вот только может так статься, что тут они до конца не разобрались. И на корабле может оказаться не тот…

— Что ты хочешь сказать? — Аннабель вскинула голову и подалась в сторону Магра Чужака. — Или… Ты намекаешь на то, что на их судне есть предатель?

Аннабель никак не могла слышать, как перед самым отправлением экспедиции, возглавляемой капитаном Бреннаном, мастер Ариолан Бэйл проронил: «Так вот, помните, что где-то среди нас — тут, на «Громобое», или там, на «Кубке бурь», — есть предатель…» Не был при этом и Себастьян. Слово «предатель» обожгло его. Подняло откуда-то с придонных слоев памяти мутный осадок.

И тут случилось это.

Высокий, грациозный Магр Чужак мгновенно развернулся на месте и, вскинув голову к пустому небу, почти попал взглядом в далекие глаза Себастьяна:

— Ты ведь видишь меня, не правда ли, воспитанник покойного барона Армина?

Себастьяна вырвало.

С его лица стекали капли воды, в которой тягуче светились масляные разводы. Каспиус Бреннан только что вернул его из далекого магического путешествия, закрыв «Глаз Илу-Марта». Себастьян лежал ничком на полу, подтянув колени к подбородку, и из него выходил недавний ужин.

Над ним склонился сэр Каспиус. Он не пытался поднять своего юного ученика, а только терпеливо ждал, пока тот придет в себя.

— Что ты видел?

— Им… ему все известно! — прохрипел Себастьян, садясь на полу. — Он знал, что мы следили за «Летучим» с помощью… Это действительно методика, которую используют Предрассветные братья? Орден Рамоникейя?

— Да, — тотчас же ответил капитан Бреннан.

— Вы привезли ее из Омута?

— Не совсем так, не совсем я, но пусть будет так. Почему им позволено использовать сохранившееся наследие Маннитов, а нам нет? — отозвался капитан Бреннан.

— Им дозволено убивать мирных людей в Северном Альгаме, травить их чудовищами. Похищать девушек. Бросать в воду людей с перерезанными глотками, как то они сделали на «Летучем». Может, уподобимся и в этом? — промолвил Себастьян.

— Вот ты о чем… Ты знаешь, если доведется, я без колебания сделаю то, что сотворили эти кемметери. Конечно, на чужой земле, там, в Черной Токопилье. И довольно об этом. Поговорим, когда доберемся. Меня больше интересуют твои впечатления не об услышанном, а об увиденном тобой. Ты видел Столпы Мелькуинна с большой высоты. Что они тебе напомнили?

— Они казались игрушечными.

— И?

— Я говорю о любимой игрушке вашего Ариолана Бэйла. Об этих серых жерланах. Мне показалось, будто Столп Мелькуинна издали похож на них… на эти серые.

Глаза капитана Бреннана мрачно засияли:

— Вот это и есть то, ради чего я применил «Глаз Илу-Марта». Чтобы ты понял…

Себастьян приподнялся с пола. На языке пылал отвратительный горький вкус собственной желчи. Юноша выговорил:

— Вы хотите сказать, сэр Каспиус, что, если уменьшить Столп Мелькуинна, скажем, в тысячу раз, мы получим… серый жерлан? Суррикен?

— Совершенно верно.

Капитан Бреннан выпрямился и, глядя прямо в глаза Себастьяну (как недавно Магр Чужак!) заговорил почти вдохновенно:

— Даже маленькие серые жерланы есть ключи ко многим тайнам. В свое время первый серый жерлан был выращен из кусочка плоти Столпа, добытого неведомым ухищрением — ибо мы и ныне не можем подобраться к ним близко! Умение вступить с ними в контакт, подчинить своей воле — дорогого стоит. Ведь это особая форма материи, способная претворять твою волю в реальность. А Манниты вырастили и подчинили своей воле то, что ныне мы называем Столпами Мелькуинна, — звенящим голосом выговорил капитан Бреннан. — И когда я думаю, какая мощь была им подконтрольна, у меня начинает кружиться голова и идет носом кровь.

— А человек, даже сильный маг? Очень сильный ланзаат?

Младший Бреннан слегка пожал плечами:

— Боюсь, что гораздо более вероятным будет другой исход: не человек подчинит Столп, а, напротив, Столп станет повелевать человеком. А, повелевая, разрушать изнутри, доводить до безумия и смерти. Мы, люди, вообще очень беззащитны. Нас может убить даже ручная игрушка Отцов погибели, вот эти злополучные ледниковые эльмы. Ну, ты сам видел…

Пот катился по шее Себастьяна, затекая за воротник, неприятно бороздя спину.

— А Манниты? — выдохнул он.

— О! Манниты были практически неуязвимы. Как плоть, так и разум. Они заботились о своей безопасности. Я не стану говорить о личной мощи Проклятых Отцов. Тут другое. У каждого из них был личный страж, с которым Маннит был соединен тонкими нитями с самого рождения. Его именовали золотой эйгард. Сохранились несколько изображений стражей Маннитов: для Отцов Катастрофы они были чем-то вроде домашних и охотничьих псов, а для нас это, боюсь, было бы колоссальных размеров чудовище с багровыми глазами и золотыми зрачками в виде лунного серпа. Изображение золотого эйгарда любят вытатуировывать на своих предплечьях высшие братья ордена Рамоникейя. Ну, ты знаешь.

У Себастьяна забилось сердце. Сначала зашлось, запрыгало, как накрытая шляпой птица, а потом, как показалось Себастьяну, стало проваливаться куда-то во внутренности.

— Лунного серпа? — пробормотал он.

— Да. Лунного серпа, — повторил сэр Каспиус. — А шутники Манниты так его и называли: лунный зверь. Хотя не исключено, что это приписывали им позднейшие доброжелатели. Подожди… А что у тебя с лицом?

— С лицом? — машинально повторил Себастьян.

— Ты бы видел свою гримасу. Ну говори. Ты уже неоднократно удивлял меня, переживу и еще один раз. Я слушаю.

— Я видел золотого эйгарда…

— На предплечьях Магра Чужака?

— И там тоже. Но…

У капитана Бреннана заблестели глаза. Он подался вперед и бросил:

— Где ты видел золотого эйгарда?

— На Языке Оборотня, — выговорил Себастьян. — И не я один.

— Кто еще?

— Аннабель, Ржига и…

— И?

— …и Аюп Бородач.

— Вот как, — мрачно проронил капитан Бреннан.

— Но почему вы спрашиваете имена?

— Потому что это очень важно. И это очень плохо и опасно. Ты уверен, что это было на самом деле?

— Уверен. Один раз еще могло померещиться, но я видел его точно так же, как сейчас вижу вас, сэр Каспиус, не один раз. Он действительно существует. Вы сказали, что для Отцов Катастрофы эти лунные звери были чем-то вроде домашних псов. Но тогда… какими же были сами Манниты?

— Манниты были великанами, — тихо сказал капитан Бреннан. — В одном из засекреченных хранилищ нашей школы до сих пор лежит фрагмент плечевой кости и нижняя челюсть одного из тех, кто под предводительством Илу-Марта захотел управлять всем. Мы рассчитали: если у них были наши пропорции, то Манниты были в десять раз выше нынешнего человека. Как минимум… Есть и другие останки. Впрочем, согласно Иерархии, их все равно не существует. Все. Иди спать. Ты выжат, как тряпка для мытья палуб. Вот, выпей это. Э-э, не морщиться — это чудное снадобье! Сон будет глубоким и целебным, как у младенца. А иначе ты не заснешь и будешь ворочаться с боку на бок до самого утра, пытаясь составить свои впечатления в единую картину. Ступай!

Сон действительно оказался целебным. Он привел Себастьяна в чувство так быстро, что тот пробудился раньше всех на корабле. Вышел на пустынную палубу. Солнце вытягивалось из-за горизонта, и перед глазами еще не стряхнувшего сон молодого человека текли розовые тени.

События вчерашнего дня и вечера держали крепко.

Себастьян был потрясен.

В последнее время его вообще впечатляло то, как стремительно разрастался доступный ему мир. Еще недавно он, этот мир, был сужен до размеров маленького рыбацкого городка, спокойного, тихого, где самым большим событием было возвращение артели с уловом, а самым большим скандалом — пьянка той же артели после того, как рыба была удачно сбыта. Еще недавно он полагал, что самый недосягаемый предел — попасть в Сеймор, в Школу Пятого окна, к вот этим гордым и всячески себе на уме молодым людям, неприступным девушкам. К мудрым наставникам, которые научат. Картина мира юного Себастьяна была гладкой, неяркой, вставленной в тесную, грубо оструганную рамку.

И единственным вспухшим рубцом, незаживающим, ярко-алым, горел на этом полотне детский поход на Язык Оборотня.

Но вот мир стал меняться. Сначала лагерь Трудовой армии и новые, не похожие ни на кого из старого окружения Себастьяна, люди. Молодые, алчные до работы и знаний. Чудеса в шатре с серыми жерланами, надменный голос мастера Бэйла… Потом — груда зданий древнего Сеймора, этот великолепный дворец владетеля Корнельского и ясные глаза Аннабели, глядящие на него, как на ребенка: «Ты ничуть не переменился. Такой же мальчишка».

Катастрофа на островах Аспиликуэта, мертвое лицо барона Армина и (во второй раз в жизни) серповидные зрачки древней твари… Тюрьма. Суд. Это непонятное, постыдное ликование, пронизавшее Себастьяна в гулком зале Старого Альзигорна.

И в путь.

«Сначала они говорили, что путешествие за Столпы, в Черную Токопилью невозможно, — твердил себе Себастьян. — Потом все они делали серьезное лицо, вторили, что все тайны надо раскрывать медленно, одну за другой, чтобы не наступило потрясение. Пограничные платформы, не тающий айсберг, эльмы… А теперь вдруг, словно по мановению волшебного жезла, распахнулась бездна».

Такая, по сравнению с которой даже чудовищный корневой эльм, держащий в щупальцах холода огромную ледяную гору, казался пустячком.

Все это не укладывалось в голове.

Может быть, они и правы, и мне не втолкуешь сразу, говорил себе Себастьян. Все зависит от того, как смотреть. С какого угла зрения. В конце концов, птице, летящей по небу, огромная льдина на водной глади может показаться маленькой тучкой. А рыба, проплывшая под маленькой льдинкой, вдруг примет ее за далекое облако…

Кто-то кашлянул за спиной Себастьяна.

Ему даже не потребовалось оглядываться, чтобы понять, кто это:

— Тоже не спится?

— Почему тоже? — ответил Ариолан Бэйл, передергивая плечами, на которые был наброшен широкий шерстяной плед. — Я привык вставать рано. Чтобы успеть изучить, понять, достичь… о, все это требует времени. Жалко тратить его на сон.

— И что тебе нужно?

— Я смотрю, ты стал любимым собеседником сэра Каспиуса. Притом что я считался лучшим и самым талантливым учеником Сейморской Школы Пятого окна.

— Тебе завидно?

— Да. Особенно потому, что я никак не могу понять причины такого внимания капитана Бреннана. Уже давно.

Он обошел Себастьяна справа и, крепко взяв того за рукав матросской блузы, потянул настойчиво, упорно:

— Говорят, ты интересуешься природой серых жерланов? Сопоставляешь со Столпом Мелькуинна, который мы недавно миновали? Скоро будем проплывать еще один, если не врет «Глаз Илу-Марта»! А он, как тебе теперь известно, не врет.

— Чего тебе надо? — резко спросил Себастьян, вырывая рукав из цепких пальцев Ариолана Бэйла. — Ты… ты подслушивал?

— И подглядывал, — нагло ответил мастер Ариолан Бэйл. — Дело в том, что я давно занимаюсь серыми жерланами. Немногое из того, что я достиг, занимаясь ими, ты видел у моста в Кесаврии. Чуть больше — в гостях у ледниковых эльмов. Так вот ты знаешь, что бывает, когда серые проходят свой жизненный цикл? Знаешь? Конечно же нет! Они начинают умирать. И, умирая, отравляют ареал своего обитания. И если не задать им новый цикл, не вернуть на круги своя — последствия могут быть непредсказуемыми и жуткими.

— К чему ты все это говоришь?

— Всего лишь к тому, что мы проплываем не просто мимо Столпов Мелькуинна. Мы проплываем мимо больных и старых Столпов, которые давно вышли за пределы того времени, что было им отпущено Маннитами. Подумай об этом.

Теперь настала пора Себастьяна хватать мастера Бэйла за рукав.

— К чему ты это говоришь?

— А ты подумай. Тебе ведь есть чем думать и, главное, есть зачем думать.

И мастер Ариолан Бэйл, нетерпимый, гордый и не особенно мудрый, зашагал по пустынной палубе, широко развернув плечи. Себастьян крикнул ему вслед:

— Ну что ты как баба, в самом деле? Как ревнивая рыхлая баба, трясущаяся над тем, как бы кто не занял ее теплый уголок в доме богача? Ну! Вспомни, мы же с тобой убили ту тварь! У нас есть общая гордость. У нас есть общая тревога, наконец! Мастер Бэйл, ведь ты гораздо лучше того, кем хочешь казаться!

— Откуда ты знаешь, кем я хочу казаться? — бросил через плечо Бэйл, но шаг замедлил, а потом и вовсе остановился.

Себастьян нагнал его:

— Подожди! Мы вместе прошли сквозь страшную опасность. Мне кажется, что это налагает какие-то обязательства. Даже несмотря на то, что ты предлагал бросить наших людей там, в эльмовой горе.

Ариолан Бэйл криво усмехнулся:

— Если ты хочешь втереться ко мне в доверие, то выбрал не лучший способ. Зачем напоминать мне о моем позоре?

— Извини… Я хотел поговорить про серых жерланов.

— Капитану Бреннану, директору нашего учебного учреждения, известно про них куда больше моего!

— Я понимаю. Я хотел спросить вот что, тогда, в ночном лагере у Тертейского моста, в шатре…

— Отлично помню.

— Ты и в тот момент уже знал, что серые жерланы — это суррикены, колоссальным образом уменьшенные копии Столпов Мелькуинна?

— Вот ты о чем. Да, знал.

— Ты умеешь приказывать серым жерланам. Ты можешь при помощи их проделывать разные фокусы. На пятачке земли, ограниченном столбиками серых жерланов, ты заставлял идти снег. Ты раскручивал маховик превращения гусеницы в бабочку в обратную сторону, причем со страшной быстротой. Когда ты делал это над маленькими серыми, тебе приходило в голову, что можно сделать, обладай ты властью над большими?

Лицо Ариолана Бэйла выразило тревогу. Он почему-то сел на корточки и, подперев кулаком подбородок, произнес:

— Конечно, думать опасно. Об этом, правда, даже думать опасно. Ну вот сам смотри.

Ариолан Бэйл вытащил из кармана маленький кожаный футляр, набитый меловыми камешками. Их использовали для письма на учебных досках. Он высыпал целую их горсть на палубу и, взяв один, энергичными движениями начертил что-то похожее на массивный силуэт диковинной хищной птицы с нахохленной головой, приподнятыми крыльями и длинным раздвоенным хвостом. С птицы слетали пух, перья и кружились в воздухе. Более всего перьев и особенно пуха (Бэйл интенсивно наставил маленьких белых точек) было вдоль выпуклой линии брюшка и около головы.

— Это карта архипелага, на котором стоит наша вольная держава, — отрывисто сообщил Ариолан Бэйл. — Вот здесь, — ткнул он в грудь пернатого хищника, — находится Сеймор. Вот здесь, — указал на маленькую голову и клюв, — Северный Альгам.

— А что на кончике клюва? — проникшись этим сходством, спросил Себастьян.

— Клю… Ах да. Ты сразу точно подметил. Страна действительно похожа на птицу, которая хочет взлететь. На кончике клюва — гора Сухотл, которую ныне называют горой Ужаса. Впрочем, это не имеет отношения к делу, — поправился он. — Вот этот пух и перья, пользуясь твоими птичьими аналогиями — это острова Аспиликуэта. А это, — он прочертил волнистую линию вдоль корпуса птицы, почти параллельно ее переднему контуру, и резко полоснул мелом к своим ногам, — наш примерный маршрут. Мы прошли несколько сотен лиг почти параллельно кесаврийскому побережью на расстоянии пятидесяти — семидесяти лиг от материка. И только сейчас начинаем отворачивать на юг и углубляться в океан… И вот теперь о главном. Смотри.

Он стал разбрасывать меловые камешки. Сначала казалось, что он делает это беспорядочно и в этом действии нет никакой системы. Впрочем, было несложно обнаружить, что они выстроены в цепочку примерно на одинаковом расстоянии друг от друга и не удаляются далеко от береговой линии.

Цепь охватывала весь колоссальный массив кесаврийского материка. И замыкалась.

Себастьян сосчитал камни. Их было семнадцать.

— Возможно, их больше, — кивнул мастер Бэйл. — Я сказал только о тех, что известны наиболее посвященным. Как ты, наверно, уже понял, каждый камешек на этой карте обозначает Столп Мелькуинна. Гору чужой материи, в которой еще дремлет чудовищная жизнь. Карта с обозначением Столпов, которую я тебе нарисовал, издавна известна как «Птица Фаска».

— Фаска?

— Фаск Аутанам, великий ученый и путешественник, единственный, кому несколько веков назад удалось получить образец плоти старых Столпов. Из этого образца и вырастили серые жерланы и поставили их на какую-никакую, но службу нашему познанию мира. С тех пор умение обращаться с серыми — последняя ступень обучения в Школе Пятого окна. Мало кому это дается.

— Тебе удалось.

— Это да. Но каждый раз, когда мне удается заставить эти серые столбики материализовать мою волю, облечь плотью мой приказ…

— Что? Что?

— Я испытываю ужас. Беспричинный, глубинный. Первородный. Ужас дикаря перед громом, суеверного рыбака перед пучиной. Я ругаю себя за этот страх: все-таки я человек умный и обученный. Смелый, чего уж там… И все равно — никуда не деться.

— То есть… — медленно начал Себастьян, — если Столпы Мелькуинна сделают то, что ты делал на пятачке земли в шатре, в размерах целого материка… Это что же произойдет? Все что угодно? Может измениться климат, горы обрушатся, реки обратятся вспять, да что реки — сам ток жизни в наших телах…

— Ток жизни? Недурно… Это называется обмен веществ, — подсказал мастер Ариолан Бэйл. — По предположениям того же Фаска Аутанама, которые разделяют наши мудрейшие ученые-ланзааты, — среди них и покойный Астуан Пятый, и старший Бреннан, да, больные и старые Столпы Мелькуинна могут влиять на мир не только снаружи, но и внутри нас.

— Подожди! — крикнул Себастьян. — Те, из Северного Альгама, говорили, что чудовища, в которых превращались их родственники и односельчане… Эх! А в наших краях… следы…

— Довольно! — остановил его лучший студент Школы Пятого окна. — Я этого не говорил.

— А как же орден Рамоникейя? Ведь наши люди считают, что это именно они, кемметери, Предрассветные братья — источники их бедствий?

— Не кричи. И не делай слишком поспешных выводов. Вот именно потому, что ты хватаешься за краешек только что открывшегося тебе знания и начинаешь судорожно разматывать этот свиток и попутно давать волю фантазии, — именно поэтому тебе сообщают понемногу. Порциями. Как кормят человека, который долго голодал. Если его накормить вдруг и сразу, он попросту умрет в муках, — помалу успокаиваясь, сообщил мастер Ариолан Бэйл. Говоря это, он рисовал на палубном настиле какую-то жуткую оскаленную морду, в которой сложно было не узнать недавних знакомцев — ледниковых эльмов.

Пока они вели этот занимательный разговор, время от времени перемежаемый экспансивными выкриками, появился Ржига. Он возник незаметно. Босиком, в длинной белой ночной рубахе, он прошелся на цыпочках и поравнялся с беспокойными товарищами по плаванию. Ржига просунул свою хитрую мордочку между головами Бэйла и Себастьяна, сидящих на корточках, и деловито осведомился:

— Че это вы тут рисуете?

— А-а, Ржига… — без особого энтузиазма протянул мастер Ариолан Бэйл. — Брешак нам очень кстати. А ну марш мыть палубу!

— Да уж конечно! — взвился Ржига. — Я, между прочим, каждое утро ну просто мечтаю в рань-раньскую намывать палубу, как же, добрый мастер Бэйл! Просто вы как начали тут орать, так я и проснулся. Я ж в каюте для раненых, отдельно, и меня, как жертву ледяных тварей, нельзя вот так запросто беспокоить. А тем более тыкать носом в какие-то полы, на которых Мелькуинн знает что нарисовано и разбросаны камешки! Мы, брешаки, вообще…

— Ну, знаешь, — вступил в эту милую беседу Себастьян, — ты, Ржига, конечно, пострадал, но ты тоже за языком следи. А он у тебя как помело. Как и у всего вашего брата-брешкху.

Словно подтверждая мнение Себастьяна, появился Аюп Бородач. Этот не вышел из каюты, а спрыгнул откуда-то с мачты, из сплетения реев и снастей.

— Спал на марсовой площадке, — сообщил он, как будто решительно все интересовались его времяпрепровождением, — а тут вы шумите…

И он зевнул так, что стали видны все его разноцветные зубы — от серых и желтых передних до коричневатых коренных.

Мастер Ариолан Бэйл встал с палубы и произнес:

— Ладно. Разговор окончен…

— Ну почему же сразу вдруг — окончен? — приветливо выговорил Аюп Бородач и затеребил кусок волосяного покрова, послуживший источником его прозвища. — Мне вот только стало интересно. Ух, ух!

И он несколько раз подпрыгнул на одной ноге, очевидно, демонстрируя таким манером свою любознательность.

— Тем более что желающих послушать все больше и больше, — добавил Ржига, с иронией наблюдавший за скачками соплеменника.

— Кто же?

— А вон!

Из каюты медленно выходил Олеварн. Он передвигался тяжело, с усилием, и по-прежнему приволакивал ногу. Правда, его лицо уже не поражало той мертвенной бледностью и полупрозрачной кожей, через которую проступала синеватая сеточка сосудов, — как это было совсем недавно.

На ходу он нюхал бодрящее снадобье, которым снабдил его все тот же судовой повар Жи-Ру.

— Ага! — закричал Аюп Бородач. — Дружище Олеварн! Ну-ка, дай мне по морде! Я не в том смысле, а чтобы узнать: стала ли твоя рука так же крепка, как бывало раньше?

Олеварн улыбнулся через силу:

— Пару дней потерпишь, чучело? А то вполсилы бить не хочу, а полная еще не вернулась.

Ариолан Бэйл подступил к своему товарищу по школе и стал рассматривать его пристально, внимательно, словно после вызволения из ледяной горы видел Олеварна впервые.

— Вроде получше, — наконец констатировал он. — Как ты, дружище?

— Ну как сказать… Пока бодрствую, ничего, а как засну, сразу тяжело становится: сны паршивые, — пожаловался здоровяк.

— Сны? Ух, ух! Да ты и наяву не ахти смотришься!

— Аюп! — разом заорали все присутствующие, а кулак Себастьяна настиг-таки несносного брешака, и тот отполз к фальшборту.

— Крепко ты его… — улыбнулся Олеварн. — Смотри, не зашиби совсем, а то кто будет нас смешить до конца…

— Что?

— Я хотел сказать, до конца пути.

— Ну, положим, мне выходки этого хохмача совсем не смешны, — с усилием проговорил Ариолан Бэйл. — Тем более его идиотская манера появляться в самое неподходящее время не в том месте…

Аюп Бородач кротко сложил руки на груди, словно собирался помереть прямо сейчас. Его хитрая морда выражала печаль и вселенское терпение.

— Очень жаль, — сказал он со вздохом. — Не каждому же дано рассмешить ближнего… Вот мистер Ариолан Бэйл шутит очень смешно! А что? Раздери меня старина Илу-Март в компании с самим Мелькуинном! Когда я перед вылазкой на тот нехороший айсберг сидел в кают-компании за сундуком, я едва не лопнул от смеха. Ух, ух! Очень смешно шутил мастер Бэйл!

— Что ты мелешь?

— Не надо скромничать, веселый мастер Бэйл, — влез Ржига. — Аюп рассказал мне, как смешно вы шутили. Я тоже обхохотался. Шутка про то, что кораблям следует идти дальше, а нас всех нужно оставить в горе на съедение этим тварям, мне очень понравилась!

— Думаю, если бы Олеварн не болтался, как полоумный, по тоннелям, а Ржига не торчал бы в том ледяном столбе, мы бы охотно посмеялись вместе! Ух, ух! Ведь вы умеете насмешить, мастер Бэйл!

Наступила тишина. Ее нарушил Олеварн:

— Ариолан… дружище. Ты что, хотел оставить нас в айсберге? Без… безо всякой надежды выжить? Ты только скажи, что эти два шута несут чушь. Я сразу тебе поверю.

Кривая усмешка осыпалась с лица мастера Бэйла, как засохшая грязь с сапог. В его темно-синих глазах засветилась тревога. Он поднял взгляд на своего товарища и медленно проговорил:

— Когда идешь на такой риск, как мы, принято выбирать то, что важнее… В нашем случае важнее добраться до конечной точки нашего пути. Мы и так потеряли на айсберге достаточно наших людей, чтобы рисковать остальными… и…

— Мастер Бэйл пересказывает краткое содержание своих шуток, которые он отпускал на совете в кают-компании, — отозвался Аюп Бородач. И на этот раз в его словах была не здоровая доля насмешки, а серьезная, тяжелая, упорная злость.

