Памяти «старейшины русского стиховедения» посвятил свою книгу «Современный русский стих» академик М.Л. Гаспаров.

«Старейшина – Сергей Павлович Бобров (родился 9 ноября 1889 года) стиховедом был отменным. Он первым (1913) описал дольник под названием «паузник». Он один из зачинателей темы о ритмике словоразделов. Он исследовал перебои ритма в поэзии.

В 1915 году издал книгу «Новое о стихосложении Пушкина». В шестидесятых занимался стихосложением вместе с Гаспаровым, оставившем о нём воспоминания, и А.Н. Колмогоровым.

Но известность приобрёл не этим.

В 1914 году он возглавил группу футуристов «Центрифуга», куда вошли Б. Пастернак, Н. Асеев, И. Аксёнов. Пользуясь девятью псевдонимами, заполнил своими стихами почти на треть антологию «Второй сборник Центрифуги» (1916). До революции за три года издательство «Центрифуга», которым руководил Бобров, выпустило полтора десятка книг, в том числе и «Поверх барьеров» Пастернака.

В дореволюционных стихах Бобров сочетает приёмы футуризма с имитацией классической русской лирики. Он вообще экспериментатор в поэзии. Для его экспериментов характерны перебои в классических размерах, пропуски ударений в трёхсложниках.

Он продолжал писать стихи всю жизнь. И в 60-х снова напомнил о себе как о поэте.

В начале 1920-х опубликовал три социально-утопических романа. Два из них «Восстание мизантропов» (1922) и «Спецификация идитола» (1923) – под своей фамилией. Роман «Нашедший сокровище» (1931) под псевдонимом А. Юрлов.

В 1920-1930-е годы работал в Центральном статистическом управлении. Тогда же был репрессирован и сослан в Кокчетав. Вернувшись, написал две научно-популярные книги для школьников «Волшебный двурог» (по математике; 1949) и «Архимедово лето» (в 2 частях, 1950). Написал автобиографическую повесть «Мальчик».

Бобров мистифицировал публику, опубликовав якобы найденное продолжение стихотворения Пушкина «Когда владыка ассирийский». Сам же и разоблачил мистификацию, после того как пушкинист Н. Лернер признал подлинность пушкинского текста.

Автор первого перевода на русский язык «Пьяного корабля» А. Рембо. Перевёл «Песнь о Роланде».

Умер 1 февраля 1971 года. Современники считали его несостоявшимся великим поэтом.

Сейчас принято отрицать, что Бобров назвал Блока «поэтическим мертвецом». Но он это не просто произнёс. Он написал это в журнальной рецензии 1921 года на книгу Блока «Седое утро».

А экспериментальные стихи его были такого типа:

* * *

За плечами у Раисы Моисеевны Азарх революционное прошлое. Она была участницей Октябрьского вооружённого восстания в Москве 1917 года. Участницей гражданской войны в России. Была комиссаром особой Вятской дивизии. Позже руководила санитарными отрядами. Медик по профессии, она не только воевала на фронтах, но организовала борьбу с эпидемией тифа в Сибири. Стала одной из первых женщин Советской России, получивших (1928) орден Красного Знамени.

После гражданской войны – на партийной работе в печати. Была членом РАПП. Работала в тогдашней украинской столице Харькове в Госиздате Украины.

Жена Мате Залка, «генерала Лукача», назначенного командиром 12 интернациональной бригады республиканской армии Испании, она нелегально в ноябре 1936 года прибывает в Испанию. Организовывает санитарные подразделения республиканской армии.

В 1937 году, опираясь на показания её знакомой о связи Азарх с троцкистами, КПК выносит Азарх взыскание.

Известно, что Ежов предложил Сталину арестовать Азарх. Сохранилась бумага с согласием Сталина и Молотова. Однако арестована она не была.

В 1939 года она в рядах армии во время польского похода. На финской войне была уполномоченной Народного комиссариата обороны. Во время Великой Отечественной – корреспондент ряда фронтовых газет.

