Говорят, что в сороковых годах над калиткой переделкинской дачи критика Владимира Владимировича Ермилова, родившегося 29 октября 1904 года, висело предупреждение: «Осторожно: злая собака!» Кто-то приписал на нём: «и беспринципная».

И этим попал в самую суть характера Ермилова, литератора крайне нечистоплотного.

С молодости он оказался на руководящих литературных постах. Был секретарём РАППа, редактором журналов «Молодая гвардия», «Красная новь». После войны одно время (самое погромное сталинское 1946–1950) возглавлял «Литературную газету».

Разумеется, ничего существенного он не написал, хотя за книги о Чехове получил сталинскую премию 2-й степени.

Занимался он в основном не Чеховым, а проработкой советских писателей, обвиняя многих из них в отступлении от единственно верного учения. Даже Маяковский в предсмертном своём письме посажалел, что не доругался с Ермиловым.

Это он, Ермилов, разносил Твардовского, Исаковского, Мартынова.

В молодости уничтожавший Достоевского, он поменял свои взгляды, когда поменялось отношение к этому писателю со стороны советского руководства: написал монографию «Ф.М. Достоевский» (1956), где с той же истовостью возвёл писателя в ранг русского классика.

Потому и надписал кто-то по поводу «злой собаки Ермилова»: беспринципная. Потому и сочинили про него такую частушку:

Я просила милова: Не читай Ермилова! А он – не начитается… Теперь придётся каяться.

Умер Ермилов в забвении 19 ноября 1965 года.

* * *

Первым заметным произведением Александра Николаевича Афиногенова была пьеса «Страх» (1931), где герой, профессор Бородин, произносит: «Мы живём в эпоху великого страха». Первый вариант пьесы цензура запретила. Во втором – убрала все упоминания о карательных органах и подтолкнула писателя к введению в действие нового образа – пламенной революционерки, большевички Клары, выступившей оппонентом Бородина от имени народа.

Однако новая пьеса «Ложь» показала, что Афиногенов вряд ли искренне переделывал ту свою пьесу под давлением цензуры. «Ложь» была о том же страхе, который заставлял маскироваться героев, живших в 30-е, скрывать свои взгляды, своё происхождение. Эту пьесу посмотрел Сталин, после чего она была запрещена к постановке.

А ведь был Афиногенов одним из руководителей РАПП. В 1934 году его избирают в президиум правления Союза писателей СССР и назначают главным редактором журнала «Театр и драматургия».

Но с конца 1936 года Афиногенова резко и беспощадно критикуют в партийной печати. Его пьесы запрещены Главлитом. В 1937 году его исключают из партии. Он ждёт ареста.

Но ареста не последовало. Он жил в Переделкине, писал роман «Три года», когда в 1938 году его восстановили в партии.

После этого он смог написать пьесу «Машенька» (1940), где действие происходит «по-чеховски» в кругу семьи и построена на диалогах и монологах членов семейства. «Машенька» стала любимой пьесой не одного только Пастернака, но и всего народа. Ни одна пьеса Афиногенова не была такой долгожительницей и не ставилась на сцене такое количество раз: 3036 за период с 1960 по 1971 гг.

В дни войны Афиногенов пишет пьесу «Накануне», где выражает уверенность в неизбежной победе над врагом.

Правда, прожил он в дни войны недолго. Он возглавлял литературный отдел Совинформбюро. И погиб 29 октября 1941 года в здании ЦК ВКП(б) от случайного осколка во время бомбёжки (родился 4 апреля 1904 года).

* * *

Эти стихи, слегка видоизменяя, поёт великий Александр Николаевич Вертинский:

Затянут шёлком тронный зал! На всю страну сегодня Король даёт бессчётный бал По милости господней!.. Он так величественно мил, Галантен неизменно. Он перед дамой преклонил Высокое колено! Старый шут, покосившись на зал, Добродушно смеясь, прошептал: – Он всегда после бала весёлого Возвращается без головы! Как легко вы теряете голову! Ах, король, как рассеяны вы! Ворвались санкюлоты в зал! На всю страну сегодня Народ даёт свой первый бал По милости господней!.. Король был, как обычно, мил, Галантен неизменно!.. И под ножом он преклонил Высокое колено!.. Старый шут, покосившись на зал И злорадно смеясь, прошептал: – Он всегда после бала весёлого Возвращается без головы! Как легко вы теряете голову! Ах, король, как рассеяны вы!

Стихи эти принадлежат Николаю Яковлевичу Агнивцеву и написаны в его типичной трагикомической манере.

Он дебютировал в 1908 году и почти сразу же обрёл известность. Печатался во многих изданиях, в том числе сатирических – «Сатириконе», «Новом Сатириконе». Выступал в театрах-кабаре и литературно-артистическом ресторане «Вена».

В 1917 году вместе с режиссёром К.А. Марджановым и актёром Ф.Н. Курихиным создал в Петрограде театр-кабаре «Би-ба-бо», впоследствии «Кривой Джимми».

В 1921 году уехал в эмиграцию. Но в 1923-м вернулся в Россию.

