Судьба Екатерины Александровны Мещерской с самого начала была трагической.

После революции были конфискованы все имения Мещерских и квартира на Поварской улице, дом 22. Мещерская и её мать были объявлены «лишенками», то есть лишены права на труд и выселены из Москвы. Как бродяг их задерживали. В общей сложности они подвергнуты 23 обыскам, 13 арестам, содержались в Бутырской, Новинской и Таганской тюрьмах.

В конце 1919 года мать получила работу заведующей столовой водопроводной станции в Рублёво, а дочь некоторое время спустя стала преподавать музыку в местной школе.

В 1920-м они вернулись в Москву, где их поселили в их сильно уплотнённой бывшей квартире на Поварской.

В 1933 году при первой паспортизации им паспорта не выдали. И как беспаспортных арестовали и бросили в подвалы Лубянки.

Получив всё-таки паспорта, они вышли из тюрьмы.

Последним мужем Екатерины Александровны был И.С. Богданович – сын расстрелянного царского генерала, бывший актёр, ставший заведующим приёмной канцелярии Патриарха Пимена.

В 1918 году ВЧК изъяла живописную коллекцию, принадлежавшую Мещерским. Говорят, что там было тондо (барельеф, картина круглой формы) «Мадонна с младенцем», которое, как полагают, принадлежало кисти Боттичелли. В настоящее время это тондо находится в Пушкинском музее.

Но чекисты не нашли рубиновых серёг, которые мать невесты Пушкина Натальи Николаевны подарила ей на свадьбу.

Наталья Ивановна – тёща Пушкина была сумасбродным человеком. Что-то ей не понравилось, и она отняла у дочери эти серьги. Отдала ли она их Марии Мещерской – жене старшего брата Натальи Николаевны Пушкиной? Той Марии, что стала владелицей гончаровского Яропольца? Скорее всего. Потому что последняя владелица Яропольца Елена Борисовна Мещерская-Гончарова эти серьги получила именно от Марии Мещерской.

А у Елены Борисовны детей не было, она отдала серьги матери Екатерины Александровны, о которой мы ведём сейчас речь, которая и получила их в подарок от мамы к 16-летию.

Дальше предоставим слово беседующим с ней известному журналисту Феликсу Медведеву:

«– Но как же вы смогли сохранить такую реликвию? Ведь чтобы заработать на хлеб, вы после революции работали швеёй!

– Так и сохранила. Мне, ещё девчонкой начавшей кормиться собственным трудом, незнакома алчность к вещам. Пожалуй, мы с мамой особенно тяжело переживали лишь в тот день, когда у нас реквизировали портрет отца работы Карла Брюллова. Кстати, сейчас он находится в Киеве в Русском музее, а бронзовый бюст отца, сделанный Паоло Трубецким, – в запасниках Третьяковской галереи. Единственную реликвию семьи Мещерских, с которой я не расставалась и, несмотря на нужду и голод, хранила и даже носила, это «пушкинские серьги». Я думала, что перед смертью передам их народу, как и всё, что у нас было, но, как говорится, «земля приглашает, а Бог не отпускает». Я так тяжело больна и слаба, что превратилась в беспомощного инвалида. По правде сказать, мне никогда не хватало пенсии, так как при моём больном сердце, а тем более после того как я сломала шейку правого бедра, а позже и левого, без такси я никуда. Вот почему сейчас, на пороге могилы, я вынуждена расстаться с этой, – Екатерина Александровна отчётливо произнесла, – реликвией».

Интервью довольно длинно. Хотя и содержит много интересных вещей. Медведев сумел донести сведения о бесценных серьгах до Александра Николаевича Яковлева, который рассказал о них Раисе Сергеевне Горбачёвой.

Серьги были помещены в коллекцию литературного музея А.С. Пушкина.

Екатерине же Александровне была назначена персональная пенсия союзного значения, имея которую, она полностью отдалась своему любимому делу: писала мемуары.

