1 декабря

«Денискины рассказы» я читал своему маленькому сыну по мере их появления в печати. Их юмор, их умение разговаривать с ребёнком, заинтересовывать его заставляли с нетерпением ждать новых, прочитав старые. Виктор Юзефович Драгунский очень рано стал одним из любимых писателей нашей семьи.

Долго в нашей семье хранился номер журнала «Москва» с повестью «Он упал на траву», с удивительной лирической исповедью героя, который из-за хромоты не попал на фронт и теперь всеми правдами и неправдами стремится записаться в ополчение. В ополчение он попадает. Но, почти расставшись с любимой девушкой, пережив гибель её подруги от бомбёжки. Два приятеля в ополчении действуют в повести Драгунского. Дивные ребята! Один из них тоже погибнет. И любимую девушку не сможет удержать возле себя герой, чудесный человек, к которому проникаешься любовью с самого начала.

И ещё один номер журнала «Москва». В нём – повесть «Сегодня и ежедневно» – о цирке, о клоуне. Опять о личной трагедии героя. Чувствуется, что в обеих повестях Драгунский наделил героев собственными чертами. А в чём-то и своей судьбой. Потому они и похожи.

Помню, как оскорбила меня рецензия Феликса Светова в «Новом мире» Твардовского. С Феликсом я дружил и всё высказал ему при первой же встрече. Мы потом с год не разговаривали.

Я и сейчас, когда Феликса давно уже нет в живых, не могу понять, что его не устроило в прекрасной повести Драгунского. Этого я не понял ещё тогда, прочитав его не слишком умную рецензию.

Виктора Юзефовича не стало 6 мая 1972 года. Не так уж много он и прожил: родился 1 декабря 1913 года.

***

Вот уж не знал, что поэт Иван Венедиктович Елагин (родился 1 декабря 1918 года), эмигрант второй волны, в родстве с Новеллой Матвеевой: она ему двоюродная сестра.

В 1919 году он был вывезен родителями в Харбин. На своё несчастье вернулись в 1923-м. Потому что уже в конце двадцатых отец Ивана Венедиктовича арестован, после второго ареста расстрелян, а мать помещена в психиатрическую больницу, где умерла. Беспризорнику Елагину помог украинский поэт Максим Рыльский, и первой поэтической публикацией Елагина станет авторизованный перевод стихотворения Рыльского «Концерт».

В Киеве учился в медицинском институте, прервал обучение, до 1943 года жил вместе с женой в оккупированном немцами Киеве.

В 1943-м с женой покинул Киев и через Германию перешёл в американскую зону оккупации. Поселился в Мюнхене.

С 1950-го жил в США. Работал на радио «Свобода». Учился в разных университетах. Стал профессором Питтсбургского университета, где преподавал русскую литературу.

Его стихи очень любил Роман Гуль, который, будучи главным редактором нью-йоркского «Нового журнала», печатал его в каждом номере в течение полувека.

Любопытны его переводы. Так получилось, что в лондонской газете «The Daily Mail» был напечатан перевод стихотворения Пастернака «Нобелевская премия» («Я пропал, как зверь в загоне»). Однако русского оригинала у редакции не было. Газета «Новое русское слово» обратилась к Елагину: не сможет ли он перевести стихотворение с английского на русский. Елагин перевёл. Газета опубликовала. Когда появился оригинал, все ахнули, настолько близко Елагин сумел приблизиться к Пастернаку.

Мне лично очень нравится вот это стихотворение Елагина:

Умер Иван Венедиктович 8 февраля 1987 года.

***

Помню после первого приезда в СССР Ива Монтана началось кумиротворение. За французским шансонье бегали толпы поклонников.

Здесь и появилось стихотворение с известными строчками:

А через некоторое время кто-то написал ответ-опознание автора стихотворения:

Владимир Соломонович Поляков (родился 1 декабря 1909 года), конечно, не был кумиром московских пошляков. Он возглавлял 1 фронтовой театр миниатюр «Весёлый десант» и ездил с ним по фронтам Великой Отечественной. После войны писал скетчи, сатирические миниатюры, пьесы, либретто сатирических спектаклей. Он автор сценариев фильмов «Мы с вами где-то встречались», «Карнавальная ночь» (совместно с Б. Ласкиным), «Она вас любит», и совместно с Б. Ласкиным: «Девушка с гитарой», «Не имей сто рублей», «Старый знакомый», писал песни к кинофильмам.

В 1959 году возглавил Московский театр миниатюр, на сцену которого приглашал Марка Захарова, Зиновия Высоковского, Владимира Высоцкого.

Но самая крепкая дружба связывала Полякова с Аркадием Райкиным, для которого он писал много.

Однако и Райкина не пощадил – вывел в своей «Поэме про Ива Монтана» заискивающим перед французским певцом.

Кстати, стихов, процитированных в начале, я в интернетском варианте не нашёл. Нашёл, как целует Сергей Образцов Монтана и как,

Умер Владимир Соломонович Поляков 14 февраля 1979 года.

2 декабря

Мария Андреевна Бекетова была родной сестрой матери Александра Блока

Зарабатывала на жизнь, пересказывая для издательства Сытина романы Жюль Верна «Необычайные приключения капитана Гаттераса» (1888, 1890) и Даниэля Дефо «Приключения Робинзона Крузо» (1896). В павленковской серии «Жизнь замечательных людей» выпустила очерки о сказочнике Г.-Х. Андерсене и путешественнике Христофоре Колумбе.

Переводила литературу. Поначалу с польского, в том числе, и «Крестоносцев». Потом с французского Бальзака, Жорж Санд, Мопассана, с немецкого – Э. Т. А. Гофмана.

10 лет вела семейный дневник, который целиком не опубликован до сих пор.

На его основе написала воспоминания «А. Блок. Биографический очерк» (1922), «Блок и его мать. Воспоминания и заметки» (1925). Третья книга «Шахматово. Семейная хроника» вышла ещё в 1930 году. Но Бекетова продолжала работать над ней всю жизнь. Так что новое издание появилось только в 1990-м, много позже смерти Марии Андреевны 2 декабря 1938 года (родилась она 12 января 1862 года).

Почти неизвестный отрывок из воспоминаний Марии Андреевны о Блоке:

«Однажды он зашёл вместе с матерью в гости к деду и бабушке, которые жили вместе со мной. Побывав на их половине, он пришёл ко мне, а у меня в гостях была моя старая приятельница, знавшая Блока с самого детства. Тут ему вздумалось поиграть в декламацию. Он прочёл целиком наизусть некрасовскую „Больницу“. <…> Читая, Блок впадал то в слезливость, то в мелодраматизм. Его интонация, позы и жесты были до того уморительны, что мы все помирали со смеху, а моя гостья, особа отнюдь не литературная, совсем устала от смеха и только слабым голосом повторяла: „Ах, Саша, какой ты комик“. Всё это проделывал он не ради эффекта декламации, а просто от игривого настроения и бродившей в нем актёрской жилки».

3 декабря

Я уже запутался: то ли это я в детском саду распевал песенку: «Маленькой ёлочке холодно зимой. Из лесу ёлочку взяли мы домой». То ли это пел мой маленький сын, а я ему подпевал.

Во всяком случае, песенка мне нравилась. Уже позже я узнал, что автором слов является Зинаида Николаевна Александрова, родившаяся 3 декабря 1907 года.

Она как детский поэт нашла себя не сразу. Писала взрослые стихи, работая прядильщицей на фабрике им. Ст. Халтурина. Её подруги по фабрике без ведома автора посылали её стихи в журнал «Работница и крестьянка». У неё вышли в 1938 году две книжки «Полевой Октябрь» и «Фабричные песни».

Однако в 1930-м она написала детскую песенку, ставшую популярной, – «Ветер на речке». После этого её амплуа определилось. Отныне она – детский поэт.

Александрова выпустила очень большое количество книжек. Правда, некоторые состоят из всего одного стихотворения, иллюстрированного художниками.

Конечно, многие публикации давались Зинаиде Николаевне легко. Всё-таки она работала заведующей редакцией детской литературы в издательстве «Молодая гвардия». Потом в журнале «Искорка», в «Крестьянской газете», в журнале «Весёлые ребята».

Далеко не все стихи Александровой хороши. Подчас они банальны. Или излишне сентиментальны. Но хорошие стихи у неё есть.

Наверное, стоит отметить её переводы детских стихов с языков народов СССР.

И всё же, когда издательство «АСТ, Астрель» в 2008 году выпустило книжку «100 любимых стихов малышей», оказалось, что стихи Александровой в ней явно проигрывают по популярности Благининой, Акиму, Заходеру, Маршаку, Э. Успенскому.

Я не смог найти дня и месяца кончины Зинаиды Николаевны. Известно, что она умерла в 1983 году и что похоронена на 10 участке Введенского кладбища.

***

Сталинскую премию 2 степени Олег Николаевич Писаржевский, родившийся 3 декабря 1908 года, получил за книгу «Дмитрий Иванович Менделеев». А до этого он написал книгу о корабельном академике Алексее Николаевиче Крылове. А после этого книга «Ферсман» (1955) – о великом геофизике и минералоге.

Книга «Наука древняя и молодая» (1962) рассказывает о научных школах академиков Зелинского и Семёнова, Лебедева, Ребиндера, Кнунянца, Несмеянова, Каргина и Энгельгардта.

В 1963 – новая монография «Прянишников» – об основоположнике советской школы в агрономической химии.

17 ноября 1964 года он публикует в «Литературной газете» статью «Пусть учёные спорят».

А через два дня 19 ноября 1964 года Олег Николаевич скончался.

***

Как известно, Фет не просто был атеистом, но настаивал на своём убеждении. Удивительно, что при этом он писал такие стихи:

Нет, я вовсе не хочу начать доказывать, что Афанасий Афанасьевич был причастен вере. Но он был причастен гуманной основе жизни. Причастен добру, разлитом в сущем. Потому что в каждой частичке бытия ощущал трепетную душу, которую озвучивал любой строчкой своего стихотворения:

Вот как запечатлевал Афанасий Афанасьевич Фет мгновения вечности. И они, эти мгновения, были не бабочками, наколотыми в гербарии, а теми кусочками чувства, которого они навсегда в себе сохранили, – с пульсом, ритмом, трепетом, даже с запахом.

Один из самых больших русских поэтов!

Он умер 3 декабря 1892 года. Родился 5 декабря 1820-го.

Лев Толстой спрашивал: «И откуда у этого добродушного толстого офицера берётся такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов?»

А спросить надо было по-другому: для чего человеку, обладающему явным свойством великого поэта, нужно было служить офицером?

Нужно, потому что Фет был незаконнорождённым сыном крупного помещика Афанасия Неофитовича Шеншина. В Германии Афанасий Неофитович сошёлся с Шарлотой-Елизаветой Фёт, от которого и родился сын. При крещении в Германии мальчик был записан законным сыном А. Н. Шеншина. Пока мальчик учился в Лифляндии в немецкой школе-пансионе, его фамилия была Шеншин.

Но вот семья вернулась на родину, и Орловская духовная консистория установила, что у Шарлоты Фёт сын рождён до брака, и, следовательно, он должен считаться дармштадским подданным Фётом, и не имеет право наследовать фамилию Шеншина и положенное Шеншину потомственное дворянство. Записывая немецкую фамилию, писарь делает ошибку: вместо «ё» ставит «е».

Отныне целью жизни Фета стало вернуть себе отцовскую фамилию и вместе с ней дворянские привилегии.

После окончания университета (1844) Фет поступает в армию. Поступает как «иностранец Афанасий Фёт». Офицерский чин в то время давал потомственное дворянство. Он служит унтер-офицером в кавалерийском полку.

В 1853 году переводится в гвардию, в лейб-уланский полк, расквартированный под Петербургом.

Он много пишет, много печатается. И надеется в ближайшее время получить офицерский чин, а с ним и вожделенное потомственное дворянство.

Но в 1856 году выходит указ, по которому дворянство даётся только офицерам, начиная с полковника. Фет берёт годовой отпуск, который частично проводит за границей. Возвращаться в армию он не видит смысла.

Тем более что он женился на Марии Петровне Боткиной – сестре миллионеров Боткиных.

В 1860-м он покупает 200 десятин земли в Мценском уезде, строит там дом и переезжает в село Степановка, где занимается сельским хозяйством.

Став помещиком, Фет пишет статьи в защиту интересов помещиков, из-за чего ссорится со многими прогрессивными литераторами.

Фета в уезде избирают мировым судьёй. Служит им 10 лет, стихов почти не пишет, занимается философией, увлекается Шопенгауэром, главную книгу которого «Мир как воля и представление» впоследствии переведёт.

В 1873 году мечта Фета осуществилась: откликаясь на просьбу родовитых приятелей Фета, учитывая его беспорочную службу и выдающийся литературный талант, Александр II издаёт указ, по которому Фет причислен «к роду отца его Шеншина со всеми правами и званиями, к роду принадлежащими».

Через четыре года Фет продаёт Степановку и покупает в Курской губернии большое имение Воробьёвку.

Покупает дом в Москве, где проводит зимы.

Но с чем столкнулись его друзья и от чего с ужасом пытаются его отговорить: он хочет ближайшую книгу «Вечерние огни» издать под фамилией Шеншина. С большим трудом им удаётся заставить его согласиться с тем, что Фет будет отныне считаться литературным псевдонимом Афанасия Афанасиевича Шеншина.

Слава Богу, все последующие и посмертные произведения поэта выходили под фамилией Фет, которая нам с вами намного дороже фамилии Шеншина. Ибо за Шеншиным – материальные блага, но за Фетом – духовные!

4 декабря

Алексей Николаевич Плещеев (родился 4 декабря 1825 года) проходил по делу Петрашевского вместе с Ф. М. Достоевским. Именно Плещеев послал Достоевскому запрещённое письмо Белинского Гоголю. Полиция его перехватила. По доносу провокатора Плещеев был арестован в Москве, перевезён в Петербург, заключён на 8 месяцев в Петропавловскую крепость. Так же, как Достоевский, Плещеев был приговорён к расстрелу. И так же, как Достоевский, выслушал на Семёновском плаце указ Николая, заменившего смертную казнь различными сроками ссылки на каторгу или в арестантские роты. Плещеева сперва приговорили к четырём годам каторги, но потом перевели рядовым в Уральск в Отдельный Оренбургский корпус.

Восемь лет был Плещеев в крае, из которых семь – на военной службе. Служить образованному рядовому очень нелегко: приходится терпеть издевательства офицеров, недосягающих до плещеевской образованности.

Выручило то обстоятельство, что генерал-губернатором края стал граф Василий Алексеевич Перовский, давний знакомый матери Плещеева. Перовский взял опеку над Плещеевым, снабжал его художественной литературой. Наконец, поддержал просьбу Плещеева перевести его в состав батальона, оправлявшегося в опасный поход. Батальон принял участие в осаде и штурме кокандской крепости Ак-Мечеть. За храбрость с подачи Перовского ему присвоили унтер-офицера, а в мае 1856 года он получил чин прапорщика и возможность уволиться с военной службы.

Но уволив, ему присвоили гражданский чин самого низкого класса – коллежского регистратора. Разрешили поступить на службу в любом городе, кроме столиц.

До ссылки Плещеев был уже весьма известным литератором, издал в 1846 году свой первый сборник стихов, куда вошли такие ставшие популярными стихотворения, как «На зов друзей», «Вперёд! без страха и сомненья…» (прозванное «Русской марсельезой») и «По чувствам братья мы с тобой». Тогда они воспринимались революционной молодёжью как гимны.

Стихотворения и рассказы Плещеева печатались в 1847—1849 годах в «Отечественных записках».

После ссылки в «Русском вестнике» появляются стихи Плещеева, среди которых «После чтения газет», осуждавшие Крымскую войну.

Второй сборник Плещеева, который весьма сочувственно оценил Добролюбов, вышел в 1858 год.

В 1859 году Плещеев перебирается в Москву (под строжайший надзор), где становится активным сотрудником «Современника».

В конце 50-х он напечатал несколько повестей: «Наследство» и «Отец и дочь» (обе – 1857), во многом автобиографические «Буднев» (1858), «Пашинцев» и «Две карьеры» (обе – 1859). Вещи эти обличительного, социального характера, что отмечает, например, Н. Добролюбов: «В истории каждого героя повестей Плещеева вы видите, как он связан своею средою, как этот мирок тяготеет над ним своими требованиями и отношениями – словом, вы видите в герое существо общественное, а не уединённое».

Позиция Плещеева в отношении реформ 1861 года менялась. Сперва он горячо их приветствовал. Но под влиянием Чернышевского и Добролюбова стал высказывать горькие сомнения в том, что мужик «освободится от тяжёлой помещичьей лапы» (цитата из его письма).

В 1860 году вышли ещё два тома «Повестей и рассказов» Плещеева. В 1861 и 1863 – ещё два сборника его стихов. О нём говорили (и не без основания) как о литераторе некрасовской школы.

Не снимала с него неусыпного взора и охранка. Ничего не дал обыск, устроенный в доме Плещеева. Но, разумеется, у жандармов были веские основания подозревать поэта в антигосударственных взглядах. Так, после суда над Чернышевским Плещеев написал:

И хотя эти стихи не будут напечатаны раньше 1905 года, пафос творчества Плещеева был открыт внимательному взгляду.

Надо сказать, что Плещеев пережил подъёмы и разочарования. Его стихи разные. В разные годы его окружали разные люди. Но с Чеховым они были дружны почти до смерти. Плещеев помогал Надсону, Гаршину, Апухтину. Даже успел дать рекомендацию Мережковскому для вступления в литературное общество.

Очень нуждаясь, он снова поступил на службу. Работал ревизором контрольной палаты московского почтамта. В то же время он обогащал своё творчество новыми жанрами. Начал писать детские (и очень хорошие!) стихи. Много переводил. Написал монографии о творчестве Диккенса, Шекспира, Стендаля, А. де Мюссе.

Написал 13 оригинальных пьес. И переработал для русской сцены около тридцати зарубежных комедий.

На его стихи писали музыку почти все русские композиторы. Таким образом в активе поэта много песен и романсов.

В 1890 году Плещеев неожиданно получает огромное наследство от пензенского родственника. Плещеев поселяется в парижском отеле и принимает там русских гостей-литераторов, каждому выдавая крупную сумму в качестве подарка. Он внёс значительную сумму в Литературный фонд, учредил фонды Белинского и Чернышевского для поощрения талантливых писателей. Поддерживал семьи Г. Успенского и С. Надсона. Финансировал журнал «Русское богатство»

8 октября 1893 года Плещеев скончался во Франции. Тело его было перевезено в Москву и похоронено на территории Новодевичьего монастыря.

Власти запретили публиковать панегирические слова об этом поэте. Но на церемонию прощания собралось огромное количество народу.

Из толпы вышел поэт Константин Бальмонт и произнёс:

***

В молодости Николай Семёнович Тихонов (родился 4 декабря 1896 года) подражал Гумилёву и Киплингу. В 1920 вступил в литературное объединение «Серапионовы братья».

Его первые сборники «Орда» и «Брага» вышли в 1922-м. Тихонова прославили напечатанные там «Баллада о гвоздях», «Баллада о синем пакете», «Дезертир».

Увы, после этого он стал писать намного хуже. Кто знает, может, на его психику повлиял расстрел Гумилёва в 1921 году. Но с тех пор он, что называется, «осоветился»: ездил по стране (особенно на Кавказ) переводить национальных советских поэтов, писал статьи, полностью поддерживающие линию руководства, воспевал в стихах советскую новь.

Что ж, Тихонова заметили и отметили. Включили в советскую делегацию на конгресс в защиту мира в Париже в 1935 году. В 1939-м при первом массовом награждении писателей Тихонов получил высший орден Ленина.

Он участвует в «незнаменитой» финской войне. Возглавляет группу писателей при газете «На страже Родины». В Отечественную работает в Политуправлении Ленинградского фронта. Пишет поэму «Киров с нами», за что, вместе с фронтовыми стихами, удостоен сталинской премии 1 степени.

В 1944—1946-м – Председатель Правления Союза писателей СССР.

Он получил ещё две сталинских премии 1 степени – за сборник стихов «Грузинская весна» (1949) и за сборники стихов «Два потока» и «На Втором Всемирном конгрессе сторонников мира» (1951).

Как Вам название последнего сборника? Да, это графоманский отчёт о конгрессе, на котором Тихонов присутствовал как председатель Советского комитета защиты мира и как член Бюро Всемирного совета мира.

Надо сказать, что в 1966 году к 70-летию Тихонова Брежнев предложил дать ему героя соцтруда. Дали. А потом сообразили, что на героя тянут и другие сервильные руководящие писатели и в первую голову Шолохов. Ему и Леонову присвоили героев в 1967 году, независимо от юбилеев.

Тихонов отличился ещё одним. В СССР только он и Брежнев получили обе ленинские премии – за литературу и Международную «за укрепление мира между народами».

Цену брежневской литературе, кажется, знают все: он не писал книг, выходящих под его именем.

Но цена прозаической книге Тихонова «Шесть колонн» (1968) ещё, пожалуй, ниже. За Брежнева писали крупные писатели и журналисты. Тихонов писал сам.

Я в «Литературной газете» в 1968-м занимался публикацией всего, что было связано с поэзией. Тем не менее меня заставили прочитать книгу Тихонова, мотивируя тем, что прежде всего он поэт. «Шесть колонн» – это международные впечатления Тихонова. Написаны они не просто плохо, но позорно плохо, если учесть, что Тихонов когда-то писать умел. Но разучился.

Он умер 8 февраля 1979 года.

***

Василий Иванович Белов писал не только прозу. Вот его стихи – его, так сказать, кредо в стихах:

Словом: кто не с нами, тот против нас! Мысль, конечно, стара, как мир. Но от этого она не потеряла для советских властей своей мудрости.

Непритязательное это стихотворение закрепило характер его творчества.

Конечно, он никакой не поэт. Он прозаик. Хотя начинал как поэт. Первые свои стихи опубликовал в газете ленинградского военного округа, когда проходил службу в Ленинграде.

С 1964 года постоянно жил в Вологде, время от время наведываясь в свою родную деревню Тимóниху, которую описал в повести «Деревня Бердяйка» и в книге стихов «Деревенька моя лесная» (обе – 1961 год). Две следующие книги прозы Белова не стали событием в литературной жизни. Зато опубликованная в журнале «Север» повесть «Привычное дело» (1966) сразу же принесла Белову славу, о чём возвестил в том же году в журнале «Новый мир» Ефим Дорош в статье «Иван Африканыч». А повесть «Плотницкие рассказы» (1968) и прелестные «Бухтины вологодские» (1969) эту славу упрочили.

Белов выдвинулся в лидеры писателей так называемой «деревенской прозы». И до него писали о деревне – тот же Ефим Дорош или Фёдор Абрамов. Но Белов сосредоточился в своих произведениях не на социальных вопросах деревни, а на её жителях, на её типах, заставляя своего Ивана Африкановича следовать за солженицынской Матрёной.

Нет, Белов будет потом писать и о социальных вопросах советской деревни. Напишет романы «Кануны» (1972—1987), «Год великого перелома» (1989—1991). Но утратит в них специфически «беловское», напоминая то «Пряхиных» Абрамова, то «Поднятую целину» Шолохова.

