Борис Яковлевич Бухштаб (родился 5 декабря 1904 года) был литературоведом выдающимся. Его книга о Фете является, на мой взгляд, лучшим исследованием жизни и творчества этого поэта (вышло два издания в 1974 и в 1990 году). Его книга «Библиографические разыскания по русской литературе XIX века» (1966) – великое подспорье тем, кто занимается этим предметом.

Во время войны в 1942–1944 годах Бухштаб заведовал кафедрой литературы в педагогическом институте в Омске. С 1945-го преподавал на кафедре библиографии в Ленинградском библиотечном институте – Ленинградском институте культуры имени Крупской. С 1975 года работал на этой кафедре профессором-консультантом. Был редактором и одним из авторов учебника «Библиография художественной литературы и литературоведения» (1 изд., ч. 1–2, 1960; 2 изд. – 1971).

Подарком любителям русской классической поэзии следует считать книгу Бухштаба «Русские поэты: Тютчев, Фет, Козьма Прутков, Добролюбов» (1970). Любители Некрасова не пожалеют о затраченном времени, прочитав книгу Бухштаба «Н.А. Некрасов: Проблема творчества» (1989).

Многим обязана Бухштабу знаменитая серия «Библиотека поэта». В 1950–1980 годах он подготовил для неё однотомники Н.А. Добролюбова, А.А. Фета, Козьмы Пруткова, был соредактором трёхтомника Н.А. Некрасова, составителем и автором вступительной статьи тома «Поэты 1840-1850-х годов».

Борису Яковлевичу посвящены воспоминания Л.Я. Гинзбург и В. С. Баевского.

Скончался Б.Я. Бухштаб 17 сентября 1985 года.

* * *

Отец юмориста Михаила Задорнова был человеком серьёзным.

Николай Павлович Задорнов (родился 5 декабря 1909 года) с 1926 по 1941 годы работал актёром и режиссёром Сибири, Дальнего Востока, Уфы. Был литературным сотрудником сибирских и башкирских центральных газет. Во время Великой Отечественной работал в Хабаровском радиокомитете и в краевой газете «Тихоокеанская звезда». В это время писал роман «Амур-батюшка».

За этот роман и за романы «Далёкий край» и «К океану» он получит сталинскую премию 2 степени.

Но циклы исторических романов об освоении Сибири русскими первопроходцами расположит не по хронологии.

Первый цикл составит из четырёх романов «Далёкий край» (кн. 1–2, 1946–1949), «Первое открытие» (1969; первоначальное название «К океану», 1949), «Капитан Невельской» (кн. 1–2, 1956–1958) и «Война за океан» (кн. 1–2, 1960–1962).

Второй цикл по Задорнову состоит из романов об освоении Сибири крестьянами-переселенцами. Здесь «Амур-батюшка» (кн. 1–2, 1941–1946) и «Золотая лихорадка» (1969).

В 1971 написал роман «Цунами» об экспедиции адмирала Е.В. Путятина в Японию в 1854–1855 годах. Видимо, для этого в 1969 посетил Японию. Правда, он посетил её ещё раз в 1972 году и к «Цунами» добавил ещё «Симода» (1975), «Хэда» (1979) и «Гонконг» (1982), написав таким образом о Путятине тетралогию.

В 1967 году Задорнов написал «Жёлтое, зелёное, голубое…» – роман о писателе, помогающем секретарю обкома.

И этим романом, по-моему, многое объяснил в своей жизни.

Дело в том, что писателем он был, мягко говоря, средним. Психологическим мастерством не владел. Интриги его романов были довольно унылы. Видимо, он чувствовал это, раз в 1967 году отодвинул в сторону историю с освоением Сибири и взялся за историю с освоением писателем профессии секретаря обкома.

Зачем-то нужна была ему партийная поддержка. Чего-то он хотел от властей предержащих.

Его сын, вспоминая отца, скончавшегося 18 сентября 1982 года, наверное, не хотел обрисовать его таким, каким он у него вышел. Но уж – каков есть:

«Сейчас, когда отца нет, я всё чаще вспоминаю наши ссоры. Я благодарен ему прежде всего за то, что он не был обывателем. Ни коммунисты, ни «демократы», ни журналисты, ни политики, ни Запад, ни писательская тусовка не могли заставить его думать так, как принято. Он никогда не был коммунистом, но и не попадал под влияние диссидентов.