Олеварна качнуло назад. Себастьян успел подхватить сотоварища по несчастью:

— Э-э… Тяжелый ты!

— Сейчас стану еще тяжелее, — отозвался тот. — Это… это как же так, Ариолан?

Мастер Ариолан Бэйл выпрямился и глянул в широкое бледное лицо Олеварна, на которое свесились растрепанные волосы:

— Да! Я говорил это. Бородатое недоразумение совершенно право, я говорил это! Но ведь всегда приходится выбирать. И свой выбор я делал с тяжелым сердцем. Я на самом деле думал, что у нас есть главная цель, ради которой приходится жертвовать. Если бы в этой чертовой горе оставался я, а корабль проследовал по главному маршруту, я бы понял. Мы должны посчитаться за нанесенное нам страшное оскорбление. Мы должны вернуть Аннабель. Мы должны уничтожить этого токопильского ублюдка, чего бы нам это ни стоило! — воскликнул Ариолан Бэйл. И по его прерывистому дыханию, горящим глазам и порывистым жестам было видно, что он искренне убежден в том, что говорит. — И еще… — вдруг изменившимся, тихим голосом добавил он. — Раз я пошел на откровенность, дружище Олеварн, буду откровенен до конца. Мы всегда, с детства, с ранней юности, мечтали о дальних странах. Мы с самого начала знали, что есть земли и помимо Альгама и Кесаврии. А Черная Токопилья… Признайтесь, кто из нас не мечтал ну хоть одним глазком увидеть страну Проклятого Владыки Илу-Марта? Кто из нас, проводя долгие годы за учением, не грезил ну хоть раз обратить полученные знания и навыки против главного врага? А тут?.. Тут такая возможность наконец-то добраться, увидеть, понять, победить — а потом уже можно и умирать! Ну разве не так? Я могу погибнуть в смертельном бою с Магром Чужаком на скалистом побережье Токопильи, но уж никак не околеть, как пес, в мерзлых недрах этой проклятой горы с ее мерзкими обитателями!

Да, мастер Ариолан Бэйл действительно был превосходным оратором. Умел произвести впечатление.

Олеварн уронил на него быстрый, искоса, взгляд, и вдруг вскинул кулак и ударил прямо в лоб. Сверху вниз. У Ариолана Бэйла была превосходная реакция и он успел частично уклониться, но и от этого большей частью погашенного удара его бросило в сторону. На этой-то стороне до него долетел и второй кулак здоровяка Олеварна.

— Значит, дружище Ариолан, ты решил променять всех нас на Аннабель и на мечту? — дошел до растянувшегося на палубе мастера Бэйла тихий голос однокашника по Школе Пятого окна. — Я понимаю, ты всегда был пытлив, ты всегда тянулся к знаниям. Ты был лучше и умнее нас всех. Ты и сейчас лучшее и умнее. Я не обижаюсь, что ты хотел оставить всех нас в этой горе. Тем более что ты, в конечном итоге, все равно помог спасти и меня, и Ржигу, и собственную шкуру.

Он замолчал, тяжело дыша. И было видно: он сказал не все, что хотел сказать.

— Н-ну вот, — выговорил Ариолан Бэйл разбитыми губами и приподнялся на локте, — а говорил, что полная сила к тебе не вернулась…

— Специально для тебя, друг, — пробормотал Олеварн. — Ты у нас самый лучший, вот я и расстарался. Спасибо, что передумал.

— Довольно, Олеварн, — вступил в разговор Себастьян. — Если бы не мастер Бэйл, мы все остались бы в этой ледяной горе. И уже неважно, что он говорил там на совете. Тем более было бы кому говорить. Аюп Бородач!

— Это уж точно, — проворчал Ржига, не особенно жаловавший сородича, — он всегда рядом и идет на выручку, ежели что. Вот, помнится, однажды сидел я в «Баламуте» у нас в Угурте, допивал шестую кружку. И вдруг сделался я так задумчив, что упал под стол и не смог уже оттуда дотянуться до еще двух кружек, которые уже заказал. Тут-то Аюп и пришел на подмогу! Пришел на выручку… к моему дядюшке Ялинеку, который было уже пристраивался к моему же пойлу!

Себастьян сдержанно усмехнулся. Ариолан Бэйл молчал.

Аюп Бородач подступил к Ржиге и, не глядя на последнего, а то и дело оборачиваясь на стоящих рядышком Себастьяна и Бэйла, заговорил.

— Уж я-то хорошо понимаю, что такое — всегда быть рядом и идти на выручку, как бы безнадежно ни казалось дело! — воскликнул брешак, и на этот раз он не казался ни смешным, ни забавным. Напротив, было в его словах что-то грозное.

По крайней мере, так показалось Себастьяну.

Олеварн подошел вплотную к Ариолану Бэйлу, медленно поднимавшемуся с палубы.

— А скажи мне, дружище, — кротко проговорил он, — если бы привелось тебе еще раз принимать решение и знать, что ты все ставишь на карту… приговорил бы ты меня еще раз? А? На одной чаше весов — мечта, великое знание, тайна Столпов Мелькуинна и, быть может, великая слава…

— Скорее мучительная жажда познания, — проскользнуло меж губ Бэйла.

— …а с другой стороны — какие-то полумертвецы, люди, которые не способны сражаться с Магром Чужаком. Хотя бы потому, что нет ни единого шанса победить. Так вот, приговорил бы ты меня еще раз?

Мастер Ариолан Бэйл сплюнул.

— Не стану тебе врать. Приговорил бы, — сказал он с отчаянием.

После этих слов, закрывших разговор, как тяжелая дверь затворяет гнилой тюремный подвал, все стали расходиться. Олеварна вел под руку Себастьян.

Пронзительно, темно смотрел им в спину мастер Ариолан Бэйл.

Из путевого дневника Себастьяна

«Когда-то точно так же, как я сегодня, Манниты смотрели на наш тогда еще совсем молодой мир с несоизмеримой высоты. Только это была реальность, реальность давно сгинувшего мира, а не та волшебная и достоверная иллюзия, созданная «Глазом Илу-Марта», в которую я погрузился вчера вечером.

Манниты, Манниты! Древняя раса мудрецов, демиургов, созидателей, Великих шутников. Во главе их стоял тот, чьим именем ныне сдабривают проклятия и скрепляют самые черные и самые мерзкие клятвы. Илу-Март, владыка Маннитов. Ближе всех к нему стояли его братья, старший Эвин-Аруна, и младший — Мелль-Гуин. Мы знаем его под именем пророка Мелькуинна, Перерожденного. И где-то там, неподалеку от Илу-Марта, всегда присутствовала женщина. Она мало говорила, ее слова были редкими и яркими, как полнолуния, но именно ее больше остальных слушал Илу-Март. Эта женщина не знала ни страха, ни сомнения, ни жалости к миру, и ее звали Эса-Гилль, что на древнем языке означает: не преклоняющая головы. Именно так, Эса-Гилль, зовется сейчас столица Черной Токопильи, проклятой страны Кеммет…

Я листаю страницы древних книг, подсунутых мне мрачным Бреннаном, и под моими пальцами оживают самые страшные и самые небывалые сказки.

Одна из них гласит: «Золотой эйгард не может вернуться в наш мир в одиночестве. Где-то рядом должен быть один из его хозяев».

Кажется, об этом позабыл упомянуть капитан Бреннан, всеведущий сэр Каспиус, когда говорил со мной о ручной твари сгинувших гигантов…

Впрочем, я сказал ему об этом. Он кивнул и проговорил:

— Помнишь, как маленький серый жерлан, этот ничтожный суррикен, по приказу Ариолана Бэйла взорвал бурдюк с эррерским огнем? Там, в пещере ледниковых эльмов?

— Как такое забыть? — ответил я. Утренний разговор на палубе с Ариоланом Бэйлом еще звучал в моих ушах.

— Большие серые жерланы, известные нам под именем Столпов Мелькуинна, — это такие же взрыватели. И они могут взорвать весь наш мир. В переносном, а может, и в самом что ни на есть прямом смысле. Просто нужно уметь отдать им приказ. Повлиять. Показать, кто тут властвует.

— А кто умеет? Кто способен на такое?

Когда я говорил это, перед моими глазами, перед моим мысленным взором ползла поверхность Столпа Мелькуинна. Постоянно меняющаяся. Не поддающаяся всеохватному наблюдению. Покрытая шарообразными наростами, испещренная глубокими складками, то схлопывающимися, то снова разверзающимися. Тонкими, как перепонка, и угрожающе-массивными, как горный кряж… По истерто-бурому слою колоссального массива сочился коричневый туман, который вдруг совершенно заглатывался светло-зеленой, желтой и даже алой хищной пеной. Пузырьки ее раздувались, поглощая друг друга, и лопались…

— Кто способен на такое? — повторил я.

Он пожал плечами:

— Как — кто? Манниты.

— И они же… могут остановить гибельное действие Столпов Мелькуинна? — Пот лился с моего лба. Я снова и снова перебирал в памяти детали разговора с Ариоланом Бэйлом.

— Да.

— Но… Они сгинули. Прошла бездна времени.

У капитана Бреннана были серые ноздри, словно обсыпанные пеплом. Он шевельнул ими и сказал хриплым каркающим голосом, который словно разрывал ему гортань:

— Все это так. Да, Манниты. Они могли. Ну или…

— Или?

— Или их прямые потомки. Существа с кровью Отцов Катастрофы в жилах. Я верю, что они могут вернуться. Ведь не зря же на нашей земле, свободной от свирепых чудес, появился лунный зверь. Жуткая тварь из давно сгинувших миров. Когда ты сказал о том, что видел его, я понял, что непоправимое все же произошло.

— Но…

— Я напоминаю! — тотчас перебил сэр Каспиус, и на его скулах заходили желваки. — Я напоминаю, что это личный страж Маннитов, Отцов погибели. Эти чудовищные твари связаны с Маннитами с самого появления на свет. Помни! И это значит… Это значит, что кто-то из них вернулся в наш мир, — тихо проговорил капитан Бреннан».

Олеварн медленно брел по ночной палубе. День кончился, так и не начавшись. Он не мог думать ни о чем, кроме тех утренних слов Ариолана Бэйла… В его голове шумело, словно он напился вот этого крепчайшего вайскеббо, сдобренного пряностями старины Жи-Ру. Его трясло не столько от слабости, сколько от гнева. Вспоминая лицо мастера Бэйла и его наглые слова, он в бешенстве сжимал огромные кулаки. «Как же он так мог? — бормотал Олеварн. — Ведь мы дружим много лет… Как же так? Ведь мы клялись отдать жизнь друг за друга, и он спокойно сказал мне в лицо, что все это не имеет силы».

Олеварн никак не мог заснуть. В голове бродил туман, под приспущенными веками вспыхивали белесые пятна, обжигавшие глазные яблоки. Сон не брал Олеварна. Он смутно ощущал, что это как-то связано с тем уроном, что он понес в ледяной горе; что этот ущерб еще долго не избыть, что, возможно, на всю жизнь он останется с тревожным сердцем и кошмарами, прячущимися в нижних мутных слоях памяти.

И жгла обида на Ариолана.

Он побродил вдоль борта, поднялся на бак, посидел на палубе, неподвижно глядя на ярко высыпавшие на небе звезды, — сон не шел. Он стал считать эти чертовы звезды, стараясь не пропустить ни одной и разделяя небо на секторы, — сон упорно обходил его стороной. Он прошел на корму, поднялся на ахтердек и остановился у низкого гакаборта. Над его головой уныло брезжил большой судовой фонарь. Его свет был утомительным и сонным, но даже он не навевал покоя. Под ногами Олеварна была капитанская каюта.

Олеварн насторожился. Внизу, прямо под ним, из огромных квадратных окон выбивались отсветы растрепанного лимонно-желтого огня. Это был отнюдь не неподвижный источник света: блики прыгали в пенной струе за кормой «Громобоя», они то становились ярче и приобретали ядовито-оранжевый оттенок, то унимались до уныло-серого свечения. Некоторые из окон были открыты. И бедняге Олеварну, вдруг съежившемуся у гакаборта, стали явственно слышны слова, произносимые там, внизу. Слова откровенные и страшные.

— Очень тяжело удерживать оболочку. Вот-вот, и рассыплется, и что будет тогда…

— Терпи.

— Пока он близко, он стабилизирует, и все нормально. Но мы входим в очень непростые широты, и будет зависеть от него, как пойдет дальше. Здесь мы вне зоны действия Покрова. Это гибельные волны. Мы в любой момент можем выдать себя, и тогда неизвестно, что будет. Я же не могу не подчиняться ему, даже при том, что он не подозревает обо всем этом. Все-таки это Дитя!

— Терпи!

Звучный баритон, призывавший к терпению, вне всякого сомнения, принадлежал капитану Бреннану. Второй же голос был странный: то гулкий, то хрипловатый, на отдельных словах он подпрыгивал и дробился. Как будто его обладателя трясли и подбрасывали… Пережимали горло.

Стиснуло горло и у Олеварна. Он слушал, слушал, впитывая по капле эту нелицеприятную правду. Он был несколько более подкован в Иерархии знаний тайных и явных, нежели тот же Себастьян, — и потому после нескольких фраз чудовищная догадка начала медленно вызревать в его затемненном мозгу.

— Осталось совсем немного.

— Да, до порта Эса-Гилль три — три с половиной недели ходу. Скорее бы.

— Скоро все кончится, — прозвучал голос капитана Бреннана.

— Двадцать лет, двадцать лет! А ведь я помню, как все начиналось, как будто это было вчера. Я воплотился в трюме, я хорошо слышал, как твой отец швырнул тебя о доски.

— А потом ты покинул корабль, и его осадка разом уменьшилась на пару локтей. Как будто из трюма выгрузили пару тысяч стормов балласта…

— Неужели все это может окончиться?

— Боюсь, Текультиапал, это только начало пути, — прозвучал безжалостный голос капитана Бреннана. — Ему еще очень многому надо научиться. Он еще не готов приблизиться к Столпу. И даже ты не спасешь.

Глубокий и гулкий голос выговорил:

— Тебя трясет, сэр Каспиус… Не оттого ли, что назвал меня по имени?

— Будет тут трясти… Не каждый день приходится встречаться со старыми слугами Отцов Катастрофы… Сначала — эльмы, а вот теперь ты.

— Теперь нам никуда не деться друг от друга!

— Не кричи… Мы не одни на корабле…

Олеварна затрясло.

— Все спят крепким сном, — отозвался таинственный собеседник капитана Бреннана, — чтобы удерживаться в своей оболочке и ночью, мне приходится делать огромные усилия. У них есть побочный эффект: все, кто рядом, впадают в глубокое забытье и не могут проснуться.

— Да, помню… Когда мы везли Дары Омута домой, в Сеймор, некоторые из нашей команды так и не смогли проснуться.

Ученик Школы Пятого окна все слушал и слушал. Разговор все тек и тек… Проскальзывали знакомые слова: «Столп», «Великие шутники», «золотой эйгард». «Дары». «Кровь Маннитов». Дары, Дары Омута! Чудовищная истина во всей своей красе вкатывалась в уши Олеварна. Он скорчился у борта и цепенел. Где-то на краю сознания у него возникала мысль о том, что вот сейчас нужно сорваться с ахтердека, подбежать к входу в капитанскую каюту и мощным пинком ноги выбить дверь. Ворваться внутрь и потребовать объяснений. И все равно, кого он там может встретить!

Но она, эта мысль, тотчас же была постыдно изгнана. Вытеснена другими, куда более насущными желаниями.

Между тем там, внизу, вдруг наступила гробовая тишина.

И погасли окна.

Олеварн, шатаясь, поднялся с палубы. Ноги не слушались.

«Текультиапал», — повторил он про себя звучное древнее имя.

Воздух над головой Олеварна задрожал, подергиваясь складками тьмы. Соткался в темное облако, подсвеченное изнутри тем самым лимонно-желтым огнем. Оно почти мгновенно заполнило всю корму, полностью поглотив пространство юта, бизань-мачту со всей оснасткой и кормовой фонарь, показавшийся слезливым и жалким… У Олеварна затряслась нижняя челюсть; под сердцем что-то оборвалось; и он еще не верил своему взору, когда из распоровшегося облака вывалилась на него гигантская голова с дымящейся алой пастью и красными глазными яблоками, рассеченными узкими золотистыми зрачками…

Дневная оболочка таинственного собеседника капитана все-таки осыпалась, как старая штукатурка.

Впрочем, золотой эйгард не тронул Олеварна. Тот умер куда более милосердной смертью — от сильного удара сзади под левую лопатку.

Труп обнаружил вестовой матрос, натиравший утром палубу. В роли этого матроса выступал Ржига. Он осмотрел глубокую рану на спине Олеварна и, с силой втянув ноздрями воздух, пробормотал:

— Резеда…

 

Глава 5

Главный Дар Омута

То же самое время, окрестности Угурта

Ялинек отбросил целую охапку истертых свитков. Даже тусклый жестяной фонарь над его головой источал недовольство. Что уж говорить о самом брешаке и его спутнике, предпочитавшем называть себя мастером Хэмом?

— И что? — буркнул последний.

— Да ничего.

— Это очень плохо.

— А я говорил, что тут мы ничего не высидим.

Они сидели на верхнем этаже узкой башенки. Пространство, которое заполняли собой тощий брешак Ялинек и его более полнотелый спутник, некогда называвшийся сэром Милькхэмом Малюддо, было душным и убогим. С высоченных полок, карабкавшихся вверх по стенам, непрерывным потоком сочилась пыль. Стоило лишь прикоснуться к этим рассохшимся доскам, как в воздух взмывали целые ее снопы.

Это было книгохранилище в старом доме покойного барона Армина, что в Угурте. Тут свято хранили старинные рецепты соусов, воспоминания вечно нетрезвых предков барона, неверно начерканные на свитках. На полках помещались оленьи рога, чей-то проломленный череп, гнутые жестяные коробочки, растрепанные тома бухгалтерских книг, давно списанных за ненадобностью, и тому подобные пустяковины.

— Нужно искать Язык Оборотня, — сказал мастер Хэм. — Дары Омута были доставлены именно туда.

— Ты же там был…

— Там был не я, а глава Охранного корпуса. Человек, знавший секретные пароли и заклятия ланзаатов Алой сотни! — горячо возразил тот. — А это совсем другое дело. И другая память под моей черепной коробкой.

— Ну да, наверно. Но легко сказать… Про Язык Оборотня много болтают, но реально там мало кто бывал… Ты один из немногих счастливчиков, мастер Хэм. Что будем делать? Что ты помнишь о Языке Оборотня?

— Честно говоря, немногое. Помню, как я сунул руку в Котел лжи и затрещали кости, когда рука начала вытягиваться и менять очертания. Боли не чувствовал. Или — не помню, что она была… Равно как не помню и того, зачем нужно было совать руку в этот проклятый котел на глазах короля, Астуана и владетеля Корнельского, — пробормотал бывший лорд-протектор Охранного корпуса Альгама и Кесаврии. — Впрочем, это не имеет отношения к делу.

Ялинек энергично прошелся по маленькому кругу, образованному нижними полками. В его руках появилась бутылка вина. Он сделал пару очень внушительных глотков и, усевшись прямо на полу, приложил палец ко лбу. Зашевелил серыми ушами. Наверно, таким манером он инициировал мыслительное усилие.

Мастер Хэм насмешливо наблюдал за телодвижениями несносного брешака.

— Ладно, — наконец сказал он. — Пока ты бегал за своим пойлом, в горе этого старого дерьма мне удалось найти один интересный текст. Вот посмотри… Это дневник одной девушки, пропавшей без вести семнадцать лет назад. Это я уже узнал. Конечно, если верна датировка. Непонятно, зачем он, этот дневник, хранится в башне и как сюда попал, но у меня есть четкое ощущение: он будет нам полезен.

Мастер Хэм выудил из-под одежды тонкую тетрадочку и выразительно потряс ею в воздухе.

Ялинек с интересом наблюдал за его телодвижениями. Потом приблизился к бывшему главе Охранного корпуса и проговорил:

— Ну… зачитайте, что ли.

Мастер Хэм торжественно открыл рот. За окном — узким, похожим на бойницу окном старинной башни, — загремел могучий бас:

— Рррраз! Взял — рраз-два! А ну! И как же ты, дубина, думаешь приносить пользу вольной державе Альгам и Кесаврия, если даже беременная корова по сравнению с тобой — ювелир?!

— Слушаю, господин интендант!

— Как ты держишь саблю? Это тебе не дубина… Дубина — это ты… Кажется, я уже говорил об этом. — Голос интенданта Трудовой армии, кажется, несколько смягчился. — А что с хранилищем? Кому поручено произвести инвентаризацию содержимого башни?

Тут нужно сказать несколько слов. В связи со смертью барона Армина, законного владельца дома и всех прилегающих строений, и исчезновением его дочери, которая наследовала все имущество, в дело вступили полномочные представители его величества короля Руфа. В Угурте это, как несложно догадаться, был местный интендант Трудовой армии, господин Азар. Это был человек чрезвычайно честный, полезный, но несколько, гм, громкоголосый. К работе в доме он привлек домочадцев барона Угурта, а также тех, кто этими домочадцами (за отсутствием множества настоящих) себя объявил.

Так брешак Ялинек и бывший сэр Милькхэм получили прямой и, главное, законный доступ к барахлу барона Армина.

Никакого толку от всего этого не было вот уже третий день. Если не считать той самой тетрадочки, найденной мастером Хэмом. В дневнике девицы, сгинувшей много лет назад, говорилось о том, что в Угурте и его окрестностях исчезло шесть девушек. Все — примерно одного возраста. Все отменного здоровья и без странностей, свойственных юным: «Я поняла бы, когда б пропала рябая полубрешачка Клепка, которая попыталась утопиться в винной бочке. Ее потом вытаскивал оттуда папаша и тут же отдал замуж за молодого рыбака Буббу, который воспитывал ее веслом. Но когда, шестой по счету за последние полтора года, исчезла Эли, добрая, милая, аккуратная Эли… Этого я не могу понять».

— Я тоже не могу понять, какое отношение все это имеет к нашему делу, — с некоторым раздражением сказал Ялинек. — Что мы имеем? Ничего, кроме желания попасть на Язык Оборотня и вот этой вашей тетрадки, мастер Хэм. А что нам необходимо?

Мастер Хэм захлопнул тетрадочку. В тоне и хитром выражении лица Ялинека что-то показалось ему подозрительным.

— Что необходимо? Ты куда клонишь?

— Я говорю о том, что надо выпить. Есть отличная настойка на ягодах рябины. Есть альтеррская вишневка. Наконец есть старина вайскеббо! Все это — лучшие судьи в непростых вопросах! Верное решение приходит, так сказать, буднично и незаметно.

Мастер Хэм усмехнулся:

— Да ты что? А тебе известно, что интендант Азар вчера под крики: «Так его!» — велел повесить солдата Трудармии, который напился, украл деньги из общего котла и… снова напился? Воровство и пьянство в вольном государстве Альгам и Кесаврия не имеют права на существование.

— Я же не предлагаю пойти в «Баламут»! — активно запротестовал Ялинек. — Вот там действительно создается ситуация, когда не решишь ни одного вопроса! Честно говоря, я очень удивлен, что интендант Азар до сих пор не дал указания закрыть «Баламут»! Или хотя бы сменить название и устроить там пекарню, что ли…

— Бубба… — пробормотал мастер Хэм. — Какое дурацкое имя.

— Это еще не дурацкое. У нас есть бакалейщица Бабба, которая хвастается сожительством с тем самым интендантом Азаром. Вот у нее — дурацкое. Погоди! — вдруг спохватился Ялинек. — В дневнике этой девицы упомянут Бубба? Так что же мы сидим и перебираем пыльные манускрипты? Можно обратиться к вполне себе живому первоисточнику!

— А ты знаешь этого Буббу?

— Его знают все! — торжественно объявил брешак.

Вор Бубба сидел на пороге своего дома и никак не обнаруживал своей противозаконной сущности: он мирно штопал штаны. За этим предосудительным для мужчины занятием и застали его мастер Хэм и Ялинек. Последний уже успел хорошо подготовить себя к встрече и потому, наповал дыша вишневкой, с ходу принялся распускать язык:

— А бабы окрест не нашлось, чтобы она тебе дыру на заднице зашила?

— Я сейчас сам тебе зашью дыру. И на заднице и на роже. Будешь самодостаточной личностью: никакого обмена со средой, — ответил подкованный в словоблудии Бубба.

Ялинек нисколько не смутился подобным поворотом беседы и предложил:

— Может, пройдем в дом? А то как-то ветрено…

— Мне запрещено.

— Кем?

— Интендантом Трудармии Азаром. Я до вечера должен сидеть на пороге и смотреть вон туда, — бесстрастно отозвался Бубба. — Я позорю наш городок. Старожилы говорят, что еще пару десятков лет назад можно было не запирать дверь и класть шкатулку с ценностями на подоконник распахнутого окна, и никто не возьмет. А теперь благодаря таким, как я, окно приходится иногда запирать. Такое положение дел надо изживать. — Рябая морда плута была совершенно серьезной. — Вы только не подумайте, что это я сам так думаю. Я пересказываю, что вещал мне господин Азар. А уж такой уважаемый человек, конечно, знает, что говорит. Просто так и абы что не ляпнет. В общем, я наказан.

