У Владимира Галактионовича Короленко звание «почётный академик Императорской Академии наук по разряду изящной словесности» сопровождено весьма коротким временным ограничителем: 1900–1902.

Это значит, что академиком Короленко выбрали в 1900-м. А в 1902-м он вышел из Академии. Вышел в знак протеста против исключения из Академии Горького.

Стал бы он это делать, зная, как поведёт себя Горький с большевиками, как будет обслуживать Сталина?

Впрочем, Короленко до этого не дожил. Он умер 25 декабря 1921 года (родился 27 июля 1853). Исключительно честный человек, он и в другом не провидел бесчестности.

Короленко рано примкнул к народническому движению. Раньше, чем начал писать. Уже в 1876 году его высылают в Кронштадт под надзор полиции.

А в 1879-м в печати появляется его первая новелла «Эпизоды из жизни «искателя». И в том же 1879-м его по подозрению в революционной деятельности отправляют в вятский город Глазов, оттуда в разные посёлки, из которых за самовольную отлучку поместили в вятскую тюрьму, затем в Вышневолоцкую пересыльную тюрьму.

Из Вышнего Волочка отправили в Сибирь, однако, прибыв в Томск, он узнал, что его возвращают в Европейскую часть России под надзор полиции. Живёт он в Перми.

Но через год – в 1881-м он отказывается принести личную присягу новому императору Александру III, за что снова выслан в Сибирь. Шесть лет он живёт в Якутии.

В 1885 году вернулся в Нижний Новгород. Выходят его «Очерки и рассказы», в которых отражены сибирские впечатления Короленко. Наконец, выходят вещи, прославившие писателя: «Сон Макара» (1885), «В дурном обществе» (1885) и «Слепой музыкант» (1886).

В девяностых Короленко много путешествует. Посещает США, присутствует на Чикагской Всемирной выставке 1893 года. Результатом этой поездки стал роман «Без языка».

В 1885–1890 писатель живёт в Петербурге. Редактирует журнал «Русское богатство»

В 1900 переселился в Полтаву, где живёт до самой смерти. На лето выезжает в построенную им дачу на хуторке Хатки.

Царское правительство вынуждено считаться с популярностью бесстрашного писателя. Он описывал голод 1891–1892 годов в цикле эссе «В голодный год», сыграл большую роль в оправдании удмуртов, обвинённых в совершении ритуальных убийств («Мултанское дело»), обличал царских карателей, расправлявшихся с украинскими крестьянами, которые боролись за свои права («Сорочинская трагедия», 1906). В 1911–1913 годах боролся с антисемитизмом, который лежал в основе сфабрикованного «дела Бейлиса», добился оправдания подсудимого.

Но и после Октябрьской революции Короленко не мирился с насилием большевиков. Показательно письмо Ленина Горькому. Для Ленина Короленко «жалкий мещанин, пленённый буржуазными предрассудками» Ленин возмущён, что «гибель сотен тысяч в справедливой гражданской войне против помещиков и капиталистов» вызывает у Короленко «ахи, охи, вздохи, истерики». И заключает: «Нет. Таким «талантам» не грех посидеть недельки в тюрьме…»

Короленко не скрывал своих взглядов. Он бесстрашно писал Луначарскому (1920):

«Совершенно так же, как ложь дворянской диктатуры, подменившая классовое значение крестьянства представлением о тунеядце и пьянице, ваша формула подменила роль организатора – представлением исключительно грабителя… Тактическим соображениям вы пожертвовали долгом перед истиной. Тактически вам было выгодно раздуть народную ненависть к капитализму и натравить народные массы на русский капитализм, как натравливают боевой отряд на крепость. И вы не остановились перед извращением истины. Частичную истину вы выдали за всю истину (ведь и пьянство тоже было). И теперь это принесло свои плоды. Крепость вами взята и отдана на поток и разграбление.[…]

Своим лозунгом «грабь награбленное» вы сделали то, что деревенская грабёжка, погубившая огромные количества сельскохозяйственного имущества без всякой пользы для вашего коммунизма, перекинулась и в города, где быстро стал разрушаться созданный капиталистическим строем производственный аппарат […]

Теперь вы спохватились, но, к сожалению, слишком поздно, когда страна стоит в страшной опасности перед одним забытым вами фронтом. Фронт этот – враждебные силы природы».

