Биография Ильи Николаевича Голенищева-Кутузова (родился 25 апреля 1904 года) очень насыщена.

В гимназии учился в Симферополе. С 1920-го в эмиграции. Сперва в Болгарии, потом в Югославии. В 1925 окончил Белградский университет по специальности «романская филология и югославская литература». Преподавал французский язык в Черногории и в Дубровнике.

В 1929–1934 жил в Париже, учился в Высшей школе исторических и филологических наук при Сорбонне. Докторскую диссертацию защитил о ранних влияниях итальянской литературы Возрождения на французскую словесность XIV–XV веков. В мае 1934 избран приват-доцентом Белградского и Загребского университетов. В 1938 году в журнале «Смена» опубликовал статьи о «Тихом Доне» (1 том) и романе А.Н. Толстого «Пётр I». В результате был арестован югославской полицией. А номера журналов «за советскую пропаганду» были конфискованы.

В 1941 году участвовал в антифашистском движении «Народный фронт». Был узником концлагеря «Банница». С 1944 года воевал в партизанском отряде и в Народно-освободительной армии Югославии.

В августе 1946 получил советское гражданство, с 1947 начал выступать в советской печати. В 1949 году был арестован и провёл четыре года в тюрьме.

Летом 1955 окончательно переехал в СССР. Работал в ИМЛИ. Профессор МГУ. Член редколлегии серии «Литературные памятники», где подготовил к выходу в свет «Божественную комедию» (1967) и «Малые произведения» (1968) Данте. О Данте Илья Николаевич написал книгу в серии «ЖЗЛ». Русский читатель обязан Голенищеву-Кутузову знакомством с «Эпосом сербского народа», с произведениями Д. Боккаччо, с «Гептамероном» Маргариты Наваррской.

Он не только комментировал эти произведения, не только выступал их редактором, но лично переводил куски их теста.

Значительный интерес представляют работы Голенищева-Кутузова о «Слове о полку Игореве».

Умер Илья Николаевич 26 апреля 1969 года.

В 2004 году было издано собрание стихотворений Голенищева-Кутузова «Благодарю, за всё благодарю», а в 2008-м в серии «Классики поэтического перевода» – его избранные переводы «Трудись, огонь!..».

* * *

Шера Израилевич Нюренберг родился 25 апреля 1909 года. С 1928 года начал работать и печататься в газете «Известия». С 1937 года он подписывает свои произведения: Шаров, Александр Шаров.

Псевдоним прижился. Читатели к нему привыкли. Тем более что Шаров умеет очень занимательно рассказывать о самых разных вещах. Что он недаром до войны работал в отделе науки «Известий», свидетельствует его книга «Первое сражение: Повесть о вирусологах» (1962). Он любит сказки. И пишет их: «Кукушонок», «Мальчик-одуванчик и три ключика», «Человек-Горошина и Простак». Но он пишет не только сказки, но и о тех, кто их рассказывает: его книга «Волшебники приходят в людям» (1974) – одновременно и литературоведение, и увлекательные биографии, подобно лучшим в «Жизни замечательных людей».

Шаров любит игру в литературе. И это чувствуется. Это особенно воплощается в его фантастических вещах. В повести «После перезаписи» (1966) описано внедрение в нашу жизнь андроидов-«бисов». Он пишет повесть-памфлет «Остров Пирроу» (1965) и цикл рассказов о редких рукописях. Наконец, в жанре детской фантастики он пишет повесть «Малыш Стрела – победитель океанов».

Я хорошо помню, как одно время все зачитывались его замечательным очерком «Януш Корчак и наши дети», напечатанным в «Новом мире». Были в шаровской интонации не только восхищение героической личности, но и безысходная тоска, которые, сплавляясь, рождали новый стиль, какой долго ещё жил в тебе и после прочтения книги.

Мне думается, что примерно так же написана и книга Александра Шарова «Жизнь и воскрешение М. Бутова (Происшествие на Новом кладбище)», изданная через двадцать лет после смерти писателя его сыном. Она начинается со смерти главного героя, который посмертно вспоминает о своей жизни – об ошибках, заблуждениях, неосуществлённых хороших замыслах и об осуществлённых замыслах, плохих, ненужных, недостойных.

Умер Александр Израилевич Шаров 13 февраля 1984 года. А книга, о которой я веду речь, издана в 2013-м. Господи! Как хорошо, что рукописи не горят!

* * *

Лидия Николаевна Сейфуллина окончила гимназию в Омске. В 17 лет начала работать учителем начальной школы в Оренбурге. В 1917 году вступает в партию эсеров, но через два года вышла из партии.

В 1920 году учится в Москве на Высших научно-педагогических курсах. С 1921 года она – секретарь Сибгосиздата. Участвует в работе журнала «Сибирские огни» в Новосибирске.

С 1923 года жила в Москве и Ленинграде.

По поводу её повести «Правонарушители», которая её сделала известной, рассказывают, что Луначарский, находясь в Новосибирске, захотел познакомиться с талантливым татарским писателем, автором повести о правонарушителях. Председатель ревкома рассмеялся: «Это не молодой татарский, а молодая русская писательница Лидия Николаевна Сейфуллина».

Узнав об этом разговоре Сейфуллина уже в Москве, придя по какому-то делу к Луначарскому, спросила его: примет ли он талантливого татарского парнишку? Луначарский оценил юмор.

