Мы сидели у костра и слушали рассказ старого воина. Вот ведь судьба какие фортеля откалывает. Мы хотели просто проехаться по деревне, а встретили нежданно, негаданно воина, который служил у отца Дмитрия Ивановича, да ещё и был одним из самых его лучших воинов.

Микула сидел возле Дмитрия Ивановича и, видно было по его выражению лица, что именно этого и искала его израненная душа, оказаться снова возле того, за кого жизнь готов был отдать. Среди привычного и знакомого круга воинов.

– Я же батюшке твоему, Ивану Ивановичу служил с той поры, как он на стол московский сел. Он был человеком не воинственным, тихим и кротким, но враги наши не давали покоя, поэтому и приходилось ему держать постоянно полк большой, вот в этом полку я и служил. Когда тебе, князь, исполнилось четыре годочка, Иван Иванович призвал меня и сказал:

– Ты, Микула, верно, мне служишь и воинское дело знаешь, потому хочу тебе в учение ратному делу отдать сына своего Дмитрия, так что ты уж его научи всему, что сам знаешь.

Я, конечно, поблагодарил тогда князя, но и призадумался, ведь ты малец был с характером. Вот и задумался я, как мне характер твой пустить в нужное русло и науке воинской тебя обучить. С первого дня, мы с тобой пошли в конюшни княжеские подобрать тебе коня. Ты конечно по малолетству да незнанию подошёл к самому статному да высокому коню в княжеских конюшнях, то был любимый княжеский конь Ураган. Но не по твоей он тогда руке был, тебе надо было своего коня самому вырастить. Мы подобрали тебе малого жеребёнка, который также как и ты, только жизнь узнавать стал. Тогда удивил ты меня, по твоему то малолетству тебе с ребятишками в детинце играть день деньской, а ты все норовил в конюшню к своему жеребёнку сбежать, чтобы значить с ним побыть, подкормить хлебной коркой. Вот так день за днём я и обучал тебя, князь, науке воинской. А ты ученик был справный, все кого учил только меч правильно брать начинают, а ты уж и движения пытаешься делать. Хороший ты был ученик, смышлёный. Вот тогда и призвал меня к себе князь, да приказал собираться в поход. Жалко мне было с тобой, князь, расставаться, уж больно я сердцем к тебе прикипел, уж больно ты был учеником хорошим, да только, народ мы служивый, сказали идти в поход, о том не спорим, выполняем. Я тогда попрощался с тобой, думал, вернусь из похода, князь меня вновь к тебе поставит обучать, а вишь оно как приключилось, не довелось мне тогда вернуться и с тобой свидеться тоже не довелось, вот только через столько лет свиделись. У старого воина в глазах блеснули слезы.

– Ты прости, мне Дмитрий Иванович слезы мои невольные, стар я уже стал, по всякому поводу слезу пускаю.

– Да что ты, Микула. Ну а что дальше то было, куда ты тогда пропал?

Микула вытер рукавом слезы и продолжил свой неспешный рассказ:

– Ну, тогда мы к вечеру с батюшкой твоим вышли в поход, то и не поход-то был вовсе, князь просто хотел усмирить не на шутку разыгравшуюся степь. В общем, стали часто люди присылать с пограничья гонцов с просьбой о помощи, дескать, силы там стояли у нас небольшие, а степной народ решил, коль защиты нет, то и пощипать можно наши рубежи немного, вот твой батюшка и решил немного наказать степных, да войско собрал небольшое. Война то вроде и не намечалась, а так, попугать, показать, что мы за обиду взыщем с любого обидчика, надо было, вот и пошли мы. Только не ведали тогда, что ловушка это была. И то ладно бы, если эта ловушка была бы расставлена самими степняками, к тому мы привыкли, что хитрый это народ, а вот то, что помог им наш, русский, то для нас было ударом похлеще. В общем, ночью, когда мы расположились возле костра, на нас со всех сторон навалились. Тот гад, который степным помог, даже не стану я его имя называть, не хочу марать память погибших моих друзей его поганым именем, так вот тот гад ночью подвёл тайно к самому нашему лагерю отряд поганых и они, убив, наших дозорных, напали на нас. Бой был лютый, не могли мы позволить захватить нашего князя, поэтому стояли на месте, как вкопанные, не позволяли поганым приблизиться к палатке нашего государя. Когда уже половина наших воинов пала, я Сашку Белозерскому, он у нас самый шустрый да смышлёный был в дружине, приказал хватать князя нашего хоть и в охапку и тащить подальше оттуда. Трудно это было, но шанс был. Сашок, с двумя воинами взяли государя нашего в кольцо и стали отходить к коням. Вот тогда я и видел батюшку твоего в последний раз. Только я успел посмотреть, как Сашок с князем, да одним воином, Никитой Бугаем на коней вскочили, только успел увидеть, как они галопом стали уходить в степь, как сзади меня огрели по голове, тут и дух из меня вон. Очнулся я уже связанный на земле. Посмотрел вокруг, боя уже нет, в живых только я, да ещё трое из нашего отряда, а остальные порубленные лежат и тут и там по всей полянке. Увезли нас тогда в Орду, в полон взяли. Сначала меня хотели в их войско поставить, чтобы я их поганому хану служил. Но я сначала прикинулся, что буду им служить, а потом, в первую же ночь убег. Вот только не знал я, что Орда такая большая и везде, куда глаз глядит, их стоянки, да дозоры разъезжают. Меня тогда под утро поймали и обратно привезли. До вечера меня били, били нещадно, думал, что шкуру решили спустить, ан нет, я уж умирать собрался, а они бить перестали и бросили меня в яму, из которой самому выбраться никак невозможно. Первую ночь в этой яме, я даже пошевелиться не мог, так у меня болело все тело. Я лежал на полу и смотрел в небольшое отверстие в потолке. На следующий день, воин охранявший яму, скинул мне вниз, прям на земляной пол, кусок варёного мяса. Я тогда решил, что силы мне будут нужны и стал, есть его, превозмогая боль в истерзанном теле. Через некоторое время молодой организм победил, и я стал чувствовать, как в меня стали возвращаться силы. Я снова решил бежать, как только поправлюсь настолько, что смогу выбраться из ямы. Но самое плохое было то, что я даже не представлял в какую сторону мне надо было бежать, я не знал где находится моя такая далёкая и родная Русь. Все время пока я сидел в яме, меня кормили раз в день куском варёного мяса, да один раз в день опускали мне бурдюк с водой. Я уж потерял счёт своим дням сидения в яме, когда наверху сдвинули крышку, закрывающую яму и крикнули, чтобы я поднимался. В этот момент мне опустили лестницу, и я вылез наверх. Первую минуту я стоял, пошатываясь и не понимая где я и что со мной. Глаза настолько привыкли к полумраку подземелья, что попав на солнце, я сперва не мог привыкнуть к тому, что мир может быть таким ярким. Это сколько ж я просидел в этой яме?. Через мгновение, не дав моим глазам привыкнуть к солнечному свету, меня толкнули в спину и заставили идти куда-то. Шли мы недолго и вот, наконец, меня впихнули в какой-то шатёр, в котором все было устлано коврами и сидели несколько ускоглазых, ярко одетых степняков.

– Решил я тебя все таки не убивать, рус. Я повернулся на голос. В середине шатра на кресле сидел невысокий татарин и пристально смотрел в мою сторону.

– А с чего это такое великодушие, повелитель степного народа?

– Да вот решил я, что ты мне можешь быть полезен. Сейчас спрошу тебя и посмотрю, как честно ты мне ответишь. Если честно ответишь, отпущу тебя и золота дам, а если лгать будешь, прикажу своим нукерам, они из тебя нарежут ремней, а потом мой мастер из этих ремней сделает великолепную сбрую для моего коня.

Я хоть и не робкого десятка был, но в душе тогда вздрогнул, только представил себе, каково это, когда тебя режут живьём на ремни.

– А что ж я могу тебе сказать, царь татар, я ж по твоему приказу долго сидел в яме, я и не знаю какой сейчас день.

– Мне надо знать, кого вместо себя Иван, ваш князь, хочет посадить на Владимирский стол, кого мне ждать за ярлыком на правление?

– То вопрос не для моих ушей и не для моего разумения, я простой воин, мне о таких вещах не говорят.

– А мне доложили, что ты княжича Дмитрия, сына Ивана, наукам воинским обучаешь, знать не простой ты воин, раз тебя к сыну князя приставили?

Я тогда стал мыслить лихорадочно, раз знал татарский владыка такие вещи, знать есть у него кто-то среди близких людей нашего князя. И вот тогда я понял, что не просто так на нас напали степняки, не просто так у них так все легко получилось. Они знали на кого нападают, знали, где и как мы остановимся, знали все об охране князя и охрана подпустила этого человека к себе и не подняла тревогу. А я все, сидя в яме, думал и думал, как же это татарам удалось так легко пройти наши дозоры и напасть на нас, оказывается вот в чем соль. Надо будет все князю рассказать. И тут я вдруг понял, что для того, чтобы князю я смог это рассказать, мне ещё надо было выжить и вернуться в Москву, но вот это сделать оказалось не просто.

– Да, повелитель, я учил княжича владению оружием, но то разве повод мне рассказывать о делах государственных? Где уж мне простому воину быть среди знатных бояр.

– А ты неглупый воин, говоришь правильно. Предлагать тебе идти ко мне на службу не буду, знаю не пойдёшь, я тебя продам арабам, им такие крепкие рабы нужны, а мне за тебя дадут много золота.

По знаку татарина, меня схватили под локти и вытащили из шатра. Не буду, князь, тебе рассказывать все, что я тогда передумал, обида меня съедала, что не смог я предотвратить то нападение, что не знал, кто у нас иудой стал. Я же тогда не знал, добрались ли ребята с князем до Москвы, смогли ли избежать полона или нет, да и моя судьба с той поры представлялась достаточно непонятной. В тот же день меня с тремя воинами отправили к небольшому шатру, в котором жили те, кто во все времена сопровождает любое войско – торгаши. В этом шатре были два араба. Воины, сопровождавшие меня, сказали им что-то и, оставив меня связанного так плотно, что и не пошевелить руками, удалились, а я остался лежать, уткнувшись лицом в грязный ковёр, которым был покрыт пол шатра. Через некоторое время в шатёр вошёл третий араб и, посмотрев в мою сторону, стал что-то быстро говорить двум другим. После того, как первый замолчал, один из тех, кто здесь был, когда меня привели, ну точнее почти принесли, быстро встал и вышел на улицу. Тот, который вошёл в шатёр последним, подошёл ко мне и, ткнув меня в бок носком своего сапога, на очень плохом русском сказал (уж лучше бы он молчал):

– Ми тебя купили, ты теперь станэшь раб, нам очьен надо такие как ты человек, вы очьень хороший и крепкий работник.

– Да ладно, араб, не ломай ты язык, я и так понял, что ты мне не красавицу предлагаешь, так что побереги силы.

После этого меня отправили с караваном в страны, о которых я и не слышал никогда. Я побывал во многих городах, видел разных людей и разные обычаи, в разных землях, но всегда и везде я думал только об одном, я хотел когда-нибудь вернуться домой, в Москву. Пол года назад, мой хозяин, которому я служил все это время, решил поехать с караваном таких же, как он торговцев в Орду, чтобы торговать там всяким разным товаром, а меня он взял, чтобы я ему в дороге прислуживал. Мы приехали в Орду, и я стал думать, как же мне все-таки сбежать, лучшего момента не будет. А тут твои послы приехали и такого они шума наделали своим появлением, что «мой» араб решил срочно домой отправляться, но в последний вечер он засиделся допоздна в шатре у своих караванщиков. В тот вечер мне удалось перепилить цепь, которая сковывала мои ноги и я ушёл. Ну а потом добрался уже и до своих, мир не без добрых людей, вот так я и оказался в своей сторонке. Люди вот в деревушке приютили, решил, побуду здесь немного, сил наберусь, а потом уже доберусь и в Москву. А тут и вас встретил не дороге. Вот такая история, князь. Кто рассказал бы – не поверил.

Князь сидел задумавшись.

– А что ж ты знак, какой не подал послам моим, они бы помогли тебе, коня бы дали, еды?

– Да не мог я, Дмитрий Иванович, не дай Бог, татарский царь узнал бы о том, твоим послам пощады бы не было, а оно вишь и так получилось хорошо. Микула ещё некоторое время сидел молча и смотрел на блики огня в костре.