— А в чем суть наказания-то? Сидишь себе на свежем воздухе…

— Ты же сам говорил, что тут ветрено, Ялинек.

— …и в ус не дуешь.

Бубба ухмыльнулся:

— Видишь вон тот кувшин? Вон тот, в десяти шагах от нас, прямо посреди улочки?

— Ну… Вижу.

— Так вот интендант Азар налил его до краев отменным винцом, а в то вино бросил несколько серебряных монет. Понимаешь? И вот теперь я сижу напротив этого добра и не могу выпить вино и взять деньги! Понимаешь сейчас, в чем суть наказания?

И он скрипнул зубами.

Теперь уже ухмыльнулся Ялинек.

— Что ты лыбишься? — наконец прорвало Буббу. — Ты понял, что сделал этот скотина-интендант? Считается, что два десятка лет назад в Угурте можно было спокойно оставлять посреди улицы бутыль с вайскеббо — и никто не отхлебнет, не говоря уж о том, чтобы украсть. Вот он и решил потыкать меня носом в старинные вольности!

— Ага! Так о событиях былого мы и хотели поговорить. И надо же так тому случиться, что как раз о делах двадцатилетней давности. Ну, или чуть меньше.

Бубба насторожился:

— Это ты о чем? И кто это с тобой? — Он, кажется, лишь впервые взглянул на мастера Хэма, который доселе не проронил ни слова. — Что-то я его раньше не видал.

— Неудивительно, — отозвался Ялинек. — Туда, где бывал мой товарищ, тебя не пустят ни пьяного, ни трезвого.

— Да ты что? — отозвался тот и отложил не доштопанные до конца штаны. — Король он, что ли? Или — бери выше — глава Охранного корпуса, который, ежели что, вытрясет душу из этого самого короля?

Ялинек переменился в лице и едва не протрезвел. Впрочем, сэр Милькхэм не стал оправдывать его тревоги. Он широко улыбнулся вору Буббе и сказал:

— Если бы ты только знал, как ты прав! Давай все-таки пройдем в дом. С интендантом Азаром я, если что, договорюсь.

Бубба глянул в светящиеся иронией глаза мастера Хэма и проговорил:

— Ну, раз вы так настаиваете… Ну и знакомые у тебя, Ялинек! — вырвалось у него.

Оказавшись в скромном домике Буббы, мастер Хэм без церемоний уселся на хозяйский стул и спросил:

— Ты был женат на Клепке, полубрешачке?

— Было такое.

— Говорят, она топилась в бочке с вином?

— Если бы вы знали ее славный характер, то сами ежедневно и ежевечерне топили бы себя в бочке с вином, — отозвался тот.

— Говорят, ты воспитывал ее веслом?

— Это только в ту пору, когда я ходил на промысел. Потом меня выставили из артели, и пришлось перейти к свободным занятиям. — Бубба сощурился и добавил: — А что это вы так живо интересуетесь? И откуда знаете такие подробности из моей личной жизни? Тем более что каждую фразу начинаете этим милым словечком: «Говорят». Кто говорит?

— Вот и нам бы узнать: кто говорит… — вздохнул Ялинек.

Без дальнейших околичностей мастер Хэм протянул Буббе дневник девушки, найденный в башенке барона Армина. Тот быстро пробежал глазами несколько строчек и сказал:

— Ну, понятно… Это Дарина писала.

— Кто такая Дарина? И почему ты так в этом уверен?

— Как будто двадцать лет назад в нашем поселке было так уж много грамотных девиц! — пожал плечами Бубба.

— Она тебя упоминает.

— Надеюсь, без подробностей? — насторожился тот.

— Подробностей хватает, но они тебя не касаются. Тут среди прочего сказано, что ты задерживался по подозрению в причастности к похищениям девушек в Угурте и его окрестностях. Было такое?

Вор Бубба сощурился. В его пальцах сверкнул металл. Мастер Хэм спокойно следил за манипуляциями хозяина дома, а потом сказал:

— Убери нож. Тут тебе не «Баламут». Предупреждаю первый и последний раз.

— А иначе — что?

Мастер Хэм приподнял полу длинного плаща, показывая ножны небольшого абордажного фальгара. Он взял со стола яблоко, подбросил его в воздух…

А потом все происходило так быстро, что даже опытный глаз Буббы не зафиксировал всех подробностей. Полы плаща разлетелись в разные стороны, острым веером разрезав воздух. Показавшийся белым клинок полыхнул, пав сверху вниз, а потом мгновенно провернулся в руке мастера Хэма и прошел в горизонтальной плоскости.

На пол упали две совершенно одинаковые четвертинки яблока, разрезанного крест-накрест.

С легким шипением фальгар вернулся в ножны.

Бубба неподвижно стоял на своем месте и наконец произнес:

— Только не говорите, что этому вы научились где-нибудь в Трудармии. Ладно. Я все понял. Готов отвечать на ваши вопросы. Не хотелось бы оказаться на месте этого яблока. Да, меня задержали, и я просидел два месяца в местной тюрьме. Доказательств моей вины найдено не было, и меня отпустили. Правда, с условием, что я уеду из Угурта хотя бы на время.

— Уехал?

— Да. Все-таки я в самом деле ни в чем таком не виноват! Да и вообще, как мне кажется… по округе шли слухи… В общем, думали, что во всем этом замешан пресловутый Язык Оборотня. Дескать, умыкнули девок в Малую Астуанскую башню, и с концами. Понятно, что вслух такие вещи никто не произносил.

— Да я и сейчас советовал бы тебе говорить потише, — отозвался Ялинек.

— Тебе известно, где оно, это место — Язык Оборотня? — спросил бывший глава личной охраны короля. — Насколько мне известно, это маленький полуостровок на побережье.

— Ну и вопросики у вас… Как будто вы этот… гражданский эмиссар Охранного корпуса.

— Ты недалек от истины.

— Не сомневаюсь… На Языке Оборотня мне быть доводилось. Помню только серую стену, за которой начинался сад. Я не сунулся внутрь… Сомневаюсь, что я ушел бы оттуда живым. Я подумал, что лучше лежать вот на этом драном топчане, но живым, чем в золотом гробу.

— Как ты туда попал?

— Не помню… Давно это было.

— Интересно было бы послушать.

— Пожалуйста. У меня, честно говоря, такой богатый жизненный опыт, что иногда думается: как я до сих пор жив? Так вот, про Язык. Что такое Иерархия знаний тайных и явных, вы, конечно, отлично знаете. Как и про Алую сотню магов-ланзаатов. Так вот, думаю, что в деле с Языком Оборотня не обошлось без их штучек. Башня действительно находится где-то на побережье, в окрестностях, но доступ к ней сродни шифру тайного замка. Только когда открываешь дверцу тайника, нужно набрать несколько цифр, а в нашем случае — нужно знать время, место и последовательность неких действий.

— Очень даже дельно… Ты полагаешь, что мы имеем место с обычным «карманом»?

— Простите?..

— По Иерархии таких штук, понятно, не существует, но ланзааты Алой сотни используют этот метод довольно часто, — продолжал бывший глава королевского Охранного корпуса. — Речь идет о замкнутом пространстве, внутрь которого можно попасть, только зная место и время входа. «Карман» совсем рядом, но мы не ощущаем его… Судя по всему, Язык Оборотня относится как раз к таким местам. И мы должны его найти, потому что я чувствую, сколько ответов на проклятые вопросы мы разом получим!

— А меня вы что, хотите взять с собой? — откликнулся Бубба. — Или… прошу прощения, меня того… фьюить? — Он провел ребром ладони по своему горлу.

— Думаю, ты был бы полезен. Даже несмотря на то, что ты откровенно хитришь и недоговариваешь.

— Ну… Тогда назовите цену. Я человек немолодой, чувствительный, мне лишние встряски ни к чему, — сказал тот. — Тем более если они бесплатные…

— Понятно. Сумма будет зависеть от того, что ты можешь предложить. Одно — если ты будешь рассказывать нам байки про хитрых ланзаатов и серую стену. Совсем другое — если ты проведешь нас к Астуанской башне.

Бубба явно колебался. Он переводил взгляд со спокойного, сосредоточенного лица мастера Хэма на четвертинки яблока, по-прежнему валявшиеся на полу. Потом облизнул пересохшие губы и хрипло произнес:

— Я не могу сказать доподлинно, получится ли… «Ключ» от входа на Язык Оборотня дал мне баронский повар Жи-Ру. Зачем?.. Не знаю. Выпил лишнего, может быть. Давно это было.

— Ты получишь десять таких же серебряных монет, как те, что интендант Азар бросил в кувшин с вином. И еще втрое больше, если нам удастся попасть к Астуанской башне, — отчеканил мастер Хэм. — Вот обещанный задаток.

В слегка подрагивающие пальцы Буббы перекочевал кожаный мешочек, перехваченный металлическим ободком. Мастер Хэм пристально наблюдал за выражением лица своего будущего провожатого. Наконец тот сказал:

— Ялинек, от тебя разит, как от винной бочки. Наверняка у тебя есть с собой. Плесни для храбрости… У нас есть время до вечера. Выйдем с заходом солнца.

— Ты же понимаешь, что дело серьезное, — вымолвил мастер Хэм. — Речь идет не только о смертельном риске и наших жизнях. Если ляпнешь лишнее, не доживешь даже до Языка Оборотня: помрешь не в лапах чудовищ, а вполне банально.

— Да понял. Наливай. Все равно не возьмет. Даже вайскеббо.

— Что так?

— Страшно…

Вор Бубба оказался совершенно прав. Несмотря на то что вновь образованное трио выпило едва ли не ведро ядреной настойки (Ялинек два раза бегал за добавкой в «Баламут»), никто толком не опьянел. Стоило подумать о грядущей ночной вылазке, хмель предательски улетучивался. Мастер Хэм не препятствовал Ялинеку и Буббе осушать стакан за стаканом, хотя, казалось бы, именно он должен был ратовать за ясную голову и проворные ноги тех, кто согласился его сопровождать. Сам он выпил лошадиную дозу, но даже не переменился в лице: оно лишь немного отяжелело и стало более задумчивым.

Пили молча. Лишь время от времени Ялинек пытался шутить, но его шутки выходили тяжелыми и кособокими, как рассыпающийся старый сарай.

Подумать было о чем.

Бывший сэр Милькхэм доподлинно помнил, что бывал в Малой Астуанской башне какие-то четыре года назад. Он помнил, что в зал, где они сидели, проникли какие-то посторонние. Помнил, как упала люстра; как опрокинулся Котел лжи и повалили из него клубы нежного, мягко опалесцирующего жемчужного дыма. Потом воспоминания затянуло туманом, и сейчас, когда он силился припомнить ну хоть что-то из последующих событий четырехлетней давности, память отказывала.

Время от времени в голове проскальзывали какие-то растрепанные, разрозненные обрывки воспоминаний. Какой-то подвал. Какие-то огромные чаны, вкопанные в грунт. Страшный холод. Переплетенные руки и ноги и затем чьи-то насмешливые слова, которые поставили крест на прежнем сэре Милькхэме.

«Наверно, я увидел нечто такое, что поразило даже меня, — размышлял он. — Что это могло быть? Я точно знаю, что двадцать лет назад доставил Дары Омута — наверно, как раз ту дьявольски холодную капсулу с письменами — в эту башню. С большой долей вероятности эта капсула хранилась там, на Языке Оборотня, все эти годы. Что же сделали с этим заморским товаром Астуан и его подручные?»

Думал о своем и вор Бубба. Эти двое, пришедшие к нему так неожиданно и некстати, разбередили старые воспоминания. Крепкая настойка, обжигающая язык, помогла ему вырваться из тесной, наполненной запахами спиртного комнаты. И — ну хоть ненадолго — вернуть то свирепое приключение, что произошло с ним восемнадцать лет назад.

«Меня выпустили из тюрьмы. Я никого не похищал, это брехня… Меня очень удобно и просто было обвинить… И обвинили. Странно даже, что я вышел. Особенно если учесть, что я догадывался, кто за этим стоит. Точнее, причастен к этому, — повторял про себя Бубба. — И Жи-Ру не напрасно сказал мне, как проникнуть туда. Они думали, что я не вернусь. А я вернулся… Просто потому, что не хватило духа перемахнуть через стену. Хоть и поклялся, что разберусь, кто меня так подставил, кто на самом деле утащил этих несчастных девчонок. Но это не мое дело… Да… Кишка тонка… Утащили Дарину, Эли, других… Да! Только потому, что струсил, я остался жив…»

Перебирал свои невеселые воспоминания и Ялинек. Этот-то точно знал, кто может ответить на большинство вопросов.

Но он не знал, радоваться ему или ликовать оттого, что этот человек сейчас находится далеко.

«Сегодня многое прояснится… — бормотал про себя Ялинек. — Сегодня много станет на свои места… Вот только переживем ли мы этот момент истины?»

Он вспоминал, как про поход на Язык Оборотня шепотом рассказывал его племянник Ржига. Сначала, конечно, Ялинек не поверил. Что не сбрехнут эти мальчишки? Откуда они узнали, как пройти туда? Но потом, вслушавшись в сбивчивые слова Ржиги, он понял, что тот не врет.

«Если двое юнцов и девчонка смогли выжить, не испугаться, вернуться оттуда живыми, то почему это не удастся нам, трем взрослым мужчинам? Один из которых к тому же блистательно владеет любым оружием, а другой ловок и хитер? Да и я, наверно, не самый последний трус… Нужно, нужно смочь! Все равно эта тайна уже не отпустит меня. Пшистанеку она стоила жизни. А мне — двадцатилетнего непокоя и постоянной боли в груди. Я должен!»

Заходящее солнце уже скрылось за низкими крышами домов. Кроваво расцветило тяжелую груду облаков, повисших над Угуртом. Мастер Хэм, вставая, вымолвил:

— Пора.

Тропинка вилась среди острых камней. Взмывала вверх, по склону холма, и снова заваливалась вниз.

Когда-то по этой тропинке прошли Ржига, Себастьян и Аннабель. Она выскальзывала из-под ног тех, кто пошел по их следу.

— Здесь должно быть дерево… — тихо сказал Бубба. — Большое старое дерево. Мы вряд ли его пропустим.

— Что за дерево?

— Это ключ. С его помощью мы попадем на Язык Оборотня. Так рассказывал мне много лет назад Жи-Ру.

— Этот повар на самом деле много знает, — встрял Ялинек, лязгнув зубами. — Все-таки он ходил за Столпы Мелькуинна вместе с обоими Бреннанами. Наверно, сейчас он где-то там же… — не подумав, добавил он.

Наконец они увидели то, что искали: старый, частично засохший вяз с морщинистой корой и огромной, скошенной налево кроной. В его ветвях запутались багровые остатки отгоревшего дня.

Темнело на глазах. Мастер Хэм хладнокровно извлек из-под плаща фонарь и зажег. Он выжидательно посмотрел на вора Буббу:

— Ну? Что делать дальше? Ведь должна быть последовательность действий, как при открытии тайника.

— Нужно трижды обойти дерево против хода солнца, — сказал Бубба. — Все.

Не дожидаясь, пока его спутники выстроятся за его спиной, мастер Хэм решительно шагнул к древнему стволу.

Через четверть часа все трое стояли у древней серой стены, у тяжелых кованых ворот, на которые наползали зеленые волны плюща.

— Что-то заперто. Нас не ждут, даже невежливо как-то, — по извечной брешаковской привычке попытался сострить Ялинек.

— Куда хуже, если нас ждут, — тотчас отозвался мастер Хэм, освещая тусклый металл ворот и выщербленные камни, из которых была сложена стена.

У несчастного Буббы подогнулись ноги. Он сел на маленький лысый бугорок, облепленный чахлой травкой, и взялся за голову. Его лицо выражало отчаяние.

— Я не пойду, — пробормотал он. — Не пойду, отдайте мне деньги, и я вернусь в Угурт! Вы обещали…

— Ты никуда не пойдешь, — сказал мастер Хэм. — Если не хочешь идти с нами к башне, останешься здесь, у стены. Подождешь, пока мы вернемся… — понизив голос, добавил он. — Даже если придется ждать целую вечность.

Бубба заскрежетал зубами, но бывший лорд-протектор королевского Охранного корпуса остался непреклонен.

Аллея рододендронов и акаций — та самая, с высоким старинным фонтаном — встретила их звенящей тишиной. Из-за облаков показалась уже луна, залившая аллею неясным мучным светом.

Сэр Милькхэм вытащил из ножен фальгар. Вооружился длинным кинжалом Ялинек. Бубба сделал огромный глоток вайскеббо из кожаной фляги и, уняв бьющую его крупную дрожь, вытянул из рукава нож.

Донжон Малой Астуанской башни высился в полутора сотнях шагов от них. В воздухе растекались волны нестерпимой вони, и когда они вторгались в ноздри, становилось жарко и мерзко до тошноты. Но запахи отступали, и только после этого можно было определиться в пространстве и увидеть под ногами древний мостовой камень, уложенный один к одному.

Откуда-то сыпалась бурая пыль, пятнающая одежду. Основательный слой этой пыли на земле, на камнях, на растениях давал понять, что уже длительное время никто живой не посещал это место.

Они шли по одной линии, и чем дальше, тем больше это напоминало путь по узкому горному карнизу, круто обрывающемуся в пропасть.

Сходство с высокогорьем усугублялось тем, что с каждым шагом становилось все холоднее. Воздух, еще недавно удушливо-теплый и влажный, теперь был колючим и щипал кожу. К тому моменту, как троица поравнялась со старым фонтаном посередине аллеи, у Ялинека, одетого в одну легкую блузу и болтающиеся на худых ногах широкие штаны, зуб на зуб не попадал.

Впрочем, не только от холода.

Тут в бассейне забурлила вода. Зашипела, свиваясь тугими кольцами. Прямо на мастера Хэма и его сопровождающих выпрыгнула тварь, похожая на огромного удава. Однако, в отличие от змеи, у существа было несколько пар конечностей, сочлененных таким образом, что они могли удлиняться на манер подзорной трубы.

Если бы Ржига был здесь, а не на палубе далекого «Громобоя», он рассказал бы своему дяде, что этот монстр также удостаивал их своим вниманием четыре года назад. Правда, разглядев незваных гостей, в тот раз суррикен убрался восвояси, в черные воды.

Мастеру Хэму, Ялинеку и Буббе повезло несколько меньше.

Впрочем, двое последних даже не успели толком испугаться: Ялинека зацепило длинным гладким хвостом твари, и брешак отлетел в близлежащие кусты, а Бубба пополз туда же уже по собственной инициативе. Мастер Хэм ловко уклонился от выпада твари и, сделав широкий шаг, ударом фальгара снес суррикену полчерепа.

Из кустов послышался тоскливый вой Буббы: не успев залезть в кусты, он был вынужден позорно ретироваться оттуда. Ему в руки вцепилось несколько колючих побегов, выпускающих липкие шевелящиеся усики. Ощущения были примерно такими же, как если бы к руке приложили разогретую тонкую проволоку.

Вереща, Бубба взмахнул рукой с зажатым в ней ножом и отсек назойливые побеги. Мощная рука мастера Хэма вытащила его из хищного куста и встряхнула.

— Соберись! Это сущая безделица.

— Ничего себе безделица, — донесся тихий растерянный голос Ялинека. Тот стоял над изуродованным черепом твари и завороженно наблюдал, как с клыков мертвого суррикена стекает густеющая желтая слюна.

— А ты что думал? Это страшилище можно хотя бы убить холодным оружием. Не думаю, что в этой башне все такие… — отозвался мастер Хэм.

— Вы очень удачно выбрали время, чтобы сообщить нам эти успокоительные сведения, — пробормотал Ялинек, еле шевеля костенеющим то ли от холода, то ли от чудовищных предчувствий языком.

Они двинулись дальше. Вор Бубба и брешак Ялинек старались не смотреть никуда, кроме как в широкую спину идущего первым мастера Хэма. Отовсюду слетались к ним неясные звуки: и тихий шепот, и прерывистый тихий стон, и шершавый шорох. Пару раз что-то крякнуло, словно под огромной тяжестью сломалась сухая ветвь. Стена плюща, оплетавшего донжон Малой Астуанской башни прямо по ходу следования, вздымалась и снова опадала, словно кузнечные мехи. Трио обошло башню вдоль стены с севера и оказалось у входа в просторный двор.

Внутренние ворота — в отличие от тех, внешних, что у входа в сад, были распахнуты настежь. В замкнутом пространстве кувыркался ветер, поднимал с земли обрывки бумаги, ткани, ворохи прошлогодних листьев. «А снаружи ведь ни ветерка, — подумал сэр Милькхэм. — Это вам не какая-то многоножка-переросток. Это уже серьезно…»

Его слова подтвердились мгновенно. Двор наполнился красными светящимися точками, расставленными попарно. Медленно-медленно, словно смакуя момент, из тьмы в основании башни вытягивались твари. Их было много, никак не меньше двух десятков.

От стаи тугими волнами расходился холод. Обжигающий. Острый, как розовый лед в руках Предрассветного брата.

Если бы тварей видел Себастьян, он отметил бы, что те представляют из себя выродившуюся породу ледниковых эльмов — правда, существенно более мелкую, чем в заклятом айсберге. Размером примерно с крупного пса, но отвратительнее и злее. Мордой, грудью и передними лапами эти твари действительно смахивали на уродливых псин, но дальше сходство улетучивалось: вместо задних лап имелся тот самый мощный пружинистый хвост. Он вздувался круглыми выпуклостями и снова опадал, словно под бледно-серой кожей ходили мощные шары.

Заканчивать изучение анатомии врага мастеру Хэму пришлось уже в движении: две твари с чудовищной силой оттолкнулись от земли; тотчас развили огромную скорость…

И мгновенно оказались на расстоянии протянутой руки от него.

Бывший глава Охранного корпуса даже не раздумывал над последовательностью действий. Он выставил фальгар, и одно из чудовищ само насадилось на клинок. Совсем близко от лица мастера Хэма метнулась разверстая пасть и дико выкаченные яростью глаза — и тварь стекла на землю.

Тяжелым сапогом с подкованной подошвой мастер Хэм встретил второго. Зажатым в левой руке ножом он, почти не глядя, полоснул тварь по глазам. Судя по дикому реву, тотчас скатившемуся в слабое повизгивание — попал.

Его компаньоны были не так счастливы, как он.

Ялинеку охранная тварь Малой Астуанской башни вцепилась в щиколотку. Брешак стегал зверя по морде подхваченным где-то тут же, на дворе, металлическим прутом, прыгал на одной ноге и отчаянно пытался стряхнуть с себя тяжелого, лишь вполовину меньше его самого, хищника. Второй прыгнул на плечи, но Ялинеку удалось извернуться и так хватить фонарем по башке гнусного создания, что горящее масло залило всю морду зверя. С воем он покатился по земле, напарываясь на острые камни, усеивающие двор, и оставляя на них окровавленные клочки шкуры.

Изловчившись, Ялинек полоснул повисшую на ноге тварь кинжалом и наконец-то почувствовал, что челюсти разжались.

Впрочем, это ничего не меняло. Тут же, в нескольких шагах, балансируя на свернутых тугой спиралью хвостах, готовились к броску еще пятеро. Не меньше. Ялинек попятился и краем глаза выхватил темный проем приоткрытой двери, ведущей в башню. Хромая, бедолага Ялинек сделал три отчаянных, три великолепных прыжка, на которые не сподобился до сих пор еще ни один брешак. Он прошмыгнул в приоткрытую дверь и захлопнул ее изнутри. Тотчас же в массив двери, перехваченной полосами потемневшего от времени металла, впечаталась оскаленная морда твари.

И треснула, как гнилая тыква.

Между тем трое других тварей рвали на куски вора Буббу. Он успел издать только один-единственный отчаянный крик. Он кричал бы еще, но монстр взмахнул бледной когтистой лапой — и так и не рожденные крики кровавыми пузырями шипящим клекотом выдавились из разорванного горла Буббы. И полопались.

Зверь располосовал все горло, деловито сорвал голову вора с плеч. Урча, начал выдирать трубку гортани и бахрому вяло болтающихся жил, добираясь до мозга. Двое остальных с удивительной быстротой и легкостью разорвали на клочки обезглавленное тело. На несколько мгновений практически все уцелевшие твари сгрудились вокруг останков Буббы и выпустили из виду мастера Хэма.

Тот очень хотел жить. Он бросился к башенной двери, за которой минуту назад исчез Ялинек. Ударил кулаком раз и другой.

— Ялинек… чертов брешак! Открывай!

Молчание.

— Ялинек! Это я, Хэм!

Ответа не последовало.

Монстры доели Буббу и один за другим стали поворачиваться к последней потенциальной жертве.

Уже не надеясь, мастер Хэм стукнул в дверь последний раз и, повернувшись к ней спиной, стал готовиться к обороне.

И тут за ним заскрежетал металл.

Дверь стала открываться…

Медленно, медленно, бочком, приставными шажками вытащился оттуда Ялинек. Он был похож на сломанную детскую игрушку-попрыгуна.

— Там… Там…

У него были совершенно мертвые, белые глаза, когда он дважды произнес это коротенькое слово.

«Что же такое он увидел, что заставило его выбежать обратно на растерзание этим скотам?» — как всплеск, взлетела мысль в голове мастера Хэма.

— Что? Что?!