В Сибири её любили. Хорошо отнеслись к тому, что в первом номере «Сибирских огней» была целиком напечатана и собственная повесть Сейфуллиной «Четыре главы». Через некоторое время она вышла отдельным изданием.

А далее последовали «Перегной» (1922), «Правонарушители (1922), «Виринея» (1924)…

Она вышла замуж за Валериана Правдухина, с кем поселилась в квартире в проезде МХАТа, которую с удовольствием посещали С. Есенин, А. Новиков-Прибой, И. Бабель, М. Шолохов, М. Пришвин.

Вместе с мужем они переделали повесть «Виринею» в пьесу, которую взяли на свои сцены многие советские театры. Пьесу переводили, ставили в Праге, в Париже.

А у самой Сейфуллиной вышло первое собрание сочинений в 4 томах (1924–1926), которое выдержало четыре издания. В 1927–1931 – новое собрание сочинений. На этот раз в 7 томах. И тоже выдержало несколько изданий.

Позже, оглядываясь на свою жизнь, она писала в своей автобиографии: «Я – человек, рождённый и выросший в старом укладе, с иной моралью, с другими ценностями. Мне было двадцать восемь лет, когда пришёл Октябрь. Я выбирала сознательно и добровольно, уйти ли мне с ушедшими, или остаться гражданкой новой России.

Я не только выбрала Советскую Россию. В возрасте ещё более сознательном, в тридцать два года, я начала печататься в советских журналах, среди которых аполитичных нет. Этим самым я для себя навсегда определила идеологическую основу моих произведений.

Являясь хотя бы малозначительным представителем культуры класса, утверждающего законы в нашей стране, я себя считаю пролетарской писательницей, хоть числюсь в попутчиках.

Никакие внутренние разногласия в сфере самой литературы не заставят меня считать себя безответственной не только за советскую литературу, но и за политический строй страны, гражданство которой я приняла».

Сейфуллина добивается очень большой известности. Ей пишет ободряющее письмо Горький. С ней выступает Маяковский, и успехом их выступления дуэт обязан не только острослову Маяковскому, но и маленькой черноволосой женщине, которая завораживает залы своими произведениями.

Но – 1938 год. Арестован муж Лидии Сейфуллиной. Конечно, она не верит, что её Валериан – враг народа. Чего она только ни делает, чтобы в это не поверили и другие. Никто не отказывается ей помочь. И никто не может ей помочь: это выясняется очень скоро. Правдухин расстрелян. Сразу ей об этом не объявляют, но шила в мешке не утаишь…

Вместе с сестрой она переезжает на дачу. Пишет мало. И книг её выходит мало.

Но что было абсолютно несвойственно Сейфуллиной, – так это ипохондрия.

Вспоминает писатель Владимир Лидин:

«Я отнес ей книгу сам на дачу. Сейфуллина сидела одиноко на большом балконе своей какой-то неустроенной и не очень уютной дачи, чем-то напоминавшей и её личную неустроенную жизнь.

Действенное начало было в такой степени свойственно Сейфуллиной, что в 1942 году, не приспособленная к трудностям походной жизни, она по своей инициативе поехала на фронт, на передовые позиции, и, вероятно, не остановилась бы ни перед каким выражением силы своего духа. В доме отдыха на Оке она по своей же инициативе вынудила летчика взять её в полет на открытом самолёте, и он проделал вместе с ней не одну мёртвую петлю, которая закружила бы любого, но Сейфуллина вышла из самолёта гордая и счастливая, что выдержала испытание…

Она была принципиальна до строгости, и люди, пошедшие на сделку с совестью, Сейфуллину боялись. Её слово могло быть острым и беспощадным, и тогда оставалось только дивиться, какой могучий дух заключён в этой слабой и долгие годы болевшей женщине».

Я уже цитировал её автобиографию. Вот как она её заканчивает:

«Я не представляю себе существовать на «ничьей земле». Так верю и так поступаю. Вот мой партбилет.

Я не хочу прийти к концу моей жизни Иваном, не помнящим родства. Мое внутреннее «я» – всё, чем я прожила свою жизнь, – связано с коммунистической партией. Все мои выступления были по прямому адресу: партии коммунистов. Я никогда не думала «в кулак», потихоньку, про себя. Никогда не обращалась за разрешением моих сомнений в чужую или «около проходящую» среду. Я шла только к руководству нашей партии.

Перед лицом моей человеческой и писательской совести я не могу вспомнить ни одного поступка или выступления (не было случая в моей общественной, а, следовательно, и в политической жизни), когда бы я оказалась вне восприятия мира.

Каждый человек, ощутив на своих плечах лишний десяток лет, хочет самоопределения. У одного такое желание возникает раньше, у другого позже. У меня поздно – к шестидесяти годам.

Не хочу умереть беспартийной при той или иной катастрофе – даже не имея партийного билета, хочу знать: я коммунистка!»

Что можно сказать о таком завещании? Трудно представить, что Сейфуллина здесь лукавит. Да и зачем ей лукавить? Что же, «руководству нашей партии», которое писательница считает нравственным ареопагом, прощена казнь Правдухина, самого близкого ей человека?

Скорее всего, когда пишет это, она не думает о Правдухине. То есть заставляет себя не думать о нём. Нас уже убедил Лидин, какой могучий дух был заключён в этой женщине.

25 апреля 1954 года она скончалась (родилась 3 апреля 1889-го). Не разочаровавшись в идеалах, в которые свято верила. Трудно представить, что она продолжала бы в них верить, если б прожила хотя бы ещё три года.