1 ноября

Любопытно, что родной брат Любови Яковлевны Гуревич (родилась 1 ноября 1866 года) Яков был дедом литературоведа Ираклия Андроникова. Сама она после окончания Высших женских (Бестужевских) курсов (1888), дебюта в печати и знакомства с Н. Минским, Д. Мережковским и А. Волынским приобрела в 1891 году журнал «Северный вестник».

В журнале сотрудничали, помимо уже указанных литераторов, Н. Лесков, Л. Толстой, М. Горький, В. Стасов, З. Гиппиус. Чуть позже там печатались Ф. Сологуб и К. Бальмонт. Л. Гинзбург напечатала в этом журнале роман «Плоскогорье» (отдельное издание – 1897). Но из-за финансовых и цензурных осложнений журнал в 1898 году прекратил своё существование.

Она увлекалась социалистическими идеями. Составила бюллетень трагических событий 9 января 1905 года, который распространялся нелегально.

Кстати, она из первых переводчиков на русский язык знаменитого «Дневника Марии Башкирцевой».

С 1907 года много выступает как литературный и театральный критик. Увлекается историей и теорией театра. В 1913—1915 годах заведует литературным и критическим отделом журнала «Русская мысль».

Её статьи о литературе и театре были собраны ею в книге «Литература и эстетика» (1912).

Увлечение театром, его теорией и практикой» отражены в книге Любови Яковлевны «Творчество актёра». А, влюбившись в Художественный театр, сблизившись с К. С. Станиславским, она написала о нём книгу «К. С. Станиславский» (1929), помогала ему в создании его сочинений. Последняя прижизненная работа Л. Я. Гуревич – «История русского театрального быта» (Т.1, 1939).

Умерла 17 октября 1940 года.

 

***

Кайсына Кулиева я очень хорошо знал лично. Он близко дружил с моим другом Станиславом Рассадиным, написавшим о нём книгу, и я часто видел его у Стасика, а порой и ходил вместе со Стасиком в гостиницу «Россия», где он обычно останавливался.

Кайсын (родился 1 ноября 1917 года) терпеть не мог, чтобы его именовали по отчеству «Шуваевич». «У нас, балкарцев, отчества не приняты», – говорил он. Он всегда чувствовал себя представителем своего народа. И оскорблялся, если выяснялось, что собеседник не знал о трагической истории балкарцев.

Ещё до войны он учился в ГИТИСе имени Луначарского и Литературном институте имени Горького. Возвращается в Нальчик, преподаёт в местном педагогическом институте. Публикует стихи, которые быстро завоевали ему популярность в республике.

В 1938 году принят в Союз писателей. В 1940-м выходит его первая книга лирики на родном языке.

В июне 1940-го уходит в армию. С середины 1942 года стихи Кулиева публикуются во фронтовых изданиях в русском переводе. В ноябре 1942 года после ранения Кулиев по приглашению Фадеева приезжает в Москву, где состоялся его творческий вечер. Молодого поэта приветствовали Б. Пастернак, К. Симонов, Н. Асеев, Д. Кедрин, В. Звягинцева и другие поэты. Помню, с какой теплотой говорил мне Кайсын о Кедрине, узнав, что я пишу о Дмитрии Борисовиче книгу. Они с Кайсыном по-братски любили друг друга.

В 1943 году сборник Кулиева единогласно выдвинут на сталинскую премию. Но из-за депортации балкарцев в 1944-м премии Кайсын не получил.

Воевал Кайсын храбро. Прошёл с боями до советской границы. В 1944-м был тяжело ранен. Комиссовавшись и выписавшись из госпиталя, хотел вернуться в Нальчик, но узнал о депортации своего народа. Ему передали личное указание Сталина: он может жить, где хочет, не обязательно в ссылке. Но он отверг это указание, заявив, что будет жить вместе со своим народом. И уехал в Киргизию.

Более десяти лет он участвовал в общественной жизни своего народа, не имея возможности печатать свои стихи: балкарский язык при Сталине стал несуществующим для советских граждан.

Смерть Сталина вернула балкарцам, как и большинству других депортированных народов, родину. В 1956 году Кайсын возвращается в Кабардино-Балкарию.

Заканчивает Высшие литературные курсы в Москве. На русском и балкарском появляются его книги «Горы» (1957), «Хлеб и роза» (1957), «Я пришёл с гор» (1959).

Сородичи не просто уважали Кайсына. Они восхищались им, любили его. Помню, в каком трауре были балкарцы, когда Кайсыну к 60-летию дали орден Ленина. Всё были убеждены, что он получит героя соцтруда. Тем более что Кулиев занимал государственные должности, был депутатом Совета Национальностей нескольких созывов.

Зато с книгами у него было всё в порядке. Их выходило много. И, надо сказать, одна лучше другой. «Огонь на горе» (1962), «Раненый камень» (1964), «Звёздам – гореть» (1973), «Вечер» (1974), «Колосья и звёзды» (1979).

Кайсына переводили лучшие русские поэты: Н. Гребнев, С. Липкин, Н. Коржавин, О. Чухонцев, В. Звягинцева, Д. Самойлов, М. Петровых.

В 1966 году за книгу «Раненый камень» Кулиев получил Госпремию РСФСР, в 1974-м за «Книгу земли» – Госпремию СССР. Ленинскую премию ему присудили посмертно – в 1990-м: он умер 4 июля 1985 года.

Но Кайсына, повторюсь, любили не за звания и награды. От его стихов веяло добротой, они согревали и никогда не угасали надежду на лучшее. Приведу его стихотворение в переводе Н. Гребнева:

 

***

Окна моего дома смотрят на дом, не так давно перестроенный. В нём жил поэт Алексей Недогонов (родился 1 ноября 1914 года). Отсюда он однажды вышел и, пытаясь перейти Гоголевский бульвар, попал под трамвай. Было это 13 марта 1948 года. И, стало быть, поэту-фронтовику не удалось прожить на свете 34 лет.

Алексей Иванович был тяжело ранен во время финской кампании под Выборгом. Великую Отечественную прошёл в качестве военного журналиста. Он был известен и до войны. Печатался со стихами в газетах и журналах. Но первый, подготовленный им сборник «Простые люди» вышел в 1948 году уже посмертно.

В сборник была включена и поэма «Флаг над сельсоветом», за которую поэт посмертно был удостоен сталинской премии 1 степени. Увы, поэма потому и получила столь высокую награду, что показывала жизнь послевоенного села в том духе, в каком его стали показывать лукавые мастера искусств (ближайший пример – фильм «Кубанские казаки»), то есть – никаких трудностей – везде сплошное изобилие и полное довольство.

Хороших стихов у Недогонова немного. Вот, например, такое:

 

***

Книга Рида Иосифовича Грачёва «Где твой дом» (1967) сразу стала одной из любимых в нашей семье. Книга была небольшой, и хотелось почитать что-нибудь ещё Грачёва. Но публикаций в журналах не было, а книги больше не выходили.

Только значительно позже я узнал о судьбе этого писателя. Оказывается, что и та книга, которую я читал, была выпущена с огромным трудом. Грачёва поддерживали ленинградские писатели старшего поколения В. Панова, Д. Дар, Е. Эткинд, Т. Хмельницкая. Они помогли Риду Иосифовичу собрать книжку, из которой редактор сумел выбросить довольно большое количество прекрасных рассказов. Но книжка вышла, и Рида Грачёва можно было принимать в Союз писателей. Приняли. Увы, дальше дело не пошло. Печатать Грачёва редакции отказывались. И он стал появляться в самиздате, что, разумеется, ещё больше отдаляло его от возможности легальной публикации в советской печати.

К тому же Грачёв заболел. А, заболев, вообще отошёл от какой-либо творческой деятельности. Так что, когда в постперестроечное время появилась его книга «Ничей брат» (1994), никого не удивило, что живой её автор нигде не появляется и ничего больше не несёт издателям. Ибо его стихотворения и эссе, которые напечатал журнал «Звезда» (1994, №2), были не извлечены из ящика стола писателя, а, скорее, собраны из архива самиздата.

Недавно издательство журнала «Звезда» выпустило две увесистые книги Грачёва «Письмо заложнику» (под редакцией А. Арьева, 2013) и «Сочинения» (2014).

Рид Иосифович умер 1 ноября 2004 года. Фактически он прожил на свете немало: родился 18 июля 1935-го. Но творческая его жизнь была по времени намного меньше.

Очень-очень жаль. Понимаю Бродского, который считал Грачёва «лучшим литератором российским нашего времени». Вот какие стихи Рид Иосифович писал в 1962 году:

 

2 ноября

Лично мне Даниил Леонидович Андреев, родившийся 2 ноября 1906 года, кажется интересней своего отца. Во всяком случае, «Роза Мира» мне представляется очень глубоким мистическим исследованием. Её эсхатологическая направленность мне близка.

Ужасна судьба самого Даниила Леонидовича. Арестован в 1947-м. Приговор: 25 лет. Помещён в Лефортовскую тюрьму. Через год переведён в знаменитый Владимирский централ.

После смерти Сталина пишет письмо Маленкову: «Не убедившись ещё в существовании в нашей стране подлинных, гарантированных демократических свобод, я и сейчас не могу встать на позицию полного и безоговорочного принятия советского строя».

Естественно, что его и не выпускают из тюрьмы. В августе 1956 года принимают решение снизить меру наказания до 10 лет. В апреле 1957-го Андреева освобождают из-под стражи. 11 июля 1957 года реабилитируют.

Даниил Леонидович перенёс в тюрьме инфаркт миокарда. Вышел из тюрьмы с тяжёлой формой заболевания пневмонией.

Весной 1958 обостряется стенокардия и атеросклероз. Андреев попадает в больницу Института терапии АМН СССР. Там работает. Выходит из больницы и 12 октября 1958 года заканчивает «Розу Мира». Работает над стихами и поэмой в прозе. 14 ноября снова попадает в больницу.

23 января 1959 года он получает, наконец, ордер на отдельную двухкомнатную квартиру на Ленинском проспекте, где проживёт сорок дней и умрёт 30 марта 1959 года.

В этих постоянных условиях несвободы Даниил Леонидович сумел быть абсолютно свободным в своём творчестве. При аресте его рукописи были уничтожены. Он сумел восстановить многое в тюрьме.

Великий гражданин!

 

***

Анатолий Борисович Гребнев (родился 2 ноября 1923 года) написал сценарии таких замечательных фильмов, как «Ждите писем», «Июльский дождь» (совместно с М. Хуциевым), «Сильные духом», «Старые стены», «Прохиндиада, или Бег на месте».

За «Старые стены» был отмечен Госпремией РСФСР имени братьев Васильевых. Получил и ленинскую премию, но за сценарий фильма «Карл Маркс. Молодые годы». Ясно, что ленинскую дали за тему.

Трагически погиб под колёсами автомобиля 19 июня 2002 года.

Я насчитал сорок сценариев, написанных Гребневым. Добавлю, что Анатолий Борисович Гребнев – отец тоже очень известного киносценариста Александра Анатольевича Миндадзе.

 

***

Автор множества милицейских повестей и рассказов, бывший майор милиции Леонид Семёнович Словин (родился 2 ноября 1930 года) пользовался известностью. Тем более что он работал с документальным материалом. Его книги награждались премией МВД СССР. Книга «На тёмной стороне Луны», написанная в соавторстве с Георгием Вайнером (1988), издана в России полуторамиллионным тиражом. И включена в «Чёрную серию» – знаменитую престижную коллекцию французского издательства «Галлимар».

Читали Словина много и охотно. Иные его вещи экранизированы.

И вдруг я узнаю, что, несмотря на известность, майор милиции Словин, награждённый медалью «За безупречную службу» всех трёх степеней, суммарное количество тиража книг которого достигло 14 миллионов, переехал в 1994 году в Израиль.

Не знаю, как сложилась там его судьба. Умер он в Иерусалиме 19 июня 2013 года. Но что его сподвигнуло уехать?

Размышляя над этим, я увидел, что у него остались сценарии, написанные совместно с другими и не поставленные. «Капитан-Такое-Дело» (совместно с Симоном Соловейчиком), «Подозревается в невинности» (совместно с Николаем Ивановым), «Как стать генералом» (совместно с братьями Вайнерами).

Может быть, эти вещи были ему дороги, и то, что их отказались снимать, его сильно обидело? Не знаю.

 

***

Константин Николаевич Державин рано – с 16 лет стал печататься. В 1926 году издал в Харькове монографию «Шекспир». Именно он написал предисловие к Дантовой «Божественной комедии» в переводе М. Лозинского. Автор многих исследований по испанской, французской, русской и болгарской литературе. И по театру этих стран. Его книга «Сервантес. Жизнь и творчество» (1958) до сих пор не потеряла своего познавательного значения. В Болгарии ценят его книги «Болгарский театр» (1950) и об И. Вазове (1951), Х. Ботеве (1962). Он был избран членом-корреспондентом Болгарской Академии наук.

А русскому театру, его драматургам и его актёрам Державин посвятил книги «Эпохи Александрийской сцены» (1932), «Книга о Камерном театре»: 1914 – 1934» (1934), «Александр Николаевич Островский. 1823 – 1886» (1950), монографии о Е. П. Корчагиной-Александровской, В. А. Мичуриной-Самойловой.

В двадцатых годах он сотрудничал с кино. Написал книгу о немецком актёре экспрессионистского кинематографа «Конрад Вейдт» (1926). Выступил режиссёром двух фильмов «Торговый дом „Атланта и К“» (1923) и «Самый юный пионер» (1924).

Перевёл с испанского плутовскую повесть «Ласарильо с Тормеса» и плутовской роман Ф. де Кеведо «История жизни пройдохи по имени дон Паблос».

Умер Константин Николаевич 2 ноября 1956 года на 54 году жизни: родился 18 февраля 1903-го. Весьма насыщено прожита эта сравнительно небольшая жизнь.

Конечно, Константину Николаевичу повезло с родителями. Его отец – известный филолог-славист академик Николай Севастьянович Державин. Мать – ведущая исполнительница характерных танцев в Государственном театре оперы и балета имени С. М. Кирова, а позже балетмейстер Нина Александровна Анисимова. Было кому наставлять его в детстве, раскрывать прелесть тех пластов культуры, которые ценились в семье и были ей дороги.

Так-то оно так. И всё же личные таланты Константина Николаевича сбрасывать со счёта не будем. Приходилось встречаться с детьми академиков. Разные это были люди. В том числе и не одарённые.

 

***

Ну, разумеется, занимаясь поэзией в «Литературной газете», мне пришлось сталкиваться с ростовским поэтом Даниилом Марковичем Долинским. Потом я узнал, что после войны (а он на ней воевал) он вместе с Булатом Окуджавой в Тбилиси входил в кружок «Соломенная лампа», названного в честь абажура в квартире тёти Окуджавы, где собирался кружок.

Любые самостийно возникшие кружки вызывали интерес к себе госбезопасности. Булат и Даниил дёшево отделались: Окуджава успел уехать в Москву, а Долинский в Ростов-на-Дону. Многие не успели удрать, и были арестованы.

На следующий день после смерти Окуджавы Даниил Долинский написал:

Вот, оказывается, как оно было: Булат и Даниил ухаживали за сёстрами Смольяниновыми. Галина потом стала первой женой Булата.

Ничего этого я, разумеется, не знал. Мне и в голову не приходило спрашивать у Булата о Долинском. Хотя о «Соломенной лампе» я кое-что от него знал.

Мне Даниил Маркович всегда был симпатичен, хотя стихи его нравились не очень. Кажется, он это понимал, потому что никогда не просил меня о рецензии.

У нас был в Ростове общий знакомый Лёня Григорьян, очень хороший поэт. Вот о нём мы с Даниилом Марковичем говорили часто. Долинский был рад, что я ценю Лёню, а я оценивал ещё и благородство Даниила Марковича: радоваться за другого – умение, какое даётся далеко не каждому!

Впрочем, не хочу, чтобы сложилось впечатление, что я считаю Долинского графоманом. Это неправда. Я перечитал его уже после его смерти, которая случилась 2 ноября 2009 года (родился 15 июля 1925-го), и убедился, что есть у него и очень неплохие стихи:

 

3 ноября

Стихи Багрицкого лучше всего воспринимаются в юности. Жёсткие, неуступчивые, пронизанные желанием не только постоять за свои жизненные принципы, но и умереть за них, они близки подростковой романтике. Из них вырастаешь так же естественно, как вырастаешь из своей одежды.

Так же естественно, как вырастаешь из романтического Лермонтова, автора, допустим, «Мцыри».

Но вырастаешь не из всех стихов. С иными живёшь и растёшь всю жизнь. Иные переосмысливаешь в силу обретённого жизненного знания, жизненного опыта.

Кстати, дано это не всем. С недоумением приходилось читать статьи, в которых строки из стихотворения «ТВС» приводятся как декларация самого поэта:

Однако герой стихотворения тут ни при чём. Ему, горящему в туберкулёзном жару, является видение – туберкулёзник Дзержинский. Эти страшные слова – его, железного Феликса, оттого, быть может, и железного, что он зол на человечество за сгубивший его туберкулёз

Но стихотворение вовсе не фиксирует согласие с Дзержинским героя. Уж если на то пошло, эти слова Дзержинского, само его видение, помогают герою преодолеть туберкулёзную слабость, придают сил подавить в себе симптомы болезни, с которой связано продемонстрированное ему человеконенавистничество.

Эдуард Георгиевич Багрицкий (родился 3 ноября 1895 года) был действительно болен с раннего детства. Но не туберкулёзом, а бронхиальной астмой, которая рано свела его в могилу – 16 февраля 1934 года. Но, судя по его поэзии, он не поддавался болезни, не проникался пессимистическими настроениями.

Другое дело, что он жил в своём времени. Можно даже сказать: в тисках своего времени.

Он был разбужен к активной деятельности Февральской революцией. Служил в милиции. Октябрьскую революцию встретил в персидской экспедиции армии генерала Баратова. Он участвовал в экспедиции в качестве делопроизводителя врачебно-писательского отряда Всероссийского союза помощи больным и раненым, организованного Временным правительством. В Одессу вернулся в начале февраля 1918 года.

А дальше пути его и генерала от кавалерии Николая Николаевича Баратова разошлись. Тот после Октябрьской революции некоторое время жил в Индии, а потом примкнул к белому движению. В 1918-м был представителем Добровольческой армии и Вооружённых сил Юга России генерала Деникина в Закавказье. Багрицкий в Гражданскую добровольцем вступил в Красную армию. После войны работал в Бюро украинской печати (БУП) вместе с В. Катаевым и Ю. Олешей, потом в ЮгРОСТА, где работал с теми же писателями, а ещё и с В. Нарбутом, С. Бондариным. Был автором плакатов, листовок и подписей к ним.

В 1925-м с подачи В. Катаева переехал в Москву, где вступил в «Перевал». А через год перешёл к конструктивистам. В 1928 вышел его сборник стихов «Юго-Запад». В 1932-м изданы сразу три книги «Победители», «Последняя ночь» и «Избранные стихи».

Одним из самых жизнелюбивых стихотворений в русской поэзии является, на мой взгляд, «Птицелов» Багрицкого:

Знаю, знаю, что поэт Багрицкий гораздо сложней, чем я его здесь представил. Но мне хотелось сказать о жизнелюбии больного поэта, обречённого с детства. Его жизнелюбие было его большим мужеством.

 

***

Лёня Зорин, мой очень хороший знакомый, стал известным драматургом очень рано. Да что там! Десятилетним ребёнком он опубликовал стихи, получившие похвалу Горького. Окончил Азербайджанский университет имени Кирова и Литературный институт имени Горького.

В 1948 году Леонид Генрихович Зорин (родился 3 ноября 1924 года) переселяется из Баку в Москву. И уже в 1949 году в московском Малом театре поставлена пьеса Зорина «Молодость».

Он становится очень успешным драматургом. Практически каждый год пишет и ставит на театре по пьесе, как правило, хорошо принимаемой зрителем.

Официальная пресса добра не всегда. В 1954 году из многих печатных орудий был дан залп по пьесе «Гость», которая обличала господство бюрократии.

Пьеса «Чужой паспорт» (1957) снова нравится далеко не всем критикам. Опять драматург подвергнут экзекуции за постановку вопроса о нравственной ответственности руководителей перед народом.

Помню пьесу «Римская комедия» (1964), на которую набросилась цензура из-за явно просматривающихся намёков на взаимоотношения художника и власти, которая формально по пьесе далеко отстоит от современности (действие происходит во времена римского императора Домициана), а фактически её и олицетворяет.

Перечислять все пьесы нет возможности. Зорин написал их много – около тридцати. Но сказать о «Покровских воротах» следует. Сперва Михаил Козаков поставил её в театре на Малой Бронной, а потом её экранизировал, сделав культовой вещью в кино.

Возможно, стоит упомянуть постановку Романом Виктюком в Театре имени Моссовета пьесы «Царская охота» (1977). И постановку Павлом Хомским в том же Театре имени Моссовета пьесы «Цитата» (1978). Всё это мощные этапные события в нашем театре.

Разумеется, стоит отметить работу Зорина в кино. Он соавтор А. Алова и В. Наумова по сценарию фильма «Скверный анекдот», много лет пролежавшего на полке. Ну, и разумеется автор сценариев по многим своим пьесам.

А что до его прозы, то лично мне больше всего нравится его автобиографический роман «Авансцена» (1997). Странно, что он не получил никаких премий. Сборник рассказов и повестей «Скверный глобус» (2009) был удостоен III премии «Большой книги». Но по мне из 25 книг прозы, написанных Зориным, именно на Большую (игра слов!) премию тянет «Авансцена» – по психологической точности воспроизведённого в нём времени.

 

***

Борис Степанович Рябинин (родился 3 ноября 1911 года) в шутку называл себя «собачьим» писателем. У него действительно немало повестей и рассказов о собаках. Написал книгу «Друг, воспитанный тобой», в которой запечатлел бесчеловечность людей, жестоких в обращении с животными, в частности, с собаками.

Собирал статуэтки собак из разного материала: бронзы, фаянса, фарфора, моржовой кости.

Но, разумеется, писал не только о собаках.

Первая его книга «Каменные загадки» вышла в 1936 году. Её одобрил земляк Рябинина П. Бажов, с которым Борис Степанович ездил по Уралу. Вторая его книга «Мои друзья» (1937), посвящённая собакам, вызвала одобрение К. И. Чуковского.

Произведения Рябинина не просто проникнуты любовью к природе, но они написаны как бы её, природы, голосом. Борис Степанович очень хорошо её чувствовал. И потому, как хороший музыкант, мог воссоздать всё оттенки её богатого голоса.

Книг Рябинин написал немало. И о нём написано немало. В основном, критиками-уральцами.

Скончался Рябинин 15 марта 1990 года. Мне, любителю собак, близка его убеждённость в том, что «ни одно животное не платит человеку такой привязанностью, как собака… Старое правило собаководства гласит: сколько вы вложите в собаку, столько она и отдаст вам».

 

***

Судьба Елены Михайловны Тагер (родилась 3 ноября 1895 года) трагична. Начала печатать стихи в 1915 году, участвовала в Пушкинском семинаре С. А. Венгерова. Познакомилась с поэтом и пушкинистом Георгием Масловым. Вышла за него замуж. Летом 1917-го уехала вместе с ним к его родным в Симбирск для организации выборов в Учредительное собрание. Там муж вступил в Добровольческую армию. А Елена Михайловна работала у белых в Поволжье.

Но в Самаре поступила на службу к красным. Сотрудничала с американской организацией помощи Герберта Гувера (АРА).

После смерти мужа в декабре 1920-го вернулась в Петроград.

И уже в 1922 году была арестована и обвинена в шпионаже. Выслана на два года в Архангельск. В Ленинград возвратилась в 1927 году.

В 1929 выпустила книгу рассказов «Зимний берег» (переиздана в 1931-м). Входила в группу «Перевал». В 1934 году вступила в Союз писателей.

Однако в марте 1938 года – новый арест по делу, заведённому на Николая Тихонова (по этому делу арестован и Николай Заболоцкий). Под пытками дала показания на Тихонова (но в 1951-м при новом аресте отказалась от них). Была приговорена к 10 годам лагерей. Отбывала срок на Колыме и под Магаданом. Освободилась в 1948 году. Жила в Магадане и в Бийске.

Третий арест последовал в 1951 году. Выслана на спецпоселение в Казахстан. В сентябре 1954-го освобождена. В 1956-м вернулась в Ленинград.

В 1957-м снова переиздали книгу «Зимний берег».

В самиздате распространяли её стихи, посвящённые Мандельштаму и Ахматовой. В 1964 году её воспоминания о Мандельштаме без имени автора были опубликованы в первом томе собрания сочинений поэта, изданном в США.

Умерла 14 июля 1964 года.

Вот её стихотворение, написанное на Колыме:

 

***

Владимир Григорьевич Чертков (родился 3 ноября 1854 года) в 1883 году познакомился с Львом Толстым и стал пропагандистом толстовства. При участии Толстого организовал издательство «Посредник». В 1897 году был выслан из России за выступления в защиту духоборов. Жил в Англии. Помогал духоборам организовать их переселение в Канаду, издавал запрещённые в России произведения Толстого, организовал газету «Свободное слово» (1901—1905) и сборник «Листки „Свободного слова“» (1898—1902), в которых публиковал обличающие российское самодержавие материалы.

После манифеста царя о свободе в 1907 году вернулся в Россию. Издал в 1911—1912 годах три тома «Посмертных художественных произведений» Толстого, а на деньги, полученные от их продажи, выкупил у наследников Л. Толстого землю и передал её крестьянам Ясной Поляны и деревни Грумант (древнерусское название архипелага Шпицберген).

В 1917—1920 был редактором журнала «Голос Толстого и единение». Собранные Чертковым дневники, черновики, письма Толстого позволили приступить к изданию 90-томного Полного собрания сочинений писателя. Под редакцией Черткова вышли 72 тома.

Умер 9 ноября 1936 года, оставив очень ценные книги «Разговоры Л. Н. Толстого, записанные Чертковым» (1893), «О последних днях Л. Н. Толстого на станции „Астапово“» (1911), «Уход Л. Н. Толстого» (1922).

 

***

Ефим Давидович Зозуля вместе с Михаилом Кольцовым организовал в 1923 году журнал «Огонёк». Позже организовал книжную серию «Библиотека „Огонька“».

К этому времени он был уже автором книг «Гибель главного города» (1918) и «Рассказы. Т. 1» (1923).

Критики находили, что он следует традициям Чехова.

Он обладал определённым психологическим мастерством, но большим писателем стать не смог из-за робости обобщений. Его художественные вещи написаны, что называется, на случай. Хотя считается, что в «Рассказе об Аке и человечестве» (1919) он предварил некоторые мотивы антиутопии Замятина «Мы».

В начале Отечественной войны пошёл рядовым в ополчение. Два месяца служил в артиллерии. Потом был переведён корреспондентом во фронтовую газету. Но тяжело заболел и умер в госпитале 3 ноября 1941 года (родился 10 декабря 1891).