Мне даже думается, что как большой прекрасный писатель он закончился на «Бухтинах вологодских». И что это было естественной художественной местью за роман «Всё впереди» (1986) – плоский фельетон, написанный в манере Кочетова.

Собственно, «Всё впереди» и кочетовское «Чего же ты хочешь?» выглядят почти близнецами. Белову пришлось опуститься за пределы литературы, где обитать Кочетову было привычно.

Но подняться назад к вершинам Белов уже не смог.

Да, в этой вещи («Всё впереди») Белов оставался верен себе, презирающему «гниль золотых середин». Но оказалось, что выражения нутряной злобы тоже следует чураться. В литературе она ведёт к потере профессии.

Отмечу этнографические очерки Белова «Лад» (1982), «Повседневная жизнь русского Севера» (2000). Они любопытны, порой интересны. Но, конечно, не пойдут ни в какое сравнение с Иваном Африканычем и другими героями настоящей прозы Белова.

Василий Шукшин писал однажды:

«Может, правда и правдивость суть понятия вовсе несхожие? Во всяком случае то, что я сейчас разумею под „правдивостью“ – хитрая работа тренированного ума, способного более или менее точно воспроизвести схему жизни, – прямо враждебно живой правде. Непонятные, дикие, странные причины побуждают людей скрывать правду… И тем-то дороже они, люди, роднее, когда не притворяются, не выдумывают себя, не уползают от правды в сторону, не изворачиваются всю жизнь. Меня такие восхищают. Радуют. Работа их в литературе, в искусстве значит много; талантливая честная душа способна врачевать, способна помочь в пору отчаяния и полного безверия, способна вдохнуть силы для жизни и поступков».

Шукшин писал это в статье о Белове. Он был в восторге от тех его произведений, которыми восторгаемся и мы. Ведь умер Шукшин в 1974-м. И значит, не мог прочитать тех романов Белова, которыми мы не восторгаемся. Он не знал, конечно, что пишет предостережение своему молодому коллеге.

А ведь всё так и получилось. После запредельно низкого уровня «Всё впереди» подняться к живой правде Белов уже не смог. Поднялся к «правдивости» – то есть к «хитрой работе тренированного ума, способного более или менее точно воспроизвести схему жизни». Он и воспроизвёл её в романах «Кануны» и «Год великого перелома», которые написаны по испытанным схемам жизни, проступающим во многих романах советской литературы.

Умер Василий Иванович 4 декабря 2012 года, слегка пережив своё 80-летие: родился 23 октября 1932 года.

***

Начинал Леонид Ильич Борисов как поэт. Но известность приобрёл после того, как напечатал в 1927 году повесть «Ход конём».

Выступил с произведениями романтической окрашенности, которые неизменно критиковала печать. Написал повесть об Александре Грине «Волшебник из Гель-Гью» (1945). По ней прошлись жёстче: известное партийное постановление 1946 года Грина не жаловало.

Однако печатать Борисова не перестали.

Он написал роман о Жюле Верне (1955), о Стивенсоне («Под флагом Катрионы», 1957). В 1963-м повесть о Сергее Рахманинове. Все эти книги основаны не на научном материале, а на личном отношении к художнику и отчасти на вымыслах.

В 1966-м написал книгу «Свои по сердцу», в 1967-м – «Родители, наставники, поэты… Книга в моей жизни», в 1971-м – «За круглым столом прошлого. Воспоминания».

Всё это, как и обозначено в последней книге, воспоминания, которые и сейчас будут интересны любителям чтения.

Умер Леонид Ильич 4 декабря 1972 года. Родился 5 июля 1897-го.

5 декабря

Борис Яковлевич Бухштаб (родился 5 декабря 1904 года) был литературоведом выдающимся. Его книга о Фете является, на мой взгляд, лучшим исследованием жизни и творчества этого поэта (вышло два издания в 1974 и в 1990 году). Его книга «Библиографические разыскания по русской литературе XIX века» (1966) – великое подспорье тем, кто занимается этим предметом.

Во время войны в 1942—1944 годах Бухштаб заведовал кафедрой литературы в педагогическом институте в Омске. С 1945-го преподавал на кафедре библиографии в Ленинградском библиотечном институте – Ленинградском институте культуры имени Крупской. С 1975 года работал на этой кафедре профессором-консультантом. Был редактором и одним из авторов учебника «Библиография художественной литературы и литературоведения» (1 изд., ч. 1—2, 1960; 2 изд. – 1971).

Подарком любителям русской классической поэзии следует считать книгу Бухштаба «Русские поэты: Тютчев, Фет, Козьма Прутков, Добролюбов» (1970). Любители Некрасова не пожалеют о затраченном времени, прочитав книгу Бухштаба «Н. А. Некрасов: Проблема творчества» (1989).

Многим обязана Бухштабу знаменитая серия «Библиотека поэта». В 1950—1980 годах он подготовил для неё однотомники Н. А. Добролюбова, А. А. Фета, Козьмы Пруткова, был соредактором трёхтомника Н. А. Некрасова, составителем и автором вступительной статьи тома «Поэты 1840—1850-х годов».

Борису Яковлевичу посвящены воспоминания Л. Я. Гинзбург и В. С. Баевского.

Скончался Б. Я. Бухштаб 17 сентября 1985 года.

***

Отец юмориста Михаила Задорнова был человеком серьёзным.

Николай Павлович Задорнов (родился 5 января 1909 года) с 1926 по 1941 годы работал актёром и режиссёром Сибири, Дальнего Востока, Уфы. Был литературным сотрудником сибирских и башкирских центральных газет. Во время Великой Отечественной работал в Хабаровском радиокомитете и в краевой газете «Тихоокеанская звезда». В это время писал роман «Амур-батюшка».

За этот роман и за романы «Далёкий край» и «К океану» он получит сталинскую премию 2 степени.

Но циклы исторических романов об освоении Сибири русскими первопроходцами расположит не по хронологии.

Первый цикл составит из четырёх романов «Далёкий край» (кн. 1—2, 1946—1949), «Первое открытие» (1969; первоначальное название «К океану», 1949), «Капитан Невельской» (кн. 1—2, 1956—1958) и «Война за океан» (кн. 1—2, 1960—1962).

Второй цикл по Задорнову состоит из романов об освоении Сибири крестьянами-переселенцами. Здесь «Амур-батюшка» (кн. 1—2, 1941—1946) и «Золотая лихорадка» (1969).

В 1971 написал роман «Цунами» об экспедиции адмирала Е. В. Путятина в Японию в 1854—1855 годах. Видимо, для этого в 1969 посетил Японию. Правда. он посетил её ещё раз в 1972 году и к «Цунами» добавил ещё «Симода» (1975), «Хэда» (1979) и «Гонконг» (1982), написав таким образом о Путятине тетралогию.

В 1967 году Задорнов написал «Жёлтое, зелёное, голубое…» – роман о писателе, помогающем секретарю обкома.

И этим романом, по-моему, многое объяснил в своей жизни.

Дело в том, что писателем он был, мягко говоря, средним. Психологическим мастерством не владел. Интриги его романов были довольно унылы. Видимо, он чувствовал это, раз в 1967 году отодвинул в сторону историю с освоением Сибири и взялся за историю с освоением писателем профессии секретаря обкома.

Зачем-то нужна была ему партийная поддержка. Чего-то он хотел от властей предержащих.

Его сын, вспоминая отца, скончавшегося 18 сентября 1982 года, наверное, не хотел обрисовать его таким, каким он у него вышел. Но уж – каков есть:

«Сейчас, когда отца нет, я всё чаще вспоминаю наши ссоры. Я благодарен ему прежде всего за то, что он не был обывателем. Ни коммунисты, ни «демократы», ни журналисты, ни политики, ни Запад, ни писательская тусовка не могли заставить его думать так, как принято. Он никогда не был коммунистом, но и не попадал под влияние диссидентов.

Только мы, его самые близкие, знали, что он верит в Бога. У него была в тайнике иконка, оставшаяся от мамы. И её крестик. Незадолго до смерти, понимая, что он скоро уйдёт из жизни, он перекрестил меня, некрещёного, давая этим понять, что когда-нибудь мне тоже надо креститься.

А диссидентов он считал предателями. Убеждал меня, что их скоро всех забудут. Только стоит измениться обстановке в мире. Я «инакомыслящих» защищал со всей прытью молодости. Отец пытался переубедить меня:

– Как ты можешь попадаться на эти «фиги в кармане»? Все эти «революционеры», о которых так трезвонит сегодня Запад, корчат из себя смельчаков, а на самом деле, они идут театрально, с открытой грудью на амбразуру, в которой давно нет пулемёта.

– Как ты можешь, папа, так говорить? Твой отец в 37 году умер в тюрьме и даже неизвестно, где его могила. Мамины родители пострадали от советской власти, потому что были дворянского происхождения. Мама не смогла толком доучиться. После того, как ты написал романы о Японии, за тобой ведётся слежка. В КГБ тебя считают чуть ли не японским шпионом. А эти люди уехали из страны именно от подобного унижения!

Отец чаще всего не отвечал на мои пылкие выпады, словно не уверен был, что я дозрел в сорок с лишним лет, до его понимания происходящего. Но однажды он решился:

– КГБ, НКВД… С одной стороны, ты, конечно, всё правильно говоришь. Но всё не так просто. Везде есть разные люди. И, между прочим, если бы не КГБ, ты бы никогда не побывал в той же Америке. Ведь кто-то же из них разрешил тебе выехать, подписал бумаги. Я вообще думаю, что там у нас наверху есть кто-то очень умный, и тебя специально выпустили в Америку, чтобы ты что-то заметил такое, чего другие заметить не могут. А насчет диссидентов и эмигрантов… имей в виду, большинство из них уехало не от КГБ, а от МВД! И не диссиденты они, а… жулики! И помяни моё слово, как только им будет выгодно вернуться – они все побегут обратно. Америка от них ещё вздрогнет. Сами не рады будут, что уговаривали советское правительство отпустить к ним этих «революционеров». Так что всё не так просто, сын! Когда-нибудь ты это поймёшь, – Отец снова ненадолго задумался и как бы не добавил, а подчеркнул сказанное, – Скорее всего, поймёшь. А если и не поймёшь, ничего страшного. Дураком тоже можно прожить вполне порядочную жизнь. Тем более, с такой популярностью, как у тебя! Ну, будешь популярным дураком. Тоже не плохо. За это, кстати, в любом обществе хорошо платят!»

Тёмной личностью, судя по этим воспоминаниям Михаила Задорнова, вырисовывается его отец. Одна только его трактовка советских диссидентов (многие из которых были замучены органами, вышли инвалидами или умирали на воле недолеченными в тюремных больницах), говорит о многом. Точнее, об одном: очень совпадал Николай Павлович в оценке диссидентов с ненавидящими их чекистами.

***

Так получилось, что в 1958 году я очень легко сумел купить лежавший на прилавке роман Фёдора Кузьмича Сологуба «Мелкий бес», изданный Кемеровским издательством. Ажиотажа не было. Многие читатели, очевидно, вообще не знали этого имени. Роман продавался в небольшом книжном магазине на Арбате рядом с магазином украинской книги.

Нечего говорить о том, что проглотил я его дня за полтора. А потом ещё неделю перечитывал.

Очень он мне понравился.

Много лет спустя я перечитал роман, и он мне не разонравился.

Но к этому времени я уже знал о Сологубе много чего. Знал о его желании уехать из России после Октября, которое ему никак не удавалось осуществить. Знал, что в день получения разрешения уехать, его близкая к сумасшествию жена Анастасия Чеботаревская, бросилась с моста в реку и погибла. Похоронив жену, Сологуб остался в стране.

Но советская власть не любила Сологуба. И он терпеть не мог этой власти. По свидетельству Иванова-Разумника, «Сологуб до конца дней своих люто ненавидел советскую власть, а большевиков не называл иначе, как „туполобые“». Он писал антисоветские басни, он отказался от нового правописания и свои письма непременно помечал старым летоисчислением.

На мой взгляд, Сологуб – один из выдающихся писателей своего времени. Я, например, люблю у него такого рода стихотворения:

В том-то и дело, что терпеть «разъедающий стыд» Сологуб не хотел, не мог. Потому и загадывал о лучшей жизни. Когда она будет? Когда нас не будет! Но это его не пугало. Он был готов к загробной жизни, которая сможет избыть сущую, ненавистную.

Умер Фёдор Кузьмич 5 декабря 1927 года. Родился 1 марта 1863-го.

***

Я очень люблю фразу Шкловского о вещах неотвратимых, обязательных. «Мы же уступаем дорогу автобусу, – сказал Виктор Борисович, — не из вежливости!».

Вообще, вместо того, чтобы рассказывать довольно известную биографию Шкловского, предлагаю почитать его высказывания. Иные из них великолепны и мудры:

«Для того чтобы увидеть новое, надо его знать

Жизнь примеривает нас друг к другу и смеётся, когда мы тянемся к тому, кто нас не любит.

Каждый солдат в своём ранце носит своё поражение.

Концы лестницы, ведущей в будущее, упираются в прошлое

Николай Первый не любил русского искусства, хотя хвастался им. Оно существовало наперекор ему.

Никто нас не может сделать смешными. Потому что мы знаем свою цену.

Правды о цветах нет – есть наука ботаника

Пулемётчик и контрабасист – продолжение своих инструментов. Подъёмная железная дорога, подъёмные краны и автомобили – протезы человечества».

А вот – фраза, расширенная до целой истории. Так сказать, расширенный афоризм:

«Когда случают лошадей, это очень неприлично, но без этого лошадей бы не было, то часто кобыла нервничает, она переживает защитный рефлекс и не даётся. Она даже может лягнуть жеребца.

Заводской жеребец не предназначен для любовных интриг, его путь должен быть усыпан розами, и только переутомление может прекратить его роман.

Тогда берут малорослого жеребца, душа у него, может быть, самая красивая, и подпускают к кобыле.

Они флиртуют друг с другом, но как только начинают сговариваться (не в прямом значении этого слова), как бедного жеребца тащат за шиворот прочь, а к самке подпускают производителя.

Первого жеребца зовут пробник. <…>

Русская интеллигенция сыграла в русской истории роль пробников. <…>

Вся русская литература была посвящена описаниям переживаний пробников.

Писатели тщательно рассказывали, каким именно образом их герои не получали того, к чему они стремились».

Этот ехидный писатель жил долго: умер 5 декабря 1984 года в 91 год: родился 24 января 1893.

6 декабря

Главным предметом литературных занятий Павла Александровича Висковатова, родившегося 6 декабря 1842 года, являлась жизнь М. Ю. Лермонтова. Под редакцией Висковатова в 1891 году вышло собрание сочинений поэта с его первой научной биографией. Висковатов разыскал и опубликовал немало произведений Лермонтова, материалов для его жизнеописания. Очень любопытно, что именно Висковатов написал либретто к опере «Демон» Антона Рубинштейна.

Кстати, 6 том собрания сочинений Лермонтова, которое редактировал Висковатов, представляет собой сводку старательно собранных фактических данных.

Умер Висковатов 29 апреля 1905 года.

***

Детского поэта Олега Евгеньевича Григорьева, родившегося 6 декабря 1943 года, травили с каким-то особым сладострастием. И не столько в Ленинграде, руководители которого никогда не отличались гуманными отношениями к писателям, сколько в Москве – в постоянных выступлениях московского секретаря СП Феликса Кузнецова.

Этот из кожи вон лез, чтобы доказать несоветскость и даже хулиганство Олега Григорьева.

Надо сказать, что усилия Кузнецова даром не пропали. Несмотря на то, что в 1971 году Григорьев выпустил книжку «Чудаки», его осудили за тунеядство и послали отбывать наказание на принудительных работах на строительстве комбината в Вологодской области. Сам Григорьев так написал об этом:

В 1981 году его вторая книжка «Витамин роста» вышла в Москве. И привела в негодование, в частности, Сергея Михалкова, который воспрепятствовал приёму Григорьева в Союз писателей и добился публикации фельетонной критики поэта в «Комсомольской правде».

Но уже в 1985 году композитор Л. Десятников по поэме Григорьева «Витамины роста» написал одноактную классическую оперу для детей, для солистов и фортепиано. В 1988 году по этой же поэме режиссёр В. Кафанов снял мультфильм.

В 1989 году вышла книга Григорьева «Говорящий ворон». Но в том же году он получил вторую судимость за дебош и сопротивление властям. В перестроечные времена такого терпеть не стали. В защиту Григорьева выступили многие литераторы.

За полгода до смерти его приняли в Союз писателей.

Умер он от прободения язвы желудка 30 апреля 1992 года.

Что же такого страшного находили в его поэзии Кузнецов и Михалков? А вот эти двустишия: «Время устало и встало… / И ничего не стало», «Я ударился об угол – / Значит, мир не очень кругл», «Я волновался от страха, / Как на верёвке рубаха», «Пойду домой, пожалуюсь маме, / Что луна зажата двумя домами». Или стихи так называемого чёрного юмора:

Я спросил электрика Петрова:

– Для чего ты намотал на шею провод?

Ничего Петров не отвечает

Только тихо ботами качает.

Или вот эти стихи, в которых критики не нашли должного оптимизма:

С каждой секундой

Я старше и старше

Сам себя становлюсь.

Ужасно смешно мне

И весело страшно:

Что скоро я оста – новлюсь.

Вот за что в России могут убить поэта. А ведь Григорьева убили. Довели до смерти!

***

У Сергея Павловича Залыгина (родился 6 декабря 1913 года) я люблю только повесть «На Иртыше». Говорят, что её хорошо отредактировал А. Т. Твардовский, напечатавший повесть в своём «Новом мире». Больше ничего из залыгинской прозы мне не нравится.

Был он кандидатом сельскохозяйственных наук, заведовал кафедрой орошения и мелиорации Омского сельскохозяйственного института. В 1953 переехал в Новосибирск, где, оставаясь научным сотрудником Сибирского отделения АН СССР, занялся писательством.

В конце 1960-х переселился в Москву, где быстро стал одним из секретарей СП РСФСР. Тут же (1968) получил Госпремию СССР за роман «Солёная падь».

Разумеется, как полагается дисциплинированному секретарю, подписал в 1973-м письмо против Сахарова и Солженицына, напечатанное в «Правде».

Но перестройка его будто подменила.

То есть, чинов и орденов он стал набирать ещё больше. В 1988-м стал героем соцтруда, в 1991-м избран академиком АН СССР, которая ещё в 1989 непонятно за что присудила Залыгину премию имени М. Д. Миллионщикова.

А главное: он получил журнал «Новый мир» и стал от советских властей добиваться разрешения печатать в нём Солженицына.

Солженицын, который обычно ничего не забывает, всем всё припоминает, в данном случае предпочёл забыть о позорной залыгинской подписи и стал присылать свои произведения в первую очередь Залыгину.

В обмен от этого главного редактора он получил журнал в своё полное пользование, что сохранили и преемники Залыгина. «Новый мир» в этом смысле стал как бы довеском к парижскому издательству «ИМКА пресс», где директор Никита Струве беспрекословно выполнял все распоряжения нобелевского мэтра.

А Залыгин скончался 19 апреля 2000 года.

***

Николай Платонович Огарёв (родился 6 декабря 1813 года) в очень богатой семье. Окончил Московский университет и почти тут же попал под полицейский надзор. В июле 1834-го его арестовали, но выпустили благодаря богатым и влиятельным родственникам им на поруки. Однако через некоторое время вновь арестовали из-за писем, ратующих за введение в России конституционного строя. Отбывал ссылку в Пензенской губернии, в канцелярии пензенского губернатора.

1840—1846 год провёл за границей, слушал курс лекций в берлинском университете.

Вернувшись, поселился в своём пензенском имении, женился на Н. А. Тучковой. В 1850 арестован снова. И снова освобождён.

В 1856 эмигрировал. Жил в Лондоне. Вместе с Герценом возглавил Вольную русскую типографию. Инициатор и соредактор журнала «Колокол». Развил теорию русского социализма, разработанную Герценом. Делал упор на народнические тенденции в этой теории. Участвовал в создании организации «Земля и воля» (1860—1861), в пропагандистской кампании Бакунина и Нечаева (1869—1870).

В 1865 в связи с переездом «Колокола» из Лондона Огарёв поселяется в Швейцарии. Но в 1873-м снова поселился в Лондоне, где 31 мая 1877 года скончался.

Огарёв был человеком одарённым. Он сочинял музыку и стихи. Всё это не слишком высокого качества. Но кое-что из его художественных вещей дошло до нынешнего времени.

Следует подчеркнуть бескорыстие Огарёва. При разводе он огромную часть своего богатства оставил жене, которую фактически ограбили её ближайшие приятели.

Бывшая жена Огарёва стала женой Герцена, и Огарёв материально поддерживал эту семейную пару.

Поддерживал он и Мери Сэтерленд, с которой сошёлся в Лондоне, помогал воспитывать её сына.

А о том, какого благородного характера был этот человек, скажет его стихотворение:

***

Коля Старшинов появился в «Литературной газете» едва ли не в тот же день, как я туда поступил работать. Я зашёл к кому-то из нашего отдела, а тот приложил палец к губам: свесясь головой с кресла, в кабинете спал человек в плаще и кепке. Сотрудник встал, вывел меня из комнаты и сказал: «Коля Старшинов. Пьян в стельку. Жду, когда проснётся».

Таких походов Николая Константиновича Старшинова (родился 6 декабря 1924 года) в газету помню несколько. Да я и прежде знал Колю, с которым был на «ты», по катаевской «Юности». Коля там заведовал поэзией. Женя Храмов отобрал несколько моих стихотворений, дал Коле, тот попросил у меня ещё «паровоз» (то есть, какое-нибудь очень идейное стихотворение, которое вытянет на страницу всю подборку). Но «паровоз» не придумывался, время шло и ушло: стихи мне Коля вернул.

Однако отношения у нас остались хорошие.

Я знал, что Коля почти алкоголик. Ему не советовали садиться выпивать с кем-либо из авторов. Но это получалось само собой. Не в журнале, так рядом – в ЦДЛ. А иногда начинали в журнале, а в ЦДЛ заканчивали.

Когда Коля ушёл из журнала, редакция задышала спокойней.

Зато Коля беспокоил другие редакции. Везде у него были знакомые, везде с ним готовы были выпить.

Сейчас я уже не помню, что так повлияло на Колю, что он перестал пить. Но что перестал, я оценил в альманахе «Поэзия», который находился в здании издательства «Молодая гвардия» на Сущёвском валу. В комнату набилось немало авторов, только что получивших гонорар. Вино лилось рекой, байки становились всё бессвязней, и в конце концов только Коля продолжал контролировать положение: он не выпил ни грамма!

После к этому привыкли. Хотя иногда он срывался.

Старшинов был неплохим человеком. Едко-наблюдательным. Замечал, как мельтешит тот или иной его знакомый, которого он мог и осадить. Но делал это мягко. Его любили.

Фронтовик, он оставался верным в стихах военной теме. Конечно, ни премии Ленинского Комсомола, ни Госпремии РСФСР он не заслужил: сильных стихов у него не было. Но он не был завистлив, радовался таланту, радовался, когда мог этот талант поддержать.