Ялинек сделал еще один шаг, наклонился вперед и упал лицом вниз, словно голову залили свинцом и она, отяжелев, перевесила… На него тотчас кинулся один из зверей и вцепился в плечо. Ялинек даже не вздрогнул. Мастер Хэм широко размахнулся и, чуть не зацепив брешака, снес чудовищному зверю весь купол черепа. Потом, рискуя оказаться открытым для нападения, обеими руками рванул на себя холодный, как промерзшая январская земля, труп твари.

Она подалась вместе с куском плеча Ялинека. Неприметно белел обломок ключичной кости. Удивительно, что кровь не шла из огромной разверстой раны, подбитой по краям светло-серым инеем.

Мастер Хэм не выпустил Ялинека. В нем поселилось несгибаемое, упрямое ощущение того, что тот жив. И — мучительно не хотелось оставаться один на один с тем, что ждет его в башне…

Твари почему-то медлили.

Не нападали.

Мастер Хэм не стал доискиваться причин этого странного поведения, а вошел в башню и захлопнул дверь.

Удивительно, но тут не было темно, хотя на глаза не попадалось ни одного явственного источника света. Пространство было наполнено хрупким серым сумраком. Мастер Хэм огляделся: он находился в небольшом зале, посреди которого стоял огромный дубовый стол. Из пустого камина тянуло жутким холодом. Наверно, этот камень много лет не знал, что такое огонь.

На рассохшемся паркете рядом со столом лежала огромная кованая люстра, похожая на многорукое чудовище; на каждом бронзовом щупальце был вычеканен глаз.

Мастер Хэм скрипнул зубами, увидев этот символ. Перед глазами колыхнулось видение: эта самая люстра слетает с цепи и летит ему на голову.

«Да, несомненно, это тот самый зал, где четыре года назад… где четыре года назад!» — повторял про себя бывший глава Охранного корпуса.

Черепки Котла лжи также валялись нетронутые. Их покрывала какая-то желтая пушистая плесень, при одном взгляде на которую у мастера Хэма заныли от стылого ужаса зубы и суставы. Кое-где на полу виднелись странные студенистые натеки, вздрагивающие, будто кто-то беззвучно, но с силой бил в перекрытие снизу.

Жаркое тошнотворное чувство обожгло мастеру Хэму гортань и пищевод, и его выворотило наизнанку.

— Дальше будет хуже… — вдруг прозвучал рядом голос Ялинека. Он пришел в себя и незаметно поднялся, пока мастера Хэма рвало. Брешак остолбенело смотрел на свою чудовищную рану. Его рука висела обездвиженная.

— Как ты?

— Мне не больно.

— Ты можешь идти?

— Мне не больно. Я могу. Я сам… Ее нет… Внизу.

— Что сам? Кто она? — вырвалось у мастера Хэма, все с большей тревогой глядящего на своего спутника.

— Сам покажу… Это здесь.

Мастер Хэм медленно спрятал фальгар в ножны. Чутье проверенного, опытного воина подсказало ему, что оружие не пригодится. Бессильно.

Путь лежал в подвал. Они спустились по спиралевидной лестнице, состоящей из сотни земляных ступенек, накрепко схваченных чудовищным холодом. За какую-то пару минут мастер Хэм промерз до костей, и к последней ступеньке он уже не чувствовал пальцев ног.

Шагнув на ту самую сотую ступеньку, он оказался на пороге сводчатого зала. Его стены были сложены из огромных ледяных блоков. Вдоль них стояли трех-, четырехугольные, крестообразные, ромбовидные рамы всех размеров, с которых свисали ремни, разноцветные полые трубки, едва видимые глазу серебряные нити, кое-где собирающиеся в пучки и испускающие неяркое сияние. Прямо в стене, во льду были вырублены ниши сложных очертаний, в которых помещалось огромное количество колб, сосудов, стеклянных пробирок и металлических форм. Прямо изо льда торчало оружие самых разных видов и назначений — от широкого мясницкого ножа, с полосой для кровостока и тяжелого двузубца до парящих бабочек-бритв, крошечных полусфер с заточенными краями и узкой серебряной полосы хирургического скальпеля.

Из ледяной стены смотрело несколько перекошенных морд. Когда-то, наверно, все это принадлежало живым существам. Может, даже людям. Но сейчас выражение застывших лиц, остановленное мгновенной смертью, было одинаковым у всех: выпученные стеклянные глаза, оскаленные рты с вываленными и частью обкусанными языками.

И все это было усажено тяжелыми кристаллами льда.

На изучение стен и их достопримечательностей любознательный мастер Хэм затратил, наверно, одно не самое длинное мгновение. Его взгляд безошибочно притянуло то, что находилось в центре зала.

Это было несколько тяжеленных котлов, глубоко врытых в мерзлый грунт. Тот, что тверже бетона. Кажется, их было шесть или семь. Между двумя центральныями котлами на ледяном столбе лежала капсула. На ней виднелись блеклые письмена, похожие на измученных, изувеченных, подползших совсем близко к смерти паучков.

Та самая капсула, переданная двадцать лет назад в руки сэра Милькхэма.

Конечно, он узнал ее.

— Дар Омута, — низко и хрипло выговорил он.

Откуда-то сбоку, слева от входа в подвал, просочилось сдавленное шипение. Будто прокололи туго накачанные кузнечные мехи. Мастер Хэм еще до того, как повернул голову, знал, что увидит нечто чудовищное.

Он смотрел даже не на источник этих звуков, а на своего провожатого в это холодное, странное место.

Ялинек жадно схватился за сердце и прошептал мелко подергивающимися, синеющими губами:

— Это она… Это Дарина, мать… Ма-ма! — Он прервался и затрясся всем телом, запрокидывая голову, мучительно закатывая глаза. — А-а-а… Ы-ы-ых! Они… они все-таки добрались до сердца! — испустил он последний вопль и ничком упал на пол.

В чудовищной ране на плече таял иней.

Брешак был мертв.

И вот тогда мастер Хэм, отбросив страх и вспомнив, что когда-то он был сэром Милькхэмом Малюддо, — повернул голову налево.

Там стояла прекрасная женщина. Точнее, она, безусловно, была когда-то таковой, но теперь черты ее лица застыли, обессмыслились; из разорванного горла торчало какое-то длинное шевелящееся образование, похожее на хищный побег растения. С побега текла тягучая серая жидкость. Но страшнее всего было не это. И не глаза, накачанные свинцовой тяжестью. И не сжатые холодом губы, превратившиеся в две вытянутые серые полоски, растрескавшиеся, пронизанные кристаллами льда.

Живот.

Живот женщины напоминал створки насильственно раскрытой устрицы, и сэр Милькхэм мог бы поклясться, будто что-то там вращалось, как остывающий и снова разогревающийся радужный шар; будто было что-то живое, испускающее сгустки тяжелого темно-оранжевого света.

Свисавшие наружу кишки напоминали гроздья винограда, уничтоженные не вовремя нагрянувшим морозом. Женщина была полностью обнажена, и выступали на ее безупречной светлой коже синие сплетения вен. На внутренней стороне бедер, на разорванном животе, на белых руках, оплетенных этой чудовищной сеткой…

Мастер Хэм захотел что-то сказать, но у него не шевелился язык. «Ее нет, — повторял он про себя. — Она давно умерла, и так нельзя!»

Между тем Дарина, не выказывая знаков внимания к Хэму, сделала несколько порывистых шагов и бросилась в котел. Мастер не сразу заметил, как перед прыжком она придерживала голову. Череп был соединен с телом одним позвоночным столбом, разболтанным и зыбким.

Сэр Милькхэм пошатнулся. Он начал вспоминать…

Память щедро и жутко возвращала ему то, что происходило здесь, в этой же башне, в этом же подвале четыре года назад. То, из-за чего он был уничтожен. Выброшен из числа сильных мира сего.

Мастер Хэм на негнущихся ногах подошел к котлам и глянул вниз…

Он увидел, как в тисках льда, обводящего стенки этих котлов, в кипящей вопреки всему тягучей маслянистой жидкости плавают тела молодых женщин. Любой из них было не больше двадцати лет… Они были стройные и полные, светловолосые, брюнетки или совсем с голым черепом; здесь были уроженки здешних мест, девушка из Альгама и даже одна брешачка.

Но у всех была одна и та же чудовищная подробность.

Живот каждой из женщин был разворочен так, словно там разорвалась сигнальная ракета, напичканная взрывчатым веществом. Ребра торчали наружу, изувеченная печень и другие органы болтались на тоненьких ниточках нервов и кровеносных сосудов, но не отходили окончательно от тела. Такая же, как у Дарины, синяя сетка вен проступала на руках, на шее, на груди, на бедрах. В чреве женщин почудилось мастеру Хэму какое-то слабое и суетливое, как дыхание воробья, лиловое сияние, но он тотчас же отпрянул от котлов.

Не стал подтверждать зловещую догадку, вызревающую в мозгу.

Только сейчас он заметил, что один из зверей, поджидавших их во внутреннем дворе, все-таки успел укусить его. Все левое предплечье мастера Хэма было исполосовано и разворочено клыками. Но из устрашающей раны не текла кровь, напротив — курился какой-то морозный дымок, и не было боли. Никакой.

— Мерзкие твари… — пробормотал бывший лорд-протектор.

— О да! Это особое племя! — прозвучал за его спиной чей-то звучный хрипловатый голос, и уж конечно, он не мог принадлежать никому из тех, кто пошел с ним в Малую Астуанскую башню. — У эльмов, даже самых последних их выродков, особая слюна и особый укус. Сначала он доставляет дикую боль, а потом почти мгновенно замораживает ее. Но потом боль возвращается и все растет, и единственное противоядие от нее — снова клыки и слюна эльма. Говорят, в прежние времена вокруг этого места, прокляни его Илу-Март, слонялись целые орды безруких. Ползали целые стада безногих. Бродили калеки со сломанными и выкорчеванными ребрами, с вырванными боками. Падали и снова поднимались. И просили только одного: чтобы их снова укусил эльм.

Мастер Хэм обернулся и увидел огромную фигуру и словно вырезанное из слоновой кости лицо владетеля Корнельского. Ноздри второго человека в государстве тонко трепетали и раздувались.

— Каспиус? — уронил сэр Милькхэм.

— Я доподлинно знал, что ты придешь сюда, — тихо сказал Каспиус Бреннан-старший. — Придешь с самыми благородными намерениями, достойными мужчины и воина. Но это все равно никого не спасет. По крайней мере, тебя. И от этого уже ничего не изменится. Для тебя, сэр Милькхэм, уж точно. Не стану рассказывать о том, как мне удалось узнать время твоего прихода. Как и то, почему все окружающее нас сейчас не причиняет мне вреда. Ты уже видел этот подвал. Четыре года назад. Ты не принял эту работу… Ты отверг ее, сказал, что ты воин и не издеваешься над женщинами. А ведь ты столько сделал для того, чтобы живая плоть Маннитов была воссоздана!

— Значит, вот что было в этой капсуле? — пробормотал тот.

— Да. Семя Маннитов! — уронил владетель Корнельский. — Великих шутников, Отцов погибели. Их семя — это всепожирающая субстанция, которую может на время укротить только очень сильный холод. Это — очень мощная вещь, способная на самые ужасающие, на самые свирепые чудеса. Из него-то мы и должны были вырастить настоящее Дитя Отцов Катастрофы. Потому что существо с кровью Маннитов в жилах способно уберечь нас от большой беды. От новой погибели. От Катастрофы. От полного, всепожирающего конца. Только — оно. Нужна кровь Великих шутников…

Сэр Милькхэм не слышал последних фраз владетеля Корнельского. Он снова подошел к котлам и не отрывал глаз от изуродованных женских тел, плавающих в кипящей маслянистой жидкости, окруженной льдом.

— Астуан вживлял семя живым женщинам, похищенным тут же, в окрестностях Угурта? Но они же, Манниты… они были гигантами… и… невозможно было угадать, как будет развиваться ситуация… — наконец выдавил он.

— А кто сказал, что можно вырастить настоящего Маннита с первого раза? — тронул огромными плечами Бреннан-старший. — Даже мудрейший ланзаат Астуан сказал, что потребуется три-четыре бесплодные попытки… Семя Великих шутников разрывает, словно гнилую тряпку, не только хрупкую человеческую плоть, но даже вековые деревья и тяжелые камни. Но камень Дитя выносить не способен. Тем более такое Дитя! И вот поэтому…

— И вот поэтому вы и взяли нескольких девушек, чтобы в их чреве выращивать уменьшенную вдесятеро копию Отца Катастрофы, суррикена. Существо, неотличимое от обычного человека.

— Ну почему же — мы? Девушек отбирал покойный барон Армин. Он все знал. Он все знал! И нисколько не брезговал тем, что ему было поручено.

— Но теперь, когда все уже сделано… почему они здесь? Почему не похоронить их по-человечески? — отчаянно подбирал слова мастер Хэм.

Бреннан окинул взглядом ряд котлов, подбитых этим дьявольским синим льдом, и ответил:

— Нельзя. Ни в коем случае нельзя выпускать биологический материал Маннитов во внешнюю среду. Это может привести к чудовищным последствиям. Которые нельзя предугадать. Нет. Их тела будут храниться здесь в особой жидкости под контролем корневого эльма. Вечно.

Мастер Хэм сжался и на одном дыхании вытолкнул из себя главный вопрос:

— Я так понимаю, что вам удался этот опыт. Кто же?

— Ты хочешь спросить, кто из живущих ныне является прямым наследником Илу-Марта?

— Да.

— Четыре года назад трое детей пробрались в эту башню. Мое доверенное лицо как бы ненароком сообщило им, как можно проникнуть сюда. О, это прекрасное детское любопытство, когда не надо объяснять, зачем и почему… Мы проверяли, как твари башни отреагируют на потомка Отцов. О, их тут собрано немало из всех самых страшных уголков Омута, и ты видел лишь малую их часть! Но проверка удалась: ни один страж Языка Оборотня не рискнул тронуть Дитя. Просто не посмел. Нельзя. Никак нельзя. Тысячелетний инстинкт.

— Ты хочешь сказать, что… Аннабель…

— Да.

— …Себастьян…

— Именно.

— …или Ржига — кто-то из них и есть тот самый плод вашего дикого эксперимента с Дарами Омута? Но кто? Кто?

— А вот ты подумай.

— У Аннабели нет матери, ее отец барон Армин говорил, что она умерла… при родах. У Ржиги… он полубрешак, а среди этих женщин есть одна из племени брешкху.

— Да. Кстати, это родная сестра Ялинека, который теперь лежит здесь. Но это вовсе не означает, что племянник Ялинека и есть тот самый…

Кажется, владетель Корнельский получал удовольствие от того, что нарочито запутывал мастера Хэма и говорил загадками.

У того бегали глаза. Он отчаянно бормотал, хрипя, задыхаясь, давясь нечеловеческим холодом, царящим здесь:

— Нет матери. Нет матери. Не-э-эт! Подходят все трое. Ржига — наполовину… Аннабель нечеловечески прекрасна, подобно сохранившимся ликам Манниток. А может. Или это все-таки она? И ее увезли только потому, что она прямой потомок Маннитов? И именно поэтому твой сын бросился за ней в погоню?

— Все не совсем так, — отозвался герцог Корнельский. — Точнее, совсем не так. Но тебе уже нет смысла узнавать истину.

— Если вдруг не она, то… Себастьян вообще непонятно откуда взялся, — продолжал свои жалкие размышления вслух гость башни. — Ладно… Это неважно. Это совсем уже неважно! Важно другое. Мне даже представить жутко, зачем вам понадобился представитель расы, сгинувшей два тысячелетия назад… — пробормотал окончательно сникший сэр Милькхэм.

— А я бы объяснил. И ведь это очень высокая цель! Да! Не преследующая никакой личной корысти. Да только бесполезно. Ты уже отказался работать с нами четыре года назад, ты сказал, что ты не изувер и не можешь такой ценой… В тот раз Астуан ограничился тем, что отобрал у тебя лицензию ланзаата. Вырвал с мясом. Сам понимаешь, что это влечет за собой не только утрату статуса, но и значительные провалы в пластах памяти. Отсюда и все твои беды, сэр Милькхэм. Ты отказался выполнять свой долг, ты оказался слаб и мягкосердечен. И ладно бы тебе забыть, успокоиться, забиться в какую-нибудь пыльную складку бытия… Но ты не успокоился. Ты проявил нелепое упорство. Ты послал мне идиотское письмо с угрозами. Я хранил его и до сих пор ношу с собой. Вот.

Он извлек из кармана вчетверо сложенный лист бумаги. Развернул, пригладил ладонью и прочитал:

— «Я отлично понимаю, что, написав тебе, страшно рискую и могу раскрыться. Но одна мысль о том, что все вы, лишь проглядев эти строки, потемнели и стали лихорадочно перебирать в памяти то, что пытаюсь вспомнить я, наполняет меня молодой верой в себя. Кто бы мог подумать, что та наша встреча в Старой бухте, где были явлены Дары Омута, будет столь незабываема?» Красивый слог, благородные мысли! Все четко и откровенно, как и полагается воину твоего звания. Так что получай свою награду и за благородство и за откровенность.

Он поднял ствол «серпантина» и выстрелил во взмокший лоб мастера Хэма.

 

Глава 6

Стопа бога

Прибрежные воды Черной Токопильи.

Три недели спустя

— Завтра к полудню мы должны быть в Эса-Гилль. Тут совсем недалеко, — сказал Магр Чужак и швырнул остатки своей скудной вечерней трапезы двум кемметери, безмолвно застывшим у дверей каюты. Те опустились на колени и стали подбирать остатки солонины, сухари и подсушенный сыр.

Эту ночь Аннабель не спала совсем. Ей вспоминался Себастьян, тот, прежний, из самых юных пластов ее памяти.

Она знала его с ранних лет. На ее глазах проходила юность Себастьяна. Угловатый, неловкий, насмешливый. Ранимый. Ни на кого не похожий. Над ним смеялись и называли Утенком. Словно оправдывая это прозвище, он с детства тянулся к воде и уже годам к десяти выучился плавать так, что перегонял даже опытных рыбаков.

А потом он стал взрослеть. Медленно, куда медленнее, чем окружающие его подростки приморского поселка Угурт, многие из которых уже к четырнадцати-пятнадцати годам, разбившись по парочкам, залезали в лодки, на сеновалы, в бурную зелень, обступавшую городок каждую весну.

Себастьян не смел даже поцеловать ее, Аннабель. Даже прикоснуться губами к ее руке, шее, лицу. Он просто смотрел. Он так смотрел…

Идиотские выходки и шуточки, на которые подбивал Себастьяна Ржига, только усиливали впечатление мучительной неловкости, которую чувствовал юноша, находясь в обществе подруги детства. Однажды они посадили ее в бочку с промысловыми медузами, из которых делали клей, красители и кучу других непонятных гадостей. Платье пришлось выкинуть. Она смотрела на двух этих дураков полными гнева и слез глазами, кривила губы и выкрикивала: «Тупицы! Остолопы! Я скажу, и вам так всекут! Это было любимое… это было мое лю-би-мое платье! Я вас ненавижу! Ненавижу!»

Почему эти воспоминания детства так обильно, так всепоглощающе возвращала ей память? Может, потому, что уже завтра покажутся мрачные башни Эса-Гилль, столицы проклятой Черной Токопильи, и все прошлое завертится штопором и канет на самое дно памяти, как в Омут? И она никогда не увидит Себастьяна?

Почему она думает о нем? Именно о нем? Ведь точно так же она никогда не увидит ни Ржигу, ни отца, ни человека, с которым она хотела связать жизнь, — великолепного и гордого Ариолана Бэйла. Почему Себастьян? Плывут, плывут перед мысленным взором его темные глаза под высоким лбом, сверкают тесно посаженные белые зубы, взлетают вверх худые загорелые руки, когда он машет ей, Аннабели, зовя на побережье…

Нет смысла травить душу этими воспоминаниями, твердо решила она. Завтра ее ждет новая жизнь, которая разрушит все, что было доныне. И она забудет, забудет все.

И может, даже будет лучше. Магр Чужак — явно не последний человек в своем мире, он храбр и умен, он решителен. Он превосходно владеет собой: если не считать того раза, когда он схватил ее за запястье в самом начале плавания, то за все время этого путешествия он не прикоснулся к пленнице и пальцем. Он знатен и хорош собой, наконец. И эти татуировки на мускулистых предплечьях — свидетельство той силы, которая поможет ей, Аннабели, переродиться и никогда не вспоминать о себе прежней…

Девушка ударила ладонью по собственной щеке, ужаснувшись этим мыслям. Откуда они? Стыдно! Как — предать всех, предать землю своих предков… предать Себастьяна? Немыслимо, невозможно! И если не хватает сил убить себя, если она думает жить малодушной надеждой на избавление — надо хотя бы в этом идти до конца.

Она крепко сжала губы и посмотрела в зеркало. Только сейчас она вспомнила, что это то самое диковинное зеркальце, которое она подарила в свое время Себастьяну. На его оборотной стороне должно быть изображено что-то вроде осьминога. Аннабель рассматривала старинную чеканку, а потом снова глянула в зеркальное отражение.

Ей вдруг показалось, что поверхность зеркала помутнела. Будто заструились по ней странные подтеки, как будто там, по ту сторону зеркальной поверхности, шел дождь. И в дождевой этой пелене, в этом сером сумбуре почудились ей глубокие, мрачные бархатные глаза.

Немигающий взгляд страшно повзрослевшего Себастьяна.

Потолок каюты запрокинулся и рухнул, меняясь местами с полом. Аннабель потеряла сознание.

Экспедиция капитана Бреннана

То же время

Себастьян стоял на палубе и пристально разглядывал свои бледные руки. Из-под капюшона, накинутого на голову, смотрели диковатые темные глаза. За то время, что прошло со знакомства со Столпом Мелькуинна и картой кесаврийского материка «Птицей Фаска», он сильно переменился.

Единственное, что не менялось, — это цвет его кожи. В то время как его спутники загорели дочерна под яростным южным солнцем, кожа Себастьяна, кажется, даже стала немного светлее.

Он мог найти этому только одно объяснение: медленно, но верно действовал яд из подъязычной железы ледникового эльма.

Вот поэтому он так внимательно разглядывал свои руки.

Сейчас, стоя у борта, он думал не о том, что, возможно, близится его собственный конец. В который раз он перебирал в памяти события того утра, когда было найдено тело Олеварна.

Всех взбаламутил Ржига, который и обнаружил труп. Он влетел в кубрик, где только просыпались матросы, и заорал:

— Ребята! Братва! Валом все наверх! Аврал!

— Тонем?.. — потянулся кто-то.

— Напали какие-нибудь твари?

— Что, что такое, говори делом!

— Кто-то ночью убил нашего.

— Кто?

— Кто-то из наших…

Олеварн лежал на боку, подогнув под себя обе ноги и откинув далеко правую руку. Кровь уже перестала течь из раны под лопаткой. На лице бывшего ученика Школы Пятого окна застыло выражение непередаваемого ужаса. Рот был приоткрыт, и из угла рта тянулась засохшая темная дорожка.

Над ним стояли капитан Бреннан и судовой повар Жи-Ру.

— Чисто уложили, — со вздохом проговорил последний. — Четкий удар, все по науке. Я уж знаю…

— Это понятно, — отозвался капитан. — Важно другое: убийца среди нас. Более того, в ране устойчивый сладкий запах. Резеда. Олеварн был убит розовым льдом ордена Рамоникейя.

Стоявший неподалеку Ариолан Бэйл поймал на себе взгляды сразу нескольких человек. Тех, что присутствовали при его недавней ссоре с Олеварном. Он тотчас же выступил вперед и сказал:

— А я еще при отправлении говорил, что среди нас затаился предатель! Ведь кто-то подстроил так, что был освобожден Магр Чужак и захвачен бриг «Летучий». И вот теперь — Олеварн. Ударили в спину, коварно. Наверно, он даже не успел понять, что произошло. Не успел увидеть лицо своего убийцы.

— Ты предполагаешь или ты на это надеешься? — с откровенной враждебностью спросил Ржига.

Глаза мастера Ариолана Бэйла полыхнули яростью. Он вскинул поднятые кулаки, но тотчас же под суровым взглядом капитана Бреннана опустил их. Заскрипел зубами. Отвернулся.

Себастьян растолкал столпившихся матросов и, присев на корточки возле Олеварна, заглянул тому прямо в лицо. Оно было почти белым, обескровленным, оно походило на театральную маску ужаса, искаженную непередаваемой гримасой. Себастьян заглянул в открытый перекошенный рот и сказал с удивительным хладнокровием:

— Розовый лед, орден Рамоникейя… А вот меня смущает другое. Вот ты сказал, Ариолан: ударили в спину, не успел понять, что произошло… Откуда же эта гримаса ужаса на лице? Значит, он все-таки видел.

— И то, что он видел, было поистине чудовищно, — сказала Танита. — Потому что Олеварн был очень храбрым человеком. Никогда не видела у него такого лица.

— Наверно, это потому, что ты никогда не видела его мертвым, — простодушно сказал Аюп Бородач, и, уж конечно, не было в его словах и капли его обычной несносной насмешки.

Девушка закрыла лицо руками.

Расследование дела об убийстве Олеварна зашло в тупик практически сразу же. Капитан Бреннан собрал на палубе всех, кто находился на «Громобое» той роковой ночью, и отдал приказ лечь в дрейф. Впрочем, маленькая эскадра и без того была заштилена: на море установилась абсолютно безветренная погода, и редкий-редкий ветерок в изнеможении припадал к палубе, прибитый палящим зноем.