Несмотря на то, что в 1962 году выходила книга Е. Зозули «Я дома», писатель сейчас довольно прочно забыт. Что, по-моему, несправедливо.

Надеюсь, что время восстановит его память. Всё-таки отдельные его рассказы написаны не без блеска.

 

4 ноября

Ученик Ф. Ф. Фортунатова и А. А. Шахматова Николай Николаевич Дурново (родился 4 ноября 1876 года) и сам был выдающимся лингвистом. До эмиграции издал в России «Очерк истории русского языка», «Повторительный курс грамматики русского языка» и «Грамматический словарь».

В 1924 году взял четырёхмесячную командировку в Чехословакию и там остался. Занимался наукой в тесном контакте с членами знаменитого Пражского лингвистического кружка, особенно с Р. О. Якобсоном и Н. С. Трубецким, от которых воспринял идеи структурализма.

Постоянное место работы Дурново в Чехословакии получить не удалось. И он согласился с белорусскими коллегами принять место профессора в Белорусском университете. В конце 1927 года на своё несчастье вернулся в СССР. С 1928 по 1930 работал в Минске профессором. Был избран академиком Белорусской Академии наук.

Но через короткое время пригласивших Дурново учёных объявили буржуазными националистами, а Дурново уволили с работы и исключили из Академии.

Уже в 1930-м он уезжает в Москву, но все попытки устроиться на постоянную работу оказываются бесплодными.

В декабре 1933 года он арестован, приговорён к 10 годам лагерей и отправлен в печально знаменитый СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения). Там его в 1937 году снова судят и приговаривают к расстрелу. 27 октября 1937 года приговор приведён в исполнение недалеко от Соловков в Медвежьегорске.

Но чекистам этого мало. В следующем году расстреляли ещё и обоих сыновей Николая Николаевича Андрея и Евгения.

Не зря историки сравнивают по значению и масштабу арест и казнь Дурново с арестом и смертью Н. И. Вавилова. Дурново был великим лингвистом современности.

Сперва он занимался диалектологией, совместно с Д. Н. Ушаковым и Н. Н. Соколовым составил первую карту русских диалектов в 1915 году. Потом обратился к исторической грамматике русского языка. Опубликовал несколько ценных работ в этой области.

А в области истории русского литературного языка он высказал ряд новаторских идей, касающихся соотношения орфографической системы древнейших письменных памятников с фонетикой древнерусского языка. Дурново указал, что фонетические особенности живого языка отражаются в письменной речи не напрямую, а как отклонения от орфографической нормы, которая в разных памятниках может быть различной.

Одним из первых русских лингвистов Дурново начинает заниматься синхронной морфологией русского языка. Ему принадлежит опыт первого в России (и одного из первых в мире) словаря лингвистической терминологии – «Грамматический словарь» (1924). Некоторые описательные решения Дурново по вопросам о составе русских падежей, о трактовке категорий рода и числа в русском языке оказались востребованы в современных моделях русской морфологии (прежде всего в работах академика А. А. Зализняка).

Ряд работ Дурново оказались навсегда утраченными.

Словом, доблестные чекисты своё обычное дело сделали: обеднили русскую науку!

 

***

Юрий Тимофеевич Галансков активно участвовал в поэтических чтениях у памятника Маяковского в 1958—1961 годах. В 1961 году выпустил одно из первых изданий самиздата – литературный и общественно-политический альманах «Феникс». Он подготовил издание ещё одного «Феникса» в 1966-м.

Хотел создать пацифистскую организацию, разработав проект программы Всемирного союза сторонников всеобщего разоружения. Был одним из организаторов первых митингов против подавления свободы в СССР – 5 декабря (день советской конституции) 1965 и летом 1966 на Пушкинской площади в Москве. В это же время сблизился с Народно-трудовым союзом.

Ясно, что такая деятельность безнаказанной оставаться не могла. В январе 1967 года Галансков был арестован. Год, пока длилось следствие, находился в Лефортовской тюрьме. Он был тяжело болен – воспаление язвы кишечника. Несмотря на болезнь, его приговорили к 7 годам строгого режима и отправили в посёлок Озёрный (Мордовия).

Тяжёлая работа, недостаточная медицинская помощь, невозможность лечебного питания были чекистскими средствами умерщвления узника. Тюремщики своего добились. Юрий Тимофеевич умер после операции в Центральной больнице Дубровлага 4 ноября 1972 года (родился 19 июня 1939 года).

После смерти Галанскова в 1980 году во Франкфурте-на-Майне издательство «Посев» выпустило книгу «Галансков», включив в неё некоторые статьи, обращения, письма, часть стихов и неоконченную повесть. В 1994 году книга с дополнениями была переиздана в Ростове-на-Дону.

В 2006 году в Москве друг Галанскова Геннадий Кагановский подготовил и издал книгу «Хроника казни Юрия Галанскова в его письмах из зоны ЖХ-385, свидетельствах и документах».

 

***

Всеволод Анисимович Кочетов был привезён в Москву из Ленинграда Фролом Романовичем Козловым, когда того взял в московскую номенклатуру Хрущёв. Козлов продвигался быстро: Председатель Совета Министров РСФСР, первый заместитель предсовмина СССР, секретарь ЦК, второй секретарь ЦК.

Вот и Кочетов, секретарь Ленинградской организации Союза писателей при первом секретаре города Козлове, приехав в Москву, получил место главного редактора «Литературной газеты», а с ним полагающееся главреду «Литературки» партийное звание – член Центральной Ревизионной Комиссии КПСС. Своим заместителем в «Литгазете» Кочетов захотел сделать Валерия Друзина, работавшего с ним в Ленинграде, и Друзин тут же получил квартиру в Москве. Кажется, таким же образом Кочетов перевёл в 1959 году в Москву А. Л. Дымшица, которого, сделал своим заместителем в журнале «Октябрь», когда в 1961 году возглавил этот журнал.

Не убеждён, что в Ленинграде он пользовался такой же известностью, какую получил в Москве. То есть, как писателя его уже знали. Роман «Журбины» (1952) получил хорошую прессу, много раз переиздавался и был переведён на многие языки мира. А в 1954 году ещё и экранизирован под заглавием «Большая семья».

Но я говорю не о писательской известности. Приехав в Москву, Кочетов быстро выдвинулся в лидеры группы, в которую сбились писатели-погромщики, отличившиеся ещё в кампанию борьбы с космополитизмом. Похоже, что даже Грибачёв, консультировавший Фурцеву и Хрущёва по вопросам культуры, признавал лидерство Кочетова, твёрдо отстаивавшего свои принципы.

К тому же Кочетов писал теперь не о потомственных рабочих судоверфи. Уже романом «Братья Ершовы» (1958) он ввязывался в полемику с раскритикованным Хрущёвым романом В. Дудинцева «Не хлебом единым». Однако сталинистская позиция писателя не устраивала того же Хрущёва. И роман был раскритикован в «Правде».

Кочетова это не смутило. Он пишет роман «Чего же ты хочешь?», который после журнальной публикации (1969) издатели выпускать не спешат. В Москве отдельной книгой он не вышел. Вышел в Минске благодаря зав отделу агитации и пропаганды ЦК Белоруссии А. Т. Кузьмину (впрочем, есть мнение, что издать книгу распорядился первый секретарь белорусской компартии Машеров, а Кузьмин всего только подчинился начальству). Так или иначе, но учтём, что заявленный в книге двухсоттысячный тираж на деле не вышел. Его сильно урезали до 65 тысяч.

Главный кочетовский патрон Фрол Козлов на посту второго секретаря не удержался. Наделал ошибок, получил на этой почве инсульт, и его пост перешёл к Брежневу. Это было незадолго до снятия Хрущёва. И через короткое время после хрущёвской отставки Козлов умирает.

А страсти вокруг кочетовского романа накаляются. Появляются очень остроумные пародии З. Паперного и С. С. Смирнова. С протестом против публикации этого романа двадцать представителей интеллигенции пишут письмо Брежневу.

И тогда кочетовская группировка подключает в свою защиту Шолохова. 11 ноября 1969 года он лично обращается к Брежневу:

«Пo литературным делам мне хотелось бы сказать об одном: сейчас вокруг романа Вс. Кочетова „Чего же ты хочешь?“ идут споры, разноголосица. Мне кажется, что не надо ударять по Кочетову. Он попытался сделать важное и нужное дело, приёмом памфлета разоблачая проникновение в наше общество идеологических диверсантов. Не всегда написанное им в романе – на должном уровне, но нападать сегодня на Кочетова вряд ли полезно для нашего дела. Я пишу об этом потому, что уже находятся охотники обвинить Кочетова во всех грехах, а – по моему мнению – это будет несправедливо. Ваш М. Шолохов».

И всё меняется. Дискуссии прекращены. Паперный за свою пародию исключён из партии.

Однако Брежневу Кочетов был не так уж и нужен. Снятие Твардовского с поста главного редактора «Нового мира» положило конец противостоянию демократического и ортодоксального органов печати. Кочетов со своей жёсткой принципиальностью в отстаивании сталинизма был хорош только как противовес Твардовскому. Твердолобых людей Брежнев не терпел.

Но снимать Кочетова не пришлось. Тот заболел и, поняв, что болен смертельно, застрелился 4 ноября 1973 года (родился 4 февраля 1912-го). С его смертью «Октябрь» стал обычным литературным журналом, ничем не выделяющимся из среды своих собратьев.

 

***

Кажется, из всей семьи Чуковских только Николай Корнеевич оскоромился. Выступил на совместном заседании руководства Союза писателей СССР, Союза Писателей РСФСР и московского отделения СП, посвящённом осуждению и исключению из Союза писателей Бориса Пастернака, опубликовавшего на Западе свой роман «Доктор Живаго» и получившего Нобелевскую премию.

«Во всей этой подлой истории, – сказал о Пастернаке Н. Чуковский, — есть всё-таки одна хорошая сторона – он сорвал с себя забрало и открыто признал себя нашим врагом. Так поступим же с ним так, как мы поступаем с врагами».

Могу себе представить, как реагировала на эти слова брата Лидия Корнеевна. Да и Корней Иванович, разумеется, не одобрял сына. Тем не менее из песни слова не выкинешь.

Я уже рассказывал, как отклонял Винокуров все попытки писательского начальства сделать начальником и его. «Не выпячиваться! – говорил об этом Евгений Михайлович. – Спать будет спокойней от сознания, что ты никому не сделал подлости!»

Увы, Николай Корнеевич был членом правлений Союза писателей СССР и Союза писателей РСФСР, председателем секции переводчиков Союза писателей. Выступать ему пришлось.

Это тем более обидно, что в остальном биография Николая Корнеевича чистая. Писатель он был неплохой. Сближался с группой «Серапионовы братья». Был под постоянным дамокловым мечом в период репрессий тридцатых годов: брали его друзей. Но избежал ареста.

Воевал, начиная с финской войны. Участник обороны Ленинграда. Всю блокаду оставался в городе. Собственно, впечатления об этом легли в основу его самого известного романа «Балтийское небо», который он писал 8 лет, начиная с 1946 года, и опубликовал в 1955 году.

Выпустил очень неплохую книгу в «ЖЗЛ» Беринг.

Перевёл «Остров сокровищ» Стивенсона. Кроме этого, переводил Сетон-Томпсона, Марка Твена, Юлиана Тувима.

Оставил очень интересные «Литературные воспоминания».

Умер внезапно во сне 4 ноября 1965 года на 62 году жизни: родился 2 июня 1904-го.

Впрочем, мне кажется, что он и сам себя осудил за то клятое выступление.

 

***

Михаил Дмитриевич Чулков, родившийся в 1744 году (увы, известен только год его рождения!), был типичным художником-титаном XVIII века.

Мало того, что он писал литературу. В 1767 году он издал «Краткий мифологический лексикон», в котором объяснял имена и термины греческих, римских и славянских мифов и легенд.

А в 1770 году вместе с Н. Новиковым издаёт «Собрание разных песен». Через десять лет – «Русские сказки, содержащие древнейшие повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие оставшиеся через пересказывание в памяти приключения» в 10 частях.

В 1782 году издаёт «Словарь русских суеверий». В 1786 переиздаёт его под заглавием «Абевега русских суеверий, идолопоклонничества, жертвоприношений, свадебных, простонародных обрядов, колдовства, шаманства и проч.».

Им написано и по повелению императрицы за счет её кабинета издано огромное «Историческое описание российской коммерции при всех портах и границах от древних времён до настоящего и всех преимуществ, узаконений и т. д.». (М., 1781—1788, 7 частей, в 21 томе).

В 1791—1792 в пяти книгах вышел чулковский «Словарь юридический или свод российских узаконений, временных учреждений суда и расправы».

А что до литературы, то Михаил Дмитриевич издавал два сатирических журнала «И то и сё» (1769) и «Парнасский щепетильник» (1770).

И, конечно, не забудем, что Чулков – автор чрезвычайно популярного в его время авантюрного романа «Пригожая повариха, или Похождения развратной женщины».

Его авантюрные и сатирические вещи в XIX веке не издавались: их считали безнравственными. Но XX век восстановил справедливость по отношению к плодовитому и талантливому человеку, скончавшемуся 4 ноября 1792 года.

 

5 ноября

О романе «Санин» Михаила Петровича Арцыбашева (родился 5 ноября 1878 года) я был наслышан с подростковой юности. В Ленинке его не выдавали: книги эмигрантов были в спецхране. Так что прочитал я роман поздно. И, надо сказать, с изрядной долей скуки.

Может быть, я воспринял бы его иначе, прочитай роман подростком, на кого Арцыбашев и рассчитывал. Но куда больше, чем роман, мне понравилась блистательная рецензия на него Корнея Ивановича Чуковского, названная «Геометрический роман»:

«I

У героинь этого романа очень пышные груди, у героев очень сильные мускулы, и вообще весь роман ужасно как старается, чтобы мы сочли его поэмой телесности, солнца, половой радости, звериного счастья, греха.

Но при всём нашем желании, мы не можем угодить ему. Именно оттого, что какая же при зверином счастье – старательность? Чем больше в романе доказательств в защиту солнца, тем меньше мы им верим, именно опять-таки оттого, что это доказательства.

Г. Арцыбашев старательно и добросовестно строит запутанные свои силлогизмы. И, сколько бы потом он ни описывал женских грудей, дрожащих мужчин, сколько бы потом он ни говорил «звериных», пугающих слов, – всё это никого ни увлечь, ни испугать не может, ибо из-за всего этого торчит силлогизм.

Критики уже сердились на этот роман, зачем в нём так много обнажённых тел и сладострастных образов. Боже мой, если бы это было так. Создать образ, написать живое, дышащее тело – да ведь это величайшая цель и величайшая трудность для художника. Браня так г. Арцыбашева, – мне кажется, ему тем самым делали ужасно лестные комплименты, и по совести мне кажется, он их не заслужил.

II

Свои потаённые доказательства г. Арцыбашев ведёт издалека. Первое положение его теоремы такое: мысли человека всегда лживы и выражают то, чего хочет его тело.

И вот кто бы из героев г. Арцыбашева, что бы у него ни подумал, что бы у него ни сказал, г. Арцыбашев сию же минуту со злорадством шепнёт читателю, что мысли эти – ложь, что думать их вовсе не следовало, а следовало бы думать то-то и то-то, и если герой этого не подумал, то только потому, что его телу этого не хотелось.

Такое уличение своих же героев во лжи ведётся г. Арцыбашевым с первой страницы до последней – без единой поблажки».

Начал я с «Санина», потому что «Санин» прославил Арцыбашева. Роман переводили, писателя обвиняли в порнографии. Даже кое-где возникали судебные процессы по этому поводу.

Но «Санин», появившийся в 1907 году, был далеко не первой книгой Арцыбашева. Сам писатель считал лучшим своим произведением «Смерть Ланде» (1904). После того, как книгу заметили, он отказался от карьеры художника, о которой поначалу подумывал.

Он издал двухтомник «Рассказов» (1905—1906). А после «Санина» роман «У последней черты» (1910—1912), где описывается самоубийство сразу семи героев.

Недаром немецкий славист Вольфганг Казак написал в своём «Лексиконе»: «Главное у Арцыбашева – свободная любовь, насилие, эгоизм, описания убийств, казней, самоубийств, предсмертных судорог; изображение рассчитано на то, чтобы шокировать читателя».

Разумеется, преследуя в литературе такие цели, Арцыбашеву нечего было рассчитывать на счастливую писательскую жизнь в России после революции. И он поспешил в эмиграцию.

Эмигрировал в Польшу. Стал одним из руководителей газеты «За Свободу!», где под общим заглавием «Записки писателя» печатал обзор общественно-политической жизни. Он собрал эти статьи и выпустил отдельной книгой «Записки писателя» (1925). По мне, лучшая его книга.

В Варшаве он продолжал выпускать и художественные свои вещи. Но они такого успеха, как когда-то в России, не имели. Умер в Варшаве 3 марта 1927 года.

 

***

Об этом Муравьёве мы можем прочитать в «Евгении Онегине» в комментарии к стихам:

Здесь Пушкин поставил цифру 9. И в девятом примечании к роману написал:

А стихотворение «Богине Невы» было очень известным у Михаила Никитича Муравьёва (родился 5 ноября 1757 года), одного из ведущих поэтов-сентименталистов, оказавшим влияние не только на Пушкина.

Михаил Никитич был наставником русской словесности, русской истории и философии великих князей Александра Павловича и Константина Павловича, учителем русского языка будущей императрицы Елизаветы Алексеевны.

То есть, он был близок ко двору, и его ученик, ставший императором, Александр I определил его секретарём в собственный кабинет для принятия прошений (очень значительная должность!). В 1802-м Муравьёв – ещё и товарищ министра народного просвещения, а в 1803-м – ещё и попечитель Московского университета (одновременно Московского учебного округа). Все эти должности Муравьёв совмещал. На всех – трудился исправно.

Он увеличил состав профессоров Московского университета за счёт приглашения иностранцев и выдвижения в профессорскую среду отечественных выдающихся учёных. Он создал при университете ряд обществ (истории и древностей российских, испытателей природы, соревнователей медицинских и физических наук), устроил хирургический, клинический и повивальный институты, принимал деятельное участие в разработке нового устава университета 1804 года, предпринял издание журнала «Московские Учёные Ведомости», который закрылся после его смерти.

Он, скончавшийся 10 августа 1807 года, покровительствовал поэтам Батюшкову (приходившемуся ему двоюродным племянником) и Жуковскому. Хотя, конечно, по дару уступал обоим.

Вот его стихотворение «Неизвестность жизни»:

 

***

Судьба Александра Ефремовича Новосёлова (родился 5 ноября 1884 года) в конечном счёте оказалась трагической. Сын казачьего офицера, он учился в Сибирском кадетском корпусе, но ушёл из него, не желая связывать свою жизнь с армией. Экстерном сдал экзамены на звание учителя и работал под Петропавловском в школе.

С 1907 по 1917 работал воспитателем в Омском пансионе Сибирского казачьего войска. Начал печататься с этнографическими очерками и рассказами. Его повесть «Беловодье» была высоко оценена Горьким, который напечатал её в своей «Летописи».

После февральской революции активно включился в политическую жизнь, вступил в партию эсеров. В марте-мае 1917 года редактировал «Известия Омского Коалиционного комитета». На казачьем съезде избран товарищем председателя Войсковой управы. З августа 1917 года избран Комиссаром Временного правительства по Акмолинской области. Одновременно исполнял обязанности комиссара по Степному генерал-губернаторству. В январе 1918-го вошёл в состав Временного правительства автономной Сибири в качестве министра внутренних дел.

В сентября 1918 года докладывал Сибирской областной думе о положении дел на Дальнем Востоке, где находилось правительство, чьим министром он был. 18 сентября прибыл в Омск, собираясь вскоре уехать в Томск. Но в ночь на 21 сентября был арестован вместе с заговорщиками, собиравшимися арестовать Административный совет Временного Сибирского правительства. Заговорщики только предполагали посвятить Новосёлова в свои планы. Тем не менее арестовавшие его офицеры предложили Новосёлову подписать прошение об отставке с министерского поста. И после его отказа 23 сентября 1918 года убили его.

Убийцы мотивировали свои действия тем, что Новосёлов якобы предпринял попытку к бегству. После проведения следствия прокурорский надзор принял решение арестовать убийц. Однако им удалось скрыться.

Был ли Новосёлов талантливым писателем? Его книги выходили в Барнауле (1957), в Алма-Ате (1960), в Иркутске (1981). О нём хорошо писали многие сибирские критики. Но за пределы Сибири его известность, кажется, так и не вышла.

 

***

Владимир Васильевич Гиппиус, брат поэта и пушкиниста Василия Васильевича, родственник поэтессы Зинаиды Гиппиус, сам был поэтом.

Первые свои книги выпускает под псевдонимами. «Возвращение» (1912) под псевдонимом Вл. Бестужев, «Ночь в звёздах» (1915) под псевдонимом Вл. Нелединский.

Преподавал словесность, в частности, в Тенишевском училище, где среди его учеников были О. Мандельштам и В. Набоков. Принимал участие в «Цехе поэтов.

В 1912 году в журнале «Гиперборей» (№2, ноябрь) была опубликована весьма своеобразная переписка Гиппиуса и Блока. Гиппиус поэтически отвечал-оспаривал стихотворение Блока «Всё на земле умрёт – и мать, и младость…». Блок так же поэтически ответил Гиппиусу стихотворением «Владимиру Бестужеву» (по тому псевдониму, каким Гиппиус подписался). Гиппиус в ответ написал цикл из четырёх стихотворений под названием «Александру Блоку».

Следует отметить и брошюру Владимира Гиппиуса «Пушкин и христианство» (1915), положившую, можно сказать начало прочтению, которую мы обнаружим во множестве нынешних работ о Пушкине.

Надо сказать, что оба его ученика – Мандельштам и Набоков упомянули его в своих произведениях. Набоков в «Других берегах» сказал о нём: «Тайный автор замечательных стихов». А Мандельштам посвятил ему небольшую главку в «Шуме времени». Главка называется «В не по чину барственной шубе». Отрывок из неё:

«Я приходил к нему разбудить зверя литературы. Послушать, как он рычит, посмотреть, как он ворочается: приходил на дом к учителю «русского языка». Вся соль заключалась именно в хождении «на дом», и сейчас мне трудно отделаться от ощущения, что тогда я бывал на дому у самой литературы. Никогда после литература не была уже домом, квартирой, семьей, где рядом спят рыжие мальчики в сетчатых кроватках.

Начиная от Радищева и Новикова, у В. В. устанавливалась уже личная связь с русскими писателями, жёлчное и любовное знакомство с благородной завистью, ревностью, с шутливым неуважением, кровной несправедливостью, как водится в семье.

Интеллигент строит храм литературы с неподвижными истуканами. Короленко, например, так много писавший о зырянах, сдаётся мне, сам превратился в зырянского божка. В. В. учил строить литературу не как храм, а как род. В литературе он ценил патриархальное отцовское начало культуры.

Как хорошо, что вместо лампадного жреческого огня я успел полюбить рыжий огонёк литературной (В. В. Г.) злости!

Власть оценок В. В. длится надо мной и посейчас. Большое, с ним совершённое, путешествие по патриархату русской литературы от «Новикова с Радищевым» до Коневца раннего символизма так и осталось единственным. Потом только почитывал».

Умер Владимир Васильевич в военное время от голода в Ленинграде 5 ноября 1941 года (родился 27 июля 1876-го).

А что до его стихов, то они ещё будут востребованы. Убеждают меня в этом такие его строчки:

 

6 ноября

Афанасий Лазаревич Коптелов (родился 6 ноября 1903 года) получил Госпремию СССР за роман «Точка опоры». Причём этот роман – заключительная часть трилогии о Ленине («Большой зачин» (1963), «Возгорится пламя» (1966, 1969) и вот – «Точка опоры». Написано это блёкло, банально. Но тема такова, что удивляешься, как это за первые два романа Коптелову ничего не дали!

Вообще-то награждали Коптелова много. И понятно, почему. Его неизменно избирали в партийные органы (то есть, был он членом райкома, горкома), был он секретарём Союза писателей СССР и РСФСР. Награждён орденами Ленина, Трудового Красного знамени, «Знак Почёта».

Но всё это не за литературу, а за общественные деяния.

Умер Коптелов 30 октября 1990 года. И, думаю, вместе с ним умерли и его произведения, имевшие малое отношение к литературе.

 

***

Леонид Израилевич Лиходеев в полном смысле этого слова ходил под Богом. Был он белобилетником. Тем не менее добился отправки на фронт. Через некоторое время командир части приказал офицеру связи и Лиходееву пробраться в штаб и передать туда пакет. Где точно находится штаб, никто не знал. Дело было в кавказских горах. Их остановили пьяные офицеры и, назвав предателями, велели расстрелять. Перед этим вышел знаменитый приказ Сталина №227, предписывающий расстреливать предателей, паникёров и трусов на месте.

Расстреливать Лиходеева и офицера вызвался некий безусый школяр. Отведя их на расстояние, он сказал: «Бегите! Я выстрелю в воздух».

Так остался жить замечательный журналист и очень неплохой писатель.

Начинал он со стихов. О чём напомнил в «Дне поэзии», главным редактором которого был Луконин и который заказал Лиходееву фельетон. Фельетон был очень смешным. Там Лиходеев не пощадил и себя, поэта.

Фельетонистом Лиходеев был отменным. Его сатирическое письмо отличается карикатурностью, пристрастностью к парадоксам. Его книга «Гвоздь в сапоге» отмечена острой социальной критикой. Его роман «Средневозвышенная летопись» пронизан сарказмом.

Лиходеев написал много книг. Не все они равноценны. Но во всех ощущается накал гражданских страстей, любовь к истории своего отечества.

Умер Леонид Израилевич 6 ноября 1994 года (родился 14 апреля 1921-го).

 

***

Павел Воинович Нащокин сблизился с Пушкиным после возвращения поэта из Михайловской ссылки. С тех пор был одним из самых близких Пушкину людей.

Был Нащокин крёстным отцом сына Пушкина Александра.

Пушкин побуждал Нащокина писать воспоминания. Сохранилась правка поэта на первых листах нащокинской рукописи.

Дом Нащокина в Воротниковском переулке был последним московским адресом Пушкина, который жил там с 3 по 20 мая 1836 года. Судя по всему, друзьям хорошо было тогда быть вместе.

«Незадолго до смерти поэта, – вспоминает жена Нащокина Вера Александровна, – мой муж заказал сделать два одинаковых золотых колечка с бирюзовыми камешками. Из них одно он подарил Пушкину, другое носил сам, как талисман, предохраняющий от насильственной смерти. Взамен этого поэт обещал прислать мне браслет с бирюзой, который я и получила уже после его смерти при письме Натальи Николаевны, где она объясняла, как беспокоился её муж о том, чтобы этот подарок был вручен мне как можно скорее. Когда Пушкин после роковой дуэли лежал на смертном одре и к нему пришёл его секундант Данзас, то больной просил его подать ему какую-то небольшую шкатулочку. Из неё он вынул бирюзовое колечко и, передавая его Данзасу, сказал:

– Возьми и носи это кольцо. Мне его подарил наш общий друг, Нащокин. Это – талисман от насильственной смерти».