Только мы, его самые близкие, знали, что он верит в Бога. У него была в тайнике иконка, оставшаяся от мамы. И её крестик. Незадолго до смерти, понимая, что он скоро уйдёт из жизни, он перекрестил меня, некрещёного, давая этим понять, что когда-нибудь мне тоже надо креститься.

А диссидентов он считал предателями. Убеждал меня, что их скоро всех забудут. Только стоит измениться обстановке в мире. Я «инакомыслящих» защищал со всей прытью молодости. Отец пытался переубедить меня:

– Как ты можешь попадаться на эти «фиги в кармане»? Все эти «революционеры», о которых так трезвонит сегодня Запад, корчат из себя смельчаков, а на самом деле, они идут театрально, с открытой грудью на амбразуру, в которой давно нет пулемёта.

– Как ты можешь, папа, так говорить? Твой отец в 37 году умер в тюрьме и даже неизвестно, где его могила. Мамины родители пострадали от советской власти, потому что были дворянского происхождения. Мама не смогла толком доучиться. После того, как ты написал романы о Японии, за тобой ведётся слежка. В КГБ тебя считают чуть ли не японским шпионом. А эти люди уехали из страны именно от подобного унижения!

Отец чаще всего не отвечал на мои пылкие выпады, словно не уверен был, что я дозрел в сорок с лишним лет, до его понимания происходящего. Но однажды он решился:

– КГБ, НКВД… С одной стороны, ты, конечно, всё правильно говоришь. Но всё не так просто. Везде есть разные люди. И, между прочим, если бы не КГБ, ты бы никогда не побывал в той же Америке. Ведь кто-то же из них разрешил тебе выехать, подписал бумаги. Я вообще думаю, что там у нас наверху есть кто-то очень умный, и тебя специально выпустили в Америку, чтобы ты что-то заметил такое, чего другие заметить не могут. А насчет диссидентов и эмигрантов… имей в виду, большинство из них уехало не от КГБ, а от МВД! И не диссиденты они, а… жулики! И помяни моё слово, как только им будет выгодно вернуться – они все побегут обратно. Америка от них ещё вздрогнет. Сами не рады будут, что уговаривали советское правительство отпустить к ним этих «революционеров». Так что всё не так просто, сын! Когда-нибудь ты это поймёшь, – Отец снова ненадолго задумался и как бы не добавил, а подчеркнул сказанное, – Скорее всего, поймёшь. А если и не поймёшь, ничего страшного. Дураком тоже можно прожить вполне порядочную жизнь. Тем более, с такой популярностью, как у тебя! Ну, будешь популярным дураком. Тоже не плохо. За это, кстати, в любом обществе хорошо платят!»

Тёмной личностью, судя по этим воспоминаниям Михаила Задорнова, вырисовывается его отец. Одна только его трактовка советских диссидентов (многие из которых были замучены органами, вышли инвалидами или умирали на воле недолеченными в тюремных больницах), говорит о многом. Точнее, об одном: очень совпадал Николай Павлович в оценке диссидентов с ненавидящими их чекистами.

* * *

Так получилось, что в 1958 году я очень легко сумел купить лежавший на прилавке роман Фёдора Кузьмича Сологуба «Мелкий бес», изданный Кемеровским издательством. Ажиотажа не было. Многие читатели, очевидно, вообще не знали этого имени. Роман продавался в небольшом книжном магазине на Арбате рядом с магазином украинской книги.

Нечего говорить о том, что проглотил я его дня за полтора. А потом ещё неделю перечитывал.

Очень он мне понравился.

Много лет спустя я перечитал роман, и он мне не разонравился.

Но к этому времени я уже знал о Сологубе много чего. Знал о его желании уехать из России после Октября, которое ему никак не удавалось осуществить. Знал, что в день получения разрешения уехать, его близкая к сумасшествию жена Анастасия Чеботаревская, бросилась с моста в реку и погибла. Похоронив жену, Сологуб остался в стране.

Но советская власть не любила Сологуба. И он терпеть не мог этой власти. По свидетельству Иванова-Разумника, «Сологуб до конца дней своих люто ненавидел советскую власть, а большевиков не называл иначе, как «туполобые». Он писал антисоветские басни, он отказался от нового правописания и свои письма непременно помечал старым летоисчислением.

На мой взгляд, Сологуб – один из выдающихся писателей своего времени. Я, например, люблю у него такого рода стихотворения:

Верь, – упадёт кровожадный кумир, Станет свободен и счастлив наш мир. Крепкие тюрьмы рассыплются в прах, Скроется в них притаившийся страх, Кончится долгий и дикий позор, И племена прекратят свой раздор. Мы уже будем в могиле давно, Но не тужи, милый друг, – всё равно, Чем разъедающий стыд нам терпеть, Лучше за нашу мечту умереть!