Книг он издал много. Всю жизнь собирал частушки. Издал их в 1995-м под названием «Мимо тёщиного дома». Но мне по секрету сказал, что не все они народные, что есть там и сочинённые им самим.

Умер он неожиданно 6 февраля 1998 года. А в 2008 году издательство «Молодая гвардия» выпустило о нём книгу в серии «ЖЗЛ».

Прежде, получив такое сообщение, я бы сказал, что сделано это напрасно. Но сейчас в названии серии давно уже чисто формально присутствует буква «з», обозначавшая прежде: «замечательных». Сейчас издательство выпускает биографии любых людей. А раз так, то почему бы не вспомнить и о Коле? Тем более что альманах «Поэзия», многолетним редактором которого он являлся, находился, как я уже говорил, на территории издательства «Молодая гвардия».

7 декабря

С Валентином Дмитриевичем Оскоцким (родился 7 декабря 1931 года) в «Литературной газете» случился курьёз из тех, которые не забываются.

Он работал в отделе литератур народов СССР, и в какой республики была издана книжка о Лермонтове, которая попалась на глаза Вале, я уже не помню.

Но Валя написал на неё весьма темпераментную реплику, где особенно возмущался, что автор приписывает Лермонтову стихи, которые тот не писал.

Ну как, – спрашивал Оскоцкий можно было решить, что Лермонтов мог бы написать такие графоманские строчки:

Признаться, когда я это прочитал, то не поверил собственным глазам. Решил перечитать: бывает ведь, что не заметил, как пропустил какой-то необходимый кусочек, толкующий текст в нужном направлении.

Но нет, перечитывание ничего не дало. А через несколько часов, кажется, не осталось никого, кто не говорил бы о том, какой чудовищный «ляп» пропустила «Литгазета».

Как успела отозваться Галка Галкина из «Юности», можно только догадываться. Видимо, её реплику Оскоцкому поставили сразу в подписную полосу.

Галка не просто восстанавливала истину: да, эти строчки из стихотворения Лермонтова «Завещание», но на всякий случай напоминала критику, что «Евгения Онегина» написал Пушкин, «Муму» – Тургенев, а «Анну Каренину» – Толстой. «А то вдруг зайдёт об этом разговор», – глубокомысленно заключала Галка.

Помню, как выбралась газета из этой ситуации: напечатала сообщение, что ошибка Оскоцкого произошла из-за сокращения материала. И привела сокращённый якобы материал такой величины, что этим ещё больше себя разоблачила: ясно, что такую большую рецензию на провинциальную книжку никто бы в набор не заслал.

Сам Оскоцкий через некоторое время из «Литературной газеты» ушёл в журнал «Дружба народов». И выпускал книжечки (в основном брошюрки в издательстве «Знание») о многонациональной советской литературе и её представителях Василе Быкове, Алесе Адамовиче, украинце П. Загребельном, узбеке Н. Сафарове, об армянских поэтах, о молдавских романистах.

К его чести, он не озлобился, продолжал придерживаться либеральных позиций и когда поступил в аспирантуру Академии общественных наук по кафедре теории литературы и искусства. А это – кузница номенклатуры. Она выпускает не просто кандидатов наук, но посылает этих кандидатов на руководящие посты.

Однако он вышел из академии уже при Горбачёве, а во время перестройки и после неё его руководящие посты этой партийной академией обусловлены не были. Да и сам он покинул партию.

Стал главным редактором, сопредседателем редсовета в независимом издательстве писателей «ПИК». Стал секретарём Союза писателей Москвы. Главным редактором газеты «Литературные вести». Был приглашён президентом Ельциным в Комиссию по вопросам помилования.

И выпустил несколько дельных книг. К примеру, «Мозаика памяти» (2008). Она написана за два года до его кончины. Умер он 27 апреля 2010 года.

8 декабря

В моём детстве и в моей юности книга Владимира Алексеевича Гиляровского «Москва и москвичи» пользовалась огромной популярностью.

Биография Владимира Алексеевича (родился 8 декабря 1855 года) захватывает своей экзотичностью. Не окончив гимназии, он ушёл из дома, чтобы, как написал он много спустя, «послужить угнетённому народу». Был бурлаком, крючником, пожарным, рабочим на заводе свинцовых белил, циркачом, актёром, бродягой беспаспортным, охотником-пластуном в русско-турецкой войне 1877—1878 годов, где отличился и получил за храбрость солдатского Георгия. В эти годы он пишет стихи «Крючник», «Бурлаки», очерк о рабочих «Обречённые (опубликован по настоянию Г. Успенского), записки об актёрской жизни «Бредни Владимира Сологуба» (театральный псевдоним Гиляровского – «Сологуб»).

С 1881 года Гиляровский живёт в Москве. Пишет стихи в некрасовской традиции. Они – о бедах народа («На Севере», «Владимирка – Большая дорога»), о борьбе за его счастье («Запорожцы», поэма «Степан Разин», о двух опубликованных главах которой Горький сказал: «Разин – здорово! и красиво»). Первая книга стихов Гиляровского вышла в 1877 году.

Гиляровский стал признанным мастером рифмованных экспромтов и эпиграмм. К примеру, вот какой рецензией он откликнулся на спектакль по пьесе Льва Толстого «Власть тьма»: «В России две напасти: / Внизу – власть тьмы, / А наверху – тьма власти».

Первый сборник Гиляровского «Трущобные люди» (1877) был сожжён по распоряжению цензуры. Осталось несколько экземпляров. Предшественник Горького в изображении людей трущобы Гиляровский говорил, что «трущоба – место не излюбленное, но неизбежное… Здесь крайняя степень падения, падения безвозвратного».

Чехов назвал Гиляровского «царьком московских репортажей». Его репортажи появлялись в «Московском листке» (1882—1883), в «Русских ведомостях» (1883—1889), в «Русском слове (1890—1913). Гиляровский был единственным газетчиком, успевшим опубликовать правду о ходынской катастрофе во время коронации Николая II. После публикации его материалов об истинных причинах покушения на сербского короля Минана Обреновича, король был изгнан из Сербии. Обладая громадной физической силой, Гиляровский обладал ещё и бесстрашием, которое сделало его одним из авторитетнейших газетчиков.

Пользуясь своими знакомствами, он водил по трущобам Хитрова рынка Станиславского и театрального художника В. Симова, когда те работали над постановкой в Художественном театре горьковской пьесы «На дне».

После Октября он пишет автобиографическую трилогию. В первой книге «Мои скитания» (1928) рассказывает о своём бродяжничестве в молодости. Во второй – «Люди театра» (1935, опубликована в 1941) – о столичных и провинциальных актёрах и театральных работниках. В третьей – «Москва газетная» (1934, опубликована в 1960) он вводил читателя в мир дореволюционной журналистики.

Высокий, с внешностью запорожца, он был натурщиком, с которого Репин рисовал одного из персонажей своей картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», моделью для скульптора Н. А. Андреева, который лепил Тараса Бульбу для барельефа на памятник Гоголю. «Скорее я воображу себе Москву без царя-колокола и без царя-пушки, чем без тебя. Ты – пуп Москвы!» – писал ему А. И. Куприн.

Умер Владимир Алексеевич 1 октября 1935 года.

***

Александр Иванович Одоевский, родившийся 8 декабря 1802 года, тот самый поэт-декабрист, который от имени своих товарищей ответил на стихотворное послание Пушкина: «Во глубине сибирских руд / Храните гордое терпенье». Одоевский отвечал: «Струн вещих пламенные звуки / До слуха нашего дошли, К мечам рванулись наши руки, / И – лишь оковы обрели».

Хотел оборвать на этом ответ Одоевского, заметить, что он всем известен. Но вспомнил, что не всем.

Например, помню, чуть ли не дебют поэта Егора Исаева в качестве постоянного председателя Пушкинского праздника в Михайловском. Большой любитель длинных речей, он и сейчас впился в микрофон, уснащая свой разговор с публикой всяческими псевдонародными шутками да прибаутками. И вот, так сказать, квинтэссенция его речи, то, отчего его, Егора Исаева, бросает в дрожь. «И, по правде сказать, – кричит в микрофон Исаев и его голос гремит над огромной поляной, многократно усиленный мощными ретрансляторами, – дрожь берёт, когда подумаешь, что именно на этой земле родились бессмертные строки, который так любил великий Ленин: „Из искры разгорится пламя“! Чего не Пушкина? – возмущённо орёт с трибуны Егор какому-то зрителю. – Ты, мил-человек, – продолжает орать Егор, – когда придёшь сегодня домой, полистай Пушкина. Может, он и декабристам не писал?» – хитро сощурившись, похохатывает председательствующий, а за ним и другие, сидящие в президиуме.

Так что, наверное, следует всё-таки доцитировать ответ Одоевского Пушкину:

Но будь покоен, бард! – цепями,

Своей судьбой гордимся мы,

И за затворами тюрьмы

В душе смеёмся над царями.

Наш скорбный труд не пропадёт,

Из искры возгорится пламя,

И просвещённый наш народ

Сберётся под святое знамя.

Мечи скуём мы из цепей

И пламя вновь зажжём свободы!

Она нагрянет на царей,

И радостно вздохнут народы!

Александр Иванович Одоевский после десятилетней каторги в Сибири, по приказу царя, был отправлен рядовым в действующую армию на Кавказе, где сблизился с Лермонтовым. Умер Александр Иванович 27 августа 1839 года от малярийной лихорадки там, где ныне расположен микрорайон Лазоревское в городе Сочи. Лермонтов оплакал друга в известном своём стихотворении «Памяти А. И. О.».

9 декабря

Анатолий Глебович Глебов (родился 9 декабря 1899 года) первую свою пьесу «Наши дни» (вторая редакция – «В далёкие дни») написал в 20 лет (1919).

Первая изданная пьеса «Канун» («Преступление старосты Дембовского»), поставленная на сцене Театра имени Моссовета, – о борьбе польского пролетариата с буржуазией. Пьеса «Загмук» (1925) – переработка ассиро-вавилонской легенды, по которой отдельные классы в известное время года условно меняли своё социальное положение и согласно которой в одну из таких «перемен» рабы захватили власть и подняли восстание против угнетателей, – эта пьеса понравилась Луначарскому.

Другие пьесы тоже были посвящены социальным вопросам.

Его пьесы переводились на языки народов СССР. И он переводил пьесы драматургов национальных меньшинств. Например, «Свадьбу с приданным» советского коми драматурга Николая Дьяконова.

С середины 1950-х писал прозу. По рассказу «Правдоха» поставлен фильм «Два дня тревоги» (1983) с Ноной Мордюковой и Владимиром Тихоновым.

Скончался Глебов 6 февраля 1964 года.

***

По линии матери Александр Николаевич Пыпин был двоюродным братом Николая Гавриловича Чернышевского. И Владимир Владимирович Набоков в своём «Даре» опирался, в частности, и на работы Пыпина, который цитировал записки Ольги Сократовны – жены своего двоюродного брата.

А вообще работа Пыпина 1890 года «Литературные воспоминания» не характеризует его как учёного. Как учёного его характеризуют книги «Общественное движение в России при Александре I» (1871), «Характеристики литературных мнений от 1820 до 50-х годов» (1890), «Белинский, его жизнь и переписка» (1876), «История русской этнографии» (4 т., 1890—1891), «История русской литературы» (4 т., 1898—1899). Наконец, «Русское масонство XVIII и первой четверти XIX вв.» Особо издан Пыпиным в виде рукописи и в небольшом числе экземпляров «Хронологический указатель русских лож, от первого введения масонства до запрещения его» (1873).

В начале 1870-х Академия Наук избрала Пыпина своим действительным членом. Но поскольку Пыпина терпеть не мог тогдашний министр просвещения Д. А. Толстой, утверждение в академиках затягивалось. Чтобы избавить Академию от неловкости, Пыпин отказался от избрания.

Вообще с министрами просвещения Пыпину не везло. Ещё в 1861 году он вместе с некоторыми другими профессорами историко-филологического факультета Петербургского университета подал в отставку, протестуя против политики министра просвещения Е. В. Путятина. И вот – новый скандал с Толстым.

Однако последующие научные труды Пыпина подвигли научную общественность вновь потребовать выдвижения его кандидатуры в действительные члены Академии. Д. А. Толстой одновременно с постом министра просвещения был Обер-прокурором Святейшего Правительственного Синода. Оба поста он оставил в 1880 году. Для того, чтобы стать министром внутренних дел и шефом жандармов и продолжать ставить палки в колёса ненавистному учёному. И только после смерти Толстого (1889) и то не сразу, а через 8 лет – в 1897 году состоялось избрание Пыпина академиком.

Умер Александр Николаевич 9 декабря 1904 года (родился 6 апреля 1833-го).

***

К княжне Варваре Николаевне Репниной-Волконской сватался Лев Абрамович Боратынский, брат поэта, писавшего под псевдонимом Баратынский, адъютант её отца. Но для родителей то был неравный брак, и они разлучили молодых.

По воспоминаниям знакомого княжны правоведа и философа Бориса Николаевича Чичерина, она, «женщина редких сердечных свойств, до глубокой старости сохраняла сердечную память о любимом ею человеке, его портрет висел у неё в спальной, а все его родные были предметом особенной её ласки».

С 1835 по 1839 годы Репнина-Волконская провела в Италии, где познакомилась с Гоголем и впоследствии переписывалась с ним.

В июле 1843 года в её родовое имение Яготин Полтавской области, где она жила с родителями, миргородский уездный предводитель дворянства Алексей Васильевич Капнист привёз своего товарища Тараса Шевченко для работы над портретами членов семьи Репниных-Волконских. Между Варварой Николаевной и Шевченко установились хорошие дружеские отношения, которые сохранились до конца жизни поэта.

Варвара Николаевна много помогала Шевченко в распространении его эстампов, в трудоустройстве учителем рисования в Киевском университете.

Весной 1844 года Репнина-Волконская после отъезда Шевченко пишет о нём повесть «Девочка», где художника выводит под именем Березовский. «Он одарён был больше, чем талантом, – писала Варвара Николаевна, – ему дан был гений».

Позже, когда Шевченко попал в ссылку, она прилагала много усилий, чтобы облегчить ему жизнь, посылала ему письма, книги. До тех пор, пока тогдашний шеф жандармов граф А. Ф. Орлов не предупредил её, что, продолжая выказывать такое участие к Шевченко, «она сама будет виновницей, может быть, неприятных для неё последствий».

До самой смерти Шевченко Варвара Николаевна берегла память о нём. Зимой 1883 года писала знакомому: «Я услышала с большим удовольствием, что Полтавское земство на последнем своём собрании решило дать 500 руб. на починку могилы Шевченко». Она передала через своего племянника 180 рублей из своих сбережений «на памятник или могилу Шевченко».

В 1866 году она издала «Письма молодой женщины о воспитании» под псевдонимом Лизварская. В «Русском Архиве» были напечатаны её воспоминания о встречах с Шевченко и Гоголем.

Умерла она 9 октября 1891 года на 84 году жизни: родилась 31 июля 1808-го.

10 декабря

В 1970 году на Московском совещании молодых писателей обсуждали критика, который работал у Кочетова в журнале «Октябрь». Фамилию критика я не помню и найти её не смог. Дело в том, что речь шла о его статье, где он весьма развязно и при этом довольно невнятно писал о книге Сергея Сергеевича Аверинцева (родился 10 декабря 1937 года) «Плутарх и античная биография», за которую Аверинцев получил премию ленинского комсомола.

Эта премия очень помогла в уничтожении плохо владеющего русским языком критика. Все с удовольствием оттоптались на его статье. Руководили нашим критическим семинаром Феликс Кузнецов, Вадим Соколов и Инна Соловьёва. Защищать критика мог только Кузнецов. Но он тогда был не то что либеральным, но и не тем твёрдокаменным литератором, которым стал позже.

А премия комсомола меня уже тогда удивила. Не состыковываются эти понятия: Аверинцев и комсомол.

Тем более что уже тогда по субботам Аверинцев (кажется, молодой кандидат) читал в новом здании МГУ лекции на религиозные темы. В большой аудитории яблоку упасть было некуда. Аверинцев раскрывал слушателям таинства веры в Бога, смысл Его заветов. Как безбожный комсомол так опростоволосился с премией!

Надо сказать, что Сергей Сергеевич буквально ворвался в научную литературу. Вспомним статьи о философах в «Вопросах литературы», статьи о религиозном искусстве во многих изданиях.

«Трудно не вспомнить, – писал, например, Аверинцев, – что среди изображений Мадонны, созданных итальянским Высоким Возрождением, одно получило в истории русской культуры ХIХ – ХХ вв. совсем особое значение. Речь идёт о картине Рафаэля, изображающей Деву Марию на облаках со свв. Сикстом и Варварой, находящейся в Дрезденской галерее и известной под названием Сикстинской мадонны. Абсолютно невозможно вообразить русского интеллигента, который не знал бы её по репродукции. История её русского восприятия от Василия Жуковского, посвятившего ей прочувствованное мистическое истолкование, до Варлама Шаламова, после тяжёлых лагерных переживаний с недоверием шедшего на свидание с временно выставленной в Москве картиной и затем ощутившего, что его недоверие полностью побеждено».

Невозможно в небольшой заметке охватить такое могучее явление, которое называлось Аверинцев. Слишком много он знал. Слишком о многом написал. Что называется, от Плутарха до Мандельштама и от Ветхого Завета до поэта Всеволода Иванова.

Мне дорога мысль Сергея Сергеевича, переданная философом Григорием Соломоновичем Померанцем. Аверинцев сказал ему: «православие переменится – или погибнет». Добавив, через несколько мгновений, что верит: переменится, Я часто вспоминаю эту аверинцевскую фразу. И пока не решил для себя: верю или не верю в то, что православие переменится.

Но помню, благодаря кому я раздумываю над этой невероятно трудной проблемой.

Сергей Сергеевич умер 21 февраля 2004 года на 67 году жизни.

***

Галина Николаевна Кузнецова (родилась 10 декабря 1900) вместе с мужем (Петровым), белым офицером уехала в Константинополь, оттуда в Прагу, оттуда – в Париж.

Её стихи и проза появились в журналах «Новое время», «Посев», «Звено», «Современные записки». Их заметили и хвалили.

Через Модеста Гофмана познакомилась с Буниным, с которым начался бурный роман, заставивший её бросить мужа. Жила с 1927 года вместе с семьёй и домочадцами Бунина в Грассе.

Но в 1933-м вступила в любовную связь с сестрой Фёдора Степуна Маргаритой. В 1934-м уехала к ней в Германию. А в 1941—1942 году подруги снова живут в семье Буниных. В 1949-м обе переехали в США, работали в русском отделе ООН, в 1959-м вместе с отделом переведены в Женеву, закончили жизнь в Мюнхене.

В 1967 году в Вашингтоне опубликован «Грасский дневник», который Кузнецова вела в 1927—1934 годах. По мотивам этой книги снят фильм Алексея Учителя «Дневник его жены» (2000), получивший много премий.

«Грасский дневник» и прославил Кузнецову. Всё остальное её творчество прочно забыто.

Умерла 8 февраля 1976 года.

***

10 декабря 1821 года родился Николай Алексеевич Некрасов, великий русский поэт. Разумеется, о нём всем известно всё. И о том, что поигрывал в картишки. И о романе с Панаевой. И о поздней женитьбе на Фёкле Анисимовне (Зинаиде Николаевне). И о том, как отняли у него любимое детище – журнал «Современник». И убили его этим: «Отечественные записки», которые он редактировал вместе с Салтыковым-Щедриным, не заменили ему любимого «Современника», закрытого в 1866 году. Он отдаётся новому редактированию, но слабнет на глазах: всё чаще болеет и болезнь перерастает в рак кишечника, от которого он и умер в 56 лет 8 января 1878 года. Что нового мы можем сообщить о Некрасове, о чём бы не знали любознательные читатели? Ничего?

А с другой стороны, прав Борис Пастернак:

Но если это так, то и давайте припадём к этой «единственной новости» Николая Алексеевича Некрасова», которая остаётся неизбывной. «Как празднуют трусу»:

11 декабря

«Мне навязалась на шею преглупая шутка. До правительства дошла наконец „Гаврииллиада“; приписывают её мне; донесли на меня, и я, вероятно, отвечу за чужие проказы, если кн. Дмитрий Горчаков не явится с того света отстаивать права на свою собственность»,

– писал Пушкин Вяземскому 1 сентября 1828 года.

Дело было серьёзное. Юношеская ёрническая атеистическая поэма Пушкина через семь лет после её написания попала на глаза петербургскому митрополиту, который передал её в Верховную комиссию, решавшую все важнейшие дела в стране в отсутствии Николая I, который был в это время в действующей против турок армии. Комиссия послала запрос Пушкину: им ли написана поэма? Пушкин ответил, что не им. Им же сделан с неё список ещё в лицее, а потом список он куда-то затерял.

Вернувшийся Николай потребовал, чтобы Комиссия снова обратилась к Пушкину с вопросом, от кого он получил рукопись. Пушкин отвечал, что рукопись ходила между офицерами гусарского полка, но кто дал её ему, он не помнит.

Пушкин знал о перлюстрации почты, поэтому в письме Вяземскому называет автором поэмы покойного князя Дмитрия Петровича Горчакова, поклонника Вольтера и потому слывшего вольнодумцем. Понимает, что это имя сообщат Комиссии и царю.

Наверняка сообщили. Другое дело – поверили ли Пушкину?

Интересующихся ответом на этот вопрос мы отошлём к специальной литературе, которую легко прочитать в Интернете. А сами займёмся князем Дмитрием Петровичем Горчаковым.

Он был родственником известного графомана графа Хвостова. Дружил с ним. И потому выступал с эпиграммами и сатирами против Фонвизина, Княжнина, В. Капниста, А. Облесимова.

В истории литературы остался своими рукописными сатирами, которые производили впечатление на современников. К началу XIX века приобрёл репутацию «русского Ювенала». Наибольшей известностью пользовалось «Послание к князю С. Н. Долгорукову», высмеивающее «полупросвещение» и засилье иностранной моды в нравах и литературе (реминисценции «Послания» легко обнаружить в «Горе от ума» Грибоедова).

Горчаков первым ввёл в русскую литературу жанр «святок» (подражание французскому «ноёлю»), который был подхвачен Пушкиным и Вяземским.

В 1804—1806 сотрудничал в журнале «Друг просвещения», противостоящим карамзинистам. С 1811 года был действительным членом «Беседы любителей русского слова», сблизился с его руководителями, в частности, с адмиралом А. С Шишковым.

С другой стороны, преклонение перед Вольтером, антиклерикальные мотивы, вольные «ноёли» создали Горчакову репутацию вольнодумца и атеиста.

Умер Дмитрий Петрович 11 декабря 1824 года. Родился 12 января 1758 года

Ну, вот – пример его «святок»:

Понятно, что ветхость стиха мешает оценить нам его содержание. А оно для того времени невероятно крамольно. Шутка ли! Сама царица отказывается жить по-христиански. Что уж говорить о Потёмкине – её высокопоставленном фаворите! О его племянницах Анне, Александре, Варваре, Екатерине и Татьяне Васильевне! О «чупском» (то есть украинском – от «чуб») графе А. А. Безбородко, который потому и предлагает себя Христу в канцлеры, что управлял «внешними делами» Екатерининского двора. Ну, а Шешковский (сейчас мы пишем эту фамилию: Шишковский), заведующий Тайной экспедиции Екатерины, где он лично пытал так называемых государственных преступников, мог быть только символом безбожия – знаком Антихриста.

