(От переводчика:
Автор рассказывает о судьбах нескольких совершенно разных по возрасту и характеру женщин. Как и у большинства людей, в жизни каждой из них есть проблемы, которые иногда кажутся им непреодолимыми. Но в конце концов они находят решение и справляются с трудностями самостоятельно или с помощью окружающих их людей.)
Елена
— Не приходи больше сюда работать. Не смей даже приближаться к этому месту и скажи спасибо, что мы не сообщили о тебе полиции, — эти ужасные слова Елена услышала из уст главы секретариата совета общины, среди прочего поддерживающей нуждающихся евреев.
Одним из пунктов, организованных для помощи, был склад подержанной одежды, которая надоела приносившим ее людям, или она уже не подходила им по размеру, или хозяева ее умерли и родственники не знали, что с ней делать.
Елена вспомнила первый день своей работы в качестве волонтера. Она была тронута тем, как хорошо ее приняли. Место было просторным, и три женщины-добровольца были рады получить еще пару рабочих рук. Они показали ей, как сортировать одежду и как ее почистить наилучшим образом, были с ней милы, предложили ей чашку горячего кофе, и Елена начала лелеять надежду, что сможет подружиться с ними также и вне работы и что отныне она не будет так одинока. Лили, Бетти и Сьюзен заняли теперь центральное место в ее жизни. Особое удовольствие она получала от совместных смен со Сьюзен, обладавшей чувством юмора и умевшей с интересом выслушивать своих подруг. Во время сортировки одежды они шутили, и Елена представляла себе, кому принадлежала та или другая одежда и что думали о ней те, кто принесли ее на склад.
Когда отношения между подругами укрепились, Елена захотела пригласить их к себе домой на чашечку кофе, но не осмелилась из-за того, что ее маленькая квартирка была запущена, и она постеснялась позвать гостей.
В один из воскресных дней Елена обнаружила, что находится на складе подержанной одежды одна. Сьюзен сообщила ей, что больна, но она уверена, что Елена справится. Елена энергично принялась за работу: сортировала, чистила, проверяла карманы, развешивала по порядку, и работа спорилась в тишине склада.
Елена собралась покончить с последним картонным ящиком и подумала, что пора идти домой, но на дне ящика ее внимание привлек мужской костюм, сшитый из добротной ткани, красивый и почти новый. Вывернув карманы, она расправила брюки, повесила их на вешалку и начала приводить в порядок пиджак. Сунув руку во внутренний карман, она наткнулась на что-то мягкое. Ее рот широко раскрылся, глаза чуть не вылезли из орбит, когда она увидела, что оказалось у нее в руках: это была такая огромная сумма денег, какой Елене не доводилось видеть ни разу в своей жизни. Недолго думая, она испуганно засунула ее в свой карман и посмотрела по сторонам, хотя и знала, что на складе никого нет. Елена поспешила уйти домой. Она не шла, а летела. Множество беспорядочных мыслей мелькало в ее мозгу: чьи это деньги на самом деле? Может быть, владелец костюма умер, а родственники ничего не знают о капитале, который он копил и хранил в своем кармане? Может, он вообще был одиноким человеком и, так или иначе, ему некому было оставить деньги в наследство?
Всю дорогу домой она ускоряла шаги, время от времени бросала взгляд назад или смотрела по сторонам, как будто проверяя, не идет ли за ней кто-нибудь. Придя домой, она опустилась на кровать и подумала: «Даже если я верну эти деньги, что с ними сделают? Разделят между нуждающимися? Но и я тоже нуждаюсь: прошли годы с тех пор, как мне нужно вставить новые зубы, а у меня нет возможности осилить такую крупную статью расходов; квартира совершенно запущена, нужно срочно поменять кухню». Она грезила наяву, наконец заснула, оставаясь взбудораженной даже во сне.
В последующие дни Елена была занята планированием ремонта и заменой кухни и не позволяла себе остановиться и подумать о том, что она сделала. Но оглядываться назад и по сторонам вошло у нее в привычку.
