…Жизнь шла вперед, и один год незаметно сменял другой. Не стало Зои и Варвары… Прожили они нелегкую, но, как сами всегда искренне считали, очень счастливую жизнь. Первой покинула этот мир Зоя. Варя до самого конца держала сестру за руку. Она не плакала и была очень спокойна, словно знала — они расстаются ненадолго. Предчувствуя свой уход, Варя просила похоронить их рядом. Она оказалась права, и уже через два месяца сестры снова были вместе…
С их смертью ушел в прошлое огромный кусок Сашиной жизни. Он понимал, что каждое промелькнувшее мгновение его детства и юности неразрывно связано с его любимыми тетями. Без них дом как-то сразу опустел, словно лишился того основного, что превращает обычную квартиру в тихую пристань, Дом с большой буквы, куда каждый стремится спрятаться от житейских невзгод. Непривычно тихо и пусто теперь стало в квартире на Васильевском…
Вера тоже переживала смерть сестер. За время своей жизни с этими милыми и добрыми женщинами она успела искренне привязаться к ним, полюбить. Так же, как и Саша, чувствовала она пустоту, охватившую их когда-то радостный и шумный дом. Возвращаясь из школы, она теперь уже не слышала шутливых приветствий, не было веселых разговоров за чаем… Пустота… Видя, как страдает Саша, она даже пришла к мысли, не лучше ли им переехать с Васильевского в какой-нибудь другой дом, но поговорить с ним на эту тему она все же никак не решалась.
Помимо заботливой и преданной Веры, рядом с Сашей всегда был еще один человек. Постаревший и немного ссутулившийся, Викентий Ларионович во всем помогал Саше, он всегда был для него самым строгим, но всегда справедливым судьей. На нелегкой дороге, когда-то выбранной Сашей, он остался его верным проводником, помогающим преодолевать трудные и опасные участки. Последние годы они стали еще ближе друг другу. Викентий Ларионович так относился к Саше, словно тот был его собственным сыном. Иногда даже ворчал по-стариковски, если Саша забывал позвонить ему или несколько дней не появлялся у них в Свечном переулке…
Через год, когда Александру Шубину исполнилось тридцать шесть лет, его приняли в члены Союза художников. Это знаменательное событие произошло в конце семидесятых годов и стало важной вехой в творческой деятельности молодого мастера. Поводом для этого стал грандиозный успех, которым были встречены его картины на выставке в Москве. Первый раз в своей жизни Саша давал интервью журналистам московских и ленинградских газет и журналов.
Работы художника Шубина пользовались особым интересом у публики. Около них постоянно толпились люди. Надо сказать, что для этой выставки были отобраны наиболее удачные его картины. Среди них был и портрет Лукерьи, написанный им по памяти.
В начале июня того же года Александр Иванович Шубин с женой въехали в квартиру на Фонтанке. Старый дом на Васильевском острове остался в прошлом… Подъезд их прекрасного дома был украшен колоннами, на стенах и на полу еще сохранилась старая мозаика.
Квартира была большая. Из просторной прихожей вели двери в кухню и четыре комнаты. В самой большой из них располагалась мастерская художника. Главным достоинством этой комнаты были два широких окна, дававших много света. У одного из окон Саша поставил подрамник, а немного в стороне — тумбочку, где хранились кисти и краски. По боковой стороне расположился большой кожаный диван. Иногда, работая всю ночь, Александр Иванович ложился здесь же спать.
Окна семейной спальни выходили в каменный полутемный двор. Здесь всегда было тихо, лишь изредка по ночам слышались кошачьи концерты. В комнате, где располагалась гостиная, был небольшой полукруглый балкон, выходивший на набережную. В том, как была обставлена эта комната, было видно отношение Веры к мужу, ставшему за эти годы ее единственным кумиром. На всех стенах висели те из его картин, которые особенно нравились Вере. На низком комоде стояли в красивых рамках его рисунки. Возле окна она поставила удобное кресло, в котором он мог бы отдохнуть и расслабиться после работы. В целом, надо сказать, квартира получилась очень уютной, несмотря на то что последняя, четвертая комната пока пустовала. В будущем Вера планировала устроить в ней детскую.
