Николай Иванович Надеждин (родился 17 октября 1804 года) известен прежде всего как редактор «Телескопа», напечатавшего первое из «Философических писем» Чаадаева, прочитав которое, Николай I пришёл в бешенство. Автора, то есть Чаадаева, он объявил сумасшедшим, запретив ему гулять по Москве – только возле своего дома на Басманной. Надо сказать, что это было единственно верным решением. Любое другое – арестовать, посадить, сослать в Сибирь, говорило бы о том, что Чаадаев высказал опасную для правительства правду и что эту правду правительство признаёт. Журнал «Телескоп» был запрещён к изданию. А редактор Надеждин был сослан в Усть-Сысольск.

Фактически на этом его карьера как журналиста и редактора закончилась.

Начинал он в журнале М.Т. Каченовского «Вестник Европы» со статьи «Литературные опасения за будущий год», подписанной «Экс-студент Никодим Надоумко».

Позиция Каченовского, не принявшего «Руслана и Людмилы» и других ранних произведений Пушкина, предоставлявшего журнальные страницы для критики их и произведений пушкинских друзей, вызвала массу эпиграмм. В частности, и самого Пушкина:

Клеветник без дарованья, Палок ищет он чутьём, А дневного пропитанья Ежемесячным враньём.

Ясно, что и Никодим Надоумко поначалу был принят скептически, а то и враждебно.

Тем более что «экс-студент» тоже не жаловал Пушкина. Написал в «Вестнике Европы» о «пушкинской «Полтаве» статью, где говорил о рано обнаружившемся поэтическом даре Пушкина и в связи с этим вспоминал басню дяди Пушкина Василия Львовича о суде Аполлона над пятнадцатилетним поэтом. Пушкин и здесь в долгу не остался:

Мальчишка Фебу гимн поднес. «Охота есть, да мало мозгу. А сколько лет ему, вопрос?» — «Пятнадцать». – «Только-то? Эй, розгу!» За сим принёс семинарист Тетрадь лакейских диссертаций, И Фебу вслух прочёл Гораций, Кусая губы, первый лист. Отяжелев, как от дурмана, Сердито Феб его прервал И тотчас взрослого болвана Поставить в палки приказал.

Надеждин окончил духовную семинарию – отсюда «семинарист». «Лакейские диссертации» – это кроме почти незавуалированного обвинения Надеждина в том, что он лакей Каченовского, ещё и указание на отрывки из диссертации, которые печатал Надеждин в «Вестнике Европы. Ну, а приказ Феба (Аполлона), в отличие от розог мальчишке, наказать «взрослого болвана» палочными ударами говорит об абсолютном неуважении Пушкина к Надеждину.

Но так было недолго. Поняв, что Надеждин вовсе не выражает взгляды Каченовского, Пушкин под псевдонимом «Феофилат Косичкин» поместил статью в «Телескопе», который начал издавать Надеждин.

Надеждин приучил критику основывать свои выводы не на личных впечатлениях, а на теоретических началах. И это не могло не переменить к нему отношения. Его стали уважать. В будущем его назовут предшественником Белинского.

Однако после того как он отбыл ссылку в Усть-Сысольске, Надеждин, как уже говорилось, оставил профессию литературного критика.

В 1843 году он стал редактором «Журнала Министерства внутренних дел». Здесь он помещал свои статьи по вопросам российской этнографии, географии и статистики. Министр внутренних дел Лев Алексеевич Перовский уважал его и нередко консультировался с ним. Статьи Надеждина «Исследование о скопической ереси» (1845) и «О заграничных раскольниках» (1846) написаны по прямому заказу министра.

Провозгласив однажды: «Земля есть книга, где история человечества записывается в географической номенклатуре», Надеждин написал несколько трудов по исторической географии. Став председательствующим в отделении этнографии Русского географического общества, он выдвинул программу, согласно которой сами жители городов и деревень должны были заполнять формы (анкеты), которые им присылало общество, и отсылать их назад. Когда таких описаний скопилось множество, целесообразность такой программы была успешно подтверждена.

Умер Николай Иванович 23 января 1856 года.

