Когда читаешь о жизни протопопа Аввакума (Петрова), родившегося 25 ноября 1620 года, то поражаешься несгибаемому духу этого человека.

Он был рукоположен в дьяконы в 1642 году. Через два года стал священником села Лопатицы близ Макарьева (Нижегородский уезд). Здесь и проявилась его не знающая уступок строгость убеждений, определившая в будущем его подвижничество и аскетизм. Прихожан он стыдил за пороки, а священников бичевал за плохое исполнение службы.

В 1648 году мимо Лопатиц плыл по Волге воевода Василий Шереметев. Ему пожаловались на невероятную строгость Аввакума. Шереметев призвал его к себе, попенял ему и на прощанье попросил благословить своего сына. Но Аввакум, «видя блудоносный образ» молодого боярина, отказался его благословлять. Разгневанный Шереметев бросил Аввакума в Волгу. Тот едва спасся.

Два раза пришлось Аввакуму спасться бегством из Лопатиц в Москву от разъярённых прихожан. Его убирают из Лопатиц и назначают протопопом в Юрьевиц-Повольский. Уже через 8 недель после прибытия, как он сам пишет, «попы и бабы, которых унимал от блудни, среди улицы били батожьём и топтали его и грозились совсем убить вора, блядина сына, да и тело собакам в ров бросить».

Около 1651 года Аввакум бежит в Москву. Здесь он находился в дружеских отношениях с царским духовником Стефаном Вонифантьевым, участвовал при проводимой патриархом Иосифом «книжной справе».

После смерти Иосифа новый патриарх Никон, бывший прежде приятелем Аввакума, заменил московских «справщиков» украинскими «книжниками» во главе с Арсением Греком, знавшими греческий язык. Возник раздор. Аввакум и некоторые его приятели выступали за исправление церковных книг по древнерусским православным рукописям, Никон хотел сделать это, опираясь на греческие богослужебные книги. Кроме того, Никон довольствовался итальянскими перепечатками. Аввакум с товарищами были уверены, что эти книги не авторитетны. Протопоп Аввакум вместе с костромским протопопом Даниилом написали челобитную царю.

В сентябре 1653 года Аввакума бросили в подвал Андроникова монастыря, где 3 дня и 3 ночи не давали ему есть и пить, требуя, чтобы он смирился – принял новые книги. «Журят мне, – писал он, – что патриарху не покорился, а я от писания его браню, да лаю, за волосы дерут, и под бока толкают, и за чепь торгают, и в глаза плюют».

Никон велел расстричь Аввакума, но царь заступился, и протопоп был сослан в Тобольск.

В Тобольске ему покровительствовал архиепископ, и поначалу он хорошо устроился. Но неуёмная его натура сказалась и здесь: он приказывал бить прихожан за проступки и продолжал обличать ересь Никонову. Вышел приказ увезти его за Лену. Приехав в Енисейск, он узнал о новом приказе: везти его в Забайкалье с нерчинским воеводой Афанасием Пашковым, посланным для завоевания Даурии.

Пашков был жесток, а Аввакума ему приказали мучить. Аввакум тут же стал находить у Пашкова неправильные действия. Тот рассердился и велел сбросить Аввакума с семьёй с дощаника (небольшое судно), на котором плыл по Тунгуске. Аввауму пришлось пробираться по непроходимым дебрям сибирских ущелий. Аввакум в связи с этим написал гневное письмо Пашкову, который приказал притащить его к себе, избил его сам, приказал дать ему 72 палочных удара и бросил в Братский острог.

Немало времени провёл протопоп, как он сам пишет, в «студёной башне: там зима в те поры живёт, да Бог грел и без платья! Что собачка в соломке лежу: коли накормят, коли нет. Мышей много было: я их скуфьёю бил – и батошка не дадут! Всё на брюхе лежал: спина гнила. Блох да вшей было много». Наконец, перевели его в тёплую избу, где он был заперт с собаками.