На борт «Громобоя» высадилось несколько вооруженных людей с «Кубка бурь». Их самих никак нельзя было заподозрить в убийстве Олеварна: они находились на другом корабле.

Сразу после этого капитан Бреннан отдал приказ положить руля к ветру и поднять паруса.

И стал вызывать к себе в каюту всех тех, кто находился ночью на борту «Громобоя». Кого по одному, кого по двое, а кого и целыми группами по трое или четверо.

Себастьян попал к сэру Каспиусу вместе с Аюпом Бородачом и, разумеется, мастером Ариоланом Бэйлом. Когда вызвали этих троих, даже стоявшие у дверей капитанской каюты вооруженные стражники с «Громобоя» затаили дыхание и попытались вслушаться в то, что приглушенно доносилось из-за дверей каюты.

Мастер Ариолан Бэйл, опережая события, сразу заговорил горячо и взволнованно:

— Я понимаю, что подозрения в определенной степени падают на меня. Равно как я могу предполагать, что вот этот человек, — он повернулся к Себастьяну и в упор глянул тому в лицо, — захочет обвинить меня в смерти Олеварна. Из мести ли, памятуя ли о эльмовой горе, из иных соображений… Почему бы и нет? Не так давно я бросил в его адрес тяжкое обвинение и привел к суду. Почему бы и ему не ответить тем же?

— Ты нисколько не меняешься, Ариолан Бэйл, — показал головой сэр Каспиус. — Ты не слышишь никого, кроме себя. Я пригласил вас сюда, чтобы хладнокровно разобраться во всем, а ты порешь горячку и с ходу видишь в действиях остальных злой умысел против тебя.

— А вы спросите Себастьяна, — процедил мастер Бэйл.

— Не премину это сделать.

— Я не собираюсь обвинять Ариолана Бэйла в смерти Олеварна. Его бы я как раз заподозрил одним из последних, — покачал головой воспитанник покойного барона Армина. — Дело в другом. И тут неважно, какой человек Ариолан Бэйл — мстительный ли, злопамятный, горячий и ставящий себя выше остальных, не терпящий возражений, отказов, обид. Тут неважно, на что он способен и способен ли на убийство вообще. И тем более — погубить старого друга… Думаю, что при определенных обстоятельствах все-таки способен. Вот мертвые эльмы из того айсберга не дали бы соврать… Быть может, он не самый лучший человек под звездами. Важно лишь то, что он человек.

Капитан Бреннан медленно поднялся в своем кресле и выговорил:

— Ты полагаешь?..

— Я полагаю, что все один к одному! — возвысил голос Себастьян. — У меня не идет из головы, стоит перед глазами эта маска ужаса на лице бедняги Олеварна! Я помню, как я впервые увидел его в лагере Трудармии у Тертейского моста… Это был совсем другой человек. А тут… — Себастьян тряхнул головой и продолжал под наполненными темной тревогой взглядами Бреннана и Бэйла:

— Я вспомнил того офицера, что досматривал корабли у пограничной платформы, там, близ кесаврийского побережья. До сих пор помню поисковую ящерицу, которая на борту «Кубка бурь» ополоумела от ужаса и вцепилась в щиколотку собственному же хозяину. — Себастьян скрипнул зубами. — По вашему совету, сэр Каспиус, я веду дневник. В тот день я вписал в него слова того пограничника: «Вот я пожелал вам удачи и счастливого пути. Не стану лукавить такому человеку, как вы, сэр: я мало верю, что мои слова вам помогут. Вы везете что-то такое, сэр, чему не могу подобрать слов. В любом случае я рад, что схожу с борта вашего корабля…»

— Так, — выронил капитан Бреннан, — и что же, по-твоему, может находиться у нас на борту?

— Или кто? — в тон главе экспедиции спросил Ариолан Бэйл.

— Я долго сомневался, но вот сейчас, после смерти Олеварна, мне кажется, что я не ошибаюсь… Это преследует нас уже давно. Я говорю о золотом эйгарде, — отчеканил Себастьян, вскидывая голову. — Страже Маннитов. О чудовищной твари, чье изображение выбито на предплечьях Магра Чужака. И в моей памяти.

Ариолан Бэйл упрямо топнул ногой и крикнул:

— Какая тварь? Удар в спину Олеварну нанесла человеческая рука!

— Ты так говоришь, будто не допускаешь, что человек может пойти на службу темным силам, — просто ответил воспитанник покойного барона Армина.

Сейчас, перебирая страницы памяти и разглядывая свои бледные запястья, Себастьян вспоминал и то, что капитан Бреннан ничего, ровным счетом ничего не ответил на это откровение о золотом эйгарде. Он лишь глубоко вздохнул и велел пригласить следующих членов экипажа.

Редчайший случай: Аюп Бородач не успел вставить тогда ни слова.

Себастьян провел ладонью по нагретому утренним солнцем гладкому планширю и хотел идти в каюту, но услышал за спиной голос сэра Каспиуса:

— Зайди ко мне, Себастьян. Мне нужно показать тебе нечто очень важное.

Из путевого дневника Себастьяна

«Уже не хочу считать, какие по счету сутки пути остались за кормой. Все равно мне кажется, что я непременно ошибусь, ибо здесь, в тысячах лиг от побережья Кесаврии, время течет по-иному. Да что время — даже кровь в наших жилах течет по-иному и по-иному же останавливается.

Да! Наш экипаж быстро зализал раны после смерти Олеварна. Парни глядят молодцом, словно и не было этой потери. Словно не осталось ощущения того, что где-то здесь, среди нас, в сердце одного из кораблей, сидит демон в образе человеческом, чьи замыслы и помыслы нам не понять и не предотвратить.

Каждый день капитан Бреннан занимается со мной сабельным боем. Занятия изматывающие, до пота градом и порой до крови. Но иногда мне кажется, что добрый сэр Каспиус взвинчивает такой темп только для того, чтобы унять боль и страх, которые терзают меня изнутри. Выгрызают.

Кстати, повар Жи-Ру на полном серьезе заявил, что я проглотил какого-нибудь отвратительного морского паразита и тот теперь вовсю жрет меня и пьет соки. Он попеременно предлагает мне то рвотное, то слабительное. Два раза ставил меня на весы в камбузе, на которых он взвешивает паек матросам. Что правда, то правда — худею. Жжет изнутри. Кожа становится почти молочной, и порой видны все прожилки и мелкие сосудики. Наверно, это все-таки действие яда эльма.

А капитан меня хвалит. Говорит, что быстро набираю силу и в бою и в знаниях. Говорит, недурно. Правда, сам я чувствую прямо противоположное. Чем больше впитываю из древних манускриптов, к которым молчаливо допускает меня сэр Каспиус, тем больше понимаю, что ничего не знаю. Ни-че-го.

«Золотой эйгард расположен к постоянной трансформации. Он может перевоплотиться во что-то невзрачное. Он может делать все что угодно, лишь бы выполнять главное условие всего своего существования: всегда быть рядом с Маннитом и броситься на его защиту при первой необходимости…»

Это я прочитал в одном из старых растрепанных фолиантов, которые капитан Бреннан столь любезно позволяет мне находить в своей каюте…

Мне вспоминается любимая книжка детства, из которой я черпал неприятные вопросы для опекуна и для старого зануды Карамотля — та, с птицей на обложке. Только теперь я понял, что это было не просто рисованное пернатое, а карта Кесаврии. «Птица Фаска».

Все тот же океан без единого признака суши. После устрашающего Столпа Мелькуинна и холодной смерти в эльмовой горе эта бесконечная вода убаюкивает. Ровно дует ветер, корабли идут строго по заданному курсу, и никаких признаков беды, непогоды или долгожданного врага.

Сегодня ночью я вышел на палубу «Кубка бурь». Ночью море, казалось бы, немое днем и не выпускающее из своих глубин ничего, кроме плеска волн о борт, полно загадочных звуков. Красок. Отсветов. Не раз и не два я видел прямо под нами в океанской толще огромные светящиеся поля, уходящие в глубину. Не раз я видел, как черная лаковая поверхность моря близ нас начинала кипеть и пузыриться, и из воды вылетали какие-то тускло мерцающие существа.

Море издает глубокие протяжные вздохи, когда под килем «Кубка бурь» начинают скользить светящиеся струи какого-то призрачного огня. Они перетекают, приобретая контуры причудливых гигантских тварей, они меняются, приобретая самые невероятные очертания и конфигурации. Не единожды мне казалось, что палуба резко и ощутимо вздрагивала под моими ногами, словно там, внизу, добрый морской демон дружелюбно втыкался в днище судна своей жабьей мордой.

Прямо по ходу следования раздувает, словно ветром, какую-то огромную, неописуемо великолепную звезду. Она плывет и пылает. Завороженно смотрю на нее полночи. Сейчас она кажется далекой и недосягаемой, но кто поручится за то, что мне не откроются новые горизонты знания? И то, что казалось невозможным, тушкой подбитой птицы упадет к ногам?

Сейчас нет ничего невозможного.

За бортом взвиваются гребни светящейся зеленоватой пены. У этого ночного моря такой же наглый маслянистый блеск, как у глаз портовой шлюхи. Этот блеск катился по волнам и сотни и тысячи лет тому назад. Бездны времени тому назад он лез в глаза Великих шутников, Отцов Катастрофы… И черная бездна подо мной, и изрытое бессонное небо надо мной — все они помнят дыхание и кровь Ушедших.

Ветер свеж и благоуханен, а у меня разваливается голова. Нельзя каждый день узнавать столько нового. Я перестаю помнить себя прежнего. Я ловлю себя на том, что первоначальные причины моего броска за моря, за Столпы, к черному сердцу Омута обессмысливаются. Аннабель, любовь? Старина Армин, мщение? Их лица истираются из памяти. Уходят, как пена прибоя.

Ради чего все это, Аннабель, милая?

Умирающие маленькие серые жерланы и гигантские массивы Столпов Мелькуинна, пронзающие небеса. Дары Омута. «Птица Фаска» и обступившие ее камни, уложенные рукой Ариолана Бэйла.

Проклятый Магр Чужак. Великолепный, смуглый, облитый солнцем и жгучей ненавистью, с татуировками ордена Рамоникейя, опоясывающими мускулистые предплечья. Стигматы.

Золотой эйгард, наконец.

Вот оно — все то, ради чего я готов идти до конца. Понять. Разобраться. Что-то изменить и измениться самому.

Возможно, непоправимо.

Я все равно дойду.

В людях поселилось жгучее недоверие друг к другу. Его ничем не вытравить. Не избыть. Приступы нетерпения и гнева все чаще. Вчера палубный боцман ударил кинжалом одного из матросов лишь за то, что ему показалось: тот замахивается на него со спины. Сэр Каспиус разобрался в деле и велел без промедления повесить боцмана. На его место назначен желтолицый Эск. Тот, что рассказывал нам о загадочных кораблях Северного Альгама, которые ходят с мертвым экипажем.

Впрочем, что толку кивать на боцмана, на мертвого матроса? Кому могу верить я сам? С недавних пор я могу без страха повернуться спиной только к капитану Бреннану и, пожалуй, к Ржиге. Даже старина Жи-Ру пугает своей недосказанностью: мне все время чудится, что в его тяжелой голове гнездятся воспоминания о походе двадцатилетней давности, которые он не желает поведать никому.

Да, есть Аюп Бородач, но он слаб. И слабеет на глазах.

Есть Танита. Как-то раз двое матросов из Северного Альгама сцепились из-за нее. Женщины на судне — все-таки это нелепо и жутко. Конечно, очень хочется… Я вмешался. Выбросил одного спорщика за борт, он плыл в кильватере судна и молил принять его на борт. Я уже хотел предпринять меры, чтобы выудить эту распоясавшуюся тварь обратно, но море распорядилось по-своему.

В прямой близости от плывущего матроса закипела вода, и оттуда вырвался целый косяк хищной рыбы. А может, и не рыбы это были. Так или иначе, но эти хищные твари располосовали его на мелкие части на наших глазах. Только расплылось по поверхности моря багровое пятно.

Танита кинулась к капитану Бреннану и стала кричать о том, что я не виноват, что я защищал ее от посягательств матросов, которые, по всей видимости, выпили вайскеббо или ядреной настойки. Он спокойно выслушал ее и ответил: «Я и не собирался трогать Себастьяна. Он все сделал правильно».

С этого часа я непрестанно чувствовал ее присутствие рядом с собой. Это ощущение не отпускало ни на секунду.

Однажды на рассвете, когда я опять стоял на верхней палубе, она коснулась рукой моего плеча и спросила, как я себя чувствую и отпустил ли меня кошмар эльмовой горы. О растерзанном из-за меня матросе — ни слова. И вот не знаю, что со мной сталось после этого. Я очнулся в ее объятиях где-то под мачтой, трепетала и билась шкаторина, и мне было смешно и тоскливо, что все вышло вот так — помимо моей воли, в обход моего сознания. У девочки шикарное тело, упруго облитое утренним солнцем, ароматные светлые волосы, эти распахнутые глаза, ярко подсвеченные изнутри… Лакомая бархатистая плоть. Изумительно. Прекрасно. Непередаваемо. Но зачем голодного кормить деликатесами, когда ему нужен хлеб? И мне все равно. Я даже не могу понять, кому это было нужно.

Яд эльма? Так, так он действует? Последовательно, ощущение за ощущением, чувство за чувством, выключает вкус к жизни?

Она вглядывалась в мое лицо. У нее разом потухли глаза, улыбка, побелели и расширились ноздри.

— Ты совсем не похож на того пытливого мальчика, которого я впервые увидела в шатре близ Тертейского моста…

— А это и не я, — прозвучал мой мгновенный ответ.

Конечно, это правда…»

Это были последние слова в путевом дневнике Себастьяна Мельмота Эйри.

— Мне нужно показать тебе нечто очень важное, — повторил капитан Каспиус Бреннан. — Зайди.

Себастьян сбросил капюшон и на несколько мгновений втянул голову в плечи. Так, словно его продолжал донимать холод плавающей горы ледниковых эльмов. Капитан Бреннан смотрел, кажется, безо всякой иронии…

— Что, не спалось? Нужно было поставить тебя на вахту, раз ты все равно бодрствовал.

— В свой черед, сэр, — отозвался тот, растирая пальцы.

— Ты думаешь, что если каждую ночь будешь бродить по кораблю, то непременно встретишь легендарного стража Маннитов? — в упор спросил Каспиус Бреннан-младший. — Тебе нужно держать себя в руках. Контролировать мысли и рассудок. Готовить себя к действительным, а не надуманным испытаниям. К врагам в плоти и крови, а не тварям из мифов.

— Значит, вы не верите?

— Я — верю. Но я точно знаю, что у нас есть более важные задачи, чем поиски этого твоего золотого эйгарда, — сурово произнес капитан Бреннан. — Даже если он действительно уже существует в нашей реальности… Об одной из этих задач я и хотел бы с тобой поговорить. Зайди же!

Посреди каюты прямо на полу стояло то самое блюдо с гравированным дном, в которое Себастьян опускал лицо, чтобы увидеть Столп Мелькуинна с высоты. Жидкость с маслянистыми проблесками заполняла магическую емкость почти до краев. В воздухе плыл резкий, свежий, одуряющий запах специй.

— Я бы мог показать тебе тех подводных тварей, что шныряют под нашим кораблем каждую ночь, поднимаются из глубин к поверхности океана, — заговорил капитан Бреннан. — Но это ерунда. Обычные твари. Смертоносные, неизмеримо опасные, но не для нас. Обещаю тебе, что обязательно познакомлю тебя с этими милыми обитателями Омута. Они шныряют в здешних водах повсеместно, так что ты еще успеешь столкнуться с ними лицом к лицу. Кстати, о лице… Опусти его в блюдо. Мы снова задействуем «Глаз Илу-Марта». Увидь то, что я хочу тебе показать.

Себастьян опустился на колени. Некоторое время он рассматривал свое отражение в неподвижной воде, подсвеченное радужными разводами. И окунул лицо в тепловатую жидкость, едва пощипывающую широко раскрытые глаза.

Знакомый приступ головокружения вырвал его из темного пространства капитанской каюты и разом вознес над гигантским зеркалом океана. Себастьян увидел корабли маленькой эскадры, терпеливо идущие на юго-восток. Они казались игрушечными. Себастьян несся на огромной высоте над океаном; корабли давно растаяли, а на горизонте показалась и все росла щетинистая кромка какой-то скальной гряды.

В приближении она оказалась каменистым островом, вытянувшимся с востока на запад на несколько лиг. Этот бесплодный клочок суши напоминал тело некой колючей морской твари, выбросившей во все стороны мощные шипы, хищные плавники с острыми, как бритва, режущими кромками. Суша, в головной части чудовища-острова свирепо изрезанная узкими фьордами, рождала сравнения с роговыми выступами, на которые следовало насаживать жертву.

Над этой опасной сушей господствовали два вертикальных утеса, напоминающих ноги великана: мощная «ступня» в основании, массив громадных голеней, облепленных серенькими кустиками, наколенные выступы… И все.

— Этот остров называется Стопа Бога, по-токопильски Реидах иль-Марто, — донесся до слуха Себастьяна приглушенный голос капитана Бреннана. — Хотя больше тут не одна стопа, а целых две ноги до колена. Этот остров вулканического происхождения, тут самые причудливые формы ландшафта. А вот теперь о главном.

Один из узких, извилистых заливов укрупнился, и у крутого склона скалистого берега Себастьян увидел бриг «Летучий». Совсем близко от него на хищные скалы побережья низвергался водопад, и в воздухе стояла сверкающая радужная паутина, сотканная из миллионов мелких брызг. Паруса «Летучего» намокли и бессильно повисли, как крылья птицы, павшей на склон горы.

Впрочем, водопад тут был ни при чем.

— Они, как и мы, недавно прошли через полосу шторма. Наверно, судно повреждено, и серьезно. Иначе Магр Чужак не стал бы рисковать тем, что мы нагоним и обнаружим его, — проговорил Каспиус Бреннан. — Возвращайся, Басти.

Некоторое время Себастьян сидел на полу, смахивая с лица влагу. Он покрутил головой и наконец выговорил:

— Они совсем близко от нас.

— Да, к вечеру мы дойдем до острова.

— Это везение или ловушка?

— Ну, данную задачу нам еще предстоит решить. Магр Чужак человек очень опытный. Человек страшный. Предрассветные братья чувствуют опасность позвоночником, как звери. А уж выстраивать защиту он умеет.

— Нисколько в этом не сомневаюсь… — пробормотал Себастьян. — Но что вы намерены предпринять, сэр Каспиус? Брать приступом?

— Не все так просто… Здесь он на своей земле: Стопа Бога — владение Черной Токопильи. А в этих местах даже земля встает на дыбы и источает угрозу. Когда мы попадем на Стопу, ты в этом убедишься.

— Причем довольно быстро, — прозвучал еще один голос.

Себастьян не сразу узнал говорившего, он медленно оборачивался, ожидая увидеть в дальнем углу каюты кого угодно…

Но увидел всего лишь судового повара Жи-Ру. Это он подал реплику.

У его ног, бледный, высохший, с измятой недугом мордочкой сидел Аюп Бородач.

Этому последнему, кажется, было совсем худо. У него было черное морщинистое лицо, а губы тряслись. Он и раньше говорил о том, что не приспособлен к походной морской жизни, что его укачивает, что его выворачивает наизнанку. Маленький выносливый организм брешкху долго держал удар, но вот наконец стал давать сбой за сбоем.

— Мы бывали на Стопе Бога двадцать лет назад, — продолжал Жи-Ру. — Многие из наших там и остались. Навсегда. Наверно, это не последние жертвы. Ведь, судя по твоим глазам, Басти, ты не пожалеешь всего экипажа «Громобоя» и «Кубка бурь», лишь бы схватить за глотку этого пса Магра и вырвать ему кадык.

— Очень хотелось бы…

— И как бы ты действовал для достижения этой цели? — негромко спросил капитан Бреннан. По его лбу тянулась струйка пота, глаза возбужденно блестели.

Себастьян потянулся и медленно встал с пола. Где-то у корня языка чувствовался невесть откуда взявшийся тошнотворный привкус тухлого мяса.

— Я бы?.. Я бы поступил так, как мы сделали на эльмовой горе.

— Ты имеешь в виду лобовую атаку?

— С большой долей вероятности он уже знает о нашем приближении. Так что же таиться? Войти в пролив и ударить! — хрипло выговорил Себастьян и облизнул пересохшие губы. — Правда, меня волнует, что под наш удар может попасть Аннабель. Ведь она совсем близко к нам. Она на корабле, который мы намерены атаковать. Я бы предпочел сохранить ей жизнь.

Судовой повар Жи-Ру и капитан Каспиус Бреннан переглянулись. «Я бы предпочел сохранить ей жизнь» — эту фразу с трудом можно было представить в устах обуреваемого страстью юноши, готового заплатить самую высокую цену за жизнь и счастье любимой.

— Меня беспокоит совсем другое, — наконец отозвался глава экспедиции. — То, что умудренный опытом терциарий ордена Рамоникейя может ожидать от нас именно таких действий. И наверняка обезопасил себя от входа чужих кораблей в залив. Конечно, можно произвести разведку боем. Прощупать, так сказать, замыслы Магра Чужака. Но вот только какова будет цена?..

— Стопа Бога — лучшее место для свирепых чудес… — пробормотал обильно пропотевший Жи-Ру. — Лучше него в этом смысле, наверно, только Цитадель…

Он сказал это очень тихо, но у Себастьяна был превосходный слух.

— Цитадель?

— Да…

— Что это?

— Родовое гнездо Маннитов, — за своего подчиненного ответил капитан Каспиус Бреннан. — Заброшенная вотчина Великих шутников. В свое время нам удалось ступить, образно говоря, разве что на порог Цитадели. Но и за это мы заплатили огромную цену, а…

— А взамен получили Дары Омута, — тихо закончил Себастьян.

Судя по мгновенному замешательству, отразившемуся на лице капитана Бреннана, он вовсе не собирался этого говорить. Однако через мгновение, плотно сжав губы, подтвердил правоту слов Себастьяна кивком головы.

— Не будем о Цитадели, — сказал Жи-Ру, снимая свой полотняный колпак и вытирая им взмокший лоб и виски, по которым лился пот. — Уф!.. Нам вполне хватит и Стопы Бога…

Всегда болтливый Аюп Бородач не проронил ни слова и на сей раз. У него плясали серые губы; в глазах, обведенных болезненными кругами, глубоко залегли раздражение и тоска. Море выпило недавнего беззаботного весельчака и балагура до основания. Словно не Себастьяна, а именно Аюпа поразил гибельный яд из подъязычной железы ледникового эльма.

Себастьян смерил измученного брешака быстрым взглядом и выговорил про себя: «Он совсем плох. Но эта вылазка может стать последней не только для Аюпа. Нельзя забывать, что среди нас затаился предатель и убийца. Уверен, что он выявит себя лишь в самый последний — ключевой момент…»

Ночь обвалилась на землю сразу, в несколько коротких, напитанных соленым ветром минут. В тот момент, когда светило ушло в рыхлые багровые тучи, обложившие запад, корабли капитана Каспиуса Бреннана уже лежали в дрейфе с подветренной стороны острова.

Земля, чужая, неведомая, лежала в какой-то полулиге от них. Экипаж спускал шлюпки. Боцман с «Громобоя» велел было зажечь кормовые фонари, но капитан Бреннан жестом руки отменил этот приказ.

Грязные облака рассеивались. Показалась серебристая россыпь звезд. Торжествующая, ядовито-яркая, засияла на небе почти полная луна. Она разлила спокойный розоватый свет по поверхности прибрежных вод, она прибила зыбь. Упругий ночной бриз все ослаблял напор и наконец без сил пал в воды, на поверхности которых уже лежало жирное, самодовольное ночное светило.

С плохо скрытым ужасом смотрел на лунное отражение Аюп Бородач, но от участия в вылазке не отказался, как ни настаивали Себастьян и Ржига.

— Пусть едет! — коротко отрезал сэр Каспиус.

В пять корабельных шлюпок сели практически все члены экипажа двух судов. На борту остались только вахтенные. Справедливо опасаясь подводных рифов и отмелей, капитан Бреннан не стал подводить эскадру к берегу вплотную.

Кесаврийцы действовали в соответствии с четко выработанным планом. У самого побережья шлюпки разделились: три направились к головной оконечности острова, над которой господствовали два утеса, а две пошли к узкой горловине пролива, в котором стоял бриг «Летучий».

Кто-то выразил сомнение в том, что такое дробление сил уместно. Сэр Каспиус Бреннан пресек прения энергичным жестом…

В первой группе находились все студенты Школы Пятого окна во главе с Ариоланом Бэйлом, повар Жи-Ру и Ржига. С ним был и один из глухонемых близнецов-гигантов, чей брат остался в тоннелях зачарованного айсберга. В общей сложности численность группы достигала полусотни человек. Им была поставлена задача высадиться на сушу с другой стороны острова и, перевалив через скалистую гряду — позвоночник острова-чудовища, в буквальном смысле свалиться на головы токопильцев и на палубу их корабля.

Командование группой было вручено единственному человеку, который, помимо капитана Бреннана, уже бывал здесь, — повару Жи-Ру.

