Эта тема слишком велика и обширна даже для докторской диссертации, так что в рамках учебника невозможно достичь ни полноты, ни должной обстоятельности изложения материала, ни желаемой глубины. Тем не менее, ее нельзя обойти даже при самом поверхностном изучении православного богослужения.
Мы уже говорили о том, что значит историческое исследование для литургического богословия. В дальнейшем, рассматривая схемы тех или иных богослужений, мы обязательно будем говорить об истории того или иного песнопения, текста, целых частей богослужения, ссылаясь при этом и будем ссылаться на различные этапы формирования богослужебного Устава. Чтобы эти отсылки направлялись не в пустоту, нам необходимо предпринять краткое исследование истории богослужебного Устава.
Сразу скажем, что если заняться этим вопросом более углубленно и обратиться к научной литературе, то, можно встретить целый ряд уточнений, изменений или даже своего рода опровержений того, что вы прочитаете на этих страницах. И на это есть свои серьезные причины. Дело в том, что история богослужебного Устава — это область чрезвычайно сложная, противоречивая, связанная с изучением рукописных источников, что само по себе очень трудно и часто бывает связано с субъективным подходом того или иного исследователя. При составлении настоящей главы автор старался приводить такие данные, от которых впоследствии не придется отказываться; тем не менее, надо быть готовым к возможным уточнениям. Данный краткий очерк истории Устава можно употребить рассмотрению пути путешественника или экспедиции, которая шла через разные страны, у каждой из которых есть своя история, своя география, своя культура. Эти путешественники прошли свой путь; что-то их коснулось, что-то нет; нам же важно лишь то, что отразилось на дальнейшей судьбе этой экспедиции.
Приступая к рассмотрению истории богослужебного Устава, прежде всего надо сказать, что тот богослужебный Устав, который мы имеем сейчас, формировался не в течение десятилетий или веков — его история измеряется тысячелетиями. Начало истории нашего богослужебного Устава относится ко временам апостольским, в основном же он сформировался к XVI веку.
Таким образом, полторы тысячи лет — вот тот временной промежуток, на протяжении которого формировался Устав. В силу этого в нем отразилась и отдала ему свои духовные сокровища богослужебная практика разных эпох и стран. Достойнейшие сыны Церкви (и дочери, отметим справедливости ради) участвовали в создании богослужебного Устава. Жизнь этих людей была чрезвычайно высока и строга, и самым главным в ней были пост и молитва. Часто это были люди, совершившие мученический подвиг. Так, например, в нашем богослужении мы слышим заключительную молитву третьего часа: это молитва св. мученика Мардария, с которою он шел на страдания. Таким образом, все то, что мы имеем, мы должны принимать чрезвычайно благоговейно и с большим уважением. Не только поэзия, не только тексты, не только музыка, но и сама архитектоника богослужения, внутренняя динамика, заложенная в каждом чине — все это создавалось в Церкви веками.
Но есть и еще одна важная причина серьезного отношения к истории богослужебного Устава, важная именно для нас с вами, живущих в ограде Русской Православной Церкви. В этом вопросе хотелось бы сослаться на слова, архиепископа Черниговского Филарета, из его сочинения «Исторический обзор песнописцев и песнопений греческой Церкви». Владыка Филарет говорит так: «Исторические исследования богослужения важны и дороги для Святой Церкви тем, что они выводят на свет несостоятельность убеждений оо. Аввакумов. Для этих людей известные им Уставы — исконный и неподвижный Устав. Отчего это так? Оттого, что им вовсе неизвестна история церковной жизни, а вместе с тем, занятые собой, они дорожат своим. По историческим исследованиям ясно и несомненно, что Святая Церковь относительно обрядов богослужения действовала с разумной свободой: принимала новые порядки служения по их благотворному воздействию на людей, заменяла их другими, когда видела, что прежние не совсем полезны и нужны другие… Теория церковного богослужения, не опирающаяся на исторические данные — ложная теория сама по себе и вредная по своим последствиям».
Ни в коей мере не пытаясь в данный момент анализировать проблему старообрядческого раскола в Русской Церкви, нельзя однако не сказать, что любое изучение обряда, тем более историческое, неминуемо приводит нас к тем проблемам, которые стояли в центре сначала «книжной справы» XVII в., а затем раскола. Мы не будем, конечно, оправдывать грех церковного разделения, не будем оправдывать те методы, которые применялись с противоположной стороны. Но надо все-таки ясно понять, что возникшие разногласия носили именно обрядовый характер. Это не ересь, это разделение не по догматическим, а по обрядовым вопросам. Как же могло случиться, что обряд стал камнем преткновения, исходной точкой для трагедии, которую пережила и переживает Русская Церковь? Этот вопрос мы не должны упускать из виду.
К какой бы области церковной жизни мы ни обращались, основой наших рассуждений, безусловно, должно быть Евангелие.
