Густой едкий дым вранья поднимался от рассказов о себе хорошо прикормленных советской властью писателей. Недолго проработала у нас в «Литературной газете» Альбина Верещагина, которая взяла интервью у Михаила Алексеева. Через очень короткое время после этого она ушла из газеты в издательство «Советский писатель».

Но её интервью запомнилось многим. Появилось оно спустя какое-то не слишком большое время после смерти Александра Трифоновича Твардовского. Как относились к писателю Алексееву в руководимом Твардовским журнале «Новый мир» литературная общественность знала: плохо относились, насмешливо. Да и читатели журнала не могли не знать этого – ничего кроме фельетонов о романах Алексеева «Новый мир» не печатал.

Но нашей сотруднице Михаил Алексеев впаривал душераздирающую историю о том, как оказался он с Твардовским за одним столом президиума какого-то писательского собрания, и когда оно закончилось, подошёл к нему Твардовский, сказал, что ему понравилась новая вещь Алексеева (кажется, повесть «Карюха»), а потом, помявшись: «Алексеев, мы были к вам несправедливы! Простите!» «И даже как-то покраснел при этом», – описывал Алексеев Твардовского.

Почти сразу же после публикации газета получила письмо, подписанное бывшими сотрудниками «Нового мира» Юрием Буртиным и Игорем Виноградовым, которые, развенчивая легенду о покрасневшем от трудного своего признания Твардовском, указывали, что в интервью Алексеев остался верен себе: не заботится о правдоподобии. Между тем все хорошо знавшие Александра Трифоновича Твардовского люди, писали бывшие его соратники, подтвердят, что он никогда не обращался к человеку по фамилии, но непременно – по имени и отчеству.

Письмо это газета не опубликовала: ссориться с Алексеевым Чаковский не стал. А Михаилу Николаевичу Алексееву (родился 6 мая 1918 года, умер 21 мая 2007-го) придуманная им история так понравилась, что через несколько лет он слово в слово повторил её, выступая по телевидению. И не смутило Алексеева то обстоятельство, что дочери Твардовского напечатали в «Знамени» обширный дневник своего отца, который тот вёл до самой смерти. Ни одной обрадовавшей бы Алексеева записи о нём Твардовский не оставил. Хотя поминает его нередко. И всегда с холодным презрением к номенклатурному литератору, выступавшему помимо прочего яростным гонителем «Нового мира» – любимого детища Александра Трифоновича.

А недавно в Интернете прочитал ещё одну байку Алексеева о его первом романе «Солдаты». О качестве этой вещи говорить не буду: Алексеев не просто утратил талант, он его никогда не имел. Но в том, что «Солдаты» могли быть выдвинуты на сталинскую премию, я не сомневаюсь: книг после войны выпускали мало и почти все они попадали в список. Алексеев настаивает: не просто выдвинули, но уже дали, позвонили, поздравили, и он ждал завтрашнего утра, когда принесут газету со списком лауреатов. Принесли. Но своей фамилии в списке он не нашёл. Оказывается, ночью Константина Симонова, который был заместителем председателя Комитета по сталинским премиям, вызвал Сталин и сказал, что ему позвонил писатель и академик Сергеев-Ценский и очень просил дать премию автору романа «Семья Рубанюк» крымчанину Евгению Поповкину, который очень много делает для Крыма. Академику он отказать не может, якобы сказал Сталин Симонову, но и расширять список нельзя: нужно кем-то пожертвовать. Пожертвовали Алексеевым.

Надолго однако – на всю жизнь – застряла в Михаиле Алексееве обида, что не дали ему за «Солдат» сталинской премии! Потому и придумывает через полвека совершенно невероятное объяснение того, почему он её не получил. Чтобы Сталин остановился перед расширением списка или не смог отказать академику, если б захотел? Вот что значит не быть писателем и не уметь оформлять свои мысли. О чём говорит Алексеев? Что Сталину закон не писан, но этим Алексеев обычно восхищается. Лицемером обожаемого им вождя он и в дурном сне не назовёт. Тогда о чём же тут речь? Может, он обличает задним числом Симонова, который науськал Сталина исключить «Солдат» из списка? Но если б Сталин прочёл «Солдат» и они ему понравились, добился бы Симонов успеха? Словом, темна вода во облацех!

* * *

Совершенно случайно моё знакомство с писателем Юрием Михайловичем Корольковым, родившегося 6 мая 1906 года, началось в библиотеке «Литературной газеты», где мне попалась на глаза его книжка, выпущенная «Правдой» в 1950-м «Янки в Германии». Понятно, что при Сталине на такую тему можно было только откровенно врать. Корольков и врал. Весьма откровенно, не задумываясь над тем, что будет разоблачён ещё при жизни (он умер 21 октября 1981 года, а я прочитал книжку в начале семидесятых).

Собственно, я забыл бы про Королькова, если б не Анатолий Алексин, который мне его расхваливал. Говорил, что политическая проза – не корольковская стихия, но что детский писатель Корольков хороший. Посоветовал прочитать такие его книги, как «Партизан Лёня Голиков» или о Рихарде Зорге «Человек, для которого не было тайн». Я прочитал о Зорге. Восторга книга у меня не вызвала. Книга написана языком, по которому опознаешь любого среднего детского писателя. Никаких индивидуальных примет!

Корольков написал ещё очень много книг. Очевидно, писал их зря: в литературе они не останутся.