Хмурый Себастьян, трясущийся словно в ознобе Аюп Бородач, а также сам капитан Каспиус Бреннан находились во второй группе, проследовавшей в пролив напрямую. С ними было около трех десятков моряков.

Им противостояли в каменной клетке Стопы Бога Магр Чужак и двое безмолвных бородатых кемметери. Где-то там, в глубине скалистого фьорда, своих спасителей ждала Аннабель.

Капитан Бреннан не торопился входить в пролив. Ночное море было спокойно и тихо, и две шлюпки стояли невдалеке от отвесной, будто топором обрубленной скалы, нависшей над горловиной фьорда.

Наконец он увидел, как где-то впереди, на горбатой скальной гряде вспыхнул огонек. Мигнул раз и другой.

— Пора, — сказал сэр Каспиус, и его негромкий голос был тотчас же заглушен скрипом уключин и плеском белой воды под лопастями весел.

Залив был извилистый и узкий: два корабля класса и размеров «Громобоя» могли разойтись здесь далеко не везде. Пару раз весла задевали почти отвесные стены. Впрочем, узкая горловина вскоре кончилась, и шлюпки оказались в достаточно просторной бухте, защищенной со всех сторон высокими скалами. Более безопасное место для стоянки небольшого корабля сложно было и придумать.

Издали слышался шум водопада.

И виднелись носовой и кормовой огни «Летучего». Невнятно белели знакомые паруса…

— Да, это он!.. — бросил капитан Бреннан, отвечая на немой вопрос резко подавшегося к нему Себастьяна. — На расстоянии протянутой руки… Странно, что нас еще не потревожили.

Пучина не замедлила с ответом на слова сэра Каспиуса.

Еще недавно безжизненная гладь воды, тусклая, как свинцовый лист, заиграла новыми оттенками. В глубине темных вод появилось неясное фосфоресцирующее свечение. Оно было замечено не сразу, но к тому времени, как кто-то из людей капитана Бреннана догадался глянуть на светлеющую воду, область этого свечения захватила все пространство под шлюпками и стала приобретать более четкие очертания.

Нечто походило на сеть с крупными неровными ячеями, которая поднималась из глубины. Центр сети — медленнее, края заметно быстрее. Как только капитан Бреннан углядел, что находится под ними, он оттолкнул головного гребца и сам сел за весла:

— Быстрее! Живо гребите, если хотите уцелеть!

— Что это такое?

Сеть поднялась настолько, что стали видны ядовито-желтые узлы на ячеях, испускающие пучки лимонного света. От узлов отходили свободно болтающиеся нити, от которых распространялось нечто похожее на желтоватый дымок. Сеть колыхалась и трепетала, словно живая.

— Если это бредень, то его вязал не человек, — выдохнул Себастьян, выросший в рыбацком городке.

— Гребите! — прозвучал голос сэра Каспиуса. — Гребите скорее, пока нас не зацепило крылом этой светящейся… Э-э-эх!

Шлюпка полетела по поверхности воды. Летели клочья пены. В кильватерной струе шла вторая, которой управлял желтолицый Эск. Он стоял на носу и смотрел, как чудовищная огненная сеть с неровными ячеями, заполненными беспокойным свечением, поднимается к днищу лодки. В этот момент суденышко содрогнулось всем корпусом — так, словно на полном ходу налетело на подводный камень или отмель. Желтолицый Эск взмахнул руками и, не удержав равновесия, кулем рухнул в воду.

Прямо на ячеи сети.

Мерцающие живым огнем нити почти поднялись к поверхности. Эск упал на них, как кусок сливочного масла на раскаленную решетку. Его мгновенно разрезало на несколько частей: отделились обе ноги, грудную клетку рассекло наискосок, а переносица пришла в соприкосновение с одним из узлов, и череп развалился на четыре куска. Останки Эска проскользнули сквозь сплетение хищных пульсирующих волокон и стали медленно опускаться вниз, на дно бухты.

Не тут-то было. С ячей потекли струи желтой пыли, не растворяющейся в воде. У тех, кто сидел в шлюпках, не было времени рассмотреть, что каждая такая пылинка представляла из себя крошечное извивающееся существо, источающее жгучую слизь. Они усадили части тела Эска, и располосованная человеческая плоть начала таять, как истонченная чахоточная льдина по весне.

Даже стая самых хищных рыб не успела бы превратить человека в ничто за более короткий срок.

— Греби-и-и!

Шлюпка, на которой находились капитан Бреннан и Себастьян, успела выскочить за предел досягаемости сети в самый последний момент. Смертоносные волокна лишь слегка зацепили корму, на которой недвижно сидел Аюп Бородач. Фрагмент корпуса, словно снесенный невидимой косой, упал в воду и мгновенно исчез, поглощенный ненасытной желтой пылью.

Второй шлюпке и тем, кто в ней сидел, повезло куда меньше. Она мгновенно развалилась на множество частей. Люди попадали в воду, забранную смертоносной сетью, крупно пульсирующей и сокращающейся в предвкушении богатой добычи. Кто-то попытался закричать, испустить отчаянный звериный вопль — но довольно затруднительно издавать звуки с разрезанным горлом.

Звуковая картина этих страшных событий была ограничена шипением, плеском и слабыми хрипами…

Первая шлюпка уже прошла половину пути от горловины фьорда до «Летучего». Себастьян выпустил из губ короткий вопрос:

— Что это было?

— Одна из милых ловушек Магра Чужака. У них тут так принято. Вот Жи-Ру, который находится там, наверху, на гряде, не даст соврать, — ответил капитан Бреннан.

— То есть он знает о нашем появлении?

— Не думаю… Они совсем тихо умерли. Впрочем, совсем скоро мы узнаем ответ на этот вопрос из уст самого Предрассветного брата.

Шлюпка бесшумно пришвартовалась к темной корме «Летучего», освещаемой тщедушным фонарем. Здесь, под черной сенью отвесной скалы, это был единственный источник света. Капитан Каспиус Бреннан собственноручно перекинул через гакаборт железный крюк, прикрепленный к надежному веревочному трапу.

Один за другим кесаврийцы стали подниматься на борт судна. Они делали это совершенно бесшумно, но с лица капитана Бреннана все равно не сходила тревожная недовольная гримаса. Себастьян поднимался предпоследним, а замыкал высадку сам сэр Каспиус.

— Он здесь… — пробормотал Себастьян. — Он ждет нас.

Воспитанник покойного барона Армина не ошибся.

Магр Чужак неподвижно стоял у грот-мачты. В обеих руках он держал по легкому абордажному фальгару. Он поднял левую руку, и тотчас же вверх взлетел массивный разноцветный фонарь с витиеватым переплетом, привязанный к концу фала. Оказавшись на уровне грота-рея, он вспыхнул и залил шканцы ярким белым и ядовито-оранжевым светом.

— Я слишком поздно почувствовал вас, — проговорил Магр Чужак на отличном кесаврийском. — Но ничего… Я понимаю, что соотношение сил не в мою пользу. Что вот этот молодой человек жаждет поквитаться и вырвать мне горло. — Он кивнул в сторону сжавшегося, словно готовящегося к прыжку Себастьяна. — Ведь не для того же он проделал такой путь, чтобы ограничиться одной беседой. Ну а вы, сэр Каспиус… — повернулся он к капитану Бреннану. — Вы меня удивляете. Полезли в пролив, нарвались на элементарную ловушку. А я до последнего момента думал, настораживать ли мне сеть Эса-Гилль: мне почему-то казалось, что такую простую уловку вы разгадаете в два счета. А тут… — Боевой терциарий ордена Рамоникейя широко, крестом, раскинул руки, и белые клинки блеснули в ярком свете мачтового фонаря. — А тут такой шикарный улов!

— Вы знакомы? — не глядя на капитана Бреннана, скривил угол рта Себастьян. — Наверно, познакомились лет этак двадцать назад?

— Примерно. Было дело… — пробормотал сэр Каспиус и, не произнося более ни слова, бросился на врага.

Клинки замелькали, как вспышки. Кто-то из экипажа «Кубка бурь» попытался вмешаться в эту схватку двух превосходных бойцов, но Магр Чужак, не меняя темпа, не делая дополнительных движений, а просто уходя от очередного выпада капитана Бреннана, снес ему наискосок полчерепа.

После этого вокруг кесаврийского капитана и кемметери образовалась полоса отчуждения, в которую никто не рисковал соваться. Матросы с «Кубка бурь» увидели на палубе двух бородатых подручных Магра Чужака и бросились на них.

Себастьян не спешил. Он тяжело, глубоко дышал, стараясь привести себя в чувство. Он смотрел на мечущихся по шканцам Магра Чужака и капитана Бреннана, и с каждым их шагом, с каждым отточенным выпадом в нем крепла уверенность: здесь ничего не случится. В другое время он корил бы себя за такие мысли, посчитав их отговоркой, трусостью. Лживым объяснением того, почему он не спешит и не рискует вмешаться в смертельную схватку.

Но не сейчас.

Себастьян бросился в капитанскую каюту.

Он увидел ту, что искал, сразу же. Аннабель без движения лежала на полу. Рядом с ней тускло отсвечивали осколки разбитого зеркала. Того самого… Себастьян опустился на колени и приложил кончики пальцев к шее девушки, ловя биение жизни.

— Вставай… вставай, это я, Басти, — непослушными губами выговорил он. — Нам нужно уходить. Аннабель… очнись!

Дверь вылетела под чудовищным ударом, и на пороге возник один из подручных Магра Чужака. Лицо окровавлено, обожжено, от бороды остался какой-то спутавшийся паленый клок. Одна его рука безжизненно висела, как плеть, в боку торчал заботливо воткнутый кем-то стилет.

Зато во второй руке был факел. Он горел жадно, чадил обильно, а в глазах кемметери стояла жаркая ненависть.

Он ударил факелом по резному комоду, ломившемуся от дорогих напитков, настоек, вин. Давным-давно, бездну времени тому назад, все эти напитки приготовил на «Летучем» Ариолан Бэйл для путешествия с невестой и друзьями вдоль побережья Кесаврии. Удар был такой силы, что стекло разлетелось брызгами, а на пол одна за другой стали падать и частью разбиваться сосуды — керамические, стеклянные, из тонкого резного дерева и серебра.

Вторым ударом воин Магра Чужака попытался снести голову Себастьяну. Тот уклонился, и тогда кемметери бросил факел на горючие напитки, залившие паркетный пол каюты.

И захохотал, скаля черные зубы.

Синеватое пламя вспыхнуло в рост, а потом, низко припав к полу, начало расползаться во все стороны. В два мгновения оно захватило большую часть каюту, перекинулось на мебель, на занавеси большой кровати, на легкие соломенные кресла, с готовностью затрещавшие под натиском огня.

Себастьян вскинул девушку на руки. Кемметери, небезосновательно полагая, что кесавриец не сумеет оказать ему должного сопротивления, широко шагнул к нему, но тотчас же получил сильнейший удар ногой под коленную чашечку. Он содрогнулся всем телом от дикой боли, заваливаясь вперед.

Себастьян перекинул тело Аннабель через плечо и, высвободив правую руку с фальгаром, разрубил бородатому шею. Тот повалился изуродованной мордой в огонь и, несколько раз дернувшись, затих.

Уже через минуту стало ясно, что с корабля надо бежать. Разгоряченные схваткой стороны не сразу заметили, что огонь распространился с ошеломляющей быстротой. Проник на нижнюю палубу. Пополз по снастям, добираясь до парусов. Кому-то пришла в голову мысль, что само по себе пламя не способно так живо, так жадно пожирать палубы, мачты и такелаж.

Наверное, все-таки были тут злая воля и умысел Магра Чужака, продолжавшего сражаться с капитаном Бреннаном.

Но развить эту мысль уже не было ни времени, ни смысла.

К тому моменту как мачты начали трещать и корчиться в огне, поединок складывался не в пользу капитана. Даже несмотря на то, что еще трое матросов все-таки попытались прийти на выручку… Не преуспели. Их трупы с ужасающими рублеными ранами лежали теперь на шканцах в той самой полосе отчуждения, и Магр, ведя поединок, переступал через них, как через досадную помеху. Сам сэр Каспиус получил две легкие раны — в ключицу и в бедро, но он начинал выдыхаться и был далеко не так быстр и свеж, как в начале боя.

Можно сказать, что разгоравшийся пожар в некоторой степени помог ему. Магр Чужак огляделся по сторонам, отшвырнул оба фальгара и бросился за борт. На то место, где он недавно стоял, рухнули обломки рея.

— Стой! — заревел капитан Бреннан, перегибаясь через фальшборт и шаря взглядом по ровно мерцающей бархатной поверхности бухты. — Ничего… — пробормотал он. — На берегу тебя встретят…

Люди стали прыгать в воду. Из полутора десятков поднявшихся на борт «Летучего» матросов в живых осталось от силы шесть-семь. Горящее судно начало крениться на левый борт.

Именно на этом борту и находились Себастьян с Аннабель. Он растер ей лицо ароматной настойкой, влил в рот несколько глотков вайскеббо. Только после этого девушка пришла в себя. Но в ее глазах стояла тьма, когда она взглянула на своего спасителя и искривила губы:

— Басти… Ты опять в зеркале? Чужой взгляд, бледная кожа… Морок, морок! — вдруг крикнула она и, резко вскинувшись с палубного настила, с неженской силой ударила Себастьяна по лицу.

Не к чести ученика капитана Бреннана следует заметить, что он попросту не успел собраться и среагировать. Он отпрянул, а Аннабель, одним слитным движением через голову сорвав с себя длинное платье, перемахнула через борт. Себастьян оглушенно смотрел по сторонам. Над его головой гудело в снастях кренящейся мачты тугое пламя.

Воспитанник барона Армина бросился в темные воды залива. И, как выяснилось, сделал это очень вовремя: сквозь толщу воды до него дотянулся приглушенный свет вспышки и тяжелый, натужный грохот, словно кто-то ворочал бочки, набитые булыжниками. «Летучий» взорвался. Верхнюю палубу снесло, словно легкий соломенный настил, мачты сложились. В левом боку образовалась огромная пробоина. Бриг горел, из клубов пламени вылетали обломки реев и других горючих материалов. На черной воде плясало веселое и пестрое, как пьяная деревенская свадьба, зарево.

В то же самое время вторая группа кесаврийцев спускалась на берег залива по отвесной стене. Ею руководил не столько мастер Ариолан Бэйл, сколько повар Жи-Ру, который уже бывал здесь. Именно он безошибочно выбрал дорогу и указал, где сбросить с кручи страховочные тросы.

И когда Магр Чужак выходил на берег бухты, его уже ожидали дула «серпантинов», тусклые клинки и неподвижный взгляд Ариолана Бэйла.

 

Глава 7

Парад печальных истин

Кемметери остановился по колено в воде и молчал. До него донесся громкий насмешливый голос мастера Бэйла:

— Эй, ты, татуированный! Выходи, выходи на сухое место. А то мне не хотелось бы, чтоб кто-нибудь из наших получил в горло острым обломком розового льда!

Магр Чужак выпрямился. Сдержанно и с достоинством он произнес:

— Не волнуйтесь. До этого не дойдет.

— Не везет тебе на островах! — произнесла Танита, выступая из-за спины Ариолана Бэйла. — Второй раз попадаешь нам в руки на островной гряде! Только теперь в гости пожаловали мы.

— Не везет? А ты помнишь, милая, чем кончилось мое невезение на островах Аспиликуэта близ вашего побережья? Так что не торопись распускать язык, — ответил Магр Чужак, выходя на неровный, слоистый берег.

— Связать его! — отрывисто приказал Бэйл. — Смотри, без фокусов! Держите его на прицеле!

Все то время, пока матросы из экипажа «Громобоя» вязали ему руки за спиной и вешали на ногу тяжелую цепь, оканчивающуюся грузилом, Магр Чужак лишь жмурился и рассеянно смотрел на роскошный водопад в какой-то полусотне шагов от них. Белые струи воды рассекали тьму и низвергались в небольшое озерцо, обложенное массивными валунами.

В это время на берег стали выходить матросы, высаживавшиеся на «Летучем». Пятеро матросов, шестой, седьмой… Все. Мастер Ариолан Бэйл еще пытался понять, куда же делись остальные и увидит ли он их когда-либо еще, когда из воды показалась Аннабель.

Это было великолепное видение. На фоне горящего корабля, обреченно прилипшего к черному зеркалу бухты, — почти обнаженная прекрасная девушка с мокрыми волосами, в одной легкой длинной рубашке, не скрывающей почти ничего и лишь подчеркивающей контуры точеного тела. Это было слишком красиво, чтобы мастер Ариолан Бэйл сразу поверил своим глазам.

Он остолбенел. Он сумел стряхнуть оцепенение только после того, как Аннабель скрутила волосы, выжимая из них воду, и вдруг замерла, остановилась.

Она увидела Ариолана Бэйла.

Наконец Бэйл бросился на нее, как голодный пес на кусок сочного мяса. Он взял ее голову в обе ладони, он смотрел в ее глаза, он шевелил тяжелыми губами, не в силах выговорить и слова.

Она не вырывалась, не кричала «морок!», не била по лицу. Вода залива привела Аннабель в чувство, и, когда Ариолан Бэйл наконец прижал ее к себе, выговорила:

— Вы все-таки пришли?

— Да, да.

— Я знала, что вы придете. Догоните. Освободите.

— Да, да!

— Я увидела Себастьяна, — промолвила Аннабель. — Он переменился. Я думала, это видение, напущенное на меня токопильским магом… Я ударила его, я ударила Себастьяна. Но теперь я вижу тебя, Ариолан, и понимаю, что тогда это был живой Басти.

— Да, он отправился на «Летучий» с другой партией… Надеюсь, он вернется оттуда живым, — искренне выговорил Ариолан Бэйл.

Тот, о ком шла речь, вышел из воды в двух десятках шагов от обнявшейся пары. Шум водопада и вода, попавшая в уши при погружении, мешали ему расслышать, о чем говорят Ариолан и Аннабель. Собственно, что тут было гадать? Что такого уж неожиданного могли сказать друг другу жених и невеста, которых разлучили так внезапно и так жестоко?

В этот момент Себастьян менее всего был склонен вспоминать о том письме с невнятной мольбой о помощи, которое было вложено в маленький кораблик и отдано на волю волн: «…тогда на Языке Оборотня ты сказал что все равно узнаешь даже если ради этого придется заглянуть туда где рождаются прародители зла» и далее: «Ни один любящий человек не решал такой задачи как та, что у тебя Басти. Нет ничего невозможного, пройди по следу и забери меня…»

Он здесь, в месте, где рождаются прародители зла. Чего же еще нужно воспаленному многолетними ожиданиями разуму?

Он услышал, как появившийся на берегу капитан Бреннан отдает указания о том, как и когда возвращаться на корабли, стоявшие на внешнем рейде. Он услышал, как кто-то из матросов альгамского происхождения, опустившись на красный вулканический песок и черные камни, возносит истовую молитву своим богам. И даже не вспоминает пророка Мелькуинна.

Он услышал девичий смех: это Танита и Майя обнимались с вновь обретенной подругой и накидывали на ее голые плечи распашную матросскую блузу.

Но острее всего он услышал тишину.

Показалось, что даже струи водопада умерили свой рев…

Когда из-за белой пенистой стены, образованной падающей водой, один за другим начали выходить люди.

Магр Чужак расхохотался и получил страшный удар по голове от глухонемого гиганта, который вел его на поводке.

Но и падая на землю, он продолжал смеяться.

Людей, вышедших из-за водопада, было пятеро или шестеро. На них были опалесцирующие светлые доспехи — легкий панцирь из нескольких сегментов, оставляющих открытыми плечи; наколенники и налокотники, а на голове — легкие открытые шлемы. Запястья и часть предплечий были перехвачены напульсниками из мягкой серой ткани. Не только Себастьян или капитан Бреннан, но и любой из их спутников без труда мог назвать, что именно скрывает эта ткань.

Стигматы ордена Рамоникейя, выбитые на смуглой коже.

— Засада! — крикнул кто-то.

Не проронив ни звука, кемметери атаковали отряд капитана Бреннана.

Загремели выстрелы из «серпантинов». Но ни одна из пуль не нашла цель.

Это был короткий и очень кровопролитный бой. Кесаврийцам сразу стало ясно, что этот новый враг им не по зубам. Один за другим матросы падали на берег — с рассеченной головой, с разрубленными ребрами, с пробитым сердцем, так и не успевшим вырваться от страха из груди. Не было его, этого страха.

Предрассветные братья двигались неописуемо быстро и неуловимо, как тени. Их идеально сбалансированные гибкие тела и клинки тускло мелькали тут и там, словно косяк хищной рыбы на охоте — и разили, разили наповал.

Ариолан Бэйл попытался было противостоять одному из бойцов ордена Рамоникейя атаковал того вместе с Инигором Маром, но странным образом терциарий уклонился от прямого боя и, разом уйдя на другое крыло схватки, вогнал клинок в горло глухонемому гиганту, продолжавшему держать Магра Чужака. Подоспевшая Аннабель подхватила тяжелый палаш, выпавший из рук здоровяка, и отмахнулась им от токопильского бойца.

Острие прочертило царапину на мерцающем светло-сером панцире Рамоникейя, и на этом боевые успехи недавней пленницы завершились. Чья-то тяжелая ладонь упала ей на шею, и все померкло.

Через несколько минут после начала этой схватки от всех людей капитана Бреннана уцелели немногие. Зато это были все ученики Школы Пятого окна — Ариолан Бэйл, Инигор Мар, Танита и Майя. А также Ржига, Себастьян и сам сэр Каспиус.

Ах да, и Жи-Ру. Последний стоял в стороне и, кажется, вовсе не принимал участия в схватке. Он стоял за камнем и отхлебывал из кожаной фляги что-то крепкое и успокаивающее…

Оцепенело, тревожно смотрели в его сторону Себастьян и Ржига.

Один из токопильцев перерезал путы Магра Чужака. Тот потер затекшие запястья и, повернувшись к капитану Бреннану, произнес:

— Может, пора рассказать, что к чему? А, сэр Каспиус?

Только сейчас все уцелевшие кесаврийцы поняли, что их предводитель также не принял участия в схватке, ставшей роковой практически для всех членов экспедиции. Он даже не вынул саблю из ножен.

— Да, сэр Каспиус, — вытянул из-за огромного валуна свое тучное тело повар Жи-Ру. — А то ребята, я вижу, в самом деле думают, что мы сражались за правду.

Он похлопал капитана по плечу пухлой рукой.

По другому плечу капитана Бреннана похлопал Магр Чужак…

По лицу Ариолана Бэйла расплывалась свинцовая бледность. У него плясали губы, как у смертельно больного (и, наверно, сгинувшего где-то в водах черной бухты) Аюпа Бородача.

Себастьян подавленно молчал.

Аннабель, неподвижно лежавшая на берегу, и подавно не могла сказать ничего определенного.

— Значит, это вы? — наконец выговорил мастер Бэйл. — Вы? Вы, сэр Каспиус? Вместе с Жи-Ру? Так это вы тот предатель, о котором так много говорили все время нашего пути через океан? Это вы убили Олеварна?

Капитан Бреннан не опустил глаз.

— Да, — печально ответил он.

Токопильцы рассматривали Ариолана Бэйла, Себастьяна и немногих уцелевших безо всякой враждебности. В этих взорах сквозило скорее любопытство, густо замешанное на молодом нетерпении. Они чего-то ждали. Магр Чужак повернулся к тем, кто вышел из-за струй водопада, и мгновенно решил исход противостояния, отдав короткое приказание на незнакомом, плавном и красивом языке:

— Мюиредах, анни аубаль кордав!

Один из Предрассветных братьев протянул к сгрудившимся в маленькую кучку побежденным руку, повернутую раскрытой ладонью вверх. Себастьян вдруг увидел, как изящна эта рука и тонки пальцы, принесшие им гибель. На смуглой женской коже лежала щепотка желтого порошку.

Женщина-кемметери подняла шлем и открыла лицо, взглянув прямо на Себастьяна своими большими черными, словно отлакированными глазами. И дунула.

Желтое облако взвилось во влажном ночном воздухе и вошло в ноздри незваных гостей Стопы Бога.

Бессонница этой ночи кончилась. Запрокидывая головы, кесаврийцы один за другим падали на беспощадный красный песок, на котором не видно крови.

В тесной клети пахло тем, чем и положено в темном корабельном трюме: сыростью, тухлой рыбой, испражнениями и еще чем-то, кажется, просмоленной паклей.

Кто-то зашевелился. Кто-то издал сдавленное проклятие. Кто-то пробормотал:

— Хочу доложить…

— Докладывать некому.

— Где… где капитан Каспиус Бреннан? Почему его нет с нами? Почему он не нюхает эту гниль?

— А разве непонятно? — выделился Ржига. — Он с Предрассветными братьями. Там, наверху, на палубе, пьет терпкое токопильское вино. Радуется жизни. Предательству. Подлому своему счастью. Предвкушает тот радостный момент, когда нас достанут из трюма и снова засунут — на этот раз в какой-нибудь темный пыточный подвал ордена Рамоникейя, — проговорил полубрешак и плюнул себе под ноги.

— Но ведь он сам вызвался возглавить поход! Зачем? — протянулся слабый голос Ариолана Бэйла. — К чему все это? Столько крови, столько обмана…

Себастьян сидел в углу клети на куче какой-то невообразимой рвани. На его губах играла сардоническая усмешка. Ему было что сказать, но в словесном угаре бесновались совсем другие. И Себастьян держал язык за зубами.