Но после войны в 1948 году её всё-таки арестовывают. Ей вменяется знакомство с Анной Сергеевной Алиллуевой, сестрой покойной жены Сталина. За знакомство с Анной Сергеевной, кстати, посадили и жену Молотова П.С. Жемчужину.

Дело в том, что в 1946 году вышли «Воспоминания» А.С. Алиллуевой, которые сильно прогневали Сталина. «Правда», по приказу Сталина, громит книгу. Автора арестовывают.

Раиса Азарх находилась в заключении до 1954 года.

Умерла она 9 ноября 1971 года (родилась 2 мая 1897-го).

Её книги не так интересны, как её биография. «Октябрь в Москве» (1921), «Борьба продолжается» (1930), «Сыны народа» (1941) – сами названия говорят, что она воплощает в художественной форме свои революционные идеи. О войне в Испании она написала роман-хронику «Дорога чести» (1956–1959).

Но в беллетристике преуспела не слишком.

* * *

Три выдающихся деятеля российской культуры XVIII века Василий Васильевич Капнист, Николай Александрович Львов и Гаврила Романович Державин были женаты на родных сёстрах. Первым на Марье Алексеевне в 1779 году женился Львов. За ним на Александре Алексеевне в 1781-м Капнист. А Державин на Дарье Алексеевне женился вторым браком в 1794-м после смерти своей первой жены.

Надо сказать, что все трое дружили между собой, хотя никто из них не признавал первенства за другим. И если уж говорить, в чём каждый достиг первенства, то в архитектуре, например, прославился занимавшийся ею нерегулярно Н.А. Львов. Сохранилось довольно много его построек: Никитские ворота Петропавловской крепости, здание Почтового двора (Почтамт) в Санкт-Петербурге, Приоратский дворец в Гатчине, Борисоглебский собор в Торжке, церковь святой Екатерины в Валдае и другие. Невероятно выразительны его усадебные постройки и садово-парковые ансамбли, где перед архитектором появлялась возможность на практике воплотить свои представления о разумном и прекрасном, реализовать идеи и увлечения, применить изобретения по отоплению и землебитному строительству. Кроме Торжокских усадеб (Знаменское-Раек, Никольское-Черенчицы, Митино, Василево), построил Н.А.Львов еще и Званку для Г.Р.Державина, Кирианово для княгини Дашковой, Очкино для Судиенко в Черниговской губернии, Вороново для Ростопчина.

Что до поэзии, то первым из этих породнившихся художников следует признать Г.Р. Державина.

Капнист – выдающийся драматург, предвосхитивший Грибоедова и Гоголя.

Он отдался литературному творчеству в 1775 году, после того как оставил военную службу.

Известность ему доставила «Сатира первая», опубликованная в 1780 году, в период, когда Екатерина, напуганная Французской революцией, закрыла журналы, издаваемые Н. Новиковым, – «Трутень», «Живописец», «Кошелёк». В это время появляются стихи Капниста:

Увы, сатира эта очень большая. Цитировать её здесь нет никакой возможности. Пороков человеческих немало. И, кажется, всех их бичует Капист. Ни одного не пропустил.

И как современно его обличение. Вы, конечно, слышали о ловкачах, списывающих кусками или целиком чужие диссертации. Уж как власть имущие препятствуют их разоблачению. Даже срок давности установили. Если не разоблачили через три года после защиты, значит признать её состоявшейся.

Вот и у Капниста в «Сатире первой»:

Или наш нынешний суд, самый гуманный в мире. Что о нём говорить, если и по неправосудным решениям имеются узаконенные сроки давности: судья вовсе не обязан пожизненно нести ответственность за свои решения, за подписанные им судебные акты.

И об этом есть у Капниста в его «Сатире первой»:

Правда, из-за своих сатир Капнист поссорился с Державиным. Дело в том, что Капнист написал ещё «Оду на рабство» (1783), связанную с тем, что Екатерина закабалила своим указом бывших свободными крестьян Киевского, Черниговского и Новгород-Северского наместничеств. Описав тяготы крестьян, ода заканчивается призывом отменить указ, чтобы оды во славу императрицы стали чистосердечными.