Дом заполнился разными рабочими. Она теребила подрядчика поскорее закончить ремонт, и он спросил ее:
— Госпожа, куда Вы торопитесь, кто Вас преследует? Я человек основательный, у меня все должно быть perfect — ведь Вы платите мне хорошие деньги.
Елена сглотнула слюну и промолчала.
В течение всего этого времени она ходила на склад одежды лишь считанные часы, рассказывала подругам о том, как продвигается ремонт, и обещала пригласить их отметить его окончание.
Дома она вела себя словно ребенок, бурно радующийся новой игрушке, но в душе ее дерзко восставала совесть, вынуждая постоянно машинально оглядываться по сторонам.
Когда вся работа была закончена, Елена порхала в эйфории и начала думать о том, чтобы пригласить в гости подруг. Она приготовила угощение, вычистила каждый уголок в доме, получая особое удовольствие от своей новой кухни. Затем она поспешила на склад, чтобы сообщить Сьюзен, Лили и Бетти о дате приглашения.
— Приятный вечер, — заключили девушки прощаясь. — Мы ели, пили, смеялись, а главное, были рады увидеть, какой у тебя милый дом. Пусть он радует тебя много лет!
Ощущение общности с девушками и особенно со Сьюзен вызвало у Елены чувство уверенности и радости. Она подумала, что вся ее одинокая жизнь, которой она жила до сих пор, ушла безвозвратно.
— Как тебе удалось осилить весь этот ремонт, наверняка, это стоило тебе бешеных денег? — спросила Сьюзен, когда они мыли посуду.
Без малейшего колебания Елена рассказала ей всю историю. Теперь пришла очередь Сьюзен посмотреть на новую подругу со смешанными чувствами и с изумлением. Она в спешке распрощалась под каким-то предлогом и убежала.
В последующие дни Елене никак не удавалось связаться со Сьюзен по телефону — она не догадывалась, что ее подруге нужно время, чтобы обдумать то, что она ей открыла. «Невозможно поверить, — думала Сьюзен по дороге домой. — А я так восхищалась ею. Как она могла натворить такое? Так обмануть доверие, которое ей оказали?!»
Елена горько сожалела о потере места работы. Она сидела и смотрела на красивую, убранную кухню, на свою ухоженную квартиру, о которой столько мечтала, и думала: «Что я наделала? Ведь все, чего я хотела, это дружеская компания, немного тепла. Чего стоит весь этот прекрасный дом, если я в конце концов без семьи, без подруги, без кого-либо, кто бы выслушал только меня одну; одна, одна…»
Вики
Он переходил из комнаты в комнату, выключая везде свет. В его движениях сквозило раздражение. Наконец он пришел в гостиную, где сидела она, якобы смотря телевизор. На экране мелькали какие-то крикливые личности, кто-то был рожден петь или танцевать — на самом деле ей было все равно.
— Почему ты развел такую темень во всем доме? — спросила она.
— Телевизор можно смотреть и в темноте, — пробурчал он и уселся в кресло.
«Что с нами будет? — ужасалась Вики про себя. — Мало того, что наше материальное положение настолько ухудшилось, невозможно же еще так нагнетать напряжение в доме. Вместо того, чтобы поговорить и вместе подумать, у кого еще можно занять денег, чтобы выплачивать ссуду, и как выпутаться из ситуации, в которую мы попали, он только увеличивает напряжение, и нет никакой возможности успокоиться».
В тоске она вспоминала дни, когда он звал ее Вив, сидел возле нее, обнимал за плечи и шептал слова любви.
Когда десять лет тому назад она познакомилась с ним, все выглядело обнадеживающе. Они решили пожениться и переехать из маленького городка Кирьят-Гат в Ашдод, в котором имеются более престижные районы, и с самого начала совместной жизни приобрести хорошую квартиру. Ее родители пытались отговорить их от этой идеи, но она сказала:
— Мы оба работаем, сможем взять ссуду и жить в месте, где можно дать детям хорошее образование.
Жако посмотрел на нее с обожанием и поддержал ее.