* * *

Очень близким другом Пушкина была Прасковья Александровна Осипова, родившаяся 17 октября 1781 года. Владелица имения Тригорского, соседнего с пушкинским Михайловским, она и её семья – сын и дочери составили дружеское общество ссыльному поэту в 1824–1836 годах. Пушкин немало произведений посвятил самой Прасковье Александровне, её дочерям и сыну от брака с умершим в 1813 году Н.И. Вульфом. Да и пушкинские друзья жаловали гостеприимную хозяйку Тригорского. Ей посвящали стихи Дельвиг, Баратынский, И. Козлов, Вяземский.

В конце жизни (она умерла 3 мая 1859-го) Осипова уничтожила свою переписку со многими людьми, сделав, слава Богу, исключение для переписки с Пушкиным. Сохранилось 24 письма Пушкина к Осиповой и 16 ответных писем поэта Прасковьи Александровны.

Всё, связанное с именем Пушкина, Осипова сохранила, заложив основы для современного дома-музея Пушкина в Тригорском.

* * *

Илья Фоняков был собственным корреспондентом нашей «Литературной газеты» сперва по Сибири, а позже в Ленинграде. Я был на обоих его корпунктах. Везде он очень помогал мне в командировках.

В Ленинграде он был ещё и моим гидом. Благодаря ему, мы досконально ознакомились с Царским Селом, до сих пор переименованным в Пушкин, с Павловском с его чудесным музеем быта прошлых столетий.

Илья Олегович был на пять лет старше меня. Он родился 17 октября 1935 года в Иркутской области, где работал геологом его отец, репрессированный и погибший в 1938-м.

Окончил Ленинградский университет. Печататься начал ещё студентом – в 1950-м. Первую книгу стихов «Именем любви» издал в Ленинграде в 1957 году.

До «Литературки» с 1957 по 1962 год Фоняков был сотрудником газеты «Советская Сибирь». Поднаторел в газетной журналистике, освоил все её жанры – от очерка, репортажа – до статьи об искусстве, до литературного портрета.

Он был честен с читателем. Писал о том, что видел. Поэтому (сужу по периоду моей работы в «Литгазете») к его статьям начальство относилось кисло. Предпочитало им прямые репортажи Ильи о том или ином событии.

Позже он писал в своей биографии: «Сознаю, что по возрасту я для многих уже – динозавр. Оказывается, это совсем не так уж плохо. Хотя бы потому, что совершенно не волнуют проблемы самоутверждения. Уж какой есть, такой есть». Мне думается, что такие проблемы перестали волновать его рано. Чуть ли не с первых его поэтических книжек. Он их выпустил много. А вместе с книгами эссе, критики, вместе с книгами переводов разных поэтов их у Фонякова более тридцати. И на всех лежит отпечаток его личности: всё, что он делал, очень серьёзно.

Лично мне очень нравятся его поэтические портреты коллег-современников, которые он создал в ноябре 2011 года – за месяц до собственной смерти 23 декабря. Оцените, каков у Фонякова Ярослав Смеляков:

Вот он весь – поношенная кепка, Пиджачок да рюмка коньяка, Да ещё сработанная крепко Ямба старомодного строка, — Тот, за кем классическая муза Шла, сопровождая, в самый ад, Трижды зек Советского Союза И на склоне лет – лауреат, Что он знал, какую тайну ведал, Почему, прошедший столько бед, Позднему проклятию не предал То, во что поверил с юных лет? Схожий с виду с пожилым рабочим, Рыцарь грубоватой прямоты, Но и нам, мальчишкам, между прочим, Никогда не говоривший «ты», — Он за несколько недель до смерти, Вместо всяких слов про стыд и честь, Мне сказал: «Я прожил жизнь. Поверьте, Бога нет. Но нечто всё же есть…»

Светлая память! Пусть Илье Олеговичу земля будет пухом!

* * *

Не знаю, как кому, но мне роман Алексея Павловича Чапыгина (родился 17 октября 1870) «Разин Степан» не понравился. Правда, я читал его школьником. Но очень уж утомлял язык писателя. Понимаю, что он призван был воссоздать разинскую эпоху. Но по мне, не перегружая свой язык просторечиями и арго, замечательно передал эпоху Алексей Толстой в своём «Петре Первом».

Скажут, что сравнивать: Толстой был талантливей. Ну, так в этом всё и дело. Чапыгину недоставало таланта. А брался он за историю основательно. Написал (недописал) и эпический авантюрный роман «Гулящие люди» (1935–1937).