Если мы обратимся к тексту Нового Завета, к тем временам, когда проповедовал Господь наш Иисус Христос, и спросим себя, с каким же богослужением, с каким же учением о богослужении мы там встречаемся, то первое, что обратит на себя наше внимание, — это, безусловно, иудейское ветхозаветное богослужение. В Евангелии оно подробно не описано, но мы должны выделить из Нового Завета то, что относится к этому вопросу. В новозаветные времена иудейское богослужение существовало в двух видах: храмовом и синагогальном. Храмовое богослужение совершалось уже не в Храме Соломона, а в Храме Ирода, который, как известно, перестроил существовавший до него Храм. Что же совершалось в Храме, какие обряды происходили в нем? Безусловно, центром богослужения было жертвоприношение, которое сопровождалось музыкой и пением (постараемся обращать внимание на те моменты, в которых можно почувствовать связь с новозаветным богослужением). В Храме находился хор левитов с музыкальными инструментами и два священника с трубами. Народ отвечал на псалмы или молитвы, произнесенные священником, словами «Аминь» или «Аллилуйя». В особо торжественных случаях окончания фраз (часто это были повторяющиеся рефрены) подхватывались народом.
Что же касается синагог, то они возникли после вавилонского пленения, — этой катастрофы, постигшей избранный народ. Надо сказать, что синагогальное богослужение носит более духовный, более словесный характер. Богослужение в синагоге в новозаветные времена совершалось в субботу, в великие праздники, в дни очищения, в посты, и были два особо выделенных дня — понедельник и четверг (сравните наши среду и пятницу). Богослужение могло совершаться утром, вечером, в полдень. Из чего оно состояло? Началом богослужения были псалмы или отдельные стихи, взятые из псалмов, затем читалось нечто похожее на наше «Верую…» некое кредо, исповедание веры, взятое из Второзакония и Чисел. Потом следовала самая важная часть богослужения — так называемое благословение: молитва, прославляющая величие и благость Божию. Затем — прошения о различных сторонах жизни народа; среди них было и прошение о ниспослании Мессии. Примечательно, что среди молитв, произносимых в синагоге, можно встретить и такие слова: «Поклонюсь, припаду и преклоню колена». Это может напомнить наше: «Приидите, поклонимся и припадем…» Затем следовало чтение Закона и Пророков и заключительное благословение.
Напомнив содержание богослужения и обряды, совершаемые в Храме и синагоге, обратимся теперь к вопросу о том, какое же место занимает это богослужение в истории Нового Завета. С первых дней Своей земной жизни Господь наш Иисус Христос показывает необыкновенное уважение и почтение к Закону. Можно привести целый ряд богослужебных текстов, в которых прямо говорится, что Творец Закона подчиняется Закону. Помните, Господь сам говорит: «Не нарушить (Закон) пришел Я, но исполнить» (Мф. 5:17). В чем же это выражается? Это можно заметить с первых страниц Евангелия. Прежде всего, на восьмой день по рождении Спасителя совершается обряд обрезания; в сороковой день младенца Христа Божия Матерь и мнимый отец его Иосиф Обручник приносят в Храм для приношения очистительной жертвы. Начав проповедь по Иудее, Господь часто проповедует в синагогах, очевидно, считая это место благоприятным для принятия Благовестия. Перед Своими крестными страданиями Он учил в Храме. Мы помним, что Он посещал Иерусалим в те дни, когда это было положено. (Вспомним евангельское повествование о том, как двенадцатилетним отроком Он возвращался из Иерусалима с праздника.). Более того, с Храмом, с храмовым благочестием связан такой поступок Христа, аналогичного которому мы не находим: изгнание торгующих из Храма. Это, может быть, самый резкий поступок из всей жизни Христа. С чем он связан? Именно с осквернением дома Божия, Храма неподобающими занятиями. Господь произносил очень резкие слова против фарисеев, саддукеев, законников, но другого столь резкого поступка, как изгнание торгующих и опрокидывание столов, мы, пожалуй, не найдем в Евангелии.
Вот какому отношению к богослужению нас учит Евангелие, а через него Сам Господь Иисус Христос. Однако было бы несправедливо не указать и на другой аспект в учении Христа — вспомним, как Он обличает тех, кто множеством мелких установлений нарушили дух богоданного Закона. Вспомним постоянные конфликты с фарисеями, возмущение фарисеев, когда Он исцеляет в субботу. Суббота — день покоя, но Господь исцеляет в субботу; Он показывает этим место Закона, не абсолютную его значимость, а необходимость постоянного памятования о смысле всех законных установлений.
Однако в Евангелии мы встречаем не только исполнение Ветхого Закона, но и возвещение Нового. Прежде всего, это касается научения молитве. В ответ на просьбу учеников научить их молиться, Господь произносит молитву, которой мы теперь молимся каждый день и которую во всех храмах произносят много раз в день, молитву Господню: Отче наш, которая объединяет в себе все виды молитв — и благословение, и благодарение, и просьбу о помиловании — и которая научает новому духу молитвы.