Умер Нащокин 6 ноября 1854 года (родился 15 декабря 1801 года). Он и жена оставили воспоминания об их великом друге.

 

7 ноября

««Гитлер не очень собирался свергать в России коммунистический строй». Ульрих фон Гассель, бывший германский посол в Риме, впоследствии казнённый по делу о заговоре 1944 года, сообщает в своем дневнике:

Фюрер сказал фон Папену (который это и передал Гасселю), что дойдёт (в России) только до определённой географической границы, а потом можно будет сговориться со Сталиным: «Он всё-таки великий человек и осуществил вещи неслыханные», – сказал Гитлер. Сталин был тоже очень высокого мнения о фюрере, во всяком случае, более высокого, чем о своих демократических союзниках».

Цитата принадлежит Марку Александровичу Алданову (родился 7 ноября 1886 года). Это выписка из его «Записных книжек».

Помимо литературы Алданов занимался химией. Удивительно, как серьёзно относился он к этим занятиям. Написал книгу «Actinochimie» (1937), которую высоко оценили химики. В 1951 году издал труд «К вопросу о возможности новых концепций в химии».

И это – будучи известным и уважаемым всеми писателем.

В эмиграции он оказался по командировке в 1919 году от партии эсеров, к какой принадлежал. Сперва жил в Париже, потом в Берлине, потом снова в Париже.

Дебютировал как исторический романист в эмиграции, написав сначала тетралогию «Мыслитель» из истории Французской революции и наполеоновских войн – «Девятое термидора» (1923), «Чёртов мост» (1925), «Заговор» (1927), «Святая Елена, маленький остров» (1921), а потом и трилогию из недавнего времени, периода Первой мировой войны, русской революции и эмиграции – «Ключ» (1929), «Бегство» (1932) и «Пещера» (1934—1936). Любитель Л. Толстого, он в свои романы непременно вводит персонажей, воспринимающих исторические события с простой – народной точки зрения.

Кроме того, Алданов сотрудничает с газетой «Последние новости», где печатает исторические очерки, которые привлекали читателей неизвестными фактами, добытыми писателем из архивов. Опубликовал небольшие повести о Микеланджело, Ломоносове, Бетховене, Байроне. В эмигрантских театрах шла его пьеса «Линия Брунгильды».

После падения Парижа (1940) переезжает в США. Пишет в газете «Новое русское слово» и «Новом журнале» рассказы на современные темы, связанные со Второй мировой войной.

Вернувшись во Францию, написал два больших романа «Истоки» (1950) – о революционном движении семидесятых годов и убийстве Александра II и «Самоубийство» – о русской революции.

Участвовал в подготовке программы для издательства имени Чехова в Нью-Йорке.

Он с женой посильно занимался благотворительностью. Дружил с Буниным, Набоковым, Керенским. Бунин в период с 1938 по 1950 год шесть раз выдвигал его кандидатуру на соискание Нобелевской премии.

Скончался в 70 лет – 25 февраля 1957 года.

«Редкой благожелательности человек!..» – вспоминал о нем писатель эмигрант Н. Брешко-Брешковский. И добавлял:

«Особенно же в писательском мирке Парижа и не подумавшем сплотиться па чужбине, в одинаково для всех тяжёлых эмигрантских условиях…

Алданов рад всегда устроить одного, похлопотать за другого…»

 

***

Ну, «Чапаев» – это культовая советская книга. Кто её не читал?

Впрочем, не читали её, наверное, сейчас уже многие. Но фильм по-прежнему продолжают смотреть.

Не по многу раз, как в моём детстве, когда снова принимались смотреть в надежде, что Чапаев (актёр Бабочкин) всё-таки выберется на берег. Сейчас дети прагматичней. И вообще – менее сентиментальные, что ли?

Автор «Чапаева» Дмитрий Андреевич Фурманов (родился 7 ноября 1891), конечно, не писал реальной биографии революционного вожака. Он был политическим комиссаром и в романе вывел себя в этой роли.

Чапаев командовал 25 дивизией на Восточном фронте. Считалось, что она воевала с колчаковцами. Но местное население не испытывало симпатии к чапаевцам. Фурманов и в романе проговаривается об этом: «Чапаев пленных брать не приказывал ни казачишка. «Всех, – говорит, – кончать подлецов!"…»

В июне 1920 года против большевиков восстал гарнизон г. Верного (Алма-Аты) – 5 тысяч бойцов Красной армии. Восставшие обратились с воззванием к красноармейцам: «За кого вы бились два года? Неужели за тех каторжников, которые работают теперь в особых отделах и расстреливают ваших отцов и братьев?»

Фурманов, имевший мандат за подписью Куйбышева и поручение контролировать все партийные организации Семиречья (то есть, следить за ними), взялся за ликвидацию восстания, которое он описал в романе «Мятеж». И подавил его жестоко и кроваво.

После гражданской войны работал политредактором Госиздата, потом секретарем Московской ассоциации пролетарских писателей (МАПП), которую Булгаков вывел под названием МАССОЛИТ в «Мастере и Маргарите».

Умер он 15 марта 1926 года. Был яростно непримирим к тем, кто выступал против марксистской идеологии, партийной догмы.

 

***

Кажется, настолько свыкся с тем, что Дмитрий Михайлович Балашов (родился 7 ноября 1927 года) прежде всего исторический романист, что почти не поверил его биографам, утверждавшим, что первую свою повесть «Господин Великий Новгород» писатель опубликовал в журнале «Молодая гвардия» только в 1967 году, то есть в 40 лет.

Чем же в таком случае он занимался до этого?

Работал в Институте литературы, языка и истории Карельского филиала АН в Петрозаводске. Он, кандидат наук, ездил в экспедиции на Север, издал научные сборники «Народные баллады» (1963), «Русские свадебные песни» (1969), «Сказки Терского берега Белого моря» (1970).

Он не оставил научную работу и когда стал писать произведения, посвящённые русскому прошлому. Их он написал много.

Роман «Марфа-посадница» (1972), посвящённый присоединению Новгорода к Московскому великому княжеству. Критика не слишком хвалила этот роман. По мнению некоторых, противоборство Москвы и Новгорода «увидено лишь по-новгородски» (С. Котенко). Балашов действительно сочувственно отнёсся к новгородцам, в этом романе на самом деле проявляется антипатия автора к москвитянам и деятелям тогдашней Православной церкви, что, по мнению С. Семанова, лишает произведение «объективности и мудрого историзма».

Основной труд Балашова-писателя – цикл романов «Государи Московские», включающий в себя «Младший сын» (1975), «Великий стол» (1979), «Бремя власти» (1981), «Симеон Гордый» (1983), «Ветер времени» (1987), «Отречение» (1989), «Похвала Сергию» (1992), «Святая Русь» (1991—1997), «Воля и власть» (2000), «Юрий» (неоконченный). Цикл охватывает период истории с 1263 года (смерть Александра Невского) до 1425-го.

Романы эти широко понорамны, написаны, правда, языком, на котором народ не говорит, но со знанием дела. Художническая концепция истории Руси Балашова опирается на учение Л. Н. Гумилёва, на его евразийские идеи.

Балашов погиб 17 июля 2000 года. Его труп с травмой головы и со следами удушья, завёрнутый в рогожу, был найден перед деревенским домом писателя.

В убийстве обвинили жителя Новгорода и сына писателя (за укрывательство тела и угон машины). Оба получили большие сроки.

 

***

Лидия Михайловна Лотман (родилась 7 ноября 1917 года) – литературовед, исследователь литературы, сестра Юрия Михайловича Лотмана.

Окончила в 1939 году филологический факультет Ленинградского университета. Поступила в аспирантуру Пушкинского Дома. Но занятие в ней было прервано войной.

Лотман работала в военном госпитале, в детском доме. К концу войны вновь принялась за диссертацию по А. Н. Островскому, которую защитила в 1946 году.

В Пушкинском Доме занялась подготовкой и комментированием полных собраний сочинений М. Лермонтова, Н. Гоголя, В. Белинского, И. Тургенева (1 и 2 издание), Н. Некрасова, Ф. Достоевского.

Следует отметить вклад Л. М. Лотман в издание таких многотомных научных книг, как «История русской литературы» в 10 т. (1941—1956), «История русской литературы» в 4 т. (1980—1982), «История русского романа» в 2 т. (1962—1964), «История русской поэзии» в 2 т. (1968—1969), «Русская повесть XIX века» (1973), «История русской драматургии» в 2 т. (1982—1987).

В 1972 году Лидия Михайловна защитила докторскую диссертацию, которая легла в основу её наиболее известной книги «Реализм русской литературы 60-х годов XIX века» (1974).

Не потеряла научной ценности и её книга «А. Н. Островский и русская драматургия его времени» (1961).

Лидия Яковлевна, скончавшаяся 31 января 2011 года, оставила очень интересную книгу «Воспоминания» (2007).

 

***

Я хорошо знал Геннадия Семёновича Мамлина, родившегося 7 ноября 1925 года. Читал немало его детских книжек и его пьес, которые издавал ВААП (всесоюзное агентство по авторским правам).

Пьесы тоже были обращены к молодёжной аудитории.

Что же до его прозаической брошюрки «Комсомольское поручение Семёна Кравчука», вышедшей в «Знании» в 1962 году, то Гена её стеснялся. Мы шли с ним по Юрмале и, кажется, в Асари зашли в магазин, где продавалось штук 15 этой брошюры. Гена крякнул и купил все.

– Больше нет у вас? – спросил он продавца.

– Сейчас нет, – ответил тот, – но вы заходите: возможно, подвезут ещё со склада!

Гена побагровел.

– Вот так мы и расплачиваемся за ошибки молодости, – сказал он мне.

Надо сказать, что на дворе стоял 1969 год. И значит, что брошюра пылилась на складе 7 лет. Неудивительно, если учесть её более чем стотысячный тираж.

А вообще он был творчески незаурядным человеком. Сам ставил свои пьесы на сцене, писал к ним музыку, сочинял песни. Пользовались успехом такие его пьесы, как «Эй ты, здравствуй!», «Антонина», «Поговорим о странностях любви», «Салют динозаврам!»

У него были хорошие диалоги, живые, занимательные, психологически точные.

Словом, когда он почти перестал приезжать в Москву, живя в подмосковном Красновидове, без него стало скучно.

В Красновидове он тяжело болел. Умер 2 февраля 2003 года.

 

***

Байка от Михаила Веллера:

«Когда-то… Ленинградскую писательскую организацию возглавлял стихотворец Александр Прокофьев, по-простому в обиходе – Прокоп. Круто деловой. Лауреат, чёрная машина, брюхо типа дирижабля «Граф Цеппелин» – эпоха, табель о чинах.

Вот подкатывает его лимузин к Союзу, а из дверей приятный такой молодой человек выходит. Узнаёт его через стекло, здоровается умильно и дверцу раскрывает заодно: уважение оказывает старшему, всё равно рядом, вежливый такой.

И ещё как-то раз также кстати выходит он. И ещё. Мол, какие интересные совпадения. И уходит ненавязчиво своей дорогой.

И уже в коридорах Союза встречая, стал с Прокопом здороваться – узнавался. Разговора удостоился: приятнейший молодой человек, начинающий, бедный, и какой-то ненавязчиво приятно-полезный. Книжечки на автограф, как водится. И, короче, пригласил его Прокоп в литсекретари.

Что такое денщик босса? это маршальский жезл, сунутый тебе в ранец под груду хозяйского груза и грязного белья: топай, парень! дотащишь моё – и своё получишь. Прокопу-то брюхо мешало до шнурков на ботинках дотягиваться, так Саня Чепуров вообще незаменимый мальчик был.

Прокоп, скажем, возвращается из Москвы на «Стреле», а Саня его уже встречает с цветами и женой (прокоповской): пожалте встречу. А Прокоп выплывает из вагона под руку с бабой. А Саня, не усекя, ему букет и ножкой шаркает, на супругу кивает. Прокоп почернел, ткнул ему обратно букет и потопал один. Мило услужил. Еле отмолился.

Вот так Саня и двинулся в начальники Ленинградского СП, каковое и возглавлял много лет весь «застойный период»».

Конечно, Веллер может и придумать. Да, и наверняка кое-что выдумал. Не запомнил даже, что Чепурова звали не Саней, а Толей. Но вот честнейший ленинградский поэт – Лев Друскин. За его «Спасённой книгой» в своё время охотились чекисты. Не нашли. Потом уже в годы перестройки она не просто обнаружилась, но была издана.

Выписываю о Прокофьеве, который был забаллотирован в секретари Ленинградской писательской организации:

«Вечером после перевыборов Прокофьев, пьяный, сидел в ресторане Дома писателей и плакал. Рядом стоял верный оруженосец Анатолий Чепуров и утешал его. И вдруг Прокофьев повернулся к утешителю и плюнул ему в лицо. Чепуров вынул носовой платок, бережно обтёр Прокофьеву губы, а потом уже утёрся сам».

Я однажды приехал в Ленинград на какую-то конференцию от «Литературной газеты». Звонит мне в гостиничный номер наш спецкор по Ленинграду Илья Фаликов. «Можешь, – говорит, – завтра подойти в Союз? С тобой Чепуров хочет встретиться». Чепуров был в это время председателем Ленинградского союза. «А зачем я ему?» – спрашиваю. «Не знаю, – отвечает Илья. – Он и меня зовёт».

Договорились, когда встретимся.

Входим. Кабинет большой. Чепуров весь круглый, как шар. Поднимается из-за стола. Здоровается. И сразу:

– Вот приготовил для «Литературной газеты».

Даёт штук семь увесистых томов. Открываю. «Александру Борисовичу Чаковскому…» «Так это не мне», – говорю.

– Есть там и вам. Пожалуйста, захватите с собой в Москву и раздайте. А вам, – это мне, – я был бы очень признателен, если б лично отозвались. У вас есть какие-нибудь просьбы? Может, хотите у нас что-нибудь посмотреть? Куда-нибудь поехать?

– Спасибо, – говорю, – ничего не надо.

– Но я всё-таки буду надеяться, – говорит он мне.

– У меня сейчас совершенно нет времени, – говорю. – Много долгов перед другими редакциями.

– Да я вас и не тороплю, – голос Чепурова приторный.

– Да уж, – говорю, – торопиться не буду.

– Но напишите?

– Прочитаю, – говорю. – Если не понравится, вы же сами будете недовольны. А врать в печати я не умею.

– Нет уж, – испуган Чепуров. – если не понравится, не пишите, конечно.

Разумеется, я не написал.

Но книгу полистал.

Понятно, что ничего писать я о книге Чепурова не стал. Как и обещал ему. Мне не понравилось.

Умер Чепуров 7 ноября 1990 года. В 68 лет (родился 16 июня 1922-го). 15 последних лет просидел на посту первого секретаря Ленинградской областной писательской организации.

 

8 ноября

Я рано начал печататься на первом курсе университета. Свои курсовые (а мы писали их каждый год) печатал как журнальные статьи. А диплом напечатал брошюрой в издательстве «Знание».

Это не ради хвастовства: хвастать мне нечем: те работы были невероятно плохими. Вспомнил, потому что моим редактором в «Знамени» была молодая миловидная женщина – жена критика Валерия Павловича Друзина (родился 8 ноября 1903 года).

Друзин звонил ей на работу, видимо, очень часто. Во всяком случае, когда я приходил в издательство, она отвечала по телефону мужу каждые полчаса. Клала трубку и, улыбаясь, глядела на меня: «Это Валерий Павлович». «Любит он вас», – улыбался я ей. «Ревнует, старикашка, – говорила она. – И соглашалась: – Любит, конечно! Куда ему деваться».

Сам по себе Друзин был человеком очень неприятным – занудливым, недобрым. Его статьи забылись, по-моему, даже раньше его смерти (умер 28 декабря 1980-го). Да и не умел он их писать.

Человек Кочетова, он в Ленинграде при Кочетове был главным редактором «Звезды». А когда Кочетов вместе с Фролом Романовым отбыл в Москву и стал главным редактором «Литературной газеты», замом главного он взял Друзина, который после ухода Кочетова ещё год исполнял обязанности главного редактора. Но стать главным ему не удалось. Перешёл в аппарат Союза писателей. Работал замом Председателя Союза. Был взят в Литинститут профессором, заведующим кафедрой советской литературы.

А что же он всё-таки написал? После войны книги о В. Саянове, Б. Ручьёве, В. Кочетове. До войны брошюрку (1927) о Есенине, статьи в рапповском стиле. Во время войны писал корреспонденции с фронта, работая в армейских газетах.

Зам ответственного секретаря «Литературной газеты» Лёня Чернецкий рассказывал, чем запомнился коллективу Друзин, когда стал и. о. главного. Что бы ни обсуждали в редакции – свежий номер на «летучке» или план будущего номера на «планёрке», Друзин, живший на даче в Переделкине, постоянно сворачивал к любимому: «Был я у такого-то (начальник!). Обещал устроить в Переделкине тёплые клозеты». Так и прозвали его в редакции, говорил Чернецкий: «Тёплый клозет!»

***

Подобные справки я уже здесь цитировал:

«Комитет

Государственной безопасности СССР

Управление по Ленинградской области

11 марта 1990 года

№10/28—517

Ленинград

Сметанич-Стенич Валентин Осипович, 8 ноября 1897 года рождения, уроженец Ленинграда, русский, гражданин СССР, беспартийный, писатель, член ССП, проживал: Ленинград, кан. Грибоедова, д. 9, кв. 126;

жена – Файнберг Любовь Давыдовна, 33 года (в 1937 году). В 1958 году Большинцова Л. Д. проживала: Москва, ул. Королева, д. 7, кв. 114.

Арестован 14 ноября 1937 года Управлением НКВД по Ленинградской области. Обвинялся по ст. 58—8 (террористический акт), 58—11 (организационная деятельность, направленная к совершению контрреволюционного преступления) УК РСФСР.

Приговором Военной Коллегии Верховного суда СССР от 20 сентября 1938 года определена высшая мера наказания – расстрел. Расстрелян 21 сентября 1938 года в Ленинграде.

Определением Военной Коллегии Верховного суда СССР от 24 октября 1957 года приговор Военной Коллегии Верховного суда СССР от 20 сентября 1938 года в отношении Сметанич-Стенича В. О. отменён, и дело, за отсутствием в его действиях состава преступления, прекращено.

Сметанич-Стенич В. О. по данному делу реабилитирован».

Что ж, опять приходится говорить об уничтожении талантливого человека.

Валентин Иосифович Стенич (настоящая фамилия – Сметанич) начинал как поэт, но очень быстро перешёл на переводы, где добился исключительного успеха.

Достаточно сказать, что в «Литературном современнике» был приблизительно на треть опубликован его перевод «Уллиса» Джойса». Переводил (и чудесно переводил) Честертона рассказы об отце Брауне, Р. Киплинга «Отважные мореплаватели», Дж. Д. Пассоса «42 параллель», Б. Брехта «Трёхгрошовый роман».

По традиции, поддержанной Н. Я Мандельштам, считается, что Стенич – герой очерка Александра Блока «Русские денди» (1918).

О нём вспоминают и рассказывают массу анекдотов.

Вот один из них:

«Однажды Стенича позвали к телефону. Взяв трубку, он услышал: „Hello! Hear is Dos Passos!“ и ответил: „Идите вы… Так я вам и поверил!“ Трубку перехватил сотрудник посольства: „Стенич, бросьте валять дурака. Дос Пассос в Ленинграде и хочет вас видеть“».

Вот другой:

«Случилось это, якобы, во времена НЭПа. Приходит Стенич в москательную лавку и просит гвозди. Хозяин, старый еврей, не поднимая головы: „Нет гвоздей“. Стенич настаивает: „Посмотрите лучше, очень нужны гвозди!“ Хозяин раздражённо, не поднимая головы: „И смотреть нечего, я же сказал – нету“. А Стенич был франт, персонаж очерка Блока о русских денди. Ходил с тростью. И тут он как стукнет тростью в пол, как загремит: „А когда Господа нашего, Иисуса Христа распинали, у вас нашлись гвозди?!“ – Немая сцена. Вот такой был человек. Антисемитом он не был, поскольку сам был еврей, но для „красного“ словца… К тому же, внешность – типа Маяковского, отнюдь не еврейская, и лавочник еврея в нём признать никак не мог».

 

***

Некоторое затруднение вызывает у меня заметка об Александре Александровиче Коваленкове. Как его представить? Поэтом? Его книга «Ясный день» издавалась в 1958 году, «Стихи» – в 1960-м, «Собеседник» – в 1965-м, «Избранные стихи» – в 1968-м. Или литературоведом? И вспомнить его книги «Практика современного стихосложения» (1960» и «Поэзия простых слов» (1965)? А, может, всё-таки поэтом-песенником? Стихов, ставших песнями, у Коваленкова много. На его слова писали музыку известные композиторы, в том числе такие, как Р. Глиэр, М. Табачников, В. Шебалин, А. Силантьев. Помните:

А с другой стороны, поэтом Коваленков был не слишком даровитым. Литературоведом и вовсе небольшим. А уж от его песен сейчас таких строк, которые я процитировал, осталось совсем немного.

Был Александр Александрович репрессирован. Об этом его биографы говорят глухо. И понятно почему.

После войны Коваленков преподавал в Литературном институте. В первую же ночь после смерти Сталина в Москве арестовали несколько тысяч человек. В том числе и Коваленкова. В Литинституте не успели ещё как следует переварить эту новость, как Коваленков был отпущен. Пробыл в заключении месяц.

Умер он 8 ноября 1971 года (родился 2 марта 1911-го).

Но вообще в Литинституте его любили.

Закончу воспоминаниями о нём Солоухина. Понимаю, что они во многом меня опровергают. Но я ведь не претендую на истину в последней инстанции.

«Он был поэт, педагог, прозаик, теоретик русского стихосложения, интересный собеседник, эрудит, рыболов, грибник, неисправимый романтик.

На вид он казался суховатым педантом, а на самом деле был душевным и отзывчивым человеком, склонным к выдумке и фантазии.

– Вы знаете, какая рыба самая вкусная?

– Наверно, карась или форель

– Ну что вы! Вот бывают щурятки, когда они величиной ещё с карандаш…

Эти щурятки величиной с карандаш безвкусны, как трава, водянисты, но собеседник мой убеждённо верил, что это самая вкусная рыба на земле. Не знаю, пробовал ли он их, но ему хотелось, чтобы было именно так.

– Державин? Пушкин сказал про него, что это дурной перевод с какого-то прекрасного подстрочника. Да, но если бы перевести этот оригинал как следует (с точки зрения Пушкина), то и получился бы сам Пушкин!

На его семинар ходили с других семинаров и с разных курсов. Пожалуй, только здесь можно было услышать, как свободно учитель оперирует строками и строфами из Верлена, Вийона, Данте, Петрарки, Апполинера, Петефи, Бодлера, Верхарна, Эминеску, Уитмена, Киплинга, Саади, Хафиза, а потом ещё из малоизвестных нам тогда Нарбута, Хлебникова, Бориса Корнилова, Незлобина, Ходасевича, Саши Чёрного, Цветаевой…

По двум-трём удачным строкам в неопытных ещё стихах он умел определить будущего поэта, как это было, скажем, в случае с Константином Ваншенкиным.

Автор тонких лирических стихотворений, он втайне гордился не больше ли, чем своей лирикой, тем, что солдатский строй поёт его песню «Солнце скрылось за горою, затуманились речные перекаты…”.

Он хорошо воевал и вообще в жизни был мужественным человеком.

Природу он любил не как её слепая частица, а пропуская через сложнейшие сита ассоциаций и реминисценций. Была у него тяга, так сказать, к микромиру. Не просто пейзаж – лес и река, но стоять и следить, как с вершины осины падает красный лист. Его зигзаги, его бреющий полёт доставлял поэту такое же эстетическое наслаждение, как балет или музыка. Одно время он увлёкся фотографией мелких деталей земного мира. Положить на землю кольцо с руки и запечатлеть, как через него перелезает муравей. Но – вот другая черта – не догадаться при этом, что для такой съёмки нужна специальная оптика, например телеобъектив 135.

Он смотрел на землю влюблёнными, но и анализирующими глазами. Романтик боролся с теоретиком, с учёным, но романтик неизменно побеждал.

Поэтому стихи Александра Коваленкова напоены солнцем, блеском воды, свежестью лесной поляны и речного берега. Недаром один из главных его сборников стихотворений называется «Ясный день», недаром обложку этого сборника украшает изображение красногрудого снегиря.

Время от времени от него приходили открыточки без начала, как будто продолжается давно начатый разговор. Они свидетельствовали, что какая-нибудь новая работа его бывшего ученика замечена и прочитана. Последняя такая открыточка написана им за несколько часов до смерти (по поводу статьи «Океан родной речи»). Вспоминаю строки, которые теперь можно считать хрестоматийными.

Сказки пишут для храбрых.

Зачем равнодушному сказка?

Что чудес не бывает,

Он знает со школьной скамьи.

Для него хороша

И обычная серая краска.

Он уверен —

Невзрачны на вид соловьи.

Соловьи золотые!..

В этом восклицательном утверждении весь поэт Александр Коваленков».

Дополню репликой: а ведь ничего хорошего в этих приведённых Солоухиным стихах нет. Какая уж тут «хрестоматийность»!

 

9 ноября

Памяти «старейшины русского стиховедения» посвятил свою книгу «Современный русский стих» академик М. Л. Гаспаров.

«Старейшина – Сергей Павлович Бобров (родился 9 ноября 1889 года) стиховедом был отменным. Он первым (1913) описал дольник под названием «паузник». Он один из зачинателей темы о ритмике словоразделов. Он исследовал перебои ритма в поэзии.

В 1915 году издал книгу «Новое о стихосложении Пушкина». В шестидесятых занимался стихосложением вместе с Гаспаровым, оставившем о нём воспоминания, и А. Н. Колмогоровым.

Но известность приобрёл не этим.

В 1914 году он возглавил группу футуристов «Центрифуга», куда вошли Б. Пастернак, Н. Асеев, И. Аксёнов. Пользуясь девяти псевдонимами, заполнил своими стихами почти на треть антологию «Второй сборник Центрифуги» (1916). До революции за три года издательство «Центрифуга», которым руководил Бобров, выпустило полтора десятка книг, в том числе и «Поверх барьеров» Пастернака.

В дореволюционных стихах Бобров сочетает приёмы футуризма с имитацией классической русской лирики. Он вообще экспериментатор в поэзии. Для его экспериментов характерны перебои в классических размерах, пропуски ударений в трёхсложниках.