Для них обоих переезд в этот дом стал как бы чертой, отделившей старую жизнь от новой — наполненной новыми событиями и людьми; жизнью, связанной с известностью и славой. Где-то далеко в прошлом осталось тихое семейное счастье и задушевные беседы за чашкой чая вместе с Варей и Зоей…
Над золотым куполом Исаакия по-прежнему кружили чайки, и по весне Нева частенько пугала наводнениями, но Веру это уже не тревожило. С годами ее личная жизнь не менялась. Она по-прежнему преподавала немецкий все в той же школе, и дети просто обожали «свою дорогую Веру Федоровну», как они называли ее. Ее коллеги знали, что Вера Федоровна — жена известного художника, и втайне завидовали ей.
А вот жизнь Александра Ивановича, напротив, все время менялась, словно бурные воды горной реки. Он создавал все новые и новые полотна, которые можно было увидеть в лучших выставочных залах города. Отечественная, а затем и зарубежная пресса наперебой расхваливала его талант и мастерство. Несколько его картин были вывезены за рубеж.
Теперь уже ни одна из его выставок не обходилась без журналистов. Скоро вспышки камер стали чем-то привычным, обыденным, его уже не пугали настойчивые вопросы корреспондентов. Стали появляться и первые поклонницы… Они, сначала по одной, а потом и целыми стайками, подлетали к нему, протягивали букетики цветов и прося автограф. Такое внимание со стороны молоденьких девушек льстило самолюбию Шубина. Он снисходительно улыбался, видя, как во время этого общения вспыхивают девичьи щеки…
Ему исполнился сорок один год.
В бытовые вопросы Александр Иванович вообще не вникал, оставляя все жене. Однако, как только позволили средства, он сразу же посоветовал Вере найти домработницу.
Так появилась у них в доме Анна Егоровна, не то знакомая, не то дальняя родственница покойных теток, живущая в Гатчине. Это была высокая, крупная женщина, носившая в любое время года шерстяные деревенские платки и грубые, почти мужские ботинки. Но, несмотря на непривлекательную внешность, Анна Егоровна обладала замечательным качеством — надежностью. Она-то и взяла на себя заботу об их семье. Переехала к ним Анна Егоровна зимой, прямо под Новый год, со старым чемоданом и большим узлом белья. Она-то и заняла нежилую до сих пор четвертую комнату.
Эта четвертая комната была больным вопросом для Веры и Александра Ивановича. В течение двух лет после переезда Вера специально держала ее пустой, даже временно не соглашаясь ничего туда ставить. Она говорила мужу, что там не должно быть ничего, кроме детской кроватки. Даже обои для этой комнаты она специально выбрала светлые и теплые, чтобы ребенку там было уютно. Но время шло, кроватка все не покупалась, да и обои стали понемногу выцветать…
Пустующая комната сильно омрачала тихое семейное счастье Веры, постоянно напоминая ей об отсутствии в доме детей. Поначалу она регулярно ходила по врачам, проходя все новые и новые обследования, однако все безрезультатно — причину, которая не позволяла бы ей иметь ребенка, врачи не находили, хоть и обращалась она к самым лучшим специалистам. Александр Иванович обследоваться отказывался, объясняя это занятостью. А однажды они даже поссорились. Это произошло после очередной выставки, прошедшей в Ленинграде с большим успехом. В газетах тогда печатались хвалебные отзывы о двух его последних картинах, интервью с ним.
Придя как-то под вечер домой после встречи с журналистами, Александр Иванович был удивлен, что жена не встречает его в прихожей, как обычно. Пройдя в гостиную, он увидел Веру, которая сидела в кресле, свернувшись калачиком под пушистым пледом. Выглядела жена очень расстроенной.
— Что с тобой? Ты не заболела? — забеспокоился он.
Отсутствующим взглядом Вера посмотрела на мужа.
— Что-то случилось? — продолжал он допытываться.
— Ничего не случилось… — наконец ответила Вера.
Поднявшись с кресла, Вера прошла на кухню. Анна Егоровна с самого утра ушла к своей заболевшей приятельнице, жившей где-то на окраине города, и до сих пор еще не возвращалась.
— Ты знаешь, у Зины сегодня дочка родилась! — крикнула она мужу.
— Это хорошо, — сказал, войдя в кухню, Александр Иванович. — А кто такая Зина?