Но центром новозаветного учения о богослужении, безусловно, следует признать беседу Христа с самарянкой, о которой рассказывается в Евангелии от Иоанна, (4:1–26). В тот момент, когда женщина, наконец, спрашивает о самом важном для нее — о вере, о том, как нужно молиться, как нужно поклоняться Богу, Господь говорит ей: «Жено, веру Ми ими» (Ин. 4:21) и рассказывает ей о том, как должны поклоняться Отцу истинные поклонники: «но грядет час, и ныне есть, егда истиннии поклонницы поклонятся Отцу духом и истиною» (Ин. 4:23). Безусловно, толкование этого места может быть расширительным, вся жизнь христианина должна быть признана поклонением Отцу в духе и истине; но все же Господь отвечает на вполне конкретный вопрос: где нужно поклоняться Отцу? И мы не можем не отнести эти слова к учению о богослужении, о том, что и само богослужение, связанное с внешними формами, обрядами, обязательно должно быть поклонением Отцу в духе и истине. Нам это не раз придется вспомнить. И, наконец, вершина новозаветного учения о богослужении — это установление таинства Евхаристии на Тайной вечери, установление главного таинства в жизни Церкви, таинства, созидающего Церковь.
Таким образом, в Евангелии мы встречаемся с некоей двойственностью в отношении к богослужению. С одной стороны, исполняется все старое, с другой стороны, устанавливается нечто совершенно новое, и в отношении богослужения. И надо сказать, что этот дуализм отразился и в богослужении апостольских времен. По Вознесении Господа Иисуса Христа, о чем рассказывают «Деяния Апостольские», апостолы, ученики Христа пребывали единодушно в молитве, их жизнь стала непрерывным молением. Но вот что говорится в Деяниях (2:42): «Бяху же терпяще во учении Апостол и во общении, и в преломлении хлеба, и в молитвах», — и далее: «По вся же дни терпяще единодушно в церкви, и ломяще по домом хлеб» (Деян. 2:46). Здесь мы видим исполнение старого, участие в ветхозаветном богослужении и центр новой жизни — участие в Евхаристии. Из новозаветных текстов можно также определить и части, входившие в богослужение времен апостолов (безусловно, имеется в виду богослужение, которое совершалось по домам; в Храме уже был определенный порядок). Конечно, это была молитва, и можно предположить, что самой главной молитвой являлась молитва Господня. Кроме того, в богослужении уже определенное место заняло пение. Так, говорится о псалмах, гимнах и песнях духовных. Псалмы и гимны, вероятно, взяты из текстов Ветхого Завета. Что касается песен духовных, то можно предположить, что это были сочинения христиан, новые сочинения. Можно предположить, что в богослужение входило чтение Священного Писания; о чтении Ветхого Завета нет указаний, но он читался и в Храме, и в синагоге, а чтение Нового Завета, безусловно, входило в богослужение. Так, сами послания апостольские, конечно же, читались на молитвенных собраниях в той или иной Церкви, к которой они были обращены. И также, из Евангелия от Луки (1:1) мы можем заключить, что уже появились записи о жизни Спасителя. И очень важным и, наверное, преобладающим в первохристианском богослужении элементом являлось поучение, проповедь апостолов или их учеников.
В связи с вопросом о древнехристианском богослужении мы встречаемся с проблемой свободы и нормы. Раннехристианские времена мы привыкли называть харизматическими. Мы знаем, что в обрядах не было еще никакой унификации; в разных Церквах Евхаристия совершалась совершенно по-разному, существовали десятки различных видов анафоры. Но не нужно представлять себе это богослужение лишенным всякой структуры, лишенным стержня, порядка. Можно сослаться на 14 главу Первого Послания к Коринфянам, в которой апостол Павел говорит о том, как должно совершаться богослужение, как даже пророческое служение, казалось бы, лишенное всяческих рамок, свидетельствующее о духовной свободе, должно обязательно подчиняться некоему порядку.
Конец I и начало II века ознаменовались разрывом с ветхозаветным богослужением. В 70 году был разрушен Иерусалимский Храм. С 90 года I века в синагогах начало произноситься проклятие христианам; это не могло, естественно, сочетаться с участием христиан в синагогальном богослужении. И, наконец, в 135 году совершился окончательный разрыв с синагогой и с ветхозаветным богослужением. II и III века в истории христианской Церкви должны быть признаны переходной эпохой, содержание которой можно определить как переход от апостольской свободы в богослужении к более или менее установившимся чинам и нормам. Не надо, однако, представлять себе этот переход, как насилие, некую грубую трансформацию харизматической жизни Церкви и заключение ее в тесные рамки определенности, унификации, общеобязательности. Безусловно, духовная жизнь и молитва выражались в каких-то формах, и эти формы собирались, каким-то образом передавались от одной Церкви к другой, выбирались лучшие.