Начало было удачным. Они нашли новых друзей, по ночам ходили гулять к морю и рассказывали друг другу о том, как идут дела на работе. Он каждый день ездил на завод в Кирьят-Гат, а она работала в Ашдоде продавщицей в ювелирном магазине. Когда у них родился первенец, Ярон, в их доме царила радость.
Она любила мальчика, и ей нравилось ухаживать за ним. А он ждал того времени, когда сын подрастет и сможет играть с ним в футбол.
— Мы вырастим футбольную команду, — говорил он, покатываясь со смеху.
Через три года у них родились девочки-близняшки. И снова Вики и Жако радовались своей доле.
* * *
В один из субботних вечеров Вики предложила:
— Жако, мы давно уже не гуляли по набережной. Давай уложим детей и выйдем прогуляться, как раньше.
— Что-то мне не хочется. Если хочешь, можешь пойти одна.
— Одна? — переспросила она и хотела обнять его, но Жако уклонился от объятия и направился к своему креслу.
Она внимательно посмотрела на него, немного обиженная, но сделала вид, что ничего не произошло. Разговоры их к этому времени стали короткими. В постели она также чувствовала, как Жако отчуждается от нее и демонстративно отодвигается на самый край кровати. По утрам он не спешил, а по вечерам приходил всегда раньше ее, и она видела, что муж выглядит не так, как раньше.
— Я чувствую, у тебя что-то случилось, почему бы тебе не рассказать в чем дело? Может быть, у тебя появилась другая женщина?
Жако растерянно посмотрел на нее.
— Так вот как ты думаешь обо мне? Меня уволили с работы.
«Недаром он выглядел таким несчастным, — подумала она. — Он не хотел огорчать меня и скрывал происшедшее. На самом деле он не ходил на работу и целый день оставался дома один.»
— Не волнуйся, Жако, мы справимся с этим вместе, ведь я работаю. Немного сократим расходы и продержимся, пока ты не найдешь новую работу, — сказала она и подумала про себя: «Сейчас не так-то легко найти работу, у нас уже есть несколько друзей, уволенных в последнее время, так как положение действительно тяжелое.»
Отчуждение Жако продолжалось, несмотря на поддержку Вики. Кроме того, когда он уходил от разговора, в его движениях чувствовалась резкость, и даже в минуты физической близости она чувствовала, что нежный Жако, которого она знала, превратился сейчас в человека, с трудом сдерживающего появившуюся в нем жесткость.
Она также обратила внимание, что, когда соседи или друзья пытались утешить его тем, что хотя бы его жена работает, это ранило его еще больше.
Вики заметила, что и их четырехлетние дочери, Сиги и Орли, норовят помочь. Как-то вечером, когда она и муж привычно уселись смотреть телевизор, обе девочки вышли из своей комнаты в пижамах и начали подталкивать их друг к другу, приговаривая:
— Подвинься, мама, двигайся, папа, мы тоже хотим посидеть с вами и посмотреть эту передачу.
Так им удалось сократить расстояние между родителями без лишних слов. Ярон, их старший сын, в один из вечеров предложил:
— Почему бы нам не погулять по берегу моря, как раньше?
Попытки детей взволновали Вики, а Жако выглядел равнодушным или притворялся, что не понимает.
До сих пор Вики не просила помощи у своей семьи: предпочитала, чтобы родственники ничего не знали. Она пробовала сократить расходы, начала записывать долг в продуктовом магазинчике, чего прежде никогда не делала. Госпожа Полак, хозяйка магазинчика, охотно пошла ей навстречу, и это немного помогло ей справиться со своим смущением.
* * *
В день, когда Вики получила письмо об увольнении, у нее во второй раз потемнело в глазах. Хозяева магазина, где она работала, чувствовали себя неловко, и им было тяжело, так как они знали, что ее муж безработный; вдобавок им было жаль терять такую преданную работницу, но они были вынуждены сократить свои расходы, потому что люди просто прекратили покупать драгоценности. С трудом Вики добралась до дома и встала перед Жако с письмом в руках.