Она оставила очень интересные воспоминания о своей жизни, написанные хорошим литературным языком. Они были изданы в России и за рубежом. Основные произведения «Отец и мать», «Детство золотое», «Годы учения», «Конец «Шахерезады», «Рублёво», «Змея», «История одного замужества», «История одной картины», «Однажды».

Умерла Екатерина Александровна Мещерская 23 декабря 1994 года (родилась 4 апреля 1901 года).

* * *

О Фаине Марковне Квятковской, родившейся 23 декабря 1914 года, очень хорошо написал некогда Андрей Мальгин, который, будучи главным редактором журнала «Столица», беседовал с ней. Передаю ему слово:

«Фаину Марковну Квятковскую, сухонькую, маленькую ленинградскую старушку, было найти не так просто. Она не только в просторах пятимиллионного города, но и в собственной квартире, казалось, могла бы затеряться безвозвратно. «Собственной» – слишком громко сказано, ибо занимает Фаина Марковна лишь две небольшие комнаты в огромной коммуналке на улице Салтыкова-Щедрина, причём вторая комната завоевана с боем относительно недавно.

Фаина Марковна – композитор и поэт. До войны она была довольно известным человеком в Польше, о чём свидетельствуют чудом сохранившиеся после гитлеровского гетто и советской ссылки газетные вырезки, афишки, программки, фотографии. Всё это хозяйство давно пожелтело, рассыпается в руках, но для Фаины Марковны – это единственное богатство.

Её псевдоним был таким: Фанни Гордон. В 1931 году она написала две песни, которые и до сих пор известны во всем мире: это танго «Аргентина» и фокстрот «У самовара». Нас интересует вторая.

Помните: «У самовара я и моя Маша…»? Песня была написана для варшавского кабаре «Морское око», что на углу Краковского предместья и Свентокшиских аллей (оно и до сих пор существует, только под другим названием). Собственно, сначала Фанни написала только музыку, а автором текста (польского, естественно) был Анджей Власт, владелец этого кабаре. Фаина Марковна сохранила выполненный в типографии клавир 1931 года, где чётко, чёрным по белому, обозначены авторы этой песни. Вся Польша пела:

Pod samowarem, siedzi moda Masza

Ja mowie: tak, a ona mowi: nie!

В один прекрасный день к Фанни пришли два вежливых немца – представители фирмы «Полидор». Они заключили с ней контракт на выпуск пластинки с «Машей» и «Аргентиной», но, по условиям контракта, песенки должны были исполняться на русском языке, так как пластинку предполагалось распространять в Риге, где русский язык имел большее хождение, чем польский.

А надо сказать, что родилась Фанни в Ялте и полькой была лишь по отчиму. Так что с русским текстом она справилась быстро. Короче, пластинка была записана и в 1933 году уже продавалась в Риге. Вновь подчёркиваю: пластинка сохранилась, и на ней обозначен автор музыки и слов – «Ф. Гордон». А вскоре из-за железного занавеса, из сталинской России в Польшу Пилсудского, поступил первый сигнал: с песней «У самовара я и моя Маша…» происходят странные вещи. Фаина Марковна показала мне вырезку из газеты «Курьер Варшавски». Корреспондент С. Вагман сообщал в статье «За красным кордоном»:

«Самый большой шлягер в летнем театре в парке – некий фокстрот, который уже несколько месяцев является «гвоздём» всех танцевальных площадок, кафе, ресторанов, клубов, а также репродукторов на вокзалах, в парикмахерских и т. д. Фокстрот этот… польская песенка Власта «Под самоваром» в русском переводе под названием «Маша».

Если бы существовала литературная и музыкальная конвенция между Польшей и Советским Союзом, пожалуй, самыми богатыми на сегодняшний день людьми в Польше были бы Власт и Фанни Гордон.