Наконец, настает IV век. В следующий период в формировании богослужебного Устава мы должны объединить IV и V века. Этот период в жизни Церкви ознаменовался совершенно особенными событиями. Самое главное, безусловно, — это прекращение гонений, Миланский эдикт 313 года, по которому христианство больше не считалось запретной религией, была разрешена свобода культа. Кроме того, прекращение гонений определило начало новой эпохи в жизни Церкви: враг перестал быть внешним, он стал внутренним. Это время возникновения многих ересей, богословских споров и в связи с этим оживление богословской мысли. Это не могло не отразиться в богослужении. Кроме того, известно, что IV-V века — это начальная эпоха и, пожалуй, расцвет монашества. Конечно, в рамках курса Устава невозможно подробно говорить о монашестве; напомним только, что монашество, возникшее после того, как были прекращены гонения, явило Церкви некую максиму христианской жизни, беззаветное стремление к абсолютному исполнению евангельского учения, что, безусловно, несколько затмилось в Церкви, когда в нее хлынули толпы новообращенных язычников.
Надо сказать, что жизнь первых христиан в языческом окружении тоже носила своего рода монашеский характер; существовал даже список профессий, которыми не могли заниматься христиане (профессии, так или иначе связанные с языческим культом или с воздаянием божеских почестей императору). Это была жизнь в миру, но совершенно отделенно от мира; с прекращением гонений стремление к евангельскому идеалу выражается в движении монашества. Возникновение монашества имело ни с чем не сравнимое, решающее значение для дальнейшей истории богослужебного Устава. Конечно же, монашеская жизнь отличалась от мирской, это не нуждается в объяснениях, но и монашеская молитва сразу же стала отличаться от молитвы в миру. У блж. Августина в толковании на псалом 32-й есть такие слова: «Любовь к псалмопению родила монастыри». Конечно, это некое преувеличение, в котором, однако, ярко отражена молитвенная практика монашества, возникшая с раннего периода и сопровождавшая его на всем историческом пути. Безусловно, пение псалмов было основой и келейного правила, и общей молитвы монахов.
Надо сказать, что эта практика первоначально входила в некое противоречие или даже конфликт с практикой, утвердившейся в миру. В миру уже начинала свой путь христианская гимнография, уже появлялись коротенькие тексты, которые исполнялись за богослужением — «тропари». И в раннем монашестве мы встречаем порой необычайно резкое и для нас не представимое отношение к христианской гимнографии. Так, в Древнем Патерике приводится рассказ Никона Черногорца об авве Памве. Он скончался после 386 года, это был отшельник, подвизавшийся в Нитрийской пустыне. Он послал своего ученика в Александрию; вернувшись, ученик в удивлении сказал: «Авва, мы живем нерадиво, мы не поем ни тропарей, ни канонов, как делают в миру». И авва отвечает такими совершенно неожиданными для нас словами: «Горе нам, чадо. Близки дни, когда иноки оставят твердую пищу, изреченную Духом Святым (подразумевается Св. Писание), и примутся за песни и гласы. Какое может быть умиление и слезы от тропарей? Какое умиление будет иноку, когда он, стоя в Церкви или келлии, возвысит голос свой, как вол?»
Приводя эти слова, мы вовсе не хотим сказать, что такое отношение определило дальнейший путь развития богослужения и церковной гимнографии. Нет! Потом и насельники монастырей, и святые монахи писали тропари и каноны. Но на этом примере видно, что в разные века в Церкви существовали совершенно различные взгляды, совершенно различные тенденции, которые в дальнейшем образовали некое новое единство.
Период IV-V веков в богослужебной практике отметился уничтожением агап — вечерей любви. Это не могло не быть связано с злоупотреблениями, с утратой смысла этих чинов. Это также период возникновения первых монашеских Уставов; они не похожи на те Уставы, о которых мы будем в дальнейшем говорить, это краткие правила жизни монахов, почти не касающиеся богослужения: Устав св. Василия Великого, Правила прп. Пахомия и некоторые другие Уставы.
Следующий период истории богослужебного Устава — это VI–VII века. Этот период нужно признать решительным и окончательным периодом формирования богослужебного Устава. Подчеркнем — именно формирования, а не фиксации Устава. Ясно, что первоначально богослужебная практика развивается и принимает те или иные формы, и лишь потом фиксируется в письменных источниках. Какие же важнейшие события формирования Устава нужно отметить в этот период? Прежде всего, это оформление суточного (или дневного) и годового кругов богослужения.
К VI в. в христианской Церкви возникло уже несколько довольно устойчивых типов богослужений. Церковный год сложился, практически, уже до мелких подробностей. Не надо думать, что везде служили одинаково, но не в каждом городе и не в каждой области по-своему; уже существует несколько типов богослужения.
Этот период ознаменован возрастанием влияния монашества на общую церковную жизнь и на богослужение христианской Церкви. Это связано с тем, что в монашеской среде творили такие удивительные песнотворцы, как св. Андрей Критский, св. Косьма Маюмский, св. Иоанн Дамаскин. Все они жили в VIII веке. К этому же периоду относится чрезвычайно важная для истории богослужения систематизация церковных напевов, В Восточной Церкви она была осуществлена св. Иоанном Дамаскиным, а в западной традиции — св. Григорием Великим.
Наконец, мы подходим к основной цели нашего рассмотрения, к тому периоду, который начинается с IX века и должен быть назван периодом появления полных списков Устава. Какие же это были списки?