Шесть лет провёл Аввакум в Забайкалье, обличая Пашкова и получая за это нечеловеческие истязания.

1663 году Аввакум был возвращён в Москву. Многие москвичи восторженно чествовали страдальца. Сам царь Алексей Михайлович был к нему милостив. Но посоветовал ему если не присоединяться к реформированной церкви, то по крайней мере не критиковать её. Но мир длился очень недолго. Никого реформаторства Аввакум не принял. А, как он пишет, «паки заворчал, написал царю многонько таки, чтобы он старое благочестие взыскал и мати нашу общую, святую церковь от ереси оборонил и на престол бы патриаршески пастыря православного учинил вместо волка и отступника Никона, злодея и еретика».

Царь рассердился. И в 1664 году Аввакум был сослан в Мезень, где он открыто обличал в дьявольщине Никона, а себя именовал «рабом и посланником Иисуса Христа».

В 1666 году его снова привезли в Москву, где расстригли и прокляли. В ответ он наложил анафему на противников-архиереев. Его увезли в Пафнутьев монастырь, где около года держали в тёмной комнате.

Снова привезли в Москву, но на него не действовали никакие уговоры. Он «последнее слово рек: Чисть есмь аз и прах, прилепший от ног своих отрясаю пред вами, по писанному: лучше един, творяй волю Божию, нежели тьмы беззаконных».

Наказав кнутом, его выслали в Пустозёрск на Печоре. 14 лет он просидел на хлебе и воде в земляной тюрьме в Пустозёрске, рассылая грамоты и послания. Наконец, он написал гневное письмо царю, которое решило участь его и тех, кто был с ним сослан: 24 апреля 1682 года их сожгли в срубе.

Аввакум считается церковным писателем. Вот его кредо, которое он выразил в книге «Житие протопопа Аввакума»: «Чево крёстная сила и священное масло над бешаными и больными не творит Божиею благодатию! Да нам надобе помнить сие: не нас ради, не нам, но имени своему славу Господь даёт. А я, грязь, что могу сделать, аще не Христос? Плакать мне подобает о себе. Июда чюдотворец был, да сребролюбия ради ко дьяволу попал. И сам дьявол на небе был, да высокоумия ради свержен бысть. Адам был в раю, да сластолюбия ради изгнан бысть и пять тысящ пять сот лет во аде был осуждён. Посему разумея всяк, мняйся стояти, да блюдётся, да ся не падёт. Держись за Христовы ноги и Богородице молись и всем святым, так будет хорошо».

В большинстве старообрядческих церквей и общин Аввакум почитается как священномученик и исповедник. В 1916 году старообрядческая церковь Белокриницкого согласия причислила Аввакума к лику святых. 5 июня 1991 года в селе Григорово Нижегородской области состоялось открытие памятника Аввакуму.

В том же году староверами из Риги установлен памятный крест на пустозёрском городище, а 27 апреля 2012 года староверами-поморцами рядом с крестом освящена часовня в память Пустозёрских мучеников.

* * *

«Мы ленивы и нелюбопытны» – эту фразу Пушкина мне приходилось вспоминать не раз. Вот и сейчас. Прочитал, что до сих пор не опубликованы мемуары секретаря Л.Н. Толстого Валентина Фёдоровича Булгакова, родившегося 25 ноября 1886 года. И это при том, что статьи и книги Булгакова о Толстом опубликованы.

Но неужели нам неинтересен сам Валентин Фёдорович? Ведь он прожил очень насыщенную жизнь.

Составил в первые месяцы Первой мировой войны воззвание «Опомнитесь, люди-братья!», за что его и ещё 27 пацифистов арестовали. Состоялся суд, который оправдал подсудимых.