Когда Екатерина издала новый указ, согласно которому в прошениях, подаваемых на её имя, следовало писать не «раб», а «верноподданный», Капнист откликнулся «Одой на истребление звания раба» (1787), где выдавал желаемое за действительное: рисовал благоденствие, которое якобы наступило в России, где будто бы исчезло рабство.

Дальше Капнист написал «Ответ Рафаила певцу Фелицы»: «Рапорт лейб-автору от екатеринославских муз трубочиста Василия К.» (1790). Он и прогневал Державина, который написал Капнисту: «Ежели таковыми стихами подаришь ты потомство, то в самом деле прослывёшь парнасским трубочистом, который хотел чистить стих другим, а сам нечистотою своих был замаран».

Славу Капнисту принесла его комедия «Ябеда» (1798). Она была поставлена на сцене петербургского театра, но вскорости по приказу Павла I снята с репертуара. Тираж её был конфискован.

Вот что по этому поводу пишет в своих «Рассказах о книге» известный библиофил Н. Смирнов-Сокольский:

«Подобные дела при Павле I делались быстро. Комедию запечатали сургучом в сундуке цензуры, а автора её Капниста фельдъегерские кони помчали в Сибирь.

Но вечером того же дня, как рассказывают некоторые, Павел пожелал вдруг проверить правильность своего «повеления». Он приказал дать этим же вечером комедию у себя, в «Эрмитажном» театре.

Трепещущие актёры разыграли комедию, причём в зрительном зале находилось всего два зрителя: сам Павел I и наследник его Александр.

Эффект был совершенно неожиданный. Павел хохотал, как безумный, часто аплодировал актёрам, а первому же попавшемуся на глаза фельдъегерю приказал скакать по дороге в Сибирь за автором.

Возвращённого с дороги Капниста всячески обласкал, возвёл в чин статского советника и до своей смерти оказывал ему покровительство.

Так ли это было точно или нет, документов по этому поводу не сохранилось, но то, что напечатанная комедия была арестована, а автор едва не угодил в Сибирь, – правда. Правда и то, что Павел I после действительно оказывал некоторое покровительство Капнисту».

Да, на судьбе самого Капниста запрет его комедии не отразился. Он был назначен Павлом директором всех императорских театров Петербурга. После убийства Павла он этот пост оставил.

А его комедия возобновила своё победное шествие по сценам. Как сообщает словарь Брокгауза и Эфрона, историк Николай Николаевич Бантыш-Каменский «передаёт следующий эпизод, которому был сам свидетелем. Когда в 3 действии Хватайко поёт: «Бери, большой тут нет науки; бери, что только можно взять. На что ж привешены нам руки, как не на то, чтоб брать?» – зрители начали рукоплескать, и многие, обратясь к одному из присутствовавших в театре чиновников, громко называли его по имени и восклицали: «это вы! это вы!»

Умер Василий Васильевич 9 ноября 1823 года (родился 23 февраля 1758-го).

К этому можно было бы добавить, что, судя по всему, Капнист был одним из любимых литераторов Пушкина. В юности Пушкин подражал «горацианским одам» Капниста. А в зрелости брал из Капниста эпиграфы к своей «Капитанской дочке».

* * *

У этого поэта странная биография.

Степан Гаврилович Скиталец (родился 9 ноября 1869 года) был исключён из Самарской учительской семинарии за неблагонадёжность. Понятно, почему. Он принимал самое активное участие в революционном движении, за что подвергался арестам в 1888, 1901, 1902 и 1905 годах. Но в 1908-м от революционного движения отошёл.

В 1898 году познакомился с Горьким, который имел на него большое влияние. В 1900-х печатается в сборниках издательства «Знание», организованного Горьким. В 1902-1907-м вышли три тома собраний сочинений Скитальца, в 1912-м ещё три тома. В 1916-1919-м и вовсе: выходит собрание сочинений Скитальца в 8-ми томах.