Мы говорили, что возникло несколько типов богослужения. Выделим эти типы. Первым типом, который мы рассмотрим, будет тип соборно-приходского устава; этот Устав может быть назван также мирским уставом. Сейчас можно нередко услышать, что мирского Устава нет и не было, что мы служим и постимся так, как предписывает монашеский Устав. Но нет, в истории Церкви были известны и мирские Уставы, сформировавшиеся в больших кафедральных соборах, центрах христианского мира.
Первым таким Уставом был Устав Великой Константинопольской Церкви (имеется в виду храм Святой Софии). Что же это был за Устав и каковы основные черты богослужения, предписываемые им? О характере этого богослужения говорит другое название этого Устава, которое нам сообщает св. Симеон Солунский: Устав песненных последований. Св. Симеон Солунский говорит о том, что почти ничего за богослужением не исполнялось без пения; это было преимущественно певческое исполнение богослужебных текстов. Кроме того, на Устав Святой Софии важное влияние оказала близость императора и императорского двора. Император присутствовал за богослужением и даже участвовал в нем. Константинопольский императорский двор имел очень богатый и красивый церемониал, и эта жизнь двора, эта атмосфера торжественности, пышности, красоты форм не могла не отразиться на богослужении. Вспомним рассказ послов св. князя Владимира о том, как они были в Софии Константинопольской и не знали, где они находились: на земле или на небе. Можно себе представить этот храм во всем блеске богатств Византийской империи.
Какие чины совершались в Софии Константинопольской? Безусловно, литургия, вечерня, утреня. Часы в письменных источниках не упоминаются. Под праздники совершалось богослужение, название которого требует некоторого объяснения — παννυχις. Это слово образовано из двух корней: первый παν означает «весь, всякий, целый», а второй χις — «ночь». Таким образом, это слово переводится как «всенощная». Скорее всего, это богослужение не продолжалось всю ночь; оно относилось ко времени полуночи, к середине ночи, и совершалось под праздники. Более того, в некоторых памятниках говорится о том, что к нему присоединялся чин полунощницы. Т. е. это было торжественное богослужение, которое совершалось в ночь под праздник.
Характерной службой Софии Константинопольской было так называемое тритоэкти («третье-шестой» час). Это был совершенно особенный чин, который включал часы и полную литургию. Он совершался в среду и пяток на сырной (то, что у нас теперь называется масляной седмицей) и в рядовые дни Великого поста. И, кроме того, он совершался на Страстной седмице. В Софии Константинопольской были чрезвычайно распространены также так называемые литии или литании. Это были торжественные церковные шествия с пением, с остановками для торжественного произношения ектений. Эти шествия имеют два вида и две причины своего совершения. Литии могли совершаться по праздникам; это было своего рода паломничество к храму, в котором, предположим, был престольный праздник или к месту кончины какого-нибудь святого человека, к месту положения его мощей, т. е. праздничная лития. И еще литии совершались во время всенародных бедствий: шествия с мольбой о помиловании.
Многие части богослужения святой Софии Константинопольской мы сейчас встречаем на наших богослужениях, например, пение антифонов. Ектений, безусловно, также были важнейшей частью богослужения Софии Константинопольской: совместная молитва священнослужителя и чад Церкви.
Вторым типом соборно-приходского Устава был Святогробский Типикон. Это — Устав богослужения в церкви, которую православная традиция называет Церковью Воскресения, а Западная — Церковью Гроба Господня. Этот типикон восходит к IV веку. Мы не имеем развернутых описаний служб по этому Уставу; в памятниках сохранилось только описание богослужения на Страстной и Пасхальной седмице. Некоторые исследователи отказываются даже считать его типиконом в полном смысле этого слова.
Однако не соборно-приходским, не мирским Уставам суждено было сыграть главную роль в формировании христианского богослужения. Здесь мы сталкиваемся с одним удивительным обстоятельством: мирские Уставы, соборно-приходское богослужение были вытеснены монашескими Уставами. Вытеснены, конечно, не без остатка, многие части и многие тексты мирских Уставов были включены в монашеские, но, в целом, как тип, монашеский Устав вытеснил соборно-приходские Уставы. Каковы могли быть причины этого явления?
Конечно, христиан привлекала красота и богатство монашеского богослужения. Мы уже говорили о том, какие удивительные авторы церковных песнопений возросли в монашеской традиции, в монашеской жизни. И вот монашеское богослужение стало богатым, необыкновенно красивым, глубоким, стало отражением очень высокой и строгой сосредоточенной жизни, и это не могло не привлечь людей, живших в миру. Это не значит, что они не понимали, что не смогут жить так, как монахи, и не смогут выполнять всех предписаний Устава. Безусловно, уже тогда было ясно, что монашеский устав неосуществим в мирских условиях. Но уже само это принятие монашеских уставов свидетельствует о многом. Христиане как бы сказали: «Нет, мы не можем в полной мере, но мы очень хотим осуществить именно этот тип богослужения. Пусть он будет для нас идеалом, пусть он будет для нас целью, может быть, даже в полной мере недостижимой». В связи с этим можно вспомнить, как и сами нормы, само устроение монашеской жизни всегда являлось светочем, ориентиром для жизни мирян. Как, например, в Древней Руси само устроение семейной жизни было как бы ориентировано на монастырь: подчинение младших старшим, усердная молитва, даже то, что так много икон было в домах. Ориентация на самое высокое, самое строгое.