Всё это так. Но какую надо было иметь смелость, чтобы распространять такие стихи даже в списках!

12 декабря

Повесть Александра Сергеевича Неверова (родился 12 декабря 1886) «Ташкент – город хлебный» я прочёл ещё в школе. И навсегда полюбил её героя Мишку, которого голод заставляет странствовать по свету.

Больше ничего я у Неверова не читал, пока не встретил его сына Бориса Александровича, который зашёл в «Литературную газету» с очерком об отце. Мы подружились.

Борису Александровичу, арестованному Ежовым, повезло: его мать поднимала на ноги всех влиятельных знакомых. Кто-то из них вышел на Берию, который освобождал какую-то небольшую часть взятых Ежовым людей. Освободил и Бориса Александровича.

Мы с Борисом Александровичем ходили в Союз писателей, хлопотали о наследии Неверова. Правление согласилось создать Комиссию по наследию под руководством Михаила Макаровича Колосова, тогдашнего главного редактора «Литературной России». А я стал ответственным секретарём комиссии.

Но издавать рукописи Неверова у нас не получилось. Незадолго до этого в Куйбышеве вышел его четырёхтомник. Все издательства, куда я обращался, указывали на это. А новую книжку из ненапечатанных материалов брать не хотели.

Вот когда я прочитал практически всё, что написал рано умерший 24 декабря 1923 года Неверов.

Если бы мне сейчас доверили издать его сборник, думаю, что он получился бы очень хорошим: Неверов великолепно владеет психологическим мастерством прозы и не сбивается с её ритма.

Но, как говорится, не до жиру. Переиздать бы сейчас хотя бы «Ташкент – город хлебный». Показать бы новейшим писателям, что предтечи писали не хуже, а то и лучше их.

***

Конечно, многие помнят повесть Владимира Войновича «Шапка». А если не читали повести, то наверняка видели фильм с Олегом Ефремовым и Владимиром Ильиным, играющим главного героя писателя Ефима Рохлина.

Так вот у этого Рохлина был прототип. Его звали Владимиром Марковичем Саниным.

Он родился 12 декабря 1928 года и так же, как Рохлин, часто ездил в экспедиции со своими положительными героями.

Выезжал в Арктику, в том числе и на дрейфующую станцию «Северный полюс-15». В летнем сезоне 1970—1971 годов участвовал в антарктической экспедиции. Плавал по океанам вдоль экватора.

Благодаря повестям Санина об Антарктиде читатели узнали о Владиславе Иосифовиче Гербовиче, бывшем и. о. начальника экспедиции в 1961 году на полярной станции Новолазаревская, где врач Леонид Рогозов сумел удалить у себя аппендикс.

Гербович записал об этом в своём дневнике

«Операция началась с того, что Рогозов простерилизовал операционное поле, а потом взял огромный шприц, наверное, кубиков на 20, и сделал несколько анестезирующих уколов в правой части живота, где он должен был проводить операцию. Когда Рогозов уже сделал разрез и копался у себя в кишках, отделяя аппендикс, кишки как-то булькали, и это было особенно неприятно, хотелось отвернуться, уйти и не смотреть, но я заставил себя остаться. Моё местоположение в ногах, у спинки кровати, позволяло хорошо всё видеть. Я пригласил Верещагина, и он сфотографировал этот момент операции. Артемьев и Теплинский держались, хотя, как потом выяснилось, и у того, и у другого закружились головы, и даже начало подташнивать. Мы все впервые присутствовали при операции. Сам Рогозов делал всё спокойно, но на лице выступал пот, и он просил Теплинского вытирать ему лоб. Основную помощь Рогозову оказывал Артемьев, он подавал инструменты, убирал использованные, менял тампоны. Когда Рогозов удалил аппендикс, то пояснил нам, что операцию провели своевременно, так как уже начинался прорыв гноя. Когда он перешёл к зашиванию разреза, то попросил Теплинского лучше осветить рану настольной лампой, и даже попросил зеркало, чтобы лучше и красивее сделать шов. Операция продолжалась около 2 часов, и Рогозов закончил шить в 4 часа местного времени, т. е. около 00 часов московского. К этому времени Рогозов заметно обессилел, устал, но всё доделал. Ассистенты всё прибрали, слушая указания Рогозова, и пошли отдыхать. Рогозов принял снотворное, а я остался дежурить около него в соседней комнате. Еле дождался, когда мог лечь спать, очень устал. Не так физически, как психологически. Беспокоился, конечно, как Рогозову удастся провести операцию. Ведь это было впервые в мировой практике: врач сам себе удаляет аппендикс. Уже засыпая, я вдруг осознал: ведь если бы операция пошла неблагополучно и что-то случилось бы неприятное, тем более трагическое, то всю ответственность возложили бы на меня».

Так что положительные герои, о которых говорит у Войновича Рохлин, действительно были положительными.

Впрочем, у Войновича они как раз могли быть разными: он ведь не обязан следовать за прототипом своего героя. А герои Санина были в основном симпатичными людьми.

Санин много написал. Роман «Большой пожар» (1986), четырнадцать повестей и множество рассказов, нередко объединённых в циклы.

По мотивам его повестей снимали художественные фильмы: «72 градуса ниже нуля», «Белое проклятие», «Точка возврата» и трёхсерийный телевизионный фильм «Антарктическая повесть». Санин принимал участие в написании сценариев.

А кроме того, Санин умел писать и юмористические рассказы и печатал их у нас в «Литературной газете», в «Клубе 12 стульев».

Умер Владимир Маркович 12 марта 1989 года.

Я рад, что он живёт в сердцах читателей не только как прототип героя Войновича. Его произведения и сейчас пользуются спросом. Свидетельствую.

***

Юрий Григорьевич Лаптев получил сталинскую премию третьей степени за повесть «Заря». Бывший фронтовик, специальный корреспондент газеты «Красный сокол» 18 воздушной армии, он и после войны не изменил своим героям. Но тематически писал не только о войне. Писал о жителях послевоенного села, о проблемах пришедшей с войны молодёжи и молодёжи, которая не успела попасть на фронт. Написал роман «Путь открыт» (1952), несколько повестей, рассказов.

Работал проректором Литературного института.

Но наиболее примечательное, что он сделал, – заставил Союз писателей принять в ряды своих членов Михаила Васильевича Водопьянова, прославленного лётчика, участника спасения экипажа парохода «Челюскин», воевавшего и в финскую и в Великую Отечественную.

Лаптев в соавторстве с Водопьяновым написали две пьесы «Полк Д. Д.» и «Вынужденная посадка», после чего Водопьянова приняли в Союз писателей как драматурга.

Умер Лаптев 12 декабря 1984 года. Прожил большую жизнь: родился 25 октября 1903 года.

***

«Умри, Денис, лучше не напишешь». Говорят, что эта фраза принадлежит Григорию Потёмкину, сказавшему её автору пьесы «Недоросль» после её премьеры 24 сентября 1772 года.

Что ж. Потёмкин оказался прав. Лучше «Недоросля» Фонвизин уже ничего не написал. Но лучше «Недоросля» не смогли написать и многие комедиографы – ровесники Фонвизина и его потомки.

В то же время считать Фонвизина автором одного только «Недоросля» было бы опрометчиво.

Его «Бригадир» (1768—1769), которого называют первой русской комедией нравов, с самого начала пользовался успехом. С начала – это не с постановки, а с авторского чтения. Фонвизин был вызван в Петергоф. Чтобы прочесть пьесу императрице, после которой он читал и в других знатных домах, сближаясь с руководящими деятелями России. В частности, с Никитой Ивановичем Паниным, который пригласил его стать своим секретарём. По заказу умирающего Панина Фонвизин пишет «Рассуждение о истребившейся в России совсем всякой форме государственного правления и оттого о зыблемом состоянии как империи, так и самих государей». Произведение очень безрадостное для действующей монархини, так как противополагает деспотизму и фаворитизму правителей конституционные формы правления, – игнорирование этого обстоятельства может привести к насильственному перевороту.

Следующее публицистическое произведение Фонвизина называется «Рассуждение о непременных государственных законах» (1782—1783). Написано оно после довольно длительного пребывания Фонвизина во Франции и предназначено для воспитанника Панина будущего императора Павла. По существу, Фонвизин призывает к установлению в России конституционной монархии, введения таких законов, которые были бы признаны императором и им не нарушались.

Сразу же после смерти своего покровителя Фонвизин пишет «Жизнь графа Н. И. Панина», сперва вышедшую по-французски (1784), а потом по-русски (1786).

Что же нового сделал Фонвизин в литературе?

Уже его «Бригадир» отличается персонифицированным, разговорным языком героев. Оставаясь классицистической, пьеса построена в форме мастерского диалога. Сценического действия в ней немного.

«Недоросль» начат как бытовая комедия, но Фонвизин на этом не останавливается, а ищет первопричины злых нравов: они в государственной системе воспитания дворянства. Фонвизин раздвигает рамки бытовой комедии, комедии нравов, поднимаясь до обобщения: его героя не просто персонифицированные характеры, они – типы.

Вот что подхватят Грибоедов и Гоголь, закрепляя фонвизинские новинки в литературе.

Денис Иванович скончался 12 декабря 1792 года. Родился 14 апреля 1745-го.

13 декабря

От него исходила аура интеллигентности. Несколько раз мы сидели с ним за одним столом. Он не был выдающимся рассказчиком. Но рассказывал интересно.

Я ещё в юности успел полюбить его «Гарсиа Лорку» в «ЖЗЛ». Читал его переводы с испанского.

Речь о Льве Самойловиче Осповате (родился 13 декабря 1922 года), который дружил со многими моими старшими товарищами. И был таким же удивительно разносторонним человеком, как все они.

Ну, в самом деле. Казалось бы: занимается Латинской Америкой, прекрасно изъясняет её литературу. И вдруг в специфическом научном сборнике «Пушкин. Исследования и материалы» появляется статья»«Влюблённый бес». Замысел и его трансформация в творчестве Пушкина 1821—1831 гг.» А ведь о «Влюблённом бесе», так называемом дубиальном тексте, не рассказанным Пушкиным, а ретранслированным через его слушателя, написано совсем немного. Ясно, что подобные работы на вес золота.

Лично меня ошеломил его мемуарный сборник, написанный верлибром, – «Как вспомнилось» (2007). Автору в это время было далеко за 80. Поздновато было браться за новый жанр. Но Осповат взялся. И написал исключительно занимательную собственную биографию.

Умер Лев Самойлович 22 июня 2009 года.

***

У Евгения Петровича Петрова (родился 13 декабря 1902 года), кроме близких людей – родного брата Валентина Катаева и закадычного друга – Ильи Ильфа, был ещё очень хороший приятель Александр Козачинский, с которым он учился в одном классе.

Когда Петров служил в уголовном розыске, ему удалось в погоне с перестрелкой задержать банду налётчиков. Возглавлял её Александр Козачинский. Впоследствии Петров добился для него замены расстрела на заключение в лагерь.

Отбывшего наказание Козачинского Петров уговорил написать детективную повесть о действиях банды и о её провале. Такую повесть – «Зелёный фургон» Козачинский написал и напечатал в 1938 году в альманахе «Год XXXII» (выпуск 14). Прототипом начальника милиции Володи был Петров. Прототипом криминального «авторитета» Червя – Козачинский. Повесть пользовалась успехом и была дважды экранизирована: в чёрно-белом варианте режиссёром Г. Габаем (1959) и в цветном – режиссёром А. Павловским (1983).

Ну, о том, что Евгений Петров – часть великого художественного тандема Ильф-Петров, всем известно. Как известны основные произведения, созданные соавторами.

Помимо прославленных романов и нескольких повестей, они в 1932—1937 году писали фельетоны для «Правды», «Литературной газеты» «Крокодила».

После смерти Ильфа (1937) Петров много сделал для публикации записных книжек друга, задумал произведение «Мой друг Ильф». В 1939—1942 году Петров работал над романом «Путешествие в страну коммунизма», которой по его расчёту станет СССР в 1963 году. Отрывки из неоконченной рукописи были опубликованы посмертно в 1965 году.

В Великую Отечественную Петров был военным корреспондентом. Самолёт, на котором он возвращался в Москву из Севастополя, был сбит 2 июля 1942 года над территорией Ростовской области.

***

Цитирую журнальную («Звезда») публикацию:

«…я, как зачарованная, твердила, что разные народы (русский и немецкий), с разной историей, в разных странах, с разным менталитетом создали один тоталитарный строй. Ну, пусть не один, а два, но похожих… Почти одинаковых…

В разговорах с мужем я повторяла с одержимостью маньяка: «Понимаешь – похоже, похоже! Всё похоже – и партия, и лозунги, и рейхстаг – верховный совет, и законы – беззаконие, и идеология – их выставки, наши выставки, их театр и кино, наш театр и кино, их песни, наши песни. Похоже, похоже, похоже!» – твердила, бормотала я, говорила громко и шёпотом <…>

И вдруг однажды муж сказал

– Давай, бери бумагу и ручку. Записывай! Значит, так: книга будет называться «Гитлер». А теперь пиши план: «Первые годы», «Приход к власти…»

Я негодовала, кричала

– Какой, к чёрту, Гитлер? Кто тебе разрешит печатать книгу о Гитлере? Ты сошёл с ума.

Идея и впрямь в середине 1960-х казалась неосуществимой, немыслимой, бредовой. Ведь любая биография-монография ведет к «очеловечиванию» объекта этой монографии. А для советского читателя нацистские фюреры существовали лишь как карикатура. Впрочем, и карикатура не годилась. Фильм Чаплина «Диктатор» был запрещен. Имя Гитлера вымарывалось из наших книг так же, как и имя Троцкого.

Думаю, здесь немалую роль сыграл менталитет Сталина

Сталин для людей моего поколения был и остаётся скорее символом, надчеловеком или недочеловеком, но не конкретной личностью. В роковом стихотворении Мандельштама меня до сих пор поражают «толстые пальцы», «широкая грудь осетина», «тараканьи… усищи», т. е. какие-то человеческие приметы. Но ведь Сталин, кроме того, что он стал Вождём, Богом, был ещё и тёмным грузином, родившимся в глухомани Закавказья в позапрошлом веке. Даже в европейской части России простой народ в то время боялся поминать чёрта, нечистого, дьявола. Упаси Бог, тот явится вживе. Очень долго первобытного человека мучил страх перед именем Сатаны. А после «первобытного» Сталина наступил неосталинизм, желавший запечатлеть сталинизм нетронутым <…>

Правда, уже тогда в мозгу копошилась другая мысль. Мысль о том, что аналог Гитлеру не Сталин, а Ленин. Ленин создал партию большевиков, Ленин призывал к переустройству мира и брал власть, Ленин сконструировал машину внесудебной расправы – Чрезвычайку. Но Ленин всё ещё был табу в 1960-х. Да и лет через пятнадцать-двадцать, уже после выхода книги в свет, известный американский историк-советолог Такер, когда я сказала насчёт Ленина-Гитлера, прямо-таки зашёлся от негодования. Кстати, это было у нас дома – и он вёл себя невежливо.

Для левой интеллигенции Запада Ленин был Революционер с большой буквы, а Сталин – узурпатор, погубивший великие идеи Пролетарской Революции…

Ну, и у нас в 1960-х Михаил Шатров, известнейший драматург, друг О. Ефремова, писал пьесу за пьесой, где «очищал» имя Ленина от сталинских наслоений. Шатров – талантливый человек, и кое-что у него получалось. В том, что делал Шатров, был свой подтекст. Апеллируя к Ленину, доказывал неправоту Сталина и как бы призывал строить другой социализм. Правильный. Пьесы Шатрова считались сильно прогрессивными.

Теперь понимаю, что он не только дурачил честной народ своей ленинианой, но и расшатывал монолитную (очень любили это слово большевики!) советскую идеологию.

Да что там модный Шатров… Если судить по «Новомирским дневникам» Алексея Ивановича Кондратовича, в конце 1960-х, накануне разгрома журнала, Твардовский и вся редколлегия считали делом чести опубликовать книгу старой большевички Е. Я. Драбкиной «Зимний перевал», где она с благоговением (другого слова не подберёшь!) писала о Ленине, горячо любимом «Ильиче».

К счастью для всех нас, в 1980—1990-х годах появился Сокуров и создал два фильма: «Телец» – о Ленине и «Молох» – о Гитлере. Сокуров поставил всё на свои места. Символом, брендом, как сейчас говорят, семидесятилетнего кошмара в Советском Союзе был, конечно, Ленин, так же как брендом нацистской Германии с ее геноцидом, газовыми камерами и войной был Гитлер.

Надо сказать в своё оправдание, что Сталин был и впрямь «Ленин сегодня», вполне достойный и верный продолжатель дела Владимира Ильича. Лучший его ученик. Да и жили они с Гитлером в одно время и знали друг о друге. А Ленин умер, когда Гитлер ещё делал только первые шаги к вершинам власти…

Итак, довольно скоро после того, как муж произнёс сакраментальное имя «Гитлер», мы засели за книгу. Ни одна работа не доставляла мне такой радости, как эта…»

Большая, конечно, цитата. Но и её было нелегко оборвать. Ведь интересно читать не только книгу «Преступник №1», которую Людмила Борисовна Чёрная (родилась 13 декабря 1917 года) написала вместе с мужем Д. Мельниковым (псевдоним Даниила Ефимовича Меламида; 1916—1993), но и как писалась эта книга, которую цензоры не пропускали из-за так называемых «неуправляемых ассоциаций». Пропустили в 1981-м. Но всё сделали, чтобы советские граждане её не прочитали: и тираж занизили, и в магазины не завозили. Вместе со своим «Д.» – мужем Людмила Борисовна написала ещё книгу «Империя смерти» (1987), а после смерти мужа – книгу «Коричневые диктаторы» (1999).

Всё это очень важные публикации, которые стоит давать читать молодёжи, как противоядие от потери исторической памяти.

Человечество едино и в своих добротных чертах и в своих мерзостных. Диктатура одинакова у всех наций и народов.

14 декабря

Иван Приблудный (псевдоним родившегося 14 декабря 1905 года Якова Петровича Овчаренко), кончив три класса, поступил добровольцем в дивизию Котовского. Начальник особого отдела дивизии, заметив поэтический дар в бойце, дал ему рекомендательное письмо к секретарю Краснопресненского райкома партии Москвы, который поспособствовал устройству Приблудного в интернат для одарённых детей.

Брюсов, познакомившись со стихами Ивана, пригласил его обучаться в Высшем литературно-художественном институте.

Здесь Приблудный знакомится и сближается с Есениным.

В 1923 году Приблудный дебютирует со стихами в «Красной ниве».

В 1926 году в Ленинграде знакомится с поэтом Николаем Брауном и музыкантом Леонидом Утёсовым.

В этом же году выходит первый сборник Приблудного «Тополь на камне» с посвящением «любимому учителю» Сергею Есенину, к тому времени погибшему.

В 1931-м выходит вторая книга Приблудного «С добрым утром».

В это же время Приблудный фактически рассекречивает себя как агента, завербованного несколько лет назад ОГПУ.

В ответ появляются критические рецензии на книгу Приблудного. Одна из них сопровождается карикатурой Кукрыниксов, на которой поэт изображён пожимающим руку кулаку и попу.

Учитывая это, а также распространение эпиграммы на Ворошилова, которую приписывали Приблудному («Эх, Клим, Клим, / Все мысли твои в ворох свалены, / Ведь лучше быть хвостом у Льва, / Чем задницей у Сталина»), поэт арестован 17 мая 1931 года и сослан в Астрахань.

В 1935 возвращается в Москву, где не может найти себе жилья. Пытается вступить в Союз писателей, но ему отказывают.

Весной 1937 года снова арестован. Показание на него даёт писатель Евгений Пермяк. 13 августа 1937 года Иван Приблудный расстрелян.

15 декабря

Актриса театра Мейерхольда Ольга Николаевна Высотская (родилась 15 декабря 1885 года) была подругой поэта Гумилёва, матерью его сына Ореста.

О своём происхождении Орест Высотский узнал только в 1937 году. И тогда же познакомился со своим братом по отцу Львом Гумилёвым.

Ольга Николаевна, помыкавшись по свету, оказалась в Тирасполе, где и скончалась 18 января 1966 года.

В 1994 году журнал «Театр» опубликовал «Мои воспоминания» Высотской.

Её мемуары легли в основу книги её сына Ореста.

***

Прежде всего имя Эдварды Борисовны Кузьминой (родилась 15 декабря 1937 года) мне запомнилось как редактора издательства «Книга», где она выпускала книги Н. Эйдельмана, Ю. Лотмана, Ю. Манна, В. Порудоминского, А. Аникста.

Кроме того, запомнилось по многочисленным рецензиям и статьям на книги современных писателей.

Я не знал, что она – дочь известного литературоведа Бориса Кузьмина и чудесной переводчицы Норы Галь.

Тем более приятно было прочитать её книгу «Светя другим: полвека на службе книгам» (2006).

***

Евгения Павловича Гребёнку я полюбил как автора двух чудесных песен «Помню, я ещё молодушкой была» и «Очи чёрные».

Причём сам Гребёнка начинал первую песню совсем не так. Он опубликовал в 1841 году стихи с такими начальными строчками: «Молода ещё девица я была, / Наша армия в поход куда-то шла. / Вечерело. Я стояла у ворот – / А по улице всё конница идёт. / К воротам подъехал барин молодой, / Мне сказал: „Напой, красавица водой!“/ Он напился, крепко руку мне пожал, / Наклонился и меня поцеловал…» А дальше, как это и бывает с будущими народными песнями, стихи начали меняться, дописываться, ужиматься. Даже мотив поначалу у этой песни был другой. Устоялся он только к 1866 году, после того как композитор А. М. Ларме сочинил его.

Любопытно, что о Ларме больше ничего не известно. Даже его сохранившихся инициалов никто не может расшифровать.

Что же до «Очей чёрных», то стихи опубликованы Гребёнкой в «Литературной газете» от 17 января 1843 года.

А в сборник «Романсы» они попали в 1884 году. Исполняются на музыку вальса Флориана Германа в обработке Сергея Герделя.

Первым обратил на этот романс внимание Ф. И. Шаляпин. Он добавил к тексту несколько, видимо, собственноручно написанных куплетов, которые посвятил своей будущей жене Иоле Торнаги.

Ну вот. А теперь скажем, что Гребёнка, писавший по-украински и по-русски, не был только поэтом. Точнее он был не только поэтом, но весьма плодовитым прозаиком. О его романе «Чайковский» с большой похвалой отзывался Белинский. В романе обрисована старая казаческая Малороссия. Успехом пользовался и роман Гребёнки «Доктор».

В 1847 году Гребёнка приступил к изданию полного собрания написанных им сочинений – издал первые четыре тома. Ещё четыре вышли в 1848 году – в год смерти писателя: он умер 15 декабря в 36 лет: родился 21 января 1812 года.

Так вот только в эти восемь томов вошли семнадцать повестей и рассказов и один роман из пятидесяти, написанных им. Полное собрание сочинений писателя вышло лишь в 1862 году.