Его ценил Горький. Даже Есенин в 1917 году, задумавшись в стихотворении «О Русь, взмахни крылами…» о том, кто из крестьянских писателей пришёл в литературу после Кольцова, Клюева и его, Есенина, пишет:

За мной незримым роем Идёт кольцо других, И далеко по сёлам Звенит их бойкий стих. Из трав мы вяжем книги, Слова трясем с двух пол. И сродник наш, Чапыгин, Певуч, как снег и дол.

Правда, стихи эти написаны до публикации исторических романов Чапыгина. Есенин мог прочитать у него первые рассказы «Зимней ночью» и «Наваждение» в журнале «Образование» (1905), благодаря которым Чапыгин обрёл известность. Мог прочитать и роман «Белый скит» (1913). И много ещё чего – повесть «Лебяжья озёра», например, рассказы.

Что ж. Может быть, я и несправедлив к этому писателю, скончавшемуся 21 октября 1937 года. Попробовал было читать его рассказы. Не пошло!

* * *

Увы, точная дата рождения Лидии Дмитриевны Зиновьевой-Аннибал неизвестна. Знают только, что родилась она в 1866 году. Знают, что в ней текла кровь Ганнибала, прадеда Пушкина. Что она вышла замуж за своего домашнего учителя Константина Семёновича Шварсалона, что под его влиянием сблизилась с народниками, заинтересовалась социализмом. Родила трёх детей.

Но потом вместе со всеми детьми бежала от мужа за границу, и в Риме в 1893 году встретила Вячеслава Иванова.

Женатому Иванову удалось получить развод, а Лидии Дмитриевне муж развода не давал долго. Несмотря на то, что у неё от Иванова родилась дочь. Но в конце концов, всё утряслось.

В круглом выступе петербургского дома 25 на Таврической Иванов с женой организовали знаменитый салон «На башне», где побывали, кажется, все известные писатели того времени.

Лидия Дмитриевна дебютировала дважды. Под фамилией Шварсалон в 1899 году в «Северном вестнике» с этюдом «Неизбежное зло». За подписью Зиновьева-Аннибал – драмой «Кольца» (1904). Продолжала писать стихи и пьесы, но прославилась как прозаик. Её сборник рассказов «Трагический зверинец» ценила Цветаева. Он оказал влияние на Хлебникова, написавшего «Зверинец» и на Елену Гуро, создавшую «Небесные верблюжата».

Писала статьи и рецензии, посвящённые книгам или творчеству Андре Жида, Г. Джеймса, Ф. Сологуба, А. Ремизова, где мечтала о «дерзком реализме», который поможет «с бережной медлительностью, всё забывая, читать и перечитывать книгу, который подхватит читателя волною тончайшего, как кружевная пена, и меткого, как имманентная правда жизни, искусства».

Написала повесть «Тридцать три урода», получившую далеко не однозначную оценку. Критика окрестила её «лесбийской», потому что в центре две героини – актриса Вера и её юная возлюбленная, которую она обращает в свою веру. Тираж повести поначалу был арестован. Но когда арест был снят, критик А. Амфитеатров назвал её рисунком из анатомического атласа.

Умерла неожиданно и скоропостижно от скарлатины 17 октября 1907 года.

Вскоре после её смерти Вяч. Иванов написал 42 сонета (столько лет прожила Лидия Дмитриевна) и 12 канцон (столько лет они прожили вместе).

«Того, что она могла дать русской литературе, мы вообразить не можем», – писал о ней Блок.

Но её стихи не подтверждают такой высокой оценки:

Червлённый щит тонул – не утопал, В струях калился золотого рая… И канул… Там, у заревого края, В купели неугасной свет вскипал. В синь бледную и в празелень опал Из глуби камня так горит, играя. Ночь стала – без теней. Не умирая, В восточный горн огонь закатный пал. Не движет свет. Дома, без протяженья, — И бдительны, и слепы. Ночь – как день. Но не межует граней чётко тень. Река хранит чудес отображенье. Ей расточить огонь чудесный – лень… Намёки здесь – и там лишь достиженья.

Стихотворение называется «Белая ночь», и содержание соответствует своему названию. Но сказать, что оно хорошо, – трудно.

Правда, Блок сказал ту фразу по поводу сборника «Трагический зверинец» (1907), увидевший свет уже после смерти Зиновьевой-Аннибал. Это он оказал большое влияние на футуристов.

* * *

Собственно, Алексей Демьянович Иллический известен не столько своей единственной книжкой стихов «Опыты в антологическом роде» (1827), сколько тем, что он был лицейским товарищем Пушкина, его другом.