В связи с Гражданской войной и голодом 1921 года, вызванным введением большевиками продразвёрстки (насильственного изъятия продовольствия у крестьян) вошёл в Комитет помощи голодающим, который договорился с заграничными организациями о помощи продовольствием. Но большевики саботировали договор, не желая, чтобы у народа создалось впечатление, что его кормит Запад. Большинство членов Комитета были задержаны, и В.Ф. Булгаков был выслан из страны в составе так называемого «философского парохода».

Жил в Чехословакии. В 1934 году основал близ Праги русский культурно-исторический музей, в котором собрал богатые коллекции картин, предметов старины, рукописей, книг, рассеянных по многим странам.

В годы Второй мировой войны арестован немцами по подозрению в коммунистической деятельности и отправлен в концлагерь в Вайсенбург. После освобождения американскими войсками вернулся в Прагу.

В 1948 году принял советское гражданство. Поселился в Ясной Поляне, где работал хранителем музея Толстого. Его приняли в Союз писателей. Очерки и рассказы о Толстом он собрал в книги «Встречи с художниками» и «О Толстом. Воспоминания и рассказы».

Умер в Ясной Поляне 22 сентября 1966 года.

Слава Богу, архив Булгакова находится в РГАЛИ (известен фонд хранения), в Литературном архиве Музея национальной культуры в Праге, с которым легко списаться. Наконец, в Государственном музее истории культуры, искусства и литературы Алтая (г. Барнаул), куда 109 единиц хранения переданы в 2000 году дочерью писателя.

Мы даже знаем названия некоторых неопубликованных материалов: «Чтобы спасти от забвенья», «Так прожита жизнь». Неужели они не найдут для себя издателя?

* * *

Владимир Натанович Гельфанд с мая 1942 по ноябрь 1956 был в рядах Красной армии. Всё время вёл дневник.

Вёл его и с 1952 по 1983, когда преподавал обществоведение и историю в техникумах г. Днепропетровска.

Умер 25 ноября 1983 года (родился 1 марта 1923-го).

Его дневники оказались на Западе и неоднократно издавались там на немецком и шведском языках.

Вот – отзыв шведской газеты «Дагенс Нюхетер»: «Дневник советского солдата. Его сила в описании действительности, которая отрицалась долгое время и никогда не описывалась в перспективе будней. Несмотря на все ужасы, это захватывающее чтение, дошедшее до нас через много лет. Более чем радостно, что эти записи, даже с 60-летним опозданием, стали доступны, по крайней мере для немецкой публики, поскольку именно такой перспективы не хватало. Эти записи впервые показывают лицо красноармейских победителей, что даёт возможность понять внутренний мир русских солдат. Для Путина и его постсоветских стражей будет тяжело закрыть этот дневник в шкафчик с ядами враждебной России пропаганды».

А вот что пишет сотрудник Института современной истории Мюнхен-Берлин: «Это очень частные, не подвергнутые цензуре свидетельства переживаний и настроений красноармейца и оккупанта в Германии. При всём том показательно, как молодой красноармеец видел конец войны и крушение немецкого общества. Мы получаем полностью новые взгляды на боевое содружество Красной Армии и её моральное состояние, которое слишком часто было прославлено в советских изображениях. Кроме того дневники Гельфанда противостоят распространённым тезисам и военные успехи Красной Армии нужно приписывать преимущественно системе репрессий. По личным переживаниям Гельфанда можно видеть, что в 1945/46 имелись также заботливые отношения между мужчинами-победителями и женщинами-побеждёнными. Читатель получает достоверную картину, что и немецкие женщины искали контакт с советскими солдатами, – и это вовсе не только по материальным причинам или с потребностью защиты».

Что говорить, конечно, хотелось бы, чтобы дневники Гельфанда увидели свет на родине.

* * *

Сергей Филиппович Гончаренко, родившийся 25 ноября 1945 года, не пошёл по стопам отца, потомственного военного, хотя тот очень желал этого. Сергей окончил переводческий факультет Московского института иностранных языков имени Мориса Тореза. Защитил кандидатскую, потом докторскую. Его труды по стилистике испанского стихотворного текста признаны учёными. Но главное – он стал очень плодовитым переводчиком. Перевёл кубинских поэтов, испанских, уругвайских, мексиканских, колумбийских, панамских, чилийских, перуанских, эквадорских. Книг переводов он выпустил много. Но и 11 собственных.