***

«Язвительно вежливый петербуржец, говорун поздних символистских салонов, непроницаемый, как молодой чиновник, хранящий государственную тайну, Недоброво появлялся всюду читать Тютчева, как бы представительствовать за него» – писал О. Мандельштам в «Шуме времени» о Николае Владимировиче Недоброво.

Анна Ахматова особенно любила его статью о ней, напечатанную в 1915 году в журнале «Русская мысль». Перечитав её через много лет (в 1964-м), она удивилась:

«Прочла (почти не перечла статью Н. В. Н <едоброво> в „Русской мысли“ 1915. В ней оказалось нечто для меня потрясающее <…> Ведь это же „Пролог“. Статью я, конечно, совершенно забыла. Я думала, что она хорошая, но совсем другая. Ещё не знаю, что мне обо всем этом думать. Я – потрясена». И на следующий день: «Он Н. В. Н <едоброво> пишет об авторе „Requiema“, „Триптиха“, „Полночных стихов“, а у него в руках только „Чётки“ и „У самого моря“. Вот что называется настоящей критикой. Синявский поступил наоборот. Имея все эти вещи, он пишет (1964), как будто у него перед глазами только „Чётки“ (и ждановская пресса)».

Недоброво оказал очень большое влияние на формирование Ахматовой, её гражданской позиции, веры в провиденциальность судьбы России. Ему посвящены многие стихи Ахматовой. И строки из третьей главы Первой части «Поэмы без героя»: «А теперь бы домой скорее / Камероновой Галереей…». В своей прозе о поэме Ахматова так комментирует этот отрывок: «Ты! Кому эта поэма принадлежит на 3/4, так как я сама на 3/4 сделана тобой, я пустила тебя только в одно лирическое отступление (царскосельское)».

Умер Николай Владимирович 3 декабря 1919 года в 37 лет: родился 1 сентября 1882-го.

Он писал не только критику. Написал небольшую повесть «Душа в маске» (1914). Писал и стихи. Процитирую одно – «Терензее», которое поясняет приведённые Мандельштамом слова о Недоброво:

***

Евдокия Петровна Растопчина постаралась быстро выйти замуж, чтобы избавиться от домашнего гнёта. Однако жизнь с мужем не удалась. Скорее всего потому, что супруги не слишком любили друг друга. К тому же муж Растопчиной холодно относился к её литературным занятиям.

Публиковалась Евдокия Петровна много. Её салон посещали Жуковский, Вяземский, Мятлев, Гоголь, Одоевский, Плетнёв.

Большую часть её лирики составляли стихи о неразделённой любви. И надо сказать, что только её поэзия имела успех в обществе.

Она печатала прозу, писала пьесы, но критика всё это упорно не замечала. К тому же она стала нуждаться: некогда богатый муж прокутил и своё и её состояние. Она ещё и занималась благотворительностью.

Умерла в бедности, почти забытая публикой 15 декабря 1858 года. Было ей 46 лет: родилась 4 января 1812 года.

А стихи писала хорошие. Недаром они нравились Пушкину, Лермонтову. Жуковскому…

***

В одной из своих курсовых работ, которые я печатал в начале шестидесятых в литературных журналах, я цитировал поэта из Харькова Бориса Чичибабина. Цитировал сочувственно, хотя писать я тогда ещё не умел, тем более – анализировать стихи и похвалы мои были обращены к выбору поэтом темы.

Потом Чичибабин (родился 9 января 1923 года) надолго пропал из легального литературного мира. Но я читал самиздат, понимал, почему он пропал.

Позже я узнал, что он ещё в июне 1946 года был арестован за антисоветскую агитацию. И через два года направлен в Вятлаг.

А в Харьков вернулся только в 1951-м. Был разнорабочим, потом окончил бухгалтерские курсы. Устроился бухгалтером.

В 1963-м выходят сразу две его книжки. В Москве – «Молодость», в Харькове – «Мороз и солнце». Вот на них-то я и опирался в своей курсовой.

КГБ за ним послеживал. Тем более что он и не скрывал своих взглядов. Ненадолго стал вести литобъединение, но под давлением КГБ его от этого отстранили.

В начале 1968 года в Харькове выходит его сборник «Плывёт Аврора». Перед этим в 1965 выходила книжка «Гармония». Ничего из того, что выходит не удовлетворяет поэта: «При желтизне вечернего огня / как страшно жить и плакать втихомолку. / Четыре книжки вышли у меня. / А толку?»

И Чичибабин не выдерживает. «Втихомолку» жить больше не может. Пускает в самиздат рукописи и магнитофонные плёнки, на которых начитаны стихи, не пропущенные цензурой.

В 1973 году его исключают из Союза писателей. В 1974 вызывают в КГБ. Там он подписывает предупреждение, что на него заведут дело, если он будет продолжать сотрудничать с самиздатом.

Он умолкает на 15 лет.

В перестройку его восстанавливают в Союзе писателей. Устраивают вечера. В том числе в Москве, в ЦДЛ, где он читает:

Начинается пора славы. По телевидению показывают фильм «О Борисе Чичибабине». Выходит пластинка с записью его стихов.

В 1990-м за изданную за свой счёт книгу «Колокол» он удостоен Госпремии СССР.

Однако распад СССР Чичибабин не принял. Как не принял и того колоссального неравенства, которое сильно раскололо общество.

Умер 15 декабря 1994 года, написав перед смертью:

Я тоже верю в это. Может быть, даже не пять, а больше. Давно знаю и люблю его очень старое стихотворение:

16 декабря

Анна Петровна Бунина принадлежала к тому же старинному роду, что и Жуковский, и И. Бунин. В черновиках Ахматовой Анна Бунина названа «тёткой моего деда Эразма Ивановича Стогова». Внучатым племянником Анны Петровны был выдающийся учёный географ Петр Петрович Семёнов-Тян-Шанский.

Надо сказать, что Анна Петровна вполне вписывается в компанию своих даровитых родственников.

Стихи начала писать в тринадцать лет. Но первой её публикаций стал прозаический отрывок «Любовь» («Иппокрена», 1799, ч. 4). После смерти отца, оставившего ей небольшое наследство, она смогла перебраться из поместья в Петербург, где жил её брат, морской офицер. К негодованию родни она сняла квартиру в Петербурге и стала учиться тому, чего была лишена в деревне: французскому, немецкому, английскому, физике, математике, русской словесности. Было ей в это время 28 лет.

Жизнь в Петербурге была дорога. Анна быстро истратила отцовский капитал. Чтобы помочь ей рассчитаться с должниками, брат познакомил сестру с петербургскими литераторами. В 1806 году появляется в печати первое стихотворение Буниной. А в 1809-м – первый сборник «Неопытная муза», который Анна Бунина преподнесла императрице Елизавете Петровне, получив в свою очередь от её величества подарок ежегодную пенсию в 400 рублей.

Её книга вызвала одобрение Державина, который 21 марта 1810 года открыл первую страницу её Альбома такими стихами:

От её стихов в восторге И. Дмитриев, Крылов, прочитавший её ироикомическую поэму на заседании «Беседы любителей русского слова» (в 1811-м она стала почётным членом «Беседы»), и особенно А. С. Шишков, отметивший в поэтессе необыкновенный дар «изображать состояние души своей». Вслед за четверостишием Державина он вписал в альбом Анне Петровне:

В 1811 году Бунина публикует прозаические «Сельские вечера», в 1814-м преподносит императору гимн «Песнь Александру Великому, победителю Наполеона и восстановителю царств».

Она становится известной. Выпускает новую книгу стихов. В альбомы переписываются её «Сафические стихотворения» и «Подражание лесбийской стихотворице».

И здесь она заболевает. У неё открылся рак. Решено было везти её на лечение в Англию, которая славилась своими врачами. Она пробыла в Англии два года (1815—1817).

Увы, английские врачи не помогли.

Российская академия наук за свой счёт (учитывая затруднительное материальное положение Буниной) издаёт её Собрание стихотворений в 3 томах (1819—1821).

Именуемая «русской Сафо» отчасти из-за пристрастия к античной поэзии, Бунина оставила стихи в разных жанрах: гимны, философская медитация, камерная лирика. Причём её интимная лирика часто отходила от свойственной ей, как и другим членам шишковской «Беседы», тяжеловесности и архаичности.

Она сделала сокращённый перевод «Правил поэзии» французского эстетика Шарля Бате (1808) и перевела первую часть «Поэтического искусства» Никола Буало (1808—1809, завершила в 1821). Опубликовала перевод драмы «Агарь в пустыне» известной французской писательницы Стефани-Фелисите Жанлис («Сын отечества», 1817).

Последние пять лет она жила, пожираемая болезнью, в Москве и в ряжской деревне. В последние месяцы она не могла даже лежать, могла только стоять на коленях. «Так, на коленях, – с горечью замечает И. А. Бунин, – и писала она:

Умерла Анна Петровна 16 декабря 1829 года (родилась 18 января 1774-го). Она прощалась с жизнью такими стихами (в сокращении):

***

Иван Михайлович Долгоруков печатал стихи в альманахах и журналах. Издал (причём дважды) сборник «Бытие сердца моего» (1802, 1808). Издал сборник стихотворений в память умершей в 1804 году жены «Сумерки моей жизни».

И всё же остался в литературе не столько стихами, сколько своей мемуарной прозой.

«Повесть о рождении моём, происхождении и всей жизни» – первое полное издание в двух томах, подготовленное Н. В. Кузнецовой и М. О. Мельциным, опубликовано в 2004—2005 годах в серии «Литературные памятники». «Капище моего сердца, или Словарь всех тех лиц, с коими я был в разных отношениях в течение моей жизни» – впервые опубликован в 1872—1874 (сейчас два издания вышли в одном только 1997). «Славны бубны за горами, или Путешествие моё кое-куда» пока что появлялись в «Чтениях в обществе истории и древностей российских», 1869, кн. 2—3, отд. 2 и в «Журнале путешествия из Москвы в Нижний» (1870). В 1870-м появилось и «Путешествие в Киев в 1817 году».

Это притом, что князь Иван Михайлович Долгоруков умер 16 декабря 1823 года (родился 18 апреля 1764-го). То есть, блистательная его мемуарная проза при жизни не выходила.

Но вот – заинтересовались потомки – и «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой» предстали перед нами во всей своей первозданной свежести!

17 декабря

Вообще многие из моих старших товарищей звали его Шурой Лифшицем. По настоящей фамилии. Помните у Булата Окуджавы:

Булат назвал это стихотворение «А. Володину». Не посвятил, а назвал. Показал тем самым, что обращается только к нему, к своему ленинградскому другу, замечательному драматургу.

Почему тот потерял фамилию Лифшиц, догадаться нетрудно. Сам он рассказывает, что в альманахе «Молодой Ленинград» приняли его первый рассказ. Он пришёл туда со своим сыном Володей. Зашла речь о том, как рассказ подписать. Редактор сказал, что его будут путать с Михаилом Лифшицем: один, дескать, написал плохую статью о Шагинян, у другого какие-то нелады на радио.

И хотя Александр Моисеевич понимал, что дело здесь не в однофамильце, он спорить не стал. Просто спросил редактора: «Что же делать?». «Это кто?» – спросил в свою очередь редактор, показывая на сына. «Это Володя», – сказали ему. «Вот и будьте Володиным», – решил редактор.

Времечко, как точно написал Окуджава, всегда стекало с пера Александра Моисеевича Володина. Те его пьесы и киносценарии, которым выпало счастье прийти к читателям и зрителям сразу после того, как их написал автор, зафиксировали именно реальное, сущее время с его нелёгкими вопросами, от постановки которых Володин никогда не уклонялся.

Но далеко не всегда они вовремя приходили к читателю. Иные произведения лежали в столе писателя долго: их сослали туда руководящие держиморды.

22 года пролежала в столе трагикомедия «Кастручча» («Дневники королевы Оливии»), 18 лет – пьеса «Мать Иисуса». А как долго дожидались выхода на экран сценарии «Униженные и оскорблённые» (по Достоевскому), «Сирано де Бержерак»!

Его первая же пьеса «Фабричная девчонка» (1956) привлекла к себе внимание режиссёров именно жгучей современностью. Театры боролись между собой за право её постановки. Первым этого добился Казанский краевой драматический театр. Потом её поставил Центральный театр Красной армии в Москве. Потом – ленинградский театр имени Ленинского комсомола. В следующем сезоне ещё 37 театров включили её в свой репертуар.

Успех сопутствовал и второй его пьесе «Пять вечеров». Постепенно вырисовалось, что драматург Володин стал своим в Ленинградском БДТ и Московском театре-студии «Современник». Оба театра поставили «Старшую сестру». В Ленинграде в спектакле блистали Т. Доронина и Е. Лебедев, в Москве – Л. Толмачёва и О. Ефремов.

Но уже следующая пьеса «Назначение» была разрешена только одному театру – московскому «Современнику». Нравственный заряд пьесы приходил в противоречие с официальной героикой, которая насаждалась сверху, и цензоры это почувствовали. Недаром фильм по этой пьесе разрешили снять через двадцать лет после её появления.

А дебют в кино состоялся в 1964 году. Фильм «Звонят, откройте дверь» поставил А. Митта с Е. Прокловой и Р. Быковым в главных ролях. Затем последовали «Похождение зубного врача» и «Загадочный Индус».

Впрочем, Володин написал так много, что перечислять его пьесы и сценарии нет физической возможности. Укажу только на выдающийся фильм «Осенний марафон», в котором нет ни одной фальшивой ноты.

Он написал размышление о жизни, назвав его «Оптимистическими записками», где раскрыл своё понимание творчества, по счастью совпадающее с тем, как его демонстрировал, например, Пушкин. Володин писал:

«Жестокое, ничтожное, подлое можно описывать в такой степени, в какой оно обеспечено запасом доброты и любви, как бумажные деньги должны быть обеспечены золотым запасом. Достоевский имел право на Смердякова и папу Карамазова, потому что у него были Алёша, Настасья Филипповна и Мышкин, и мальчик Коля. Толстой писал Каренина и Наполеона, и судей, и чиновников, и суетных подлецов, потому что была Наташа Ростова. Поэтому лучше писать о тех, кого любишь. Тогда посредством почти только этих персонажей можно сказать многое о многих. Если мы сильно любим героя, то враги будут вызывать такое же сильное негодование»

Александр Моисеевич умер 17 декабря 2001 года (родился 10 февраля 1919-го).

18 декабря

Дочь президента Петербургской Академии Художеств, Алексея Оленина, Анна Алексеевна по линии матери приходилась двоюродной сестрой А. П. Керн. И, стало быть, была знакомой Пушкина.

Но не просто знакомой. Вернувшись из Михайловской ссылки, Пушкин подумывает о женитьбе. Первое сватовство кончилось неудачей. В 1827 году на балу поэт встречает Анну Алексеевну, которую знал до ссылки совсем молодой девушкой. Поэт влюбляется в Оленину, о чём говорят его стихи этого периода: «Ты и вы», «Её глаза», «Не пой, красавица, при мне», «Увы, язык любви болтливой», «Волненьем жизни утомлённый…», «Предчувствие» («Снова тучи надо мною». В альбом Олениной он записывает «Приметы» («Я ехал к вам: живые сны…») и «В альбом» («Что в имени тебе моём»).

Столько стихов Пушкин редко посвящал какой-нибудь одной женщине.

Пушкин сватается. Но получает отказ от родителей. Одни биографы связывают это с эротической юношеской атеистической поэмой «Гаврииллиадой», которая как раз в это время гуляла в списках в жандармском управлении. И Пушкину пришлось приложить много усилий, чтобы выпутаться из неприятной истории. Другие биографы указывают на стихотворение Пушкина «Андрей Шенье», написанное до декабристского восстания, но принятое жандармами чуть ли не за политическую программу самого Пушкина после декабря 1825 года. И в этом случае Пушкин смог выйти невредимым. Но Алексей Оленин входил в Государственный Совет, который, во-первых, обсуждал эту историю, а, во-вторых, учредил 28 июня 1828 года за Пушкиным секретный надзор.

Впрочем, существуют ещё версии отказа Пушкину. Обвиняли тётку Олениной, Варвару Дмитриевну Полторацкую, которая хотела, чтобы та вышла замуж за её сына, и всеми силами расстраивала возможную нежелательную ей свадьбу. Указывали и на А. П. Керн, которая вообразила, что Пушкин влюблён в неё, и не скрывала этого от Анны Алексеевны.

В конце концов, замуж она вышла поздно – в 1840-м, в возрасте 32 лет, после смерти Пушкина.

Она умерла в 80 лет 18 декабря 1888 года (родилась 11 августа 1808-го). Оставила «Дневник», где иные страницы посвящены Пушкину.

19 декабря

В своей автобиографии, напечатанной в 4 томе сборника «Советские писатели» Николай Матвеевич Грибачёв (родился 19 декабря 1910 года) вспоминает фронтовые годы:

«Мёрз на первой, финской войне под Сортавалой, едва не погиб при обстреле с канонерок на мосту под Питкяранта – выполз из-под откоса, чтобы эти самые канонерки сфотографировать. Во время Отечественной войны погибли два брата – один, Александр, инженер танковой бригады, отличившийся ещё на Хасане, – о нём в то время писала „Правда“, – был убит в танке под Старой Руссой, второй, Василий, командир танковой роты, сгорел в танке же под Харьковом. Я сам был командиром сапёрного батальона на Сталинградском фронте, в частности, обеспечивал переправу отступающих наших частей в июле 1942 года на мосту в станице Вёшенской, а в августе того же года – форсирование нашими войсками Дона под Еланью».

А вернулся к мирной жизни Грибачёв только в 1948 году, отслужив после победы в наших войсках в Румынии.

На фронте он писал стихи, но их печатали редко. Он принял участие в двух совещаниях молодых авторов Украинских фронтов. Но ни одно из них его стихами не заинтересовалось. А оборонная секция Союза писателей ему поддержки не оказывала.

Это было там более удивительно, что до войны его печатали в Карелии, куда послали после окончания гидротехникума. И не только печатали, но избрали делегатом на Первый съезд советских писателей (1934). И не просто избрали делегатом, но в 1935-м выпустили первую его книгу «Северо-Запад», после чего он перебрался в Смоленск, где и работал журналистом в 1936—1941 годах.

А на фронте его поэтические дела складывались не так успешно. Он пишет возмущённое письмо Илье Эренбургу, которому высылает свою поэму «Россия». Но Эренбург промолчал. Очевидно, не нашел таланта в этом произведении.

Однако когда в 1948 году он попал в Москву, его ждала слава. Одну за другой он получает две сталинские премии – 1 степени (1948) за поэму «Колхоз «Большевик» и 2-й степени (1949) – за поэму «Весна в «Победе»».

Он быстро становится и официальным и официозным поэтом, принимает участие в травле безродных космополитов, начав с Даниила Данина, который ещё до премий написал критическую статью, где разнёс его поэму.

Грибачёву было неплохо при Сталине, но совсем хорошо стало после смерти вождя.

Воспользовавшись изменившимся отношением к Сталину, группа писателей поддержала Фадеева, который хотел на пленум Союза вынести доклад, в котором содержалось бы требование отменить личные карточки писателей (туда, как в партии, записывали выговор, строгий, с предупреждением и т. п.) и пересмотреть отношение к пострадавшим в борьбе с космополитизмом Катаеву, Каверину, Казакевичу, Гроссману. Писатели предложили Фадееву требовать реабилитации творчества Пастернака, Ахматовой и Зощенко. Фадеев написал Хрущёву и Маленкову письмо, где ратовал за то, чтобы на членов творческого союза прекратили вешать ярлыки, типа «националист», «космополит».

Но Грибачёв добился созыва партгруппы, где выступил исключительно резко, заявив, что предложенные вещи встретят у коммунистов на пленуме решительный отпор.

Обычно сообщающие об этом говорят, что Грибачёв нашёл понимание у секретаря ЦК Суслова. Но Суслов был слишком осторожен в то время и ни за что не вступил бы в дело, не получив поддержки Хрущёва или Маленкова. Есть у меня сильное подозрение, что Грибачёв опёрся на недавно ставшего зятем Хрущёва Аджубея, с котором они потом много лет дружили. Вот благодаря этому союзу и удалась акция Грибачёва: Фадеев снял из доклада наиболее не устраивающие Грибачёва места. Первым секретарём СП СССР стал Алексей Сурков, а Грибачёва, которого в 1954 году освободили от должности главного редактора журнала «Советский Союз» (он занимал его при Сталине и немножко позже: 1950—1954), вновь вернули на эту должность, на которой он просидел с 1956 и почти до смерти – до 1991-го. Умер Грибачёв 10 марта 1992 года.

Мало того. Оставаясь редактором журнала, Грибачёв получает должность советника секретаря московского горкома партии Фурцевой, а после избрания её секретарём ЦК – советником этого секретаря, которая пользовалась доверием Хрущёва.

Сдружившиеся Грибачёв и Аджубей включаются в кремлёвский журналистский пул и вместе с заведующим отделом пропаганды ЦК КПСС Ильичёвым, главным редактором «Правды» Сатюковым, партийными функционерами Лебедевым, Шевченко, Трояновским, Матвеевым, Орловым и известными газетными авторами Литошко, Жуковым, Шуйским едут с Хрущёвым в 1960 году в Америку освещать его поездку. Опубликованные статьи, личные впечатления журналистов собираются в книгу «Лицом к лицу с Америкой», за которую авторов тут же удостаивают ленинской премии.

К чести Грибачёва он не предал Аджубея, когда тот был изгнан из ЦК КПСС на том же пленуме, на котором сняли Хрущева. Грибачёв взял Аджубея к себе в журнал, и тот заведовал там отделом до самой перестройки.

Падение Хрущёва фактически не задело Грибачёва. Должности советника секретаря ЦК он, правда, больше не занимал, но в свой срок получил и героя соцтруда, и орден Октябрьской Революции. 10 лет – с 1980 по 1990 занимал пост Председателя Верховного Совета РСФСР. (Это его преемником стал Ельцин!) С 1959 до 1991 был секретарём Союза писателей СССР. И с 1961 до 1990 – кандидат в члены ЦК КПСС.

***

«Революции, советскому строю я обязана решительно всем. И прежде всего нелёгкой, но единственно необходимой для меня судьбой поэта…» – так в своей биографии пишет Людмила Константиновна Татьяничева, родившаяся 19 декабря 1915 года.

С одной стороны, это правда. Она обязана революции, советскому строю. Пришла на Магнитогорский комбинат в 1934 году. То есть, не совсем на комбинат, а на Магнитку, как все называли тогдашнюю великую «стройку века». По путёвке горкома комсомола направлена в редакцию газеты «Магнитогорский рабочий». Тут же избрали депутатом горсовета. Стала совмещать эти нелёгкие обязанности с писанием стихов и с заочной учёбой в Литературном институте.

Во время войны в Челябинске вышел первый сборник стихов «Верность» (1944). Через несколько месяцев была назначена директором челябинского областного книжного издательства. В 1943 году в Челябинске открылось отделение Союза писателей СССР. Татьяничева возглавляла его десять лет, ещё до того, как вступила в Союз. Два года работала собкором «Литературной газеты» по Уралу.