Он продолжал писать стихи всю жизнь. И в 60-х снова напомнил о себе как о поэте.

В начале 1920-х опубликовал три социально-утопических романа. Два из них «Восстание мизантропов» (1922) и «Спецификация идитола» (1923) – под своей фамилией. Роман «Нашедший сокровище» (1931) под псевдонимом А. Юрлов.

В 1920—1930-е года работал в Центральном статистическом управлении. Тогда же был репрессирован и сослан в Кокчетав. Вернувшись, написал две научно-популярные книги для школьников «Волшебный двурог» (по математике; 1949) и «Архимедово лето» (в 2 частях, 1950). Написал автобиографическую повесть «Мальчик».

Бобров мистифицировал публику, опубликовав якобы найденное продолжение стихотворения Пушкина «Когда владыка ассирийский». Сам же и разоблачил мистификацию, после того как пушкинист Н. Лернер признал подлинность пушкинского текста.

Автор первого перевода на русский язык «Пьяного корабля» А. Рембо. Перевёл «Песнь о Роланде».

Умер 1 февраля 1971 года. Современники считали его несостоявшимся великим поэтом.

Сейчас принято отрицать, что Бобров назвал Блока «поэтическим мертвецом». Но он это не просто произнёс. Он написал это в журнальной рецензии 1921 года на книгу Блока «Седое утро».

А экспериментальные его стихи были такого типа:

 

***

За плечами у Раисы Моисеевны Азарх революционное прошлое. Она была участницей Октябрьского вооружённого восстания в Москве 1917 года. Участницей гражданской войны в России. Была комиссаром особой Вятской дивизии. Позже руководила санитарными отрядами. Медик по профессии, она не только воевала на фронтах, но организовала борьбу с эпидемией тифа в Сибири. Стала одной из первых женщин Советской России, получивших (1928) орден Красного Знамени.

После гражданской войны – на партийной работе в печати. Была членом РАПП. Работала в тогдашней украинской столице Харькове в Госиздате Украины.

Жена Мате Залки, «генерала Лукача», назначенного командиром 12 интернациональной бригады республиканской армии Испании, она нелегально в ноябре 1936 года прибывает в Испанию. Организовывает санитарные подразделения республиканской армии.

В 1937 году её знакомая даёт чекистам показания о связи Азарх с троцкистами. Азарх получает от КПК взыскание.

Известно, что Ежов предложил Сталину арестовать Азарх. Сохранилась бумага с согласием Сталина и Молотова. Однако арестована она не была.

В 1939 года она в рядах армии во время польского похода. На финской войне была уполномоченной Народного комиссариата обороны. Во время Великой Отечественной – корреспондент ряда фронтовых газет.

Но после войны в 1948 году её всё-таки арестовывают. Ей вменяется знакомство с Анной Сергеевной Алиллуевой, сестрой покойной жены Сталина. За знакомство с Анной Сергеевной, кстати, посадили и жену Молотова П. С. Жемчужину.

Дело в том, что в 1946 году вышли «Воспоминания» А. С. Алиллуевой, которые сильно прогневали Сталина. «Правда», по приказу Сталина, громит книгу. Автора арестовывают.

Раиса Азарх находилась в заключении до 1954 года.

Умерла она 9 ноября 1971 года (родилась 2 мая 1897-го)

Её книги не так интересны, как её биография. «Октябрь в Москве» (1921), «Борьба продолжается» (1930), «Сыны народа» (1941) – сами названия говорят, что она воплощает в художественной форме свои революционные идеи. О войне в Испании она написала роман-хронику «Дорога чести» (1956—1959).

Но в беллетристике преуспела не слишком.

 

***

Три выдающихся деятеля российской культуры XVIII века Василий Васильевич Капнист, Николай Александрович Львов и Гаврила Романович Державин были женаты на родных сёстрах. Первым на Марье Алексеевне в 1779 году женился Львов. За ним на Александре Алексеевне в 1781-м Капнист. А Державин на Дарье Алексеевне женился вторым браком в 1794-м после смерти своей первой жены.

Надо сказать, что все трое дружили между собой, хотя никто из них не признавал первенства за другим. И если уж говорить, в чём каждый достиг первенства, то в архитектуре, например, прославился занимавшийся ею нерегулярно Н. А. Львов. Сохранилось довольно много его построек: Никитские ворота Петропавловской крепости, здание Почтового двора (Почтамт) в Санкт-Петербурге, Приоратский дворец в Гатчине, Борисоглебский собор в Торжке, церковь святой Екатерины в Валдае и другие. Невероятно выразительны его усадебные постройки и садово-парковые ансамбли, где перед архитектором появлялась возможность на практике воплотить свои представления о разумном и прекрасном, реализовать идеи и увлечения, применить изобретения по отоплению и землебитному строительству. Кроме Торжокских усадеб (Знаменское-Раек, Никольское-Черенчицы, Митино, Василево), построил Н. А. Львов ещё и Званку для Г. Р. Державина, Кирианово для княгини Дашковой, Очкино для Судиенко в Черниговской губернии, Вороново для Ростопчина.

Что до поэзии, то первым из этих породнившихся художников следует признать Г. Р. Державина.

Капнист – выдающийся драматург, предвосхитивший Грибоедова и Гоголя.

Он и отдался литературному творчеству в 1775 году, после того как оставил военную службу.

Известность ему доставила «Сатира первая», опубликованная в 1780 году, в период, когда Екатерина, напуганная Французской революцией, закрыла журналы, издаваемые Н. Новиковым, – «Трутень», «Живописец», «Кошелёк». В это время появляются стихи Капниста:

Увы, сатира эта очень большая. Цитировать её здесь нет никакой возможности. Пороков человеческих немало. И, кажется, всех их бичует Капист. Ни одного не пропустил.

И как современно его обличение. Вы, конечно, слышали о ловкачах, списывающих кусками или целиком чужие диссертации. Уж как власть имущие препятствуют их разоблачению. Даже срок давности установили. Если не разоблачили через три года после защиты, значит признать её состоявшейся.

Вот и у Капниста в «Сатире первой»:

Или наш нынешний суд, самый гуманный в мире. Что о нём говорить, если и по неправосудным решениям имеются узаконенные сроки давности: судья вовсе не обязан пожизненно нести ответственность за свои решения, за подписанные им судебные акты.

И об этом есть у Капниста в той же «Сатире первой»:

Правда, из-за своих сатир Капнист поссорился с Державиным. Дело в том, что Капнист написал ещё «Оду на рабство» (1783), связанную с тем, что Екатерина закабалила своим указом бывших свободными крестьян Киевского, Черниговского и Новгород-Северского наместничеств. Описав тяготы крестьян, ода заканчивается призывом отменить указ, чтобы оды во славу императрицы стали чистосердечными.

Когда Екатерина издала новый указ, согласно которому в прошениях, подаваемых на её имя, следовало писать не «раб», а «верноподданный», Капнист откликнулся «Одой на истребление звания раба» (1787), где выдавал желаемое за действительное: рисовал благоденствие, которое якобы наступило в России, где будто бы исчезло рабство.

Дальше Капнист написал «Ответ Рафаила певцу Фелицы»: «Рапорт лейб-автору от екатеринославских муз трубочиста Василия К.» (1790). Он и прогневал Державина, который написал Капнисту: «Ежели таковыми стихами подаришь ты потомство, то в самом деле прослывёшь парнасским трубочистом, который хотел чистить стих другим, а сам нечистотою своих был замаран».

Славу Капнисту принесла его комедия «Ябеда» (1798). Она была поставлена на сцене петербургского театра, но вскорости по приказу Павла I снята с репертуара. Тираж её был конфискован.

Вот что по этому поводу пишет в своих «Рассказах о книге» известный библиофил Н. Смирнов-Сокольский:

«Подобные дела при Павле I делались быстро. Комедию запечатали сургучом в сундуке цензуры, а автора её Капниста фельдъегерские кони помчали в Сибирь.

Но вечером того же дня, как рассказывают некоторые, Павел пожелал вдруг проверить правильность своего «повеления». Он приказал дать этим же вечером комедию у себя, в «Эрмитажном» театре.

Трепещущие актёры разыграли комедию, причём в зрительном зале находилось всего два зрителя: сам Павел I и наследник его Александр.

Эффект был совершенно неожиданный. Павел хохотал, как безумный, часто аплодировал актёрам, а первому же попавшемуся на глаза фельдъегерю приказал скакать по дороге в Сибирь за автором.

Возвращённого с дороги Капниста всячески обласкал, возвёл в чин статского советника и до своей смерти оказывал ему покровительство.

Так ли это было точно или нет, документов по этому поводу не сохранилось, но то, что напечатанная комедия была арестована, а автор едва не угодил в Сибирь, – правда. Правда и то, что Павел I после действительно оказывал некоторое покровительство Капнисту».

Да, на судьбе самого Капниста запрет его комедии не отразился. Он был назначен Павлом директором всех императорских театров Петербурга. После убийства Павла он этот пост оставил.

А его комедия возобновила своё победное шествие по сценам. Как сообщает словарь Брокгауза и Эфрона, историк Николай Николаевич Бантыш-Каменский

передаёт следующий эпизод, которому был сам свидетелем. Когда в 3 действии Хватайко поёт: «Бери, большой тут нет науки; бери, что только можно взять. На что ж привешены нам руки, как не на то, чтоб брать?» – зрители начали рукоплескать, и многие, обратясь к одному из присутствовавших в театре чиновников, громко называли его по имени и восклицали: «это вы! это вы!»»

Умер Василий Васильевич 9 ноября 1823 года (родился 23 февраля 1758-го).

К этому можно было бы добавить, что, судя по всему, Капнист был одним из любимых литераторов Пушкина. В юности Пушкин подражал «горацианским одам» Капниста. А в зрелости брал из Капниста эпиграфы к своей «Капитанской дочке».

 

10 ноября

Валерий Яковлевич Кирпотин, родившийся 10 ноября 1898 года, поначалу был секретарём у Горького. Потом стал заместителем директора Ленинградского отделения института литературы и языка Комакадемии. В 1932—1936 – пик карьеры: зав сектором художественной литературы ЦК партии и одновременно секретарь оргкомитета Союза писателей СССР.

Во время войны был секретарём Фадеева, который оставил его возглавлять Союз писателей в дни эвакуации, а после снятия осады Москвы обвинил Кирпотина в паникёрстве за то, что тот, согласно инструкции, собирался сжечь секретные документы. Кирпотин уехал в Казань и там отсиделся в компанию борьбы с паникёрством.

После войны работал в ИМЛИ, но за увлечённость полузапретным Достоевским был уволен с поста заместителя директора.

И начались беды Кирпотина. Он долго и унизительно каялся в кампании борьбы с космополитизмом. Тем не менее был изгнан из партии и из ИМЛИ.

Вернулся к преподавательской деятельности при Хрущёве. Стал заведовать кафедрой истории русской литературы Литературного института.

В это время я с ним познакомился. Он рассказывал много интересного. Например, как был написан его ставший одно время обязательным для изучения труд «Наследие Пушкина и коммунизм» (1936).

Книгу заказал ему Сталин. Боюсь соврать за давностью рассказа, но кажется, что он дал Кирпотину всего день сроку: за это время книга должна быть написана и отдана ему, Сталину. Кирпотин сел писать с 5 утра. В это же время пришла и села за другой стол машинистка. Она сразу же перепечатывала написанный Кирпотиным текст.

Ранним утром книга была отослана Сталину. Он её читал, не спеша. Кирпотин извёлся в ожидании рецензии-резолюции. Дело в том, что к этому времени были арестованы все сотрудники сектора художественной литературы ЦК, которым он ещё недавно заведовал.

Дня через два Кирпотину позвонили из издательства «Художественная литература». Сказали, чтобы срочно приехал вычитать сигнальный экземпляр. Кирпотин впился глазами в печатный текст. Прочёл, не отрываясь, за несколько часов. И узнал, что книгу приказано издать тиражом в 25000 экземпляров.

Возможно, что она и спасла его от участи сотрудников.

Скончался Валерий Яковлевич на 99 году жизни – 29 мая 1997 года.

 

***

Странный это был человек – писатель Николай Дмитриевич Телешов (родился 10 ноября 1867 года). Что он не бедствовал – понятно: из купеческой семьи. Тем более кончил московскую Промышленную коммерческую академию в 1884 году.

Ранние стихи его подражательны (Надсону, Никитину, Плещееву). Ранняя проза отмечена подражанием Чехову, с которым Телешов был знаком.

Потихоньку вырисовывается круг знакомств Телешова. Это Гиляровский, братья Бунины, И. Белоусов, Н. Златовратский, Д. Мамин-Сибиряк, К. Станюкович. В 1899 году Телешов знакомится с Горьким, который добавляет в его кружок Л. Андреева, Скитальца. В кружок идут Чириков, Вересаев, Куприн, Серафимович. Словом, составляется солидное общество литераторов и редакторов иных изданий. Все они собираются на квартире Телешова по средам. «Среды» – так и будут называться эти собрания, просуществовавшие 17 лет – с 1899 по 1916. Из произведений кружка составляются сборники «Знание», «Слово», «Нижегородский сборник».

Благодаря жене Телешова Елене Андреевне Карзинкиной, представительнице богатого купеческого рода, ученице Поленова, окончившей Московское училище живописи, ваяния и зодчества, к кружку примыкают художники А. Головин, К. Первухин, А. Васнецов, И. Левитан.

После 1905 года Телешов организовывает в Подмосковье сельскую гимназию, где бесплатно или за сниженную цену учатся рабочие, железнодорожные служащие, крестьяне. Возглавлял Телешов кассу взаимопомощи литераторов и учёных, являлся присяжным суда чести при обществе печати и литературы. Издавал разные сборники «Друкарь», «1914 год», «В помощь пленным русским воинам».

Хорошо отнёсся к революции 1905 года. Но не слишком расстроился, когда революционная волна схлынула. Его рассказы и повести по-прежнему были отмечены оптимизмом.

Октябрьскую революцию Телешов, судя по всему, принял беспрекословно. Сразу же устраивается по линии Наркомата просвещения. Участвует в организации музея Художественного театра. Становится директором музея с 1923 года.

Пишет детские книжки. Пишет воспоминания. На его квартирах происходят заседания членов городской комиссии «История московских улиц» Охраны культурных памятников истории и культуры Москвы.

В историю литературы вошёл как организатор «Сред» и автор мемуаров «Записки писателя».

Всё это так. Никакого интереса органы к Телешову не проявляли. А ведь это был почти единственный писатель, который открыто переписывался с Буниными и другими эмигрантами. В его биографии есть сообщение, что советское правительство после войны очень рассчитывало при его посредничестве вернуть на родину Бунина. Бунин, как известно, от возвращения отказался. Но Телешову за невыполнение задания даже не погрозили пальчиком. Удивительно!

Умер он 14 марта 1957 года. Написал около 30 книг.

 

***

Кого мне действительно жалко, так это Владислава Андреевича Титова (родился 10 ноября 1934 года).

Мне ещё в «Юности» говорили, что к ним пришла рукопись какого-то безрукого инвалида, бывшего шахтёра, из которого Полевой хочет сделать нового Николая Островского. Поэтому дал задание переписать и довести до приличного уровня.

Переписчики старались. Но до приличного уровня довести не смогли. Напечатали весьма сыроватую повесть. Назвали «Всем смертям назло».

Нашей «Литературке» было приказано её расхвалить. Кажется, для этого ездил в Луганск наш корреспондент Мар, большой любитель приукрашивать и выдумывать эпизоды за интервьюируемых рабочих или инженеров.

Практически на эту повесть откликнулась вся пресса.

И безрукого Титова, писавшего карандашом в зубах, не просто сделали членом Союза писателей, но избрали руководителем Луганской организации.

Я его и его жену Риту постоянно видел в Харькове в 1980 году, куда меня послали от Союза писателей на конференцию по рабочему классу в литературе. Видел в гостинице, видел в ресторане, где мы питались (Рита кормила мужа с ложечки). Видел на трибуне, где он делился со всеми творческими планами.

Он уже написал ещё одну повесть «Ковыль – трава степная».

Особенно неловко я чувствовал себя, когда объявили, что приветственное письмо от конференции в ЦК КПСС прочтёт Владислав Андреевич Титов.

Он вошёл на трибуну, где уже лежал текст письма, и прочитал его с выражением.

Потом появились новые его вещи «Жизнь прожить», «В родной земле корням теплее», роман «Проходчики».

Но их почему-то не рекламировали. Они проходили незамеченными.

Хотя за короткое время наградили щедро. Дали два ордена и медаль. Сделали лауреатом Всесоюзного литературного конкурса имени Н. Островского. Дали республиканскую комсомольскую премию за пьесу «Всем смертям назло», которую переделали из повести. Дали Госпремию Украины им. Т. Шевченко.

Он умер 30 апреля 1987 года, оставив незаконченной повесть.

А в Луганске открыли его музей-квартиру, директором которой сделали Риту.

Жалко человека. Зачем этот цирк в литературе?

 

***

Виктор Александрович Курочкин (умер 10 ноября 1976 года, родился 23 декабря 1923) прославился своей повестью «На войне как на войне».

Воевал танкистом. В 1943 году лейтенант Курочкин назначен командиром СУ-76 в танковой армии 1 украинского фронта. Воевал храбро. В 1943 году награждён орденом Красной Звезды. В 1944-м орденом Отечественной войны II степени. В 1945-м орденом Отечественной Войны I степени. В январе при форсировании Одера тяжело ранен.

Окончил Ленинградскую юридическую школу. Работал в 1949—1951 годах судьёй в Новгородской области. Учился на заочном отделении Литературного института, который окончил в 1959 году. Среди зачётных рассказов первой экзаменационной сессии были «Соперницы», которые впоследствии легли в основу фильма Максима Руффа «Ссора в Лукашах» с Сергеем Плотниковым, Кириллом Лавровым и Леонидом Быковым в главных ролях.

Как свидетельствует Виктор Конецкий, пьяного Курочкина однажды в 1969 году жестоко избили в милиции. После чего он перенёс инсульт. «У него парализовалась правая рука и отнялась речь, читать он тоже не мог».

К этому времени он уже написал повесть «На войне как на войне» о командире танка, который моложе всех членов танкового экипажа и который не сразу, но завоёвывает авторитет у боевых сослуживцев и у начальства. Печатать её не решались. Наконец, зав отделом прозы журнала «Молодая гвардия» В. В. Сякин на свой страх и риск напечатал повесть в августовском номере 1965 года. Пресса была в основном положительная, и в 1968 году режиссёр Виктор Трегубович, написавший в соавторстве с Курочкиным сценарий по этой повести, поставил одноимённый фильм. В главных ролях – Михаил Кононов, Олег Борисов, Виктор Павлов, Фёдор Одиноков.

А ещё раньше, в 1962 году он написал повесть «Записки народного судьи Семёна Бузыкина». Но она сразу была отвергнута цензурой. Напечатана через много лет после смерти Курочина – в 1990 году.

Любопытно, понёс ли наказание хоть один милиционер, по существу убивший чудесного русского писателя? Ни о чём подобном я не читал.

 

11 ноября

В 1821 году 11 ноября родился Фёдор Михайлович Достоевский (умер 9 февраля 1881-го). Не стану ни рассказывать его биографии, ни излагать концепцию его творчества.

Приведу одно только его высказывание, которое стоит того, чтобы к нему прислушаться:

«Я скажу Вам про себя, что я – дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных. И, однако же, Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие-то минуты я сложил в себе символ веры, в котором всё для меня ясно и свято. Это символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной»

/Из письма к Н. Д. Фонвизиной 20 февраля 1854/

 

***

Очень известная фигура в русской литературе: Лилия (Лиля) Юрьевна Брик, родившаяся 11 ноября 1891 года.

У младшей (моложе на 5 лет) сестры Лили Юрьевны Эльзы был роман с Маяковским. Эльза привела любовника в 1915 году в дом сестры. Познакомила Маяковского с ней и с её мужем Осипом Максимовичем Бриком. Маяковский прочитал им новую поэму «Облако в штанах» и тут же на ходу посвятил её Лиле. Осип Максимович вызвался немедленно издать поэму. И издал её.

Во «Флейте-позвоночнике», которую тоже издал Брик, Маяковский описал свой бурный роман с Лилей. Он посвящал ей все свои произведения. Её мнение было законом для него.

В 1918 году Лиля Брик и Владимир Маяковский снялись в киноленте «Закованная фильмой» по сценарию Маяковского. К сожалению, лента пропала.

С лета 1918 года Брики и Маяковский стали жить вместе. Они стояли на твёрдых большевистских политических позициях.

Весной 1919-го трио переехало в Москву в коммуналку в Полуэктовом переулке. Маяковский и Лиля работали в «Окнах РОСТА». Брик служил в ЧК и состоял в партии большевиков. В 1921 году им удалось получить две комнаты в общей квартире в Водопьяном переулке.

Маяковский, очевидно, нередко надоедал Лиле Юрьевне, если она отпускала по поводу его такие фразы: «Вы себе представляете, Володя такой скучный, он даже устраивает сцены ревности»; «Какая разница между Володей и извозчиком? Один управляет лошадью, другой – рифмой».

Тем не менее с 1922 года они подолгу жили за границей. В конце 1922 года у Лили был серьёзный роман с руководителем Промбанка. Роман едва не привёл к разрыву отношений с Маяковским. Эта история получила своё отражение в поэме «Про это».

В 1924 году Маяковский писал в стихотворении «Юбилейное»: «Я теперь свободен от любви и от плакатов».

В 1925-м в Америке он познакомился с эмигранткой из России Элли Джонс. У них родилась дочь Элен-Патрисия.

В 1926-м Маяковскому дали квартиру в Гендриковом переулке, где до 1930-го они жили втроём – Брики и Маяковский и где еженедельно происходили собрания участников «Лефа». Лиля была невероятно гостеприимна. Двери её дома были открыты и для чекистов Якова Агранова, Льва Эльберта. С чекистом В. Горожаниным Маяковский работал над сценарием «Инженер Д᾿Арси».

Лиля с 1926 года работала в ОЗЕТ (общество землеустройства еврейских трудящихся). Участвовала в съёмках агитфильма «Еврей и земля» (режиссёр Абрам Роом). В 1928—1929-м Лиля вместе с режиссером Виталием Жемчужным написали сценарий и поставили фильм «Стеклянный глаз». В 1929 году Лиля Юрьевна написала сценарий под пародийным названием «Любовь и долг».

Собственно, их отношения с Маяковским начинали сходить на нет. Это подтвердила Татьяна Яковлева, которую поэт встретил в Париже и в которую влюбился не на шутку.

Любовь испугала Лилю. И она стала предпринимать всё, чтобы чувство Маяковского остыло.

Нет, не по её воле Маяковского не отпустили в Париж: для этого у неё не было никаких реальных возможностей. Но письма Маяковского и эмигрантки Татьяны Яковлевой внимательно читали на Лубянке. Когда там поняли, что это серьёзно, Маяковскому перекрыли кислород. Татьяна Яковлева ехать в Россию не соглашалась, хотя была не прочь выйти за Маяковского замуж. На Лубянке опасались, что, уехав и женившись, Маяковский не вернётся.

Этим и объясняется муторное настроение Маяковского перед смертью. Перед самоубийством.

Аркадий Ваксберг пишет в книге «Лиля Брик, жизнь и судьба» о Маяковском:

«„Великий гуманист“ Горький откликнулся печатно на его смерть в статье „О солитере“, где по-прежнему гнул своё, недвусмысленно назвав причиной гибели „давнюю и неизлечимую болезнь“. Дословно этот позорный горьковский пассаж звучит так: „Каждый человек имеет право умереть раньше срока, назначенного природой его организму, если он чувствует, что смертельно устал, знает, что неизлечимо болен и болезнь унижает его человеческое достоинство“. (В письме Бухарину из Сорренто от 10 мая Горький позволил себе откликнуться на гибель Маяковского с ещё более непристойным, презрительным укором: „А тут ещё Маяковский. Нашёл время! Знал я этого человека и – не верил ему“. Словно тот совершил какую-то подлость…) Зато „первичный источник“ тех давних слухов – Корней Чуковский – писал в скорбные дни прощания жене Василия Абгаровича Катаняна Галине: „Реву, как дурак. <…> Мне совестно писать сейчас Лиле Юрьевне, ей теперь не до писем, не до наших жалких утешений“».

После смерти Маяковского Лиля Юрьевна выходит замуж за комкора Примакова.

В 1935 году она обратилась к Сталину с письмом, в котором призывала не забывать революционного поэта, как это сделано в последнее время. На её письме Сталин начертал знаменитое своё резюме о «лучшем и талантливейшем поэте».

Тут же началось посмертное признание. Забегали со скорейшей подготовкой Полного собрания сочинений Маяковского. Лиля организовала музей поэта в Гендриковом переулке. Позднее музей был перенесён в ещё одно здание на Лубянском проезде. В 1965-м старшая сестра Маяковского добилась закрытия музея в Гендриковом.

В 1958-м в «Литературном наследстве» Лиля Юрьевна опубликовала личные письма Маяковского к ней (том первый). Кажется, с протестом против этого выступили все антисемитские силы, которые были тогда в Советском Союзе. Испугавшись, ЦК КПСС принимает постановление о порядке публикации личных документов великих людей, в соответствие с которым второй том «Литнаследства» не вышел.

В возрасте 86 лет Брик упала и сломала шейку бедра. Обречённости на неподвижность она не выдержала. 4 августа 1978 года в Переделкине Лиля Юрьевна Брик покончила жизнь самоубийством.

 

***

Вот смешной случай. Писатель по фамилии Шолохов не хочет брать псевдонима, хочет оставить свою фамилию, присоединив к ней какую-нибудь другую. И, не долго думая, Георгий Филиппович Шолохов присоединяет к своей фамилии название родного хутора – Синявский. Знал бы Георгий Филиппович (родился 11 ноября 1901 года), как будет его однофамилец в 1965 году реагировать на фамилию Синявский!

Но теперь ничего не поделаешь. Курьёз этот вошёл в историю литературы не как курьёз, а как обозначение донского писателя.

К счастью для его нобелевского однофамильца, этот Шолохов в литературе вряд ли задержится. Хотя написал много. Повесть «Преступление» 1928), романы «Суровая путина» (ч. 1—3, 1932—1937), «Далёкие огни» (кн. 1—2, 1939—1941), повесть «Семья Кудимовых» (1941) – всё это о дореволюционном быте, об участии героев в революции. Великая Отечественная изображена в рассказах в сборнике «Змей-Горыныч» (1944), в романе «Волгины» (кн. 1—3, 1947—1951). О молодёжных проблемах написан роман «Беспокойный возраст» (1951). Наконец, воспоминания: автобиографическая трилогия «Горький мёд» (1961—1964). Умер 1 мая 1967 года.

Посмотрел я его библиографию. Заголовки: «Верность современности», «На переднем крае», «Счастливый мастер», «Нестареющее мастерство», «Его книги – сама жизнь», «Современно, молодо».

