Эта книга начиналась с утверждения о том, что социал-демократии большинства европейских стран необходимо отказаться от оборонительных позиций, которые она занимает в настоящее время, и проявить напористость. Закат индустриального общества отнюдь не означает, что эсдеки могут сворачивать свою деятельность. Наряду с «зелеными» движениями они являются единственной политической силой, которая стремится привести капитализм в соответствие с более широкими потребностями общества. (Популистские националистические и расистские движения пытаются произвести впечатление, что они являются критиками капитализма, но на самом деле их программы реформ, точно так же как у их фашистских и нацистских предшественников, ограничиваются требованиями наказаний иностранцев и представителей меньшинств, которые в действительности относятся к числу главных жертв системы.) В начале XXI столетия программа социал-демократии является более обширной, чем когда-либо прежде, так как капиталистическая хозяйственная деятельность, столкнувшись с сокращением обрабатывающей промышленности, ищет новые возможности излечения прибыли и все более настойчиво вторгается в ранее свободные от нее области жизни. Помимо того что социал-демократии необходимы политические партии, способные формировать доминирующие избранные правительства, она имеет возможность использовать массовые действия граждан, разделяющих ее основную цель. Тем самым, с одной стороны, роль партий еще более укрепляется, а с другой – массовые гражданские действия способны отчасти заменить их в случаях поражения на выборах.

Угасание индустриализма сопровождалось сокращением численности классов, поддерживавших социал-демократические партии. В то же время партии получили потенциальный доступ к важным новым силам, порожденным постиндустриальным обществом. В главе VIII мы бегло рассмотрели направления изменений партийной политики, необходимых для учета перспективы женского участия. В главе VII мы так и не ответили на вопрос, какие группы населения могут быть носителями социал-демократии как инновационной и оспаривающей силы. Как представляется, эту роль с легкостью способны взять на себя более молодые поколения. Позиции неолиберализма и социал-демократии позволяют им осуществлять поиск новых стержневых сторонников среди женщин и молодых поколений. Этому способствует упадок традиционного консерватизма, который «не выпускал» женщин из дому, а от молодежи требовал почтения к существующей власти. Неолиберализм предложил обеим группам свободу рынка, но никак не задаром. С точки зрения женщин потенциал неолиберализма резко снизился, так как он отвергает социальную повестку дня и общественные (государственные) услуги, примирявшие жизнь на рынке и дома. Неолиберализм обещал молодым людям, что индивидуальная рыночная свобода позволит им сделать хороший стартовый рывок на пути к взрослой жизни. Но, как становится все более очевидным, в трудовой жизни эта свобода требует quid pro quo подчинения управленческому администрированию и согласия на заключение рискованных трудовых договоров.

Социал-демократия занимает гораздо более прочные позиции среди этих важнейших групп населения, чем ее соперники, но только если рассматривать ее в предлагаемом в этой книге смысле – как движение и набор идей, включающие участие в нем политических партий, но выходящие за их пределы. Я утверждал, что и партии, и профсоюзам необходимо – и они могут себе это позволить – отказаться от ментальности, основанной на сплоченности рядов и централизации, унаследованных из прошлого, когда им приходилось действовать в условиях враждебного общества. Маловероятно, что новые поколения, выросшие в условиях постиндустриального общества, когда-нибудь согласятся с необходимостью дисциплинированного политического поведения, которого требовали от своих членов традиционные партии. Современные партии должны смириться с более свободными разнообразными отношениями, а социал-демократам необходимо рассматривать свою политику не в узком, а в более общем смысле, как политические действия, осуществляемые в самых разных областях жизни. Это положительное движение расширяет возможности каждого из нас. Имеется еще одна причина для того, чтобы приветствовать более свободные, не требующие «вечной» верности отношения между партиями и их сторонниками: степень доверия политическим руководителям и лидерам других организаций будет такова, что они никогда не смогут предать нас. Это особенно справедливо для левых движений. Вспомним хотя бы знаменитое стихотворение Роберта Браунинга «Вождь-отступник» (1845), в котором он обращается к поэту Уильяму Водсворту. Эти строки не раз отдавались эхом в каждом последующем поколении:

Любое движение будет более устойчивым, если его сторонники относятся к своим лидерам со здоровым скептицизмом и постоянно отслеживают их действия, пока не убедятся, что могут полностью доверять им. Наилучший способ избежать крушения иллюзий заключается в том, чтобы не ставить лидеров на первое место. Для этого движению нельзя складывать все свои «яйца» в корзину результатов деятельности одного (или нескольких) руководителя. Благонамеренным лидерам надо с уважением воспринимать подобное отношение сторонников своего движения, осознавая его ценность; в обществах будущего такое отношение, вероятно, будет единственным, на которое они смогут рассчитывать. Поэтому современная социал-демократия должна положительно относиться к тому, что она превращается в центр требующего пристального внимания, непослушного, но созидательного и честного «семейства» кампаний и движений.