Хотя в начале Первой мировой войны отправился санитаром на фронт, опубликовал несколько очерков и рассказов с осуждением войны.

Февральскую революцию принял, Октябрьскую – нет. В 1921 году эмигрировал в Китай. С 1922 по 1934 жил в Харбине. Печатался там. Но с 1928 года стал публиковаться в советских изданиях.

Горький что ли помог? В 1934 году вернулся в Москву, принял участие в Первом съезде советских писателей (правда, с совещательным голосом).

И вот что любопытно. В своё время (в 1910 году) Скиталец купил в Крыму дачу в Байдарской долине. На чужбине, в Харбине, в автобиографическом романе «Дом Черновых» (который к 1936 году станет автобиографической трилогией) он вспоминает время, когда строил дом в Крыму, как он его строил:

«Сам сочинил план дома и сам руководил постройкой. Полгода жил шалаш, когда знаешь, что строишь дворец, когда собственный рисунок превращается в реальность, когда из диких камней, глины и дерева создаёшь что-то художественное. Таким реальным творчеством я первый раз занялся и, несмотря на тысячу неприятностей и трудностей всяких, строил с наслаждением. Вот, посмотрите: какое дикое место! С сотворения мира не было здесь ноги человека, земли этой не касались: плуг, топор, лопата. А теперь вырос, как по волшебству, прекрасный дом, земля обработана, посажены культурные деревья! Меня такая работа увлекает и радует…»

Так вот, вернувшись в СССР, он вступает во владение этой дачи, на которой жил по 1940-й, то есть почти до смерти (умер в Москве через несколько дней после объявления войны – 25 июня 1941 года).

Степан Гаврилович в соавторстве с Ильёй Алексеевичем Шатровым написал слова известнейшей песни «На сопках Манчжурии». Есть у него такое стихотворение:

Написал он его, когда увлекался революционными идеями, сидел за них. Но не провиденье ли это остальной его жизни? Надо же – побывать в эмиграции, вернуться, продолжать издаваться! И даже дачу в Крыму не отняли! Воистину рождён был в рубашке.

* * *

Георгий Константинович Холопов (родился 9 ноября 1914 года) начинал рабкором. В 1934 году стал публиковать рассказы. В 1936-м напечатал в журнале «Звезда» роман «Братья». Дилогию о Кирове он напечатал уже после войны: первую часть «Огни в бухте» в 1947 году, а вторую – «Грозный год» в 1955-м.

По поводу названия своего романа позже писал: «В последние годы вышли и продолжают выходить романы и повести, посвящённые событиям первой империалистической и Великой Отечественной войн. Среди них часто встречаются названия в таком роде: «Грозовые годы», «Грозовой год», «Грозный год». Чтобы не возникло путаницы, к какому времени относится роман о Сергее Мироновиче Кирове, в новом издании я его назвал «Грозный год – 1919-й».

Но уже до войны был замечен и после ареста главного редактора журнала «Звезда» Анатолия Ефимовича Горелова занимал его место в 1939–1940 годах.

С первых дней войны Георгий Константинович на фронте. Закончил её в Вене гвардии капитаном. Награждён тремя боевыми орденами. А с писательством у него выходило не так здорово. Хотя он и получил Госпремию РСФСР в 1983 году за книгу рассказов и повестей «Иванов день».

Но не дать ему не могли. Премия ему полагалась как редактору крупного литературного журнала, а он после войны снова возглавил «Звезду» с 1967-го и почти до смерти, до 1989-го (умер 31 декабря 1990). К тому же, оставаясь главным редактором, Холопов с 1973 года занимал пост первого секретаря Ленинградской писательской организации. А в этом случае человеку просто обязаны были дать такую премию.

Написал Холопов немного. Но и того, что написал достаточно, чтобы представить характер его прозы. Мне думается, что о ней весьма точно сказал в своём «Лексиконе» немецкий славист Вольфганг Казак: «Характер прозы Холопова – чисто очерковый, не художественный, она излишне многословна, а вследствие строгого следования принципу партийности в литературе часто малоправдоподобна».