Любопытно, что в лицее Илличевский, прекрасно учившийся, некоторыми преподавателями считался выше Пушкина по стихотворным опусам, которые лицеисты представляли на уроках по элоквенции. Первое юношеское стихотворение Пушкина «Песня» было исправлено и закончено Илличевским. В лицее Илличевский писал в разных жанрах, в том числе басни, эпиграммы. Рисовал карикатуры.

Вяземский точно определил характер поэтических упражнений Илличевского в послании к нему:

Пред Фебом ты зажёг огарок, А не огромную свечу; Но разноцветен он и ярок И нашей музе по плечу.

Кажется, Илличевский и сам смирился с тем, что предсказанное ему некоторыми лицейскими преподавателями и лицеистами будущность большого поэта, не сбылась. Тем не менее, не оставлял стихотворчества, писал, как и Пушкин, стихи к лицейской годовщине – послание к лицеистам. Такое, например (1826):

Друзья! Опять нас вместе свёл В лицейский круг сей день заветный. Не видели, как год прошёл, — Мелькает время неприметно! Но что нам до него? Оно Коснуться братских уз не смеет, И дружба наша, как вино, Тем больше крепнет, чем стареет.

(Не эти ли стихи дали толчок к рождению известных пушкинских: «Минувших лет угасшее веселье / Мне тяжело, как смутное похмелье. / Но, как вино – печаль минувших дней / В моей душе чем старее, тем сильней»? Вполне возможно, что Пушкин переработал строчки Илличевского. Но какой невероятной мощью отличается эта переработка!)

Умер Илличевский в тот же год, что и Пушкин, только почти на девять месяцев позже – 17 октября 1837 года. Получается, что он пробыл на этом свете на два с небольшим года больше, чем его гениальный товарищ: родился Илличевский 11 марта 1798 года.

* * *

Её литературный салон, располагавшийся в парижском отеле Сагонь на улице Турнелль, № 36, посещали такие знаменитости (их звали «турнелльскими птицами»), как Расин, Фонтенель, Ларошфуко, Шарль де Сент-Эвремон, аббат Скаррон, Жан-Батист Люли, Лафонтен, Филипп II Орлеанский, Антуан Годо, Антуан Гомбо, герцог Сен-Симон, граф Рабютен, Жюль де Клерамбо, аббат Шатонеф, Христиан Гюйгенс, Франсуа Буаробер, Шарль Перро, Николя Буало, сын знаменитой мемуаристки маркизы де Севиньи Шарль и другие не менее именитые и прославленные.

Она поощрила молодого Мольера, который своего «Тартюфа» прочитал впервые в её салоне, а её саму вывел в «Мизантропе» в образе Селимены. За год до смерти она познакомилась с десятилетним мальчиком по имени Аруэ. Его начитанность поразила её. В своём завещании она оставила для него 2000 франков на покупку книг. Мальчику суждено было стать философом и писателем под именем Вольтер.

Она была умна и остроумна. К её слову прислушивались. Её мнением дорожили.

В литературе она осталась своими письмами к маркизу де Севинье, изданными отдельной книгой через сорок пять лет после её смерти (она умерла 17 октября 1705 года). Кроме того, ей приписывается роман «Месть кокетки» (1659). И очень похоже, что именно она его и написала, ибо в нём раскрывается жизнь куртизанки, такой, какой и жила она, Нинон де Ланкло (родилась 10 ноября 1615 года), отстаивая свою независимость, физическую и умственную.

Нинон рано лишилась родителей, но получила большое наследство, которым сумела хорошо распорядиться, получая ежегодную ренту в 10000 ливров.

Она часто меняла любовников, среди которых был великий полководец, кузен короля Конде, внучатый племянник адмирала Гаспара Колиньи герцог Шатильонский, Франсуа де Ларошфуко. Но были и вовсе не прославленные, а просто понравившиеся Нинон мужчины. (Впрочем, и прославленные были понравившиеся: тех, кто ей не нравился, она до себя не допускала!) Изящная, красивая, богатая, умная, она всегда находилась в центре окружающих её поклонников, но любовник у неё был всегда один, и когда она с ним решала расстаться, она честно говорила ему об этом, выбирая другого. Многие её бывшие любовники оставались её друзьями и даже, как свидетельствовал Сен-Симон, добивались чести остаться у неё в друзьях.