Какие же монашеские уставы занимают главное место в формировании нашего богослужения? Это два устава. Первый, который мы рассмотрим — Устав Студийского монастыря в Константинополе. Основание этого монастыря относят обычно к V веку, связывая его с именем римского сенатора Студия. Однако, по всей видимости, это легенда. Расцвет Студийского монастыря относится ко времени начальствования там прп. Феодора Студита. Он был игуменом, знаменитейшим игуменом студийского монастыря и скончался в 826 г. Прп. Феодор Студит прославился своей беззаветной исповеднической борьбой с иконоборчеством, в которой участвовали и насельники его монастыря. Это было время удивительного духовного подъема обители, возрастания ее духовного авторитета, ее влияния на жизнь христианского мира.
Какой же устав существовал в Студийском монастыре? За основу прп. Феодор Студит взял Святогробский Типикон, несколько изменив его. На эти изменения более всего повлиял Устав св. Софии Константинопольской. Кроме того, прп. Феодор дополнил его собственными сочинениями и сочинениями насельников его монастыря. Уже здесь мы видим, что различные типиконы оказывали влияние друг на друга. В одном городе была Святая София и Студийский монастырь, и невозможно было не знать, что происходит на соседней улице, в соседней части города. Но дело не только в том, что эти храмы находились рядом, здесь для нас важна незакрытость, незамкнутость на собственном чине.
Уставом, который сыграл решающую роль в формировании христианского богослужения, мы должны признать Устав Иерусалимский, Устав богослужения Лавры прп. Саввы Освященного. Этот Устав первоначально, как и другие уставы, существовал в памяти, в устной традиции, в устной передаче насельников того или иного монастыря; возникавшие кое-где письменные записи, безусловно, содержали большое количество разногласий, разночтений и во многом не сходились друг с другом.
И вот, в XI веке Никон Черногорец — он сначала подвизался в Раифском монастыре на Синае, а затем в монастыре на Черной горе близ Антиохии — решил зафиксировать богослужебную практику Иерусалима и близких ему палестинских монастырей. И он познакомился с различными уставами, с различными их записями в церквах, храмах и монастырях. Никон обнаружил, что существует два основных типа устава: уставы студийские и уставы савваитские, связанные с Уставом прп. Саввы Освященного. Он выяснил, что в каждом типе устава существует несколько редакций, существуют разногласия, существуют разночтения. Тогда он занялся сравнением уставов и, что интересно, отдал предпочтение иерусалимскому Уставу. Почему? Вот мотивы этого решения. Во-первых, он нашел более древние списки этого Устава, чем студийского. Кроме того, в савваитских уставах он нашел ссылки, как он сам говорит, на Божественные Писания. Значит, то или иное установление подтверждалось указанием Священного Писания, а в студийских уставах он этого не встретил. Вот еще один критерий. И, наконец, третий: Никона Черногорца особенно привлек более строгий устав постов. То, что Устав более строгий, значило, что он лучше, что предпочтительнее держаться его.
Если мы обратимся к основным чертам иерусалимского Устава, к основным его отличиям от уставов студийского типа, то мы должны назвать следующие: верность древним традициям, более продолжительные службы, большее место Псалтири в богослужении и, наконец, введение такого богослужения, которого не было в других уставах. Оно называется «агрипния». По-гречески αγρυπνια, от глагола αγρυπνεω, что значит «бдеть, быть на страже, быть бдительным». Здесь мы встречаемся с тем, что в переводе означает «бдение». Бдение — это богослужение, которое продолжается всю ночь, от захода солнца до первого луча его; введено оно именно савваитским Уставом, и это основное его отличие от уставов студийского типа. Так что та панихида — всенощная, которая существовала в Уставе Великой Церкви (Софии Константинопольской) — не имеет прямого отношения к нашей всенощной. А наша всенощная своим прототипом, своим прообразом имеет «агрипнию» — бдение по савваитскому Уставу. По савваитскому Уставу было значительно упрощено песенное исполнение тех или иных текстов богослужения, т. е. музыкальная сторона богослужения. Более резко в этом Уставе различались будни и праздники; богослужение студийского типа не имело такого ярко выраженного различия будничной и праздничной службы.