Как говорится, что-то слышится родное в долгих песнях ямщика! Ну, конечно, слышатся заголовки рецензий на плохие книги, которые литначальство приказывало считать хорошими. Вот и появлялись под такими заголовками дурные рецензии на дурные книги в нашей «Литературной газете». Даже для удобства иные сотрудники скатывали подобные названия отовсюду. Чтобы потом заваливать ими начальство: какое-нибудь да пропустит!

 

***

С Валей Аграновским мы оказались на одном пикнике в Подмосковье, куда нас в начале 60-х привезли приятели. Валя дружил тогда с Ритой Фирюбиной, падчерицей министра культуры Фурцевой. С ней и приехал.

Валей друзья звали Валерия Абрамовича Аграновского, младшего брата блистательного Анатолия Аграновского, в чьей тени он находился.

И это чувствовалось. Несмотря на то, что Валя любил старшего брата, он, всё-таки знакомясь, никогда не называл себя по фамилии, но всегда: «Валерий Аграновский».

Братья стали членами семьи изменника родины (чсир) очень рано. Отца, журналиста «Известий и «Правды», репрессировали в 1937-м. Правда, в 1942-м родителей реабилитировали. Чёрная тень, покрывавшая братьев, развеялась, и это обстоятельство, в частности, дало возможность младшему Аграновскому окончить в 1951-м Московский юридический институт.

Старший Аграновский к этому времени работал в центральной прессе, и Валя тоже начал с газетных заметок, информаций, очерков. Впервые опубликовался в 1948 году в журнале «Пионер». А там смог и устроиться в штат редакции.

Когда я с ним познакомился, он работал в «Комсомольской правде», имел несколько книжек и был на пороге славы: через два года вышла его социально-педагогическая повесть «Остановите Малахова!».

Она стала пьесой и с успехом шла на сценах многих театров страны. Можно сказать, что этой повестью, этой пьесой Валя избавился от комплекса «брата Аграновского».

Оказалось, что он тоже талантлив и вполне самобытен. Что и доказали его повести «Нам – восемнадцать», «Взятие сто четвертого», «Белая лилия», «Профессия: иностранец», сборники очерков «Вечный вопрос», «И хорошо, и быстро».

Кроме того, что он работал в «Комсомольской правде» и в «Огоньке», он ещё преподавал в МГУ на факультете журналистики.

Умер 11 ноября 2000 года (родился 2 августа 1929-го).

 

12 ноября

Игорь Михайлович Забелин, родившийся 12 ноября 1927 года, написал цикл повестей об изобретении хроноскопа – устройства, с помощью которого можно восстановить прошлое по невидимым глазу материальным следам на предметах. Цикл «Записки хроноскописта» включает в себя 8 повестей, где речь о пропавшей 40 лет назад экспедиции – в «Долине Чёрных Крестов» (1960), о жизни древнего племени косах – в «Легендах о земляных людях» (1961), о значении наскальной живописи в сибирских пещерах – в «Загадках Заирхана» (1961).

Будучи по образованию географом, кандидатом географических наук, он принимал участие во многих экспедициях, впечатления от которых художественно преломились в его рассказах и повестях.

Но он писал и о своих предшественниках: «Чокан Валиханов», «Путешествие в глубь науки: Академик А. А. Григорьев».

Он был известен и как философ и футуролог, поддерживавший идеи В. И. Вернадского и Пьера Тейьяра де Шардена о ноосфере.

Умер Игорь Михайлович 10 августа 1986 года.

 

***

С Вадимом Соломоновичем Баевским я познакомился на одной из научных конференций.

В его биографии был очень любопытный факт защиты докторской диссертации в1974 году в Тартуском университете. Три оппонента – Ю. М. Лотман, Б. Ф. Егоров и М. Л Гаспаров дали положительные отзывы. Но на защите с резко отрицательным суждением о диссертации выступил П. А. Руднев. И несмотря на то, что ему ответил А. Н. Колмогоров, защиту диссертации пришлось повторить. А диссертация была посвящена типологии стиха русской лирической поэзии.

Доктором Баевский стал. А в 1979 году и профессором. Преподавал в Смоленском государственном университете. Был там заведующим кафедрой.

Оставил много работ по анализу литературных произведений, по теории стиха, по истории русской поэзии.

Лично мне больше всего нравится его статья «Новые документы о жизни и смерти Пушкина», опубликованная во втором номере журнала «Вопросы литературы» за 2002 год. А начиная с 2003 года и, кажется, кончая 2008-м, Вадим Соломонович печатал в «Знамени» куски своей биографии, облекая её то в форму рассказа, то – повести, а то и романа.

Он умер 12 ноября 2013 года (родился 28 ноября 1929 года). Надеюсь, что вся его автобиография будет собрана в отдельную книгу. Занимательное и полезное выйдет чтение.

 

***

«Суровый Суров не любил евреев». Я приводил уже в этом календаре сатирическое стихотворение Казакевича, которое начинается этой строчкой.

Мне довелось увидеть Анатолия Алексеевича Сурова в нашей писательской больнице, которая была напротив Онкоцентра Блохина. Меня положили туда на обследование. Пытались понять, от чего и на что у меня была тогда сильная аллергия. А старичок Суров ходил по коридору в паре с поэтом Борисом Примеровым, которого я знал.

От предложения Примерова познакомиться с Суровым отказался наотрез.

Не из-за нелюбви Сурова к евреям, – их многие писатели не любили. И даже не из-за погромных его выступлений во времена кампании борьбы с космополитами. А из-за его разоблачения.

Он, известный при Сталине драматург, лауреат двух сталинских премий за пьесы «Зелёная улица» (которую я хорошо помню) и «Рассвет над Москвой», обрушившийся не только на драматургов-евреев, но и на К. Симонова и Б. Горбатова за тот же космополитизм, не писал, как выяснилось, многих своих пьес: их писали за него те самые космополиты, которых выбрасывали из учреждений и лишали куска хлеба.

Кусок хлеба им Суров дал. Но и взял за это много.

Потом уже Юрий Нагибин утверждал, что Суров занимался плагиатом и прежде, что «будучи заведующим отделом рабочей молодёжи в газете „Комсомольская правда“, присвоил пьесу своего подчинённого А. Шейнина „Далеко от Сталинграда“».

«Обвинение в плагиате, – пишет Нагибин, – было брошено Сурову на большом писательском собрании. Суров высокомерно отвёл упрёк: «Вы просто завидуете моему успеху».

Тогда один из «негров» Сурова, театральный критик и драматург Я. Варшавский, спросил его, откуда он взял фамилии персонажей своей последней пьесы. «Оттуда же, откуда я беру всё, – прозвучал ответ. – Из головы и сердца». – «Нет, – сказал Варшавский, – это список жильцов моей коммунальной квартиры. Он вывешен на двери и указывает, кому сколько раз надо звонить»».

Ясно, что из Союза писателей Сурова выгнали.

Долго он снова стучался в двери писательского союза. Указывал, что, кроме пьес, за ним числится немало публицистических статей, и что его авторство их никто не оспаривает. Менялись первые секретари московской писательской организации, но при каждом Сурову вход в Союз был запрещён. И только Феликс Кузнецов в начале 80-х сжалился над гонимым публицистом, пробил его в Союз писателей.

В это время я и увидел его в больнице. Страшно удивился, что он лежит как писатель. Но Борис Примеров мне всё объяснил.

Умер он 12 ноября 1987 года – через несколько лет после того, как снова стал членом Союза писателей, прожив на свете 77 лет: родился 23 апреля 1910 года.

 

13 ноября

Со своим первым мужем – поэтом Борисом Корниловым Ольга Фёдоровна Берггольц развелась в 1930-м. Её арестовали в декабре 1938 года после расстрела Корнилова, но по обвинению в «связи с врагом народа». Пытки и побои привели к тому, что беременная (она была замужем за литературоведом Николаем Молчановым) Ольга Фёдоровна родила мёртвого ребёнка.

Но в НКВД меняется руководство. Ежова сменяет Берия, который выпускает на свободу некоторых ежовских узников. Среди них – Ольга Берггольц. 3 июля 1939 года её освободили и реабилитировали.

Может быть, поверив в справедливость системы, она в 1940-м вступила в партию.

Во время войны и блокады Ленинграда она работала на радио, ежедневно выступая с призывами к жителям остаться мужественными перед лицом чудовищных испытаний. В 1942-м от голода умирает её муж Николай Молчанов. Её отец Фёдор Берггольц, взятый органами как этнический немец, отказывается стать осведомителем и высылается в Минусинск (Красноярский край).

В это время Берггольц написала свои лучшие вещи, посвящённые защитникам Ленинграда и его несчастным жителям, – «Февральский дневник» и «Ленинградскую поэму».

После войны на гранитной стеле Пискарёвского кладбища, где лежат 470000 ленинградцев, умерших от голода и погибших во время блокады, выбиты строки Берггольц:

После войны она издала книгу, где рассказывала о работе на радио в блокаду «Говорит Ленинград». Написала о блокаде пьесу «Они жили в Ленинграде», поставленную в театре Таирова. Получила сталинскую премию 3 степени за поэму «Первороссийск».

Даже отпела Людоеда в дни прощания с ним:

Что ж. С подобными стихами тогда выступали все известные поэты. Что доказывает градус истерики в стране, возлюбившей убийцу своих граждан.

Берггольц вела дневники, часть которых, кажется, не напечатана до сих пор. Но напечатан так называемый «Запретный дневник», где мы найдём запись от 25 декабря 1939 года, когда Ольга Фёдоровна уже почти год на свободе, но никак не может отрешиться от мыслей, которые мучили её в тюрьме, мучат и сейчас:

«…И вдруг мне захотелось написать Сталину об этом: о том, как относятся к нему в советской тюрьме. О, каким сиянием было там окружено его имя! Он был такой надеждой там для людей, это даже тогда, когда я начала думать, что „он всё знает“, что это „его вина“, – я не позволяла себе отнимать у людей эту единственную надежду. Впрочем, как ни дико, я сама до сих пор не уверена, что „всё знает“, а чаще думаю, что он „не всё знает“».

Однако она опомнилась. Отреклась от этой любви:

В 1949 году вышла замуж за литературоведа Георгия Пантелеймоновича Макогоненко. Она прожила с ним до 1962 года. Умерла 13 ноября 1975-го. Всего 65 лет прожила: родилась 16 мая 1910 года

К её столетию петербургский театр «Балтийский дом» поставил спектакль «Ольга. Запретный дневник».

Опубликовали и её стихи разных лет, из которых хочется процитировать написанное в конце сороковых:

 

***

Ариадна Григорьевна Громова оказалась в оккупированном немцами Киеве из-за болезни мужа-еврея, которого теперь в подполье нужно было прятать от гитлеровцев. Жене удалось подделать в паспорте национальность мужа, но донесла лифтёрша. Мужа гитлеровцы уничтожили. Сама Громова была арестована, сидела в нацистской тюрьме, была отправлена в лагерь уничтожения в Польшу. Но, проломив пол железнодорожного вагона, бежала. Снова вернулась в Киев, снова вела там подпольную работу, снова попала в лагерь. Но сумела выбраться.

После войны написала об этом роман «Линия фронта на Востоке». Первую часть издали в 1958 году в издательстве «Советский писатель». Вторую отказались издать наотрез. Дело дошло до ЦК КПСС. Отдел агитации и пропаганды объяснил автору, что вторая книга может быть издана, если автор уберёт всё, что касается роли местного населения в уничтожении евреев. Громова на это не согласилась. Вторая часть издана не была. Поскольку Ариадна Григорьевна скончалась ещё при разгуле цензуры в СССР – 13 ноября 1981 года (родилась 15 декабря 1916-го), вопрос о второй части романа больше не поднимался. Будем надеяться, что весь роман всё-таки увидит свет.

А вообще Ариадна Громова была писателем-фантастом. Книг написала немного. Но есть среди них и те, что поднимают современные проблемы. Например, повесть «В круге света» (1965), где группа выживших в ядерной войне телепатов решают для себя вопрос: могут ли они отстраниться от судьбы нового мира. Или роман «Мы одной крови – ты и я!» (1967), который посвящён телепатии и контакту с земными животными меньшими нашими братьями.

Выступала как переводчик. В основном переводила с польского – С. Лема. Была одним из составителей сборника «Современная зарубежная фантастика (1964).

 

***

Вообще-то руководство «Литературной газеты» в начале семидесятых было не робкого десятка. Но и оно струхнуло, когда решил уехать в Израиль наш бывший заведующий отделом информации, а потом обозреватель отдела науки Виктор Перельман.

До газеты он работал в журнале «Советские профсоюзы», был членом компартии, и ничто не предвещало, что он решится на этот шаг.

Потом это стало почти обыденным делом во всех редакциях: ну, подал ты заявление на выезд, ну, исключили тебя из партии, из Союза журналистов, ну, выгнали с работы. Но Перельман был первым нашим эмигрантом, и руководство попросту не знало, как отнестись к его заявлению.

То есть, из партии его выкинули мгновенно, даже не дожидаясь его присутствия на собрании.

Правда, мне говорили, что он и не рвался там присутствовать – написал письмо, где выражал согласие с любым решением. И на собрании ячейки Союза журналистов он не присутствовал. Его исключили заочно. Я был на этом собрании и удивлялся многим нашим весьма прогрессивно мыслящим журналистам, которые тянули руку, вставали, отрекались от любых намёков на содружество с Перельманом, клеймили его позором, и, как ни в чём не бывало, садились на своё место.

Словом, Перельман был уволен и потом долго ещё не мог уехать, так как всеведущее ведомство придумало поначалу, что любого ранга журналист является причастным к государственной тайне.

Потребовалось вмешательство президента США, приехавшего в СССР и специально по этому поводу переговорившего с Брежневым. Перельмана выпустили.

Конечно, поскольку Перельман был, так сказать, первопроходцем, предугадать такие последствия его поступка не мог никто.

– Гена, – сказала мне сотрудница нашего отдела Нина Подзорова, – представляете, я вчера видела Перельмана.

– Ну и что из этого? – спросил я.

– Вы знаете, – проникновенно сказала Нина, – мы с вами на войне не были, врагов не видели. И вот я вдруг почувствовала, что такое враг. Я посмотрела на его походку, на выражение его лица и подумала, как же я раньше не распознала заклятого врага – ведь всё в нём вражеское.

Нет, Подзорова не кривила душой: она на самом деле так думала. Хотя, отдадим должное редакции, подобных дур у нас в редакции было мало.

Я его тоже встретил в газете уже после увольнения. Приходил оформлять какие-то бумаги. Расстались дружелюбно. На мой вопрос, что он будет там делать, ответил: «Жить! Жить свободным человеком!»

Ему это удалось. Вопреки моим сомнением. Дело в том, что его статьи и очерки в «Литературке» ничем не блистали. Фамилия его вряд ли запомнилась читателям. А здесь через некоторое время попадается мне в тамиздате новый израильский журнал «Время и мы». Номер первый.

– Журнал Перельмана, – говорят мне.

– Виктора? – удивляюсь я.

– Да, – отвечают. – Утром принесёшь назад.

Читаю. Точнее, просмотрев оглавление, начинаю читать со статьи самого Перельмана «Гайд-Парк при социализме». Мне понравилось. Вспомнилось его: «Жить свободным человеком!» Статья о нашей газете. Написанная с полной раскованностью, которая способна дать свобода!

Любопытно, что, кроме года его рождения, более точной даты рождения Виктора Борисовича я не нашёл. Он родился в 1929-м. Зато все справочники засекли дату его смерти 13 ноября 2003 года.

Почему так получилось, я не знаю.

Он оказался не только хорошим редактором, но и хорошим писателем. Написал книги «Театр абсурда» (1984) и «Покинутая Россия» (1989). Последняя доступна в Интернете. Советую почитать.

 

***

Леонид Денисьевич (иногда пишут: Денисович) Ржевский оказался на Западе во время войны. Был переводчиком в Красной армии, затем помощником начальника разведки дивизии. Выходя из окружения с танковой колонной, попал под миномётный обстрел и очнулся уже в немецком плену. Конец войны застал его в больнице недалеко от Мюнхена.

В 1950-м в журнале «Грани» (№8) опубликовал первую повесть «Девушка из бункера» (позднее название «Между двух звёзд»), высоко оцененную Буниным. В этот же год стал сотрудником «Граней», а с 1952 по 1955 был его главным редактором.

Надо сказать, что, уходя на фронт, Ржевский защитил кандидатскую диссертацию о языке комедии Грибоедова.

Так что параллельно с художественными вещами пишет и литературоведческие. Преподавал в Оклахомском и Нью-Йорском университетах.

Пишет «Сентиментальную повесть», «За околицей», «Дина», «Звездопад», «Две строчки времени».

Но и «Прочтение творческого слова: Литературоведческие проблемы и анализы», и «Три темы по Достоевскому», и «Творец и подвиг: Очерк о творчестве А. Солженицына», и «К вершинам творческого слова: Литературоведческие статьи и отклики».

А кроме этого, занимается поэтическими переводами.

Умер 13 ноября 1986 года, прожив большую жизнь: родился 21 августа 1905-го.

Я рад, что когда был главным редактором газеты «Литература», напечатал в 2001 году (№3) работу Л. Ржевского «Прочтенье творческого слова» с предисловием известного филолога Б. А. Ланина, которому и принадлежит эта публикация.

 

***

Иосиф Павлович Уткин меня привлёк своей поэзией ещё в юности. Мне нравилась его «Повесть о рыжем Мотеле…» (1925) – колоритная, написанная запоминающимся стихом.

Позже мне нравились далеко не все его стихи. И оставила равнодушным его поэма «Милое детство».

Удивлялся я его дружбе с Жаровым и Безыменским. Что он нашёл в этих поэтах. Ведь он был выше их на голову!

А на Великой Отечественной он вёл себя героем. В сентябре 1941-го под Ельней мина оторвала ему четыре пальца правой руки. Он лечится в госпитале Ташкента, где пишет стихов на две книжки «Фронтовые стихи» и «Стихи о героях». Всё время просится на фронт и добивается своего. Уже в 1942-м оказывается на Брянском фронте: спецкор Совинформбюро, корреспондент «Правды», «Известий». Вместе с солдатами совершал большие переходы и марш-броски.

Был заброшен к партизанам. Возвращаясь от них, разбился на самолёте недалеко от Москвы. Было это 13 ноября 1944 года (родился 27 мая 1903-го). Говорят, что рука мёртвого Уткина сжимала томик стихов Лермонтова.

Вот – одно из фронтовых стихотворений Уткина:

 

***

Ученик академика А. А. Шахматова Сергей Петрович Обнорский был в 1916 году командирован в Пермское отделение Петроградского университета для чтения лекций. В 1917-м после открытия Пермского университета стал его профессором, работал на кафедре славянской филологии. С января по июль 1919-го – декан историко-филологического факультета Пермского университета. В марте 1920-го и. о. ректора ПГУ.

В 1922 году вернулся в Петроград, стал профессором его университета.

В годы войны Обнорский – первый директор созданного в Москве Института русского языка АН СССР.

В 1947 году удостоен сталинской премии.

Посмертно (умер 13 ноября 1962 года; родился 26 июня 1888-го) удостоен ленинской премии как член редколлегии 17-томного академического словаря русского языка.

Автор многочисленных работ по морфологии русского языка, его истории, диалектологии, лексикографии и лексикологии.

В январе 1931-го избран членом-корреспондентом Академии наук СССР, в январе 1939-го действительным членом.

Из работ Обнорского: «Памяти академика Ф. Е. Корша» (1916), «Культура русского языка» (1948), «Словарь русского языка» (1953), «Избранные работы по русскому языку» (1960), 17-томный Словарь современного русского языка» (начат в 1948 году и завершён в 1965-м). Кроме того, последние переиздания трудов Сергея Петровича: «Хрестоматия по истории русского языка. Ч. 1» (совместно с С. Г. Бархударовым; 1999), «Очерки по морфологии русского глагола» (2009), «Именное склонение в современном русском языке. Единственное число» (2010), «Именное склонение в современном русском языке. Множественное число» (2010), «Русский литературный язык. Вехи истории» (2010), «Русский литературный язык старейшей поры. Лингвистический анализ» (2010, 2014), «Очерк современного русского литературного языка» (2012).

 

14 ноября

Ей в альбом Пушкин записал строчки из стихотворения «Разговор книгопродавца с поэтом», первоначально предварявшего первую главу «Евгения Онегина»:

Но то, что поэт записал такие строчки в альбом Наталье Степановне Голицыной (родилась 14 ноября 1794 года), ровным счётом ничего не значит.

Запись была произведена вернувшимся из ссылки Пушкиным, присутствовавшем на коронационных торжествах в сентябре 1826 года вместе с супругами Голицыными.

Правда, однажды в альманахе «Прометей» 1975 года я прочитал некую пушкинистку, которая на основании записанных в альбом Голицыной пушкинских строчек, попыталась вывести заключение о неком романе Пушкина с Голицыной, однако никаких следов подобного романа мы больше нигде не обнаружим. А в альбом Наталье Степановне писал не только Пушкин. У неё богатая коллекция знаменитостей – историк Гизо, композиторы Обер, Россини, Керубини, писатели Б. Констан, Ансло.

Да и, судя по тому, что очень скоро Голицына вообще перестала приглашать к себе Пушкина, у неё хватило ума не относить к себе пушкинских строчек.

А дело было в том, что, по словам братьев Россетов, записанным Бартеневым, Пушкин говорил о ней, «что она только прикидывается, в сущности она русская труперда (толстуха) и толпёга (грубая, неотесанная)», так как Наталия Степановна всё делала по-французски, они решили величать её «La Princesse Tolpege». Хорошенький комплимент!

Так грубо говорить о своих бывших любовницах Пушкин не мог. Его отличало благородство!

Видимо, чем-то она досадила ему, если он решился оскорбить женщину, что делал невероятно редко.

Чем она досадила Пушкину, неизвестно. Наталья Степановна никому вроде не сделала зла. Под старость она жила в своём Черниговском имении Гринёво. В большом доме-дворце, был настоящий музей: громадная библиотека, постоянно пополняемая, в большом порядке семейный архив, прекрасные гобелены и картины, целая коллекция этрусских ваз. Для бедных и больных людей княгиня Голицына в имении устроила богадельню в честь преподобного Сергия.

Скончалась в очень солидном возрасте 7 мая 1890 года.

 

***

Прежде всего мне бы хотелось отметить Собрание сочинений А. С. Пушкина в 6 томах под редакцией Петра Александровича Ефремова, родившегося 14 ноября 1830 года. Перед этим выходило собрание сочинений Пушкина под редакцией Анненкова (1855) и под редакцией Г. Н. Геннади (1859 и 1869—1871).

Последнее собрание было особенно неудовлетворительным и вызвало знаменитую эпиграмму Соболевского:

О жертва бедная двух адовых исчадий,

Тебя убил Дантес и издаёт Геннади.

Издатель Исаков, для которого редактировал пушкинские тексты Геннади, остался недоволен редактурой и заключил договор с П. А. Ефремовым, считавшимся очень квалифицированным редактором.

Однако Ефремов, высказавший в своё время массу неудовольствия по поводу редактуры Анненкова, пошёл в своей работе на поводу у редактуры Геннади и тоже вставлял в основной текст варианты и зачёркнутые Пушкиным строчки, ещё более усугубляя нелепость геннадивой редактуры.

Но через некоторое время и сам высказывает недовольство собственной редактурой, и отказывается от неё. При посредничестве главы Литературного фонда В. П. Гаевского Ефремов соглашается возобновить издание. Первые тома, появившиеся в 1880 году, были значительно дополнены и исправлены по сравнению с предыдущими.

Но обиженный Ефремовым Анненков написал статью, где подверг критике хронологический принцип разделения пушкинского материала и принцип полноты, когда «на одних правах с самыми возвышенными произведениями поэта» были помещены проявления «скандалёзного творчества» Пушкина. А к «скандалёзным» Анненков отнёс: «Платонизм», «Сиротке», «Еврейке» «Иной имел мою Аглаю». Печать их рядом с такими стихами, как «Деревня» или «Погасло дневное светило» – значило, по Анненкову, не понимать Пушкина.

Разумеется, Анненков был не прав. Собрание Ефремова явилось новым положительным шагом к научному изданию Пушкина.

В молодости Пётр Александрович Ефремов после окончания Московского университета переехал в Петербург и поступил на службу в военно-инспекторском департаменте. Служебные обязанности дали возможность Ефремову познакомиться с участью Ф. М. Достоевского, отбывавшего семипалатинскую ссылку. В 1855 году, рассчитывая улучшить своё солдатское состояние Достоевский написал стихотворение, посвящённое вдовствующей императрице Александре Фёдоровне, и отправил его адресату. Стихи попали в департамент к Ефремову, который препроводил их Александре Фёдоровне, и в 1856 году Достоевский был произведён в унтер-офицеры.

С юношеских лет Ефремов коллекционировал уникальные издания по истории и литературе. В результате он собрал библиотеку в 24 тысячи редчайших томов.

Увы, после смерти Ефремова (8 января 1908 года) его наследники библиотеку распродали. Часть её смогла купить Академия наук для вновь открытого Пушкинского дома. Остальное растеклось по частным коллекциям.

Редактировал Ефремов не только Собрание Пушкина. Он редактор собраний сочинений Фонвизина (1866), А. Майкова (1867), А. Кантемира (1867—1868), В. Лукина и Б. Ельчанинова (1868), К. Рылеева (1872, второе издание 1874), Лермонтова (1873, 1880, 1882, 1887, 1889), Жуковского (1878, 1885), Полежаева (1889).

Отдельно хочется сказать о его редактуре двухтомника А. Н. Радищева.

Дело в том, что большинство текстов Радищева, напечатанных в Лондоне Герценом, в России были запрещены. Но постепенно запрет ослабевал. Ефремов этим воспользовался, публикуя «Путешествия из Петербурга в Москву» и оду «Вольность». Приходилось приноравливаться к цензурному уставу, идти на купюры.

Однако и в таком виде начальник главного управления по делам печати Михаил Лонгвинов настоял на запрещении издания и уничтожения отпечатанного тиража. Ефремову удалось сохранить несколько экземпляров без купюр. Следующее издание Радищева вышло ещё при жизни Ефремова в 1906 году.

Пётр Александрович Ефремов является одним из основателей российской литературоведческой библиографии. Он выпустил «Материалы для истории русской литературы» (1867), которые и поныне не потеряли своего значения.

 

***

Лёва Устинов, один из непременных членов нашей зимней компании в Дубултах. Вместе встречали Новый год, вместе обсуждали написанное.

Лев Ефимович Устинов (родился 14 ноября 1923 года) в начале 1960-х поставил вместе с Олегом Табаковым для московского «Современника» и в 1963-м для рижского ТЮЗа свою пьесу «Белоснежка и семь гномов».

Он был одним из самых популярных детских драматургов. Его пьесы шли не только у нас в стране, но и в Англии, в США, в Финляндии, Японии, Греции.

