Сергей Александрович Тучков (родился 12 октября 1767) боевой генерал-лейтенант, «брат» Пушкина по масонской ложе «Овидий».

Пугаться пушкинского масонства не надо. Вот как истолковывал его сам Пушкин:

Тучков был одним из учредителей Общества друзей словесных наук. Выпустил две книги: «Собрание сочинений и переводов в стихах С. Тучкова» (1797) и «Сочинения и переводы С. Тучкова» (в 4 частях, 1816–1817). Кроме книг стихов оставил ещё «Записки» (изданные только в 1908 году), по тому времени невероятно смелые, порицающие тираническое правление.

Сонет «Победители богатства» интересен, конечно, не с поэтической точки зрения, а с той, как выражал своё гражданское самочувствие отважный генерал:

Умер Сергей Александрович – 15 февраля 1839 года.

* * *

Уж и не знаю, что перевешивает в наследии Павла Николаевича Лукницкого (родился 12 октября 1902 года), – его стихи и проза или его дневниковые записи, его книга «Акумиана – встреча с Анной Ахматовой», изданная уже после смерти автора – в 1990-е годы?

Или его уникальная коллекция рукописных материалов поэтов Серебряного века, переданная семьёй Лукницкого в 1997 году в Пушкинский дом?

Или его трёхтомник «Ленинград действует», вобравший огромный фактический материал? В нём Лукницкий как бы отстраняется от демонстрируемого материала, не комментирует его.

Или, наконец, собирание и хранение архива Гумилёва, хлопоты по реабилитации расстрелянного поэта?

Лично мне очень нравятся воспоминания Павла Николаевича, его дневниковые записи, раскрывающие много интересного, как, например, вот эта – разговор с Ахматовой:

«Заговорили об Анненском, о трагедиях его, в которых АА нашла сходство с «Путём конквистадоров». Не в «которых», впрочем, а в одном «Иксионе», потому что мотивы Лаодамии и Меланнипы были Николаю Степановичу в 4–5 годах чужды. А Иксион, человек, который становится богом, – конечно, задержал на себе внимание Николая Степановича: это так в духе Ницше, которым Николай Степанович в ту пору увлекался. АА сделала заключение, что поэмы «Пути конквистадоров» сделаны как-то по типу притчи-трагедии, но из неё вынуто действие. И АА заговорила о том, что в поэмах «Пути конквистадоров» нет действия не из-за неопытности Николая Степановича и неумения вложить его в стихи, а совершенно сознательно».

С 11 лет Лукницкий начал вести дневник.

Вообще-то он автор более 30 книг. Романы «Мойра» (1930), «Всадники и пешеходы» (1933), «Земля молодости» (1936), «Ниссо» (написан в 1939–1941, опубликован в 1946-м), «Делегат грядущего» (1970). Повести «Дивана» (1936), «Застава Двуречье» (1940). Многие сборники рассказов, очерков, повестей.

В Великую Отечественную он – военный корреспондент ТАСС. Помимо прочего, о блокаде Ленинграда есть ещё одна его книга «Сквозь всю блокаду», опубликованная в 1988-м – через пятнадцать лет после его смерти (умер 22 июня 1973 года).

Начинал он со стихов. В конце двадцатых – начале тридцатых выпустил две стихотворные книжки. Много стихотворений обращено к А.А. Ахматовой. Например, вот это четверостишие 1925 года:

Не скажу, что эти стихи мне нравятся, но они могут рассматриваться как пророческие. Судьба Анны Андреевны предсказана точно.

* * *

Александр Григорьевич Архангельский, как и авторы сборника «Парнас дыбом», как позже Юрий Левитанский и три соавтора Л.Лазарев, Ст. Рассадин и Б. Сарнов, обладал даром имитации. Он исключительно точно мог передать стиль и дух пародируемого автора. Надо сказать, что это соответствует понятию пародиста. Пародия – не выдёргивание строчек у стихотворца и их обыгрывание, но, как писал Пушкин, «сей род шуток требует редкой гибкости слога; хороший пародист обладает всеми слогами…».

Архангельский обладал всеми слогами. Мог одинаково хорошо пародировать стихи и прозу. Вот, казалось бы, вещь, которую невозможно спародировать: она сама звучит, как пародия, – рассказ Зощенко «Баня». Помню, как читал его Игорь Ильинский, и как весь зал сотрясался от хохота. Но для Архангельского ничего невозможного нет:

«СЛУЧАЙ В БАНЕ

Вот, братцы мои, гражданочки, какая со мной хреновина вышла. Прямо помереть со смеху.