Здесь сотрудничал в сатирических журналах, писал эстрадные куплеты, сочинял детские книжки.

Рано умер 29 октября 1932 (родился 20 апреля 1888).

Почему он так мало побыл в эмиграции? Почему так быстро вернулся?

На это отвечает сборник «Блистательный Петербург», изданный там, в эмиграции, пронизанный пронзительной тоской по родине:

Ужель в скитаниях по миру Вас не пронзит ни разу, вдруг, Молниеносною рапирой — Стальное слово «Петербург»? Ужели Пушкин, Достоевский, Дворцов застывший плац-парад, Нева, Мильонная и Невский Вам ничего не говорят? А трон Российской Клеопатры В своём саду?… И супротив «Александринскаго театра» Непоколебленный массив? Ужель неведомы вам даже: Фасад Казанских колоннад? Кариатиды Эрмитажа? Взлетевший Пётр, и «Летний Сад»? Ужели вы не проезжали, В немного странной вышине, На старомодном «Империале» По «Петербургской стороне»? Ужель, из рюмок томно-узких Цедя зелёный Пипермент, К ногам красавиц петербургских Вы не бросали комплимент? А непреклонно-раздражённый Заводов Выборгских гудок? А белый ужин у «Донона»? А «Доминикский» пирожок? А разноцветные цыгане На «Чёрной речке», за мостом, Когда в предутреннем тумане Всё кувыркается вверх дном; Когда моторов вереница Летит, дрожа, на «Острова», Когда так сладостно кружится От Редерера голова!.. Ужели вас рукою страстной Не молодил на сотню лет, На первомайской сходке – красный Бурлящий Университет? Ужель мечтательная Шура Не оставляла у окна Вам краткий адрес для амура: «В. О. 7 л. д. 20-а?» Ужели вы не любовались На Сфинксов фивскую чету? Ужели вы не целовались На «Поцелуевом мосту»? Ужели белой ночью в мае Вы не бродили у Невы? Я ничего не понимаю! Мой Боже, как несчастны вы!..

Всего два года прожил в эмиграции. И принимали его там хорошо. И выступал он там много. А вот – не вынес ностальгии!

* * *

По свидетельству вдовы философа Александра Александровича Зиновьева, родившегося 29 октября 1922, Ольги Мироновны, муж перед смертью (10 мая 2006 года) говорил: «Нам нужна мечта, надежда, утопия. Утопия – это великое открытие. Если люди не изобретут новую, на первый взгляд никому не нужную утопию, то они не выживут в качестве людей. Нам нужна сказка: людям важно, в какой они верят туман и какая им верится сказка».

Очень похоже, что это его выстраданное убеждение, какому он всю жизнь следовал.

Он был антисталинистом только в том смысле, что считал: Сталин извратил марксистско-ленинское учение. Утверждают, что в 16 лет он даже вступил в террористическую группу, которая собиралась убить Сталина. Но, судя по тому, что группу не только не разоблачили, но что это не прервало карьерного роста юноши, в такое не очень верится.

Другое дело, что он критиковал сталинский режим и что на него донесли, когда он учился в МИФЛИ. В результате его подвергли психиатрической экспертизе, исключили из комсомола и из института. А после ещё одного доноса арестовали. Дальше опять начинается почти неправдоподобная история. При переводе с Лубянки в другое место Зиновьев сбежал, не был пойман, объявлен во всесоюзный розыск, жил по подправленным документам и в 1940-м пошёл добровольцем в армию.

В армии поначалу служил в кавалерии. Великую Отечественную начал в составе танкового полка, потом окончил авиационную школу, стал лётчиком-штурмовиком. Кончил войну в Берлине в звании капитана и с боевыми наградами.

Судя по всему, органы про него забыли. Потому что некогда объявленный во всесоюзный розыск Зиновьев преспокойно окончил с отличием философской факультет МГУ, потом его аспирантуру. И в 1955-м пришёл научным сотрудником в Институт философии АН СССР, где проработал до 1976 года. Там защитил докторскую, там его выдвигали в члены корреспонденты АН СССР и даже на Государственную премию СССР. Одновременно он получил звание профессора МГУ, где заведовал кафедрой логики.

Когда он отказался уволить преподавателей, уличённых в связи с диссидентами, его уволили из МГУ и лишили профессуры. Статьи его печатать перестали, и он пересылал их на Запад, печатался в самиздате.

Из самиздатовских статей составилась книга «Зияющие вершины», изданная в Швейцарии в 1976 году. Под давлением КГБ Зиновьев уезжает в эмиграцию.

Жил в Мюнхене. Занимался научным трудом. Осудил бомбардировки НАТО Югославии.

В 1990-м восстановлен в советском гражданстве. Но вернулся в Россию только черед 9 лет – в 1999-м.

До перестройки Зиновьев был яростным критиком советской системы. После перестройки критиковал разрушение СССР.

Свою теорию Зиновьев назвал «логической социологией». Она держится на понятии экзистенциального эгоизма, противопоставленного зоологическому эгоизму. То есть эгоизм людей, стремящихся к познанию мира и рациональной деятельности, обнаруживается с большей изощрённостью и неотвратимостью.