В том-то и дело, что терпеть «разъедающий стыд» Сологуб не хотел, не мог. Потому и загадывал о лучшей жизни. Когда она будет? Когда нас не будет! Но это его не пугало. Он был готов к загробной жизни, которая сможет избыть сущую, ненавистную.

Умер Фёдор Кузьмич 5 декабря 1927 года. Родился 1 марта 1863-го.

* * *

Я очень люблю фразу Шкловского о вещах неотвратимых, обязательных. «Мы же уступаем дорогу автобусу, – сказал Виктор Борисович, – не из вежливости!».

Вообще, вместо того, чтобы рассказывать довольно известную биографию Шкловского, предлагаю почитать его высказывания. Иные из них великолепны и мудры:

«Для того чтобы увидеть новое, надо его знать.

Жизнь примеривает нас друг к другу и смеётся, когда мы тянемся к тому, кто нас не любит.

Каждый солдат в своём ранце носит своё поражение.

Концы лестницы, ведущей в будущее, упираются в прошлое.

Николай Первый не любил русского искусства, хотя хвастался им. Оно существовало наперекор ему.

Никто нас не может сделать смешными. Потому что мы знаем свою цену.

Правды о цветах нет – есть наука ботаника.

Пулемётчик и контрабасист – продолжение своих инструментов. Подъёмная железная дорога, подъёмные краны и автомобили – протезы человечества».

А вот – фраза, расширенная до целой истории. Так сказать, расширенный афоризм:

«Когда случают лошадей, это очень неприлично, но без этого лошадей бы не было, то часто кобыла нервничает, она переживает защитный рефлекс и не даётся. Она даже может лягнуть жеребца.

Заводской жеребец не предназначен для любовных интриг, его путь должен быть усыпан розами, и только переутомление может прекратить его роман.

Тогда берут малорослого жеребца, душа у него, может быть, самая красивая, и подпускают к кобыле.

Они флиртуют друг с другом, но как только начинают сговариваться (не в прямом значении этого слова), как бедного жеребца тащат за шиворот прочь, а к самке подпускают производителя.

Первого жеребца зовут пробник. […]

Русская интеллигенция сыграла в русской истории роль пробников. […]

Вся русская литература была посвящена описаниям переживаний пробников.

Писатели тщательно рассказывали, каким именно образом их герои не получали того, к чему они стремились».

Этот ехидный писатель жил долго: умер 5 декабря 1984 года в 91 год: родился 24 января 1893.

* * *

Он пришёл к нам в «Литературную газету», в комнату, где я сидел с Анатолием Жигулиным. Жигулин меня и познакомил с воронежским поэтом и литературоведом Анатолием Михайловичем Абрамовым, родившимся 5 декабря 1917 года.

Потом он часто, когда бывал в Москве, заходил и ко мне. Это редкой души человек и редкой честности.

В 14 лет его отправили в Саратов учиться живописи. После окончания училища он получил направление в Академию художеств в Ленинграде. Но серьёзная болезнь помешала выехать в Ленинград. И Абрамов поступил на филологический факультет Саратовского пединститута. По совету и рекомендации А.П. Скафтымова поехал в Москву, поступил в аспирантуру ИФЛИ. Но проучился в аспирантуре недолго: он, Аркадий Анастасьев и другие аспиранты оказались солдатами 5 полка связи в Брянске. Через некоторое время их перевели в Военно-политическое училище РККА вроде бы учиться, но фактически сделали преподавателями.

Во время войны он был журналистом дивизионной газеты. Однажды оказался на передовой в бою. Его контузило. И потом как следствие контузии он не мог летать на самолётах и даже ездить на автомобилях: тошнило.

Поскольку в армейских газетах появлялись его стихи, Абрамов принял участие в Совещании молодых писателей 1947 года. В Москве он поступает в аспирантуру МГУ и защищает диссертацию, под руководством Л.И. Тимофеева.

Читал, что Метченко, который перешёл в МГУ из Куйбышева заведовать кафедрой, предлагал Абрамову место преподавателя. Но это было уже тогда, когда Абрамов обосновался в Воронежском университете. У Абрамова была огромная личная библиотека, из-за которой никуда ехать он не захотел.

Там в Воронеже он очень помог двум поэтам Анатолию Жигулину и Анатолию Прасолову укрепиться в литературе. Написал о них рецензии. Пробивал в издательство их книги.

