Поэтессу Веронику Тушнову (родилась 27 марта 1911 года) я очень хорошо помню. Это была красивая женщина, дважды замужем, её внук и внучка Миша Логинов и Наташа работали в конце 1980-х со мной в «Литературной газете».

Миша ушёл незадолго до моего ухода. Он потом работал весьма крупным шеф-редактором различных изданий. Лена при мне вышла замуж за нашего сотрудника, уволилась и исчезла.

Ничего я о ней больше не знаю.

А бабушка их Вероника жила гражданским браком с поэтом Александром Яшиным.

Её бывший второй муж, Юрий Павлович Тимофеев, тоже работал со мной в «Литературной газете». Но намного раньше, чем её внуки. Юра Тимофеев умер в 1982 году.

А Яшин сохранял семью. Но любил Веронику Тушнову. Они оба безумно любили друг друга.

А потом Вероника заболела и сгорела от рака мгновенно 7 июля 1965 года. На смертном одре написала Яшину:

Я прощаюсь с тобою у последней черты. С настоящей любовью, может, встретишься ты. Пусть иная, родная, та, с которою – рай, всё равно заклинаю: вспоминай! вспоминай! Вспоминай меня, если хрустнет утренний лёд, если вдруг в поднебесье прогремит самолёт, если вихрь закурчавит душных туч пелену, если пёс заскучает, заскулит на луну, если рыжие стаи закружит листопад, если за полночь ставни застучат невпопад, если утром белёсым закричат петухи, вспоминай мои слёзы, губы, руки, стихи… Позабыть не старайся, прочь из сердца гоня, не старайся, не майся — слишком много меня!

Когда её хоронили, Яшин был безутешен. Так же, впрочем, как и Юрий Тимофеев, последний муж Вероники. Яшина пыталась утешить его жена, которая, конечно, знала о его любви. Но ничего не вышло. Он заболел. После смерти Вероники прожил недолго. Плакал, каялся, писал ей, вспоминая их любовь:

Думалось, всё навечно, Как воздух, вода, свет: Веры её беспечной, Силы её сердечной Хватит на сотню лет. Вот прикажу — И явится, Ночь или день – не в счёт, Из-под земли явится, С горем любым справится, Море переплывёт. Надо — Пройдёт по пояс В звёздном сухом снегу, Через тайгу На полюс, В льды, Через «не могу». Будет дежурить, Коль надо, Месяц в ногах без сна, Только бы – рядом, Рядом, Радуясь, что нужна. Думалось Да казалось… Как ты меня подвела! Вдруг навсегда ушла — С властью не посчиталась, Что мне сама дала. С горем не в силах справиться, В голос реву, Зову. Нет, ничего не поправится: Из-под земли не явится, Разве что не наяву. Так и живу. Живу?

Умер через три года после смерти Тушновой. Тоже от рака.

* * *

О трогательной и удивительной по силе страсти любви поэтов Вероники Тушновой и Александра Яшина я написал.

С Александром Яковлевичем Яшиным (родился 27 марта 1913-го) я познакомился в Переделкине, куда поехал от журнала радиокомитета «Кругозор» интервьюировать Ярослава Смелякова и брать у него стихи. Смелякова дома не оказалось, и нашей бригаде из журнала (он выходил с пластинкой, поэтому со мной был звукооператор с аппаратурой и фотограф) указали на дачу Яшина, где мы и нашли Смелякова. Тот познакомил нас с хозяином.

Держался Яшин просто и дружески. Охотно читал стихи по просьбе Смелякова. Улучив момент, я сказал ему, как ценю его рассказ «Рычаги», который подвергался страшной партийной критике. Яшин на мой вопрос ответил, что этот рассказ не удаётся вставить ни в одну книгу. Так он и остаётся напечатанным однажды.

Надо сказать, что и после смерти Яшина «Рычаги» длительное время не перепечатывали. Сделали это только в годы перестройки.

Но то, что его вообще напечатали в 1956 году, показывает, какие немыслимые преобразования в духовной сфере общества связывали с недавно прошедшим XX съездом партии, развенчавшим культ Сталина.

До той поры (да и после) партийное собрание изображали в советском искусстве как ареопаг высшей нравственной мудрости, который никогда не ошибается ни в оценках ситуации, ни в определении меры наказания или поощрения человеку.

И вот рассказ Яшина эту традицию развенчал. Разумеется, что, обстреляв рассказ, о нём побуждали забыть: советская власть не могла согласиться с тем, что посягали на её священные фетиши.

Яшину с тех пор удалось напечатать ещё рассказ «Вологодская свадьба», где он воспроизвёл колхозную реальность такой, какой она была в реальности. Это тоже не понравилось партийным церберам.

Им многое не нравилось в творчестве позднего Яшина. Он в 1954 году, выступая на Втором съезде советских писателей, поддержав статью В.М. Померанцева «Об искренности в литературе», обвинил большинство захваленных критикой книг в неискренности и призвал коллег быть честными с читателями. С тех пор и до смерти сам следовал этому призыву. О чём и писал в стихах:

Хочется исповедаться, Выговориться до дна. Может, к друзьям наведаться С бутылкой вина? Вот, дескать, всё, чем жил я, Несу на ваш суд, Не отвернитесь, милые, Весь я тут. Смута сердешная Невмоготу одному. Не оттолкните грешного, Сам себя не пойму. Будто на медкомиссии, Гол – не стыжусь, Только ладошка листиком, И не боюсь, что высмеют, Ни лешего не боюсь. Хватит уже бояться мне, Душа нага. Только бы не нарваться ей С исповедью на врага. Выговориться дочиста — Что на костёр шагнуть. Лишь бы из одиночества Выбиться как-нибудь. Может, ещё и выстою И не сгорю в огне, И, как на той комиссии, – Годен! — Запишут мне.

Скончался 11 июля 1968 года