Тополиный пух кружился над городом, ложился как теплый снег на газоны, скапливался в подворотнях и по краям тротуаров, иногда, поднимаемый ветром, залетал в окна домов.
Вера подошла к окну и закрыла форточку. Увидев на полу клубы пуха, она недовольно поморщилась и стала осторожно собирать легкие пушинки. В спальне царил беспорядок. Повсюду: и на кровати, и на кресле, и на стульях, и даже на полу — повсюду лежали вещи Александра Ивановича.
— Значит, все-таки едешь, Сашенька? — уже в который раз спросила она, увидев, что Александр Иванович вошел в комнату.
— Еду, Верочка, еду, — рассеянно ответил он жене и сел в кресло, прямо на лежащие вещи. При этом было видно, что мысли его сейчас не здесь, а где-то далеко.
— О чем ты думаешь? — спросила Вера.
Александр Иванович молчал. Вера, сглотнув подступивший к горлу комок, продолжала:
— Я буду без тебя скучать…
— Но ты же не одна остаешься, а с Анной Егоровной, — сообщил он.
— Она же — не ты… — горько усмехнулась Вера, складывая вещи мужа в чемодан.
— Вера! — в голосе Александра Ивановича послышалось нетерпение.
— Ну хорошо, хорошо, поезжай… — тихо согласилась она.
Александр Иванович окинул взглядом сложенные Верой вещи. Немного подумав, он встал и, подойдя к шкафу, стал перебирать свитера.
— Принеси мне серый свитер, пожалуйста, — попросил он жену.
— Ах да! — засуетилась Вера. — Я и забыла о нем совсем. Кажется, Анна Егоровна его выстирала. Пойду спрошу…
Вера быстро вышла из комнаты.
Предстоящая поездка волновала Шубина, бередя забытые воспоминания, когда много лет назад он вот так же собирал вещи перед поездкой на Соловки. Да, давно это было… Ему даже не верилось, что с тех пор прошло столько лет. Он снова чувствовал себя молодым. Правда, ехал он в этот раз не на Соловки, а на Валаам. Валаамский архипелаг он хотел увидеть уже давно, но поехать смог только сейчас, когда появилось немного свободного времени. Мысленно он представлял себе не-обыкновенной красоты места, в которых он смог бы найти источник вдохновения для новых картин. Все последнее время он трудился над многочисленными заказами и, выполнив последний, почувствовал некую опустошенность. И понял, что ему просто необходим перерыв. Предложение Федора Ивановича Постникова поехать на Валаам он принял с радостью, к тому же оказалось, настоятель тамошнего монастыря приходился не то хорошим знакомым, не то дальним родственником Постникова.
Шубин тяжело вздохнул. Перед отъездом ему еще предстояло сделать несколько дел в мастерской, но времени оставалось совсем немного. Сторожа Василия он заранее предупредил о своем отъезде, но напоследок хотел дать ему кое-какие распоряжения. А тут еще Вера вдруг так некстати распереживалась…
— Вот, Сашенька, твой свитер, — сказала, входя в комнату, Вера. — Я его сюда положу или ты собираешься в нем поехать?
— Нет, клади в чемодан, — распорядился он.
Еще через час все вещи были уложены в чемодан и для удобства вынесены в коридор. Рядом с чемоданом стояли принадлежности для рисования.
— Может, хоть чаю попьем? — со вздохом спросила Вера.
Чаю ему не хотелось. Всеми мыслями он был уже в дороге, поэтому такие вопросы жены казались ему неуместными и начинали раздражать. Он хотел было отказаться, но, увидев в глазах жены слезы, решил сделать ей приятное. В конце концов, неизвестно, думал Александр Иванович, насколько он едет. Может, на две недели, а может, задержится там дольше…
— Хорошо, — согласился он. — Давай пить чай.
В мастерскую сегодня он так и не пошел, остался дома. Этот прощальный вечер он решил целиком посвятить жене.
Перед тем как заснуть, он завел будильник, чтобы не проспать, и все никак не мог решить, на какое время ему лучше поставить стрелку. Ничего, думал он, в крайнем случае, его разбудит гудок машины — она должна прийти рано утром, чтобы отвезти к пароходу, отплывающему на Валаам…
Все организационные вопросы, касающиеся его проживания на острове, он решил еще в Ленинграде и теперь был рад тому, что все сделал и обо всем договорился заранее. Так что теперь ничто не мешало ему насладиться удивительно красивым видом, который открывался, как только показался Валаамский берег.