Больше десяти последних лет он работал над большим произведением «История моего современника», которое должно было обобщить его переживания, систематизировать его философские взгляды. Умер, не закончив четвёртого тома.

* * *

Не знаю, как кому, а мне не нравятся такие нерифмованные ламентации:

Мне жаль цветов: Зачем сорвали их, — Они живые! Недостойно наслаждаться Трупом невесты. Зачем же принесли Глаза невест На мёртвый стол И ставят рядом С трупом рыбы И сладким пирогом?

Стихи эти сочинил Владимир Петрович Мазурин, родившийся 25 декабря 1872 года. Он был знакомцем Льва Толстого, который сказал о нём: «Учитель с юга, совсем близкий человек». «С юга» – потому что Мазурин преподавал в Херсонской губернии. При жизни (а умер Мазурин 11 сентября 1939 года) он издал за свой счёт книжку стихов «В царстве жизни» (1926).

А вообще наследие Мазурина обширно. Это особенно стало ясно, когда им в 1989 году заинтересовался поэт Геннадий Айги и, найдя в стихах Мазурина большой талант, опубликовал часть его стихотворений.

Мне они не кажутся талантливыми. Слишком мало эмоций для выражения поэтического чувства, слишком много умствования, которое, на мой вкус, поэзия переносит с трудом:

Девочка прыгает через верёвочку И в «метёлочку» и «так». Вот этого счастья Я уже лишён. Но зато мне дано счастье Понимать счастье ребёнка. О, как я желаю Такого же счастья Прелестной девочке Тогда, тогда. При её последней заре. Когда одно крыло Опустится туда, Где уже не машут Никакие крылья, А другое ещё трепещет В упругом воздухе.

Вспоминается Пушкин: «что если это проза…»? Пушкин продолжил: «…Да и дурная». Нет, «дурной прозой» я стихи Мазурина не назову. Но и поэзией – тоже.

* * *

Александра Евсеевича Рекемчука (родился 25 декабря 1927 года) я впервые узнал по повести «Молодо-зелено», которую прочитал в начале шестидесятых. Тогда выходило много новых писателей, и Рекемчука я воспринял как одного из них. Но запомнился он мне своей явной тягой к кинематографичности прозы.

Потом об этом много писали. Даже немецкий славист Вольфганг Казак в своём Лексиконе отметил, что на прозу Рекемчука, очевидно, повлияла его работа в кино. Но мне кажется, что «сценарность» – это вообще признак такой прозы. Не зря у Рекемчука 9 воплощённых киносценариев. Причём все они выросли из его повестей и романов.

Он хорошо вёл себя в перестройку. Стал демократом. Был одно время директором демократического издательства «ПИК».

И всё же я помню его и секретарём московского отделения СП СССР, помогавшим Феликсу Кузнецову избавляться от писателей-диссидентов.

Наверное, было бы неплохо как-то повиниться в этом. Написать автобиографические заметки, где отмежеваться от себя прежнего. Это было бы благородно!

* * *

Князь Василий Александрович Сумбатов, родившийся 25 декабря 1893 года, храбро дрался на фронтах Первой мировой, награждён Георгиевском крестом 4 степени, тяжело контужен.

В советской России они с женой не жили. Уже в апреле 1919 года покинули Крым. В 1920 году прибыли в Рим.

Сумбатов работал рисовальщиком для Ватикана, дизайнером по тканям, заведовал русским книжным магазином. При жизни (умер 8 июля 1977 года) издал три сборника стихов: «Стихотворения» (1922, Мюнхен), книга, снова названная «Стихотворения» (1957, Милан) и «Прозрачная тьма» (1969, Ливорно).

Под этим последним заголовком «Прозрачная тьма» князя издали в России в 2006 году.