Вера стояла, повернувшись спиной к окну.
— Зина — моя коллега, она год назад вышла замуж, а сегодня родила дочку. Нам из больницы сегодня сообщили… — тихо ответила Вера.
— Замечательно. Но почему ты грустная?
Резко обернувшись, Вера ответила, еле сдерживая слезы:
— Саша, ну как ты не понимаешь? Зина год назад вышла замуж и уже родила ребенка, а мы с тобой сколько лет женаты? А детей до сих пор нет! Права была моя мама, теперь-то я это понимаю…
Александр Иванович растерялся:
— Вера, ну что я могу сделать?
— Как это — что?! — Голос у нее сорвался. — Я же говорила тебе — надо сходить к врачу вместе!
— Глупости! — крикнул Александр Иванович. — Это все глупости, я абсолютно здоров! Просто надо подождать…
— Чего нам ждать? Годы идут… Мне уже сорок! Скажи прямо, ты просто не хочешь детей! — Она открыто бросила ему в лицо обвинение.
— Вера, послушай, ты же знаешь, я много работаю, — защищался Александр Иванович. — Моя жизнь принадлежит искусству, понимаешь? Искусству! Оно для меня всегда стояло и стоит на первом месте!
— А как же я? — Вера первый раз в жизни злилась на мужа. — Обо мне ты подумал? Разве ты не понимаешь, что любая женщина хочет иметь детей!
Александр Иванович удивленно смотрел на жену. Что она говорит? Неужели она не понимает, ведь все его мысли и чувства направлены только к одной-единственной цели — к работе. А для того чтобы он мог полноценно работать, жена должна обеспечивать ему необходимые условия. Это же так просто! Дети будут ему только мешать, ну как она не понимает?!
— Я очень устал, Вера, пойду спать…
Спать в ту ночь он лег в гостиной. Демонстративно взял с их кровати свою подушку и лег на диван, укрывшись пледом.
Вера в ту ночь так и не заснула… Впервые за время их совместной жизни она задумалась над тем, любит ли ее муж на самом деле или же ему просто удобно жить с ней? Уступчивая, неконфликтная Вера всегда избегала тем, которые могли бы расстроить мужа, старалась как можно тактичнее обходить острые углы. Но в этом вопросе она не могла согласиться с ним и считала себя правой…
Семья без детей была в ее понимании неполноценной. Конечно же, если причиной бездетности была болезнь одного из супругов, с ситуацией можно было бы как-то смириться. Но в данном случае она столкнулась с явным нежеланием со стороны мужа иметь детей. Именно это огорчало ее больше всего.
Вера вдруг вспомнила давние слова матери о том, что Шубину не нужен ребенок. Вера тогда спорила с Надеждой Павловной, защищая мужа, а мама-то в итоге оказалась права… Вера беспокойно заворочалась. Тут же, как назло, вспомнились и слова Лены. Выходило так, что и Лена оказалась права. Слепая любовь к мужу лишила Веру обыкновенного женского счастья. Припомнились ей и телефонные разговоры с Москвой, когда она, разговаривая с Леной, слышала на заднем фоне лопочущего что-то Андрюшеньку. Тогда она не особенно задумывалась об этом, а сейчас совершенно отчетливо поняла, что никогда ей не пережить того, что переживает любая мать. Уткнувшись в подушку, Вера разрыдалась…
Со временем инцидент забылся. Вера разговоров на эту тему больше не заводила. Александр Иванович тоже молчал и делал вид, что не замечает, когда жена, увидев на улице женщину с детской коляской, провожает ее тоскливым взглядом. Но даже такое выражение страдания все равно раздражало Александра Ивановича. Внимание жены, по его мнению, должно было принадлежать только ему одному, и он не собирался его ни с кем делить.
А Верина надежда на то, что когда-нибудь у них появится ребенок, постепенно таяла, пока, наконец, не пропала совсем. Как-то незаметно для самой себя Вера Федоровна со временем смирилась с таким положением вещей. Конечно, можно было взять на воспитание ребенка из детского дома, но она вынуждена была сразу же отказаться от этой мысли — она хорошо знала, что муж никогда не согласится. Поэтому и разговоров о ребенке больше не заводила.
А жизнь между тем снова пошла своим чередом…