Сотни тысяч советских граждан напевают сегодня с утра до вечера песенку Власта. Ее здесь считают оригинальной русской песней…»

А случилось вот что: в феврале 1934 года джаз-оркестр Леонида Утёсова записал на пластинку (по образцу, привезенному из Риги) песню «У самовара». Пластинка эта, представьте себе, тоже сохранилась у коллекционеров. И знаете, что указано на выходных данных этого бестселлера? «Обработка Л. Дидерихса – слова В. Лебедева-Кумача». Так вот кто – получил те миллионы, которые не попали к Фаине Марковне. Утёсов оказался умнее – он ограничился исполнительским гонораром. А вот Кумачу – в качестве взятки, что ли? – подсунул не принадлежащие ему деньги за написанный не им текст.

«Фаина Марковна, – спросил я у неё, – что же вы так долго молчали, что же не делали попыток восстановить свои права на эту песню? Она ведь до сих пор исполняется, до сих пор выходит на пластинках». «Я боялась», – ответила мне старушка.

В 1945 году они с матерью переехали в Советский Союз, как они считали, на родину. Родина встретила их неприветливо: пришлось скитаться из города в город, едва хватало на пропитание. Джаз-ансамбль Калининской областной филармонии, которым она руководила, был разогнан, музыканты были репрессированы. Борьба с орденоносным Лебедевым-Кумачом была бы самоубийством. И всё же, когда великий песенник советской эпохи умер, Фаина Марковна предстала перед очами Утёсова. Тот долго ахал, обещал разобраться, восстановить справедливость. Увы, она была восстановлена только в 1979 году, когда из фирмы «Мелодия» пришло письмо:

«В связи с письмом СЗО ВААП о защите имущественного права и авторского права на имя т. Квятковской Ф. М. Управлением фирмы «Мелодия» дано указание Всесоюзной студии грамзаписи начислить причитающийся т. Квятковской Ф. М. гонорар за песню «У самовара», а также исправить допущенную в выходных данных песни ошибку… Генеральный директор П. И. Шабанов».

А знаете, сколько начислили «причитающегося» Ф. М. Квятковской гонорара?

Девять рублей (квитанцию о почтовом переводе я видел).

Из интервью газете «Московский комсомолец»:

«Я, знаете, человек непритязательный. Видите, у меня даже пианино нет. Хотя в своё время могла бы, наверное, на одном «Самоваре» заработать миллион. Но у меня тогда и в мыслях не было, что есть какие-то формальные вещи. Поют «У самовара» – ну и хорошо. А на фирме «Мелодия», видимо, не очень-то интересуются, кто истинный создатель того или иного произведения».

Мальгин написал это в связи с заимствованиями Лебедевым-Кумачом чужих песен. В календарной заметке, посвящённой Кумачу, я уже касался вопроса о подобном бандитизме Кумача.

Возвращаясь же к автору знаменитых шлягеров Фаине Гордон – Фаине Марковне Квятковской, скажу, что умерла она 9 июля 1991 года. То есть спустя небольшое время после разговора с Мальгиным. Вряд ли сумела получить от «Мелодии» «причитающееся» ей!

* * *

В детстве я прочитал довольно много его книг. Они были очерковые. Написаны занимательно и познавательно. Так что имя Николая Николаевича Михайлова, родившегося 23 декабря 1905 года, было не чуждо моему слуху.

Он объездил с экспедициями или самостоятельно весь СССР.

Помню его публикации в «Новом мире»: «Путешествие к себе» (1967, № 5) и автобиографическую повесть «Чёрствые именины» (1974, № 2–3).

А с 1976 по 1980 он писал книгу «Круг земной», где главы из его повести «Чёрствые именины» перемежаются со старыми путевыми очерками автора.

Умер Николай Николаевич 5 марта 1982 года.