Вот как он писал:

Что алей – околыш на фуражке Или щёки в ясный день морозный? Что яснее – яркий блеск на пряжке Или взгляд смышлёный и серьёзный? Уши надо бы укрыть от стужи, Но законы и в мороз – законы. На груди скрещён башлык верблюжий, Проскользнув под жёлтые погоны. Заглянул в зеркальную витрину: Вид гвардейский, вид отменно бравый. Всё в порядке должном, всё по чину — Не напрасно пишутся уставы! Вот навстречу три улана рядом, Офицеры, а идут не в ногу! Отдал честь, но очень строгим взглядом Проводил их. Даме дал дорогу. Локтем ткнул раззяву гимназиста — Рябчик, шпак, а корчит панибрата! Отдал честь, по-офицерски чисто, Повстречав с Георгием солдата. Впереди завидел генерала, Отставной и старенький, бедняга! Взял на глаз дистанцию сначала, Повернулся за четыре шага, Стал во фронт, чуть стукнув каблуками, Вскинул руку, вздёрнул подбородок, Генеральский профиль есть глазами — Знай, мол, наших, я не первогодок. Мне двенадцать, третий год в погонах! Третий год, а он уже мечтает О гусарской форме, шпорном звоне, И себя корнетом представляет. Да-с, корнет! А, впрочем, осторожно, Проглядишь кого и попадёшься. На бурбона напороться можно, И тогда хлопот не оберёшься. А доложишь в корпусе об этом, Назовут позором и скандалом! Хорошо, конечно, быть кадетом, Но, пожалуй, лучше генералом.

Неплохо написано. Стихотворение называется «Кадет». Действительность в нём оценена и героем и автором. И, как ни странно, но эти строгие, неотступные следования уставу напоминают чеховского пьяненького отставного контр-адмирала Ревунова-Караулова, которого племянник привёл на чужую свадьбу, выдав за генерала. Вот кто не давал рта раскрыть обалдевшим гостям, напоминая об уставных положениях на флоте!

* * *

Евгений Эдуардович Бертельс, родившийся 25 декабря 1890 года, был выдающимся востоковедом (иранистом и тюркологом), автором книг по поэтической терминологии персидских суфиев (1965), «Великий азербайджанский поэт Низами» (1940), «Неджеф-оглан, туркменский роман о поэте» (1946), «Роман об Александре и его главные версии на Востоке» (1948).

Удостоен в 1948 году сталинской премии 2 степени – за научно-критический текст «Шараф-наме» Низами Гянджеви» (1947).

В 1939 году избран членом-корреспондентом АН СССР, в 1944-м – членом-корреспондентом Иранской Академии наук. В 1951-м – Бертельс – член корреспондент Туркменской АН, в 1955-м – член корреспондент Арабской Академии наук, которая в то время находилась в Дамаске.

Знал много языков, что вызывало подозрительность у ОГПУ, которая ненадолго его арестовывала в октябре 1922 года и в 1925-м как французского шпиона.

Увы, этот второй арест сломал Бертельса, который стал сотрудничать с органами, писал доносы на коллег, которые служили основанием для репрессий.

НКВД в 1941 году перед самой войной арестовало его как немецкого шпиона, но быстро выпустило, продолжив сотрудничество с Бертельсом.

Он умер 7 октября 1957 года.

Запятнали, в чёрной грязи вывалили выдающегося учёного, «Избранные труды» которого изданы «Наукой» посмертно 4 раза – в 1960, 1962, 1965 и в 1988 годах.

* * *

Павел Андреевич Бляхин, родившийся 25 декабря 1886 года, в 1923–1926 годах опубликовал приключенческую повесть «Красные дьяволята» («Охота за голубой лисицей»), по первой части которой в 1923 году режиссёр Иван Перестиани снял немой художественный фильм, пользовавшийся огромной популярностью. Уже после смерти Бляхина, случившейся 19 июня 1961 года, по мотивам «Красных дьяволят» был поставлен героико-приключенческий фильм «Неуловимые мстители» (1966), за которым последовали два продолжения.

Автобиографическая трилогия Бляхина – «На рассвете» (1950), «Москва в огне» (1956), «Дни мятежные» (1959), посвящённая первой русской революции, куда менее известна.

А Бляхин действительно был профессиональным революционером. Ещё в 1903 году вступил в подпольный кружок РСДРП, печатал и распространял листовки, переехал в Баку, где организовывал революционные кружки на нефтяных промыслах, участвовал во всеобщей забастовке, за что был арестован и помещён в Карсскую крепость.