Эта книга не предназначена для использования в качестве «списка покупок», когда необходимо сделать выбор той или иной конкретной политики. В ней рассматривались направления общей политики социал-демократии. Данный подход играл особенно важную роль в тех случаях, когда мне нужно было подчеркнуть, что социал-демократия должна рассматривать будущие потребности гораздо более широко, чем организация, сосредоточенная на своем манифесте и предвыборной программе. В то же время партиям, организациям по проведению кампаний и заинтересованным лицам действительно требуются некоторые очень четкие указания относительно той или иной политики и предпринимаемых в ее рамках действий. Ниже мы рассматриваем примеры из различных областей и последствия осуществления политики, основанной на общей позиции; читатели могут попытаться применить схожую логику и к другим направлениям политики.

Рынки, регулирование и общественные услуги

В наши дни почти все социал-демократические и даже социалистические партии отказались от идеи общественной собственности или государственной экономики, согласившись с тем, что большинство товаров и услуг будут производиться частными фирмами. Но и в этом случае остаются довольно широкие возможности для осуществления той или иной политики. Некоторые из рассматривавшихся нами в книге общих тем, посвященных возрождению социал-демократии (признание важнейшей роли рынка и необходимость быть готовым к его отрицательным экстерналиям; поиск созидательных возможностей многообразия; проведение различия между истинными рынками и теми, на которых доминируют корпорации), предлагают ряд руководящих принципов разработки конкретной политики. Во-первых, в связи с финансовым кризисом господствовавшая в 1990–2000-х годах идея о том, что англо-американская модель максимизации акционерной стоимости представляет собой наилучшую из возможных форм капитализма, нуждается в тщательном пересмотре. Особое внимание необходимо уделить одному из ее следствий, согласно которому краткосрочные оценки стоимости активов фондовыми рынками должны рассматриваться как важнейший показатель стоимости фирмы. Известно, что в недалеком прошлом использовались, и довольно успешно, и другие формы учета и корпоративные структуры, быстро и, как тогда казалось, временно отодвинутые в тень растущими рынками вторичных ценных бумаг и деривативов. Некоторые из этих альтернатив, такие как финансирование посредством заемного капитала и облигаций, равно как и различные формы мутуализма (взаимопомощи), в большей степени соответствуют условиям деятельности отраслей, испытывающих потребность в длительных исследованиях и разработках или организации пенсионного обеспечения. Использование этих форм является одним из способов, при помощи которых социал-демократия, как источник альтернатив внутри капитализма, способна поощрять многообразие, отвергаемое неолиберализмом. Схожим образом нуждается в защите пространство для малых и средних предприятий и многообразия, которое они вносят благодаря своим товарам и услугам. При осуществлении конкурентной политики необходимо придерживаться жесткой линии, ограничивая монопольную власть крупных корпораций; потенциально социал-демократы могут прийти к согласию по данному пункту с неолибералами первого рода.

Во-вторых, многие рынки нуждаются в регулировании. Позиция неолиберализма по этому вопросу остается двусмысленной. С одной стороны, важнейшие лозунги неолиберальной политики призывают к «дерегулированию», «дебюрократизации», к тому, чтобы «государство прекратило “ездить” на предприятиях». С другой стороны, регулятивное государство во многих случаях рассматривается как неолиберальная альтернатива социал-демократическому государственному контролю. Приватизация бывших государственных предприятий практически всегда влечет за собой необходимость учреждения регулятивного органа, так как в этих отраслях обычно сохраняются монополии или олигополии. В то же время цель неолиберального регулирования отличается от «обычного» регулирования, рассматриваемого в большинстве случаев как чистый бюрократизм, так как первое носит ограниченный характер с точки зрения попыток заставить фирмы вести себя так, как будто они функционируют на более совершенных рынках. Обычно это означает регулирование цен и различных аспектов обращения с потребителями. В данном случае мы имеем дело с полностью обоснованной отправной точкой, однако у нас есть возможность продвинуться еще дальше, рассматривая интересы потребителей более широко и принимая во внимание экстерналии. В некоторых случаях так и делается. Имеется в виду практика, когда, например, электросетевые компании сталкиваются с экологическими ограничениями в районах, где они занимаются строительством линий электропередачи, или когда энергетическим фирмам вменяется в обязанность консультирование потребителей относительно возможностей экономии электроэнергии (что противоречит интересам компаний, стремящихся к максимизации продаж). В целом область политики – это «место», в котором разворачиваются конфликты и заключаются компромиссы между нашими тремя формами неолиберализма. Чистые неолибералы первого рода будут выступать за регулирование, сосредоточенное исключительно на создании рынков. Неолибералы второго, социал-демократического, рода озабочены тем, чтобы в задании, выполнение которого будет поручено регуляторам, непременно упоминалось о важнейших внешних эффектах. Корпоративные неолибералы третьего рода будут «кормить и поить» регуляторов, а также использовать любые другие методы, обеспечивающие «легкость прикосновений» и закрытые в нужный момент глаза.

Поэтому следует принять все меры для того, чтобы не допустить «захвата» регуляторов. Роль «неусыпного стража» могла бы взять на себя всегда готовая к проведению общественных кампаний, бдительная социал-демократическая семья в своем расширенном составе, тем более что политики всех партий весьма уязвимы и могут быть легко и просто привлечены к участию в таких захватах. Но группы, занимающиеся проведением кампаний, имеют возможность внести дополнительный вклад в дело защиты регулирования. Во многих случаях неолиберальные утверждения, согласно которым регулирование превращается в худшие формы бюрократизма, являются полностью справедливыми. Действительно, правила могут перестать соответствовать первоначальным основаниям, по которым они принимались, но они сохраняются, превращаясь в бремя для предприятий (и синекуру для чиновников) и дискредитируя важные цели, для достижения которых вводилось регулирование. Особенно наглядно мы видим это в таких областях, как здравоохранение и обеспечение безопасности, где избыточная, неразумная осторожность способна приводить к принятию абсурдных правил, угрожающих усугубить некоторые очень серьезные проблемы. Во многих случаях такие ситуации являются результатом слишком часто повторяющегося прискорбного жизненного цикла гражданских кампаний. Энергично и самоотверженно проведенная кампания способствует решению реальных проблем; для того чтобы закрепить достигнутые успехи, в конечном счете принимаются новые нормы и правила, и кампания сходит на нет; введение регулятивных правил поручается администрации, которая не осведомлена о причинах, вызвавших первоначальные выступления, и целях борьбы, к тому же нормы и правила внедряются обыденным бюрократическим способом. Все это дискредитирует и правила, и исходную реальную проблему. Государственный аппарат с большим трудом справляется с таким положением дел, поскольку во многих случаях причиной их возникновения является он сам. Устранить их способны лишь порождаемые гражданским обществом группы пылких подвижников, в течение длительного времени испытывающих интерес к определенной насущной проблеме. Поэтому гражданские действия и кампании никогда не должны рассматриваться как подчиненные и замещаемые действиями государства.

Наконец, приверженность поиску многообразия организационных форм обусловливает необходимость проверки едва ли не универсальной в наши дни посылки современных политиков, в соответствии с которой приватизация или передача общественных услуг на исполнение частным фирмам автоматически ведут к повышению их качества. Эта идея получила настолько широкое распространение, что Европейская комиссия отказывается говорить об общественных (государственных) услугах, предлагая использовать термин «услуги, представляющие общий интерес». Европейская комиссия убеждена, что рынок гарантирует поставки товаров и предоставление услуг наивысшего качества. Но, как было показано в предыдущих главах книги, такое положение справедливо только в отношении рынков, на которых существует реальная конкуренция. В большинстве случаев приватизации предоставления общественных услуг о создании или усилении конкуренции не было и речи; данная функция просто передавалась в руки корпораций, что отнюдь не является синонимом рынка. Отсюда возникает пространство для дебатов относительно того, что более выгодно потребителям – общественные услуги или рыночная конкуренция. Вероятно, и то и другое предпочтительнее, чем предоставление услуг поставленным вне конкуренции корпоративным политическим фаворитом. Приватизация или аутсорсинг общественных услуг должны осуществляться только в тех случаях, когда возможность получения конечными пользователями выгод от расширения выбора не вызывает ни малейших сомнений. Отрицательные последствия чрезмерной близости должностных лиц государства и корпораций всегда перевешивают выгоды, которые способны принести приватизация и аутсорсинг в отсутствие конкуренции. Предположим, что государство стремится к повышению эффективности предоставления общественных услуг посредством использования методов, подтвердивших свою действенность в частном секторе. Оно способно решить эту задачу очень просто – достаточно пригласить на соответствующие должности в государственном секторе менеджеров, хорошо зарекомендовавших себя в частном бизнесе. Если государство считает целесообразным привлечь к финансированию инфраструктурных проектов средства частного сектора, то более выгодной для него была бы не приватизация, а выпуск облигаций. Если необходимо усиление конкуренции в предоставлении общественных услуг, во многих случаях у правительства имеется возможность стимулировать более острое соперничество хозяйственных единиц государственного сектора.

Однако здесь мы сталкиваемся с более сложной проблемой. Автор книги «Homo economicus» Даниэль Коэн, критикуя господство экономических идей над человеческой жизнью, утверждает, что поставки некоторых наиболее желанных в постиндустриальных обществах благ, таких как образование, услуги по поддержанию здоровья и некоторые аспекты информационных технологий, могут эффективно осуществляться вне рынка. Более того, рынок далеко не всегда способен обеспечить качественное предоставление этих благ. В настоящее время правительства многих стран предпринимают экстраординарные шаги для того, чтобы навязать корпоративную рыночную модель школам, университетам, больницам и другим учреждениям, предоставляющим услуги в сфере здравоохранения. Для всех этих организаций данная модель является незнакомой, и переход на нее потребует немалых усилий. Схожие «акробатические упражнения» проделываются для того, чтобы искусственно ограничить предложение, а значит создать рынок культурных и информационных продуктов, которые в противном случае можно было бы безвозмездно получить в Интернете. Социал-демократии, как единственной серьезной политической силе, еще не полностью приверженной неолиберальной корпоративной модели, необходимо сосредоточить усилия на изучении и новых, и исторических форм предоставления такого рода услуг.

Короче говоря, развитие в сторону маркетизации не должно подвергаться сомнению в принципе, но мы обязаны пристально наблюдать за этим процессом, выявляя различные несоответствия рынка и связанные с ними в некоторых случаях угрозы. Последние, независимо от того, угрожают ли они потребителям, рабочим или третьим сторонам (как правило, речь идет о таких экстерналиях, как экологический ущерб), образуют основное содержание политики XXI столетия. Подвергшиеся отрицательным воздействиям группы естественным образом обращаются за «лекарствами» к политике. Социал-демократы не могут обещать, что они всегда будут поддерживать жалобы относительно воздействий рынка, но занимаемая ими позиция благоприятствует выступлениям на стороне тех, кто ратует за благие дела. Мы не можем a priori знать, что именно будет считаться благими делами; определение входящих в них составляющих – предмет политических дебатов и борьбы. Но если на этом поле останутся только убежденные неолибералы, то ни о каких дискуссиях и борьбе не может быть и речи. В последние годы данная сфера была особенно богата на события. Внимание групп, которые берут на себя проведение кампаний, привлекали такие проблемы, как рабский и детский труд в цепочках поставок многонациональных корпораций, использование в изготовлении продуктов ингредиентов, опасных для здоровья людей, хищническая эксплуатация природных ресурсов предприятиями пищевой промышленности, а также вопросы охраны окружающей среды. Составной частью этой новой политики являются кампании, нацеленные непосредственно на корпорации, когда государства и партии остаются в стороне. Во многих случаях в ходе таких кампаний поднимаются важные этические вопросы.

Социальная политика и налогообложение

Государство всеобщего благосостояния стало несчастной жертвой неолиберальной пропаганды. Этому во многом способствовала соглашательская позиция многих социал-демократических партий, отказавшихся от борьбы с неолиберальной гегемонией. В наши дни государство всеобщего благосостояния изображается не как комплекс гражданских прав, ассоциирующийся с тем, что мы являемся частичками общенационального сообщества, которое заботится о нас в трудные времена, но как механизм передачи денег от трудящихся тем, кто не желает работать, делая вид, что нетрудоспособен, или прибывшим в страну иммигрантам, присоединившимся к этой и другим группам отъявленных лентяев. Если политики, придерживающиеся социал-демократических воззрений, попытаются сделать ставку на выявление и критику огромного количества искажений роли государства всеобщего благосостояния, они обречены на поражение в конкурентной борьбе с представителями правого политического крыла. Эсдекам следовало бы привлечь внимание избирателей к тому, что многие из нас или наших близких могут стать безвинными жертвами экономических колебаний и других жизненных несчастий. В этих случаях временная помощь со стороны государства всеобщего благосостояния оказалась бы вполне уместной.

Более продуктивной (и вновь бросающей вызов неолиберальному стереотипу) является задача перехода к модели государства всеобщего благосостояния и социальных инвестиций. В сочетании с не менее важной политикой предоставления щедрого по размерам замещающего дохода в периоды безработицы в случае, если мы ожидаем, что трудящиеся должны принять риски рынка труда и изменений, это может стать фирменным знаком социал-демократии, ее важнейшим политическим подходом, позволяющим соединить исторические корни и требования современной повестки дня. Центральную роль в данном случае будет играть дружественная по отношению к семье трудовая политика. Помимо этого, рассматриваемый нами подход включает политику в отношении инфраструктуры, в частности тех ее направлений, которые непосредственно связаны с текущими производительными потребностями (такими как дорожное строительство и подготовка работников); политику формирования предпринимательского государства, более активного и готового к принятию рисков, чем большинство видов деятельности в частном секторе (таких как исследования); и политику улучшения условий жизни в городской среде.

Ключевой темой является посредническая роль сильной публичной политики относительно рынков, способствующая их функционированию и даже развитию, но защищающая граждан от их отрицательных воздействий. В предыдущих главах книги мы довольно подробно проанализировали последствия такого рода политики для рынка труда. Аналогичные усилия могут предприниматься и относительно других направлений социальной политики. Одним из примеров могло бы быть местное экономическое развитие. Значение этой области экономической политики непрерывно возрастает, так как города и регионы стремятся привлечь на свои территории фирмы и другие организации, способные обеспечить занятость местного населения и ведение хозяйственной деятельности в условиях новой глобальной экономики. Деиндустриализация стала причиной кризисов, с которыми столкнулись даже те отрасли, которые не могли похвастаться развитыми видами промышленной деятельности. Ответом на них должны стать новые решения. Это главная цель государственной политики, направленной на развитие инфраструктурных возможностей и повышение квалификации трудящихся. В то же время здесь, как и в других случаях, мы сталкиваемся с сильной тенденцией, заключающейся в экспансии корпоративного неолиберализма. Ответственные за экономическое развитие местные власти устанавливают тесные отношения с небольшим количеством крупных корпораций, способных открыть новое производство, построить торговый центр или другие объекты. Как правило, местные фирмы, общественные группы и профсоюзы остаются в стороне от такого рода процессов. В результате местные предприниматели сталкиваются с ограниченностью своих возможностей, а территория попадает во все более усиливающуюся зависимость от небольшого количества крупных фирм, начинающих диктовать свои условия местным властям. В конечном итоге на местной Мэйн-стрит остаются только те магазины, которые принадлежат самым крупным торговым сетям, заполонившим собой и другие города.

Социальная политика и другие действия государства с необходимостью требуют финансирования посредством налогообложения. Отметим, что финансирование посредством хронического государственного долга не относится к числу приемлемых альтернатив. Во многих случаях данное положение рассматривается как главное политически уязвимое место социал-демократии. Если выборы превращаются в аукционы по снижению налогов, то чисто неолиберальные партии получают постоянное конкурентное преимущество – до тех пор, пока они не требуют расширения военных расходов или не настаивают на необходимости мер, подобных тем, которые осуществлялись для спасения банков. Разговоры о неизбежности «восстаний» налогоплательщиков ведутся начиная по меньшей мере с 1970-х годов, когда критики впервые объявили о том, что терпение плательщиков налогов из стран Северной Европы достигло предела. Прошло 40 лет, но в этих государствах, а также в ряде других стран европейского северо-запада сохраняются ставки налогов, значительно превышающие принятые в США. Дальнейшее повышение уровней налогообложения не является ни возможным, ни желательным, ни необходимым. Государству до́лжно выйти на налоговое плато. Но попытки найти максимальные уровни налогообложения, терпимо воспринимаемые населением, оказались безуспешными. Эта неудача обусловлена главным образом значительными различиями в формах правления, принятых в разных странах. Одна из важнейших переменных – воспринимаемая эффективность государственных расходов, а также то, какая доля граждан считает, что средства, получаемые благодаря уплате налогов, используются разумно и оправданно. Следовательно, основное внимание должно уделяться повышению эффективности государственных расходов, а также предоставлению гражданам страны общественных услуг, воспринимаемых получателями как полезные.

Еще одним важным аспектом социальной политики является возрождение (создание) сильных профсоюзов или других форм представительства трудящихся (см. главу V), которые охватывали бы всю рабочую силу, когда подходы к членству соответствовали бы потребностям и той ее части, которая не имеет гарантированной занятости (прекариат), а структуры способствовали бы движению в одном направлении с рыночными силами, а не против них. Данная область имеет важное значение и для правящих социал-демократических партий, и для более широкого левоцентристского сообщества. Для того чтобы противостоять возможным угрозам со стороны работодателей (особенно в секторах частных услуг), препятствующих вступлению трудящихся в профессиональные союзы и профсоюзной деятельности в целом, вероятно, потребуется вмешательство государства. Поскольку никто не желает, чтобы профсоюзное движение попало в зависимость от государства, это должно стать сигналом к широким общественным действиям. Данное положение особенно справедливо в отношении временных работников, а также различных форм ложной самозанятости. Профсоюзы пренебрегают теми, кто работает на свой страх и риск, но ортодоксальные организационные подходы к членству, вероятно, не соответствуют условиям их труда. Поэтому необходимо добиться внесения в политическую повестку дня вопросов о новых стрессах и несчастьях трудовой жизни, чтобы они заняли место рядом с проблемами потребления и использования общественных услуг. Многие из этих стрессов являются следствием не личных проблем и несоответствий, но плохого функционирования организаций, а также необоснованного и авторитарного менеджмента. Таким образом, речь идет о вопросах общественной важности.

Транснациональная политика

Наиболее трудная и едва ли не самая важная задача состоит в перемещении фокуса внимания дебатов социал-демократии по проблемам разработки политики государственного руководства и регулирования, включая налогообложение, на европейский и глобальный уровни. В предыдущих главах мы несколько раз обращались к вопросу о том, что невозможно регулировать глобальную экономику, находясь на национальном уровне. Международное регулирование требуется не только для совершения международных трансакций, но и для предотвращения попыток политического шантажа со стороны корпораций, угрожающих перенести производство в страны с более мягким регулированием и низкими налогами. Это отнюдь не означает, что на международном уровне полностью отсутствует соответствующая деятельность; правительства разных стран мира практически ежедневно принимают участие в совместных действиях, направленных на решение рассматриваемых нами проблем. Задача состоит в том, чтобы национальная демократия поддержала европейские и международные усилия.

Но кризис, который должен был наглядно продемонстрировать необходимость в международных действиях, оказал прямо противоположное воздействие на политических левых. В какой-то степени это стало панической реакцией в духе se sauve qui peut, которой едва ли можно было избежать во время кризиса. В то же время в панике не заинтересован вообще никто. В Европе позиция левых отчасти объясняется чисто неолиберальной реакцией ЕС на кризис, разразившийся в Греции, Испании и Португалии. Социал-демократия и юга, и севера Европы приходит к выводу, что она нуждается в большей автономии от Брюсселя, что позволило бы развить собственные антикризисные подходы. Но автономия от ЕС отнюдь не означает автономии от глобальных фондовых рынков, корпоративных инвесторов и рейтинговых агентств, которые являются основными агентами неолиберальной политики – до тех пор, пока политическая сила не встанет на путь протекционизма, как это начинают предлагать левые в Греции и других странах. Ранее мы уже высказывали мнение, что социал-демократия должна противостоять подобным подходам.

Протекционистские экономики – не лучшее место для социал-демократии. В них господствуют деловые круги, пользующиеся политическим покровительством, и(или) государственные бюрократии, присвоившие себе диктаторские полномочия. Сильная социальная демократия всегда ассоциировалась со свободной торговлей (некоторые из причин этого мы рассматривали в главе V). Но для того чтобы внешняя среда свободной торговли (в высшей степени неолиберальная) была совместимой с социальной демократией, надо сделать возможным неолиберализм второго рода – т. е. необходимы средства обращения с рыночными несоответствиями, отрицательными экстерналиями и потребностью в общественных благах – на уровне, на котором осуществляется свободная торговля. В наши дни это означает мир в целом. Однако из этого не следует, что в мире должен быть установлен единый социал-демократический режим. Но нам необходимы средства для достижения определенного уровня глобального регулирования. Как обсуждалось в главе VI, такие инструменты уже существуют, но они пока сравнительно слабы. Задача социал-демократов заключается в том, чтобы укрепить, усовершенствовать эти инструменты. Эту важную область уже «обжили» участники кампаний гражданских действий, выступающих против нарушений прав трудящихся в цепочках поставок или уклонения от налогов. Проблема состоит в том, чтобы более эффективно использовать возможности партий. Им необходимо изменить свою риторику и сосредоточить усилия на достижении целей в кооперации с представителями других стран, а не в рамках национального сепаратизма.

Это особенно справедливо на уровне ЕС, где социал-демократия способна и должна бороться с неолиберальной гегемонией. Наиболее простой способ демократизации ЕС и побуждения партий и правительств к совместной конструктивной работе состоит в принятии правила, в соответствии с которым члены Европейской комиссии должны избираться Европарламентом, а не назначаться странами-членами. Тем самым Европейская комиссия превратилась бы в общеевропейское правительство, что заставило бы все партии направить усилия на разработку межнациональных программ, а также способствовало бы серьезному отношению к выборам в Европейский парламент. Но вероятность принятия такого решения близка к нулю, так как правительства европейских стран очень высоко ценят возможность назначения еврокомиссаров и не преминут заметить, что, в отличие от них самих, Европейская комиссия не обладает должной демократической легитимностью. Тем не менее политические интересы социал-демократических (и некоторых других) партий требуют, чтобы это простое предложение было внесено в повестку дня, иначе оно никогда не станет предметом обсуждения.

Основания для оптимизма

При желании едва ли не каждый мог бы легко доказать, что эта новая социал-демократическая программа не соответствует реалиям наших дней. Неолиберализм сохраняет и идеологическую гегемонию, и всю полноту власти в форме корпоративного богатства и нерегулируемых финансовых рынков. Мы предлагаем выставить в качестве его противника социал-демократические партии с их непрерывно сокращающимся основным электоратом, профессиональные союзы, численность которых тоже уменьшается, и пестрое сборище активистов-экологов и борцов с корпорациями. При этих словах многим из читателей придет на память начало Второй мировой войны, когда польская кавалерия бросалась в атаку на немецкие танки. Но эти пораженческие настроения представляют собой не более чем еще один аспект неолиберальной гегемонии, еще один способ обоснования «отсутствия альтернативы». Нам важно выйти за пределы данного подхода и рассмотреть уязвимые места неолиберализма.

К тому же степень его идеологического доминирования часто преувеличивается. Рассмотрим причины этого, возвратившись к предложенным мною определениям трех родов неолиберализма. Первый из них, стремящийся к чистым рынкам, представляет собой форму, рассматриваемую как идеологическая доминанта. Она включает идеи о свободе выбора, низких налогах и индивидуальной свободе и образует основу мышления членов американской «Чайной партии». Несмотря на поражение ее кандидата на президентских выборах в США в 2012 г., многие левые по-прежнему опасаются, что эти идеи являются неотразимо привлекательными для избирателей. Важно отдавать себе отчет в том, что в демократических государствах нет крупных партий, политика которых основывалась бы целиком и полностью на неолиберальных идеях. Да, чисто неолиберальные партии существуют (Свободная демократическая партия в Германии, голландские либералы), но численность их членов остается незначительной. При ближайшем рассмотрении оказывается, что партии, воспринимаемые как крупные и неолиберальные, всегда дополняют неолиберализм другими составляющими. При строгом анализе выясняется, что дополнения несовместимы с неолиберализмом, но они делают партию более популярной, чем в том случае, если бы та придерживалась строго неолиберальной программы. Христианско-демократические партии и Республиканская партия в США добавляют к неолиберальным элементам ценности, основывающиеся на религии, традиции и общинности, никак не совместимые с положением о примате рынка как единственного источника ценности (стержневая идея неолиберализма первого рода). К традиционализму и национализму апеллируют и более светские консервативные партии (например, в Эстонии и Англии). Если считать британских Новых лейбористов, американских Новых демократов и скандинавские буржуазные партии неолибералами, то достигнутая ими политическая сила основывается прежде всего на сочетании неолиберализма с элементами социал-демократии.

Сама по себе чистая неолиберальная доктрина является слишком интеллектуальной, чтобы мобилизовать массы. Для ее популяризации могут использоваться лозунги об индивидуальной свободе, но они – лишь половина истории о рынке. Вторая ее часть – дисциплина и ограничения: рынок позволяет нам пользоваться индивидуальной свободой в той степени, в которой мы способны к этому посредством исключительно рынка. Если мы хотим обладать вещами, которые или не можем себе позволить, или не имеем возможности получить на рынке, либо вещами, которые будут уничтожены рынком, то нашему желанию никак не суждено материализоваться. В прошлом экономическая теория пользовалась репутацией «мрачной науки», так как она преподносила нам уроки дефицита и ограничений – необходимости выбора неких вещей, в результате чего людям приходится обходиться без других благ. Отчасти идеологический триумф неолиберализма в 1970–1980-е годы объясняется тем, что его адептам удалось полностью перенести внимание публики с этой стороны картины на свободу выбора только в смысле возможности обладания теми или иными благами, игнорируя необходимость отказа от того, что не попало в круг выбора. Однако никому не под силу скрыть ограниченную реальность предоставляемого нам рынками; поэтому прорыночные, неолиберальные идеи всегда должны подкрепляться обсуждавшимися выше дополнениями.

Адвокаты неолиберализма третьего рода (корпоративного) очень редко осмеливаются открыто рассуждать о достоинствах предпочитаемой ими модели. Впрочем, британское правительство довольно близко подошло к созданию формального списка крупных корпораций, которые входят в круг его «приятелей». Для каждой из таких корпораций назначен «куратор» из числа членов кабинета, к которому они имеют привилегированный доступ, облегчающий лоббирование собственных интересов. Первоначально в 2011 г. участниками этой схемы стали 38 фирм; впоследствии к ним добавились еще 12, а в соответствии с имеющимся планом в 2013 г. их количество увеличится на 30 компаний. Время от времени отдельные корпорации будут выступать с дерзкими заявлениями о том, что их монопольное положение соответствует интересам потребителей. К тому же общая товарная реклама способствует формированию дружелюбного образа гигантских корпораций. При отсутствии такой рекламы публика рассматривала бы корпорации как крупные сосредоточения богатства и власти. Поэтому едва ли хоть одно из основных политических движений встанет под эти «знамена», чтобы завоевать популярность в массах. При этом многие из них с готовностью приняли бы корпоративные деньги в форме разного рода взносов. Намного более широкое распространение получила практика, когда неолиберализм третьего рода «пристраивается в хвост» идейным единомышленникам первого рода.

Остается неолиберализм второго, в значительной степени социал-демократического рода: самое широкое использование рынков там, где это возможно и полезно, при постоянной готовности к проверкам, регулированию и противодействию рыночным воздействиям там, где они угрожают разрушить некоторые общепризнанные цели и ценности, оставляя другие недостижимыми. Большинство альянсов, заключаемых неолибералами с другими политическими силами, в точности выражают такого рода компромисс, идет ли речь о религиозных, националистических, консервативных или социал-демократических ценностях. В то же время социал-демократия сама по себе, особенно в союзе с «зелеными» движениями, находясь в собственных рамках, наиболее явным образом придерживается того же компромисса между рынками и контролем над их воздействием на другие ценности. Последние, конечно же, имеют самый широкий диапазон и не способны сформировать внутренне связный пакет; поэтому остается необходимость принятия трудных решений о выборе ценностей. Но решающее значение имеет то обстоятельство, что распространение господствующей идеологии, связанной с неолиберализмом, происходит не вокруг него самого в сухой и не допускающей компромиссов чистой форме, а вокруг его разумного и взвешенного исправления. Одной из составляющих этого процесса сбалансированного внесения корректив являются последние изменения в подходах к рынкам МВФ, ОЭСР и Всемирного банка. В последнее время данный процесс получил новый импульс к развитию, обусловленный все более широко распространяющимся отрицательным отношением к функционированию глобальной финансовой сферы (наиболее чистое выражение совместной борьбы неолиберализма первого и третьего родов с неолиберализмом второго рода).

Формулируя сущность неолиберализма второго рода в виде лозунга «Рынкам, которые служат людям, – да, тирании рынков – нет!», мы получаем мощную риторическую основу. Ее более трезвая и спокойная форма предлагает довольно перспективную политическую программу. Осуществляя ее, социал-демократы – идет ли речь о партиях, профсоюзах или других движениях – не должны бояться возвысить свой голос, защищая интересы непопулярных меньшинств. Последние находятся в центре общественного мнения и политической реальности.

Проблема лежит не в сфере идеологии, а в сфере власти групп с особыми интересами, которые выигрывают от неолиберализма других родов; короче говоря – власти капитала. Последняя отчасти встроена в глобальный мобильный финансовый капитал, что определяет фундаментальное значение международного политического сотрудничества, а также является одной из причин, обусловливающих значительные трудности на пути к достижению этой цели. Однако власть капитала осуществляется и на общенациональном, и на местных уровнях посредством финансирования политических кампаний, владения средствами массовой информации, ресурсов, используемых для лоббирования, а также способности привлекать к себе на службу самых одаренных людей. Было бы глупо утверждать, что все перечисленное выше – не более чем «бумажные тигры». В некоторых отношениях глобализация капитала и сопровождающее ее углубление неравенства возвращают нас к типичному для XIX – начала XX в. дисбалансу классовых отношений, когда политика обслуживала интересы небольшой по численности элиты. На «чашах весов» покоятся два основных различия. С одной стороны, существующая власть избавлена от такой угрозы, как растущий и набирающий силу рабочий класс. С другой стороны, мы живем в открытом обществе, граждане которого пользуются широкими правами. В то же время население относится к существующей власти не столько с уважением, сколько критически, с подозрением, и в некоторых случаях оно становится неуправляемым. При этом политикам необходимы голоса населения, а фирмы нуждаются в растущем потреблении. Эти изменения и определяют современную форму действий оппозиционных политиков, отличительными чертами которой являются существенное ограничение роли сплоченных массовых организаций и одновременное возрастание роли деятельности, связанной с проведением множества различных кампаний, включая потребительские движения, направленные в равной степени и на корпорации, и на правительство.

Развернувшиеся в 2012 г. в развитых странах кампании, отразившие конфликт интересов между 1 % наиболее богатых людей и остальными 99 % населения, впервые за многие десятилетия подняли вопрос о новом разделении в обществе. Обычно границы пролегали между средним классом и рабочим классом или между основной массой населения и меньшинствами получателей социальных пособий и иммигрантов; эти разделения ни в коем случае не относились к числу тех, которые проводили бы черту между теми, кому принадлежит реальная власть, и остальным населением или угрожали бы легитимности власть предержащих. В случаях, если действия последних вызывают растущую оппозицию, носители власти будут вынуждены искать компромиссы. Очевидно, что это будут неудовлетворительные компромиссы, поскольку они обусловлены сохраняющимся огромным дисбалансом власти – 99 % никогда не смогут объединиться. Однако, если мы будем убеждать себя, что сделать ничего невозможно, что нет никакого смысла участвовать в кампаниях, вступать в профсоюзы или партии, не будет и никаких компромиссов с существующей властью.

Наиболее серьезные вызовы неолиберальному порядку брошены народами Греции, Испании и других стран Южной Европы, где в настоящее время существуют реальные основания опасаться и массовых беспорядков, и абсолютной неспособности людей и институтов справиться с шоковыми воздействиями на уровень жизни, возможности занятости и общественные услуги. Власти не смогут решить эти проблемы с помощью репрессий, как это было в прошлые десятилетия (хотя в Греции и Испании речь идет о не таких уж далеких 1970-х годах). Необходимо будет искать и находить компромиссы. К сожалению, участники протестов на юге Европы должны будут защищать социальную модель, которая не способна стать фундаментом для построения в будущем динамичной экономики, но это все, что у них имеется; по этой причине и они обращают свой гнев на ЕС или правительство ФРГ, стоящие за банками и «рынками» (на которые и должно быть направлено основное внимание протестующих). Выбор того, где именно должны вестись важные социальные баталии, едва ли возможен. Тем более важно, чтобы вызовы бросались, а критика велась возможно более широким фронтом. «Они» – те, кто пребывает у власти, нуждаются в нас – тех, кто трудится на своих рабочих местах, тех, кто делает покупки, голосует, в общем, действует (даже если не испытывает почтения к властям) и делает все это охотно. Они способны заплатить должную цену за то, чтобы у нас сохранялась эта готовность к труду.

Литература

Browning R. The Lost Leader // Browning R. Bells and Pomegranates. No. VII. Dramatic Romances and Lyrics. L.: Moxon, 1845.

Cohen D. Homo economicus. Paris: Seuil, 2012.