В 1990-е написал много сказок. Наиболее известны «Лесная песенка», «Большая погоня».

В одной из его сказок мы найдём замечательный афоризм: «Надо быть честным и осторожным. Но не настолько осторожным, чтобы перестать быть честным».

Лёва следовал этому правилу, которое его сын расшифровал так:

«Мой отец всю жизнь был очень осторожным человеком. Прошёл войну, был ранен и контужен, но когда в конце сороковых на фоне всеобщей борьбы с космополитизмом его выгоняли из партии и исключали из литинститута, одного фронтового мужества оказалось недостаточно. Позднее Оленёнок в его сказке спросит маму-Олениху: правда ли, что мы, олени, очень трусливые? Нет, сынок, ответит она, мы не трусливые. Просто мы всего на свете боимся – и правильно делаем. Лев Ефимович больше всего на свете боялся оказаться лжецом».

Умер 9 января 2009 года.

 

***

Владимир Петрович Ставский занял пост Генерального секретаря Союза писателей СССР сразу после смерти Горького. Одновременно с 1937 по 1941 был главным редактором журнала «Новый мир».

Он окончил пять классов Пензенского реального училища. Был рабочим. В 1918 году вступил в Красную гвардию. Принял участие в подавлении восстания Чехословацкого корпуса в Пензе, был ранен.

В августе 1918-го переведён в штаб 1 армии Восточного фронта, оттуда в органы Особого отдела ВЧК фронта. В конце 1919 года он – в Особом отделе ВЧК на Юго-Востоке.

С 1924 года редактор ростовской газеты «Молот». В 1925-м – инструктор крайкома ВКП (б). С 1926-го секретарь Северо-Кавказской ассоциации пролетарской писателей. С 1928 секретарь РАПП в Москве.

В 1932 году ЦК поручает Ставскому организацию Съезда советских писателей. В 1934-м член президиума правления.

Писал доносы на многих писателей. Сталину, в частности, – донос на Шолохова.

Принимал участие в военных действиях на Халхин-Голе и на финской войне, где был тяжело ранен. С 29 июня 1941 специальный корреспондент «Правды» на Западном и Калининском фронтах. Погиб во время вылазки за нейтральную полосу 14 ноября 1943 года (родился 12 августа 1900-го).

Я знал его незаконнорождённого сына литературоведа Юрия Владимировича Томашевского. Он не вспоминал об отце и не поддерживал разговора о нём.

 

15 ноября

Константин Яковлевич Ваншенкин на фронте был десантником. Показывал мне много разных болевых приёмов, которыми владел отменно.

Сперва он поступил в геолого-разведочный: любил геологию, но страсть к стихам победила. Он писал их много, и его довольно рано начали печатать.

Он перешёл в Литературный институт. Принял участие во Втором всесоюзном совещании молодых писателей, где его заметил Твардовский, отметив удивительную естественность интонации стиха.

Меня поражало, как поразительно много он писал. Иногда до нескольких стихотворений в день. И часто писал хорошо.

Мы дружили. Когда я стал редактором «Литературы», я печатал его житейские и военные байки. Их любили читатели за непритязательность, понимали, что Константин Яковлевич пишет абсолютную правду.

Двух дней он не дожил до своего 87-летия: умер 15 декабря 2012 года, а родился 17 декабря 1925-го.

У него много хороших стихов. Про песни я не говорю. Многие его стихи стали прекрасными песнями.

Он рано стал поэтом. То есть рано стал писать настоящие стихи. Например:

 

***

Женившись (гражданский брак) на актрисе Екатеринбургского драматического театра Марии Абрамовой, Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк переехал в Петербург (1890). Через год Мария Абрамова умерла от родов, оставив дочь Алёнушку на руках потрясённого этой смертью отца. С большим трудом он добился права на отцовство, признания Алёнушки его законной дочерью. Ей Мамин-Сибиряк посвятил цикл своих произведений для детей, который назвал «Алёнушкины сказки».

Первым крупные произведением Мамина-Сибиряка был роман «Приваловские миллионы» (1883). Новый роман «Горное гнездо» закрепил за писателем репутацию реалиста.

В своих произведениях писатель изображал жизнь пореформенной России (особенно её частей – Урала и Сибири), капитализацию страны и связанную с ней общественную ломку.

Он умер 15 ноября 1912 года (родился 6 ноября 1852-го). А уже в 1915 году издательство «Товарищество А. Ф. Маркс» выпускает его Полное собрание сочинений в 8 томах.

В советское время выходят несколько собраний сочинений Мамина-Сибиряка в 8 томах, в 10 томах, в 6 томах. Объявлено о полном собрании сочинений в 20 томах, которые будут выпущены в Екатеринбурге. Первые тома уже пришли к читателю.

 

***

Своё знакомство с творчеством Георгия Аркадьевича Шенгели я начал с брошюры «Два памятника», где сравниваются «Памятники» Пушкина и Брюсова. Не скажу, что книга произвела на меня особое впечатление. Но следующие его книги «Техника стиха» и «Школа писателя» меня впечатлили. Несомненно, Шенгели являлся замечательным учёным-стиховедом. Да и в его полемике с Маяковским «Маяковский во весь рост» (1927) я на стороне Шенгели.

Что до его поэзии, то она не кажется мне такой же выдающейся, как его литературоведческие работы. Переводы его добротны.

Умер он 15 ноября 1956 года (родился 2 мая 1894-го).

 

16 ноября

Блистательное стихотворение Юрия Александровича Айхенвальда (родился 16 ноября 1928 года), посвящённое памяти Варлама Тихоновича Шаламова:

Юлий Александрович был арестован уже студентом Педагогического института в 1949 году за «антисоветские высказывания» и сослан на 10 лет в Караганду, где в это время отбывали ссылку его знакомые А. Вольпин и Н. Коржавин. В ссылке был арестован повторно (1951) за «террористические высказывания» и с 1952 по 1955 находился в Ленинградской тюремной психиатрической больнице.

После реабилитации окончил институт. С 1957 до 1968 преподавал литературу в старших классах. С 1960-го года дом Айхенвальда находился под пристальным наблюдением КГБ. Там постоянно собиралась либеральная публика. В 1968 году подписал коллективное письмо против суда над Гинзбургом и Галансковым и был уволен из школы. Позже увольнение было отменено, но Айхенвальд в школу не вернулся. Печатался как литературный и театральный критик, как переводчик, как историк литературы. Публиковался и в советской печати (часто под псевдонимом), и в самиздате, и в тамиздате.

Написал монографию об актёрах Малого театра. Перевёл драму Ростана «Сирано де Бержерак», пьесу О. Заградника «Соло для часов с боем». Автор текста мюзикла «Человек из Ламанчи». Для издательства «Художественная литература» переводил стихи с испанского. Перевёл пьесу Клары Фехер «Привет, очкарики!», поставленную в ленинградском ТЮЗе. В спектакле было много песенок на стихи Юрия Айхенвальда.

В 1975 году на допросе в прокуратуре пережил обширный инфаркт. До конца жизни жил с тяжёлой сердечной болезнью.

Умер 28 августа 1993 года. Умер, как герой его стихотворения «Смерть художника»:

Он посвятил это стихотворение «художнику Л., с которым я был в одной камере и который, как я слышал, умер в тюремной больнице». Смерть сокамерника оказалась похожей на его собственную. Потому что он до самого конца был в своей стране сокамерником.

Внук известного философа и литературоведа, высланного в 1922 году за рубеж Лениным на знаменитом «философском пароходе», сын экономиста бухаринского направления, которого арестовали уже в 1933-м, потом расстреляли. В 1938-м арестовали мать, арестовали многих его родственников.

«Век в колымских перспективах» написал для него свой автопортрет. Поэтому ему, как тому художнику, «то чёрный цвет, то серый цвет» перекрывал белый!

 

***

Очень хорошо помню, как мы в 4 классе ходили в Театр юного зрителя смотреть пьесу «Снежок». Помню название. Помню помещение театра. Помню его буфет. Не помню только содержания пьесы, написанной Валентиной Александровной Любимовой (родилась 16 ноября 1895 года) и отмеченной за неё сталинской премией. То есть, помню, что пьеса про негритянского мальчика, которого белые выгнали из школы. Но чем она заканчивается. Не помню. Вернулся ли мальчик в школу?

Любимова потом написала ещё много пьес. О пионерии – любимая её тема.

Но все эти пьесы исчезли с тех пор, как умерла Валентина Александровна 26 мая 1968 года.

Правда, нашёл сообщение, что её пьесу-сказку «Одолень-трава» в 2009 году поставил Московский государственный историко-этнографический театр. Он создан выпускниками Театрального училища имени М. С. Щекина при Малом театре.

Ну что ж. Хоть сказка задержалась на этом свете!

 

17 ноября

Выдающийся русский учёный Григорий Осипович Винокур (родился 17 ноября 1896 года) входил в лингвистический кружок, в котором участвовали Н. Ф. Яковлев, Р. О. Якобсон и другие. В 1922—1924 был его председателем. С 1930 года преподавал в нескольких вузах Москвы, участвовал в составлении четырёхтомного Словаря русского языка под редакцией Д. Н. Ушакова.

В 1941 году напечатал работу «О задачах истории языка», в которой разделил лингвистику на науку о языке вообще и науку об отдельных языках. Наука о языке вообще может отвлекаться от истории, но наука об отдельных языках должна изучать их историческое развитие. В «Заметках по русскому словообразованию» (1946) Винокур предложил различную трактовку слов с уникальными основами (малина, буженина) и уникальными суффиксами (пастух, песня). Первые Винокур предложил считать непроизводными в отличие от вторых. Уже после смерти Винокура А. И. Смирницкий обосновал их единообразную трактовку как производных, которая принята ныне.

Григорий Осипович много занимался вопросами стилистики и культуры речи, анализируя теоретические основы стилистики как особой лингвистической дисциплины.

Литературоведческие работы Винокура посвящены поэтическому языку, принципу построения научной поэтики. Большую ценность представляют его работы о Пушкине и Хлебникове.

Именно Винокуру мы обязаны тем, что имеем сейчас Словарь языка Пушкина. Учёный разработал концепцию этого словаря и был первым руководителем по его составлению.

Умер Григорий Осипович 17 мая 1947 года. Его ученики издали основные его труды: «Филологические исследования: Лингвистика и поэтика» (1990), «О языке художественной литературы» (1991), «Биография и культура: Русское сценическое произношение» (1997), «Введение в изучение филологических наук» (2000). «Собрание трудов» (2000).

 

***

Владимиру Петровичу Нерознаку (родился 17 ноября 1939) мы обязаны возвращением многим московским улицам после падения СССР их старых названий. В 1991—1993 годах был первым заместителем председателя Российского фонда культуры, возглавлял комиссию по ономастике.

Владимир Петрович 15 лет (1970—1985) работал в Институте языкознания АН СССР. С 1985 по 1987 был учёным секретарём Отделения литературы и языка АН СССР. Затем до 1993 года был заместителем академика-секретаря по научно-организационной работе. Фактически создал Институт языков народов России, стал его первым директором. А когда этот институт был реорганизован в Институт народов России, Нерознак стал заместителем его директора.

Одновременно он профессор кафедры германских языков Военного института Министерства обороны (до 1991 года) и заведующий кафедрой теории словесности Московского государственного лингвистического университета.

Добавим к сказанному, что кафедра теории словесности этого университета создана по его инициативе.

Из научных трудов наиболее значительны «Названия древнерусских городов» (1983) и «Палеобалканские языки (1978).

В 1995 году Владимиру Петровичу присуждена Государственная премия РФ в области науки и техники.

 

***

– А ты знаешь, кто это? – спросил меня Стасик Рассадин, указывая на полную женщину, входившую в столовую дома творчества писателей в Дубултах, опирающуюся на руку мужчины, который по виду был её моложе.

– Нет, – ответил я.

– Это же Любка Фейгельман, – сказал Стасик. – Помнишь?

Ну, ещё бы:

Ещё бы не помнить прекрасного стихотворения Ярослава Смелякова:

Стихотворение, запечатлевшее всё – и любовь, и тоску, и разочарование. Даже не разочарование, но отчаянье от сознания невозвратности любви:

Очень трудно смириться с невозвратностью чувства, которому, казалось, была посвящена вся твоя жизнь. Сложная гамма чувств охватывает героя стихотворения при расставанье, в том числе и робкая надежда, что расставанье это («слышишь?» – а вдруг не слышит!) не навсегда:

В 1934 году было написано это стихотворение, которое безусловно осталось одним из лучших у Смелякова.

А в Дубултах я видел Любовь Саввишну (родилась 17 ноября 1914 года), давно уже сменившую свою девичью фамилию на придуманный ею литературный псевдоним «Руднева». В войну она была лектором Главного управления ВМФ, находилась на боевых кораблях. Участвовала в освобождении Крыма и Севастополя в 1944-м, позже была в бригаде траления Дунайской военной флотилии.

А до войны Мейерхольд, услышав, как замечательно читает стихи молодая девушка, пригласил её к себе в театр вести мастерскую современного слова, наблюдать за репетициями «Ревизора», подробно записывать проходы, жесты, интонации актёров, особенно Эраста Гарина, игравшего главную роль.

Потом она напишет о Гарине, отметит, что «глаза у Эраста Павловича были удлинённые, то ярко-голубые, то, когда он ярился, внутренне кипел, внезапно зеленели».

Они поженились. Но потом расстались. Этот брак дал Ольгу Эрастовну Гарину, искусствоведа и детскую писательницу.

Я же видел Любовь Саввишну замужем за писателем Юрием Дмитриевичем Полухиным.

В молодости Любовь Саввишна была мастером художественного слова. Выступала вместе с такими корифеями, как Дмитрий Журавлёв и Владимир Яхонтов.

Увлёкшись писательством, она обратилась к людям моря, написала художественные произведения об учёных-океанологах, мореходах, строителях кораблей.

Написала любопытную книгу «Дом на Брюсовской», где собрала свои воспоминания о Мейерхольде, Шостаковиче, Маяковском.

Она написала роман «Коронный свидетель», над которым работала много лет.

Умерла 12 марта 2003 года.

И всё же вместе с реальной писательницей Любовью Саввишной Рудневой в литературе продолжает жить она же, изображённая в молодости великолепным художником:

Она осталась с нами. И живёт едва ли не наравне со своими произведениями. Или даже: её произведения живут едва ли не наравне с прекрасным портретом Ярослава Смелякова.

 

***

О Евгении Фёдоровиче Маркине мы много говорили в связи с тем, как вёл себя при исключении Солженицына из Союза секретарь Рязанского отделения СП РСФСР Эрнст Сафонов.

Сафонов лёг в больницу на удаление аппендицита и на заседании не присутствовал. Это обстоятельство заставило потом Бондарева и других руководителей СП РСФСР говорить о поступке Сафонова как о подвиге.

Мы же вспомнили, как присутствовавший в Рязани секретарь Союза Франц Таурин уломал поэта Евгения Маркина проголосовать за исключение, как тот, опомнившись, ужаснулся своему поступку, написал стихотворение «Белый бакен», которое ему удалось напечатать в 1970 году в «Новом мире», где поэт, мало того что восхищается героем-бакенщиком:

он ещё и называет бакенщика по имени, которое совершенно недвусмысленно свидетельствует, кого имеет в виду поэт:

Пришлось исключать Маркина из Союза. И возглавлял это изгнание не кто иной, как Сафонов. Но он возглавил не просто исключение. Под его председательством писатели-рязанцы обратились к власть имущим с предложением взять Маркина на «лечение» – то есть поместить в тюремную психиатрическую клинику.

Когда Солженицына выдворили из СССР, заключённый Маркин написал в 1974 году:

Умер отважный поэт 17 ноября 1979 года. Молодым умер: родился 22 августа 1938 года. И сдаётся мне, что его смерть на совести Эрнста Сафонова, бесстыдно присвоившего себе его геройство.

 

***

Ну, этот лермонтовский мадригал (1839) очень известен:

Лермонтов не преувеличивал. Эмилия Карловна Мусина-Пушкина была известной красавицей. Хотя, по мнению многих, старшая сестра Аврора затмевала Эмилию. Даже жених Эмилии граф Владимир Алексеевич Мусин-Пушкин писал о ней родным: «Она не очень красива, но её лицо так интересно и живо, что заслоняет признанную красоту её сестры».

Впрочем, за то, чтобы жениться на Эмилии, графу пришлось нешуточно побороться.

Мать Владимира Алексеевича не могла примириться с мыслью, что он женится на шведке. Согласные с ней родственники выхлопотали для декабриста Владимира более отдалённую от Эмилии крепость. У генерал-губернатора А. А. Закревского были свои счёты с отчимом Эмилии – выборгским сенатором и юристом Карлом Йоханом фон Валленом. Генерал обещает Владимиру всякие поблажки и милости, если тот откажется от невесты. Владимир непреклонен. Доведённый до отчаяния, граф заболел. Испугавшись, мать даёт согласие на брак. Но на свадьбе никто из Мусиных-Пушкиных не присутствовал.

Через некоторое время, прослужив в провинции Мусин-Пушкин выходит в отставку. С него берут подписку: он обязан жить в Москве и не выезжать за границу. Однако вскоре графа освободили от надзора. И Эмилия вместе с мужем поселяется в Петербурге. Её старшая сестра следует за ней. Их представляют императрице, и Аврора определена фрейлиной в свиту царствующей дамы.

Ценители прекрасного назвали сестёр «финляндскими звёздами». Одни отдают пальму первенства старшей сестре. Другие – младшей. Граф В. Сологуб, например, писал:

«Многие предпочитали Авроре её сестру. Трудно было решить, кому из обеих сестёр следовало отдать пальму первенства; графиня Пушкина была, быть может, ещё обаятельней своей сестры, но красота Авроры Карловны была пластичнее и строже». А Вяземский записал 18 января 1837 года в своём дневнике: «Бледная, молчаливая, напоминающая не то букет белых лилий, не то пучок лунных лучей, отражающихся в зеркале прозрачных вод».

В конце мая 1838 года Эмилия совершила поездку в Германию для встречи с лечащейся там Авророй и её мужем. Уже в начале пути пароходу «Николай I» пришлось бороться с движущими льдами, а перед приходом в порт на корабле вспыхнул пожар. Эмилия и её дети, слава Богу, выжили.

А Владимир, которого за границу не пустили, пристрастился к азартным играм. Однажды проигрывает очень большую сумму. Долг семьи достиг колоссального размера в 700 000 рублей.

Эмилия переселяется в имение. Она экономит. Занимается садоводством, рачительно ведёт хозяйство. Крестьяне довольны барыней. Всё вроде налаживается, но…

Внезапная лихорадка, напавшая на Эмилию, сводит её в могилу. Она скончалась 17 ноября 1846 года в 36 лет (родилась 29 января 1810-го).

Позднее В. Сологуб так напишет о ней в воспоминаниях: «Графиня Мусина-Пушкина умерла молодой – точно старость не посмела коснуться её лучезарной красоты».

 

***

Есть стихи, которые, кажется, знаешь всю жизнь. Как правило, это какие-нибудь поэтические формулы. К примеру: «Чем продолжительней молчанье, тем удивительнее речь». Ну, сколько времени я знаю эти стихи? Уж и не помню. В школе я их знал, это точно. Но с какого класса?

Да, это стихи Николая Николаевича Ушакова. Ранние стихи, которые когда-то мне нравились. Но потом разонравились. Ведь они сформулированы так, как будто выражают аксиому. А они её не выражают. Потому что разное бывает молчанье. Если ни дня без строчки – многовато, то ни года без строчки очень мало. За такой период молчанья можно и разучиться писать, не то что писать удивительное.

Я был лично знаком с Николаем Николаевичем. В том смысле, что нас то ли Киселёв, то ли Кипнис – наши корреспонденты «Литгазеты» по Украине познакомили. Но пожали друг другу руки, обменялись ничего не значащими словами и словно забыли друг про друга.

Поэтесса Татьяна Глушкова, когда она не была ещё человеконенавистницей и жила в Киеве, рассказывала, что к Ушакову ходила часто. Он одобрял её стихи. Говорила, что перестала ему верить, когда подслушала, как он отзывается о стихах какой-то поэтессы (не помню фамилии). Оказалось, что так же, как и о стихах её, Глушковой.

Он умер 17 ноября 1973 года. Родился 6 июня 1899-го. Прожил 74 года. Выпустил более 30 книг стихов. Две повести. Один роман в трёх частях. Переводил лезгинских, казахских, еврейских, венгерских, монгольских, армянских поэтов. И, конечно, украинских собратьев. Переводил Гейне, Ленау, Хетагурова, Мукими. И, конечно, – И. Франко, Лесю Украинку, М. Коцюбинского. Очень большое хозяйство. Много всего. А наиболее интересными его стихи были вначале.

Дальше пошли те, которые я бы назвал стихотворными прописями:

Стихотворение о 21 июня 1941 года. Написано в 1942-м. И ведь всё верно. Не придерёшься к мысли: сегодня ничто не предвещает того, что случится завтра. Вот только мешает эта размеренная спокойная интонация, которая не то что завтрашней трагедии – сегодняшнего шторма на море не передаёт.

 

18 ноября

Эльдар Александрович Рязанов (родился 18 ноября 1927 года) не только известнейший и талантливый режиссёр, но и очень неплохой поэт. На его стихи композиторы писали песни, которые звучат в его фильмах.

Лично мне нравятся и его стихи, ставшие песнями. И такие, к примеру:

Правда, хорошо? Свежо!

 

19 ноября

Михаил Павлович Коршунов (родился 19 ноября 1924 года) учился в 19 московской школе имени Белинского на Софийской набережной вместе с Юрием Трифоновым и Львом Федотовым (автором пророческого дневника). Они и жили в одном доме, как окрестил его Трифонов, – «доме на набережной».

Отец Коршунова получил там квартиру как председатель Интуриста.

Вообще Коршунов написал много детских книг. Он работал в детских журналах, в частности, в «Мурзилке».

Но не знаю, останется ли он в литературе как детский писатель. А как мемуарист останется безусловно. Причём – как очень интересный мемуарист.

В соавторстве со своей женой Викторией Романовной Тереховой, которая тоже жила в «доме на набережной» (её отец работал в Комиссии советского контроля) он выпустил книги об этом доме «Тайна тайн московских» (1995) и «Тайны и легенды дома на набережной» (2002).

Умер Михаил Павлович 15 августа 2003 года.

 

***

У Николая Николаевича Ляшко (родился 19 ноября 1884 года) в 1926—1937 годах издавался целый шеститомник собраний сочинений. Он считался наиболее одарённым в группе «Кузница», где состоял. Критики хвалили его повесть «Доменная печь» (1925), написанную на тему восстановления промышленности после гражданской войны. Её считали предвосхитильницей «Цемента» Гладкова.

Но, наверное, правы те, кто из всего творчества Ляшко выделяет его автобиографический роман в двух книгах «Сладкая каторга» (1934) и «Крушение сладкой каторги» (1936), где писатель вспоминает о своём участии в революционной борьбе начала века. Да, они написаны поживее всего остального у Ляшко. Можно, конечно, добавить к этому роману и автобиографическую повесть о детстве и юности писателя «Никола из Лебедина» (1951). Лебедин – это родной город Ляшко. Он расположен в Харьковской губернии.

Умер Николай Николаевич 26 августа 1953 года.

 

***

Я дружил с Толей Передреевым. Дружил ещё с тех времён, когда он жил в Грозном, жена его чеченка Шема работала в вагон-ресторане скорого поезда Горький-Москва, и Передреев бывал в Москве чуть ли не по нескольку раз в месяц.

Меня с ним познакомил Борис Абрамович Слуцкий. Передреев и Слуцкий пришли к нам в литературное объединение «Магистраль». Слуцкий – как протежировавший тогда Передрееву. Толя читал стихи, которые многим понравились. А в конце ещё выступил Слуцкий и добавил похвал от себя.

А потом Борис Абрамович позвал меня и Толю в привокзальный ресторан рядом с «Магистралью». Помню, как оживлён был успехом Передреев. Как благодарил Слуцкого.

Потом он стал останавливаться у Кожинова. Большая квартира Вадима была в этом смысле гостиницей для друзей. Иногда Толя приезжал с Шемой. И всем находилось место.

У Анатолия Передреева, как у Владимира Соколова, была некая привилегия: их стихи печатал и «Новый мир» Твардовского, и «Октябрь» Кочетова. Казалось, что они стояли над схваткой.

Но это было не так.

Соколов отошёл от твердолобых «кочетовцев» (название условное: Кочетов к тому времени давно умер) сразу после начала перестройки. Передреев до неё не дожил. Анатолий Констанинович Передреев скончался 19 ноября 1987 года (родился 18 декабря 1932-го). Но доживи, я не убеждён, что он продолжил бы дружбу с Куняевым и Кожиновым. Хотя, чужая душа потёмки. Куняев стал главным редактором «Нашего современника», Соколов там отказывался печататься. Отказался бы Передреев? Не уверен. Да и Шема, жена Толи, была в лучших отношениях с Леной Ермиловой, женой Димы.

Писал Передреев мало. Мне кажется из-за того, что его завалили переводами. Переводил он быстро и помногу. В любой советской республике поэтому он был желанным гостем.

Прав немецкий славист Вольфганг Казак: Толя «настолько мучился невозможностью выразить самую суть своего мышления в лирике, что его раннюю смерть друзья приняли как следствие страданий из-за отсутствия свободы при жизни в советской системе».

Именно в советской системе, которую он – свидетельствую и отвечаю за свои слова – не переносил.

А Владимира Соколова он любил. И крепко дружил с ним. И писал ему любовные стихи:

 

20 ноября

Сначала Юрий Владимирович Давыдов (родился 20 ноября 1924 года) был очень близким другом моего друга критика Станислава Рассадина. Но после того, как мы с ним оказались в одной туристской поездке в ГДР, Юра стал и моим другом. А потом мы все трое очень сблизились.

Юра был совершенно уникальным рассказчиком. Из всех моих знакомых он мог сравниться с Семёном Липкиным или с Борисом Слуцким.

Как писатель он набирал вес постепенно. Он написал романы «Южный Крест», «Март». Но своё специфическое «давыдовское» стало проглядывать в его «Этот миндальный запах» и «Глухая пора листопада». «Глухая пора…» была настолько хороша, что удивительно было молчание критики. То есть, были критические отклики, но тусклые, как будто речь шла о заурядной книге.

Его жезеэловские романы об адмиралах Головнине, Нахимове и Сенявине многие ставили выше «Глухой поры листопада», хотя это неверно.

Биографии адмиралов хороши: их писал человек, профессионально знающий море, бороздивший его: Давыдов служил в Военно-морском флоте с 1942 по 1949. Окончил Выборгское морское училище. И эти его профессиональные знания, конечно, подкрепили повествования о кругосветном путешествии Головина, о победных баталиях в Крымской войне адмирала Макарова, наконец, о Сенявине, одержавшем много морских побед при Екатерине, но интернированном намного превосходящим его эскадру британским флотом и в отместку за это не допущенном Александром воевать с Наполеоном.