Восторженно оглядываясь по сторонам, Александр Иванович увидел идущую прямо от пристани широкую каменную лестницу. Не чувствуя усталости после долгой дороги, он легко подхватил свои вещи и стал подниматься вверх…
Дом, в котором ему предстояло остановиться, принадлежал монастырю. Там обычно жил не то береговой смотритель, не то еще кто-то из работавших на острове. Впрочем, сам хозяин редко бывал дома, так что Александр Иванович вполне мог наслаждаться одиночеством и покоем.
Войдя в избу и слегка задев головой о дверной косяк, он вспомнил, как когда-то давно он точно так же сгибался, чтобы войти в слишком низкую дверь избы Лукерьи. И Шубин снова почувствовал себя молодым.
Изба была довольно просторной и состояла из прохладных сеней и двух комнат. Дальнюю, самую большую комнату занимал Александр Иванович. В комнате возле стены стояла низкая скрипучая кровать, а напротив, так же возле стены — старенький и уже рассохшийся буфет, неизвестно каким образом попавший на остров. Посреди располагался деревянный стол, выструганный, видимо, совсем недавно, так как доски были еще совсем свежие и пахли лесом.
Распаковав вещи, Александр Иванович решил немного прогуляться, чтобы иметь хоть какое-то представление о месте, в котором он находился. Набросив на плечи свитер, так как под вечер стало прохладно, он вышел на улицу и направился прямиком к монастырю.
Солнце еще не опустилось за горизонт, и в его последних лучах хорошо были видны древние стены обители.
Когда-то давно, в сороковом году, вся монастырская братия, опасаясь гонений власти, ушла в Финляндию, взяв с собой старинные иконы, монастырский архив и церковную утварь. Не звонили больше колокола, не совершались службы… Впервые за тысячелетнюю историю монастыря в нем хозяйничали миряне. За сорок с лишним лет чего только не было в святых стенах обители! И школа юнг, и совхоз, а в послевоенные годы в монастырских кельях разместился интернат для инвалидов войны и душевнобольных…
Однако спустя долгие годы забвения обитель было решено возродить. Снова на остров вернулись монахи, возобновились службы. К тому времени, когда Александр Иванович приехал на Валаам, уже большая часть строений была восстановлена. Правда, остались навсегда утерянными многие скиты, часовни на островах, а также настенные росписи нижнего храма Спасо-Преображенского собора. Что-то было отстроено заново, а что-то безвозвратно ушло…
Территория была большая и обойдя все строения, Александр Иванович остановился возле собора. Судя по его свежевыкрашенным стенам, он был только что отреставрирован. Шубин хотел посмотреть на внутреннее убранство, однако он не был уверен, можно ли ему войти. Постояв еще немного, Александр Иванович все же решился и, толкнув тяжелую деревянную дверь, попал внутрь…
Там было тепло, пахло воском и ладаном. Зажженные перед иконами свечи потрескивали, освещая потемневшие от времени лики святых. Молодой монах собирал с подсвечников уже догоревшие свечи. Увидев незнакомого человека, монах чуть склонил в приветствии голову и, не торопясь, продолжил свое занятие. Александр Иванович тихо поздоровался и осторожно прошел дальше, с интересом оглядываясь по сторонам. У иконы Богородицы он остановился.
Икона была в красивом окладе из золота, но отнюдь не это богатство привлекло художника. Глаза Богородицы излучали такую любовь, что казалось, нет человека на Земле, способного пройти мимо, не заметив этого чуда…
Александр Иванович стоял, не в силах отвести взгляд. Приятная теплота наполнила вдруг все его существо, стало удивительно легко и спокойно на сердце. Ему захотелось поставить свечку Божьей Матери, но свечки не было, а где ее взять, он не знал.
— Возьмите… — неожиданно сказал монах, протягивая ему свечку.
— Спасибо, — смущенно ответил Александр Иванович.
Монах наклонил в ответ голову и неслышно отошел в сторону.
Расправив пальцами фитилек, Александр Иванович поднес свою свечу к одной из уже горящих. Вспыхнул фитилек. Укрепив свечку, он сделал шаг назад. Что же теперь полагается делать? Перекреститься? Он растерянно оглянулся, но рядом никого не было, монах куда-то пропал. Тогда, сложив щепоткой пальцы, Шубин торопливо перекрестился. И тут же, словно устыдившись своего порыва, быстро вышел на улицу.
…Уже дважды на этой неделе звонила из Москвы Лена, приглашала приехать к ним на дачу. И каждый раз Вера терпеливо объясняла подруге, почему сделать этого не может — Саша сейчас в отъезде, но может вернуться в любой день.
