Георгий Владимов можно сказать, выпестован «Новым миром» Твардовского. В этом журнале он работал редактором отделом прозы (1956–1959). А ещё раньше выступал на его страницах как литературный критик.

Первая же его напечатанная там повесть «Большая руда» (1961) получила всесоюзную известность. Чтобы написать её, автор попросил командировку на Курскую магнитную аномалию, получил её и проникся психологией шофёров, вывозящих руду из карьера. Эта психологическая достоверность и придала повести достоверный и добротный характер. В 1954 году повесть была экранизирована и имела неменьший успех благодаря исполнителю главной роли актёру Евгению Урбанскому.

Следующую командировку (кажется, от «Литературной газеты») Владимов взял на торговый флот. Вернувшись, написал роман «Три минуты молчанья», который в урезанном цензурой виде был опубликован в 1969 году.

В 1963–1965 годах он написал повесть о сторожевой собаке чекистов «Верный Руслан», которую пытался опубликовать у себя в стране. Но попытка была негодной. Лагерная тема после смещения Хрущёва сделалась запретной. Владимову ничего не оставалось, как передать повесть на Запад.

Помню отчаянные попытки властей не допустить этой публикации. Владимову предложили полосу в «Литературной газете» для разговора с сервильным критиком Феликсом Кузнецовым. Этот диалог открывал дорогу переизданиям повестей Владимова. Ему был обещан договор с Госполитиздатом на книгу о каком-либо герое из серии «Пламенные революционеры». Владимов согласился. Диалог состоялся. Но напечатан был вопреки желанию Владимова, чья жена Наташа, которой писатель полностью доверял, внимательно вычитала гранки и сочла недопустимым те или иные фразы, вложенные в уста мужа.

Опубликованный в газете диалог таким образом только подогрел намерение Владимова отдать на Запад своего «Верного Руслана», которого напечатали в ФРГ в 1975 году.

В 1977 году Владимов выходит из Союза писателей и становится руководителем московской секции «Международная амнистия», которая запрещена в СССР. В 1982 году на Западе появляется новая публикация Георгия Николаевича – рассказ «Не обращайте вниманья, маэстро».

Власти выталкивают Владимова из страны. Он уезжает в 1983-м и уже в 1984–1986 является главным редактором эмигрантского журнала «Грани».

Правда, этот журнал Народно-Трудового Союза он покидает, заявив, что сам НТС его не устраивает.

В эмиграции он пишет свой знаменитый роман «Генерал и его армия», вызвавший неоднозначную реакцию у нас, когда в 1994 году его опубликовали.

В частности, с резкой статьёй, критикующей роман, выступил писатель В.О. Богомолов, обвинивший Владимова в отсебятине, которая расходится с данными архивов.

Однако я понимаю решение жюри Русского Буккера, давшего Владимову премию за этот роман. Роман написан очень сильно. Что же до иных исторических неточностей, то, во-первых, у Толстого в «Войне и мире» их находили немало, а, во-вторых, Богомолову, служившему в СМЕРШе, пройти в гэбешные архивы было несравнимо легче, чем эмигранту-писателю.

Владимов умер 19 октября 2003 года, не закончив романа, над которым работал «Долог путь до Типперэри». Родился 19 февраля 1937 года.

* * *

С Галиной Белой и её мужем Славой Воздвиженским мы жили одно время в соседних домах. Кроме того, со Славой мы состояли в одном Бюро секции критики и литературоведения московского отделения Союза писателей, а Галя меня нередко просила выступать оппонентом на защите её дипломников и аспирантов (она тогда работала на факультете журналистики МГУ).

Галя мне рассказывала, как вместе с Д. Поликарповым, который был ректором пединститута, они, студенты, отправились на похороны Сталина, и как толпа непременно бы их раздавила, если б не её первый муж однокурсник Лёва Шубин, который знал эти места и сумел вывести всю группу проходными дворами с Трубной площади.

Была Галина Андреевна Белая, родившаяся 19 октября 1931 года, жизнерадостным, неунывающим человеком, довольно бесстрашным, и Слава Воздвиженский любил повторять, что если их с Галей посадят, то за Галин длинный язык.

Тем не менее, карьера Белой складывалась удачно. Особенно после распада Советского Союза, когда Юрий Николаевич Афанасьев, с которым у неё сложились прекрасные отношения, будучи ректором нового университета – РГГУ пригласил её стать деканом историко-филологического факультета и одновременно заведующей кафедрой русской литературы.

И кафедра, и факультет, благодаря Белой, быстро выдвинулись в авторитетные для многих других вузов.

Из работ Галины Андреевны наиболее интересны «Дон-Кихоты двадцатых годов: «Перевал» и судьба его идей» (1989) и «Дон-Кихоты революции – опыт побед и поражений». Последняя книга вышла в год её смерти: Белая умерла 11 августа 2004 года. И получилось, что эта книга достойно завершает исследования учёного, относящиеся к рожденной революцией литературе.