Амнистирован в октябре 1905 года. Уехал в Москву, участвовал в Декабрьском вооружённом восстании. Осенью 1907 года вошёл в состав Московского комитета РСДРП. Арестован. Сослан на три года. С ноября 1911 года находился в политической ссылке в Вельске Вологодской губернии, откуда бежал и до февральской революции вёл подпольную революционную работу в Москве, Баку, Костроме. Тифлисе.

С мая 1920 жил в Украине. Участвовал в разгроме махновщины.

А дальше – председатель Главполитпросвета Азербайджана (1925), заместитель заведующего отделом печати ЦК ВКП(б) (1926–1927), член правления «Совкино» (1927–1928), зам председателя Главреперткома (1928–1934), председатель ЦК Союза кинофотоработников СССР (1934–1939), наконец, главный редактор сценарного отдела киностудии «Мосфильм» (1939–1941).

Несмотря на столь внушительные должности в войну Бляхин вступил красноармейцем 8 Краснопресненской дивизии народного ополчения. В эту дивизию, вместе со вчерашними школьниками, ткачами из «Трёхгорки», попали московские интеллигенты. Дивизия вступила в бой 4 октября 1941 года и фактически 6–7 октября была уничтожена. Роту, в которую попал Бляхин, называли «писательской», в ней служили известные литераторы Фраерман, Казакевич, Бек, С. Злобин. С октября 1941 по апрель 1943-го Бляхин спецкор армейской газеты 49 армии, а с апреля 1934 по январь 1945 года – спецкор газеты 61 армии Западного, 2-го и 3-го Белорусских фронтов.

С войны пришёл с двумя орденами – Красной Звезды (1943) и Отечественной войны 1 степени (1944).

Хрущёвскую оттепель принял всей душой. Побуждал писателей не сдавать позиций в осуждении Сталина. «Сталинская эпоха, – говорил на писательском собрании Бляхин, – поставила под удар самые основы Советской Конституции, революционную законность, великую идею интернационализма… Ликвидация последствий культа личности проходит со скрипом из-за сопротивления советских органов».

Увы, через небольшое время после этого выступления Павел Андреевич скончался.

* * *

Нина Сергеевна Луговская, родившаяся 25 декабря 1918 года, вместе с родителями и двумя старшими сёстрами была арестована в 1937 году и приговорена к 5 годам лагерей. Срок отбывала в Севвостлаге на Колыме. Освобождена в 1942 году.

Вышла замуж за художника Виктора Леонидовича Темплина, который тоже получил в 1937 году 5 лет лагерей. Учившаяся когда-то в художественной студии г. Серпухова, Нина Сергеевна работала художником в театрах Магадана, Стерлитамака, в Пермской области. С 1957 года жила во Владимире. Реабилитирована в 1963 году после личного письма Н.С. Хрущёву. Скончалась на год раньше своего супруга 27 декабря 1993 года.

Была известна как участница многих художественных выставок. Но в 2001 году сотрудниками общества «Мемориал» в материалах следственного дела Луговской был обнаружен дневник, который она вела с 1932 по 1937 год. С пометами следователей НКВД он напечатан в 2003, 2004 и в 2010 годах, был переведён на многие языки (включая китайский), имел в мире огромный успех (гораздо больший, чем на родине). Луговскую называли русской Анной Франк. Её дневник передавали по «Радио Свобода», по радио Би-Би-Си.

«Хочу жить» – так назвали публикаторы этот дневник.

Вот запись четырнадцатилетней девочки 1933 года, весьма заинтересовавшая следователей НКВД: «Бегала по комнате, ругалась, приходила к решению, что надо убивать сволочей […] Несколько дней я подолгу мечтала, лежа в постели, о том, как я убью его. Его обещания диктатора, мерзавца и сволочи, подлого грузина, калечащего Русь […] Я в бешенстве сжимала кулаки. Убить его как можно скорее! Отомстить за себя и за отца!». Через три года Нина, измученная допросами, «признается», что планировала покушение на Сталина. Вот почему она лично написала Хрущёву, прося о реабилитации, в которой ей трижды отказывали.

Знаю, что готовится к печати вторая часть дневников Луговской, которые она вела до самой смерти. Предполагаемое название «Жизнь ещё вернётся».