Сижу это я, значит, и вроде как будто смешной рассказ сочиняю. Про утопленника.

А жена говорит:

– Что это, – говорит, – ёлки-палки, у тебя, между прочим, лицо индифферентное? Сходил бы, – говорит, – в баньку. Помылся.

А я говорю:

– Что ж, – говорю, – схожу. Помоюсь.

И пошёл.

И что же вы, братцы мои, гражданочки, думаете? Не успел это я мочалкой, извините за выражение, спину намылить, слышу – караул кричат.

«Никак, – думаю, – кто мылом подавился или кипятком ошпарился?»

А из предбанника, между прочим, человечек выскакивает. Голый. На бороде номерок болтается. Караул кричит.

Мы, конечно, к нему. В чём дело, спрашиваем? Что, спрашиваем, случилось?

А человек бородой трясёт и руками размахивает.

– Караул, – кричит, – у меня пуп спёрли!

И действительно. Смотрим, у него вместо пупа – голое место.

Ну, тут, конечно, решили народ обыскать. А голых обыскивать, конечно, плёвое дело. Ежели спёр что, в рот, конечно, не спрячешь.

Обыскивают. Гляжу, ко мне очередь подходит. А я, как на грех, намылился весь.

– А ну, – говорят, – гражданин, смойтесь.

А я говорю:

– Смыться, – говорю, – можно. С мылом, – говорю, – в подштанники не полезешь. А только, – говорю, – напрасно себя утруждаете. Я, – говорю, – ихнего пупа не брал. У меня, – говорю, – свой есть.

– А это, – говорит, – посмотрим. Ну, смылся я. Гляжу, – мать честная! Да никак у меня два пупа!

Человечек, конечно, в амбицию.

– Довольно, – кричит, – с вашей стороны нахально у трудящихся пупы красть! За что, – кричит, – боролись?

А я говорю:

– Очень, – говорю, – мне ваш пуп нужен. Можете, – говорю, – им подавиться. Не в пупе, – говорю, – счастье.

Швырнул это я, значит, пуп и домой пошел. А по дороге расстроился.

– А вдруг, – думаю, – я пупы перепутал? Вместо чужого свой отдал?

Хотел было обратно вернуться, да плюнул. Шут, – думаю, – с ним. Пущай пользуется. Может, у него ещё что сопрут, а я отвечай!

Братцы мои! Дорогие читатели! Уважаемые подписчики!

Никакого такого случая со мной не было. Всё это я из головы выдумал. Я и в баню сроду не хожу. А сочинил я для того, чтобы вас посмешить. Чтоб вы животики надорвали. Не смешно, говорите? А мне наплевать!»

А вот пародия на стихи В. Луговского:

Умер этот волшебник перевоплощения 12 октября 1938 года. Родился 16 ноября 1889.

* * *

Мне кажется, что Пушкин хорошо относился к Александру Петровичу Сумарокову. Наверное, не зря он сделал Петрушу Гринёва последователем и подражателем Сумарокова, который, как сказано в «Капитанской дочке» читал стихи Гринёва и «очень их похвалял». Или стихотворение Пушкина «Французских рифмачей суровый судия…», строки из него:

Они написаны в такой ритмико-синтаксической форме, за которой явно проступают строки очень известной в то время сумароковской «Эпистолы о стихотворстве»:

Да и написано пушкинское стихотворение по тому же поводу, что «Эпистола» Сумарокова, который в ней сражался за чистоту профессии, против пустозвонства и неграмотности коллег.

Кстати, «Эпистола о стихотворстве» была ещё и ответом Ломоносову, который неодобрительно отнёсся к тому, что Сумароков писал любовные песни, широко расходившиеся в списках. Ломоносов был убеждённым сторонником гражданской поэзии, а из лирики признавал только оду.

Вместе с любовными песнями Сумарокову снискали известность его стихотворные трагедии «Хорев» (1747), «Гамлет» (1748), «Синав и Трувор» (1750). Фактически с пьес Сумарокова начинается театр в России. Директором первого постоянного публичного театра был сам Сумароков. В 1772 году он написал лучшие свои комедии «Рогоносец по воображению», «Мать – совместница дочери», «Вздорщица», а годом раньше – самую известную свою трагедию «Димитрий Самозванец», которую пушкинские недоброжелатели объявили выше «Бориса Годунова». Но Пушкин на такую явную неправду никак не отреагировал.

Издавал Сумароков с 1751 года первый русский литературный журнал «Трудолюбивая пчела».

