«Гитлер не очень собирался свергать в России коммунистический строй». Ульрих фон Гассель, бывший германский посол в Риме, впоследствии казнённый по делу о заговоре 1944 года, сообщает в своем дневнике:

Фюрер сказал фон Папену (который это и передал Гасселю), что дойдёт (в России) только до определённой географической границы, а потом можно будет сговориться со Сталиным: «Он всё-таки великий человек и осуществил вещи неслыханные», – сказал Гитлер. Сталин был тоже очень высокого мнения о фюрере, во всяком случае, более высокого, чем о своих демократических союзниках».

Цитата принадлежит Марку Александровичу Алданову (родился 7 ноября 1886 года). Это выписка из его «Записных книжек».

Помимо литературы Алданов занимался химией. Удивительно, как серьёзно относился он к этим занятиям. Написал книгу «Actinochimie» (1937), которую высоко оценили химики. В 1951 году издал труд «К вопросу о возможности новых концепций в химии».

И это – будучи известным и уважаемым всеми писателем.

В эмиграции он оказался по командировке в 1919 году от партии эсеров, к какой принадлежал. Сперва жил в Париже, потом в Берлине, потом снова в Париже.

Дебютировал как исторический романист в эмиграции, написав сначала тетралогию «Мыслитель» из истории Французской революции и наполеоновских войн – «Девятое термидора» (1923), «Чёртов мост» (1925), «Заговор» (1927), «Святая Елена, маленький остров» (1921), а потом и трилогию из недавнего времени, периода Первой мировой войны, русской революции и эмиграции – «Ключ» (1929), «Бегство» (1932) и «Пещера» (1934–1936). Любитель Л. Толстого, он в свои романы непременно вводит персонажей, воспринимающих исторические события с простой – народной точки зрения.

Кроме того, Алданов сотрудничает с газетой «Последние новости», где печатает исторические очерки, которые привлекали читателей неизвестными фактами, добытыми писателем из архивов. Опубликовал небольшие повести о Микеланджело, Ломоносове, Бетховене, Байроне. В эмигрантских театрах шла его пьеса «Линия Брунгильды».

После падения Парижа (1940) переезжает в США. Пишет в газете «Новое русское слово» и «Новом журнале» рассказы на современные темы, связанные со Второй мировой войной.

Вернувшись во Францию, написал два больших романа «Истоки» (1950) – о революционном движении семидесятых годов и убийстве Александра II и «Самоубийство» – о русской революции.

Участвовал в подготовке программы для издательства имени Чехова в Нью-Йорке.

Он с женой посильно занимался благотворительностью. Дружил с Буниным, Набоковым, Керенским. Бунин в период с 1938 по 1950 год шесть раз выдвигал его кандидатуру на соискание Нобелевской премии.

Скончался в 70 лет – 25 февраля 1957 года.

«Редкой благожелательности человек!..» – вспоминал о нем писатель эмигрант Н. Брешко-Брешковский. И добавлял:

«Особенно же в писательском мирке Парижа и не подумавшем сплотиться па чужбине, в одинаково для всех тяжёлых эмигрантских условиях…

Алданов рад всегда устроить одного, похлопотать за другого…»

* * *

Ну, «Чапаев» – это культовая советская книга. Кто её не читал?

Впрочем, не читали её, наверное, сейчас уже многие. Но фильм по-прежнему продолжают смотреть.

Не по многу раз, как в моём детстве, когда снова принимались смотреть в надежде, что Чапаев (актёр Бабочкин) всё-таки выберется на берег. Сейчас дети прагматичней. И вообще – менее сентиментальные, что ли?

Автор «Чапаева» Дмитрий Андреевич Фурманов (родился 7 ноября 1891), конечно, не писал реальной биографии революционного вожака. Он был политическим комиссаром и в романе вывел себя в этой роли.

Чапаев командовал 25 дивизией на Восточном фронте. Считалось, что она воевала с колчаковцами. Но местное население не испытывало симпатии к чапаевцам. Фурманов и в романе проговаривается об этом: «Чапаев пленных брать не приказывал ни казачишка. «Всех, – говорит, – кончать подлецов!»…»

В июне 1920 года против большевиков восстал гарнизон г. Верного (Алма-Аты) – 5 тысяч бойцов Красной армии. Восставшие обратились с воззванием к красноармейцам: «За кого вы бились два года? Неужели за тех каторжников, которые работают теперь в особых отделах и расстреливают ваших отцов и братьев?»