И переехала в Москву работать освобождённым секретарём Союза писателей РСФСР.

А через некоторое время в Москву на должность Первого секретаря ЦК ВЛКСМ переводят бывшего секретаря Челябинского обкома КПСС Е. М. Тяжельникова, который едва ли не в первой своей речи, посвящённой литературе, дал понять на кого опирается – на бывших земляков – поэтов Л. К. Татьяничеву и В. В. Сорокина.

И дела у Татьяничевой пошли совсем хорошо. 30 книг она выпустила при жизни (умерла 8 апреля 1980 года). Разумеется, отмечена Госпремией РСФСР имени Горького. Два ордена «Знак почёта», два – Трудового Красного Знамени», орден Октябрьской Революции.

А теперь вернёмся к началу. Я сказал, что с одной стороны, это правда: она всем обязана советской номенклатуре. Пришло время сказать: с другой стороны. Ведь она написала, что не просто всем обязана, но главное: обязана «единственно необходимой для меня судьбой поэта». Но в этом она ошиблась. Такую судьбу Бог ей не дал. Поэтом она не стала.

Конечно, можно, наверное, выбрать несколько неплохих стихов из 30 книг. Но мне не повезло: ничего лучшего, чем это стихотворение, не попалось:

Слишком туманно выражено чувство, чтобы в него поверить. Да и как относится героиня к герою? Любит его? Жалеет его? Осуждает его? Трудно ответить на эти вопросы.

***

В 1832 году пятнадцатилетний Константин Сергеевич Аксаков был уже студентом словесного отделения Московского университета.

Кружок его товарищей состоял из Станкевича, Корша, Белинского, Кетчера, Пасека. Позже к ним добавились Катков, Грановский, Тургенев, Боткин.

В 1837-м Грановский уехал за границу. Кружок распался и К. Аксаков примкнул к другому кружку – славянофилов: Хомяков, Самарин, Киреевский.

В 1841-м Аксаков защитил магистерскую диссертацию о Ломоносове. И здесь столкнулся с цензурой, которая заставила его изменить некоторые выражения о Петре и петровском периоде в России. И в дальнейшем цензура будет цеплять Аксакова весьма часто. Его драма «Освобождённая Москва» была снята со сцены.

В 1857-м Аксаков редактировал газету «Молва». Его историко-философские исследования и критические статьи издавались отдельными книгами, печатались в прессе. Кроме них, он писал драмы, стихи (оригинальные и переводные).

Полное собрание сочинений, затеянное К. Аксаковым между 1861 и 1880 годами осталось неоконченным: вышли три тома (третий том посвящён «Опыту русской грамматики».

В работе «О внутреннем состоянии России» (1855) Аксаков утверждал, что русские – народ негосударственный, то есть не ищущий участия в управлении. И потому чуждый революционного и конституционного начала. Аксаков противопоставлял «государево» и «земское». «Государево» – дело военное. Его смысл в защите граждан. В России оно единственно возможно в форме монархии, ибо строжайшая дисциплина и единоначалие в военном деле уравновешены независимостью совести и мысли в деле общественном. При Петре государство обособилось от народа. Из служителя народа оно превратилось в идол, потребовавший себе во всём беспрекословного подчинения. Отсюда – раскол, крепостное состояние и взяточничество.

Аксаков очень любил Сергея Тимофеевича, своего отца. Его смерть ударила и по сыну, он не перенёс потери: скончался 19 декабря 1860 года (родился 10 апреля 1817-го).

***

Надо признать, что в моём детстве Вера Васильевна Чаплина пользовалась популярностью. Её книги взять в библиотеке было не так-то легко: за ними стояла очередь.

Видимо, любить животных, интересоваться ими, их повадками – в природе ребёнка.

Вера Васильевна не только написала книги «Мои воспитанники», «Кинули», «Четвероногие друзья», «Питомцы зоопарка», но сама связала свою жизнь с зоопарком. Так, ещё в 1933 году она создала площадку молодняка, где разные звери превосходно уживались друг с другом.

Побывала она до войны заведующей секцией хищников. В эвакуацию в Свердловск её направили вместе с частью особо ценных животных. В 1942 году она – зам директора Уралзоопарка (Свердловск). Весной 1943-го она возвращается в Москву, где получает назначение директора производственных предприятий Московского зоопарка.

В Союз писателей её принимают в 1950 году, причём её рекомендатели Маршак и Кассиль очень удивлены, что до сих пор она не в Союзе.

С конца сороковых годов у неё появляется соавтор – писатель-натуралист Георгий Скребицкий. В соавторстве они пишут сценарии к мультфильмам «Лесные путешественники» (1951), «В лесной чаще» (1954). Совместно совершают поездку в Западную Белоруссию и выпускают книгу «В Беловежской пуще» (1949).

Кажется, последней её книгой была «Случайные встречи» (1976) – сборник остроумных, захватывающе интересных рассказов о животных.

Вера Васильевна умерла 19 декабря 1994 года (родилась 24 апреля 1908-го).

20 декабря

Американцы, издав в 90-х «Цемент» Фёдора Гладкова, объяснили в предисловии, что этот роман раскрывает секрет быстрого возрождения экономики России после страшной Гражданской: народ устал от голода и холода и потому спешил восстановить благополучие.

Американцам это простительно. Историю чужой страны им досконально знать не обязательно. Но любопытно, что именно об этом оповестила своих читателей «Литературная газета» Юрия Полякова. Будто не было у Гладкова других задач, как расписывать ударный труд соотечественников.

На самом деле, хотя «Цемент» действительно стоит у истоков поощряемой властью производственной литературы, он всё-таки заключает в себе многие, в том числе трагические стороны действительности. Трагедийность вовсе не отменяет оптимистической концовки романа, но даёт понять, какую цену заплатили герои за своё продвижение вперёд: разрушена семья главных героев, поругана любовь, мать, которая с лёгкостью оставляет маленькую дочь, собирающую пищу на свалке. «Цемент» автор неоднократно переписывал (последний раз – в 1944), написал как бы в его продолжение роман «Энергия» (тоже представил потом новую редакцию в 1958). Оба романа достаточно серьёзно критиковал Горький. Особенно Горькому не нравился язык героев «Цемента».

Но сталинские премии Гладков получил не за эти романы. В 1950-м премия 2 степени за «Повесть о детстве», в 1951-м премия 1 степени за повесть «Вольница».

И, по правде сказать, эти повести вместе с третьей «Лихая година», составившие автобиографическую трилогию Гладкова нравятся мне гораздо больше его первых «индустриальных» вещей.

Умер Фёдор Васильевич 20 декабря 1958 года (родился 21 июня 1883-го).

***

Игорь Северянин (настоящее имя Игорь Васильевич Лотарёв) прославился своим сборником стихов «Громокипящий кубок» (1913). Предисловие к нему написал Фёдор Сологуб. После выхода книги Северянин выступал со своими поэзоконцертами в Москве и в Петербурге. Неизменно собирая переполненные залы. Салонность его поэзии была на грани пародийности, музыкальность стиха вполне соперничала с бальмонтовской.

Основал движение эгофутуризма (начало 1912). Но, поссорившись с сыном Фофанова Константином Олимповым, претендовавшим на главенство, объявил в своём знаменитом стихотворении «Я гений Игорь Северянин» о выходе из движения и стал ездить по стране с кубофутуристами (Маяковский, Хлебников, Кручёных).

Сборники, вышедшие после «Громокипящего кубка», не были встречены с прежним триумфом, ученики Северянина отходили от учителя (единственный, кто не покинул его, был Георгий Шенгели).

Ничем, как остатками былой славы, не объяснишь то обстоятельство, что 27 февраля 1918 года в Политехническом музее на избрании «Короля поэтов» победил Игорь Северянин, опередивший Маяковского и Каменского.

Ещё до революции Северянин купил дачу в Эстонии, в местечке Тойла. Туда он и переехал после революции.

Но поздняя его лирика значительно уступает ранней. Он пробует писать автобиографические романы в стихах, но именно их стихотворная форма обеспечивает скуку, которую они навевают на читателя.

В Эстонии он стал крупнейшим переводчиком эстонской поэзии на русский язык. И этим безусловно оставил свой след в деле творческого обогащения любителей поэзии.

Когда Красная армия оккупировала Эстонию, Северянин попытался стать советским поэтом. Но у него этого не получилось. Стихи выходили плакатными, лишёнными истинной страсти.

Умер Северянин в оккупированном немцами Таллинне 20 декабря 1941 года (родился 16 мая 1887-го).

В память о нём – грустные и очень человечные стихи:

21 декабря

Биография Всеволода Витальевича Вишневского (родился 21 декабря 1900 года) начинается с героики. Во время Первой мировой войны он сбежал на фронт и воевал довольно храбро: получил две Георгиевские медали III и IV степени и Георгиевский крест IV степени.

Участвовал в вооружённом восстании в Петрограде, в гражданской войне. Был бойцом 1-го Морского берегового отряда, в 1918 – начале 1919-го – пулемётчик корабля Волжской флотилии «Ваня-коммунист», №5, в 1919 – начале 1920-го – пулемётчик бронепоездов «Грозный» и «Коммунар» №56, входящего в состав 1 Конной армии. Потом – политработник на Черноморском и Балтийских флотах. Работал редактором журнала «Краснофлотец».

В 1925-м – старший редактор издательства Военно-морских сил РККА. Пять лет вёл научную работу. Изучал для военно-научной, исследовательской работы немецкий, французский и английский языки. Дал в 1925—1930 годах для Военно-Морской академии курс «Материалы по изучению морального элемента английского флота», «Командный состав английского флота», «Юнги, матросы и унтер-офицеры английского флота», «Резервы личного состава английского флота», «Личный состав финского флота». Этот курс Академия в совокупности приняла как научное пособие.

В 1927-м приказом Реввоенсовета СССР зачислен в штат Военно-Морской академии. С августа 1930-го по военной линии: командир резерва Высшего начсостава РККА. Приказом Реввоенсовета СССР в апреле 1931-го направлен на оборонную работу в литературе. Получил назначение начальником Военного отдела Ленинградского – Балтийского ЛОКАФа и Начальником военных курсов для писателей. В декабре 1931-го переведён в Москву для руководства всесоюзной оборонной литературной работой. Назначен в редколлегию журнала «Знамя». Член президиума Союза советских писателей. Член партийного комитета Союза советских писателей. По военной линии находится в составе «тысячи» высшего начсостава РККА. В 1935 году руководил литературной группой в Военной академии имени Фрунзе.

Большинство этих сведений обнародовано совсем недавно. Когда открылись архивы НКВД, секретные архивы РККА.

Теперь, кажется, становится более понятно, почему Вишневский один из всех писателей имел до войны два ордена Ленина.

То, что он получил их не за писательство, говорит орден «Знак Почёта», который ему вручили в 1939 году, – в первое массовое награждение писателей орденами и медалями.

Удивляешься, как при таком объёме штабной военной работы у него хватало времени писать. А он до войны, в тридцатых написал пьесы «Мы из Кронштадта», «Последний решительный» и «Оптимистическую трагедию».

По его сценарию в 1936-м режиссёр Е. Дзиган снял фильм «Мы из Кронштадта» – культовый, сопоставимый по популярности с «Чапаевым» братьев Васильевых.

Был активным противником Михаила Булгакова и Михаила Зощенко. Вишневский – прототип Мстислава Лавровича, того критика, который предлагает в «Мастере и Маргарите» ударить по пилатчине и по тому редактору, который протащил её в печать.

С другой стороны, Вишневский помогал деньгами ссыльному О. Мандельштаму.

Ясно, что Вишневский участвовал и в советско-финляндской войне и в Отечественной. Был корреспондентом «Правды». В блокадном Ленинграде возглавил оперативную группу писателей при политуправления Балтфлота. По заданию Балтфлота вместе с В. Азаровым и А. Кроном написал пьесу «Раскинулось море широко…», которую поставил ленинградский театр музыкальной комедии в 1942 году. Через год в Барнауле её ставит А. Я. Таиров (причём музыку к этому спектаклю написал Г. В. Свиридов). О ленинградцах в годы войны Вишневский написал ещё одну пьесу «У стен Ленинграда». Кстати, в 1943-м у Вишневского очень высокий армейский чин. Он – капитан 1 ранга.

В 1944 переехал в Москву. Стал главным редактором «Знамени». Напечатал повесть В. Некрасова «В окопах Сталинграда» (первоначальное название – «Сталинград») и выдвинул её на сталинскую премию. Напечатал стихи Анны Ахматовой, от которых, правда, отрёкся в статье, опубликованной в «Литературной газете» 7 сентября 1946 года.

Закончил он пьесой «Незабываемый 1919-й», где вернулся к теме Гражданской войны, обороны Петрограда. То есть, прикрылся этой темой, как фиговым листком, восславив Сталина как великого полководца, проявившего свой гениальный дар уже тогда – в 1919-м. Сталин оценил этот шаг высшей оценкой – дал Вишневскому в 1950-м сталинскую премию 1 степени.

Но 28 февраля 1951 года Вишневский скончался.

В найденном в архивах потаённом дневнике Вишневского не удивляет запись о кампаниях 1937 года:

«Сильно чувство о России, её истор [ической] миссии и пр. Всё это как-то глубоко входит в душу и сознание. Наша мировая функция, возможности. Народ вышел на широчайшую арену, сил масса (зачеркнуто: ускорение), наше огромно (исправлено на: дела) культурн [ые] накопления дадут в ближ [айшие] 10 лет необыкновенные результаты. 30—40 млн. людей с образованием, активные весьма, всё молодо. Старые вылетают, чистка». И сразу после констатации этой кровавой «чистки»: «К лучшему!» Как написал об этом критик Л. Максименков, «Вишневский, испугавшись смелости собственной немарксистской и мальтузиански-бесчеловечной мысли, зачёркивает последний, итоговый вывод: „В стране процессы 37 г. дали ускорение омоложения“» («Вопросы литературы», 2008, №1).

Думаю, что, не испугавшись, а, устыдившись, Вишневский зачеркнул этот вывод. И начало его редакторской деятельности в «Знамени» говорило, что совесть (пусть даже в остатках), но жила в его душе.

После 1946-го он занялся истреблением совестливости. Что ему это удалось и говорит значок лауреата сталинской премии, чуть ли не привинченный на крышку гроба.

***

Вадик Черняк, Юра Смирнов и Саша Аронов были в литературном объединении «Магистраль» неразлучной тройкой.

Я оценивал стихи всех трёх достаточно высоко. А Борис Абрамович Слуцкий к Черняку благоволил. Рекомендовал его стихи всем редакциям.

Вадик печатался не слишком активно. Он писал не только стихи, но и статьи о шахматах. Вёл шахматный раздел в журнале «Сельская молодёжь».

Так вот с шахматами у него дела складывались лучше, чем со стихами. Он успел выпустить несколько книг по шахматам, пока наконец не появился его первый сборник «Большая осень». Книга вышла в 1989 году. Вадиму Григорьевичу Черняку было 55 лет. Он родился 21 декабря 1934 года.

Он работал в «Московском комсомольце», в журналах «Комсомольская жизнь» и «Сельская молодёжь». Был главным редактором альманаха «Подвиг». Знал, казалось бы, всех в редакторском мире. Но свои стихи проталкивать не умел.

Чужие – умел! После смерти Юры Смирнова он очень много сделал для того, чтобы выпустить достойную книгу друга. У Юры из-за семейных неладов перед смертью рукописи были разбросаны, какие-то листы просто утеряны или уничтожены. Вадик по памяти восстановил немало прекрасных строк.

Умер Вадим Григорьевич 18 апреля 2008 года. Хороший был поэт!

22 декабря

Я только недавно узнал, что известная частушка «Обменяли хулигана на Луиса Корвалана» не фольклорная, как я думал. Её написал Вадим Николаевич Делоне, родившийся 22 декабря 1947 года.

Делоне – из семьи потомственных математиков. Поначалу и сам поступил в математическую школу. Но ушёл. Школу закончил экстерном. Поступил учиться в Пединститут имени Ленина (сегодняшний МПГУ).

В 1960—1963 ещё школьником посещал поэтические сходки у памятника Маяковского. После возобновления чтений в 1965 году стал их постоянным участником, сблизился с поэтами-«смогистами», хотя сам в СМОГ не входил. Написал обращение в Идеологическую комиссию ЦК КПСС с требованием легализовать СМОГ. За это был выгнан из института и исключён из комсомола.

Первая публикация стихов Делоне состоялась за рубежом («Грани», 1967, №66).

Вместе с друзьями подготовил и провёл митинг 22 января 1967 года в защиту Галанскова и других, арестованных по политическим мотивам. Вместе с друзьями Делоне был арестован.

Московский городской суд 30 августа – 1 сентября 1967 года слушал дело по обвинению Буковского, Делоне и Е. Кушева по недавно введённой статье 190—3 УК РСФСР («Организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок»), Буковский вину не признал. Кушев и Делоне признали вину частично. Суд обоих приговорил к одному году условно с пятилетним испытательным сроком.

После освобождения Делоне уехал в Новосибирск, поступил в местный университет, продолжал писать стихи, участвовал в конкурсе молодых поэтов.

В начале 1968 года выступил с открытым письмом в «Литературную газету» и «Комсомольскую правду» (оно было опубликовано нью-йорской газетой «Новое русское слово»), в котором шла речь о демонстрации на площади Пушкина 22 января 1967 года, подчёркивалось, что Гинзбург, Галансков, Буковский, Хаустов – люди честные и мужественные, борцы за гражданские права.

В ответ в областной новосибирской газете напечатали статью «В кривом зеркале» с нападками на поэзию Делоне и на его гражданскую позицию. Делоне уходит из института и возвращается в Москву.

Вместе с пятью другими участниками вышел на демонстрацию 25 августа 1968 года, протестуя против советской агрессии в Чехословакии. Условный приговор висел над ним. И при суде в октябре 1968 года это учитывалось. Делоне был приговорён к 2 годам и 10 месяцам лагерей. Срок отбывал в Тюменской области.

3 января 1973 года за участие в издании «Хроники текущих событий» была арестована его жена – И. М. Белогородская. Делоне добился её освобождения и в ноябре 1975 эмигрировал с ней из СССР.

В Париже в 1979 году опубликовал повесть о лагере «Портреты в колючей раме». Поэтический его сборник «Стихи. 1965—1983» вышел уже посмертно.

Скончался Вадим Николаевич 13 июня 1983 года.

***

Дмитрий Михайлович Цензор (родился 22 декабря 1877 года) был довольно популярен в начале прошлого века. Ещё со знаменитых «Пятниц Случевского» он был знаком с Гумилёвым, Ахматовой, Сологубом, Бальмонтом, Брюсовым, Мандельштамом. Блок писал рецензию на одну из его книг. А один из его современников вспоминал, что Цензор был из тех, кто нёс на плечах гроб Блока в 1921 году.

Корней Иванович Чуковский сделал Цензора героем своего пародийного романа «Нынешний Евгений Онегин»: «И Цензор – дерзостный поэт – / украдкой тянется в буфет». А Михаил Михайлович Зощенко в рассказе «Случай в провинции» рассказывает, как он с тремя деятелями искусства, среди которых был «лирический поэт Цензор», выехал из Питера «в поисках лёгкого хлеба».

До революции Цензор был автором трёх книг: «Поэтическое гетто» (1907), «Крылья Икара» (1908), «Легенда будней» (1913).

Тот же Блок вовсе не одобрял поэзии Д. Цензора, когда писал, что тот – «создание петербургской богемы, одной из последних формаций, именно той, которая, в свою очередь, создана революцией 1905 года». И пояснял, что у Цензора «налицо» основной признак богемы: «восприятие мира кочевое, ничто не задерживает взгляда особенно, нет никакого стержня, который мог бы расти и развиваться». Всё же Блок находил и некие похвальные для Цензора вещи: «…он чист душой и, главное, что временами он поёт как птица, хотя и хуже птицы; видно, что ему поётся, что он не заставляет себя петь».

В двадцатых годах Цензор ещё сотрудничал в сатирических журналах «Бегемот», «Смехач», «Пушка». А потом замолчал. Печатался в неизвестных газетах-многотиражках. В 1937-м выпустил книгу для детей, а в 1940-м книгу «Стихотворения 1903 – 1938».

Но отметим, что выпуск этих книг стал возможен благодаря тому, что Цензор стал секретарём партийной организации Ленинградского отделения Союза писателей.

Его пасынком был знаменитый фигурист Олег Протопопов (тот, который с женой Людмилой Белоусовой выехал вместе с ленинградским балетом на льду в Швейцарию в 1979 году. Семейная пара запросила и получила политическое убежище). Так вот двукратный чемпион Олимпийских игр Протопопов вспоминал, что «отчим спас нам жизнь, вытащив нас с мамой из блокадного Ленинграда, когда мы были уже на грани смерти».

Кроме книг, остались ещё «нотные издания» Цензора, которые охотно издавались до революции: нотная запись одного или нескольких стихотворений. Цензор оставил романсы, цыганские романсы и песни «для голоса с сопровождением фортепиано».

Умер он 26 декабря 1947 года, не дожив четыре дня до семидесятилетия.

***

Георгий Михайлович Фридлендер с 1955 года и до самой смерти (скончался 22 декабря 1995 года; родился 9 февраля 1915-го) работал в ИРЛИ АН СССР (Пушкинском доме). В 1990 году был избран академиком АН СССР.

Главный труд его жизни – это тридцатитомное Полное собрание сочинений Ф. М. Достоевского, где Фридлендер был заместителем главного редактора. Из сочинений наиболее авторитетны «Лессинг. Очерк творчества» (1957), «Достоевский в движении времени» (1983), «Достоевский и мировая литература» (1979, отмечена в 1983 году Госпремией СССР).

Он готовил академические Собрания сочинений Гоголя, Белинского, Успенского. Руководил подготовкой к изданию «Летописи жизни и творчества Достоевского» в трёх томах.

23 декабря

Судьба Екатерины Александровны Мещерской с самого начала была трагической

После революции были конфискованы все имения Мещерских и квартира на Поварской улице, дом 22. Мещерская и её мать были объявлены «лишенками», то есть лишены права на труд и выселены из Москвы. Как бродяг их задерживали. В общей сложности они подвергнуты 23 обыскам, 13 арестам, содержались в Бутырской, Новинской и Таганской тюрьмах.

В конце 1919 года мать получила работу заведующей столовой водопроводной станции в Рублёво, а дочь некоторое время спустя стала преподавать музыку в местной школе.

В 1920-м они вернулись в Москву, где их поселили в сильно уплотнённой их бывшей квартире на Поварской.

В 1933 году при первой паспортизации им паспорта не выдали. И как беспаспортных арестовали и бросили в подвалы Лубянки.

Получив всё-таки паспорта, они вышли из тюрьмы.

Последним мужем Екатерины Александровны был И. С. Богданович – сын расстрелянного царского генерала, бывший актёр, ставший заведующим приёмной канцелярии Патриарха Пимена.

В 1918 году ВЧК изъяла живописную коллекцию, принадлежавшую Мещерским. Говорят, что там было тондо (барельеф, картина круглой формы) «Мадонна с младенцем», которое, как полагают, принадлежало кисти Боттичелли. В настоящее время это тондо находится в Пушкинском музее.