Всё это, повторяю, интересно и профессионально написано.

Но «Глухая пора листопада» написана не просто историком, который, кстати, учился в МГУ на историческом, но сталинским зека. В 1949 году Юру арестовали и приговорили к 25 годам лагерей. Освободили в 1954-м. Реабилитировали в 1957 году.

В «Глухой поре листопада» речь о двойной жизни народовольца Дегаева, о сложных взаимоотношениях жандарма и революционера. О предательстве и провокаторстве.

На мой взгляд, романом «Глухая пора листопада» Юрий Давыдов стал вровень с историческими произведениями Натана Эйдельмана.

Дальше – больше.

Великолепное описание народника Лопатина, – удивительную нравственную личность, – сумевшего вычислить и разоблачить провокатора Азефа – в научно-художественной биографии «Герман Лопатин, его друзья и враги».

Роман «Соломенная сторожка, или Две связки писем», за который Юрий Давыдов удостоен в 1987 году Государственной премии РФ.

Вообще перестройка наполнила имя Юрия Владимировича Давыдова особой значимостью.

Он всегда писал на грани, за которой начинаются цензурные запреты. Такова уж была выбранная им проблема: отношение человека и государства.

Перестройка открыла цензурные шлюзы. Он снова писал о любимом своём Лопатине и о В. Л. Бурцеве, который уличил в подлоге русских жандармов, сочинивших «Протоколы сионских мудрецов».

Как определил сам Юра, «XX век в истории России был чудовищно-практической проверкой идей XIX века, их крахом и возникновением чёрной дыры». И в то, что Россия сумеет выбраться из этой чёрной дыры, Давыдов не верил.

Последний его роман «Бестселлер» (1999—2001) некоторыми критиками был воспринят как творческая неудача писателя, который якобы недостаточно знал биографию М. Головинского, автора «Протокола сионских мудрецов», и потому занялся домыслами. Но мне кажется, что, к примеру, критик Станислав Рассадин задал весьма резонный вопрос: «Эффектные псевдофакты – давыдовская выдумка… или додумка?».

Выдумка это или додумка, она помещена в художественный текст, и судить о ней мы можем только по закону художественного произведения.

Поэтому, думаю, что право оказалось жюри «Триумфа», наградившее этой премией Давыдова за замысел «Бестселлера». Успевшее наградить, потому что умер Юра 17 января 2002 года.

Юра был человеком скромным. Он не считал себя большим писателем на фоне, как он говорил, прекрасной русской литературы.

Но он выделяется и на этом фоне.

 

***

Михаил Александрович Дудин (родился 20 ноября 1916 года) в Ленинграде пользовался любовью. Он помог многим поэтам, и когда мне захотелось поддержать иных ленинградцев, бывших у нас в «Литгазете» в опале, я придумал командировку в Ленинград, пришёл домой к Дудину с «рыбой» – то есть с заготовкой той статьи, которую хотел бы от него получить, и через три дня вёз его статью в Москву. Зам главного редактора, наш куратор Кривицкий, конечно, статье удивился. Но не напечатать её не посмел: не помню, был ли в то время Дудин уже героем соцтруда, однако это не так уж и важно – Дудин рано стал ходить в руководящих поэтах. В 1967 году даже сделал доклад о поэзии на Четвёртом съезде писателей.

Ему обязаны и молодые ленинградские поэты, подборки которых он возил в Москву. Печатал их и у себя в Ленинграде.

Да и с кем я ни говорил из порядочных ленинградцев, все отмечали гражданские заслуги Дудина, который умел помогать талантам, не ссорясь при этом с официальной властью.

Он и Твардовского проводил до погоста совсем не так, как это хотелось бы официальной власти:

Умер Михаил Александрович 31 декабря 1993 года.

 

***

Лазарь Викторович Карелин жил со мной в одном доме в Астраханском переулке. Когда подъезжал к своему подъезду на «волге», любил, выходя из неё и не закрывая дверь машины, о чём-то долго говорить с шофёром, потом, когда машина уезжала, долго осматриваться по сторонам.

В 1957 году я прочитал в журнале «Юность» его повесть «Общежитие», и она меня ничем не привлекла.

Потом он написал много повестей и романов. Написал пьесу «Змеелов» на основе своего одноимённого романа. По нему поставлен кинофильм режиссёром Дербенёвым.

Все его вещи о городе – о проблемах городской молодёжи, городских стариков. В одном из перестроечных «Огоньков» напечатал роман о борьбе с наркоманией.

А кем он был, если его возила служебная машина?

Был он много лет секретарём Московского отделения Союза писателей СССР, помогал первому секретарю Феликсу Кузнецову расправляться с писателями-диссидентами. Много греха взял на свою душу.

Умер 20 ноября 2005 года (родился 12 июня 1920-го).

 

***

Один только список произведений, переведённых Николаем Михайловичем Любимовым (родился 20 ноября 1912 года) впечатляет так, что дух захватывает!

«Декамерон», «Дон-Кихот», «Гаргантюа и Пантагрюэль», «Мещанин во дворянстве», «Красное и чёрное», «Госпожа Бовари», «Милый друг», «Тартарен из Тараскона», «Легенда об Уленшпигеле», «Синяя птица», целиком цикл романов «В поисках утраченного времени», «Коварство и любовь», «Давид Сосунский».

А я ведь выписал только наиболее известные, прославленные вещи авторов, которых все прекрасно знают.

Ещё одну краску к его портрету добавляет вдова Николая Михайловича:

«Он любил и часто перечитывал: Достоевского, Чехова, Толстого, Сергеева-Ценского (до 30-х г. г.), Лескова, Бунина, Тютчева, Фета, Никитина, Гоголя и очень ценил Случевского (был составителем его сборников), Ал. К. Толстого, Есенина, не говоря уж о Пушкине, Пастернаке (но не Цветаеву – любил простоту, считал, что она слишком усложнённо пишет). Николай Михайлович прекрасно знал русский язык, прекрасно писал сам».

Да, родной язык он знал настолько прекрасно, что сумел заставить говорить на нём разноязычных авторов, неизменно сохраняя авторскую стилистическую манеру.

А в свой биографии он счёл нужным указать вот что:

«Родился в Москве. Детские и школьные годы провёл в Перемышле. После окончания Института Новых языков в Москве принят в издательство Academia. В начале 30-х арестован и отбыл 3 года в ссылке в Архангельске. Затем работал переводчиком художественной литературы по заказам различных издательств. С 1942 года – член СП СССР. Государственная премия за участие в издании Библиотеки Всемирной литературы в 200 томах».

То есть, 3 года ссылки приравнены к Государственной премии. Резонно. И то и это – подарок государства. Он не указал ещё, что его мать находилась в зоне немецкой оккупации в Перемышле и была осуждена на 10 лет лагерей. А тётка матери, фрейлина Анастасия Генрикова, была арестована вместе с царской семьёй и добровольно разделила её участь. О том, что она причислена Русской православной церкви к лику святых, Николай Михайлович указать не мог. Он умер 22 декабря 1992 года. А канонизация состоялась в 2000 году.

 

21 ноября

Всего Иван Андреевич Крылов написал 236 басен, которые собраны в 9 прижизненных сборников.

Конечно, именно басни принесли Крылову славу в литературе. Неважно, что он многие сюжеты заимствовал у Лафонтена: он ведь и действовал, как Лафонтен, заимствовавший сюжеты басен у Эзопа. Лафонтен их осмыслил по-своему. И Крылов по-своему.

Но дело в том, что Крылов своими баснями ещё и соперничал с русскими поэтами XVIII века, со своими современниками – Дмитриевым, Хемницером. И они, заимствуя из Лафонтена, выражали прежде всего себя.

Однако думаю, что дело в языке басен. И здесь мне хочется процитировать пушкинского современника академика М. Е. Лобанова, точно уловившего уникальность крыловского языка:

«Язык его в баснях есть верный отголосок языка народного, но смягчённый и очищенный опытным вкусом. Он изучал его сорок лет, вмешиваясь в толпы народные, в деревнях посещая вечеринки и посиделки, а в городах рынки и торговые дворы; прислушивался к разговорам народа, а иногда, чтобы вернее изучить быт и нравы его, не гнушался – так сам он рассказывал – заходить и в те места, некогда украшаемые ёлкою, где в минуты разгула или бурно веселится или тихо изливается охмелевшая душа смышлёного русского народа».

В этом всё и дело. Помните призыв Пушкина к писателям: слушать народную речь у просвирен? Знал об этом призыве Крылов или нет, но он ему следовал. Так же, как следовал собственному призыву и сам Пушкин. Поэтому они оба и стали реформаторами русского языка.

Умер Иван Андреевич 21 октября 1844 года (родился 13 февраля 1769-го).

У него хороши все басни. Но есть и любимые. Я, к примеру, очень люблю такую:

 

22 ноября

Как вспоминает Вяземский, Пушкин однажды спросил его «в упор: может ли он (Пушкин – Г. К.) напечатать следующую эпиграмму: „О чём, прозаик, ты хлопочешь?“»

«Полагая, – пишет Вяземский, – что вопрос его относится до цензуры, отвечаю, что не предвижу никакого, со стороны её, препятствия. Между тем замечаю, что при этих словах моих лицо его вдруг вспыхнуло и озарилось краскою, обычайною в нём приметою какого-то смущения или внутреннего сознания в неловкости положения своего. Впрочем, и тут я, так сказать, пропустил и проглядел краску его: не дал себе в ней отчёта. Тем дело и кончилось».

Правда, Вяземский, вспоминая об этом, хочет показать удивительное для него простодушие: дескать, он и не понял тогда, что речь идёт о нём. Но описанное тем же Вяземским «вспыхнувшее» лицо Пушкина, «озарённое» «краскою, обычайною в нём приметою какого-то смущения или внутреннего сознания в неловкости положения своего», разоблачает мемуариста: как же было при такой проницательности, при таком понимании характерологических примет Пушкина не задуматься, почему именно тебя он спросил «в упор» об эпиграмме?

Вяземский пишет об эпизоде почти полувековой давности, который, однако, врезался в память так, что и сейчас – в 1875 году притягивает к себе преодолённой обидой: Пушкин назвал его «прозаиком», то есть человеком, лишённым поэтического чувства!

Не мог не почувствовать Вяземский, что речь в эпиграмме Пушкина идёт о разногласиях принципиальных: там «прозаик» противопоставлен «поэту» именно тем, что не умеет оформить свою мысль поэтически – то есть индивидуально – то есть не с расчётом на кого-то, а от себя и для себя. Недаром, несмотря на столь психологически переданную Вяземским ситуацию, ему не поверили: решили, что не в него, а в фигуру помельче, причём декабристских воззрений, метит стихотворение, где Пушкин, по мнению В. Вацуро, выступает против «декларации приоритета общественной идеи перед поэтической формой», за что как раз и ратовали декабристы. И преподавальница одного из вузов С. Березкина его в этом решительно поддержала, указав на А. Бестужева как на пушкинского «прозаика». Но, отметив для себя эту «общественную идею», скажем, что и Вяземский в статье о драматурге Озерове выступал за педагогическую назидательность литературы, против чего протестовал Пушкин в заметках на полях этой статьи. А принял Вяземский на свой счёт «прозаика» потому ещё, что связал такую мету со своей положительной рецензией на пушкинских «Цыган», которой, как рассказывал Вяземскому их общий с Пушкиным приятель, Пушкин остался недоволен. Тем, в частности, что иные места в ней написаны «с каким-то учительским авторитетом», а иные «отзываются слишком прозаическим взглядом» – налицо снова расхождения в оценке самой сущности поэтического.

Как видим, не признавая за поэзией права на какое-либо учительство, Пушкин был весьма последователен, отвергая и ту, что мы называем философской поэзией. Возможно, поэтому он еще в 1830 году в «Литературной газете» утверждал, что талант Тютчева можно оспорить, хотя позже не возражал против того, чтобы Жуковский и Вяземский опубликовали в двух номерах его «Современника» двадцать четыре тютчевских стихотворения.

Притом был Пётр Андреевич Вяземский одним из ближайших друзей Пушкина, которому тот поверял даже свои сердечные тайны.

Но я недаром начал заметку с воспоминаний Вяземского, умершего 22 ноября 1878 года, прожившего большую жизнь в 86 лет: родился 23 июля 1792 года и пережившего всех приятелей пушкинского круга.

За год до смерти он написал об этом гениальное стихотворение:

 

***

Вячеслава Ивановича Марченко (родился 22 ноября 1930 года) я узнал, когда он работал заместителем главного редактора издательства «Современник». Тогда же посмотрел, что за книжки он написал. Оказалось, что он маринист.

Немудрено. Он в 1944—1947 проходил обучение в кронштадтской школе юнг. Потом служил на линкоре. Поступил было в Высшее военно-морское училище имени Фрунзе, но не смог его окончить по болезни.

Вот тогда-то он и решил стать писателем. Поступил в Литературный институт. Окончил его. Писал рассказы и повести о море. Сюжеты нескольких его произведений связаны фигурой их главного героя – сперва юнги, а потом морского офицера Александра Паленова. Угадывается, что эта проза автобиографична.

Но она не захватывает. Банальны и сюжеты и герои. Возможно, не надеясь на собственное перо, он стал продвигаться в литначальники. После «Современника» стал замом председателя ревизионной комиссии Союза писателей РСФСР и председателем такой же комиссии Московского отделения СП СССР. Избирался депутатом Октябрьского района Москвы. А это – какая-никакая, но номенклатура.

Отсюда, конечно, и премия Министерства обороны, и премия имени Пикуля, и премия имени Фадеева. И два ордена «Знак почёта» (к юбилею) и «Дружбы народов» (к юбилею Союза писателей).

Умер 6 сентября 1996 года.

 

***

Этого писателя Станислава Семёновича Гагарина я часто видел, посиживающего за столиком ресторана ЦДЛ. Я знал, что он бывший моряк, что организовал (один или с другими?) военно-патриотическое объединение при Союзе писателей «Отечество», что оно издаёт альманах-журнал «Сокол», который, как правило, печатает прозу Гагарина, в основном научно-фантастическую.

Но в его научной фантастике появляются настоящие исторические личности. Например, Сталин, которого Гагарин, уважает, и Гитлер, которого писатель не спешит осуждать.

Вообще где-то я прочёл о его книгах, что научная фантастика в них – всего лишь приманка читателя.

Он написал много книг. Они одинаковы. То есть, читать можно одну за другой – создастся впечатление, что читаешь одну и ту же книгу.

Он много пил и тяжело пьянел. Поэтому я очень удивился, когда он оказался председателем общества трезвенников в Союзе писателей. Но держался он в трезвенниках ровно столько, сколько продержалась эта горбачёвско-лигачёвская кампания. Как только она закончилась, он, как говорится, развязал.

День его смерти известен – 22 ноября 1993 года. А вот день его рождения скрыт. Сообщают только, что родился он в 1935 году. Действуют в духе его мутной шпионско-фантастической прозы?

 

23 ноября

Любимый писатель моего детства. «Огурцы», «Живая шляпа», «Огородники», «Фантазёры», «Мишкина каша», перечислять могу ещё долго.

Я и по радио их слышал, и приносил книжки из библиотеки. Читал с упоением. Чуть ли не наизусть знал рассказы этого волшебника Николая Николаевича Носова, родившегося 23 ноября 1908 года.

А «Дневник Коли Синицына»! А «Витя Малеев в школе и дома»! Кстати, за «Витю Малеева» Носов получил сталинскую премию. А о том, что по этой книжке был снят фильм, я не знал. Не смотрел его.

Когда я пришёл в «Семью и школу», она из номера в номер печатала последнюю книгу Носова из трилогии о Незнайке – «Незнайку на Луне». Оставалось материала ещё номеров на пять. И здесь случилась неприятность.

Кто-то принёс в редакцию «Незнайку на луне», уже вышедшую отдельной книжкой.

Пётр Ильич Гелазония, ответственный секретарь журнала, позвонил Николаю Николаевичу, но тот удивился: а разве он не волен делать со своей рукописью всё, что хочет?

– Волен, конечно, – мягко сказал Петя, – но у редакции остались полосы ещё на пять номеров. И чем теперь занять это место, журнал не знает.

– Ну, дорогой, – сказал Николай Николаевич, – это ваши, а не мои проблемы!

– Но они стали вдруг проблемами, – сказал Петя, – по вашей вине. Вы должны были предупредить редакцию, что книга выходит.

– Давайте я сам буду за себя решать, – резко ответил Носов, – что я должен делать! – И положил трубку.

Очень неприятно подействовал на меня этот разговор. Любимый кумир превратился в заурядного хама.

На следующий день Петя принёс в редакцию пересказ конца «Незнайки на луне», которую не дочитают подписчики. Поставили в номер. Срочно обзвонили знакомых писателей, с помощью которых заткнули довольно большую журнальную дыру.

И вот что ещё меня поразило. Носов позвонил главному редактору журнала Орлову и потребовал гонорар за неопубликованный конец: с ним (Носовым) договорились, что за весь роман он должен был получить определённую сумму. Её и растягивали помесячно.

Деньги Носов получил, но лично у меня авторитет потерял.

Да, он хороший писатель. Может быть, и замечательный. Но с редакцией, которая печатала его три года, не пропуская ни одного месяца, поступил по-свински. Грустно!

Умер он 28 июля 1976 года.

 

***

У этого человека очень интересная судьба. Его дед был крепостным крестьянином. Отец служил домоправителем у графа Чернышёва.

До десятилетнего возраста Михаил Петрович Погодин, родившийся 23 ноября 1800 года, учился дома. И за отсутствием хорошей библиотеки читал «Московские ведомости», журналы «Вестник Европы» и «Русский Вестник» и переводные романы. Но с 1810 года мальчик четыре года воспитывался у приятеля своего отца, московского типографа. Дело пошло успешней: чтение стало намного интересней. Правда, юному Погодину пришлось пережить в 1812 году несчастье – пожар своего дома. Семья спаслась, выехав в Суздаль.

С 1814 по 1818 Погодин учился в Московской губернской гимназии, а с 1818 по 1821 в Московском университете по отделению словесности. Вошёл в состав кружка Раича, из которого выросло Общество любомудров. Подружился с Веневитиновым.

Занявшись писательской деятельностью, он внёс свой вклад в развитие жанра святочного рассказа, в становление русской повести.

В 1826 году издал альманах «Урания», куда 5 стихотворений дал Пушкин, дали свои произведения Тютчев, Баратынский, Мерзляков, Полежаев, Вяземский.

В 1827—1830 году издавал журнал «Московский вестник». Совместно с С. П. Шевырёвым выпускал «Москвитянина». В 1836 был избран членом Российской академии.

Сохранилась знаменитая Погодинская изба на Девичьем поле (Погодинская улица, дом 12а), в которой много лет проходили литературные вечера. У Погодина жили Гоголь и Фет, которого Погодин готовил к поступлению в университет.

Увлёкшись панславизмом, Погодин оставил журнальную деятельность. Тем более что его издательская скупость была легендарной: платил он мало.

Он поступил в университет, где слушал лекции знаменитых историков. Вышел последователем теории Карамзина. Защитил диссертацию «О происхождении Руси», посвятил её Карамзину.

В 1835 году он занимает кафедру русской истории в звании ординарного профессора. В 1841 его избирают академиком Петербургской академии наук.

С 1844 года и до смерти, случившейся 20 декабря 1875 года, он работает исключительно для себя в своём кабинете.

Погодин собрал знаменитое древнехранилище – коллекцию предметов старины: около 200 икон, лубочные картины, оружие, посуда, литые образы, золотые и серебряные кресты разных веков, до 2000 монет и медалей, массу старопечатных книг и т. п.

В 1852 году император Николай купил у Погодина эту коллекцию за 150 тысяч рублей серебром.

Погодин имел огромное влияние на Николая I, который его уважал, считался с его советами во времена Крымской войны и смирялся с погодинской критикой его режима.

Он оставил довольно большое наследие: прозу, драмы, исторические исследования, критические отзывы о литературе современников.

Хотелось бы привести примеры его творчества. Но они великоваты для цитирования. Скажу в заключение, что его «Дневник», который Погодин вёл практически всю жизнь, до сих пор опубликован только частично.

 

24 ноября

Леонид Иванович Бородин учился в школе милиции, потом на историческом отделении Иркутского университета. За участие в неофициальной студенческой студии «Свободное слово» был исключён из комсомола. Окончил историко-филологический факультет пединститута Улан-Удэ. В 1965 переехал в Ленинград. Работал директором школы в Лужском районе Ленинградской области.

В 1965-м вступил в националистическую организацию ВСХСОН (Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа). Отличие их членов от остальных диссидентов состояло в том, что, выступая против советской (безбожной) власти, они не выступали против диктатуры как таковой, но ратовали за диктатуру христианского народа. Тем не менее Андропов добился зачисления их в диссиденты. Бородин был арестован и находился в заключении с 1967 по 1973 год. Причём сперва отбывал срок в мордовском лагере, а последние три года во Владимирской тюрьме.

В заключении начал писать стихи, потом прозу. Через самиздат его тексты печатались в журналах «Грани» и «Посев». Сотрудничал в самиздатовском журнале «Вече». После его прекращения стал издавать «Московский сборник».

В мае 1982 года снова арестован и приговорён к 10 годам лагерей и 5-и ссылки. Отказался писать прошение о помиловании и был освобождён в 1987 году.

В 1990-м начал работать в журнале «Москва», с 1992 по 2008 – его главный редактор, с сентября 2008 – генеральный директор журнала. Но с 2010-го снова главный редактор.

В 2005 году был назначен Путиным в Общественную палату РФ. Преподавал в Литературном институте.

Скончался 24 ноября 2011 года (родился 14 апреля 1938 года).

Отмечен Всероссийской Пушкинской премией «Капитанская дочка» за повесть «Царица Смуты», литературной премией «Умное сердце» имени А. П. Платонова, премией Александра Солженицына, «Большой литературной премией России» Союза писателей России за книгу «Без выбора», литературной премией «Ясная Поляна» за книгу «Год чуда и печали».

На мой взгляд, перехвален, как художник.

 

***

Юрий Николаевич Либединский стал известен благодаря своей повести «Неделя» (1922) о революционных событиях в Челябинске, свидетелем которых он был. Входил в группы «Октябрь», МАПП. Был одним из руководителей РАПП. В 1934 году после создания Союза советских писателей стал Председателем его Центральной ревизионный комиссии.

Писал много.

Повесть «Комиссары» (1925), роман «Завтра» (1923), «Поворот» (1927), «Рождение героя» (1930), «Баташ и Батай» (1940—1941).

Особую критику вызвал роман «Рождение героя» за отказ от идеализации партработника.

На войне писал очерки и рассказы, собранные в отдельную книжку.

После войны написал весьма блёклое «Зарево» (1950) и не намного лучше его «Утро Советов» (1957).

Мемуарные книги «Современники» (1958) и «Связь времён» (1962) читаются, как и всякие мемуары, с интересом.

Вот – ещё одно свидетельство современника о причинах смерти Есенина:

«Я ушёл в предчувствии беды. Беда вскорости и стряслась: начался страшный запой, закончившийся помещением Сергея в психиатрическую лечебницу Ганнушкина.

По городу шли слухи, что Ганнушкин, выпуская Есенина, сделал его близким грозное предупреждение: не имея формальных оснований дольше задерживать Есенина в больнице, он должен обратить их внимание на то, что припадки меланхолии, ему свойственные, могут кончиться самоубийством».

Умер Либединский 24 ноября 1959 года (родился 10 декабря 1898-го).

 

***

Борис Михайлович Эйхенбаум рано начал печататься. Уже в 1913—1914 годах он ведёт обозрение иностранной литературы в газете «Русская молва». В 1917 году он сближается с участниками кружка ОПОЯЗа, а в 1918 присоединяется к кружку.

В августе 1936 года президиум Академии наук СССР присудил Эйхенбауму степень доктора литературоведения без защиты диссертации.

Пережив блокадную зиму, в марте 1942 года вместе с университетом эвакуирован в Саратов, откуда вернулся в конце 1944 года кавалером ордена Трудового Красного Знамени.

«Он внешне был похож частично на Айболита, – вспоминал Леонид Аринштейн, – частично на Чехова. Он уже был лысенький, у него была такая розоватая лысинка. Он был очень весёлый человек, страшно остроумный, страшно любил шутку и часто смеялся. Смех у него был удивительно приятный. Я по смеху часто определяю людей. Одни смеются почти как лошади гогочут, другие таким мелким смешком тихеньким, а у него был удивительно приятный, немного серебристый смех, и у него всё лицо преображалось такой радостью, таким светом (он удивительно светлый человек был), а лысинка тут же становилась ещё более розовой, почти красной. Мне страшно нравилось, когда он смеялся, а смеялся он почти всё время, и, хотя времена были нелёгкие, это был период, когда уже чувствовалась в воздухе гроза над филологическим факультетом Ленинградского университета. Но он как-то всю свою жизнь сумел прожить, не видя, не глядя и не обращая внимания на то, что было вокруг него в политической жизни, что и здесь он это воспринимал…».

Гроза над филологическим факультетом разразилась, и Эйхенбаум попал в её эпицентр. В 1949-м он оказывается жертвой борьбы с космополитами. Особенно резко против него выступают Фадеев и А. Дементьев. Его отовсюду увольняют. Он лишён возможности печататься.

Возвращается в науку только в сентябре 1953 года.

Гнусная кампания, чей жертвой он был, роковым образом сказалась на его здоровье: 24 ноября 1959 года, открыв вечер скетчей Анатолия Мариенгофа, произнеся вступительное слово, Эйхенбаум сел на место и умер (родился 4 октября 1886 года). Он собирался писать книгу о текстологии, о Лермонтове, но, увы…

Так погиб великий учёный, написавший блистательные работы о мелодике русского стихотворного стиха, об Анне Ахматовой, о разных периодах творчества Льва Толстого.

 

25 ноября

Владимир Натанович Гельфанд с мая 1942 по ноябрь 1956 был в рядах Красной армии. Всё время вёл дневник.

Вёл его и с 1952 по 1983, когда преподавал обществоведение и историю в техникумах г. Днепропетровска.

Умер 25 ноября 1983 года (родился 1 марта 1923-го).

Его дневники оказались на Западе и неоднократно издавались там на немецком и шведском языках.

Вот – отзыв шведской газеты «Дагенс Нюхетер»:

«Дневник советского солдата. Его сила в описании действительности, которая отрицалась долгое время и никогда не описывалась в перспективе будней. Несмотря на все ужасы, это захватывающее чтение, дошедшее до нас через много лет. Более чем радостно, что эти записи, даже с 60-летним опозданием, стали доступны, по крайней мере для немецкой публики, поскольку именно такой перспективы не хватало. Эти записи впервые показывают лицо красноармейских победителей, что даёт возможность понять внутренний мир русских солдат. Для Путина и его постсоветских стражей будет тяжело закрыть этот дневник в шкафчик с ядами враждебной России пропаганды».