В социальных объединениях действует закон размежевания на тех, кто командует и кто подчиняется. Блага распределяются в соответствии места субъекта во властной иерархии.

Зиновьев выделяет три основных аспекта в социальных объединениях, характеризующих отношения между их субъектами: деловой, коммунальный и идеологический (менталитетный).

Капиталистические общества сложились на основе деловых отношений. А общества советского типа на основе коммунальных отношений, превратившихся в законы функционирования коммунистического общества.

Всю систему Зиновьева излагать не буду. Скажу только, что он пришёл к выводу, что коммунизм гораздо действенней и привлекательней, чем либеральные общества Запада.

Потому и сказал перед смертью о привлекательности утопии. Повторил по существу основателей и коммунистической теории, и Советского государства.

* * *

Наталью Владимировну Баранскую мы сразу запомнили по первым её рассказам, напечатанным в «Новом мире» Твардовского. А потом по повести «Неделя как неделя». Мы не знали тогда, что автор только что напечатанной повести (1968) уже очень немолод, что Наталье Васильевне идет шестьдесят первый год. Но когда её через десять лет приняли в Союз писателей, я был уже осведомлён о её возрасте.

Критики находили чеховские традиции в её творчестве, а мне она казалась невероятно самобытной. Не узнать её манеры было невозможно. Как невозможно было не расслышать щемящей интонации писателя, которому неимоверно жаль своего героя.

Но помочь своему герою (чаще всего своей героине) Баранская не могла. Её героини не были непутёвыми, но жизнь им доставляла столько хлопот и несуразиц, что выбраться из них уже было чуть ли не подвигом.

Хотя ничего героического их облику это не добавляло.

Баранская владела искусством передавать диалектную речь. На ней построен её роман «День поминовения» (2001–2004).

Мне, пушкинисту, нравятся её пушкинские вещи – не только научные (а она писала и их – работала сотрудником литературного музея Пушкина), но художественные: повесть «Цвет тёмного мёду. Платье для госпожи Пушкиной», рассказ «У Войныча на мельнице».

Умерла она 29 октября 2004 года, почти в 96 лет: родилась 31 декабря 1908. Но любопытно, что писала до самой смерти. И прекрасно писала.

* * *

Из пушкинского «Table-talk»:

«[XVI.]

Сатирик Милонов пришел однажды к Гнедичу пьяный по своему обыкновению, оборванный и растрёпанный. Гнедич принялся увещевать его. Растроганный Милонов заплакал и, указывая на небо, сказал: «Там, там найду я награду за все мои страдания…» – «Братец, возразил ему Гнедич, посмотри на себя в зеркало: пустят ли тебя туда?».

Анекдот по всей очевидности не так уж далёк от действительности. Михаил Васильевич Милонов был любителем выпить. Он рано начал писать стихи. В 15 лет впервые выступил в печати. В его сатире «К Рубеллию» современники опознавали Аракчеева: «Бесславный тем подлей, чем больше ищет славы! / Что в том, что ты в честях, в кругу льстецов лукавых, / Вельможи на себя приемлешь гордый вид, / Когда он их самих украдкою смешит?»

При жизни он выпустил всего одну книгу «Сатиры, послания и другие мелкие стихотворение Михаила Милонова» (1819).

Белинский, мне кажется, преувеличивал, находя в стихах Милонова истинный талант. Но одарён Милонов был несомненно. Вон с каким достоинством говорит он с Жуковским:

Жуковский, не забудь Милонова ты вечно, Который говорит тебе чистосердечно, Что начал чепуху ты врать уж не путём. Итак, останемся мы каждый при своём — С галиматьёю ты, а я с парнасским жалом, Зовись ты Шиллером, зовусь я Ювеналом; Потомство судит нас, а не твои друзья, А Блудов, кажется, меж нами не судья.

Конечно, такие стихи следует комментировать, чтобы понять, о чём идёт речь. «Чепуха», которую начал «врать» Жуковский, – его стихотворные сборнички «Für Wenige», издававшиеся крохотным тиражом «для немногих», как и переводится название – для придворного круга и в первую очередь для принцессы Шарлоты, ученицы Жуковского, будущей императрицы Александры Фёдоровны. «Галиматья» Жуковского – дружеская шутка, противопоставлена парнасскому жалу – высокой обличительной сатире. Наконец, Д.Н. Блудов пытался занять в кружке Жуковского место законодателя вкусов.

А Пушкин читал стихи Милонова не без пользы для себя. «Как призрак лёгкий, улетели / Златые дни весны моей!», – читал Пушкин в стихотворении «Падение листьев». «О дней моих весна! Куда сокрылась ты?… / Кто знает, что судьба в грядущем нам готовит?» – читал он в другом стихотворении Милонова – в «Бедном поэте». И отозвался на это предсмертными «тёмными и вялыми» стихами Ленского: «Куда, куда вы удалились / Весны моей златые дни? / Что день грядущий мне готовит?»

На 30 году жизни 29 октября 1821 года скончался Михаил Васильевич, родившийся 16 марта 1792 года.