Хорошее слово «малоправдоподобна». Напоминает изобретённое Зощенко «маловысокохудожественна».

* * *

Сначала большая цитата – стихотворение, которое называется «Город»:

Ясно, о каком городе идёт речь? Это стихотворение написано жительницей Калининграда Натальей Николаевной Горбачёвой.

Она занималась в городском литературном объединении «Родник» под руководством Сэма Симкина.

В 1989 году на городском турнире была избрана королевой поэзии.

Первая книга «Место встреч» вышла в 1990 году. В 1999-м за вторую свою книгу «В обнимку с декабрём» получила премию «Вдохновение».

В том же 1999-м получила почётную грамоту «Человек. Событие. Город» не за стихи, а в номинации «Пресса года». Так был отмечен её труд журналистки «Калининградской правды», возглавлявшей там отдел культуры.

Она лауреат премии издательского дома «Провинция» (2000).

А в 2011 году московские издательства «АСТ», «Астрель» и «ВКТ», объединёнными усилиями выпустили книгу прозы Горбачёвой «Наталья Гончарова против Пушкина. Война любви и ревности».

Увы, презентация её новой книги «Окружающий четверг», состоявшаяся в 2015 году, оказалась посмертной.

Умерла Наталья Николаевна Горбачёва 9 ноября 2014 года, прожив на свете 55 лет: родилась 3 июля 1959-го.

* * *

«Как-то утром, когда я, совершенно безмятежный, пришёл на службу, меня тотчас же позвал Жуковский и (не то посмеиваясь, не то сострадая) торопливо заговорил: «Знаешь? Тебя ждёт Лопухин. Он тебя решительно избрал обвинителем Веры Засулич. Конечно, ради приличия он предложил эту обязанность и мне как исправляющему должность прокурора, но он мечтает именно о тебе». Бесконечно взволнованный, я пошел к Лопухину. Он встретил меня с «распростёртыми объятиями» и сказал: «Когда я настаивал на передаче дела Засулич в суд присяжных, я имел в виду именно вас. Я часто слушал ваши речи и увлекался. Вы один сумеете своею искренностью спасти обвинение».

Эта цитата из письма адвоката Сергея Аркадьевича Андреевского министру юстиции И.Г. Щегловитову от 14 сентября 1914 года.

«Но, Александр Алексеевич, – продолжает рассказывать Щегловитову о своём разговоре с А.А. Жуковским Андреевский, – ведь ваше обращение ко мне – величайшее недоразумение! Конечно, Вера Засулич совершила преступление, и если бы вы как мой начальник предписали мне обвинять её, то я не имел бы права ослушаться. Поэтому я, прежде всего, желал бы знать, беседуем ли мы с вами формально или по-человечески?»

«Да что вы! Что вы! – отвечает Жуковский. – Конечно, тут нет никаких формальностей, и вы можете говорить вполне откровенно. – «Тогда я вам скажу, что обвинять Веру Засулич я ни в коем случае не стану, и прежде всего потому, что кто бы ни обвинял её, присяжные её оправдают». – «Каким образом? Почему?» – «Потому, что Трёпов совершил возмутительное превышение власти. Он выпорол «политического» Боголюбова во дворе тюрьмы и заставил всех арестантов из своих окон смотреть на эту порку… И все мы, представители юстиции, прекрасно знаем, что Трёпову за это ничего не будет. Поймут это и присяжные. Так вот, они и подумают, каждый про себя: «Значит, при нынешних порядках и нас можно пороть безнаказанно, если кому вздумается? Нет! Молодец Вера Засулич! Спасибо ей!» И они её всегда оправдают». – «Бог знает, что вы говорите!…» – «Нет, Александр Алексеевич, мы совсем не понимаем друг друга. Но поверьте мне, что никакая речь не поможет».

«Засулич была оправдана… – заканчивает письмо министру Андреевский. – Когда после заседания мы с Жуковским уселись на «имперьяле конки» и поехали домой, он мне спокойно сказал: «Ну, брат, теперь нас с тобой прогонят со службы. Найдут, что если бы ты или я обвиняли, этого бы не случилось».