Лена огорчалась: этим летом их сын Андрей окончил школу и поступил в медицинский институт, и, естественно, она хотела разделить свою радость с близкой подругой.
…Низкие серые тучи повисли над притихшим городом. Воздух посвежел, стало легче дышать. Поднялся ветер, его резкие порывы обещали приближающуюся грозу. И правда, вскоре тонкой желтой полоской вспыхнула молния, через минуту ей вдогонку гулко прогремел гром.
— Закрывайте окна, Анна Егоровна! — крикнула Вера. — Гроза идет…
И пока Анна Егоровна боролась с кухонным окном, Вера побежала в рабочую комнату мужа проверить, не открыто ли там окно или форточка. Окна были закрыты, а вот забытая форточка одиноко хлопала под напором ветра. Подбежав к ней, Вера обрадовалась, что успела вовремя и стекло не разбилось.
За окном между тем заметно потемнело. Улица опустела, лишь вода в Фонтанке словно встревожилась начинающейся грозой. Вера вдруг, как никогда остро ощутила свое одиночество. Конечно, когда были живы Зоя и Варвара и они вместе жили на Васильевском острове, все было как-то иначе. Может, оттого, что у молодой жены была надежда на будущее, на исполнение своей мечты? Но сейчас нет ни того, ни другого, и ей так одиноко в этой огромной и такой пустой квартире… Вере захотелось почувствовать себя кому-то нужной. Вот если бы у них был сын или дочь, думала Вера, она не стояла бы сейчас у окна и не терзалась бы так. Тяжело вздохнув, она собралась уже отойти от окна, но неизвестно откуда вдруг взявшаяся слабость не дала женщине двинуться с места. Уставившись в одну точку, она застыла, опершись на подоконник.
Внезапно полыхнувшая прямо перед глазами молния заставила Веру зажмуриться. И тут же, словно ожидая этого сигнала, одна из туч лопнула и пошел дождь. Крупные тяжелые капли несколько минут звонко барабанили по стеклу, потом вода полилась сплошным потоком.
Некоторое время еще было слышно, как охает и молится в коридоре Анна Егоровна, затем шум дождя заглушил все звуки.
Гроза подошла совсем близко. Небо буквально трещало по швам. Молнии сверкали уже без перерыва, одна за другой. Вода в Фонтанке пенилась под льющимися с небес потоками воды.
…Заходящее солнце слабо освещало стены монастыря. Александр Иванович торопился, пытаясь закончить эскиз до темноты.
— Вы художник? — услышал он за спиной тихий голос.
Александр Иванович обернулся и увидел стоявшего позади уже знакомого монаха.
— Ваша фамилия Шубин? — неожиданно спросил тот и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Я слышал о вас.
Александр Иванович, сбитый с толку такой осведомленностью, недоуменно посмотрел на своего собеседника:
— Слышали обо мне? Но как?..
Монах засмеялся:
— Вы думаете, мы здесь ничего не знаем? Ошибаетесь… Вы здесь зачем? — между тем продолжал собеседник.
— Да вот, приехал посмотреть на здешние прекрасные места… — ответил Шубин.
— Здесь хорошо… — согласился монах. — Благодать…
— Простите, а как вас зовут? — поинтересовался Александр Иванович. — Как мне к вам обращаться?
— Зовите меня Василием…
Время от времени эти встречи продолжались. Бывало это в основном по вечерам, когда с последней службой заканчивался долгий трудовой день монастыря. Сначала они обменивались простыми, ничего не значащими фразами, но со временем находились и более интересные темы для беседы. Монах Василий был человеком необыкновенной эрудиции, с ним можно было обсуждать любые вопросы. После этих разговоров Александр Иванович обычно испытывал какое-то непонятное чувство, совсем как в дни молодости, когда он был студентом. Это было одновременно и странно и притягательно, во всяком случае, он долго потом еще размышлял об услышанном.
Каждый день Александр Иванович уходил в долгие прогулки по острову, и каждый раз вспоминались ему дни, проведенные когда-то на Соловках. В природе обоих архипелагов было много общего. Те же обрывистые скалы, островки, разделенные водой. Вековые ели, тихие бухточки, озера разной величины с гладкой зеркальной поверхностью, четко отражающей леса на берегах. И конечно же небо. Такое высокое, что, казалось, оно существует само по себе, отдельно от всего и представляет собой особый, совершенный мир.
Месяц на острове пролетел незаметно. Александр Иванович отдохнул и чувствовал себя бодрым и помолодевшим.