Надо сказать, что мнение Никона Черногорца не было его частным суждением, это было суждение Вселенской Церкви. Об этом свидетельствует переход от преимущественного влияния студийского Устава к влиянию савваитского Устава. Когда он произошел? Еще в IX веке многие уставы, более или менее похожие на студийский Устав, называли себя студийскими и ссылались на него. Период с IX по XI век — время преимущественного влияния студийского Устава в христианской церкви, но уже с XII века монастыри ориентируются на Саввину Лавру. И в этом можно усмотреть не только влияние исторических катастроф, разрушения и разграбления Константинополя в 1204 г. крестоносцами, но и причины другого, более глубинного порядка. Ясно, что жизнь монастырей иерусалимской, палестинской областей, жизнь анахоретов, безусловно, была более строгой, чем жизнь насельников городского монастыря, каким являлся Студийский монастырь. Это не значит, что там были какие-то нарушения, но сам темп, само устроение жизни было другим. В удалении, в пустыне, на какой-нибудь пустынной горе, конечно, жизнь была более строгой. И вот сам выбор вселенским суждением именно савваитского Устава должен заставить нас задуматься: во-первых, не мирской, а монашеский устав, и, во-вторых, из монашеских уставов самый строгий, где самые длинные службы, где больше всего чтения Псалтири. Вот такие удивительные закономерности действуют в истории богослужебного Устава, они как бы противоречат рассудку, противоречат обыденной мысли.
XI, XII, XIII века — это принятие савваитского, или, лучше будет его называть, иерусалимского Устава Вселенской Церковью. И если первоначально в XI в. это Антиохийский патриархат и Малая Азия, то, например, в XII в. Иерусалимский Устав вводится на Афоне, где прежде был принят Студийский Устав. Но на Афоне были удержаны многие особенности первоначального для него Студийского Устава, и таким образом возник устав смешанного типа, который называется Святогорским Уставом — Устав Святой Горы Афон. В XII в. Иерусалимский Устав был принят в Грузии, в XIV в. — в Сербии,
Говоря о жизни Восточной Церкви, хотелось бы указать на некоторые особенные уставы, о которых мы до сих пор не говорили.
Прежде всего, это скитские уставы. Эти уставы существовали еще с IV в. и содержали предписания для келейной жизни монахов, насельников скитов. Самым главным в этом богослужении, в келейных правилах было пение псалмов. Помните, мы говорили, что пение псалмов родило монастыри? Пение псалмов, перемежающееся с короткими покаянными молитвами или тропарями. Таких уставов, по месту их принятия, возникновения, было очень много. Назовем только один: карейский Устав. (Карея — административный центр Афона). Почему это важно для нас? Именно карейский Устав под названием «Правило Святой Горы» был в XIII веке принесен на Русь. И сейчас, встречая в богослужебных книгах чин 12-ти псалмов, мы должны знать, что это наследие древних скитских уставов.
Невозможно не упомянуть дисциплинарную часть уставов. Надо сказать, что чем древнее устав, тем большее место в нем занимает дисциплинарная часть. Если самые древние уставы, которые мы назвали: св. Антония Великого, прп. Пахомия — преимущественно содержат дисциплинарные указания, то по мере развития и усложнения богослужебной части дисциплинарная отходит на второй план.
Скажем и еще об одной части Устава, позже других вошедшей в состав Типикона. Это — Марковы главы. Марковыми они называются по имени инока Марка, который был сначала насельником Лавры св. Саввы, потом — экономом св. Софии Константинопольской и затем — епископом Идрунтским. Но, по-видимому, названный инок не был автором всех тех Марковых глав, которые мы имеем сейчас в Типиконе, Что же такое Марковы главы? Это предписания о соединении подвижных и неподвижных праздников. Например, такая задача: как служить, если Благовещение попадает на Великий Четверг? А если Сретение попадает на Прощеное воскресенье? Марковы главы регулируют эти трудные соединения. И впоследствии мы будем изучать устав богослужения некоторых праздников, и все это изучение практически будет состоять в изучении Марковых глав, например, о том, какие формы может принимать праздник Благовещения; самыми разными гранями обращается он к нам, в зависимости от того, на какой день попадает.
И, наконец, покидая православный Восток, мы переходим к самому краткому обзору русских литургических традиций, русского литургического творчества. На Руси вначале был принят Студийский Устав, причем в различных редакциях. Дело в том, что под влиянием Студийского Устава находились так называемые ктиторские уставы. Ктитор — это основатель какого-либо монастыря, и ктиторский устав — тот устав, который основатель дает монастырю. Одним из самых знаменитых ктиторских уставов был Алексеевский Устав патриарха Алексия, который в 1034 г. основал монастырь Успения Божией Матери в Константинополе. Считается, что именно этот Устав был введен прп. Феодосием Печерским в Киево-Печерской Лавре. Итак, сначала на Русь приходит Студийский Устав, да еще в такой особенной редакции; известны, однако, следы и других редакций Студийского Устава. Кроме того, в рукописных памятниках можно найти следы влияния Устава Великой Церкви Константинопольской — св. Софии.
Но на Руси сразу же начинают развиваться собственные литургические традиции. Очень быстро появляются собственные песнописцы, например, Григорий, инок Печерский (XI в.), и Иаков Черноризец. На Руси сразу проявляется необыкновенная духовная свобода и широта в подходе к богослужению. Например, очень скоро начинают праздноваться новые праздники, неизвестные на Востоке, как, например, праздник Покрова или праздник в честь Всемилостивого Спаса, практически преданный забвению после реформы Патриарха Никона. Можно упомянуть также праздник перенесения мощей свт. Николая из Малой Азии в город Бари, а это, между прочим, было перенесение с Православного Востока на Запад. Отношение к западной традиции, как мы знаем, отнюдь не всегда было благожелательным, однако, это перенесение св. мощей начинает праздноваться, очевидно, как явление некоего Божественного Промысла. Вот такое отсутствие узости, духовная широта и свобода быстро начинают проявляться в русской богослужебной традиции.