Она не была расчетливой, легко расставалась с деньгами и не гонялась за их приобретением. От своих любовников она деньги не брала никогда, только разрешала дарить ей цветы. Кардинал Ришелье, как вспоминает об этом граф де Шавеньяк, предложил Нинон 50 тысяч франков за ночь с ней, на что она ответила, что «отдаётся, но не продаётся».

Некий её любовник, враждовавший с кардиналом Мазарини, вынужден был отправиться в изгнанье. Уезжая из Парижа он отдал на сохранение 20 тысяч экю другу, настоятелю монастыря. Ещё 20 тысяч он отдал Нинон. Вернувшись, он услышал от друга-настоятеля, что тот не знает ни о каких его деньгах. К куртизанке Нинон он обращаться не стал. Она его нашла сама и отдала его деньги со словами, что он потерял место в её сердце, но не в её памяти.

Очень одарённая, знающая языки, играющая на лютне и клавесине, она славилась своим остроумием настолько, что даже король нередко интересовался: что сказала по поводу такого-то события Нинон де Ланкло.

Вот – некоторые записанные за ней афоризмы:

«Ваш ребёнок не говорит? Да вы счастливица – он не будет пересказывать ваши слова!

В любви, как и во всём, опыт – врач, являющийся после болезни.

Выбирайте: либо любить женщин, либо понимать их.

Если уж Богу угодно дать женщины морщины, он мог бы, по крайне мере, часть из них разместить на подошвах ног.

Женщины часто отдаются по капризу, чем по любви.

Красота без очарования – всё равно, что крючок без наживки.

Сопротивление, которое оказывает женщина, доказывает не столько её добродетель, сколько её опытность».

* * *

У этого литератора удивительная судьба.

Георг Бюхнер родился 17 октября 1813 года. Учился в нескольких университетах, где занимался изучением естественных наук и медицины. Студентом издал политический памфлет с эпиграфом «Мир – хижинам, война дворцам».

В 1834 году принял участие в революционных волнениях в Гессене. За написание памфлета разыскивался полицией. Но сумел от неё ускользнуть. Бежал в Страсбург в 1835 году. Здесь изучал философию Декарта и Спинозы. В октябре 1836-го переехал в Цюрих, где получает позволение преподавать разработанный им курс сравнительной анатомии. Но 19 февраля 1837 года через небольшое время после чтения курса заболел и умер от тифа.

Его учебник сравнительной анатомии использовался в вузовском преподавании до середины XX века.

А как же литературные произведения? Ведь он же не дожил до 24 лет.

Тем не менее его драма «Смерть Дантона» (1835) считается одним из первых образцов современной драмы. Он оставил в рукописи комедию «Леонс и Лена» (издана в 1839 году), острую, ироничную. В отрывках печаталась повесть «Ленц» об известном немецком писателе периода «Буря и натиск» Якобе Ленце, друге Гёте, который в дальнейшем не только с ним раздружился, но сделал всё, чтобы Ленца выслали из Веймара. Кстати, умер Ленц в России, в Москве, где сдружился с Карамзиным и Петровым.

Но лучшим произведением Бюхнера считается его пьеса «Войцек», которую он не закончил. Её завершил Карл Францоз и опубликовал в 1879 году.

Пьеса была поставлена в разных странах. В России в 1997 году в Открытом театре Петербурга.

На её либретто написана опера Альбана Берга (1914–1922).

Многажды в XX веке пьеса была экранизирована. В 1979 году немецким режиссёром В. Херцогом. В 1994-м венгром Яношем Сасом. Она оказалась приманкой для телережиссёров. Телефильмов по ней отснято множество.

Стихи Бюхнера были изданы в 1850 году во Франкфурте. Но они интереса не вызвали. И, пожалуй, не было бы никакой оперы, никаких спектаклей и фильмов, потому что о Бюхнере забыли. Своим возвращением к читателю он обязан австрийскому писателю Карлу Эмилю Францозу, тому самому, что закончил пьесу Бюхнера.

Францоз собрал всего Бюхнера и со своей биографией издал во Франкфурте в 1879 году. Можно сказать, что он наново открыл нации писателя, которого с тех пор признали. С 1923 года существует премия Бюхнера, какая считается высшей наградой Германии в области прозы. Её получили многие немецкоязычные писатели. В 2015 году ею награждён один из известнейших современных германских писателей Райнальд Гётц.