Жуковский был товарищем прокурора окружного суда. Сперва прокурором на процессе Веры Засулич было предложено быть ему. Но он отказался, предложив вместо себя помощника А.Ф. Кони Сергея Аркадьевича Андреевского, которому Кони протежировал.

Из письма министру понятно, что и Андреевский тоже отказался.

А фраза Жуковского «теперь нас с тобой прогонят со службы» сбылась: министр не помог. Жуковский был переведён товарищем прокурора в Пензу, а Андреевский уволен со службы.

Кони, однако, помог Андреевскому устроиться поначалу юрисконсультом в Международный банк, а потом вступить в сословие присяжных поверенных Санкт-Петербургской судебной палаты, где он очень быстро стал одним из выдающихся адвокатов России. Кони провидел это.

Но мы с Вами вспоминаем Андреевского не как адвоката, а как поэта. Он поздно начал писать стихи: в 30 лет заинтересовался стихотворением Мюссе и перевёл его. Первым в русской поэзии он перевёл стихотворение «Ворон» Эдгара По. И свою поэтическую книжку 1886 года открыл эпиграфом из По: «Красота – единственно законная область поэзии; меланхолия – наиболее законное из поэтических настроений».

Надо сказать, что меланхолия – ведущая мелодия поэзии Андреевского. Стихи его нерадостны:

В течение двадцати лет появляются в печати стихи Андреевского. Но с большими перерывами во времени. В них по-прежнему нет душевной бодрости. Как нет её и в переводах Андреевского из Бодлера, из По, из Сюлли («Разбитая ваза»).

Тем не менее, в 1898 году вышло второе издание его поэтического сборника, а в 1902 году – 3 издание.

Много занимается Андреевский и литературной критикой. Самая его большая заслуга – воскресение из небытия уже забытого поэта Баратынского. Правда, восстанавливая Баратынского в своих правах, Андреевский далеко не всегда справедлив к Белинскому, умалившему в своё время значение Баратынского. Андреевский написал о Тургеневе и Лермонтове, о Некрасове и Гаршине. В 1888 году вышел его этюд о «Братьях Карамазовых», где Андреевский продемонстрировал новое понимание Достоевского как психологически сложного писателя, в отличие от того, как упрощённо читали прежде Достоевского.

Впрочем, статьи Андреевского напоминают его стихи – холодноватые, скорбные, враждебные ко всякого рода гражданственности.

Интересные воспоминания об Андреевском оставил выдающийся советский юрист Борис Самойлович Утевский, который писал, в частности: «Мне навсегда запомнилась его полная изящества внешность. Высокий и стройный, с седеющими густыми ещё волосами, с задумчивыми спокойными глазами – он был красив… Мне пришлось повидать его и после Февральской, и после Октябрьской революции. Он не был восхищён Февральской революцией, не ходил на общие собрания адвокатов, а когда я спросил его, не предлагают ли ему какой-либо высокий пост, как некоторым другим адвокатам, он только брезгливо махнул рукой. Октябрьскую революцию он не мог понять. Но мысль об эмиграции не приходила ему в голову. Он не участвовал в саботаже советской власти адвокатурой, но и не мог найти применения своим способностям в новых условиях. Как поэт он был весь в прошлом. Как адвокат он оказался неприспособленным к новым требованиям. К тому же, он был уже стар и немощен».

Скончался Сергей Аркадьевич 9 ноября 1918 года. То есть на 71 году жизни: родился 29 декабря 1847-го.

* * *

Александра Лазаревича Жовтиса называли диссидентом от рождения. Когда франкисты оттеснили республиканцев к французской границе, пионер Жовтис сказал, что республиканцы проиграли. Нашёлся стукач. С Жовтиса сняли пионерский галстук.

В 1948 году Жовтис читал курс древнерусской литературы в Казахском университете. Выходит статья в «Казахстанской правде», которая причисляет Жовтиса и Юрия Домбровского к буржуазным националистам и космополитам. Домбровский уже побывал в тюрьме. Арестовали снова. А Жовтиса уволили из университета. Восстановили после смерти Сталина.

Жовтис занимался переводами казахских поэтов. За перевод стихов Магжана Жумабаева, объявленного «врагом народа», Жовтиса снова увольняют. И снова восстанавливают с помощью Союза писателей Казахстана.

На лекции по древнерусской литературе Жовтис помянул добрым словом татарского хана, помиловавшего русских пленных. Снова донос. И опять увольнение. На это раз за «татарский национализм». Восстановился через суд.

Снова уволили за строптивость: отказался ставить положительные оценки «нужным» ректорату и деканату студентам. На этот раз восстанавливали на работе долго – целых четыре года.

В пятый раз его уволили как «сиониста», когда, обыскав квартиру, нашли плёнку с записью А. Галича, певшего дома у Жовтиса. Семь лет Жовтис был безработным. С помощью Санжара Джаносова Жовтису удалось получить профессорское место в пединституте. Смелый, никого и ничего не боявшийся Санжар Джаносов через некоторое время погибает при загадочных обстоятельствах.

Некогда премьер-министр Франции Леон Блюм купил у скульптора Исаака Иткинда его работу «Россия, разрывающая цепи». Во Франции работу назвали «Россия в цепях», что стоило скульптору оказаться для НКВД французским шпионом, быть арестованным и после избиений очутиться в лагере. Выжив, Иткинд поселился в Алма-Ате.

После его смерти Жовтис собрал воспоминания друзей Иткинда и назвал книгу «Прикосновение к вечности». По его просьбе предисловие написал скульптор Конёнков. 17 лет пробивал Жовтис эту книгу, и она вышла.

А книгу стихов Ирины Кноринг, на которую Александр Твардовский написал положительную внутреннюю рецензию, Жовтису удалось издать только после перестройки в 1993 году.

Надо сказать, что своих книг у Жовтиса было более 30. Это не только переводы с корейского, с казахского, которые ценили Маршак, Эткинд, Гаспаров, Лев Озеров. Но ещё и переводы англичанина Китса, включённые в серию «Литературные памятники». Ещё и работы по теории стихосложения и перевода поэзии. Ещё, наконец, и собранные им материалы, которые размещены в двух книгах «Непридуманные анекдоты. Из советского прошлого». Одна вышла в Москве в 1995-м. Вторая издана посмертно в 1999 в Алма-Ате.

Да, Александр Лазаревич скончался 9 ноября 1999 года. Родился 5 апреля 1923-го.

Из «Непридуманных анекдотов»:

«Молодой поэт Павел Кузнецов, как и многие его современники, положил в основу своей деятельности ясную и чёткую идейную концепцию: «Чего изволите?»

Жил он в Алма-Ате в первой половине 30-х годов, когда поэты многонациональной страны уже запели торжественные гимны на официально утверждённые темы. Поэтому появление на страницах печати патриотических од акына Маимбета в переводах Кузнецова было встречено весьма и весьма благожелательно. Акын пел про расцветающую под солнцем коллективизации Степь, про мудрость «вождя и учителя». В 1934 году местное издательство выпустило книжку «Стихи акына Маимбета» в переводе П.Кузнецова, а сам Паша, по воспоминаниям друзей, стал щеголять в новом костюме из модного тогда коверкота.

Всё шло хорошо… Но однажды поэта-переводчика вызвали в ЦК партии, где инструктор ЦК сказал ему:

– Мы очень довольны вашими переводами, Павел Николаевич! Акын Маимбет – это, конечно, Гомер XX века! Мы посоветовались и решили представить его к награждению орденом, а вас – грамотой… Я звонил в Союз писателей, но мне сказали, что Маимбет не член Союза. Народный, так сказать, самородок. Сообщите мне его адрес и паспортные данные.

– Э-э-э… – заикаясь, сказал Паша, – видите ли, понимаете ли… я точного адреса не знаю. Мой друг Маимбет приезжает из аула в базарные дни.

– Не беспокойтесь, товарищ Кузнецов, вы можете представить данные через несколько дней.

Для Паши дело запахло нафталином. Акына Маимбета в природе не существовало. Вечером Паша пригласил на пол-литра Алёшу Б. и Колю Т. Неизвестно, кто нашёл выход. Возможно, сам поэт-стилизатор. Но на следующее утро Паша явился в кабинет руководящего товарища.

– Я виноват, – сказал Паша, – я очень виноват… Я проявил отсутствие политической чуткости и, возможно, бдительности. Мне стало известно, что акын Маимбет откочевал с группой родственников в Китай… Кто мог подумать! Как я мог знать!

Акын Маимбет перестал существовать, хотя в отличие от подпоручика Киже не умер, а только откочевал».

* * *

Эмиль Габорио родился 9 ноября 1832 года. Занимался юриспруденцией.

В 1856 году приезжает из своей провинции в Париж. Работает репортёром в журнале La Vérité. В 1860 году выпустил книгу «Знаменитые балерины», которая у публики успеха не имела.

Габорио поступает работать секретарём к Полю Февалю, автору детективных романов. От него и от приключенческих книг Эдгара По и Александра Дюма заражается любовью к детективному жанру.

Прототипом героя-полицейского его книги «Дело вдовы Леруж» (1866) был Франсуа Видок, биографию которого знал наш Пушкин. Видок, бывший преступник, стал впоследствии первым главой Главного управления национальной безопасности, а потом частным детективом, «отцом» уголовного розыска в современном значении. Роман был хорошо принят читателем, а последующие романы «Преступление в Орсивале» (1867), «Дело под № 113» (1867), «Золотая шайка» (1871) укрепили репутацию Габорио. Он – признанный мастер детективного жанра. Ему подражают Стивенсон, Конан Дойл.

Правда, подражатели сумели перерасти своего учителя. И знаменитый Шерлок Холмс оттеснил героев Габорио, который скончался 1 октября 1873 года.

Надо сказать, что к произведениям Габорио охотно обращались кинематографисты. Первый фильм «Господин Лекок» по его сценарию вышел в 1914 году. До 1917 года вышло ещё восемь фильмов. Последний в серии – «Великие детективы» в 1975 году.

* * *

Кумир моей подростковой юности. Его вечер в Концертном зале имени Чайковского показали по телевизору в 1956 году. Весёлый, он выбежал на сцену, схватил микрофон и, напевая божественные песни, бегал, прыгал, подтанцовывал, только что не кувыркался.

Такую раскованность я видел впервые. А его песни входили в уши, словно оставаясь там: мгновенно запоминались.

Конечно, я говорю про Ива Монтана.

Можно сказать, что с его концертов в СССР началась оттепель. Популярность его, приехавшего с женой актрисой Симоной Синьоре, была невероятной. Запели не только песни Монтана, но запели песни о Монтане (к примеру, «Когда поёт далёкий друг»). Сняли документальный фильм «Поёт Ив Монтан» (1957), пользовавшийся оглушительным успехом.

Они с Симоной приезжали ещё раз уже как киноактёры, участвуя в жюри Московского международного кинофестиваля 1963 года.

Но наша агрессия в Чехословакию уничтожила их симпатии к СССР. Монтан резко рвёт все связи с нашей страной. Его объявляют врагом и снимают любые упоминания о нём в прессе, кроме злобных и ненавидящих. В ответ Монтан вместе с Синьоре в 1970 году снимаются в фильме режиссёра Коста-Гавраса «Признание» о чехословацких событиях 1952 года (процесс Сланского) и 1968 (Пражская весна). Фильм воссоздаёт атмосферу преследований инакомыслящих в Чехословакии времён советского режима.

Долго ещё наша пресса если и писала о Монтане, то только как об отщепенце. Почти до самой перестройки.

А в перестройку выяснилось, что Монтан ничуть не потерял своей популярности, что он стал звездой французского кино.

Он умер 9 ноября 1991 года в 70 лет: родился 13 октября 1921-го, навсегда оставив нам свои чудесные песни.