* * *

Пётр Иванович Воронин, в основном новосибирский писатель, там же – в Новосибирске выпустил немало романов, повестей. рассказов. Семь лет с 1953 по 1960 он работал сотрудником журнала «Сибирские огни». Но в 1960-м тяжело заболевает. В 1961 году перенёс сложную операцию на мозге. В 1968 – вторую. Удивительно, что он сумел не просто выкарабкаться, но написать автобиографический роман по больничным впечатлениям «Хочу жить!» (1966).

Пожалуй, это лучшее, что он создал. Хвалят ещё его научно-фантастическую повесть «Прыжок в послезавтра» (1970). Но она – о сравнительно недалёком коммунистическом будущем человечества.

Умер 23 декабря 1974 год. Родился 6 января 1924-го.

* * *

Льва Григорьевича Белова, родившегося 23 декабря 1919 года, по-моему, начали забывать, хотя при жизни он был очень плодовитым сатириком, юмористом и детским писателем-фантастом.

К примеру, была у него такая юмористическая приключенческая повесть «Ыых покидает пещеру» (1965). Она о том, как мальчик и девочка сбежали из пионерлагеря, в темноте не заметили обрыва, скатились вниз и оказались в «каменном стакане», где проживало неадертальское племя. Ребята не растерялись: мальчик обучает неадертальцев стрельбе из рогатки, девочка пытается привить им добро. После того, как ребята спасают аборигена от медведя, племя объявило девочку своим новым вожаком. Старый вожак – Ыых пытается убить ребят. Но спасение приходит от заметившего их вертолёта, взявшего на борт мальчика и девочку. Едва вертолёт поднялся в воздух, как произошло страшное землетрясение, погубившее неадертальцев, которые, как выяснилось, не были неадертальцами, а были одичавшими потомками пропавшей 200 лет назад научной экспедиции.

Или комический роман «Муки Танталова» (1973), где герои неожиданно и удачно меняют свои профессии. На их пути возникают лжеучёные, жулики, борьба с которыми как раз и приводит к радикальным изменениям: технарь становится певцом, учёный – рабочим, филолог – директором ресторана.

Лев Григорьевич в этом духе написал немало рассказов, повесть и ещё пару романов. Но думается, что он забыт, потому что неправдоподобное в его произведениях так и оставалось неправдоподобным: по существу, они все – разной величины анекдоты.

Умер Белов 1 августа 1996 года.

* * *

Писательская биография Михаила Ефимовича Зуева-Ордынца поначалу складывалась очень неплохо: начал печататься в 1925 году. И по 1937-й выпустил 9 книг.

Но 8 апреля 1937-го его арестовали. И он провёл в Карлаге 19 лет. Причём всё это время ему запрещали писать.

После освобождения остался жить в Караганде. Там и умер 23 декабря 1967 года в возрасте 67 лет: родился 19 мая 1900-го.

После освобождения написал ещё столько же книг, причём испытал желание вернуться к детской книжке «Сказание о граде Китеже», которая выходила в Ленинграде в 1930 году, и сильно её переписать в 1967-м.

Вообще он считался одним из зачинателей советской приключенческой литературы. Действие его книг происходит в разных географических местах: в Средней Азии, на Урале, в русских колониях Северной Америки. В Сибири, Белоруссии, на Кавказе и в горах Ала-Тау.

«Писать о красочном разнообразии нашей Родины, о безбрежном море её кипучей жизни, о её людях, разных в своем труде, действиях, стремлениях, обычаях и в то же время удивительно схожих в богатствах душ, – так я понимаю творчество приключенческого писателя», – говорит Зуев-Ордынец в предисловии к одной из своих книг.

Откровенно говоря, больше похоже на странную агитку: всё-таки приключенческий писатель занят в первую очередь не «красочным разнообразием Родины».

Но вспомним биографию Зуева-Ордынца. И простим ему такие заявления.

* * *

Моисей Соломонович Беленький, родившийся 23 декабря 1910 года, с 1932 по 1949 годы был директором Московского государственного еврейского театрального училища при ГОСЕТ, другом великого еврейского актёра С. Михоэлса. Одновременно занимал должность главного редактора издательства «Дер эмес».