Он писал хорошие стихи:

Вот и вновь то восторги, то смута и в хоромах, и в каждой избе… Видно, выгодно это кому-то, но, конечно, Творец, не тебе. Вроде б веруем, но невдомёк нам, что в душе надо вырастить храм, и, к экранам прильнув, а не к окнам, мы лукавым вверяемся снам. Кем же стержень из жизни был вынут, коль звездою нам сделалась мзда, и хоть мёртвые срама не имут, но сгорают за нас со стыда?

Умер 9 мая 2006 года. Жаль ушёл в расцвете сил и таланта.

* * *

У Михаила Григорьевича Ивасюка очень интересная судьба. Он родился 25 ноября 1917 года в буковинском городке Кицмань в семье украинцев.

Образование получил в лицеях Кицманя и Черновцов, но за все 13 лет обучения не учил украинского языка. Освоил румынский, латынь, французский, немецкий, польский. В 1939 году был зачислен в университет, но платить за учение было нечем. И его отчислили. Нависла угроза оказаться в румынской армии. И тогда Ивасюк переходит румыно-советскую границу, чтобы продолжить обучение в одном из советских университетов.

Естественно, что нарушителя границы отправляют в советскую тюрьму – сперва в Станиславе, потом во Львове, потом, – в Одессе, Харькове, Москве. Отбывал заключение в гулаговских бараках. Познакомился там с Л.А. Зильбером, братом Вениамина Каверина, дочерью маршала Тухачевского. Овладел медицинскими навыками и даже собрал библиотеку из книг украинских авторов Тараса Шевченко, Леси Украины, Павла Тычины.

В 1946 году он вернулся в Кицмань. В эти годы он начинает писать прозу. В 1964 по 1987 гг. преподаёт на кафедре украинской литературы, где защитил диссертацию. Вот на каком уровне он изучил украинский язык!

Ещё в 30-е годы он написал стихи об украинском голодоморе. Первая его повесть «Слышишь, брат мой» (1957) постепенно трансформировалась в роман «Красные розы» (1960).

Его герои – буковинцы, о которых он писал в сборнике рассказов «Отломанная ветка» (1963), в повестях «Поединок» (1967) и «Весенние грозы» (1970), в романах «Приговор» (1975) и «Сердце не камень» (1978).

В романной дилогии «Баллада о всаднике на белом коне» (1980) и «Рыцари великой любви» (1977) он воссоздал историческое время – вторая половина XVII века и доказал, что Мирон Дитин был не разбойником, как утверждали некоторые молдавские историки, а настоящий рыцарь, народный вожак.

В 1988-м он опубликовал повесть «Монолог перед лицом сына», которую называют повестью-реквиемом с мотивами родительской любви, как это выражено в поэтическом цикле «Элегия для сына».

В 80-90-е Ивасюк обратился к теме Севера, вспоминая своё лагерное пребывание на берегах Печоры. Роман «В царстве вертухаев» появлялся в периодике во фрагментах. До сих пор целиком он не напечатан.

Проза Ивасюка отмечена двумя литературными премиями – имени Дмитрия Загула (1992) и Сидора Воробкевича (1993).

Скончался Михаил Григорьевич 5 февраля 1995 года.

* * *

Это грустное стихотворение написано Владимиром Натановичем Орловым:

Давно не курю, позабыл о вине, Любовь улетела свободною птичкой. Дышу потихоньку, но, видимо, мне Придётся расстаться и с этой привычкой.