— Мы в плену у токопильцев, — горько констатировал Инигор Мар. — Остается утешать себя тем, что, согласно Иерархии, никакой Токопильи не существует вовсе. А значит, все это нам только снится.

Придя в себя окончательно, пленники осмотрелись и пересчитали, кто остался. В клети не было никого, помимо Себастьяна, Ржиги, Ариолана Бэйла и Инигора Мара. Ни девушек, ни Аюпа Бородача не было. Задумываться же о том, где находятся соратники по первому плаванию в Омут, Бреннан-младший и повар Жи-Ру, не было ни малейшего смысла. Ржига уже резюмировал общее мнение в этом вопросе.

— Что же с нами будет?

— А вот тут не хватит никакой фантазии, — мрачно откликнулся Себастьян.

В этот момент над головами загремело железо, откинулась крышка огромного люка, и пленники увидели, что к клети заводят грузовые тали и цепляют ее крюком. Дощатый пол под ногами покачнулся, и клеть начала подниматься.

Ударил яркий свет. Тухлые трюмные запахи смахнуло крылом налетевшего соленого ветра. Клеть возносилась все выше, пока наконец не закачалась на большой высоте в непосредственной близости от огромного древа брам-рея.

— Это не «Громобой». Судно, где мы находимся, намного больше, — сдержанно выговорил Себастьян, подвигаясь ближе к центру клети.

— И это точно не «Кубок бурь», — непонятно зачем брякнул Ржига.

— Зачем нас поднимают на мачту? — спросил Ариолан Бэйл.

— Наверно, для того, чтобы сбросить в море.

— Я не шучу.

— Вы идиот, мастер Ариолан Бэйл! — без околичностей объявил Ржига и нервно пошевелил ушами. — Если вы думаете, что кто-то из нас находит время для шуток, то вы сильно заблуждаетесь!

Он хотел сказать что-то еще, но Себастьян прервал его, резко дернув за руку и показывая куда-то за пределы клетки.

— Эса-Гилль! — донеслись снизу гортанные крики токопильцев. — Эйлеа зигарр Эса-Гилль!

И пленники, прильнув к прутьям клетки, серьезно накренив и рискуя опрокинуть ее набок, увидели приближающуюся столицу Черной Токопильи. Легендарный город, названный в честь любимой Илу-Марта, владыки Маннитов.

Те, кто возводил этот город, явно не искали легких путей в строительстве. Центр Эса-Гилль с моря казался похожим на расколотый плод граната: глубокую узкую бухту обводили живописнейшие отвесные скалы, к которым мелкими красными, розовыми, алыми и белыми ядрышками крепились древние здания страны Кеммет. Обе стороны ущелья соединялись красивейшими мостами. Их было много, больше двух десятков, и они сплетались в ажурную паутину, вот уже целое тысячелетие висящую над темной водой залива. Издали сложно было судить об истинном масштабе строений, но на самом деле даже самое малое из «гранатовых зернышек» было большим сооружением, даже целым комплексом зданий, незыблемо вписанным в громаду скал.

А даже самый скромный мост был длиннее Тертейского.

Над заливом господствовал колоссальных размеров замок. Построенный в незапамятные времена, он не оброс жиром позднейших пристроек, а сохранил свой темно-серый камень точеным и стройным, как талия девственницы. Он возносил к небесам два десятка башен, соединенных между собой гигантскими аркадами.

К древнему историческому центру примыкали кварталы, построенные позже, ниже и в менее экзотических условиях. Но и тут сохранялся фирменный стиль страны Кеммет: Эса-Гилль рвалась ввысь тысячами высоких башен, пилонов, держала на своей высокой груди тысячи храмов, дворцов, особняков. Как легконогие девочки, спускались по холмам груды домов, наполняющие собой сизую даль до самого горизонта, сколько хватало глаз. Себастьян не мог поверить, что вот этот прекрасный город со шпилями и башнями, с ажурной крепостной стеной на возвышенности, явно построенной не для обороны от внешних врагов, — и есть та самая вотчина зла, о которой говорили ему шепотом с раннего детства. Колыбель чудовищ. Родина мрака. Что там еще бессмысленно болтали об Эса-Гилль, городе, который не видел никто и никогда?

Кажется, сходные чувства испытывали и его спутники. Мастер Ариолан Бэйл качал головой и бормотал что-то нечленораздельное. Столица зловещей вражеской империи настолько же не походила на приземистые, основательные, крепко врытые в землю кесаврийские города, как изящная, ухоженная высокая горожанка с благородно посаженной головой и точеной шеей не походит на толстую краснолицую бабу из предместья или замшелой глубинки. У одной прекрасные белые пальцы, хрупкие плечи, нежное тело под воздушным платьем, а взгляд проникновенный и дразнящий, терпкий, как вино. У второй — красные натруженные руки, становой хребет, как у лошади, распухшие синие ноги и тяжеленные груди.

Вот только первая не раздумывая плеснет тебе нежного, сладкого яду или всадит меж ребер изящный дамский кинжал. Вторая будет ворчать, дышать кислой похлебкой и пахнуть потом, но накормит, напоит, позволит переночевать, наставит и проводит в трудную дорогу.

— Почему нас не убили сразу?

Задумавшийся Себастьян не сразу понял, что эти слова обращены именно к нему. Он вздрогнул и поднял голову — бледный Ариолан Бэйл смотрел прямо на него и протягивал ему руку.

Себастьян машинально сунул ему кисть левой руки и почувствовал, как сжались вокруг нее сильные пальцы лучшего ученика за всю историю Школы Пятого окна.

— Почему не убили? Это же очень просто: мы им нужны. И вряд ли для каких-то изощренных пыток. Чтобы разделаться с нами, вовсе не обязательно было тащить нас через океан, на другой конец света.

— Для чего мы можем быть нужны этим?! — воскликнул Ариолан Бэйл, делая резкое движение. Клетка угрожающе качнулась.

— Я помню, ты рассказывал мне об умирающих Столпах Мелькуинна и о том, что мир может перемениться не только вокруг, но и внутри нас, — ответил Себастьян. — Ты очень красиво говорил о «Птице Фаска» и изложил мне картину мира так, как никто. Отчего же с такими знаниями ты задаешь вопросы?

Мастер Ариолан Бэйл в ужасе открыл рот, но так и не смог воспроизвести ни единого звука.

Через два часа все пленники, находящиеся в клети, оказались в огромном гулком зале овальной формы, обведенном галереей. На этой галерее сидели мрачные кемметери, в числе которых Себастьян увидел Магра Чужака. А впрочем, здесь не имело смысла называть его собачьей кличкой, в свое время данной ему белокурой Танитой: на галерее почетно восседал Эльмагриб-Эускеро оар Аруабаррена, Дайна-кемметери, один из Трехсоттысячных, Предрассветный брат.

Человек, оставшийся непобедимым.

Примечательно, что в зале находились не только токопильцы. Цепкий взгляд Себастьяна нашел и капитана Каспиуса Бреннана, который скинул свой морской наряд и надел легкий светлый костюм и шляпу с плюмажем. И Жи-Ру, облачившегося в просторную накидку. Эти двое были не единственными ярко выраженными уроженцами Кесаврии, выделявшимися среди смуглых, высоких, поджарых кемметери.

В общей сложности в зале собралось около трех-четырех десятков мужчин. Добрая треть из них была кесаврийцами.

«Все не так. Все совсем не так, как мы полагали, — лихорадочно соображал Себастьян. — Сначала нас убеждали, что никакой Черной Токопильи не существует. На более высоком уровне Иерархии знаний тайных и явных нам говорили, что где-то там, за Столпами Мелькуинна, лежит загадочная, враждебная империя древнего зла. Чудовищный враг, абсолютное зло… Омут, о котором мало кто имеет представление, но шепотом говорят все. И вот теперь оказывается, что верхушка Альгама и Кесаврии отлично ладит с Эса-Гилль! Заседает вместе с ними на общем совете! Для чего все это нагромождение лжи? А главное — как во все это вписываемся мы, уцелевшие? Если мои предположения оправдаются, это конец».

— Впрочем, конец — это всегда начало чего-то нового, — пробормотал он.

Ариолан Бэйл вздрогнул и оторопело посмотрел на своего товарища по несчастью:

— Бредишь?

— Хотелось бы… Я говорю, хорошо бы это все оказалось бредом, вызванным действием яда ледникового эльма, — отозвался Себастьян. — Вот только боюсь, что это происходит с нами наяву.

В этот момент Магр Чужак поднялся со своего места и вскинул вверх правую руку, призывая к вниманию. Голоса умолкли. Один за другим присутствующие в зале обращали свои взоры на Предрассветного брата ордена Рамоникейя.

— Это тот, о ком я вам говорил, господа! — провозгласил Магр Чужак. — Себастьян Мельмот Эйри из Угурта, воспитанник того, который известен большинству из нас под именем барона Армина. Надо сказать, что мы дорого заплатили за то, чтобы видеть Себастьяна и его друзей здесь, в зале Совета ордена Рамоникейя. Уверен, что и эта цена — всего лишь малая часть настоящей цены. Впрочем, мы ничего не пожалеем: наше дело благородное и для него уместны любые жертвы.

— О каком благородном деле ты говоришь, вор? — крикнул мастер Ариолан Бэйл, так и не научившийся сдерживать проявления своего опасного красноречия. — Вырезать экипажи в общей сложности трех кораблей, похитить девушку, улепетывать за моря, травить нас мерзкими холоднокровными тварями — это, что ли, твое благородное дело? Если бы я…

— Следи за языком! — прервал его Магр Чужак. — А не то я велю его вырвать с корнем.

— Спокойно, господа! — поднялся со своего места сэр Каспиус Бреннан. — Сейчас я все объясню, а уж потом будете обмениваться мнениями. Как ни нелепо это сейчас звучит, дело у нас общее. Конечно, я мог бы рассказать все, что ты сейчас услышишь, Себастьян, еще в Угурте. Вот только едва ли ты бы смог понять и поверить. Ты должен был увидеть все собственными глазами. Ощутить. Побороться… Иначе как говорить о Столпах Мелькуинна и о ледниковых эльмах? Так слушай. Столпы Мелькуинна — это самое совершенное оружие Маннитов, которое было ими создано. Это оружие они обкатывали на земле, которая сейчас называется Кесаврией. Еще два, самых древних и самых разрушительных, Столпа находятся близ Цитадели. Отцы погибели воздвигли эти чудовищные Столпы и с их помощью закладывали основные параметры этого мира. Климат. Рельеф. Состав животного и растительного мира. Наконец, устанавливали основные характеристики человеческих рас, населяющих наш мир. Могущество Столпов было беспредельно: по одному слову владыки Илу-Марта моря выходили из берегов, реки оборачивались вспять, а целые людские племена и звериные стаи превращались в вопящий от дикой боли студень и исчезали. Ариолан Бэйл показывал тебе кое-что из того, что можно делать при помощи столпов-суррикенов — серых жерланов.

— Вам и это известно…

— Разумеется. Вокруг кесаврийского материка расположено семнадцать Столпов Мелькуинна, поддерживающих климатические и иные действующие величины этого мира, — отрывисто заговорил сэр Каспиус. — Все, что попадает в поле их воздействия, называется Покровом. Ты уже слышал это понятие… Но все дело в том, что Столп Мелькуинна — какая-никакая, чудовищная и непонятная, но разновидность жизни. И у него есть свой жизненный цикл, длящийся от двух до трех с половиной тысяч лет. И если не задать новый цикл, то Столпы Мелькуинна начинают сбоить. Меняются установки, появляются аномальные зоны, где с любым организмом, выношенным, рожденным и всю жизнь обитающим в зоне Покрова, может произойти все что угодно!

— Да… — уронил Себастьян. — Понимаю. Мне объяснял мастер Бэйл. Нарушаются обменные процессы, и человек в прямом смысле может превратиться в чудовище. Перерождение… Что и произошло в Северном Альгаме…

— Именно! Для того чтобы не произошло катастрофы, нужно задать новый жизненный цикл Столпов. Как это делается, нам известно: Манниты оставили особый препарат, состав, который, будучи помещен в пору любого из Столпов Мелькуинна, запускает механизм полного обновления всей «грибницы». Нам известно, где взять это лекарство для Столпов. Нам известно, как и когда оно подействует. Но до сих пор мы не знаем, как доставить это снадобье по адресу.

— То есть?

— То есть мы не можем приблизиться ни к одному из Столпов! Ни одному простому смертному это не под силу. Вокруг Столпов Мелькуинна залегли полосы смерти, несущие гибель и безумие. Даже в одной кесаврийской лиге от Столпа человек ощущает сильнейшее головокружение, резь в глазах, сильнейшие спазмы в животе. Мышцы сводит каменной судорогой. Еще ближе — приходит сумасшествие, в теле начинают лопаться крупные кровеносные сосуды, возможна мгновенная смерть от разрыва сердца. Это если повезет. Что происходит с человеком в непосредственной близости от столпа, лучше не говорить. Впрочем, ты видел. Там, на Языке Оборотня.

— Котел лжи?

— Эта штука воспроизводит то, что происходит с человеческой плотью рядом со Столпом — в зоне, где не действует Покров, — пояснил Каспиус Бреннан. — Еще одна экспериментальная разработка Фаска Аутанама, единственного человека, которому как-то удалось приблизиться к Столпу и получить образец его вещества.

— Я все равно не понимаю, как все это соотносится с похищением Аннабели и нашими мытарствами! — упрямо проговорил мастер Ариолан Бэйл.

— А тебе и необязательно понимать! — возвысил голос Магр Чужак. — Все эти разъяснения не для тебя!

— Двадцать лет назад мы решились сделать то, что уже давно напрашивалось. Единственное существо, которое может безболезненно приблизиться к Столпу, прикоснуться к нему, а может, и пробраться в его недра — это Маннит. Тот, в чьих жилах течет кровь Великих шутников. Мы отправились в их родовое гнездо, в Цитадель, и ценой огромных потерь сумели достать капсулу с семенем Отцов погибели. Там же, в Цитадели, находится лекарство для Столпов Мелькуинна… Но нам оно все равно не помогло бы: приблизиться к Столпу и запустить снадобье может только потомок расы Создателей. И мы поставили себе цель вырастить собственного Маннита! — Глаза капитана Бреннана сверкнули. — И мы сделали это!

Себастьян едва устоял на ногах. Его посетил сильнейший приступ головокружения — как то, о котором говорил сэр Каспиус, упоминая о воздействии Столпа Мелькуинна на человеческий организм.

Медленно, старательно подбирая каждое слово, Себастьян заговорил:

— Вы… вы хотите сказать… что я… что мне… что у меня никогда не было отца, а моя мать стала жертвой… вашего чудовищного опыта… И… и я…

— Ты! — раскатился под сводами зала низкий, мощный голос. — Именно ты, Себастьян. Все остальное теряет смысл перед этой истиной. Да и что остальное? Вся история с похищением девицы и последующее путешествие — это лишь хорошо поставленный спектакль в крайне убедительных декорациях. Ты должен был поверить в то, что тебя жестоко оскорбили. Ты должен был сам захотеть отомстить Магру Чужаку, пройти по его следу, преодолевая множество преград. Эти преграды должны были испытать и закалить тебя для главной миссии. Проверить, насколько ты способен контролировать себя и использовать свои чудесные возможности, заложенные от природы, хоть на малую долю. Ведь Манниты, как то следует из древних манускриптов, созревают долго. Проявляются по капле, по крупице.

Себастьян даже не оборачивался на говорившего. Сложно было не узнать этот характерный голос.

В Эса-Гилль пожаловал владетель Корнельский собственной персоной. Он был не один: его сопровождал какой-то низенький человечек, закутанный в плотный теплый плащ.

Хотя в зале было отнюдь не холодно.

— Манниты были так устроены, что их сильные стороны проявлялись только под воздействием страстей: безудержного гнева, сильной зависти, непреодолимой гордыни. Любви или чаще ненависти. Мы постарались разбудить в тебе все эти чувства, — проговорил герцог Корнельский. — Для этого мы подстроили ряд печальных событий.

— Мы?..

— Ты знаешь практически всех. Это участники похода в Омут двадцатилетней давности: я, мой сын и корабельный повар Жи-Ру. Наконец, это Эльмагриб, которого вы прозвали Магром Чужаком. В Кесаврии он более известен под именем Астуана Пятого, главы Алой сотни ланзаатов.

— Но…

— Изменить обличье куда проще, чем, скажем, внутреннюю сущность, — отозвался тот, кто был Астуаном.

Взгляды всех присутствующих обратились на Себастьяна. Казалось, что там, где он стоял, стало светлее — словно на нем скрестились направленные пучки света. Воспитанник барона Армина произнес:

— О каких событиях вы говорите? Я, конечно, догадываюсь… Но лучше услышать от вас.

— Очень просто, — сказал владетель Корнельский. — Твой опекун Армин был очень скверным человеком, и в тот момент, когда мы сказали ему о необходимости отдать тебя, заломил несусветную цену. Помнишь, когда я принимал вас в своем дворце в Сейморе и он вышел от меня с перекошенным лицом? Конечно, он был очень недоволен, что ты потребовался раньше времени, а его награда оказалась меньшей, чем он ожидал. Свою награду он в конечном итоге и получил — после того, как на островах Аспиликуэта вы нашли Магра Чужака и взяли его на борт «Летучего». Жи-Ру освободил пленника, а потом все было разыграно так, чтобы тебя, Себастьян, обвинили в убийстве собственного опекуна и сговоре с токопильцами. Ты должен был сам захотеть отправиться в погоню. Ты должен был сам ощутить зов древней силы, которая дремлет в твоих жилах. Для того мы судили тебя в Старом Альзигорне — Граненом холме, некогда возведенном Маннитами и сохранившем дыхание Ушедших. Ты же тоже почувствовал это, правда? Я же видел твое сияющее лицо!

Конечно, он говорил о том ликующем чувстве, захлестнувшем Себастьяна в недрах Старого Альзигорна, в зале суда.

— Значит, все было подстроено, — безо всякого выражения выговорил воспитанник покойного изувера и подлеца, барона Армина.

— Да. Кстати, у настоящих бойцов ордена Рамоникейя нет никакой спиралевидной татуировки, изображающей золотого эйгарда, — вступил в разговор капитан Бреннан. — Ни на запястьях, ни на предплечьях. Все было только для тебя. Настоящие Предрассветные братья, отчасти присутствующие здесь, не делают этого дурацкого фокуса под названием розовый лед, который стоил жизни барону Армину и Олеварну. Все было сделано для того, чтобы ты просто поверил, что перед тобой именно Предрассветные братья. Враги. Черная Токопилья.

— Но почему же нельзя было сказать прямо так: ты должен отправиться через океан и привезти это самое лекарство для Столпов, которое даст если не спасение, то передышку и время собраться с силами? — вымолвил Себастьян.

Капитан Кассиус Бреннан-младший невесело улыбнулся:

— Сказать такое Манниту, пусть суррикену? Все-таки ты плоть от плоти Отцов погибели, и неизвестно, как бы ты отреагировал на правду. А скорее всего, дело и не в этом: ты просто рассмеялся бы и сказал, что это какая-то глупая шутка. Ты не созрел. А у нас не было времени. Нам нужно было ускорить процесс. Мы нашли меры и методы… Вот и все. Что тут непонятного?

— Значит, наше путешествие было одной чудовищной шуткой. Розыгрышем. Спектаклем для него одного… — вздохнул стоявший рядом с Себастьяном мастер Ариолан Бэйл, рассматривая своего спутника словно в первый раз. — А я с самого начала чувствовал в тебе силу. Особую, ни с чем не сравнимую… Помнишь лагерь у Тертейского моста? Ты вошел в шатер, и светящиеся шарики, летающие над серыми жерланами, разом погасли… Уже тогда я заподозрил, что даже сверхмалые, неузнаваемо изуродованные Столпы, которыми являются серые жерланы… даже они безошибочно распознают плоть Маннитов.

— Конечно, помню. Ты назвал меня самодовольным нахалом и малолеткой, который выдает собственные нелепые бредни за истину, — печально улыбнулся Себастьян.

— Да, было дело… И я помню…

Никто из членов ордена Рамоникейя не вмешивался в эту, казалось бы, неуместную беседу. Не прерывал сдавленных, ничего не значащих слов о каком-то мелком событии, меркнувшем на фоне приближающейся беды.

Себастьян обратился к ним сам:

— А как же ледовая гора, кишащая этими холодными тварями? Поход на выручку захваченным в плен товарищам? Зачем нужно было нарочно подстраивать столкновение с айсбергом и оборачивать все так, чтобы мы рисковали жизнью и сражались с эльмами? Или вы хотите сказать, что это как раз не подстроено и было на самом деле?

— Почему же подстроено. Это сделано по договоренности.

— По… по договоренности? — с расстановкой выговорил Себастьян. — По договоренности с кем?

— С эльмами, конечно, — бесстрастно произнес Магр Чужак. — Я лично отбирал их. У тебя не было никакой реальной боевой подготовки, а главное, мы не знали, как отреагируют на тебя сами эльмы. Как они распознают кровь Маннитов. И мы забросили пробный шар. Близ Цитадели, куда тебе предстоит направиться, царит чудовищный холод, властвуют мороки, а его подступы изобилуют вырождающимися эльмами. Это древняя, славная раса. Но и они не в силах что-то изменить. Они сами жадно ждут, когда же мы возродим умирающие Столпы Мелькуинна — иначе всему племени ледниковых эльмов конец. Страшный, мучительный. Не относись к ним враждебно. Как я сказал, эльмы очень древний род, они некогда созданы непосредственно в Цитадели и первыми почувствовали на себе силу Столпов. И они заслуживают уважения не меньшего, чем мы, люди.

— А те эльмы, которых мы убивали?

— Они и так были обречены, — подал голос капитан Бреннан. — Они сохранили полную силу, но ненадолго. Я попросил их щадить только тебя, Себастьян. Но, как выяснилось, они и так не посмели бы. Почувствовали.

— А эти дурацкие сифоны с эррерским огнем? Эта чертова смесь, в которую мы лили живую человеческую кровь… она на самом деле так страшна для эльмов?

— На самом деле, — кивнул сэр Каспиус Бреннан. — Но их убил не водяной огонь и не кровь наших спутников. Их, а особенно большого корневого эльма, убила твоя кровь. Только после этого мы окончательно убедились, что на верном пути и можем рискнуть сунуться вместе с тобой в самое сердце Цитадели…

— Демоны с ней, с Цитаделью! — крикнул мастер Ариолан Бэйл. — Тем более с разного рода тварями там и так все в порядке! Тут другое, другое… Зачем убит Олеварн? Убит этим самым розовым льдом, который, по вашим же словам, не используют члены вашего проклятого ордена?!

Себастьян мог добавить к этому вопросу второй, не менее емкий и животрепещущий: зачем на Стопе Бога были убиты все члены экипажей «Кубка бурь» и «Громобоя»? Но он промолчал. Сэр Каспиус Бреннан услышал только слова Ариолана Бэйла, напитанные самой свирепой ненавистью. Едва ли не впервые на этом странном собрании теряя самообладание, капитан Бреннан рванулся к своему лучшему, блистательнейшему ученику с готовым ответом на устах…

Но его отец остановил этот вольный полет слова и тела.

— Довольно! — рявкнул он. — Довольно на сегодня! Хватит уже этих печальных истин! Трижды проклятых, сожри меня Омут! Отведите их в предназначенные покои до утра.

— Последний на сегодня вопрос…

Герцог Корнельский, уже собравшийся уходить, развернулся всем своим массивным корпусом к Себастьяну. Он-то и проронил эту фразу.

— Ну хорошо, — помедлив, произнес Каспиус Бреннан-старший.

— Вы сейчас сказали: сожри меня Омут. Сейчас мы упоминали все что угодно: Цитадель, кровь Маннитов, древнюю расу эльмов, которую, оказывается, нужно уважать… Столпы Мелькуинна, наконец. Но во всем этом параде печальных истин как-то не нашлось места тому, о чем говорилось более всего. Так что же такое Омут, ваша светлость?

Герцог сморщился так, словно набрал полный рот зловонной слизи от самого уважаемого и самого древнего эльма. Тут взял слово Магр Чужак:

— Подожди. Я отвечу. Омут! Ну… в отличие от Цитадели, это не какое-то конкретное место. Это метафизическое построение. Омут — это наглядная модель мира, который известен большинству жителей Альгама и Кесаврии. Сверху — тихая улыбчивая вода, отражающая солнечный свет. По ней снуют водомерки, в ней отражаются счастливые лица людей, и лишь случайный ветерок может посеять рябь на этой гладкой поверхности. Но есть те, кто знает: там, внизу, ходят темные воды, сцепляются в безмолвной смертельной схватке жуткие твари, которых не описать словами. Там зреет, как мерзкий ил, древнее зло. Оно все поднимается, оно все равно достигнет поверхности безмятежно чистой воды — вне зависимости от того, знают ли об этом люди.

— Вода давно уже не безмятежна, не чиста, — ответил Себастьян. — Те, кто погиб в эльмовой горе, те, кто был убит на Стопе Бога… Они видели перерождение и гибель своих родных и своих селений. Они не дали бы соврать.