Как-то после окончания вечерней службы Василий постучался к нему в избу.
— Можно к вам, Александр Иванович? — крикнул он из сеней.
— Конечно, конечно! Заходите, — и Александр Иванович заспешил навстречу гостю.
Пройдя в комнату, Василий явно удивился отсутствию обычного беспорядка. Заметив это, Александр Иванович улыбнулся:
— Да, вот, прибрал все. Завтра — домой.
Усадив гостя, хозяин засуетился возле буфета, доставая кружки.
— Сейчас чайку попьем, — сообщил он.
Пока закипал на старенькой печурке чайник, сумерки становились все гуще. Василий зажег стоящую на столе свечу. Свет был неярким, но его вполне хватало, чтобы отчетливо видеть лицо собеседника.
— Семья-то у вас есть? — спросил Василий, прихлебывая горячий чай.
Александр Иванович молча кивнул.
— Жена? Дети? — продолжал монах.
— Жена, — ответил Александр Иванович. — Детей нет.
Монах с сожалением покачал головой:
— Ну, Бог даст, будут и детки…
Александр Иванович промолчал…
Внезапно внимание Василия привлекла лежащая на столе книга. Он с любопытством повертел ее в руках, потом спросил:
— Откуда у вас эта книга?
— Когда-то давно мне ее подарил один человек, — ответил Александр Иванович.
— А как его звали? — допытывался монах.
— Постников Федор Иванович. А что, вы его знаете?
— Я его ученик. Вернее, — поправился монах, — я был его учеником.
Александр Иванович не знал, что сказать от изумления.
— Простите, — наконец произнес он. — Я могу вам задать один вопрос?
— Я даже знаю какой, — едва заметно улыбнулся монах. — Говорите.
— Почему вы оказались здесь? — Не смог скрыть своего удивления художник.
Монах отвечать не спешил.
— Не хотите сказать? — понял Александр Иванович. — Или думаете, что я вас не пойму?
— Да нет, — наконец заговорил Василий. — Просто я ищу подходящие слова для того, чтобы объяснить. Представьте себе, что наша жизнь — это запутанный и темный лабиринт. Так вот человек без веры обречен всю жизнь ходить по этому лабиринту, мучиться, искать выход и не находить его. Испытывать постоянные разочарования, муки. Страх… Да, страх, потому как он думает, что уже никогда не сможет найти выхода. Трудно ему, понимаете? Он страдает. Но есть вера… Знаете, это как свет в кромешной тьме. Вдруг мелькнет где-то впереди огонек, и человек пойдет к нему с надеждой. А свет все ярче и ярче разгорается — и вот уже выход. Выход к Богу. Так и жизнь человеческая, но есть выход из окружающей его со всех сторон темноты, — выход к свету, к Богу… Для этого мы все и родились…
Неровный свет свечи освещал бревенчатые стены, рисуя на них причудливые узоры. Беседа затянулась. Наконец монах собрался уходить.
Они поднялись и вдвоем вышли в сени. Александр Иванович нащупал в темноте засов, открыл дверь.
— Покойной вам ночи, — пожелал ему Василий. — Храни вас Господь. Прощайте…
— Спокойной ночи… — отозвался Александр Иванович. — До свидания…
Спустившись с крыльца, Василий растворился в ночи. Шубин постоял еще несколько минут, наслаждаясь прохладой и тишиной. А вернувшись в комнату, сел за стол и задумался. Странное дело — монах ушел, а его слова все еще продолжали звучать в ушах… Многое из того, о чем говорил Василий, было непонятно художнику, с чем-то он просто не мог согласиться…
Он вдруг поймал себя на мысли: вот всю жизнь он считал себя человеком образованным, грамотным. А сегодня вдруг сам себе напомнил ученика, жадно схватывающего слова учителя…
Глупости какие! Тут же спохватился Александр Иванович. И никакой он не безграмотный — просто всего на свете знать невозможно, да и ненужно. Главное — это то, что он знаменит, талантлив. А остальное…
Но волнение все-таки не отпускало. Подойдя к окну, он резко распахнул ставни, да так, что они стукнулись снаружи о стены дома. Тут же ночные звуки ворвались в комнату. Глубоко вдыхая свежий воздух, Александр Иванович понемногу начал успокаиваться.
«Ну что ж, пора спать», — подумал Александр Иванович. Уже лежа в кровати, он все смотрел на догорающую свечу. В углу возле двери стоял его чемодан, а рядом с ним, стянутый ремнями, лежал рюкзак. Завтра он уже будет дома… Вера, наверное, совсем заждалась…