В 1949 году не избегнул участи еврейских активистов-антифашистов. Был арестован и приговорён к десяти годам заключения. Работал макшейдером на угольной шахте в Карагандинской области. Здесь познакомился с Солженицыным.

Освобождён в 1954 году и занялся филологией и философией. В 1967 году защитил в МГУ диссертацию на соискание учёной степени кандидата философских наук по теме «Критический анализ вероучения, культа и идеологии иудаизма».

Читал лекции в МГУ. В 1950–1970 гг. заведовал кафедрой в Высшем театральном училище имени Б.М. Щукина, где преподавал историю, философию и марксизм-ленинизм.

Один из авторов неоднократно издаваемых в СССР «Настольной книги атеиста», «Атеистического словаря».

Но Беленький не был вульгарным безбожником. Он глубоко изучил иудаизм. Изучал философию Уриэля Акосты – предшественника Спинозы и самого Спинозы. О Спинозе выпустил в серии «ЖЗЛ» книгу (1964). Другая книга Беленького о Спинозе называется «Спиноза о религии, Боге и Библии» (1977). Две книги написал Беленький и об Акосте: «Трагедия Уриэля Акосты» (1968) и «Вольнодумец Акоста» (1984). У него есть несколько книг о Талмуде, об иудаизме.

Он писал не только о религии и о философах.

В 1989 году Беленький выпустил очень интересную книгу «Литературные портреты», где весьма талантливо написал портреты деятелей еврейской культуры, литературы и искусства.

В 1990 году репатриировался в Израиль.

А в 1991 году издательство «Художественная литература» выпустило книгу Беленького «Биография смеха. Очерк жизни и творчества Шолом-Алейхема».

Надо сказать, что Беленький подготовил для издательства «Советский писатель» собрание сочинений Шолом-Алейхема на русском языке в 6 томах (1959–1961), которое открывается статьей Беленького «Его прекрасное имя».

Умер Моисей Соломонович 23 сентября 1996 года.

* * *

«Художественная литература наша не дала ни одной мало-мальски типичной и яркой картины из области общинной жизни: мы не имеем ни общинных характеров, ни типичных сцен общинных сходов, судов, переделов – этих выразительнейших и характернейших картин народной жизни. Наши художники как-то ухитрялись изображать народ, отвлекая его совершенно от почвы, на которой он рождался, вырастал, действовал и умирал». Эту обличающую характеристику литературы о мужике дал Николай Николаевич Златовратский, который в 1866 году случайно стал корректором «Сына Отечества», что пробудило в нём желание стать литератором. И он его осуществил. Рассказ из народной жизни «Падёж скота» приняла «Искра» Курочкина. И с тех пор Златовратский стал печатать такие же небольшие рассказы в «Будильнике», «Неделе», «Новостях». Они впоследствии составили небольшую книжку «Маленький Щедрин».

Гонорары за рассказы не дали Златовратскому покончить с нуждой, которая привела его к тяжёлой хронической болезни. Он уехал на свою родину – во Владимирскую губернию. Несколько оправившись, он написал повесть «Крестьяне-присяжные», которая была опубликована в «Отечественных записках» в 1884 году. И принесла Златовратскому славу. Впоследствии его жадно читали. Достаточно сказать, что его «Собрание сочинений» выходило при его жизни дважды – в 1884–1889 и в 1891 годах.

Златовратского принято хвалить за то, что в мужицкой литературе он прежде всего видел мужика. Подчёркивал в своём герое именно мужицкое начало.

Но в отличие от, допустим, Глеба Успенского, который пишет горькую правду о мужике, Златовратский мужика идеализирует, подчёркивает его некие глубокие стихийные «устои». Поэтому, как остроумно не мною сказано, его мужик сплошь да рядом превращается в былинного Микулу Селяниновича.

Умер Златовратский 23 декабря 1911 года. Родился 16 декабря 1845-го.