Он не поднялся ей навстречу, только молча опустил голову. После того, как утром следующего дня Вики отослала девочек в сад и сына в школу, она поехала в Кирьят-Гат, в дом родителей просить помощи хотя бы в выплате ссуды. Далеко непросто было войти в дом, чтобы услышать: «Мы тебе говорили». Вики просила одолжить ей денег также и у своих братьев. Никто из них не был особо состоятельным человеком, но все откликнулись на ее просьбу и приняли участие в ее нуждах.
* * *
Теперь началась ежедневная изнуряющая борьба в попытке обеспечить детям по утрам сандвич. О фруктах они и не мечтали. Она уже не знала, как быть, когда пришел Ярон с письмом из школы, в котором сообщалось, что за ними все еще остается долг за ежегодную экскурсию, которая состоится в будущем месяце. А что ей делать сейчас, когда приближается зима и им всем троим нужна новая теплая обувь? Если даже она съездит на рынок в Кирьят-Гат, она не сможет осилить расходы на одежду в наступающем сезоне. Подруга рассказала ей, что и там поднялись цены. Дети дома молчали, и Вики думала, дай Б-г, чтобы отныне было кому кричать здесь.
Кто проявил полное понимание, так это госпожа Полак:
— Возьмите несколько яиц, — сказала она, — чтобы Вы могли приготовить для детей яичницу. Не волнуйтесь, я не боюсь, я знаю Вас и уверена, что Вы заплатите, когда сможете.
Господин Полак кивнул в знак согласия. Со слезами на глазах, не в силах вымолвить хоть слово, Вики вышла из магазина с пакетом, врученным ей хозяйкой магазина.
* * *
Из-за испытываемого ею стыда Вики не заходила в магазин почти целую неделю. Когда она, наконец, не имея выбора, пришла туда, Полаки приняли ее с нескрываемым радушием:
— Хорошо, что Вы зашли, — сказали они. — Мы уже собрались было идти к Вам домой.
Вики испугалась: «А как же их обещание?» — промелькнуло в голове.
— Не пугайтесь, мы хотели поговорить с Вами. Подождите здесь немного, пока люди разойдутся, тогда никто не помешает нашему разговору.
Вики согласилась подождать, с беспокойством гадая, что произойдет, а тем временем помогала госпоже Полак доставать то, что требовалось, с высокой полки, для доступа к которой господин Полак взбирался на табуретку.
— Спасибо Вам, — сказала госпожа Полак. — Моему мужу уже трудно поднимать и спускать продукты с высоких полок.
Когда ушел последний покупатель, госпожа Полак сказала:
— Я тоже уже устала. Нам тяжело вставать так рано по утрам и проводить весь день на ногах. Кроме того, наш сын в Америке настойчиво просит, чтобы мы приехали к нему. Нам еще ни разу не привелось видеть своих внуков. И вот мы решили послушаться его и съездить. Поэтому мы подумали о Вас. Мы знаем, что Вы женщина прилежная и что на Вас можно положиться, и надумали предложить Вам взять на себя магазин на некоторое время. Мы, во всяком случае, даже по возвращении больше не сможем здесь работать, а после этого Вы, возможно, захотите когда-нибудь в будущем купить его, когда Ваше положение, понятно, улучшится. Ну, что скажете?
Услышав эти слова, Вики чуть не сошла с ума. У детей каждый день будет хлеб и молоко? Неужели от такого предложения можно отказаться?! Она знала, что ее ждет тяжелая работа, что ей придется отсутствовать дома по многу часов, но что все это значило против уверенности, что у детей будет еда? Жако остался равнодушным к новости. Но дети повели себя естественным образом, бурно радовались и расшалились, чего за ними не наблюдалось уже давно. В течение следующего дня она чувствовала необыкновенную легкость и прилив энергии, но к вечеру очень устала. Все же она решила дать Жако время принять их новую, изменившуюся жизнь.
Прошел месяц с тех пор, как она начала работать в продовольственном магазинчике. В конце дня магазин заполнился покупателями, и Вики зашивалась. Она задержалась с закрытием магазина и, вдруг заметив, что кто-то стоит возле нее, услышала:
— Может быть, помочь, Вив?