Журнал «Подъём» опубликовал в 2001 году письма Твардовского к Абрамову.

В докторской диссертации Абрамов анализировал стихи поэтов узников фашистских лагерей смерти. Вокруг этих поэтов завязалась нешуточная борьба: сталинская пропаганда надолго вбила в голову советским людям миф о предательстве Родины каждого оказавшегося в плену. В 1966 году на Втором съезде писателей РСФСР Абрамов выступал по этому поводу, призывая восстановить историческую правду.

В Воронежском университете по инициативе Абрамова была создана кафедра советской литературы, которой Анатолий Михайлович руководил в течение двадцати двух лет.

Я уже говорил, что Абрамов был не только литературоведом, но и поэтом. Причём поэтом настоящим. Вот его отклик на смерть жены. Написано через неделю после похорон:

Тоска не в ожидании рассвета. А в том, что знаешь, нет – узнал сейчас: Он не придёт, нет никакого света, Нет ничего, одна лишь тьма у глаз. И – пустота… Я спор веду с судьбою И требую твой взгляд, движенье, жизнь, Хоть на мгновенье встретиться с тобою, И потому кричу тебе: вернись! В ответ ни поворота и ни тени, Как будто бы туман или вода, В синь уплывающие… Никаких видений, И это – всё, и это – навсегда.

И ещё одно его стихотворение. Называется «Примериваюсь к смерти»:

Что скорбный я, не верьте. Что грустный – может быть… Примериваюсь к смерти, Зачем её гневить? Зачем вступать с ней в ссоры? Её известна власть. Пустые разговоры — Её ругать и клясть. А вот войти поближе В её житьё-бытьё… — Тогда, глядишь, увижу, В чём правота её. Она и жизнь – подруги. Они живут не врозь, А под одной подпругой — Так в бытии сплелось. И не разнять их вечный И неизбежный ход. Начальный и конечный Житийный хоровод.

Умер Анатолий Михайлович Абрамов 17 февраля 2005 года.

* * *

Несмотря на то, что родился он в 1921 году (5 декабря) он представился мне абсолютно также, как и другим: «Алик Коган». Даже не в два слова а в одно: все знали, что в издательстве «Художественная литература» работает и очень любит выступать на собраниях литераторов «Аликкоган».

Было у него, конечно, имя и отчество – Александр Григорьевич, но их редко кто знал. Зато «Аликкогана» знали все.

Прежде всего по его странной одежде зимой. В любые морозы он ходил в летнем плаще с непокрытой, абсолютно лысой головой.

Знали по пафосу его выступлений. Кроет смело, горячо, невзирая на личности. Правда, в издательстве он таким горячим устремлением к истине не отличался. На твои жалобы на начальство, которое выбросило у тебя очень нужный кусок, неизменно отвечал: «А как бы ты хотел? Над начальством тоже начальство есть. И ни те, ни другие лишаться из-за тебя работы не собираются!»

По существу, он был автором одной темы: «Поэты, погибшие на войне». Этой теме подчинены и его книги «Сквозь время», «Стихи и судьбы», «Уроки памяти» и составленные им сборники «Строка, оборванная пулей», «Пять обелисков», «В том далёком ИФЛИ».

Я не знал, что «Аликкоган» пишет стихи. О его поэтических импровизациях знал. Он мог, выслушав поэта, тут же за этим столом прочитать экспромтом только что сочинённую пародию на него, сесть, прослушать второго, встать и спародировать и его. Блеском пародии не отличались, но люди смеялись.

Оказывается, он писал стихи ВСЕРЬЁЗ. Вот что мне удалось у него прочитать:

В России не прожить и дня Без смуты и вранья. Хватало на Руси ворья, Хватало и зверья. Грачи, бараны, барсуки Поразевали пасти, Рога и клювы и клыки Протягивая к власти. Ни перед кем не падал ниц, Любые власти крыл. Боюсь ежовых рукавиц И лебединых крыл.

Не Бог весть что, конечно. Но в стиле его боевых зажигательных выступлениях на собраниях. Не в издательстве, где он работал.

Умер 29 сентября 2000 года.

* * *

Господи, сколько же книг, статей, предисловий, послесловий написала Нина Михайловна Молева (родилась 5 декабря 1925 года). Сколько всего она знала! Занималась музыкой (фортепиано и композицией). Художественным чтением (1 премия на Всесоюзном детском конкурсе, посвящённом 100-летию гибели Пушкина). Вела Октябрьские и Майские торжественные концерты в Большом театре и правительственные концерты в Кремле. Здесь её приметил Сталин, сказал о ней: «Символ России».