* * *

Татьяна Ивановна Лещенко-Сухомлина, родившаяся 19 октября 1903 года, сильно намыкалась в своей жизни. В 1923 году вышла замуж за американца, уехала в Америку, где окончила Колумбийский университет. После развода с американским мужем стала женой русского скульптора Дмитрия Фёдоровича Цаплина, которому родила в 1931 году дочь Веру Цаплину.

В начале 30-х возвращается в Россию. Становится профессиональным литературным переводчиком. Начинает с романа Д. Лоуренса «Любовник леди Чаттерлей» (1932).

30 сентября 1947 года арестована и приговорена к 8 годам ИТЛ. Отправлена в Воркуту, где попала в Воркутинский лагерный театр. Но в 1952-м её переводят в лагерь-совхоз на должность ассенизатора. В 1953-м получает инвалидность и этапируется, вместе с другими инвалидами по разным тюрьмам.

После освобождения 2 апреля 1954-го с правом жить у матери в Орджоникидзе снова занимается переводом. Переводит роман У. Коллинза «Женщина в белом».

В марте 1956 года реабилитирована и вернулась в Москву. Вышла замуж за В.В. Сухомлина, вернувшегося в Россию из эмиграции. Похоронила мужа в 1963-м.

В последние годы жизни работает в архивах, выступает с концертами (она серьёзно занималась вокалом) на вечерах лагерной поэзии, записала пластинку романсов на фирме «Мелодия».

А кроме того, оставила книгу «Долгое будущее. Дневник-воспоминание» в 2 частях, которая издана при жизни автора.

Увы, мне не удалось найти дату её смерти. Указан только год – 1998. Буду признателен, если кто-нибудь сообщит мне о дне и месяце её кончины.

* * *

Отец Юрия Евгеньевича Пиляра, рождённого 19 октября 1924 года, сельский учитель, был репрессирован и погиб в заключении в 1939 году.

Пиляр ушёл на фронт добровольцем. В июле 1942 года, контуженный, попал в плен. Содержался в концлагере Маутхаузен.

На дальнейшей его судьбе это обстоятельство, однако, не сказалось. С 1946 года он живёт в Москве. Окончил Литературный институт.

В 1955 году опубликовал в «Новом мире» повесть о фашистских концлагерях «Всё это было».

Поставил свою подпись под письмом, осуждавшим процесс правозащитников Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Лашковой. За это получил выговор по писательской линии. Отделался легко, если учесть, что он был коммунистом.

Потом я узнал причину такого снисходительного к нему отношения. Он был один из немногих коммунистов, который открыл допрашивающим его секретарям московского союза писателей, кто дал подписать ему письмо. Балтер не открыл – его исключили из партии, Непомнящий не открыл – исключили. Пиляра в партии оставили, пожурив.

А на тему гитлеровских лагерей написал ещё романы «Люди остаются людьми» (1966). «Пять часов до бессмертия» (1974) и «Забыть прошлое» (1980). Написал несколько бытовых повестей и книг для детей.

Повесть «Честь» о генерале Карбышеве вышла в год его смерти. Он умер 10 апреля 1987 года.

Последнее его произведение «Исповедь бывшего узника» опубликовано в 1999 году.

* * *

Надежда Полякова была одно время очень известным ленинградским поэтом. Почти каждый год выпускала по книжке. Была ещё и детским поэтом. Словом, обычная благополучная поэтесса, которых в провинции не мало.

А потом я узнал, что Надежда Михайловна Полякова, когда перестали издательства платить по рублю сорока копеек за стихотворную строчку да ещё и потиражные за книги, ушла из профессиональной поэзии и устроилась в школу учителем русского языка и литературы.

Что ж. Таких примеров и в Москве много. Знаю профессионального поэта, бывшего заведующего отделом поэзии народов России (невероятно хлебное место!), который, когда ликвидировали этот издательский отдел, походил-походил и устроился грузчиком на книжный склад. Знаю другого – тоже не бедствовал в СССР, но развалилась страна – ушёл в менеджеры на мясной рынок. Да и знаменитый графоман – лауреат ленинской премии Егор Исаев поначалу, испугавшись, что больше печатать не будут, взялся на даче в Переделкине разводить для продажи кур.

Полякова умерла 19 октября 2007 года (родилась 15 декабря 1923-го). Конечно, с Егором Исаевым её не сравнишь: она не была графоманкой. Впрочем, судите сами:

Числила ли она себя среди этих ушедших? Бог весть!

* * *

Джонатан Свифт был сперва священником, доктором богословия, потом викарием в ирландском городе Ларакоре, потом деканом (настоятелем) собора Сент-Патрик в Дублине. И при этом уже с начала 1690-х пробовал себя в литературе, писал стихи и прозаические памфлеты.

Уже первый его памфлет «Битва книг» (1697) заставил говорить о нём как о талантливом сатирике. А «Сказка о бочке» (1704) только укрепила это впечатление.

