В кабинете истории стояла добротная, внушительного вида кафедра. Когда Макакус на нее влезал, начиналось всеобщее веселье. Он был маленького роста, и над кафедрой торчали одна голова и рука, машущая указкой — ну, прямо кукольный театр.

Еще у Макакуса была такая особенность: он вытягивал из воротника шею, будто ему не хватало воздуха, причем периодично: втянет — вытянет, втянет — вытянет. Кожа на скулах натягивалась, обозначался острый кадык, все горло было в каких-то выступах и углублениях, а Жанна утверждала, что под ушами учителя притаились миниатюрные жабры.

Макакус знал, что служит для учеников посмешищем, и старался как можно реже влезать на кафедру, но с другим недостатком бороться не мог и расхаживал по рядам, втягивая и вытягивая шею. Голос его соответственно то повышался, то понижался. Предмет свой он любил и знал досконально, и те, кто изредка давал себе труд прислушаться к его словам, узнавали много интересного.

Но это тут же забывалось, доставались рогатки, из конца в конец класса летали бумажные шарики, трещали стулья, порой даже раздавались взрывы смеха — Макакус был беспомощен. Он не только не мог «держать этих чертей в узде», но даже выгонять за дверь не умел. Он был незлопамятен, не писал в дневники замечаний, никому не жаловался, но доброты его никто не замечал, она оборачивалась против него. Из поколения в поколение никто не раскрывал учебник истории, а вызовы к доске превращались в клоунаду. Уроков истории ждали с нетерпением, и на Макакусе отыгрывались за трепет перед Рахилью и за строгость остальных учителей…

* * *

И сегодня в классе царило веселье. За последними партами рассказывали анекдоты и громко смеялись. Часть учеников развлекалась с мобильниками, стайка девчонок, слетевшись к журналу мод, обсуждала фасоны.

Приличнее всех вели себя Рудик, который сосредоточенно списывал физику, и Артур, тихо читавший какой-то ученый труд, правда, явно не исторический.

Рафаэль слушал радиоприемник, тоже, в общем, не привлекая к себе внимания, но потом он захотел, чтобы и Марина послушала, и протянул ей один наушник. Музыка ей понравилась, но при взгляде на Макакуса, что-то бубнящего в углу, делалось и совестно, и жалко — словом, пропадало всякое настроение. А тут еще Жанна решила присоединиться, и Рафаэлю пришлось убрать наушники и прибавить громкость. Макакуса стало совсем не слышно.

Взглянув на него, Марина дернула Рафаэля за рукав:

— Хватит! Потом дослушаем.

Но Жанна досадливо махнула на нее рукой.

В это время Рудик, уже успевший списать домашнюю работу, достал из рюкзака коробку, дождался всеобщего внимания и жестом фокусника выпустил на парту огромного рогатого жука. Девчонки шарахнулись, завизжали, ребята засмеялись, жук пополз. Визг, вопли, паника, упал стул, кто-то метнулся со своего места. Макакус, тихо объяснявший что-то у карты, замолчал, хотел продолжить, но не услышал собственного голоса.

— А голос нашей истории опять несется через все эпохи и века, — проговорила Рахиль на другом этаже. Директор кивнул. — Старик совсем не способен держать этих чертей в узде. Надо что-то предпринимать.

Тут зазвенел спасительный звонок. В опустевшем за секунду классе остались жук, Макакус и перевернутые стулья.