Словом, его заслуги перед русской литературой несомненны.

Умер Александр Петрович 12 октября 1777 года. Родился 25 ноября 1717 года.

* * *

Французский писатель Анатоль Франс для меня лично прежде всего автор романа «Остров пингвинов» (1908) – сатирического, представляющего собой пародию на историю Франции – от возникновения страны до его, Франса, времени.

Другие его сатирические романы «Боги жаждут» (1912) и «Восстание ангелов» (1814) мне понравились меньше.

Но, повторяю, я высказываю своё мнение, которое никому не навязываю.

Франс был очень эрудированным человеком, и это чувствовалось по его книгам. Повесть «Харчевня королевы Гусиные лапки» воссоздаёт вкусы XVIII века. Её герой аббат Жером Куньяр, как и положено ему было в то время, благочестив и греховен одновременно. Свершая грех, он оправдывает это тем, что грех усиливает в нём дух смирения. Усиливает Франс дух смирения и в Таис – знаменитой куртизанке, героине его одноимённого романа, которая стала святой.

Любопытно, что в 1922 году сочинения Франса были включены католической церковью в «Индекс запрещённых книг».

А в 1921 году он получил Нобелевскую премию «за блестящие литературные достижения, отмеченные изысканностью стиля, глубоко выстраданным гуманизмом и истинно галльским темпераментом». Деньги, полученные от Нобелевского комитета, Франс пожертвовал в пользу голодающих в России.

Воззрений этот писатель был социалистических. Друг лидера французских социалистов Жана Жореса, он стал литературным мэтром Французской социалистической партии.

Но за что безусловно следует уважать Франса, – он первым подписал письмо Эмиля Золя «Я обвиняю», которое сыграло свою роль в деле Дрейфуса, не дав французской Фемиде совершить преступление на антисемитской почве – осудить эльзасского еврея капитана Альфреда Дрейфуса по надуманному делу о шпионаже в пользу Германии. Золя, Франс и другие добились полного оправдания капитана.

Скончался Анатолий Франс 12 октября 1934 года. Родился 16 апреля 1844 года.

* * *

Иосиф Бродский писал об этом итальянском поэте в статье «В тени Данте». Бродский приводит великолепное стихотворение Эудженио Монтале:

и так его комментирует:

«…что отличает поэтическую и человеческую мудрость Монтале – это его довольно мрачная, почти обессиленная, падающая интонация. В конце концов, он разговаривает с женщиной, с которой провёл много лет: он знает её достаточно хорошо, чтобы понять, что она не одобрила бы трагическое тремоло. Конечно, он знает, что говорит в безмолвие; паузы, которыми перемежаются его строки, наводят на мысль о близости этой пустоты, которая делается до некоторой степени знакомой – если не сказать обитаемой – благодаря его вере, что «она» может быть где-то там. И именно ощущение её присутствия удерживает его от обращения к экспрессионистским приёмам, изощрённой образности, пронзительным лозунгам и т. п. Той, которая умерла, также не понравилась бы и словесная пышность. Монтале достаточно стар, чтобы знать, что классически «великая» строчка, как бы ни был безупречен ее замысел, льстит публике и обслуживает, в сущности, самоё себя, тогда как он превосходно сознаёт, кому и куда направлена его речь».

Комментарий так же прекрасен, как стихи. Старость Монтале рассматривается Бродским, сказавшим это в 1977 году, с двух сторон: участник Первой мировой войны, Эудженио Монтале родился 12 октября 1896 года, он действительно стар: ему сейчас 81 год. Но с другой стороны, под старостью великого поэта Бродский разумеет мудрость.

После войны Монтале устроился работать во флорентийское издательство, затем в библиотеку. В 1938 году отказался вступить в фашистскую партию и был уволен с работы. В 1943 стихи Монтале тайно вывозятся в Швейцарию и там публикуются. После войны (Второй Мировой) живёт в Милане, где выступает как литературный и музыкальный критик.

Но стихи и проза Монтале быстро завоевали успех не только в Италии, но во всём мире. В 1967 году за заслуги перед итальянской культурой он получает звание пожизненного сенатора. В 1973 получает «Золотой венец» – международную премию «Стружских вечеров поэзии». А в 1975-м удостоен Нобелевской премии «за достижения в поэзии, которая отличается огромной проникновенностью и выражением взглядов на жизнь, напрочь лишённых иллюзий».

Стихотворение «В дыму», переведённое Евгением Солоновичем, на мой взгляд, способно подтвердить эту характеристику:

Скончался Эудженио Монтале 12 сентября 1981 года.