Фурманов, имевший мандат за подписью Куйбышева и поручение контролировать все партийные организации Семиречья (то есть, следить за ними), взялся за ликвидацию восстания, которое он описал в романе «Мятеж». И подавил его жестоко и кроваво.

После гражданской войны работал политредактором Госиздата, потом секретарем Московской ассоциации пролетарских писателей (МАПП), которую Булгаков вывел под названием МАССОЛИТ в «Мастере и Маргарите».

Умер он 15 марта 1926 года. Был яростно непримирим к тем, кто выступал против марксистской идеологии, партийной догмы.

* * *

Кажется, настолько свыкся с тем, что Дмитрий Михайлович Балашов (родился 7 ноября 1927 года) прежде всего исторический романист, что почти не поверил его биографам, утверждавшим, что первую свою повесть «Господин Великий Новгород» писатель опубликовал в журнале «Молодая гвардия» только в 1967 году, то есть в 40 лет.

Чем же в таком случае он занимался до этого?

Работал в Институте литературы, языка и истории Карельского филиала АН в Петрозаводске. Он, кандидат наук, ездил в экспедиции на Север, издал научные сборники «Народные баллады» (1963), «Русские свадебные песни» (1969), «Сказки Терского берега Белого моря» (1970).

Он не оставил научную работу и когда стал писать произведения о русском прошлом. Их он написал много.

Роман «Марфа-посадница» (1972), посвящённый присоединению Новгорода к Московскому великому княжеству. Критика не слишком хвалила этот роман. По мнению некоторых, противоборство Москвы и Новгорода «увидено лишь по-новгородски» (С. Котенко). Балашов действительно сочувственно отнёсся к новгородцам, в этом романе на самом деле проявляется антипатия автора к москвитянам и деятелям тогдашней Православной церкви, что, по мнению С. Семанова, лишает произведение «объективности и мудрого историзма».

Основной труд Балашова-писателя – цикл романов «Государи Московские», включающий в себя «Младший сын» (1975), «Великий стол» (1979), «Бремя власти» (1981), «Симеон Гордый» (1983), «Ветер времени» (1987), «Отречение» (1989), «Похвала Сергию» (1992), «Святая Русь» (1991–1997), «Воля и власть» (2000), «Юрий» (неоконченный). Цикл охватывает период истории с 1263 года (смерть Александра Невского) до 1425-го.

Романы эти широко понорамны, написаны, правда, языком, на котором народ не говорит, но со знанием дела. Художническая концепция истории Руси Балашова опирается на учение Л.Н. Гумилёва, на его евразийские идеи.

Балашов погиб 17 июля 2000 года. Его труп с травмой головы и со следами удушья, завёрнутый в рогожу, был найден перед деревенским домом писателя.

В убийстве обвинили жителя Новгорода и сына писателя (за укрывательство тела и угон машины). Оба получили большие сроки.

* * *

Лидия Михайловна Лотман (родилась 7 ноября 1917 года) – литературовед, исследователь литературы, сестра Юрия Михайловича Лотмана.

Окончила в 1939 году филологический факультет Ленинградского университета. Поступила в аспирантуру Пушкинского Дома. Но занятие в ней было прервано войной.

Лотман работала в военном госпитале, в детском доме. К концу войны вновь принялась за диссертацию по А.Н. Островскому, которую защитила в 1946 году.

В Пушкинском Доме занялась подготовкой и комментированием полных собраний сочинений М. Лермонтова, Н. Гоголя, В. Белинского, И. Тургенева (1 и 2 издание), Н. Некрасова, Ф. Достоевского.

Следует отметить вклад Л.М. Лотман в издание таких многотомных научных книг, как «История русской литературы» в 10 т. (1941–1956), «История русской литературы» в 4 т. (1980–1982), «История русского романа» в 2 т. (1962–1964), «История русской поэзии» в 2 т. (1968–1969), «Русская повесть XIX века» (1973), «История русской драматургии» в 2 т. (1982–1987).