А вот что пишет сотрудник Института современной истории Мюнхен-Берлин:

«Это очень частные, не подвергнутые цензуре свидетельства переживаний и настроений красноармейца и оккупанта в Германии. При всём том показательно, как молодой красноармеец видел конец войны и крушение немецкого общества. Мы получаем полностью новые взгляды на боевое содружество Красной Армии и её моральное состояние, которое слишком часто было прославлено в советских изображениях. Кроме того дневники Гельфанда противостоят распространённым тезисам и военные успехи Красной Армии нужно приписывать преимущественно системе репрессий. По личным переживаниям Гельфанда можно видеть, что в 1945/46 имелись также заботливые отношения между мужчинами-победителями и женщинами-побеждёнными. Читатель получает достоверную картину, что и немецкие женщины искали контакт с советскими солдатами, – и это вовсе не только по материальным причинам или с потребностью защиты».

Что говорить, конечно, хотелось бы, чтобы дневники Гельфанда увидели свет на родине.

 

***

Это грустное стихотворение написано Владимиром Натановичем Орловым:

Он нередко приходил в «Литературную газету», хотя жил далеко от неё. И не в Москве, а в Симферополе. Но так получалось: то Саша Ткаченко собирался в Москву, и он вызывался его сопровождать, то подкапливал у себя на работе отгулы и, собрав их вместе, мчался в Москву, убеждённый, что наша администрация «12 стульев» – то есть юмористической страницы газеты что-нибудь с его ночлегом придумает.

И она придумывала. Тем более что Володя входил в коллектив создателей незабвенного Евгения Сазонова (тогдашней сатирической маски, типа Козьмы Пруткова в 19 веке).

Это был очень весёлый поэт и человек. Его первыми стихами заинтересовался Маршак. Он познакомился с Орловым в Крыму и привёз в московские издательства его детские стихи. Их печатали с удовольствием. Он выпустил очень много детских книжек.

Писал и пьесы. Самая известная из них «Золотой цыплёнок» на каких только детских сценах ни ставилась. По этой пьесе-сказке был поставлен не только мультфильм, но и вполне себе нормальный фильм.

Владимир Натанович умер 25 ноября 1999 года (родился 8 сентября 1930-го).

К старости стал, как я уже говорил, писать грустные стихи. Но настоящие. Вот, например, ещё одно:

Всё-таки он был талантливым человеком, Владимир Натанович!

 

26 ноября

Один, пожалуй, из самых талантливых пародистов нашего времени Владлен Ефимович Бахнов начинал свой путь в литературу не совсем обычно.

Ребёнком он попал под трамвай. Поэтому на фронт его не взяли.

В Казахстане под Талды-Курганом он работал пионервожатым в интернате, где организовал кукольный театр, сочинял для него скетчи на злобу дня. С незаконченным средним образованием в 1943 году поступил в Литинститут на поэтический семинар. Сочинил популярную песню «От сессии до сессии живут студенты весело». Литинститут окончил в 1949-м, а печататься начал с 1946-го в соавторстве с Яковом Костюковским, который был тогда ответственным секретарём «Московского комсомольца». Вместе писали для эстрады (Тарапунька и Штепсель, Шуров и Рыкунин, А. Райкин), клоунады (О. Попов, Ю. Никулин, Карандаш). Печатались в «Крокодиле». Бахнов ещё и в «Литературной газете».

Настоящий успех пришёл к Бахнову, когда он в соавторстве с Л. Гайдаем написал сценарии фильмов «Двенадцать стульев», «Иван Васильевич меняет профессию», «Не может быть!». Фильмы, поставленные по этим сценариям, сделались и до сих пор продолжают быть культовыми.

А пародии и скетчи Бахнова давно уже стали классикой.

Владлен Ефимович умер 26 ноября 1994 года (родился 14 января 1924-го).

Я у него особенно люблю иронические стихи. Например, такое, написанное, кстати, за совсем небольшое время до нашей интервенции в Чехословакию:

Здесь же скажу и о жене Владлена Ефимовича Нелли Александровной Морозовой, которая недавно выпустила изумительную книгу воспоминаний «Моё пристрастие к Диккенсу. Семейная хроника XX век».

 

***

Из-за перенесённого в детстве полиомиелита Лев Савельевич Друскин вынужден был пользоваться инвалидной коляской. В детстве посещал литературный кружок под руководством Маршака при Ленинградском дворце пионеров. Маршак и в дальнейшем помогал способному человеку.

В Ташкенте, где находился во время войны, перевёл многих поэтов советских республик.

В 1980 году в квартире Друскиных был произведён обыск. В результате изъяли его дневник, за который его 10 июля 1980 года исключили из Союза писателей.

Лев Савельевич был вынужден эмигрировать.

Умер в Германии в Тюбингене 26 ноября 1990 (родился 8 февраля 1921-го).

В 1984 году в Лондоне он опубликовал «Спасённую книгу». В предисловии к ней писал:

«…мне шестьдесят лет. Как говаривал Шолом-Алейхем, я еду уже не на ярмарку, а с ярмарки. А моя жизнь в известном смысле тоже документ эпохи. И я хочу, чтобы этот документ был обнародован. В книге нет ни одного вымышленного факта, ни одной выдуманной подробности. Даже диалоги подлинные. Это принцип».

Ну, а что до его стихотворений, то прочтите это. По-моему, оно стоит того:

 

***

Иван Александрович Кашкин создал свою школу художественного перевода. «Кашкинцам» площадку чаще всего предоставлял журнал «Интернациональная литература». Они перевели Джойса, Колдуэлла, Стейнбека, Голсуорси, Шоу, Олдриджа.

Кашкин открыл русскому читателю Хемингуэя. Хеминуэй так высоко его оценил, что дал фамилию Кашкина одному из героев романа «По ком звонит колокол».

Умер Иван Александрович 26 ноября 1963 года (родился 6 июля 1899-го).

В 2009 году издательство «Захаров» выпустило книгу стихотворений Кашкина.

 

27 ноября

Первый сборник стихов Борис Михайлович Лихарев (родился 27 ноября 1906 года) выпустил в 1929 году.

В советско-финляндскую войну был командиром взвода сапёров. В Великую Отечественную – корреспондент газеты «На страже Родины», потом входил в группу журналистов при Политуправлении Ленинградского фронта. Участвовал в освобождении Норвегии.

И во время войны и после занимал пост секретаря Ленинградского отделения СП СССР. Был главным редактором журнала «Ленинград» (1944—1946), главным редактором ленинградского отделения издательства «Советский писатель».

Ясно, что, находясь на таких номенклатурных должностях, выпустил много – 32! – книги.

В основном это поэтические сборники о войне, но есть и «Рассказы про сапёров» (детская книга), и другие книги прозы.

Умер 2 марта 1962 года. Стихи писал средние. К примеру:

 

***

Я начинал читать Сусанну Михайловну Георгиевскую с её повести «Бабушкино море». О том, как провела лето на море у бабушки внучка. О том, как перед горожанкой внучкой открывался новый мир и как она уезжает теперь в город, обогащённая многим увиденным, обогащённая любовью к бабушке, которую поначалу невзлюбила.

Мне понравилась эта повесть, и я и в дальнейшем отзывался на фамилию Георгиевская – видел её книжки в библиотеке – брал читать.

Я понял, что она не детская писательница. Что она просто рассказывает о детях взрослым. И ей это удаётся.

Ну, а потом я прочту её роман «Лгунья» (1969) и ещё крепче оценю её как незаурядного писателя.

Умерла Сусанна Михайловна 27 ноября 1974 года. Что же до её даты рождения, то официальная: 23 апреля 1926 года многими ставится под сомнение. Ссылаются на некоторые несостыковки в романе «Лгунья», где она описывает замужество за В. П. Глушко, будущим академиком и великим космическим учёным. С ним она рассталась, прожив три года. Ссылаются ещё на её слова из автобиографического очерка «Двоеточие»: «Год шёл двадцать третий, мне минуло десять лет».

 

***

Борис Анатольевич Нарциссов молодость провёл в Эстонии, где окончил гимназию и химическое отделение Тартуского университета (1931).

Участвовал в литературной жизни Эстонии.

После ввода наших войск в Эстонию, бежал в Тюбинген. После окончания войны попал в лагерь для перемещённых лиц под Мюнхеном. В 1951-м уехал в Австралию. Прожил там два года, переехал в США, где впервые начинает активно печататься. При этом работает химиком. В 1971 году выходит на пенсию.

При жизни в США выпустил семь стихотворных сборников. Умер 27 ноября 1982 года (родился 27 февраля 1906-го). Посмертно в США была издана книга «Письмо к самому себе» (1883). А в России книга под тем же названием вышла в 2009 году.

Вот как он писал:

 

***

Когда эмигрантская литература вернулась в Россию, мне захотелось прочитать «Сивцев Вражек» Михаила Андреевича Осоргина. Благо жил я недалеко от этого арбатского переулка.

Прочитал и увидел, что автор – писатель настоящий. Поэтому стал интересоваться и им самим и его творчеством.

У него захватывающая своими опасностями жизнь. Вступив в партию эсеров, он принял участие в московском вооружённом восстании 1905 года. Арестован. Отпущен под залог, и тут же уехал в Финляндию, а оттуда в Европу. Поселился близ Генуи, где образовалась эмигрантская коммуна. Жил там 10 лет. Запечатлел эту жизнь в «Очерках современной Италии» (1913).

В Первую Мировую затосковал по России. Вернулся полулегально в июне 1916 года. Организовал Союз журналистов и стал его председателем (1917). Товарищ председателя московского отделения Союза писателей.

После февральской революции вошёл в комиссию по разработке архивов и политических дел в Москве. Опубликовал брошюру «Охранное отделение и его архивы» (1917).

После Октябрьской революции резко выступил против неё. Был арестован и освобождён по ходатайству Союза писателей и Ю. К. Балтрушайтиса.

В 1921-м работал в Комиссии помощи голодающим при ВЦИК, был редактором её бюллетеня «Помощь». В августе 1921 арестован, вместе с другими членами комиссии приговорён к смертной казни. И вместе с другими спасён Фритьофом Нансеном.

Вернулся в Москву. Перевёл по просьбе Е. Б. Вахтангова для его театра пьесу К. Гоцци «Принцесса Турандот».

Вместе с Николаем Бердяевым открывает на Кузнецком мосту Лавку писателей.

В 1921 снова арестован и выслан в Казань.

Осенью 1922-го был выслан из России («философский пароход»). По поводу высылки лучших умов России Троцкий сказал: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно».

До высылки самого Троцкого оставалось несколько лет.

В эмиграции Осоргину приходилось трудно. Он стоял выше политики в отношении с людьми, а эмиграция была невероятно политизирована.

Кроме «Сивцева Вражка» (1928), он пишет «Повесть о сестре» (1931), «Свидетель истории» (1932), «Книга о концах» (1935), «Вольный каменщик» (1937), «Повесть о некоей девице» (1938), сборники рассказов «Там, где был счастлив» (1928), «Чудо на озере» (1931), «Происшествия Зелёного мира» (1938), воспоминания «Времена» (1955).

И при этом сохранял советское гражданство, которого лишился в 1937-м, но французского не принял.

После немецкой оккупации Франции, он с женой поселился на том берегу реки Шер, какой не был оккупирован. Там написал книгу «В тихом местечке Франции» (1940) и «Письма о незначительном» (опубликованы в 1952 году).

27 ноября 1942 года Михаил Александрович скончался (родился 19 октября 1878 года).

 

28 ноября

Ну, что можно сказать об этом человеке, родившемся 28 ноября 1915 года? Невероятно противоречив. Скорее всего, это связано с его характером.

Сами подумайте: вас чуть ли не юношей замечает полновластный диктатор страны. Ему нравится, что вы молоды, что пишете поэмы на исключительно нужные темы – «Победитель» (1937) – о Николае Островском, «Павел Чёрный» (1938) – о героях-зека – строителях Беломорско-Балтийского канала, «Ледовое побоище» (1938), «Суворов» (1938) – о русских полководцах. Так что я не согласен с Алексеем Симоновым, что Сталин заметил Симонова только после того, как тот написал «Жди меня». Сталин заметил Симонова гораздо раньше.

Неслучайно тот был послан чуть ли не сразу после окончания института в качестве военного корреспондента на Халхин-Гол. Побывав в боях, Симонов заканчивает свою пьесу «Парень из нашего города», которая ставится на многих сценах, приносит Симонову первую сталинскую премию.

С первых же дней Великой Отечественной Симонов под Могилёвом сумел вместе с другими выбраться из окружения и стать военным корреспондентом «Красной звезды».

Разумеется, стихотворение «Жди меня» сделало поэта повсеместно известным, но и Сталин не шутил, когда сказал, что по-настоящему стихотворение нужно было издать в двух экземплярах – ему и ей. Сталин допустил повсеместную известность Симонова, потому что почувствовал, что тот будет служить ему верой и правдой, будет оформлять любые его, сталинские шаги, касающиеся внешней или внутренней политики.

Да и не об этом ли говорит направление Симонова на курсы военкоров при Военно-политической академии? Ведь окончив эти курсы, он получает высокое воинское звание для его возраста – интенданта второго ранга.

И уже в 1942-м он – старший батальонный комиссар, в 1943 – подполковник. В 1944-м – полковник.

Мне скажут: но ведь за дело же! За боевые заслуги!

А я отвечу, что Сталин держал Симонова на театре войны как на театральной авансцене.

Молодой полковник только в одном 1945 году получает два ордена Отечественной войны 1 степени.

Сразу же за «Парнем из нашего города» следует пьеса «Русские люди», которой Симонов гордиться в будущем не будет. Она получает сталинскую премию.

За ней сталинской премии удостаивается роман «Дни и ночи». За ним – новая сталинская за сервильную пьесу «Русский вопрос». Ещё одна книга и ещё одна сталинская премия. Ею удостоен сборник стихов «Друзья и враги», прославляющий холодную войну. Наконец, и вовсе позорище – пьеса «Чужая тень». Новая сталинская премия.

Это – 1950 год. Симонову всего 35 лет.

Есть какое-то сходство его пышного восхождения по наградным ступеням с молодыми военачальниками 1812 года. Но те продвигались за личную храбрость.

Однако и Симонов не был трусом, не так ли? Конечно. В воинской трусости он не замечен.

Ну, а в гражданской? Как можно было сперва одобрить и напечатать в своём «Новом мире» повесть Дудинцева. А потом топтать повесть и каяться: бес попутал!

Симонов много сделал хорошего и литературе и лично некоторым людям. Но Зощенко на его совести. А ведь не мог не понимать Константин Михайлович, какого масштаба писатель Михаил Михайлович Зощенко! Понимал, конечно!

«Глазами человека моего поколения» назвал свою мемуарную книгу Симонов. Но название лукаво. Я знаю людей поколения Симонова, которые и на Сталина, и на созданную им бесчеловечную систему смотрели совсем другими глазами.

31 августа 1973 года в «Правде» появляется письмо деятелей литературы и культуры против Сахарова и Солженицына. Ну что было бы Симонову, если б не подписал он это письмо? Скорее всего, не дали бы ему героя соцтруда – ни 24 сентября 1974, когда дали, ни 28 ноября 1975 – в день его рождения к шестидесятилетию.

Невольно вспоминается, как ответил Твардовский цековскому деятелю, пригрозившему, что не получит поэт героя к шестидесятилетию, если будет продолжать держаться своей гражданской позиции. «А я и не знал, – насмешливо сказал Твардовский, — что героя у нас дают за трусость!»

И умер бы Константин Михайлович 28 августа 1979 года при всех своих регалиях без одной – без этой геройской звезды, полученной за гражданскую трусость!

 

29 ноября

От князя Платона Александровича Ширинского-Шихматова, родившегося 29 ноября 1790 и умершего 17 мая 1853, осталась всего только одна фраза, которую он произнёс, будучи министром народного просвещения. В 1850 году по его распоряжению во всех университетах (кроме Дерптского) были закрыты кафедры и факультеты философии. Министр сказал: «Польза от философии не доказана, а вред от неё возможен».

 

***

Намного больше, чем критика Николая Александровича Добролюбова я люблю поэта-сатирика Николая Александровича Добролюбова.

В самом деле. Вот стихотворение Николая Александровича Добролюбова «В прусском вагоне»:

Не правда ли, нелегко поверить, что это стихотворение написано не сегодня, а Бог знает когда – в 1860 году! Но писать об этом в стихах, по-моему, куда действенней, чем уныло доказывать в критике, что обломовщина нехороша и что в тёмном царстве луч света непременно погаснет.

Зачтём Добролюбову-критику придуманный им термин «реализм» для обозначения литературного направления.

И выведем, что скончавшийся 29 ноября 1861 года в возрасте 25 лет (родился 5 марта 1836-го) Николай Добролюбов прожил свою короткую жизнь не зря.

 

***

Первой книжкой, которую я прочитал у Любови Рафаиловны Кабо была «В трудном походе». Не помню точно, кончил ли я уже школу или заканчивал её, но книга меня поразила каким-то невероятно свежим духом, который, подобно распахнутому окну, гнал застоявшийся унылый воздух из той школы, какую описывала писательница, – из школы, так похожую на мою.

Нескрываемая, ничем не разбавленная правда жизни торжествовала в этой книге, выставляя достойные оценки трусливым учителям, бюрократическому школьному руководству, которому подражали пионервожатые и комсорги.

И что меня самого удивило – было как-то весело от этой правды. Такой что ли тон нашла Любовь Кабо?

Потом-то я понял, в чём было дело. Любовь Рафаиловна писала это, никого не боясь и ничего не опасаясь. Это чувствовалось. Как чувствовалось и в других её вещах – в «Повести о Борисе Беклешове» (1962), «Осторожно, школа!» (1962), «Жил на свете учитель» (1970).

С наслаждением прочитал я её биографические книжки «Ровесники Октября» (написана в 1964—1975, напечатана в 1997-м) и «Правдёнка» (1999).

Ещё раз скажу: человек удивительной силы духа. И огромного личного мужества.

Чего Вы не найдёте в её книгах, так это – фальши. Вот в заключение – отрывок из небольшой главки из книжки «Ровесники Октября» (а она, скончавшаяся 29 ноября 2007 года, действительно была ровесницей революции: родилась 4 марта 1917 года):

«Гремят, гремят жаркие трубы!.. Гремят чёрные тарелки репродукторов, взволнованными заголовками пестрят газеты. Впервые в истории нашего государства мы сами нарушили границу, перешли её, двинулись на запад – освобождать другие народы.

Потому что нельзя иначе. Потому что немцы уже в Варшаве, и не двинься мы – они подомнут под себя всю территорию нынешней Польши, так же как подмяли Австрию и Чехословакию. Не можем мы этого допустить. Этого – не можем. Потому что украинцы и белорусы, единокровные братья наши (впервые вместо «братьев по классу» – «единокровные»!), – братья наши давно уже обращают к нам исполненные ожидания взгляды. Не можем мы их предать. Если польское правительство не в силах защитить их от фашизма – на защиту двинемся мы. Война? Может быть, и война, – но пусть будут спокойны и счастливы доверившиеся нам народы! <…>

И вот мы на митинге – мы тесно сидим на скамьях, спрессованы в дверях и проходах. Мы едины во всём – так мы это всё ощущаем. Едины все – от седого профессора до розового первокурсника. Такие мы. И если профессор истории будет вдумчиво повествовать об исконных судьбах, освобождаемых нами земель (не очень правдиво повествовать и не очень точно, но не нам же, в нашем дремучем невежестве, уличать его в этом!), если профессор будет, таким образом, подводить, так сказать, теоретическую базу, то первокурсник рванётся на трибуну лишь затем, чтобы заверить партию, заверить любимого вождя в нашей готовности немедленно, по первому зову… Как любим мы сейчас этого человека на портрете, как легко усматриваем доброту и мудрость там, где, возможно, нет ни доброты, ни мудрости, – в его едва пробивающейся улыбке победительного честолюбия. Нам хочется добра – и мы видим добро, – это всё так несложно, в сущности!.. Да и как нам не любить его сейчас, если он уверенно и спокойно ведёт нас к тому, что мы и есть, – он так нас осчастливил сегодня!.. И когда звучит здравица в его честь, даже самые сдержанные из нас хлопают самозабвенно, не щадя ладоней.

И вот ведь что интересно: ни один из нас не вспоминает недавнего – того, как этот человек, округло сложив на животе руки, просто и буднично, словно ничего естественнее этого нет, фотографировался рядом с облизанным, словно новорожденный телёнок, Риббентропом…

Мы горестно недоумевали тогда, но мы не сомневались: значит, это действительно необходимо. Почему же теперь – если так это всё было необходимо – почему теперь мы не усматриваем ни малейшей связи между этой недавней, месяца не прошло, встречей и событиями 17 сентября?.. Ни единой мысли о сговоре: с фашистской Германией – сговор! Ни единой мысли о разделе Польши – что мы, империалисты?.. Мы идём на запад, потому что немцы уже в Варшаве, – только так. Идём защищать, идём освобождать – только! Бескорыстные, мы вовсе не думаем о том, что отодвигаем нашу же границу от жизненных центров! Мы готовы защищать любую государственность, да, любую, которую изберут освобождённые нами народы, – но разве сомневаемся мы хоть на миг, что государственность эта будет советской!.. Ни малейшего исторического опыта, ни тени политического цинизма. Доброта и глупость, только! Высочайший душевный взлёт, душевная переполненность, музыка мировой революции, победно гремящая в ушах, – музыка, которую только мы и слышим… Сколько грязных газетных листов мы ещё оживим, отогреем своим дыханием!..

О мои сверстники, мои глупые, чистые, удивительные мои друзья!.. Не тогда ли и в самом деле, не в это ли памятное утро старуха история ходила между нами и, по-хозяйски прищурясь, заглядывала в наши лица, прикидывала – как получше распорядиться ей этим бескорыстием, этим бездумием? Печи, что ли, топить – такими! – конопатить щели, мостить мосты?..»

 

30 ноября

Владимир Захарович Масс поначалу был известен как автор сатирических буффонад и как поэт-песенник. Его пьеса «Хорошее отношение к лошадям» была в начале 1920-х годов очень популярной. Вместе с композитором Матвеем Блантером они сочинили песенки «Джон Грей», «Служил на заводе Сергей-пролетарий».

А с середины 20-х возникло содружество Масса и Николая Эрдмана. Они сочиняли интермедии, пародии, басни, обозрения для Ленинградского Мюзик Холла, для Леонида Утёсова. С сатирического спектакля «Москва с точки зрения», который они написали совместно с В. Типотом, начался Московский театр Сатиры. По предложению кинорежиссёра Григория Александрова они написали сценарий фильма «Весёлые ребята».

В 1933 году подвыпивший В. Качалов прочитал на приёме у Сталина несколько их басен, не предназначавшихся для печати. Авторов арестовали, сослали на три года, а по отбытии ссылки дали ещё 10 лет без права проживания в столицах и крупных городах СССР. В Тюмени, Тобольске, а перед войной в Горьком Масс работал завлитом местных театров, порой сам организовывал творческие коллективы.

В 1943-м Массу разрешили жить в Москве. Здесь он встречается с Михаилом Червинским, демобилизованным с фронта из-за тяжёлого ранения. Новое содружество выразило себя в спектакле «Где-то в Москве», поставленном в театре Вахтангова и триумфально шедшем на многих сценах Советского Союза. Второй их спектакль «О друзьях-товарищах» пришёлся на кампанию по борьбе с космополитизмом. И был обречён на забвение.

Соавторы стали работать для эстрады. Аркадий Райкин, Миронова и Менакер, Тимошенко и Березин, Миров и Дарский (потом Миров и Новицкий) смешили публику благодаря остроумным текстам Масса и Червинского. Они сочиняли песенки для оркестров Эдди Рознера (после его возвращения с Колымы в 1954-м), Леонида Утёсова.

Соавторы стоят у истоков так называемой «советской оперетты». Их либретто положены в основу «Самого заветного» (композитор В. Соловьёв-Седой»), «Трембита» (композитор Ю. Милютин), «Белая акация» (композитор И. Дунаевский), «Москва-Черёмушки» (композитор Д. Шостокович).

После смерти Червинского в 1975 году В. Масс работал один, опубликовал несколько книжек стихов. Но главное – он занялся совсем новым для себя делом – живописью: его портреты, композиции, пейзажи высоко оценены знатоками.

Скончался Владимир Захарович 30 ноября 1979 года (родился 18 февраля 1896).

 

***

Юлик Эдлис обычно встречал Новый год в доме творчества писателей в Дубултах, то есть – в нашей компании. А значит, что некоторые его пьесы нам приходилось слушать там в исполнении автора.

Юлиу Филиппович Эдлис до сорокового года, когда Сталин присоединил к СССР часть Бессарабии, жил в Бендерах (до советской оккупации назывались Тигиной). До 1940-го учился в Бендерском французском лицее. После 1940-го был эвакуирован с семьёй в Тбилиси, где окончил Высшее театральное училище и где познакомился и подружился с Булатом Окуджавой.

В 1956 году Эдлис окончил филологический факультет Кишинёвского государственного пединститута.

Первую пьесу «Покой нам только снится» опубликовал в 1955 году. После того, как в Кишинёве поставили спектакль по его пьесе «Мой белый город» (1959) и почти тут же запретили его, уехал в Москву.

В Москве написал и поставил немало пьес. Но в 1965-м запрету подверглась лучшая его пьеса «Где твой брат, Авель?». Это на двенадцать лет закрыло ему дорогу в театр.

Он писал и сценарии к кинофильмам. Но событиями фильмы по его сценариям не стали. Так же, как и его проза, к которой он обратился в восьмидесятых.

Умер Эдлис в ночь на 30 ноября 2009 года на даче в Переделкине (родился 3 июля 1929).

 

***

Юного Алексея Владимировича Эйснера отец после Октябрьской революции вывез на Соломоновы острова. Так началась жизнь в эмиграции.

В Европе зарабатывал мойкой окон, рабочим на стройках. И писал стихи, общался с такими известными поэтами, как Георгий Адамович и Марина Цветаева. Дружил с Сергеем Эфроном.

Мечтал о возвращении в СССР ещё с конца двадцатых годов. В 1934-м вступил в Союз возвращения на родину.

В 1936-м воевал в Испании, был бойцом 12-й Интернациональной бригады, адъютантом генерала Лукача.

В 1940-м вернулся в СССР и вскорости был арестован, приговорён к 8 годам воркутинских лагерей. А потом и отправлен в ссылку навечно.

В 1956 год реабилитирован. Вернулся в Москву. Занимался переводами, журналистикой, написал воспоминания о генерале Лукаче, об Илье Эренбурге, Эрнсте Хемингуэе.

Умер Алексей Владимирович 30 ноября 1984 года (родился 18 октября 1905).