Но чекисты не нашли рубиновых серёг, которые мать невесты Пушкина Натальи Николаевны подарила ей на свадьбу.

Наталья Ивановна – тёща Пушкина была сумасбродным человеком. Что-то ей не понравилось, и она отняла у дочери эти серьги. Отдала ли она их Марии Мещерской – жене старшего брата Натальи Николаевны Пушкиной? Той Марии, что стала владелицей гончаровского Яропольца? Скорее всего. Потому что последняя владелица Яропольца Елена Борисовна Мещерская-Гончарова эти серьги получила именно от Марии Мещерской.

А у Елены Борисовны детей не было, она отдала серьги матери Екатерины Александровны, о которой мы ведём сейчас речь, которая и получила их в подарок от мамы к 16-летию.

Дальше предоставим слово беседующим с ней известному журналисту Феликсу Медведеву:

«– Но как же вы смогли сохранить такую реликвию? Ведь чтобы заработать на хлеб, вы после революции работали швеёй!

– Так и сохранила. Мне, ещё девчонкой начавшей кормиться собственным трудом, незнакома алчность к вещам. Пожалуй, мы с мамой особенно тяжело переживали лишь в тот день, когда у нас реквизировали портрет отца работы Карла Брюллова. Кстати, сейчас он находится в Киеве в Русском музее, а бронзовый бюст отца, сделанный Паоло Трубецким, – в запасниках Третьяковской галереи. Единственную реликвию семьи Мещерских, с которой я не расставалась и, несмотря на нужду и голод, хранила и даже носила, это «пушкинские серьги». Я думала, что перед смертью передам их народу, как и всё, что у нас было, но, как говорится, «земля приглашает, а Бог не отпускает». Я так тяжело больна и слаба, что превратилась в беспомощного инвалида. По правде сказать, мне никогда не хватало пенсии, так как при моём больном сердце, а тем более после того как я сломала шейку правого бедра, а позже и левого, без такси я никуда. Вот почему сейчас, на пороге могилы, я вынуждена расстаться с этой, – Екатерина Александровна отчётливо произнесла, – реликвией».

Интервью довольно длинно. Хотя и содержит много интересных вещей. Медведев сумел донести сведения о бесценных серьгах до Александра Николаевича Яковлева, который рассказал о них Раисе Сергеевне Горбачёвой.

Серьги были помещены в коллекцию литературного музея А. С. Пушкина.

Екатерине же Александровне была назначена персональная пенсия союзного значения, имея которую, она полностью отдалась своему любимому делу: писала мемуары.

Она оставила очень интересные воспоминания о своей жизни, написанные хорошим литературным языком. Они были изданы в России и за рубежом. Основные произведения «Отец и мать», «Детство золотое», «Годы учения», «Конец «Шахерезады», «Рублёво», «Змея», «История одного замужества», «История одной картины», «Однажды».

Умерла Екатерина Александровна Мещерская 23 декабря 1994 года (родилась 4 апреля 1901 года).

24 декабря

Михаил Семёнович Голодный (родился 24 декабря 1903 года) уже самим своим псевдонимом указывает на причастность к революционным литераторам, близким социал-демократам. Горький, Бедный, Голодный – такие псевдонимы брали, чтобы подчеркнуть, что ты находишься, – на стороне тех, кто испытывает нужду, бедность, нищету. И при этом совершенно было неважно, что горечи жизни Горький не выносил, наоборот – тянулся к жизненной сладости и потому умер в подаренном ему особняке Рябушнинского. Неважно было, что Бедный бедности не знал, жил сперва с большевистскими вождями в Кремле, а потом в отдельном доме на бульварном кольце. Важна была маска, которую как бы отрабатывали писатели под своими псевдонимами.

Голодный дебютировал со стихами в 1919 году. Считается, что вместе с Михаилом Светловым он стоял у истоков молодёжного рабкоровского движения. Во всяком случае, он много печатался в прессе у себя в Екатеринославе, потом в Харькове, потом в Москве.

До 1927 года входил в группу «Перевал», но затем перешёл в РАПП. Вступил в партию. Жил в знаменитом писательском кооперативе (Камергерский переулок, 2). Во время войны был военным корреспондентом центральных и фронтовых газет.

Его поэзия как бы вобрала в себя революционную мифологию советского государства. В основном он писал о героике Гражданской войны. «Песня чапаевца», «Песня о Щорсе», «Партизан Железняк», «Веерка Вольная», «Судья ревтрибунала» – все эти вещи были мифотворчеством. Многое в будущем оказалось не соответствующем действительности.

Погиб Голодный 20 января 1949 года при невыясненных обстоятельствах (сбит машиной).

Стихи его не пережили своего автора. И понятно:

Вот так – зелёный, то есть прорастающий мир. Прорастающий из могил, что посеял лирический герой Голодного. Увлечённый мифологизацией автор, кажется. и сам не понимает, как ужасна, отвратительна, бесчеловечна его метафора!

***

Дважды был ранен Александр Александрович Фадеев, родившийся 24 декабря 1901 года. В первый раз на Дальнем Востоке, где воевал с белыми в 1919—1921 годах, занимая посты комиссара полка, комиссара бригады. Во второй раз – в 1921 году, когда как делегат X съезда РКП (б) был послан в Кронштадт для усмирения взбунтовавшихся против большевиков матросов-участников Октябрьской революции.

О становлении советской власти на Дальнем Востоке он написал повесть «Разлив». О гражданской войне там же – роман «Разгром». Между «Разливом и «Разгромом» всего два года разницы, но как мощно обрастал Фадеев мастерством!

И, увы, как быстро он его растерял!..

В своём предсмертном письме, адресованном ЦК КПСС, он писал о себе:

«Созданный для большого творчества во имя коммунизма, с 16 лет связанный с партией, с рабочими и крестьянами, одарённый богом талантом незаурядным, я был полон самых высоких мыслей и чувств, какие только может породить жизнь народа, соединённая с прекрасными идеями коммунизма».

Ну, учтём облик адресата, к которому в первую очередь обращены эти «во имя коммунизма», «с прекрасными идеями коммунизма». Но решивший свести счёты с жизнью Фадеев думает не только об адресате. Он действительно убеждён в благе коммунистических идей, которое заглушил для народа бюрократический партийный аппарат. Он не понял, что начал терять свой писательских дар, ступив на первую же ступеньку карьерной лестницы.

Согласитесь, когда ему писать, если в 1924—1926 году он на партийной работе в Ростове-на-Дону и в Краснодаре? Создаёт там Северо-Кавказскую ассоциацию пролетарских писателей. В 1926—1932 – один из руководителей РАПП. Сразу после роспуска РАПП, Фадеев – один из руководителей Союза писателей, а с 1939 по 1944 – секретарь Президиума ССП. Он пытается писать урывками новый роман о Гражданской войне на Дальнем Востоке «Последний из удэге» (1929—1940), но закончить его не может.

Всё время было не до него.

Идут политические процессы. Скажем, процесс по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра». Письмо Фадеева, А. Толстого, Павленко и ещё нескольких писателей: «Требуем беспощадного наказания для торгующих родиной изменников, шпионов и убийц». А 25 января 1937 года выступает в «Правде» уже без соавторов, пишет о «кривляющихся перед судом бесстыдно-голеньких ручных обезьянах фашизма».

В 1939-м на XVIII съезде ВКП (б) избирается членом ЦК партии. Сразу после войны – в 1946-м – генеральный секретарь Союза писателей. И в этом же, 1946-м, – депутат Верховного Совета СССР.

Во время войны – военный корреспондент «Правды» и Совинформбюро. С отъездом на фронт оргсекретаря Союза писателей Ставского исполнял и его обязанности, взяв на себя ручное управление Союзом писателей.

Сколько он знает того, чего не должен знать никто!

Это надо иметь в виду, чтобы не подозревать писателя Григория Свирского в том, что он якобы повторяет сплетню о Фадееве. Нет, Свирский пишет о подтверждённом документами факте:

«Он знал о предстоящих расправах. За день до обыска у старейшего писателя Юрия Либединского Фадеев поспешил в его квартиру (хозяев не было дома, открыла старуха-родственница, знавшая Фадеева в лицо и потому ничем не обеспокоенная). Перерыв в кабинете писателя все бумаги, он отыскал, наконец, и унёс папку: в ней хранилась его переписка с Либединским, которому он, Фадеев, был обязан своей славой. Именно Юрий Либединский впервые „открыл“ молодого провинциального литератора Сашу Фадеева. Помог перебраться в Москву, напечататься. Папка с письмами „меченого“ Либединского могла скомпрометировать и его, Генерального секретаря Союза писателей».

И сколько таких постыдных эпизодов в биографии этого аппаратчика, который не выбросил из головы мечту о писательстве.

В 1943 году к Фадееву обращается ЦК ВЛКСМ. Фактически ему дают заказ на создание романа «Молодая гвардия». Фадеев увлёкся. Писал, по собственному свидетельству, «с большой любовью, отдал роману много крови сердца» и получил сталинскую премию 1 степени. Роман немедленно был включён в школьную программу, как вдруг в «Правде» появляется статья, где Фадеева обвиняют в смертельном грехе – он не показал роли коммунистической партии в руководстве молодёжным подпольем. Что партия подпольем не руководила, Фадеев знал, но пытался оправдаться, обходя этот щекотливый вопрос: «Я писал не подлинную историю молодогвардейцев, а роман, который не только допускает, а даже предполагает художественный вымысел».

Но не тут-то было. Фадеев знал, что «Правда» (Сталин) шутить не любит. И послушно написал вторую редакцию: переделал, как горько шутил, «Молодую гвардию» на старую!

В 1950-м его избирают вице-президентом Всемирного Совета Мира.

Но мы остановились на 1946-м. Именно в этом году Фадеев проводит особо репрессивную политику по отношению к своим коллегам – выполняет решения партии и правительства в отношении таких писателей, как М. Зощенко, А. Ахматова, А. Платонов. Много членов писательского Союза было репрессировано в результате только этой кампании.

А с чего началась кампания по борьбе с космополитизмом? С того, что в «Правде» появилась статья «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Один из писавших эту статью был Фадеев. Он же приложил много стараний, чтобы очистить Союз писателей от космополитов. Собрания по этому поводу шли несколько лет и по нескольку раз в неделю.

Справедливости ради, следует отметить, что тайком Фадеев помогал иным репрессированным: хлопотал о выделении Литфондом денежной суммы для нуждающегося Зощенко, проявил участие в судьбе Пастернака, Заболоцкого. Льва Гумилёва, несколько раз передавал деньги жене Платонова на лечение писателя.

Но кампания по борьбе с космополитизмом искорёжила судьбы очень многих литераторов. И в большинстве случаев в этих погромах участвовал Фадеев.

После смерти Сталина началось отрезвление. На съезде партии Фадеева перевели из членов в кандидаты в члены ЦК. Фадеев потерял пост генерального секретаря и председателя Союза писателей, но остался одним из секретарей.

В один прекрасный день Фадеев по-радищевски «оглянулся вокруг меня»: выяснилось, что жить он больше не в состоянии.

Он застрелился на даче 13 мая 1956 года, оставив письмо в ЦК КПСС, которое немедленно было взято работниками КГБ и спрятано в их архивах.

Только перестройка заставило вытащить его и обнародовать. Оно очень известно. Поэтому процитирую отрывки:

«Не вижу возможности дальше жить, так как искусство, которому я отдал жизнь свою, загублено самоуверенно-невежественным руководством партии и теперь уже не может быть поправлено. Лучшие кадры литературы – в числе, которое даже не снилось царским сатрапам, физически истреблены или погибли, благодаря преступному попустительству власть имущих; лучшие люди литературы умерли в преждевременном возрасте; всё остальное, мало-мальски способное создавать истинные ценности, умерло, не достигнув 40—50 лет. <…>

Самодовольство нуворишей от великого ленинского учения даже тогда, когда они клянутся им, этим учением, привело к полному недоверию к ним с моей стороны, ибо от них можно ждать ещё худшего, чем от сатрапа Сталина. Тот был хоть образован, а эти – невежды.

Жизнь моя, как писателя, теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушивается подлость, ложь и клевета, ухожу из этой жизни.

Последняя надежда была хоть сказать это людям, которые правят государством, но в течение трёх лет, несмотря на мои просьбы, меня даже не могут принять.

Прошу похоронить меня рядом с матерью моей. А. Фадеев».

В заключение отмечу, что не выполнили даже этой последней просьбы. Рядом с матерью Фадеева не похоронили.

25 декабря

У Владимира Галактионовича Короленко звание «почётный академик Императорской Академии наук по разряду изящной словесности» сопровождено весьма коротким временны́м ограничителем: 1900—1902.

Это значит, что академиком Короленко выбрали в 1900-м. А в 1902-м он вышел из Академии. Вышел в знак протеста против исключения из Академии Горького.

Стал бы он это делать, знай, как поведёт себя Горький с большевиками, как будет обслуживать Сталина?

Впрочем, Короленко до этого не дожил. Он умер 25 декабря 1921 года (родился 27 июля 1853). Исключительно честный человек он и в другом не провидел бесчестности.

Короленко рано примкнул к народническому движению. Раньше, чем начал писать. Уже в 1876 году его высылают в Кронштадт под надзор полиции.

А в 1879-м в печати появляется его первая новелла «Эпизоды из жизни „искателя“». И в том же 1879-м его по подозрению в революционной деятельности отправляют в вятский город Глазов, оттуда в разные посёлки, из которых за самовольную отлучку поместили в вятскую тюрьму, затем в Вышневолоцкую пересыльную тюрьму.

Из Вышнего Волочка отправили в Сибирь, однако, прибыв в Томск, он узнал, что его возвращают в Европейскую часть России под надзор полиции. Живёт он в Перми.

Но через год – в 1881-м он отказывается принести личную присягу новому императору Александру III, за что снова выслан в Сибирь. Шесть лет он живёт в Якутии.

В 1885 году вернулся в Нижний Новгород. Выходят его «Очерки и рассказы», в которых отражены сибирские впечатления Короленко. Наконец, выходят вещи, прославившие писателя: «Сон Макара» (1885), «В дурном обществе» (1885) и «Слепой музыкант» (1886).

В девяностых Короленко много путешествует. Посещает США, присутствует на Чикагской Всемирной выставке 1893 года. Результатом этой поездки стал роман «Без языка».

В 1885—1890 писатель живёт в Петербурге. Редактирует журнал «Русское богатство»

В 1900 переселился в Полтаву, где живёт до самой смерти. На лето выезжает в построенную им дачу на хуторке Хатки.

Царское правительство вынуждено считаться с популярностью бесстрашного писателя. Он описывал голод 1891—1892 годов в цикле эссе «В голодный год», сыграл большую роль в оправдании удмуртов, обвинённых в совершении ритуальных убийств («Мултанское дело»), обличал царских карателей, расправлявшихся с украинскими крестьянами, которые боролись за свои права («Сорочинская трагедия», 1906). В 1911—1913 годах боролся с антисемитизмом, который лежал в основе сфабрикованного «дела Бейлиса», добился оправдания подсудимого.

Но и после Октябрьской революции Короленко не мирился с насилием большевиков. Показательно письмо Ленина Горькому. Для Ленина Короленко «жалкий мещанин, пленённый буржуазными предрассудками» Ленин возмущён, что «гибель сотен тысяч в справедливой гражданской войне против помещиков и капиталистов» вызывает у Короленко «ахи, охи, вздохи, истерики». И заключает: «Нет. Таким „талантам“ не грех посидеть недельки в тюрьме…»

Короленко не скрывал своих взглядов. Он бесстрашно писал Луначарскому (1920):

«Совершенно так же, как ложь дворянской диктатуры, подменившая классовое значение крестьянства представлением о тунеядце и пьянице, ваша формула подменила роль организатора – представлением исключительно грабителя… Тактическим соображениям вы пожертвовали долгом перед истиной. Тактически вам было выгодно раздуть народную ненависть к капитализму и натравить народные массы на русский капитализм, как натравливают боевой отряд на крепость. И вы не остановились перед извращением истины. Частичную истину вы выдали за всю истину (ведь и пьянство тоже было). И теперь это принесло свои плоды. Крепость вами взята и отдана на поток и разграбление. <…>

Своим лозунгом «грабь награбленное» вы сделали то, что деревенская грабёжка, погубившая огромные количества сельскохозяйственного имущества без всякой пользы для вашего коммунизма, перекинулась и в города, где быстро стал разрушаться созданный капиталистическим строем производственный аппарат <…>

Теперь вы спохватились, но, к сожалению, слишком поздно, когда страна стоит в страшной опасности перед одним забытым вами фронтом. Фронт этот – враждебные силы природы».

Больше десяти последних лет он работал над большим произведением «История моего современника», которое должно было обобщить его переживания, систематизировать его философские взгляды. Умер, не закончив четвёртого тома.

26 декабря

В предисловии к собранию сочинений Александра Валентиновича Амфитеатрова в 8 томах (2010) говорится: «Общее количество романов, по неполным подсчётам <…> приближается к трём десяткам, а счёт публикаций в газетах и журналах идёт на сотни. <…> Рассеяны и до сих пор не собраны мемуарные очерки Амфитеатрова, содержащие ценнейшие сведения о литературной и артистической жизни <…> России».

Да, Александр Валентинович (родился 26 декабря 1862 года) был невероятно плодовит. По-моему, он выступал во всех литературных жанрах. Причём в каждом – по многу раз.

Любопытно, что был он ещё и оперным певцом. Учился пению в Италии. Зачислен в штат Мариинского театра (баритон). Но оставил оперную карьеру уже в 1889 году. Ради журналистики и литературы.

Вместе с Владом Дорошевичем на деньги Мамонтова и Морозова создал газету «Россия», которую запретили в 1902 году из-за публикации сатиры на царскую семью «Господа Обмановы».

В 1902—1903 – в ссылке в Минусинске, в 1904-м – в Вологде. В ссылке пишет много под разными псевдонимами.

По возвращении из ссылки работал в газете «Русь».

В 1904—1916-м жил в эмиграции во Франции, в Италии. Издавал журнал «Красное Знамя».

В 1906—1907 годах был корреспондентом «Русского слова» и других газет, работал над историческими романами.

В 1916-м вернулся в Россию. Возглавлял отдел публицистики газеты «Русская Воля», сотрудничал в газетах и журналах.

В начале 1917-го выслан в административном порядке, но, благодаря Февральской революции, не доехал до места и вернулся в Петроград.

В 1917—1918 печатал статьи, направленные против большевиков.

23 августа 1921 года бежал на лодке из Петрограда в Финляндию.

Перебрался в Прагу, оттуда с весны 1922 года – в Италию, где скончался 26 февраля 1938 года.

О чём он писал? Обо всём. У него есть исторические романы, романы из жизни проституток и бандерш, оккультный роман «Жар-цвет» (1895), ставший бестселлером…

Не всех удовлетворяло его творчество. Его языком восхищался даже придирчивый в этом отношении Иван Шмелёв. Но современники отмечали, что творчество Амфитеатрова носит в основном фельетонный характер, что его романы, по уверению современника, «всегда многословные и почти всегда поверхностные».

Во многом, это так и есть.

27 декабря

Ростовский писатель Борис Изюмский оставил очень интересные воспоминания и дневник.

В дневнике от 7 сентября 1975 года он записал про нового руководителя Ростовской писательской организации Петра Лебеденко:

«Ещё не «придя к власти», он объявил повесть А. Немцева «Конец Шкандыбина» вещью… антисоветской, и мне с трудом удалось спасти книгу. Затем объявил вредной повесть П. Шестакова «Страх высоты» (по этой повести поставили фильм). В сентябре с. г. собрал Правление, чтобы приговорить к смерти книгу стихов Л. Григорьяна «Дневник». Поставил магнитофон, посадил стенографистку, собрал большинство голосов. М. Соколов кричал о книге: «Под нож!».

Книгу защищали Скрёбов, Игорь Бондаренко, Н. Суханова. Не помогло»

Паша Шестаков был нашим специальным корреспондентом по Ростову-на-Дону. Он писал детективы, был знаком и с ростовскими и с московскими милицейскими чинами, так что на него Лебеденко полез зря. А вот Лёня Григорьян был абсолютно незащищён, и я помню, как Паша советовался с нами в «Литературной газете» по поводу его стихов.

Книгу нам спасти не удалось. Хотя «Дневник» был не первой книгой Леонида Григорьевича Григорьяна (родился 27 декабря 1929 года), оспорить решение ростовской организации об уничтожении тиража мы не смогли. Я сам ходил в секретариат Союза писателей РСФСР, рассказывал аппаратчикам, какой замечательный Григорьян поэт, но мне ответили, что Григорьян под подозрением в обкоме, что его биография – тёмная, что во время войны немцы дважды оккупировали Ростов, и Григорьян оба раза оставался в городе.

Ясно было, что Лебеденко действовал не сам по себе, а с подачи какого-то обкомовского чиновника. Хотя, как довелось читать, Лебеденко от этой истории откусил сладкий кусок и для себя. Редактор, пропустившая в печать «Дневник» Григорьяна, была уволена за потерю бдительности. А на её место взяли жену Лебеденко.

Собственно, на этом скандал с Григорьяном закончился. По крайней мере, формально. Потому что через три года Лёне удалось в том же Ростове издать свою новую книжку.

Правда, подозреваю, что книгу выпустили именно из-за скандала с «Дневником». Слишком много хороших писателей обратились с протестом против действий Лебеденко в Ростовский обком. Я сам уговорил написать такие письма Михаила Дудина и Юлию Друнину.

Другое дело, что в Союз писателей Леонида Григорьяна не принимали с завидным упорством.

Он преподавал латынь сперва в спецщколе, потом в Ростовском медицинском институте, где стал заведующим кафедрой. Начал переводить прозу Камю (совместно с Даиной Вальяно). Специалисты очень хвалят перевод «Падения», «Калигулы», «Недоразумения». А перед этим вместе с университетском другом Олегом Тарасенковым Григорьян перевёл прекрасный сатирический роман Габриэля Шевалье «Клошмерль», который будет опубликован только в годы перестройки. Позже опять-таки вместе с Даиной Вальяно начал переводить тетралогию Сартра «Дороги свободы».

То есть он был прирождённым литератором, чего не скажешь о его коллегах, упорно не пропускавших его в профессиональный писательский союз. Он вступил уже не к ним, а в Союз российских писателей, который образовался в результате раскола в годы перестройки.

Григорьян оказался первым ростовским поэтом, принятым в этот Союз.

Он умер 30 августа 2010 года. Умер, слава Богу, известным поэтом.

Очень хорошим поэтом:

***

Об Осипе Мандельштаме в последнее время написано большое количество работ. Его гениальные вещи разобраны по многу раз. Вот открыл и читаю первое попавшееся:

А мог бы жизнь просвистать скворцом,

Заесть ореховым пирогом

Да, видно, нельзя никак…

Нет, не такая радужная судьба была уготовлена русскому гению.

Передаю слово писателю, которому досталось видеть Мандельштама в лагере, который смерть Мандельштама срисовал с натуры:

«Да, он догадывался кое о чём из того, что ждало его впереди. На пересылке он многое успел понять и угадать. И он радовался, тихо радовался своему бессилию и надеялся, что умрёт. Он вспомнил давнишний тюремный спор: что хуже, что страшнее – лагерь или тюрьма? Никто ничего толком не знал, аргументы были умозрительные, и как жестоко улыбался человек, привезённый из лагеря в ту тюрьму. Он запомнил улыбку этого человека навсегда, так, что боялся её вспоминать.

Подумайте, как ловко он их обманет, тех, что привезли его сюда, если сейчас умрёт, – на целых десять лет. Он был несколько лет назад в ссылке и знал, что он занесён в особые списки навсегда. Навсегда?! Масштабы сместились, и слова изменили смысл.

Снова он почувствовал начинающийся прилив сил, именно прилив, как в море. Многочасовой прилив. А потом – отлив. Но море ведь не уходит от нас навсегда. Он ещё поправится.

Внезапно ему захотелось есть, но не было силы двигаться. Он медленно и трудно вспомнил, что отдал сегодняшний суп соседу, что кружка кипятку была его единственной пищей за последний день. Кроме хлеба, конечно. Но хлеб выдавали очень, очень давно. А вчерашний – украли. У кого-то ещё были силы воровать.

Так он лежал легко и бездумно, пока не наступило утро. Электрический свет стал чуть желтее, и принесли на больших фанерных подносах хлеб, как приносили каждый день.

Но он уже не волновался, не высматривал горбушку, не плакал, если горбушка доставалась не ему, не запихивал в рот дрожащими пальцами довесок, и довесок мгновенно таял во рту, ноздри его надувались, и он всем своим существом чувствовал вкус и запах свежего ржаного хлеба. А довеска уже не было во рту, хотя он не успел сделать глотка или пошевелить челюстью. Кусок хлеба растаял, исчез, и это было чудо – одно из многих здешних чудес. Нет, сейчас он не волновался. Но когда ему вложили в руки его суточную пайку, он обхватил её своими бескровными пальцами и прижал хлеб ко рту. Он кусал хлеб цинготными зубами, дёсны кровоточили, зубы шатались, но он не чувствовал боли. Изо всех сил он прижимал ко рту, запихивал в рот хлеб, сосал его, рвал и грыз…

Его останавливали соседи.

– Не ешь всё, лучше потом съешь, потом…

И поэт понял. Он широко раскрыл глаза, не выпуская окровавленного хлеба из грязных синеватых пальцев.

– Когда потом? – отчётливо и ясно выговорил он. И закрыл глаза.

К вечеру он умер.

Но списали его на два дня позднее, – изобретательным соседям его удавалось при раздаче хлеба двое суток получать хлеб на мертвеца; мертвец поднимал руку, как кукла-марионетка. Стало быть, он умер раньше даты своей смерти – немаловажная деталь для будущих его биографов».

Так заканчивается рассказ Варлама Тихоновича Шаламова «Шерри-бренди».

Умер Осип Эмильевич 27 декабря 1938 года. Родился он 15 декабря 1891-го. 47 лет прожил на свете.

***

Брат Давида и Владимира Бурлюков, Николай Давидович Бурлюк погиб 27 декабря 1920 года (родился 4 мая 1890-го). Вместе с братьями (и сестрой Людмилой Бурлюк-Кузнецовой) печатался в изданиях кубофутуристов («Пощёчина общественному вкусу», «Садок судей»), но он не урбанист, не занимался словотворением, как Маяковский, Давид Бурлюк или Кручёных. По поэтике он ближе к Ирине Гуро: импрессионистическая образность, музыкальность, мифологичность.

Показательно, что он отказался подписать манифест футуристов «Идите к чёрту», оскорбляющий акмеистов. Напротив. Он дружил с Гумилёвым, принимал участие в заседаниях его «Цеха поэтов».

Писал лирическую прозу.

В 1916 году был мобилизован в действующую армию, а после революции служил в тех войсках, куда заносили его обстоятельства.

Не выдержав службы, скрывался от мобилизации, но на горе себе явился в Херсоне стать на учёт Красной армии как белый офицер. На учёт его ставить не стали, а сразу же армейской «тройкой» приговорили к расстрелу.

Он оставил после себя не слишком обширное и не очень интересное наследие.

28 декабря

Мне уже доводилось писать в календарной заметке о Владимире Массе, что однажды на правительственном приёме в 1933 году пьяный Качалов прочитал несколько смешных басен политического содержания.

Выяснить, чьи басни прочитал Качалов, оказалось нетрудно, и авторов – Масса и Эрдмана арестовали.

Но не только их. Арестовали и поместили в лагерь в Заполярье Михаила Давыдовича Вольпина.

Михаил Давыдович (родился 28 декабря 1902 года) писал сатирические стихи, скетчи, юморески, комические пьески и один и в соавторстве с В. Ардовым, или с И. Ильфом и Е. Петровым, или с В. Массом, или с Н. Эрдманом. Но чаще всего – с Н. Эрдманом.

После освобождения Вольпин снова встретился с Эрдманом, вместе с которым работает на протяжении 30 лет, создавая сценарии фильмов, главным образом фильмов-сказок.

В съёмках нескольких фильмов Вольпин принимает участие не только как сценарист, но и как автор стихов и текстов песен (музыкальные комедии «Весёлые ребята», «Волга-Волга»).

Соавторы пишут (Вольпин – стихи, Эрдман – проза) русский текст оперетты Штрауса «Летучая мышь». Великий Григорий Ярон писал об этой работе:

«…это была заново написанная комедия Эрдмана и Вольпина с музыкой Штрауса. Но они, как и всегда, написали блестящий, самоигральный текст, где каждое слово звучало как колокол, проносилось через рампу, било наверняка».

Оперетта была поставлена на сцене, а её литературная основа послужила экранизации.

Во время войны Вольпин и Эрдман добровольно вступили в Красную армию. В январе 1942 года они были командированы в Москву и до конца войны служили в ансамбле песни и пляски при центральном доме культуры НКВД СССР, где писали пьесы военно-патриотической тематики и сценарии театрализованных представлений для ансамбля.

После войны Вольпин пришёл на киностудию «Союзмультфильм», где в 1948-м был снят по его сценарию фильм «Федя Зайцев», а в 1950-е – начале 1960-х – целый ряд фильмов, в том числе «Заколдованный мальчик» (1955) – по мотивам сказки С. Лагерлёф «Удивительное путешествие Нильса с дикими гусями», фильм для взрослых режиссёра Ф. Хитрука «История одного преступления» (1962).

В 1951 году авторы сценария фильма «Кубанские казаки» Вольпин и Эрдман удостоены сталинской премии 2-й степени.

С начала 1960-х в одиночку или вместе с Эрдманом Вольпин пишет сценарии по мотивам произведений, относящихся к мировой классике. Большим успехом пользуется фильм-сказка «Морозко» (1964). Последним фильмом Вольпина стала «Сказка про влюблённого маляра» (1986).

21 июля 1988 года Михаил Давыдович погиб в автомобильной катастрофе.

***

Ну, не скажу, что он был моим любимым писателем, но его повесть «Стожары» мне нравилась. Читал я её то ли в первом, то ли во втором классе, и, помню, с увлечением следил за приключениями своих деревенских ровесников.

Больше я у Алексея Ивановича Мусатова ничего не читал. Точнее, попробовал прочитать его повесть «Дом на горе», но стало скучно: почувствовал, что автор, словно начинающий рисовальщик по квадратикам, пытается воспроизвести живую жизнь. И это ему не удаётся.

Потом уже взрослым полистал я в библиотеке «Литературной газеты» повесть Мусатова «Паша Ангелина». И совсем разочаровался в понравившемся в детстве писателе.

Умер Мусатов 28 декабря 1976 года (родился 25 марта 1911-го).

29 декабря

В 1936 году пришёл работать Григорий Абрамович Бялый (родился 29 декабря 1905 года) на кафедру русской литературы Ленинградского университета. Через три года «по совокупности трудов» получил кандидатскую степень. И за дело. Уже в 1937-м выходит монография Бялого «В. М. Гаршин и литературная борьба восьмидесятых годов».

Л. М. Лотман пишет о том, что защита Бялым докторской диссертации по Короленко в 1939 году была сенсацией. Во-первых, впечатлял молодой возраст соискателя. А, во-вторых, Бялому удалось едва ли не заново открыть Короленко для науки о литературе. Лидия Лотман вспоминает и какой акростих посвятил Бялому Василий Васильевич Гиппиус:

По словам одного из коллег, за деликатность и гуманизм профессор Бялый заслужил определение «Князь Мышкин русской литературы».

Писатель Михаил Веллер в книге «Моё дело» вспоминал, что на лекциях Бялого по Достоевскому аудитория была переполнена: «собирался весь питерский бомонд».

Однако в 1949-м Бялый не избегнул репрессий в кампанию по борьбе с космополитизмом. Избиением Бялого руководил будущий писатель, а тогда работник университета Фёдор Абрамов.

Впрочем, слово Лидии Михайловне Лотман

«Григорий Абрамович рассказал мне подробности длинной эпопеи давления на него органов КГБ, пытавшихся добиться от него «материала» на его старого товарища, против которого организовывали «дело». Григория Абрамовича долго вызывали, запугивали, рисуя весьма реальные мрачные перспективы, которые его ожидают за его упорство, вплоть до того, что он может стать главной фигурой процесса. Григорий Абрамович держался стойко. Следователь, торжествуя, показал ему обнаруженную у обвиняемого – приятеля Григория Абрамовича – на квартире при обыске «сионистскую листовку» – на самом деле копию стихотворения А. С. Пушкина на библейский сюжет «Когда владыка ассирийский / Народы казнию казнил», в котором есть строки:

Кто сей народ? и что их сила,

И кто им вождь и отчего

Сердца их дерзость воспалила,

И их надежда на кого?

Григорий Абрамович разочаровал следователя, объяснив, что автор «листовки» – Пушкин. Впоследствии приятель Григория Абрамовича, умный человек, известный библиограф, сердился на Григория Абрамовича за это пояснение. Он собирался «открыть» авторство Пушкина только тогда, когда обвинение ему будет предъявлено, а следствие закончено. Впрочем, процесс не состоялся. Обвиняемого рассудили за благо отпустить и освободить от всякой ответственности. Времена стали меняться».

А со сменой времён стало меняться и отношение к бывшим «космополитам». Бялый доработал в университете до самой смерти в 1987 году (увы, ни дня, ни месяца смерти не указано даже на надгробье).

Он оставил такие труды как «Поэты 1880—1890-х годов» («Библиотека пота». Малая серия, 1964), как «Русский реализм конца XIX века» (1973), как «В. Г. Короленко» (1983). Каждый по-своему великолепен.

***

Алла Кторова – это псевдоним Виктории Ивановны Кочуровой (родилась 29 декабря 1926 года).

Ей повезло. Несмотря на то, что отец был офицером деникинской армии, ни его, ни его семью не преследовали. Впрочем, удивляться этому не приходится: отец ещё в гражданскую перешёл на сторону красных (что, конечно, полной индульгенцией ему служить не могло: его всё-таки разок ненадого арестовывали!) Дочери дали поступить на английское отделение института иностранных языков. Она окончила его в 1954 году. А в 1957-м получила разрешение на брак с американским гражданином Джоном Шандором и выехала с ним в 1958-м в США.

Публиковаться там она стала с 1960 года, взяв для псевдонима имя своей любимой актрисы и фамилию своего любимого актёра. Речь об Алле Тарасовой и Анатолии Кторове.

Впрочем, зарабатывала она не литературными трудами. Она поступила работать диктором на «Голос Америки».

Известность принесла ей книга «Лицо Жар-птицы». Не знаю, быть может, это и легенда, но Твардовский, якобы прочитав её, сказал: «Какая прелесть! Эта книга для „Нового мира“, она будет стоять на золотой полке русской литературы». Но писатели-эмигранты приняли книгу действительно очень горячо.

Другие книги (а их Кторова написала много) такого успеха не имели.

Следует отметить, что Алла Кторова увлекалась ономастикой. Написала книгу «Сладостный дар» – об истории русских имён.

В 2003—2006 году издательство «Минувшее» выпустило мемуары писательницы в шести книгах, которые носят то же, что издательство, название – «Минувшее».

30 декабря

Владимира Константиновича Буковского (родился 30 декабря 1942 года) я больше всего люблю как автора великолепной книги «И возвращается ветер» (издана после перестройки в 2007 году).

На формирование его личности повлиял доклад Хрущёва на Двадцатом съезде. Через некоторое время за участие в издании рукописного журнала его исключили из знаменитой 59 школы. Так что окончил он вечернюю.

С 1960 года он – постоянный участник собраний молодёжи у памятника Маяковского. После ареста нескольких активистов, у него был произведён обыск и изъято сочинение о необходимости демократизировать ВЛКСМ.

К тому времени Буковский поступил на биолого-почвенный факультет МГУ. Его не допустили к сессии и отчислили якобы за неуспеваемость.

В 1962 году его осмотрел академик медицины Андрей Владимирович Снежевский, который отличился ещё в начале пятидесятых, когда подверг критике видных психиатров за отклонение от учения Павлова. Снежевский поставил Буковскому диагноз «вялотекущая шизофриния». Позднее западные специалисты опровергли этот лживый диагноз.

В мае 1963 года Буковского впервые арестовали за попытку размножить фотоспособом книгу Милована Джиласа «Новый класс» – о социалистической бюрократии. Буковского признали невменяемым и отправили в Ленинградскую спецпсихбольницу на принудительное лечение. Он познакомился там с генералом Петром Григоренко, которого ввёл впоследствии в круг диссидентов. Вышел на свободу в феврале 1965-го.

В начале декабря 1965 принял участие в подготовке «митинга гласности» в защиту Синявского и Даниэля», за что был опять задержан, госпитализирован и выпущен через полгода.

В третий раз арестован за организацию демонстрации протеста против ареста Гинзбурга и Галанскова, состоявшейся 22 января 1967 года на Пушкинской площади в Москве. Суд приговорил его к трём годам лагерей.

В январе 1970 вернулся в Москву. Чуть больше года работал литературным секретарём писателя Владимира Максимова. Дал несколько интервью западным корреспондентам о политических заключённых в СССР, о советской карательной медицине. Несмотря на предупреждения КГБ о грядущей уголовной ответственности, продолжил давать интервью и обратился с открытым письмом к зарубежным врачам-психиатрам, приложив к нему копии заключений судебно-психиатрических экспертиз Григоренко, Горбаневской, Новодворской и др.

В марте 1971 года арестован в четвёртый и последний раз. Он был приговорён к 7 годам заключения (с отбыванием первых двух лет в тюрьме). Срок отбывал во Владимирской тюрьме и пермских лагерях. Вместе со своим сокамерником, психиатром Семёном Глузманом, в тюрьме пишет книгу «Пособие по психиатрии для инакомыслящих».

18 декабря 1976 года Буковского обменяли на Генерального секретаря ЦК компартии Чили Луиса Корвалана. Обмен произошёл в аэропорту Цюриха, куда группа «Альфа» доставила Буковского в наручниках.

Вскоре после высылки был принят Президентом США Д. Картером. Поселился в Великобритании. Окончил Кембриджский университет. Написал ту самую книгу воспоминаний, о которой я сказал в начале. – «И возвращается ветер» (1978), и книгу «Письма русского путешественника» (1980), где сравнивает западную жизнь с советской.

После перестройки пытался участвовать в общественной жизни России, хотя поначалу отказывался брать российский паспорт, протестуя против излишней авторитарности проекта ельцинской конституции. Но, согласившись всё-таки паспорт взять, принял участие в процессе по делу «КПСС против Ельцина». В ходе подготовки к слушаниям получил доступ к секретным документам КПСС, КГБ и других подобных учреждений. Ему удалось многое отсканировать. И составить из них книгу «Московский процесс» (1996).

В 2002 году призвал Немцова, приехавшего к нему в Кембридж от имени лидера думской фракции Союза правых сил перейти в оппозицию к Путину, «иначе Россия просто обречена».

На мой взгляд, напрасно он поддался на уговоры выдвинуть свою кандидатуру в президенты России. Ясно было, что такого участия путинские власти не допустят.

А в заключение – фрагмент интервью с Буковским по поводу секретных документов, с которыми он работал:

» – Что такое «особая папка»?

– «Особая папка» – это форма секретности. Есть разные формы – «секретно», «сверхсекретно», «особой важности», «лично», «особая папка». А в президентском архиве, то есть в архиве Политбюро, еще была такая форма, как «особый пакет». Это запломбированный мешок, на котором не написано, что в нём находится.

– Что хранилось в таких «особых пакетах»?

– Сведения о всех крупных убийствах: например, о катынском деле – расстрел пленных польских офицеров в 1940 году. Но не только. Там же находился секретный протокол к договору «Молотов – Риббентроп» от 1939 года. Там вообще много вещей, неприятных для власти.

Президентский архив после суда снова перевели на Ильинку в здание ЦК. Но он хранится отдельно, в него нужен особый допуск.

– По какому принципу отбираются документы для засекречивания?

– Думаю, что всю внешнюю политику они опять спрятали, все свои внешние грешки – тренировку террористов, поддержку «освободительных движений»… Они и тогда очень злились на меня за то, что я настоял на открытии «особых папок», где такие документы хранились.

– Помнится, я читал в «Русской мысли» статью итальянской исследовательницы, которая занималась судьбами итальянцев, сгинувших в ГУЛАГе. Так вот, в конце девяностых она не смогла ещё раз просмотреть документы, которые видела в начале девяностых. Всё было закрыто.

– Вот-вот. Например, какое-то время в начале девяностых был совершенно доступен архив Коминтерна, находившийся в здании бывшего Института марксизма-ленинизма. Западные исследователи там работали. Потом всё закрыли».

Да! Я совсем забыл о Луисе Корвалане, которого обменяли на Буковского. Обмен произошёл по предложению Андрея Дмитриевича Сахарова. Получившего советское гражданство Корвалана поселили в дом ЦК на Безбожном (Протопоповском), который стоит напротив писательского дома. Я часто видел Корвалана на балконе, с которого он подолгу смотрел вниз.

А потом Корвалан пропал. Пошли слухи, что в СССР ему не понравилось. Но они не подтвердились.

Оказалось, что политбюро приняло решение сделать Корвалану пластическую операцию, изменив его внешность. И с изменённой внешностью через Будапешт и Беэнос-Айрес он вернулся в Чили, где жил на нелегальном положении.

В 1989 году пост Генерального секретаря компартии Чили он оставил.

Перестройку не принял. Воспринял её как измену делу социализма, о чём написал книгу «Крушение советской власти» (1995).

И всё-таки странно, что он предложил нашему политбюро изменить себе внешность и отправиться назад. Тем более, что в борьбе против Пиночета участия он уже не принимал.

***

Юлий Маркович Даниэль до 1957 года публиковался как переводчик поэзии на русский язык. В 1958 году под псевдонимом Николай Аржак публиковал на Западе рассказы и повести. В 1965-м арестован и в 1966-м судим вместе с Андреем Синявским (который публиковал свои произведения на Западе под псевдонимом Абрам Терц). Даниэль был приговорён к 5 годам лагерей.

После освобождения в 1970-м жил в Калуге, печатался как переводчик под псевдонимом Юрий Петров.

Вернулся в Москву, где жил со своей второй женой и пасынком.

Умер 30 декабря 1988 года (родился 15 ноября 1925-го).

Одно время из-за гонений по договорённости с приятелями вынужден был подписывать свои переводы их фамилиями. Так, переводы из Аполлинера (1985) подписаны Булатом Окуджавой, а переводы из Умьерто Сабы – Давидом Самойловым. Они спасли его от голода и безденежья.

31 декабря

Денис Геннадьевич Новиков учился в Литературном институте. Был самым молодым участником альманаха девяностых «Личное дело №». К его сборнику «Окно в январе» (1995) Иосиф Бродский написал предисловие и, в частности: «…эта книга – о неприкаянности: психологической и буквальной. Заслуга автора, однако, прежде всего в том, что из неприкаянности этой он события не делает, воспринимая её скорее как экзистенциальную норму…».

Да, неприкаянность прямо-таки хлещет из стихов Дениса:

Один из его коллег, великолепный знаток стиха Илья Фаликов, написал удивительно точно: «Он смолоду писал так хорошо, что теперь-то ясно: он и не должен был долго жить. Господь наделяет таким даром, как правило, лишь недолгожителей, которым назначено сказать сразу и всё».

Мне очень нравится такое объяснение недолгожительства Дениса.

Да, он пытался, влюбившись в англичанку, которой посвятил большой цикл стихов, жить в Англии, выучил английский. Но через несколько лет вернулся в Россию. Несмотря на то, что другая англичанка родила ему дочь.

А в России, единственной стране, где читали на языке, на каком он писал стихи, он, очевидно, снова почувствовал свою неприкаянность. Или свою ненужность.

Умер в Израиле в городе Беер-Шева 31 декабря 2004 года (родился 14 апреля 1967-го) в 37 лет.

Мне кажется, что он умер, устав от своей профессии, о которой высказался недвусмысленно:

Что он имел в виду? Бесконечные премиальные скачки, которые поэта не могут не оскорбить? В самом деле, во что превращена поэзия – в тотализатор? Но ничего, кроме писания стихов, ему дано не было. И он прекратил это занятие.

***

Дмитрий Николаевич Садовников прежде всего считается замечательным этнографом и фольклористом. В самом деле, его книга «Загадки русского народа» (1876) весьма ценятся специалистами.

Кроме того, он записывал фольклор Поволжья, который опубликовал в работе «Сказки и предания Самарского края» (1884).

Но самым известным его сочинением является не научная работа, а стихотворение, которое в результате многократных народных манипуляций над текстом, стало русской народной песней «Из-за острова на стрежень».

Вообще-то он написал немало стихотворений и немало стихотворных переводов. Но время, в которое он творил, было непоэтическим. Не зря Фет в предисловии к своему сборнику «Вечерние огни» охотно и даже благодушно расставался с массой читателей, «устанавливающей так называемую популярность»: «эта масса совершенно права, разделяя с нами взаимное равнодушие. Нам друг у друга искать нечего».

Потому и остался Дмитрий Николаевич с одной народной песней, текст которой не совсем тот, что написал сам Садовников:

Где эти строчки в песне? Их нет. Они оказались ненадобны народу. И он их выбросил.

Умер Дмитрий Николаевич 31 декабря 1883 года (родился 7 мая 1847-го).

***

Вот любопытно. Больше двадцати поэтических книг вышло у Якова Захаровича Шведова. Кроме того он автор прозы: «На мартенах» (лирическая хроника, 1929), «Юр-базар» (роман, 1929), «Обида» (повесть, 1930), «Повесть о волчьем братстве» (1932), «Ровесник» (рассказ, 1933), ещё какие-то рассказы.

Немало композиторов бралось за его стихи, делали их песнями, которые исполняли Сергей Лемешев и Леокадия Масленникова, Георгий Виноградов и Утёсовы – Леонид и Эдит.

А остался Шведов всего двумя песнями: «Орлёнок» и «Смуглянка».

Он умер 31 декабря 1984 года (родился 22 октября 1905-го). С ним умерло и всё, что он написал.

Кроме двух стихотворений, ставших народными песнями.

Что ж, и это неплохо. Сколько умерло поэтов, от которых вообще ничего не осталось? Ни строчки!