В 1972 году Лидия Михайловна защитила докторскую диссертацию, которая легла в основу её наиболее известной книги «Реализм русской литературы 60-х годов XIX века» (1974).

Не потеряла научной ценности и её книга «А.Н. Островский и русская драматургия его времени» (1961).

Лидия Яковлевна, скончавшаяся 31 января 2011 года, оставила очень интересную книгу «Воспоминания» (2007).

* * *

Я хорошо знал Геннадия Семёновича Мамлина, родившегося 7 ноября 1925 года. Читал немало его детских книжек и его пьес, которые издавал ВААП (всесоюзное агентство по авторским правам).

Пьесы тоже были обращены к молодёжной аудитории.

Что же до его прозаической брошюрки «Комсомольское поручение Семёна Кравчука», вышедшей в «Знании» в 1962 году, то Гена её стеснялся. Мы шли с ним по Юрмале и, кажется, в Асари зашли в магазин, где продавалось штук 15 этой брошюры. Гена крякнул и купил все.

– Больше нет у вас? – спросил он продавца.

– Сейчас нет, – ответил тот, – но вы заходите: возможно, подвезут ещё со склада!

Гена побагровел.

– Вот так мы и расплачиваемся за ошибки молодости, – сказал он мне.

Надо сказать, что на дворе стоял 1969 год. И значит, что брошюра пылилась на складе 7 лет. Неудивительно, если учесть её более чем стотысячный тираж.

А вообще он был творчески незаурядным человеком. Сам ставил свои пьесы на сцене, писал к ним музыку, сочинял песни. Пользовались успехом такие его пьесы, как «Эй ты, здравствуй!», «Антонина», «Поговорим о странностях любви», «Салют динозаврам!»

У него были хорошие диалоги, живые, занимательные, психологически точные.

Словом, когда он почти перестал приезжать в Москву, живя в подмосковном Красновидове, без него стало скучно.

В Красновидове он тяжело болел. Умер 2 февраля 2003 года.

* * *

Нас с вами князь Александр Илларионович Васильчиков (родился 7 ноября 1818 года) интересует прежде всего как приятель Михаила Юрьевича Лермонтова. Они встретились в 1840 году в Ставрополе и продолжили общение летом 1841 года в Пятигорске. Васильчиков был свидетелем ссоры Лермонтова с Мартыновым и секундантом Лермонтова на роковой дуэли поэта 13 июля 1841 года.

Вокруг дуэли потом было распространено много мнений – достоверных и недостоверных. Высказывали, в частности, суждения, что не Глебов и Васильчиков были секундантами дуэлянтов, а С. Трубецкой и А. Столыпин (Монго). Якобы имена последних были скрыты из-за того, что они находились на положение ссыльных и не могли рассчитывать на снисхождение. Другие утверждали, что Трубецкой и Столыпин (Монго) просто опоздали на дуэль.

Мне и та и та версии кажутся надуманными. Всё-таки секундантов судил Военный суд, который грозил нешуточным приговором. Добровольно судиться за кого-то можно было только в случае невероятной дружбы с этим кем-то. Между тем, таких дружеских отношений у, допустим, Васильчикова с Трубецким или Монго не зафиксировано.

Иные исследователи вообще полагают, что Васильчиков не был приятелем Лермонтова, а был его заклятым врагом.

Эмма Герштейн, например, опирается на эпиграмму, переданную второстепенным поэтом Петром Кузьмичом Мартьяновым, которую тот выдавал за лермонтовскую:

В эпиграмме, сообщает Герштейн, убийственно обрисована родня Васильчикова.

Но что же в этом убийственного? Князь Васильчиков был сыном председателя Комитета министров и Государственного совета, которого Николай I ценил и возвёл сперва в 1831 году в графское достоинство, а потом в 1839 – в княжеское.

Как раз у отца Александра Илларионовича было много поводов гневаться на сына, который вопреки его воле занялся канцелярской службой.