Если во Вселенской Церкви Иерусалимский Устав начал распространяться в XII-XIII вв., то на Руси временем перехода к Иерусалимскому Уставу были XIV-ХV вв. Надо сказать, что на Руси были благоговейно и с любовью приняты все предписания Иерусалимского Устава, причем предписания совершенно новые по сравнению с практиковавшимся ранее Студийским Уставом. Например, была сразу принята агрипния — бдение, а бдение это было совершать гораздо труднее на Руси, чем на Востоке, так как ночь на Руси, особенно зимой, гораздо длиннее. Естественно, Иерусалимский Устав вводился постепенно, в одной обители за другой, не везде сразу. Не везде он сразу объявлялся общеобязательным, в приказном порядке. Но к XIV в. он уже полностью утверждается на Руси. Однако и в Типиконе, и в службах мы встречаем следы действия Студийского Устава и следы путаницы, возникшей при переходе с одного устава на другой.
XVI и XVII вв. стали веками расцвета пышной обрядности. Распространились многочасовые колокольные звоны, торжественные крестные ходы, практиковались многочисленные молебны перед литургией, что, конечно, не может не вызывать некоторый перенос акцентов. Распространился «безобразный обычай многогласия», когда из-за обилия текстов и продолжительности службы одновременно в полный голос на разных клиросах могли вычитываться разные тексты. Так и говорится в памятниках: «один поп на одном клиросе поет один канон, другой одновременно — другой». Естественно, это забвение, попрание самого смысла нашего богослужения. Вы помните: «словесная служба». Какая же словесная служба, когда так совершается богослужение? Архиереям приходилось бороться с этим ужасным обычаем.
Возникновение книгопечатания поставило проблему «книжной справы» и возбудило споры по обрядовым вопросам, трагическим последствием которых явился раскол Русской Православной Церкви. В связи с этим нужно напомнить, что прежде, в XIV–ХV вв. на Руси перешли с одного типикона на другой, и этот переход, по словам проф. Дмитриевского, был «тихим и мирным». Вспомним, что на Православном Востоке тоже перешли с одного типикона на другой. И эти переходы не служили причиной каких-то церковных катаклизмов и катастроф, которые были у нас. Однако вдруг почему-то обрядовые вопросы привели к таким ужасным последствиям. Какие же должны были произойти изменения в церковном сознании, чтобы родилось совершенно иное отношение к форме!
И дальнейшие века не были свободны от некоторых искажений церковной жизни, которые вам прекрасно известны; они не могли не вызвать нарушений в богослужебной практике. Однако невозможно рисовать общую картину только в мрачных тонах. Какое бы жизнеописание знаменитого игумена или старца ХIХ–ХХ вв. мы ни взяли, мы встретим рассказ о наведении порядка в жизни монастыря, в духовной жизни иноков, начинавшегося с введения уставного богослужения. Это очень часто встречается в духовной литературе: порядок идет от уставного богослужения. Безусловно, такое рвение, такая любовь к Уставу всегда жила, и невозможно сказать, что когда-то она умерла, и традиции эти прекратились. Например, в рассказах митрополита Вениамина Федченкова, которые собраны под общим названием «Божии люди», есть повествование о том, что молодые люди, семинаристы, приезжают в деревню, где служит какой-то особенный батюшка, и наблюдают церковную жизнь в его общине. Они поражены очень многим. Поражены необыкновенным усердием; там есть интересное замечание о том, что вечерня при сокращении в приходском городском богослужении длится 20 минут, а у этого священника она шла час. Значит, все-таки были люди в глухой деревне, которые служили вечерню целый час, т. е. со всевозможным усердием, причем не в пустом, а в битком набитом храме.
В заключение хотелось бы сказать, что история богослужебного устава, которую мы коротко рассмотрели, так сказать, «от Моисея до наших дней», очень часто бывает отраднее для нас, чем общая история Церкви. Часто история Церкви становится описанием ересей, расколов, потрясений, каких-то разделений. Безусловно, мы знаем, что история Церкви — это история святости, но в учебниках рассматривается обычно этот бесконечный грех разделения. В то же время история устава являет нам дыхание Вселенской Церкви, опыт, который заботливой рукой Матери-Церкви собран для нас из разных эпох, разных стран, из разных традиций, собран и дан для нашего научения, для нашего возрастания. История богослужебного устава чаще говорит нам об объединении, о взаимообогащении, взаимодействии, об удивительной открытости всему лучшему, что есть в Церкви. Кроме того, мы неоднократно видели, как принимается устав, может быть, невыполнимый, но более строгий, более прекрасный, содержащий в себе более высокий идеал богослужения.