Он нередко приходил в «Литературную газету», хотя жил далеко от неё. И не в Москве, а в Симферополе. Но так получалось: то Саша Ткаченко собирался в Москву, и он вызывался его сопровождать, то подкапливал у себя на работе отгулы и, собрав их вместе, мчался в Москву, убеждённый, что наша администрация «12 стульев» – то есть юмористической страницы газеты что-нибудь с его ночлегом придумает.

И она придумывала. Тем более что Володя входил в коллектив создателей незабвенного Евгения Сазонова (тогдашней сатирической маски, типа Козьмы Пруткова в 19 веке).

Это был очень весёлый поэт и человек. Его первыми стихами заинтересовался Маршак. Он познакомился с Орловым в Крыму и привёз в московские издательства его детские стихи. Их печатали с удовольствием. Он выпустил очень много детских книжек.

Писал и пьесы. Самая известная из них «Золотой цыплёнок» на каких только детских сценах ни ставилась. По этой пьесе-сказке был поставлен не только мультфильм, но и вполне себе нормальный фильм.

Владимир Натанович умер 25 ноября 1999 года (родился 8 сентября 1930-го).

К старости стал, как я уже говорил, писать грустные стихи. Но настоящие. Вот, например, ещё одно:

Король на всех делил пирог: Кому-то – лакомый кусок, Кому-то – крошек малость, Кому-то – запах от него, Кому-то – вовсе ничего, Кому-то – что осталось.

Всё-таки он был талантливым человеком, Владимир Натанович!

* * *

В 1832 году Пушкин вписал в альбом Анны Давыдовны Абамелек такие стихи:

Когда-то (помню с умиленьем) Я смел вас нянчить с восхищеньем, Вы были дивное дитя. Вы расцвели – с благоговеньем Вам ныне поклоняюсь я. За вами сердцем и глазами С невольным трепетом ношусь И вашей славою и вами, Как нянька старая, горжусь.

Здесь – всё правда. И то, что для Анны Давыдовны, младше Пушкина на 15 лет, нянчивший её когда-то Пушкин стал «нянькой старою». И то, что Пушкин вовсе не преувеличивал свои комплименты: Анна Давыдовна Абамелек была одной из красивейших женщин при дворе (в тот год, когда Пушкин писал ей стихи в альбом, она была пожалована во фрейлины к великой княгине Елене Павловне).

Через три года – в 1835-м Анна Давыдовна вышла замуж за флигель-адъютанта Ираклия Абрамовича Боратынского, родного брата поэта Баратынского. И пока муж продвигался по службе, жена занималась стихотворными переводами, которые, по свидетельству академика М.П. Алексеева, были отменными. Она переводила с русского на французский Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Некрасова, на английский язык – Туманского, Апухтина, А. Толстого, и на русский – Гёте, Гейне, Байрона.

Так что комплиментарную запись Пушкина можно считать и пророческой: не только красотой Анны Давыдовны в будущем мог бы гордиться её «старый нянька».

Ей в альбом писал не один Пушкин. Она была знакома со многими русскими литераторами.

Когда муж её после генерал-губернаторства в Ярославле был переведён в Казань, Анна Давыдовна стала главной попечительницей всех учебных и воспитательных учреждений города. Её музыкально-литературный салон посещала вся интеллигенция города, посещали и проезжавшие через Казань Лобачевский, Л. Толстой, М. Балакирев.

Овдовела она в 1859-м. После этого занималась благотворительностью. В Крымскую войну активно занималась сбором пожертвований в пользу раненых.

Умерла 25 ноября 1889 года (родилась 15 апреля 1814-го).

Её переводы не старятся. А этот – из Гейне – не только и посейчас включается в сборники поэта, но думается, что, переводя стихи, она оставила в них частичку собственной души:

Порой взгрустнётся поневоле О милой, доброй старине, Когда жилося так привольно И в безмятежной тишине. Теперь везде возня, тревога, Такой во всём переполох, Как будто нет на небе Бога И под землею чёрт издох. Всё мрачно, злобой одержимо, В природе холод и в крови, И жизнь была б невыносима, Не будь в ней крошечки любви.