Когда же сын всё-таки ею занялся: стал в Новгородской губернии предводителем сначала уездного, а потом губернского дворянства, его начальник граф Блудов не решился докладывать государю о переходе Александра Илларионовича в провинцию, ввиду того, что образ мыслей князя считался не вполне благонадёжным. Государя информировал об этом министр двора Волконский.

«Шеф простофиль», – пишет Герштейн, – как нельзя лучше выражает саркастическое отношение Лермонтова к «трибуну» оппозиционной молодёжи. Особенный смысл получает это прозвище, если вспомнить, что «дядюшкой» Александру Васильчикову приходился женатый на родной сестре его отца князь Д.В. Голицын, «слывущий либералом и как premier gentilhomme de l’empire» [первый дворянин империи. – фр.] (Герцен)».

«Незадолго до пятигорской встречи Лермонтова с А. Васильчиковым князь Д. В. Голицын получил титул светлейшего в нарушение русских традиций: этот титул давался только лицам, имевшим особенные заслуги, – разъясняет Герштейн. – Московский генерал-губернатор получил его в знак личного расположения к нему Николая I.

Д. В. Голицын был очень популярен в Москве, считался «другом просвещения», был хлебосольным и гостеприимным барином. На эту специфическую смесь в облике Голицына Герцен указывал в своём дневнике, определяя неустойчивость политической позиции современных «государственных» и «значительных» лиц».

Но Эмма Герштейн словно забыла, что тот же Николай возвёл в княжеское достоинство и отца Александра Илларионовича. И тоже «в знак личного расположения к нему». Герцен же ничего против Дмитрия Владимировича Голицына не имел. И в «Былом и думах» писал о нём нейтрально.

Наконец:

«Идя в кадриль / Шутов по зятюшке» – эти строки, – пишет Эмма Герштейн, – могли относиться только к мужу московской сестры Александра Васильчикова, полковнику Лужину. По давнишней эпиграмме Лермонтова на лейб-гусара Тирана, которого он терпеть не мог за близость ко двору, мы знаем, что поэт называл его «шутом». Видимо, и в Лужине Лермонтов разгадал карьериста. Действительно, вскоре зять Васильчикова был назначен флигель-адъютантом, а впоследствии занял пост московского полицмейстера. Аналогия, проводимая поэтом между этим «шутом» и Александром Васильчиковым, была для последнего нестерпимой обидой».

Ну, а «стиль / Донцов по матушке»? Матушка Александра Илларионовича до замужества была статс-дамой. Её девичья фамилия Пашкова. Она дочь Василия Александровича Пашкова, который, хотя и служил в молодости в Конном полку, к донцам отношения не имел.

Мне думается, что уважаемый литературовед, Эмма Григорьевна Герштейн, взялась за загадку, которая отгадки не имеет. И потому, скорее всего, что эпиграмма эта – не Лермонтова, а того самого Петра Мартьямова, который её и распространял.

Что же до Васильчикова, то он выполнил свой долг по отношению к товарищу: стал его секундантом и весьма добро вспоминал о нём до самой смерти, которая случилась 14 октября 1881 года.

* * *

Байка от Михаила Веллера:

«Когда-то… Ленинградскую писательскую организацию возглавлял стихотворец Александр Прокофьев, по-простому в обиходе – Прокоп. Круто деловой. Лауреат, чёрная машина, брюхо типа дирижабля «Граф Цеппелин» – эпоха, табель о чинах.

Вот подкатывает его лимузин к Союзу, а из дверей приятный такой молодой человек выходит. Узнаёт его через стекло, здоровается умильно и дверцу раскрывает заодно: уважение оказывает старшему, всё равно рядом, вежливый такой.

И ещё как-то раз также кстати выходит он. И ещё. Мол, какие интересные совпадения. И уходит ненавязчиво своей дорогой.

И уже в коридорах Союза встречая, стал с Прокопом здороваться – узнавался. Разговора удостоился: приятнейший молодой человек, начинающий, бедный, и какой-то ненавязчиво приятно-полезный. Книжечки на автограф, как водится. И, короче, пригласил его Прокоп в литсекретари.