— Да пойми ты! — крикнул капитан Бреннан. — Пойми, что для них приезд в Эса-Гилль означал бы конец много горший, чем тот, что они приняли. Наверно, я уже говорил когда-то, но еще раз повторюсь: они шли сюда, чтобы умереть в схватке с кемметери, с проклятым орденом Рамоникейя. Мы осуществили их самую заветную мечту. Без этого их жизнь превратилась бы в муку, которая намного хуже вот такой смерти в бою.

— Да уж… — процедил Ариолан Бэйл. — Если бы они узнали, что в орден Рамоникейя входят высшие иерархи их собственной страны… если бы они знали о выездных советах, этих славных посиделках, прямо в столице главного врага… Да, это было бы большим разочарованием. Вы были правы, что убили их. Но вы были бы еще более правы, если бы с ними убили бы еще и меня.

— Опять ты о себе… — пробормотал сэр Каспиус Бреннан-старший.

Плененных на Стопе Бога увели.

Да, Себастьян по-прежнему чувствовал себя пленником. В строю истин, которые были явлены ему щедрыми Предрассветными братьями, не хватало одного звена.

Решающего.

— Истины… Что толку было говорить все это, допустим, еще там, в Кесаврии? Если ты до сих пор не поймешь, что тебе делать с этой правдой? — невнятно бормотал капитан Бреннан, сжимая голову обеими руками и не реагируя на укоризненный взгляд и властный окрик отца. — И готов ли вообще ее услышать, эту правду… — Бывший директор Школы Пятого окна вздохнул и добавил совсем тихо: — Тем более ты никогда не был один. За твоей спиной всегда стоял золотой эйгард, страж Маннитов. И мы не знаем пока силы, которая могла бы, если потребуется, остановить его. И горе нам, если ты найдешь его, помимо нашей воли и раньше времени…

Аннабель неподвижно смотрела в белое лицо Себастьяна. За ее спиной угрюмо шмыгал носом мастер Ариолан Бэйл. Но, такой дерзкий перед лицом множества вооруженных людей, тут он не смел вмешиваться.

Они находились в просторной светлой комнате, примыкавшей к большому открытому балкону с разбитым прямо на нем фонтаном. Из большой скульптуры льва, венчавшей его, било несколько струй воды. Отсюда, с балкона, открывался вид на порт и лес судовых мачт. На их клотиках бились разноцветные флаги…

У фонтана угрюмо кучковались Ржига, Танита, Майя, Инигор Мар… Они наблюдали за тем, как диковинные прозрачные рыбки в фонтане глотают собственное потомство. Ржига, не стесняясь, еще и плевал туда. В разговор Себастьяна и Аннабели все они, впрочем, также не вмешивались.

— Я все знаю, — сказала она. — Я была лишь приманкой. Простой наживкой. Помнишь, как мы с тобой в детстве удили рыбу на живца, Басти? Вот примерно так я себя и ощущаю. Насадили на жирный крючок, протащили через большую воду.

— А потом появился и улов, — в тон ей сказал Себастьян.

— Я ничего не знала.

— Я знаю. Я ни в чем тебя и не обвиняю.

— Между нами стояло море соленой воды. Теперь между нами стоит море крови.

Себастьян поморщился и протестующе поднял раскрытую ладонь:

— Анни! Не надо этих красивых слов. Ты их достаточно написала в письме, вложенном в кораблик… Хотя, наверно, его могла писать и не ты, — тут же добавил он.

— Нет. Его писала я. Правда, я совершенно этого не помню… Но вы же не сомневаетесь, что в арсенале Магра Чужака достаточно уловок, чтобы заставить меня это сделать помимо моей воли, — резко сказала она.

— Еще бы! Первый ланзаат Альгама и Кесаврии. Да и тут, в Черной Токопилье, видно, далеко не последний.

— Это точно, — сказала Аннабель. — Я так поняла, что орден Рамоникейя существует здесь совершенно открыто, а правителям Кеммета отлично известно, что многие члены этого ордена приплывают из-за океана. Из страны, где ненависть к мифической Токопилье закладывают с самых ранних лет.

— И как давно ты это узнала? — сощурился Себастьян. — Про правительство Кеммета?

— Сегодня. И довольно о них. Я хотела бы сказать несколько слов о нас.

— Что же?

— Помнишь, в сейморском дворце владетеля Корнельского я сказала: «Ты ничуть не переменился. Такой же мальчишка».

— Отлично помню. Как же…

— Сейчас я не могу повторить эту фразу. Ты действительно стал другим. Даже взгляд… А с тех пор, как я узнала, что ты и был другим с самого начала, с самого своего рождения…

— Не будем! — прервал ее Себастьян. — Избавь меня от этих разговоров. Ничего уже не изменишь. Наши с тобой благодетели слишком долго и кроваво шли к тому, чтобы вот сейчас мы с тобой стояли в комнате с видом на Эса-Гилль и говорили о нашем предназначении. Мне многое еще неясно. Но совершенно очевидно одно: попытки вырваться из-под контроля Предрассветных братьев принесут еще больше крови, еще больше смертей. Ненужных смертей, таких, как гибель Олеварна.

И вот тут мастер Ариолан Бэйл прервал свое тягостное молчание и шагнул к Себастьяну:

— Ненужная гибель, ты говоришь? Его гибель — событие знаковое, и ненужным его уж точно не назовешь. На корабле, в то утро, когда Ржига нашел тело Олеварна, ты сам сказал, что он видел золотого эйгарда, а уж потом был убит в спину розовым льдом. Так вот что я тебе скажу: Олеварн был убит только из-за того, что мог передать тебе определенные сведения.

— А именно?

— А именно — назвать имя того, в чьей шкуре гнездится сущность Стража Маннитов. Не исключено, что он услышал настоящее имя золотого эйгарда. Вспомни, лунному зверю подойдет любое, даже самое невзрачное обличье. Главное для него — быть рядом с тем, кого он оберегает. Вне зависимости от того, знает ли потомок Отцов Катастрофы об этой охране или нет…

Себастьян провел ладонью по лбу и выговорил:

— Я думал об этом. Золотой эйгард охраняет меня по умолчанию, но приказы выполняет только тогда, когда я смогу их ему отдать, так? — рассуждал он вслух. — А для этого я должен узнать, в ком прячется древний зверь. Думаю, я смогу узнать его! Сдается мне, что сейчас его временный облик сильно попорчен…

— Почему это? — в один голос спросили Аннабель и Ариолан Бэйл.

— Очень просто. Я видел золотого эйгарда два раза. Первый — на Языке Оборотня после того, как опрокинулся Котел лжи и нас едва не захлестнуло этим желтым туманом. И второй — на островах Аспиликуэта, где, по всей видимости, образовалась одна их тех «пробойных» аномальных зон, о которых говорили Предрассветные братья. Грубо говоря, лунный зверь проявлялся там, где ослабевало или вовсе исчезало действие Покрова. В те минуты его фальшивая шкура трещала по швам, а то и вовсе сваливалась. Что же делало гигантское чудовище, чтобы снова залезть в свое маленькое серенькое убежище?

— Спешило поближе к тебе! — бросил Ариолан Бэйл.

— Правильно… Наверно, мое присутствие помогает ему…

— …стабилизировать, — подсказал нужное слово мастер Бэйл.

— Именно… Стабилизировать свою ложную плоть. Здесь, в Эса-Гилль, сила Покрова не действует. А если огромная тварь с серповидными зрачками до сих пор не бросается ко мне, это означает только одно: золотой эйгард тут. Совсем близко. И это явно не кто-то из вас. Потому что это неминуемо отразилось бы на внешности…

Мастер Ариолан Бэйл хотел было задать очередной вопрос, но поравнявшаяся с ним Аннабель больно толкнула его кулаком под ребра. Тот захлопнул рот, давя непрошеные слова.

Себастьян метнулся по комнате сначала с голыми руками, потом с массивной тростью, снабженной металлическим набалдашником. В два счета он обшарил всю немногочисленную мебель, которая была в комнате. Он простукал стены в поисках ниш и скрытых пространств; он перебрал каждую складку тяжелых занавесей, мягко драпирующих два огромных, от потолка и почти до пола, окна. Он сделал много глупых и не очень вещей, прежде чем оказался прямо напротив фонтана.

Он протянул трость и осторожно коснулся ею бока каменного льва, из головы которого били струи воды. Он стукнул еще раз, и другой. Судя по звуку, внутри была пустота.

Лев был тонкостенным и полым.

Себастьян перемахнул через бортик бассейна и, перевернув в руке трость, двумя мощными ударами массивного набалдашника выбил в боку у льва внушительную дыру. Несколькими энергичными движениями он расширил ее и, без колебаний сунув туда руку, вытащил наружу маленькое трясущееся существо в длинном плаще с капюшоном.

Себастьян смахнул этот капюшон, и взорам всех присутствующих открылись комковатая борода, оскаленные разноцветные зубы и осунувшаяся серая физиономия Аюпа Бородача.

— Аюп!

— Аюп!

— Несносная скотина… — не удержался от привычных добрых слов в адрес соплеменника Ржига, но тотчас же умолк.

Наверно, понял наконец, что тот и не соплеменник ему вовсе…

— Так я и думал, — выговорил Себастьян, рассматривая серое лицо Аюпа, пересеченное широкими фиолетовыми полосами. Один из глаз Аюпа почти закрылся, коричневые веки напухли, и виднелась из-под них багровая полоска глазного яблока.

По подбородку сочилась какая-то слизь, словно тут давили жирную гусеницу.

— Неважно выглядишь, Аюп Бородач, — проговорил Себастьян. — Или все-таки нужно обращаться к тебе по-иному? А то смотри, я не неволю. Сброшу тебя с балкона, и увидим, что из этого выйдет.

— Точнее, вылезет, — пробормотал мастер Ариолан Бэйл.

Себастьян устремил на вытащенное из фонтана существо пристальный взгляд и медленно произнес:

— Так как прикажешь тебя называть?

— Я не могу приказывать тебе…

— Тогда приказываю я!

Аюп пошевелил губами. Одна из них лопнула на глазах, и из нее потянулась — нет, не сукровица, а какая-то ярко-оранжевая, остро пахнущая жидкость.

— Меня зовут Текультиапал Алый, — глухо сказал он. — Мое полное имя не примет ни одна человеческая память, но тебе достаточно и этого относительно короткого имени, чтобы теперь всецело повелевать мной.

— Текультиапал Алый, — медленно повторил Себастьян.

И вот тут Аюп Бородач затрясся всем телом по-настоящему. С его лица сполз огромный кусок кожи, открывая светящуюся и пульсирующую поверхность другой плоти. Он сдавленно застонал и бросился вниз лицом о каменные плиты, выстилающие пол. Он прокатился по нему с такой легкостью, словно был отшлифованным куском льда.

Там, где он касался плит, тотчас же вспухали клубы тусклого, рыхлого, подсвеченного изнутри фиолетовым светом дыма. Полоса этого дыма в два мгновения разрослась в целое облако с неровными, рваными боками.

— Да вылезай уже! — громко сказал Себастьян, но как он ни бодрился, ноги его стали ватными. Ржига и вовсе ничком бросился на пол и закрыл голову обеими руками, когда из облака начала высвобождаться голова чудовища, уже неоднократно виденного Себастьяном. Тысячу раз во сне и дважды — наяву.

И вот третий раз.

Но впервые Себастьян увидел стража Маннитов полностью.

Это был поистине прекрасный зверь. На его фоне холодные твари заклятой горы казались не в меру прыгучими недоразумениями. Вроде головастиков, лишь наполовину ставших лягушками и по-прежнему передвигающихся при помощи хвоста. Текультиапал Алый прочно стоял на всех четырех лапах, и под громадными точеными когтями ломался мрамор. По маслянистой коже чудовища текли алые отсветы.

Внешне он походил на помесь рептилии и чудовищного пса. В холке лунный зверь, наверное, втрое превосходил самого массивного и грозного буйвола-производителя кесаврийских лугов. Думается, покойные глухонемые братья-близнецы, вскарабкавшись друг другу на плечи, смогли бы достать рукой до загривка огромной твари. В длину — от головы до кончика хвоста — он достигал, верно, никак не меньше семи-восьми нилморов.

На блестящей морщинистой шее сидел глыбистый монолит головы. Чудовище пошевелило нижней челюстью, приоткрыв частокол зубов и показывая бархатно-алый развал пасти.

Багровые глаза, разрезаемые надвое золотыми серпами зрачков, были неподвижны. Но каждому из присутствующих казалось, что лунный зверь смотрит именно на него.

«Я могу стать на задние лапы и выпрямиться в полный рост, но, боюсь, потолок обрушится и завалит твоих друзей. А их, в отличие от тебя, я оберегать не обязан, Себастьян», — зазвучал в голове новоявленного потомка Великих шутников глубокий, насмешливый, мягкий голос охранного демона.

Себастьян собрался с мыслями и произнес, как ему казалось, не самые нелепые слова:

— Не могу сказать, что я рад видеть тебя таким. Но меня утешает то, что Магр Чужак и его шайка будут рады существенно меньше меня.

«Это да. Они всеми силами старались оттянуть момент вот такой нашей встречи. Тысячелетия назад у древних Маннитов молодежь, прежде чем получить своего личного золотого эйгарда в полное владение, проходила долгую инициацию. Они учились смирять себя и правильно формулировать свои приказы — ибо каждый такой приказ безусловно обязателен для моей расы. А мы можем очень многое…»

— Исполни первый такой приказ. Ответь на вопрос: почему сэр Каспиус убил Олеварна?

«Тот услышал мое имя той ночью в каюте капитана Бреннана и мог передать его тебе. А если бы ты произнес его вслух, даже не зная, что это, я бы точно не удержал гнилой оболочки Аюпа Бородача и стал таким, каким ты видишь меня сейчас. И тогда ты стал бы безусловным хозяином положения, и никакой Магр Чужак и люди из ордена Рамоникейя не посмели бы даже косо посмотреть в твою сторону. Собственно, я тоже не рвался попасть к тебе в кабалу. Как это случилось сейчас. Я ждал, когда ты будешь готов. Теперь мое ожидание истекло. Может быть, это случилось преждевременно — но это теперь не мне судить. Приказывай, сын Маннитов».

— А что ты можешь?

«А что ты хочешь? Мои возможности, конечно, тоже имеют свои пределы: всемогущи только Столпы Мелькуинна, а точнее, те, кто мог ими повелевать».

— Я пока воздержусь от желаний… — начал было Себастьян, но осекся. Он услышал шаги.

Кто-то, гремя подкованными сапогами, поднимался по витой лестнице, ведущей в отведенные пленникам покои.

Это были Магр Чужак, капитан Бреннан и судовой повар Жи-Ру, продолжающий щеголять в новых токопильских одеяниях. Все трое были под хмельком и явно настроены на добрую, душевную беседу.

Примерно в таком ключе и встретил их мастер Ариолан Бэйл. Он сделал несколько неспешных шагов в сторону гостей и проговорил:

— Ну и какого вонючего демона вам тут надо, поганые предатели?

«Наверно, я произвел на твоего товарища Бэйла сильное впечатление, — зазвучал в голове Себастьяна голос золотого эйгарда. — Все-таки вблизи я не благоухаю».

Потомок Отцов погибели повернул голову налево, туда, где еще несколько мгновений назад вздымалась громада лунного зверя.

Того не было.

Между тем Магр Чужак отнюдь не смутился ласковым приемом, оказанным ему и его спутникам Ариоланом Бэйлом. Он кротко склонил голову и проговорил:

— Предатели? Ну, если учесть, что памятники главному предателю всех эпох и рас стоят на всех главных площадях городов Кесаврии, — это смелое заявление. Да будет тебе известно, отважный юноша, пророк Мелькуинн только потому и стал великим основателем новой эры, что предал и унизил своих собратьев. Не стану вдаваться в подробности, но это он ударил в спину непобедимому и всемогущему Илу-Марту, державшему в руках власть над Столпами Мелькуинна! Так что не тебе, всю жизнь скрепляющему клятвы его именем, говорить о предательстве. Да, капитан Бреннан?

Тот молчал.

— На самом деле ты все не так понял, Басти, — добродушно выговорил Жи-Ру. Этот принял больше остальных и выглядел благожелательнее всех. — Мы хотим тебе только добра. Тебе и нашему миру. Мы же внятно объяснили, что только ты можешь задать новый жизненный цикл Столпов Мелькуинна. Ланзааты Алой сотни предназначили тебе великую судьбу с самого начала, с самого рождения. Внес, так сказать, и я свой скромный вклад… Правда, сэр Каспиус?

Тот продолжал молчать. Его ноздри беспокойно трепетали. Он даже сделал какое-то нечетко акцентированное движение назад, к выходу. Но тут же, словно устыдившись своих намерений, вернулся на свое место — справа от Магра Чужака.

Последний выглядел расслабленным сверх меры. Наверно, долгий путь и многодневное, ни на секунду не отпускающее напряжение взяли свое. Его глаза маслянисто поблескивали, когда он сказал:

— Я предлагаю забыть старые обиды тебе, Себастьян, и тебе, Ариолан Бэйл. Ваши друзья невредимы. Девушка, за которой вы бросились в Омут, цела. Да, были незапланированные потери. Но в том огромном деле, которое мы должны свершить сообща, без них не обойтись.

— С вами приятно иметь дело, господин Эльмагриб-Эускеро оар Аруабаррена, — без запинки отчеканил Себастьян и широко, радушно улыбнулся. — Вы все так блестяще обосновываете. Или, извиняюсь, вас лучше называть магистр Астуан?

— Как тебе будет удобно. Но коль скоро я переделал свою плоть, то можешь звать меня той же кличкой Магр Чужак. Коротко и емко.

— Принято. Кстати, о плоти: раз уж вы рассуждаете о необходимости жертв, то зачем был убит барон Армин, мой любезнейший опекун и отец той девушки, которая, вашими молитвами, осталась цела?

«Хорошо сказано, — прозвучал в голове Себастьяна голос невидимого стража Маннитов. — Я бы тебе сам объяснил, но лучше послушай магистра Астуана. Этот быстро докажет, что черное на самом деле является белым».

— А, этот… — развел руками Магр Чужак. — Я не хотел бы говорить об этом при Аннабели. Я привык щадить ее. (Это было сказано таким непередаваемым тоном, что девушка вспыхнула, Ржига выругался, а побледневший от гнева Ариолан Бэйл поднял к лицу судорожно сжатые кулаки.) Из Кесаврии прибыл владетель Корнельский, и он мог бы исчерпывающе рассказать и о событиях многолетней давности, и о совсем свежих. Все это имеет прямое отношение к жизни и деятельности покойного барона Армина. Скажу кратко: он был одним из наших и пострадал за свою жадность и глупость.

— Ложь! — крикнула Аннабель. Ее глаза сверкнули.

— Когда я вам лгал? — распустил губы в обворожительной улыбке Магр Чужак и вскинул вверх мускулистые руки с татуированными предплечьями.

Горячий, жгучий, тошнотворный импульс разорвался где-то в голове Себастьяна и стек в жилы.

Он решил: пора.

Капитан Бреннан, не сводивший глаз со своего корабельного ученика, в этот момент замер как вкопанный. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

Звериным чутьем морского волка он понял, что сейчас произойдет.

— Вы говорите, что мне отведена главная роль в этом балагане? — вкрадчиво заговорил Себастьян. — Я оговорился: в этом великом деле… Вы говорите, что любые жертвы уместны во имя достижения цели? А что ты скажешь насчет этой жертвы? — крикнул Себастьян и движением руки бросил золотого эйгарда прямо на Магра Чужака.

Он не сомневался, что его молчаливый приказ будет выполнен мгновенно.

Так и произошло. Охранная тварь Маннитов возникла словно ниоткуда, и только стекало по его маслянистой шкуре алое сияние. Громадная туша двигалась с легкостью и изяществом тонконогого танцора из королевского балета. Даже если бы Магр Чужак не был так расслаблен, даже если бы он ожидал этого нападения во всеоружии — даже тогда едва ли он спасся бы.

Никакие выучка, сила и реакция не помогли одному из величайших воинов и ланзаатов в своем поколении. Лунный зверь настиг, смахнул его одним движением огромной лапы и, бросив на пол, разорвал надвое.

Все это произошло меньше чем в мгновение…

Жи-Ру рыхло повалился на пол и только таращил обессмыслившиеся глазенки на окровавленную морду золотого эйгарда.

Капитан Бреннан не сошел со своего места. Он только выронил: «Я так и знал!..»

— Текультиапал Алый! Не тронь, — приказал Себастьян и приблизился к сэру Каспиусу. — Как видите, капитан, даже убийство Олеварна не помогло вам скрыть от меня истинное имя моего лунного зверя.

Бывший директор Школы Пятого окна слабо пошевелил губами:

— Это все равно должно было произойти. И сам золотой эйгард не сомневался в этом. Что касается Олеварна… О, с тяжелым сердцем я сделал это. Но, так или иначе, Олеварн все равно был обречен. В нем ведь сидела эта проклятая отрава ледникового эльма. А на обычных людей, в отличие от тебя, Басти, яд очень даже действует. Впрочем, я нисколько не пытаюсь оправдаться: к тому, что Олеварн был утащен в айсберг и там заражен, я также имею самое прямое отношение. По крайней мере, я знал, что все подстроено. Ну хорошо… — выдохнул он. — Стало легче. А теперь, если угодно, я готов умереть.

— Мы готовы умереть, — прозвучал голос Жи-Ру. Толстяк уже оправился от своего позорного падения на зад, поднялся на ноги и встал рядом с сэром Каспиусом. — Теперь ты понимаешь, отчего мы до последнего скрывали от тебя?.. Ты понимаешь? — У Жи-Ру срывался голос. Его лицо пошло розовыми пятнами. — Мы знали, что твоя маннитская сущность рано или поздно поднимется, попрет наружу и возобладает. Уже сейчас она оседает этой смертельной бледностью на твоей коже и черной копотью в твоей душе.

Себастьян глянул на свои белые руки и пробормотал:

— Ну, собственно, я так и думал, что яд из подъязычной железы эльма тут ни при чем. Что он на меня попросту не действует. А вы не торопитесь умирать. Астуан был тем человеком, с кем я не смог бы делать общее дело. Я решил уничтожить его, а это свое решение, как твой достойный ученик, сэр Каспиус, готов в любой момент обосновать.

— Честно говоря, я даже рад, что Астуана нет, — выговорил тот. — Мне было не по себе рядом с ним. Наверное, я так вжился в роль в ходе этой долгой погони, что стал по-настоящему ненавидеть его. Так что на Стопе Бога бился с ним по-настоящему.

— Хоть что-то настоящее… Кстати, о битвах. А что бы вы делали, если б я погиб из-за какой-нибудь случайности? Сорвался в нутро айсберга, напоролся на твой, сэр Каспиус, фальгар в ходе одного из занятий фехтованием?

— Я могу ответить за капитана? — подал голос Жи-Ру.

— Попробуй.

— Вспомни свое детство, Басти. Ты когда-нибудь падал, расшибался, у тебя хоть раз хлестала кровь? Хоть одна болезнь подступила к тебе так, чтобы подвергнуть твою жизнь реальной опасности. — Повар Жи-Ру облизнул губы и, подождав, закончил: — Вот именно. Такова сущность Маннитов. Пока стоят Столпы, ничего с тобой не случится. Теперь мы убедились в этом.

— Я тоже так думаю, — громко произнес Себастьян. — Ладно… Аюп Бородач, покажись, что ли… Можешь вернуться в прежний вид. Мне кажется, что в своем истинном обличье ты не способствуешь спокойной беседе. Кстати, — произнес он уже тогда, когда вместо огромного стража Маннитов стоял рядом с ним маленький нелепый брешак и приглаживал отслаивающуюся бороду и норовившую расползтись кожу на лица, — я хотел спросить. А отчего ты предпочел залезть в столь неказистую шкуру?

— Ух, ух!.. — послышалась знакомая присказка Аюпа Бородача, но на сей раз никто не смеялся. — Ну, хотя бы оттого, что никому и в голову не придет. Маленький несносный брешак, вечно болтающийся, как хвост, за своим молодым другом… Никто просто не обращал на меня внимания. На то, что я всегда был рядом. Если бы я выглядел как сэр Каспиус, все удивлялись бы, отчего это я всюду — явно или тайно — следую за каким-то мальчишкой, не так ли?

— Двадцать лет назад я тоже удивился подобному выбору, — пробормотал сэр Каспиус. — Но Аюп обосновал свой выбор не хуже, чем покойный Астуан.

— Мы все равно не скоро заснем этой ночью, — сказал Себастьян. — Предлагаю потратить ее с умом. Нам ведь есть что обсудить, не так ли?

— То есть… ты решил отправиться туда, куда тебя хотели направить Предрассветные братья? — осторожно спросил Ариолан Бэйл.

— Да. А разве у меня есть выход? Разве он есть у тебя? Ты сам говорил мне об умирающих Столпах Мелькуинна, «Птице Фаска» и тому подобных вещах, которые совсем недавно показались бы мне бессмыслицей, — откликнулся Себастьян и подошел к фонтану, рассматривая пролом в боку скульптурного льва. — Разрушать легко. Чью-то работу, чью-то жизнь… Я сам в этом только что убедился. Мне бы научиться создавать. Мне кажется, у меня есть некоторые шансы в этом направлении. Ведь создали же мои предки, Великие шутники, целый мир?..

Он поймал на себе взгляд Аннабель. Она смотрела на него с тоской и надеждой, но держала в тонких пальцах руку Ариолана Бэйла.