Об этом Муравьёве мы можем прочитать в «Евгении Онегине» в комментарии к стихам:
Здесь Пушкин поставил цифру 9. И в девятом примечании к роману написал:
А стихотворение «Богине Невы» было очень известным у Михаила Никитича Муравьёва (родился 5 ноября 1757 года), одного из ведущих поэтов-сентименталистов, оказавшего влияние не только на Пушкина.
Михаил Никитич был наставником русской словесности, русской истории и философии великих князей Александра Павловича и Константина Павловича, учителем русского языка будущей императрицы Елизаветы Алексеевны.
То есть, он был близок ко двору, и его ученик, ставший императором, Александр I определил его секретарём в собственный кабинет для принятия прошений (очень значительная должность!). В 1802-м Муравьёв – ещё и товарищ министра народного просвещения, а в 1803-м – ещё и попечитель Московского университета (одновременно Московского учебного округа). Все эти должности Муравьёв совмещал. На всех – трудился исправно.
Он увеличил состав профессоров Московского университета за счёт приглашения иностранцев и выдвижения в профессорскую среду отечественных выдающихся учёных. Он создал при университете ряд обществ (истории и древностей российских, испытателей природы, соревнователей медицинских и физических наук), устроил хирургический, клинический и повивальный институты, принимал деятельное участие в разработке нового устава университета 1804 года, предпринял издание журнала «Московские Учёные Ведомости», который закрылся после его смерти.
Он, скончавшийся 10 августа 1807 года, покровительствовал поэтам Батюшкову (приходившемуся ему двоюродным племянником) и Жуковскому. Хотя, конечно, по дару уступал обоим.
Вот его стихотворение «Неизвестность жизни»:
* * *
Судьба Александра Ефремовича Новосёлова (родился 5 ноября 1884 года) в конечном счёте оказалась трагической. Сын казачьего офицера, он учился в Сибирском кадетском корпусе, но ушёл из него, не желая связывать свою жизнь с армией. Экстерном сдал экзамены на звание учителя и работал под Петропавловском в школе.
С 1907 по 1917 работал воспитателем в Омском пансионе Сибирского казачьего войска. Начал печататься с этнографическими очерками и рассказами. Его повесть «Беловодье» была высоко оценена Горьким, который напечатал её в своей «Летописи».
После февральской революции активно включился в политическую жизнь, вступил в партию эсеров. В марте-мае 1917 года редактировал «Известия Омского Коалиционного комитета». На казачьем съезде избран товарищем председателя Войсковой управы. З августа 1917 года избран Комиссаром Временного правительства по Акмолинской области. Одновременно исполнял обязанности комиссара по Степному генерал-губернаторству. В январе 1918-го вошёл в состав Временного правительства автономной Сибири в качестве министра внутренних дел.
В сентября 1918 года докладывал Сибирской областной думе о положении дел на Дальнем Востоке, где находилось правительство, чьим министром он был. 18 сентября прибыл в Омск, собираясь вскоре уехать в Томск. Но в ночь на 21 сентября был арестован вместе с заговорщиками, собиравшимися арестовать Административный совет Временного Сибирского правительства. Заговорщики только предполагали посвятить Новосёлова в свои планы. Тем не менее арестовавшие его офицеры предложили Новосёлову подписать прошение об отставке с министерского поста. И после его отказа 23 сентября 1918 года убили его.
Убийцы мотивировали свои действия тем, что Новосёлов якобы предпринял попытку к бегству. После проведения следствия прокурорский надзор принял решение арестовать убийц. Однако им удалось скрыться.
Был ли Новосёлов талантливым писателем? Его книги выходили в Барнауле (1957), в Алма-Ате (1960), в Иркутске (1981). О нём хорошо писали многие сибирские критики. Но за пределы Сибири его известность, кажется, так и не вышла.
* * *
Этот некогда известный писатель, прославившийся своей крупной вещью «Люди Флинта», уехал в годы перестройки в Германию, в город Бохум, где жил весьма неприметно. И хоть и написал и опубликовал последнюю свою вещь «Похождение нелегала. Сказочная повесть» (1998), но умер, не оставив никаких данных о кончине. О его смерти сообщается: «около 2000».
А родился Валерий Алексеевич Алексеев 5 ноября 1939 года. В 1961-м окончил историко-филологический факультет Московского педагогического института имени Ленина (нынче – МПГУ). А в 1968-м уже выпустил первую свою книжку прозы «Светлая личность». «Люди Флинта» вышли в 1969-м. И с тех пор издал немалое количество книг. Не только городской иронической прозы. И не только пародической на научную фантастику. Но и беллетризованные биографии о Никосе Белоянисе, о Сальвадоре Альенде, о Патрисе Лумумбе, о Че Геваре в серии «Пламенные революционеры», которую большими тиражами издавал Политиздат.
Казалось бы, сам выбор этих фигур говорит об определённой политической позиции Алексеева. Ан нет! Умел, стало быть, писать по заказу: гонорары, которые платил Политиздат, не шли ни в какое сравнение с выплатами других издательств.
Ещё в 1979 году Алексеев был отмечен Почётным дипломом Всесоюзного литературного конкурса имени Н. Островского.
И вообще книги Алексеева имели хорошую прессу. Предисловия или послесловия к ним писали известные авторитетные критики.
Но вот – поди ж ты! Потянуло с родины!
* * *
Я познакомился с Дмитрием Александровичем Приговым в 2000 году в Сочи, куда мы оба прилетели на фестиваль детского творчества. Меня устроители фестиваля пригласили возглавить жюри детской поэзии, а Пригов выступал как мэтр новейшей (её называли «метаметафорической») поэзии. В рамках фестиваля прошли два его творческих вечера в большом зале гостиница «Жемчужина», где мы жили. Оба раза зал был переполнен, что, по правде сказать, меня удивляло.
Причём не дети были главной публикой. Дети сидели и слушали, но их было меньше взрослых, привлечённых расклеенной по городу рекламой.
Удивили меня как сами стихи, так и то, как подавал их автор. Прочитав стихотворение, он обязательно начинал обстоятельно рассказывать, о чём оно.
Такой метод именуют концептуализмом. Думаю, что к настоящему литературоведению он отношения не имеет. И к настоящей литературе.
Лично мне он напомнил вопрос тех критиков, над которыми в своё время издевался Зощенко: «Чего хотел сказать автор этим своим художественным произведением?» Пригов всякий раз, прочитав стихи, останавливался и объяснял, что он ими хотел сказать.
Надо отметить, что слушали его с интересом. Особенно, когда он читал странно модернизированного им «Евгения Онегина». Превратил, как он объяснил Пушкина в Лермонтова за счёт любимых лермонтовских словец: «безумец», «безумный». Например, вот как терзается приговско-пушкинская Татьяна, пытаясь понять странное поведение Онегина на её именинах:
Соответственно и о стихах Ленского написано в той же манере, и сами стихи Ленского воспроизведены так же:
Словом, мне это безумно не понравилось. А публика слушала, затаив дыхание. Рядом со мной сидел доктор наук Михайлов из Пушкинского Дома. Он бисировал вместе со всеми. Он задавал вопросы из зала Пригову. Пригов ему отвечал…
А я, однако, оба раза Пригова не дослушал. Вставал и уходил из зала.
Прав ли я был? Многие поэты, которых я ценю, уважаю (например, Тимур Кибиров) ценили и ценят Пригова. Я потом много его читал (а написал он очень много!) и полюбить не смог.
Остаётся добавить, что родился Пригов 5 ноября 1940 года. Не дожил до 67: умер 16 июля 2007-го.