Что такое денщик босса? это маршальский жезл, сунутый тебе в ранец под груду хозяйского груза и грязного белья: топай, парень! дотащишь моё – и своё получишь. Прокопу-то брюхо мешало до шнурков на ботинках дотягиваться, так Саня Чепуров вообще незаменимый мальчик был.

Прокоп, скажем, возвращается из Москвы на «Стреле», а Саня его уже встречает с цветами и женой (прокоповской): пожалте встречу. А Прокоп выплывает из вагона под руку с бабой. А Саня, не усекя, ему букет и ножкой шаркает, на супругу кивает. Прокоп почернел, ткнул ему обратно букет и потопал один. Мило услужил. Еле отмолился.

Вот так Саня и двинулся в начальники Ленинградского СП, каковое и возглавлял много лет весь «застойный период».

Конечно, Веллер может и придумать. Да, и наверняка кое-что выдумал. Не запомнил даже, что Чепурова звали не Саней, а Толей. Но вот честнейший ленинградский поэт – Лев Друскин. За его «Спасённой книгой» в своё время охотились чекисты. Не нашли. Потом уже в годы перестройки она не просто обнаружилась, но была издана.

Выписываю о Прокофьеве, который был забаллотирован в секретари Ленинградской писательской организации:

«Вечером после перевыборов Прокофьев, пьяный, сидел в ресторане Дома писателей и плакал. Рядом стоял верный оруженосец Анатолий Чепуров и утешал его. И вдруг Прокофьев повернулся к утешителю и плюнул ему в лицо. Чепуров вынул носовой платок, бережно обтёр Прокофьеву губы, а потом уже утёрся сам».

Я однажды приехал в Ленинград на какую-то конференцию от «Литературной газеты». Звонит мне в гостиничный номер наш собкор по Ленинграду Илья Фаликов. «Можешь, – говорит, – завтра подойти в Союз? С тобой Чепуров хочет встретиться». Чепуров был в это время председателем Ленинградского союза. «А зачем я ему?» – спрашиваю. «Не знаю, – отвечает Илья. – Он и меня зовёт».

Договорились, когда встретимся.

Входим. Кабинет большой. Чепуров весь круглый, как шар. Поднимается из-за стола. Здоровается. И сразу:

– Вот приготовил для «Литературной газеты».

Даёт штук семь увесистых томов. Открываю. «Александру Борисовичу Чаковскому…» «Так это не мне», – говорю.

– Есть там и вам. Пожалуйста, захватите с собой в Москву и раздайте. А вам, – это мне, – я был бы очень признателен, если б лично отозвались. У вас есть какие-нибудь просьбы? Может, хотите у нас что-нибудь посмотреть? Куда-нибудь поехать?

– Спасибо, – говорю, – ничего не надо.

– Но я всё-таки буду надеяться, – говорит он мне.

– У меня сейчас совершенно нет времени, – говорю. – Много долгов перед другими редакциями.

– Да я вас и не тороплю, – голос Чепурова приторный.

– Да уж, – говорю, – торопиться не буду.

– Но напишите?

– Прочитаю, – говорю. – Если не понравится, вы же сами будете недовольны. А врать в печати я не умею.

– Нет уж, – испуган Чепуров, – если не понравится, не пишите, конечно.

Разумеется, я не написал.

Но книгу полистал.

Понятно, что ничего писать я о книге Чепурова не стал. Как и обещал ему. Мне не понравилось.

Умер Чепуров 7 ноября 1990 года. В 68 лет (родился 16 июня 1922-го). 15 последних лет просидел на посту первого секретаря Ленинградской областной писательской организации.

* * *

В шестидесятых годах довелось мне попасть в подмосковную Николину Гору, где жили люди, добившиеся весьма высокого положения в советском обществе. Обратил я внимание на крепкий дом, на котором под крышей славянской вязью было выведено: «Антоша». Мне объяснили, что Антоша – вдова писателя Фёдора Ивановича Панфёрова – Антонина Дмитриевна Коптяева (родилась 7 ноября 1909 года). Просто муж любил свою жену, называл ласковым именем, которое и увековечил.