В 1939 году – руководитель делегации школьников на XVIII съезде партии. Избрана председателем актива школьников Москвы.

22 июня через два часа после выступления по радио Молотова выступила с обращением к школьникам считать себя мобилизованными без повесток. Вступила в РККА (санитарка). Участник обороны Москвы.

10 декабря 1941 года по приказу ЦК ВЛКСМ назначена зам начальника театрально-зрелищной бригады по обслуживанию прифронтовых частей. Из 11 человек первоначального состава бригады в живых осталось 5. Молева отделалась контузией.

В мае 1942 получает диплом артиста-чтеца высшей категории. Осенью поступила на заочное отделение филологического факультета МГУ, находившегося в эвакуации, и в Щепкинское училище. По сталинскому приказу солдаты-заочники получали увольнение на 10 дней для сдачи сессии.

С окончанием войны получила диплом Щепкинского училища и назначена в труппу Малого театра. В 1947 окончила МГУ. Первая премия на конкурсе дипломных работ, которую она делала под руководством академика И.Э. Грабаря.

В 1949 году вступила в церковный брак с Э.М. Белютиным (в 1955-м оформлен в ЗАГСе).

В 1950-м, не будучи членом партии, стала консультантом по искусству отдела культуры ЦК партии, издательского комплекса «Правда».

В 1952-м принята в Союз художников СССР. В 1953-м выходит написанная совместно с Белютиным книга «Чистяков – теоретик и педагог». В залах Академии художеств СССР организовала выставку «Чистяков и его ученики».

В 1956–1957 выходит четырёхтомник по теории русского изобразительного искусства от середины XVII века до Октября.

С 1958 по 1964 преподает на Высших Литературных курсах при Союзе советских писателей.

С 1968 выезжала для чтения лекций о русской и славянских культурах в Варшаву, Париж, Милан, в некоторые университеты Швейцарии. В этих странах получила звание профессора университетов.

С 1975 по 1989 вела Театр сценического рассказа совместно с актёрами Малого театра, певцами Большого театра и музыкантами Консерватории.

С 1966 – председатель Методического Совета МГО ВООПИК Москвы.

2000–2008 – член Комиссии по монументальным памятникам при Московской городской думе. Член Архитектурного совета при Главном архитекторе Москвы.

Наконец, автор в общей сложности 104 научных, научно-популярных и художественных книг, более 500 научных и научно-популярных публикаций. Теле– и киносценарист. Член Союза писателей РФ.

После смерти (2012) мужа Белютина передала принадлежащую им коллекцию работ старых мастеров (около 1000 предметов, из них около 200 живописных полотен) в дар Российскому государству.

* * *

Любовь Шамовна Вассерман, родившаяся 5 декабря 1907 года в польском местечке, в 1925 году уехала в Палестину, где в 1931 году вышел её первый поэтический сборник «Фарнахтн» (Вечера). В 1934 году, поддавшись советской пропаганде о некой земле обетованной – Еврейской автономной области (ЕАО) с центром в Биробиджане, переезжает туда.

Здесь она много печатается в областной прессе, в журналах «Форпост» и «Бирэбиджан» (Биробиджан), газете «Бирэбиджанер Штэрн» (Биробиджанская звезда).

В начале 1949 года все еврейские учреждения в ЕАО были ликвидированы. Закрыты школы, радиостанция, театр. Изъяты и уничтожены книжные издания на идиш из фондов местной библиотеки имени Шолома-Алейхема. В июле того же года практически все еврейские литераторы области были арестованы. МГБ открыло «Биробиджанское дело № 48», по которому арестовало и Любовь Вассерман. Нечего говорить о том, что дело было сфабрикованным. Предварительное следствие длилось год. Все получили по 10 лет лагерей. Вассерман переправили в Тайшет, где она находилась до 1956 года.

После освобождения вернулась в Биробиджан, где работала во вновь созданной и единственной оставшейся в СССР газете «Биробиджанер Штерн».

После смерти мужа переехала к сыну в Кишинёв, где и скончалась 5 марта 1975 года.

В 1968 и 1987 году в Хабаровском крае вышли две книги стихов Вассерман в переводе на русский язык. В 1980 году в издательстве «Радуга» вышел коллективный сборник биробиджанских поэтов «Родная земля» с переводом на английский. Туда включили и стихи Любовь Шамовны Вассерман.