Он был близок к руководителям правительства тори, которое стремилось вывести Великобританию из войны за Испанское наследство и добиться стабильного положения внутри страны. Свифт, активно поддерживающий и направлявший политику правительства, ежедневно (1710–1713) писал письма, так сказать, с правительственного фронта своей бывшей воспитаннице в Ларакоре. Эти письма посмертно собраны в книгу «Дневник для Стеллы».

Но мировую известность принесли Свифту «Путешествия Гулливера» (1726). Здесь он выступил великим сатириком, выдающимся мастером реалистической пародии.

Вот уже больше 280 лет живёт в мире этот литературный герой. И, несомненно, будет жить дальше. Детище, пережившее своего великого создателя: Свифт умер 19 октября 1745 года (родился 30 ноября 1667), вобрало в себя его иронический ум, его блистательное знание людей и его чудесное умение не обманываться, не поддаваться иллюзиям, какими бы сладкими те ни казались.

* * *

Начало стихотворения Бориса Слуцкого: «– По отчеству, – учил Смирнов Василий, – / их распознать возможно без усилий! / – Фамилии – сплошные псевдонимы, / а имена – ни охнуть, ни вздохнуть, / и только в отчествах одних хранимы / их подоплёка, подлинность и суть».

Кого возможно определить по отчеству, сомневаться не приходиться: не даст то же стихотворение Слуцкого: «Но отчество – Абрамович, Абрам – / отец, Абрам Наумович, бедняга. / Но он – отец, и отчества, однако, / я, как отечества, не выдам, не отдам».

Ясно, что отличало Василия Александровича Смирнова? Когда я работал в «Литературной газете», кто-то (кажется, Гулиа, – наш член редколлегии) рассказывал, как Анатолий Софронов заставил Василия Смирнова, когда тот был главным редактором журнала «Дружба народов», взять себе в заместители критика Дмитрия Старикова, только что ставшего софроновским зятем. Был Стариков сервильным, рептильным критиком, ненавидел почти то же, что ненавидел Смирнов, и любил почти то же, что тот. Кочетов, у кого через несколько лет Стариков окажется в заместителях, будет души в нём не чаять. А Смирнов не смог. Ему не давало покоя, что Стариков был полуевреем. Боясь Софронова, он на работу Старикова, конечно, взял. Но вечно был им недоволен. И недовольство своё выражал всегда одинаково: «Знаем мы вас, полукровок!» И самое смешное, заканчивал свой рассказ (всё-таки Гулиа!), что при этом он был редактором журнала, который назывался «Дружба народов».

Написал Василий Александрович Смирнов не очень много. Про роман «Гарь» (1937) и «Сыновья» (1940) давно никто не вспоминает, но эпопея «Открытие мира» помнится хотя бы своим названием. Смирнов её писал всё послевоенное время до своей смерти (умер 19 октября 1979 года). Наполучал массу положительных рецензий, но – что удивительно! – ни одной премии ни за один том (а смерть остановила его на пятом).

Правда, хвалят её порой таким языком, что и не поймёшь: точно ли хвалят или издеваются над писателем:

«Роман «Открытие мира» давно стал, как тот же летний жарко дышащий сенной амбар, хранящий дары лугов и лесов, подлинной энциклопедией жизни северной деревни в канун Октября. Никакой приблизительности, ни следа от пейзажей-анонимов, от номенклатуры видов, когда вообще «шумят деревья», «цветут растения», ни единой скудной выцветающей словесной краски, отмеченной печатью языковой засухи!»

Что ж. Для такой цветастой критики роман даёт все основания. Он скушен. И чем дальше продвигается в своё повествовании Смирнов, тем очевиднее иссякает его умение писать.

Даже Паустовский счёл нужным заметить первую книгу романа: «Ямщики, отходники-«питерцы», дети, старухи-сказочницы, затуманенные вечной заботой матери-крестьянки, нищие, богомольцы, ярмарочные торговцы, пастухи, прощелыги, подлинные деревенские поэты – рыболовы и охотники – такова эта разнообразная галерея людей… Писатель В. Смирнов – волгарь, ярославец. В этом слове «волгарь» для нас заложено многое – и луговые наши просторы, и величавое течение рек, и дым деревень, и леса, и Левитан, и Горький, и Языков, и Репин, и Чкалов, и Островский. Волга – это особый уголок нашей души». Правда, перечисление не есть ещё похвала. И называет Смирнова «волгарём» Паустовский, кажется, только для того, чтобы полюбоваться смыслом определения, а не самим Смирновым, и в самом деле волгарём, ярославцем, родившимся 31 декабря 1905 года.

Но уже второй том замечают писатели рангом намного ниже Паустовского. А к концу эпопеи приходится Смирнову обходиться похвалами совсем уж неприличных литераторов, типа Зои Кедриной. Что поделать. Как говорит народ: каков дядя для людей, таково ему и от людей!