Муж печатал жену и в журнале «Октябрь», который он возглавлял. Роман «Иван Иванович» – первая часть трилогии о докторе Аржанове получил в 1949 году сталинскую премию. Следующие части «Дружба» (1954) и «Дерзание» (1959), разумеется, на сталинскую премию претендовать уже не могли. Но «Дерзание» вызвало большую прессу. Роман был переведён на многие языки мира. Коптяева, как это обычно для неё, показывала своего героя, так сказать, и на производстве, и дома. Причём некоторый схематизм описания самого производственного процесса и участия в нём героя как бы компенсировался углублённым описанием его личной жизни, где герою приходилось конфликтовать со своими близкими.

Несмотря на многие бытовые подробности, на упорное желание Коптяевой заинтересовать читателя сложными, а то и запутанными любовными отношениями персонажей, её книги написаны скучно: характеры героев как правило схематичны, а производственные сцены отдают газетной очерковостью.

Умерла Антонина Дмитриевна 12 ноября 1991 года.

* * *

Под редакцией Арсения Ивановича Введенского, родившегося 7 ноября 1844 года, вышло полное собрание сочинений Лермонтова в 4 томах (1891).

Введенский принадлежал к культурно-исторической школе, поэтому комментарии к Лермонтову даны её учеником. К примеру: «Демон ближе, родственнее Лермонтову, чем ангел; земные мотивы в его поэзии кажутся более существенными, более органическими, чем небесные. С ангелами, и в самые возвышенные мгновения, он только встречается; с демоном Лермонтов отожествляет себя с самого начала, даже тогда, когда образ его ещё колеблется, и он кажется ещё порою активным избранником зла. Появление этого образа – один из серьёзнейших моментов в иной психологии Лермонтова. Он сразу как бы узнал в нём себя и так быстро овладел им, что сейчас же стал по-своему перестраивать его мифологию, применяя её к себе. Поэт слышит иногда небесные звуки; это звуки верные и глубокие, потому что исходят из его же души, соответствуя одной из её сторон, но стороне более слабой: она часто заглушается бурными голосами другой, противоположной стихии. Здесь причина его трагедии, которую он не властен устранить – таким создал его Творец». Впрочем, тот же подход к писателю Введенский продемонстрировал и в вышедших в «Ниве» под его редакцией собраниях сочинений Грибоедова (1892), Козлова, Кольцова (1892), Полежаева, Ломоносова (1893), Фонвизина, Екатерины Второй.

«Нива» недаром обратилась к этому литератору, очень плодовитому, писавшему во многих журналах о своих современниках – Лескове, Лейкине, графе Салиасе, Достоевском, Гаршине.

Писал Введенский и фельетоны под псевдонимом Аристархов.

Его критические статьи, собранные в двух книгах – «Общественное самосознание в русской литературе», вторым изданием вышли в год его смерти. Он умер 30 октября 1909 года. А через год вторым изданием вышла его книга «Литературные характеристики».

Понятно, почему потребовались вторые издания: публика охотно раскупала Введенского. И правда, читать его занимательно. Особенно тем, кто убеждён, что литература обязана нести в себе гуманистические идеалы, осуществляя этим своё общественное призвание.

* * *

Эта поэтесса подписывалась: Ада Владимирова. Хотя настоящие её имя и фамилия: Ивойлова Олимпиада Владимировна. Выйдя замуж, взяла фамилию мужа: Козырева.

Родилась она 7 ноября 1890 года. Печататься начала рано. Одно время примыкала к кружку Елены Гуро, подражала ей, считала себя эгофутуристкой.

Её стихи нравились символистам, в том числе Блоку.

В 1921 году переехала с мужем из Петербурга в Москву. Лето в двадцатых проводила в городе Лихославль Тверской губернии. Продолжает писать стихи, которые ценит Бунин.

В 1942 году после ареста и гибели мужа не печатается как жена «врага народа».

Но сама она ареста избежала. Много переводит – из Шиллера, Бодлера, Франса. Переводит поэтов советских республик.

В 1960-е добивается реабилитации мужа, печатается. Издаёт, правда, одну только книжку (после долгого молчания) «Навстречу солнцу» (1962). Это притом, что живёт она ещё очень долго. Умирает в писательском пансионате в 94 года: 25 января 1985-го.

Вот как она писала: