Иван Васильевич Грузинов, родившийся 20 ноября 1893 года, был близок к имажинистам, дружил с Есениным. Но поэт был, пожалуй, самый маленький из этой группы: Мариенгоф, Шершеневич, Грузинов, Есенин.

Выпустил в 1915–1926 годах несколько книг. Среди них – «Серафические подвески» (1921), в которые включил такие стихи:

Пока Антихристу не выстриг Мудей слоновую болесть Се запустенье от Невы На нивы пажити и песни. Вместо плода В чреве беременных преет Слюнявый комок кострики. Пленной поэта канарейкой В клетке луна седая Чирикает Вечную память усопшим машинам. И побледневшие качают фонари Христосиков на лапках лягушиных. Полярной мятель сулемы На асфальтовую кору И зори розовые мыши Обнюхивают город труп. Пока Антихристу не выстриг Мудей слоновую болесть Се запустенье от Невы На нивы пажити и песни .

Эта книжка была конфискована за использование обсценной лексики, а сам Грузинов за это был в 1922 году арестован.

В 1924 году был арестован вторично по так называемому «делу Ганина». Ганин и несколько других поэтов напились в кафе «Пегас» и, выйдя на Тверскую, орали, что «жиды Россию продали». За это их назвали русскими фашистами. Грузинов отделался легче других. Его выпустили.

В третий раз арестовали в июне 1927 года. В сентябре выслали в ссылку в Сибирь на три года.

Вернулся в Москву в 1931 году.

Итоговый сборник стихов, который Грузинов подготовил в 1940 году, не вышел.

В 1942 году он умер от голода в подмосковном городе Кунцево. Его могила утрачена.

* * *

Сначала Юрий Владимирович Давыдов (родился 20 ноября 1924 года) был очень близким другом моего друга критика Станислава Рассадина. Но после того, как мы с ним оказались в одной туристской поездке в ГДР, Юра стал и моим другом. А потом мы все трое очень сблизились.

Юра был совершенно уникальным рассказчиком. Из всех моих знакомых он мог сравниться с Семёном Липкиным или с Борисом Слуцким.

Как писатель он набирал вес постепенно. Он написал романы «Южный Крест», «Март». Но своё специфическое «давыдовское» стало проглядывать в его «Этот миндальный запах» и «Глухая пора листопада». «Глухая пора…» была настолько хороша, что удивительно было молчание критики. То есть, были критические отклики, но тусклые, как будто речь шла о заурядной книге.

Его жезеэловские романы об адмиралах Головнине, Нахимове и Сенявине многие ставили выше «Глухой поры листопада», хотя это неверно.

Биографии адмиралов хороши: их писал человек, профессионально знающий море, бороздивший его: Давыдов служил в Военно-морском флоте с 1942 по 1949. Окончил Выборгское морское училище. И эти его профессиональные знания, конечно, подкрепили повествования о кругосветном путешествии Головина, о победных баталиях в Крымской войне адмирала Макарова, наконец, о Сенявине, одержавшем много морских побед при Екатерине, но интернированном намного превосходящим его эскадру британским флотом и в отместку за это не допущенном Александром воевать с Наполеоном.

Всё это, повторяю, интересно и профессионально написано.

Но «Глухая пора листопада» написана не просто историком, который, кстати, учился в МГУ на историческом, но сталинским зека. В 1949 году Юру арестовали и приговорили к 25 годам лагерей. Освободили в 1954-м. Реабилитировали в 1957 году.

В «Глухой поре листопада» речь о двойной жизни народовольца Дегаева, о сложных взаимоотношениях жандарма и революционера. О предательстве и провокаторстве.

На мой взгляд, романом «Глухая пора листопада» Юрий Давыдов стал вровень с историческими произведениями Натана Эйдельмана.

Дальше – больше.

Великолепное описание народника Лопатина, – удивительную нравственную личность, – сумевшего вычислить и разоблачить провокатора Азефа – в научно-художественной биографии «Герман Лопатин, его друзья и враги».

Роман «Соломенная сторожка, или Две связки писем», за который Юрий Давыдов удостоен в 1987 году Государственной премии РФ.

Вообще перестройка наполнила имя Юрия Владимировича Давыдова особой значимостью.

Он всегда писал на грани, за которой начинаются цензурные запреты. Такова уж была выбранная им проблема: отношение человека и государства.

Перестройка открыла цензурные шлюзы. Он снова писал о любимом своём Лопатине и о В.Л. Бурцеве, который уличил в подлоге русских жандармов, сочинивших «Протоколы сионских мудрецов».

Как определил сам Юра, «XX век в истории России был чудовищно-практической проверкой идей XIX века, их крахом и возникновением чёрной дыры». И в то, что Россия сумеет выбраться из этой чёрной дыры, Давыдов не верил.

Последний его роман «Бестселлер» (1999–2001) некоторыми критиками был воспринят как творческая неудача писателя, который якобы недостаточно знал биографию М. Головинского, автора «Протокола сионских мудрецов», и потому занялся домыслами. Но мне кажется, что, к примеру, критик Станислав Рассадин задал весьма резонный вопрос: «Эффектные псевдофакты – давыдовская выдумка… или додумка?».

Выдумка это или додумка, она помещена в художественный текст, и судить о ней мы можем только по закону художественного произведения.

Поэтому, думаю, что право оказалось жюри «Триумфа», наградившее этой премией Давыдова за замысел «Бестселлера». Успевшее наградить, потому что умер Юра 17 января 2002 года.

Юра был человеком скромным. Он не считал себя большим писателем на фоне, как он говорил, прекрасной русской литературы.

Но он выделяется и на этом фоне.

* * *

Михаил Александрович Дудин (родился 20 ноября 1916 года) в Ленинграде пользовался любовью. Он помог многим поэтам, и когда мне захотелось поддержать иных ленинградцев, бывших у нас в «Литгазете» в опале, я придумал командировку в Ленинград, пришёл домой к Дудину с «рыбой» – то есть с заготовкой той статьи, которую хотел бы от него получить, и через три дня вёз его статью в Москву. Зам главного редактора, наш куратор Кривицкий, конечно, статье удивился. Но не напечатать её не посмел: не помню, был ли в то время Дудин уже героем соцтруда, однако это не так уж и важно – Дудин рано стал ходить в руководящих поэтах. В 1967 году даже сделал доклад о поэзии на Четвёртом съезде писателей.

Ему обязаны и молодые ленинградские поэты, подборки которых он возил в Москву. Печатал у себя в Ленинграде.

Да и с кем я ни говорил из порядочных ленинградцев, все отмечали гражданские заслуги Дудина, который умел помогать талантам, не ссорясь при этом с официальной властью.

Он и Твардовского проводил до погоста совсем не так, как это хотелось бы официальной власти:

Он был на первом рубеже Той полковой разведки боем, Где нет возможности уже Для отступления героям. Поэзия особняком Его прозрением дарила. Его свободным языком Стихия Жизни говорила. Сочувствием обременён И в песне верный своеволью, Он сердцем принял боль времён И сделал собственною болью. Пусть память, словно сон, во сне Хранит для чести и укора Всю глубину в голубизне Его младенческого взора.

Умер Михаил Александрович 31 декабря 1993 года.

* * *

Я познакомился с Николаем Вороновым, когда тот стал ответственным секретарём Калужской писательской организации и часто приезжал в «Литгазету».

Говорил он взвешенно, осторожно, но, судя по всему, был поклонником «Нового мира» Твардовского.

Смущала, правда, его дружба с Михаилом Синельниковым, и.о. редактора нашего отдела русской литературы, рептильным и злобным критиком.

Воронов и останавливался у Синельникова и прислушивался к нему, соглашаясь с его оценками литературы. «Хитрит!» – решил я про Воронова, тем более что со мной он вёл себя совсем по-другому.

А здесь вышел «Новый мир» (11 и 12 номера за 1968 год), и там была напечатана повесть Воронова «Юность в Железнодольске». Ясно, что под Железнодольском подразумевался Магнитогорск.

Не скажу, что мне повесть очень понравилась, но её публикация в журнале Твардовского укрепила мои симпатии к Коле.

А через некоторое время наша «Литературная газета» выступила с большим материалом, названном «Правде вопреки».

Много лет спустя дочери Твардовского опубликовали в «Знамени» «рабочие тетради 60-х годов» Александра Трифоновича.

В № 4 за 2004 год я прочитал запись поэта от 8 марта 1969 года. Привожу выдержки из неё:

«В «Литгазете» от 5.III.69 г. под общим заглавием «Правде вопреки». «По поводу повести Н. Воронова «Юность в Железнодольске», опубликованной в №№ 11 и 12 за 1968 г.» напечатано письмо группы бывших строителей Магнитостроя – товарищей – Петелина Г.Н., Майкова Е.И., Джапаридзе Е.А., Горелика С.С., Петренко С.А., Заслава М.А. и статья М. Синельникова.

Авторы письма, сопоставляя содержание повести Н. Воронова с историей строительства Магнитогорского комбината, «глубоко возмущены этой повестью и решительно осуждают её как произведение, искажающее жизненную правду и во всех смыслах порочное и вредное».

С этим можно соглашаться или не соглашаться по существу, но право читателей высказывать любое своё суждение о том или ином факте литературы не подлежит никакому сомнению.

Но в данном случае соглашаться с авторами письма или оспаривать их в той или [иной] мере мешает одно весьма существенное обстоятельство.

Дело в том, что группа бывших строителей Магнитогорска высказала такую именно резко отрицательную оценку повести Н. Воронова ещё до того, как она могла назвать себя группой читателей этой повести, и высказала не на словах, не частным образом, а в официальном документе – письме в ЦК ВЛКСМ, пересланном редакции «Нового мира» Союзом писателей СССР, куда оно было, по-видимому, направлено по принадлежности.

Вот оно, это письмо, целиком от строчки до строчки».

Дальше Твардовский приводит текст письма и продолжает:

«Не оставляет никаких сомнений, что письмо было написано до ознакомления подписавших его товарищей с повестью Н. Воронова, да они этого и не скрывают и прямо говорят, т. к. письмо содержит как раз просьбу «не допустить опубликования произведения, которое в искажённом свете будет освещать» и т. д.[…]

Какой же в конце концов приходится сделать вывод? Может быть, такой, что не следует вспоминать о первом письме и обратиться к опубликованному ныне по выходе в свет 11-й и 12-й книжки «Нового мира».

Но поскольку первый документ известен и ЦК ВЛКСМ, и Союзу, и редакции «Н[ового] М[ира]», отмыслить его невозможно, как невозможно предположить, что «Литгазета», публикуя нынешнее письмо ветеранов великой стройки и сопроводительную статью М. Синельникова, имеет в виду предоставить на своих страницах место и иной оценке повести Воронова, какой, естественно, держится в первую очередь редакция «Н[ового] М[ира]», опубликовавшая это произведение, не лишённое многих слабостей, но в основном и главном – подкупающее своей правдивостью, знанием материала, что наз[ывается], из первых рук и одухотворённое глубокой любовью к людям труда, вынесшим на своих плечах суровые испытания минувших лет.

Нет, это приговор, вынесенный до того, как заслушаны прения сторон и показания свидетелей, втихомолку организованная акция, направленная к изничтожению журнала «Н[овый] М[ир]», которому уже не впервые, в силу сложившихся предвзятостей, адресуются любые обвинения по любому поводу, а то и без всякого повода.[…]».

Как говорится, прошу прощения за столь обширную цитату, но без неё трудно понять истинного лица Николая Павловича Воронова, родившегося 20 ноября 1926 года.

На следующий день после опубликования в «Литературке» этого материала Воронов появился в редакции и сказал мне о Синельникове: «вот сволочь!».

Но потом в этот же день он со «сволочью» обедал в столовой, слушая Синельникова, как тому было трудно действовать против собственной совести. Что ему наобещал Синельников, я не знаю.

Но Воронов на глазах стал меняться.

Дело в том, что в «Новом мире» он напечатал только первую часть своего романа. Весь роман закончил в 1972-м. Твардовского уже не было на свете, но по прочтении второй и заключительной части складывалось впечатление, что будь Твардовский жив и будь жив его журнал, Воронов бы ему романа не отдал.

Не зря в том же 1972-м его прописали в Москве, избрали секретарём московской писательской организации по работе с молодыми.

А дальше он только поднимается по карьерной лестнице. В 1984-м удостоен премии «Северянка» Череповецкого металлургического комбината за лучшее произведение о труде металлургов.

В 1990-м подписал знаменитое «Письмо 73».

Вот цитата из него: «Русофобия в средствах массовой информации ССР сегодня догнала и перегнала зарубежную, заокеанскую антирусскую пропаганду. […] Русский человек сплошь и рядом нарекается «великодержавным шовинистом», угрожающим другим нациям и народам. Для этого лживо, глумливо переписывается история России, так, что защита Отечества, святая героика русского патриотического чувства трактуется как «генетическая» агрессивность, самодовлеющий милитаризм. […] «Прогрессивная» пресса, в том числе и органы ЦК КПСС, насаждает кощунственное понятие «русского фашизма»…»

То есть, история Воронова несколько напоминает историю Бондарева, который из некогда автора «Нового мира» превратился в сервильного, обслуживающего власть (в СССР) литератора. Правда, таких наград, которых выдали Бондареву, Воронову не дали. Ну, так он для власти рангом был намного ниже.

Но Союз писателей России награждал Воронова щедро.

В 1999 зависимая от этого Союза академия Российской словесности наградила Воронова медалью «Ревнителю просвещения. В память 200-летия со дня рождения А.С. Пушкина».

Через год он стал академиком этой академии.

С 2004 года возглавил журнал «Вестник Российской литературы», где место одного из председателей редакционного совета занял поэт Валентин Сорокин, с которым Воронов очень сдружился.

В 2006 году получил медаль министерства культуры «За вклад в просвещение».

В 2007-м – Золотую Есенинскую медаль и медаль министерство образования «За вклад в просвещение.

В 2009 году – медаль имени Антона Чехова.

В 2011 году отмечен премией имени Д.Н. Мамина-Сибиряка за совокупное художественное творчество и значительный вклад в литературу о рабочем классе Урала.

Во второй половине жизни Воронов писал и печатал стихи. Не оставляя и прозу об уральцах.

Стихи грамотные. К примеру:

На вершинах берёз сороки. Наст глазурью, а небо лазурно. Наши зимние снежные сроки Очень хрустки, ломаются бурно. От мороза, утрами палящего, К помягчанью полдневному, смутному, От заката, в буране летящего, До восхода, теплынью обутому. Я подвержен теперь, как природа, Перепадам московской погоды. По-сорочьи, а есть ведь свобода, Я не смог бы смотреть с небосвода. Он почти что такой, как издревле, Этот мир зачумлённо святой. Птицы, точно старухи в деревне, Не надышатся красотой.

Грамотные, но повода, который заставил бы автора взяться за перо, когда нельзя не писать, не ощущаешь. Поэтом он оказался средним. А как прозаик спустился намного ниже той отметки, которую достиг было в романе, напечатанном Твардовским.

Умер Воронов 18 июня 2014 года.

* * *

Лазарь Викторович Карелин жил со мной в одном доме в Астраханском переулке. Когда подъезжал к своему подъезду на «волге», любил, выходя из неё и не закрывая дверь машины, о чём-то долго говорить с шофёром, потом, когда машина уезжала, долго осматриваться по сторонам.

В 1957 году я прочитал в журнале «Юность» его повесть «Общежитие», и она меня ничем не привлекла.

Потом он написал много повестей и романов. Написал пьесу «Змеелов» на основе своего одноимённого романа. По нему поставлен кинофильм режиссёром Дербенёвым.

Все его вещи о городе – о проблемах городской молодёжи, городских стариков. В одном из перестроечных «Огоньков» напечатал роман о борьбе с наркоманией.

А кем он был, если его возила служебная машина?

Был он много лет секретарём Московского отделения Союза писателей СССР, помогал первому секретарю Феликсу Кузнецову расправляться с писателями-диссидентами. Много греха взял на свою душу.

Умер 20 ноября 2005 года (родился 12 июня 1920-го).

* * *

Один только список произведений, переведённых Николаем Михайловичем Любимовым (родился 20 ноября 1912 года) впечатляет так, что дух захватывает!

«Декамерон», «Дон-Кихот», «Гаргантюа и Пантагрюэль», «Мещанин во дворянстве», «Красное и чёрное», «Госпожа Бовари», «Милый друг», «Тартарен из Тараскона», «Легенда об Уленшпигеле», «Синяя птица», почти целиком цикл романов «В поисках утраченного времени», «Коварство и любовь», «Давид Сасунский».

А я ведь выписал только наиболее известные, прославленные вещи авторов, которых все прекрасно знают.

Ещё одну краску к его портрету добавляет вдова Николая Михайловича:

«Он любил и часто перечитывал: Достоевского, Чехова, Толстого, Сергеева-Ценского (до 30 – х г.г.), Лескова, Бунина, Тютчева, Фета, Никитина, Гоголя и очень ценил Случевского (был составителем его сборников), Ал. К. Толстого, Есенина, не говоря уж о Пушкине, Пастернаке (но не Цветаеву – любил простоту, считал, что она слишком усложнённо пишет). Николай Михайлович прекрасно знал русский язык, прекрасно писал сам».

Да, родной язык он знал настолько прекрасно, что сумел заставить говорить на нём разноязычных авторов, неизменно сохраняя авторскую стилистическую манеру.

А в свой биографии он счёл нужным указать вот что:

«Родился в Москве. Детские и школьные годы провёл в Перемышле. После окончания Института Новых языков в Москве принят в издательство Academia. В начале 30-х арестован и отбыл 3 года в ссылке в Архангельске. Затем работал переводчиком художественной литературы по заказам различных издательств. С 1942 года – член СП СССР. Государственная премия за участие в издании Библиотеки Всемирной литературы в 200 томах».

То есть, 3 года ссылки приравнены к Государственной премии. Резонно. И то и это – подарок государства. Он не указал ещё, что его мать находилась в зоне немецкой оккупации в Перемышле и была осуждена на 10 лет лагерей. А тётка матери, фрейлина Анастасия Генрикова, была арестована вместе с царской семьёй и добровольно разделила её участь. О том, что она причислена Русской православной церкви к лику святых, Николай Михайлович указать не мог. Он умер 22 декабря 1992 года. А канонизация состоялась в 2000 году.

* * *

Адрианом Ивановичем Пиотровским (родился 20 ноября 1898 года) были переведены все сохранившиеся комедии Аристофана, все сохранившиеся трагедии Эсхила, «Царь Эдип» Софокла, «Ипполит» Еврипида, «Третейский суд» Менандра. А с латыни – «Сатирикон» Петрония, комедии Плавта, «Книга лирики» Катулла.

В 1924 году он руководил художественной самодеятельностью Ленинграда. Писал драматические произведения «Парижская коммуна» (1934), «Смерть командарма» (1925), статьи об античном театре, либретто балета «Ромео и Джульетта» (совместно с С. Прокофьевым, С. Радловым, Л. Лавровским), киносценарий «Чёртово колесо» для фильма, поставленного Г. Козинцевым и Л. Траубергом в 1926 году.

Пиотровский заведовал литчастью Большого Драматического театра, Ленинградского ТРАМа, Малого оперного театра.

С 1928 по 1937 был художественным руководителем Ленинградской фабрики «Совкино» (впоследствии – киностудия «Ленфильм).

На этой должности 10 июля 1937 года был арестован по обвинению в шпионаже и 21 ноября (на следующий день после своего дня рождения!) 1937 года расстрелян.

Долгие годы его переводческие произведения издавались без указания имени.

* * *

Зоя Моисеевна Задунайская, родившаяся 20 ноября 1903 года, с 1930 года работала в «Детгизе» под руководством Маршака. Писала детские книжки в соавторстве с Т. Габбе, А. Любарской, Н. Гессе.

В 1937 году редакцию разгромили. Габбе и Любарская были арестованы. А Задунайскую уволили. На её счастье как раз в это время вышел её свободный пересказ книги Сельмы Лагерлеф «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» (1940). Голодать ей не приходилось.

Многие годы она занималась фольклором. Самостоятельно, а иногда и в сотрудничестве с Т. Габбе она пересказала «Сказки народов Прибалтики», китайские, итальянские, молдавские сказки и сказки других народов.

В 1970-х она дружила с четой Сахаровых. Академик с женой в Лениграде останавливались только у неё на Пушкинской улице в доме 18. С благодарностью упоминается в мемуарах обоих супругов.

Умерла 11 июня 1983 года.

* * *

О, я отлично помню его фельетоны! Он печатался в «Правде», а её я в юности читал регулярно. Илья Миронович Шатуновский (родился 20 ноября 1923 года) крови попортил многим. Например, Эдуарду Стрельцову, великому футболисту, которого бросили в тюрьму после фельетона Шатуновского «Снова о звёздной болезни». Не разобравшись, не вникнув в дело, Шатуновский сломал жизнь выдающемуся человеку. Мог сломать жизнь и Марку Бернесу, когда написал совместно с А. Суконцевым фельетон «Звезда на Волге». А Людмилу Гурченко он совместно с Б. Панкиным надолго отлучил от большого экрана после появления их фельетона «Чечётка налево».

Потом уже, в перестройку, он рассказывал, что якобы отказался освещать процесс Синявского-Даниэля. Да что-то в это плохо верится, если вспомнить, сколько помоев он вылил на голову диссидента А.С. Есенина-Вольпина.

Он издал огромное количество книжек в библиотечках «Огонька» и «Крокодила»: власть платила ему щедро!

Умер 5 августа 2009 года.

* * *

Сельма Лагерлёф, родившаяся 20 ноября 1858 года, была первой женщиной, удостоенной Нобелевской премии за литературу (1909) и третьей, получившей Нобелевскую премию (после Марии Кюри и Берты Зуттнер).

В детстве она заболела и была парализована. В 1867 году её перевезли в клинику в Стокгольм, где ей вернули способность двигаться. Встав на ноги, она окончила лицей в Стокгольме и высшую учительскую семинарию.

Она начинает работать над романом «Сага о Йесте Берлинге». Весной 1890 года газета «Идун» объявила конкурс на произведение, которым заинтересовались бы читатели. Сельма послала несколько глав из неоконченного романа и выиграла конкурс. Завершённый роман она опубликовала в 1891 году. Он получил широкое признание публики.

В последующие годы она работала в сказочной манере, опираясь на фольклор. Особым успехом пользовалась её книга «Легенды о Христе» (1904).

Сказочная книга «Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона по Швеции» сначала задумывалась как учебная. Но переросла рамки просветительства, будучи прекрасно художественно написанной. Путешествие Нильса на спине гуся Мартина по всей Швеции оказывалось невероятно интересным детям, которые этой книгой приобщались к доброте и к любви к другим людям.

Книга была переведена на многие языки. Сельма в 1907 году была избрана почётным доктором Уппсальского университета, а через два года получила Нобелевскую премию.

Нацисты в Германии поначалу её приветствовали как «нордическую поэтессу», но после того, как она помогла немецким писателям и деятелям культуры спастись от гитлеровских преследований, они осудили её. Она помогла оформить шведскую визу немецкой поэтессе Нелли Закс, чем спасла её от лагеря уничтожения. Потрясённая началом войны, а также советско-финской войной, она пожертвовала фонду помощи Финляндии свою золотую нобелевскую медаль. Правительство нашло средства другим способом, а медаль Сельме вернуло.

Она умерла от перитонита 16 марта 1940 года.