Она подняла глаза и увидела улыбающиеся в смущении глаза Жако.
Ямима
Счастье не приходило к Ямиме: красавица, умная, высокая, стройная, сорока трех лет, она говорила своей подруге:
— Тот, кто мне предназначен, наверняка, убит в одной из войн.
«Такая красивая и талантливая девушка и не найдет себе жениха», — сплетничали соседи.
Ее отец, тощий больной человек, прикованный к инвалидному креслу, любил ее и зависел от нее и ее поддержки. Мать мужественно переносила тяготы, выпавшие на ее долю. В тревоге и заботах растила она ее и ее сестру, сопровождая их воспитание постоянными предостережениями в отношении мужчин. Предостережениями, которые, казалось, пропускались мимо ушей. И Ямиму, и ее сестру Рахель в школе любили; так продолжалось, и когда они повзрослели.
— Способная ученица, — говорили учителя. — У нее математическое мышление.
Повзрослев, Ямима начала работать в компании HiTech и многого добилась там. В конце недели она обычно ездила к родителям, чтобы поддержать их немного.
— Когда уже ты найдешь себе жениха? — шептал ей отец. — Когда уже мне выпадет счастье увидеть внуков?
Мать качала головой и думала о том, каких успешных молодых людей оттолкнула ее красивая и умная дочь. И действительно, Ямима снова и снова браковала красивых и достойных поклонников, находя в каждом из них множество недостатков, и ждала одного-единственного.
Но прошли годы, и, невольно оглянувшись назад, Ямима поняла, что упустила множество возможностей создать семью. И теперь, в ее возрасте, у нее не будет иного выбора, как смириться или приложить усилия к тому, чтобы, возможно, еще успеть привести в этот мир ребенка. Мысль о том, чтобы стать матерью-одиночкой, вообще не приходила ей в голову как из-за того, что она была религиозной девушкой, так и потому, что считала необходимым для ребенка иметь обоих родителей. Ее подруги давно уже перестали во время свадьбы благословлять ее «чтобы и у тебя вскоре», так как все уже отчаялись дождаться от нее шагов в желанном направлении.
Лишь одна Мири, ее близкая подруга, упорно продолжала задушевные разговоры с Ямимой:
— Я знаю одного приятного мужчину, вдовца, дети у него уже взрослые, попробуй познакомиться с ним, не пожалеешь.
Под давлением подруги Ямима согласилась.
Встреча с Иегудой прошла спокойно. Беседа струилась с приятностью, нашлись общие темы, интересные обоим. Ее не испугали его дети, внезапно осиротевшие, когда их мать погибла в теракте. С тех пор прошло много времени, и они поняли, что отец не сможет оставаться один. Но Ямима не могла привыкнуть к мысли, что выйдет замуж за человека намного старше ее. В конце концов она прекратила всякую связь с ним.
* * *
Время шло, а Мири все продолжала подыскивать для нее подходящее знакомство. Наконец к Мири пришло обращение от раввина города относительно недавно овдовевшего человека, довольно молодого, имеющего на иждивении пятерых детей. Раввин сказал Мири, что слышал о ее подруге как о доброй и скромной женщине, и просил узнать, готова ли та связать свою судьбу с отцом пятерых детей. Ямима не отступила. Когда она встретилась с Наумом в первый раз, он ей очень понравился. Она тоже вызвала у него симпатию. Он рассказал ей, что его жена действительно недавно умерла, но перед смертью настоятельно просила его после похорон срочно жениться, чтобы было кому заботиться о детях. Тяжелые минуты пережили они, муж и дети, когда мама прощалась с ними с этой просьбой на устах. Ее родители тоже торопили его выполнить последнюю волю дочери. Наум не скрывал от Ямимы, что у его младшего сына есть проблемы со здоровьем, и просил ее подумать, сможет ли она найти в себе силы взять на себя такую тяжелую ношу. Ямима не ответила сразу. Ей надо подумать, сказала она. Наум все еще был молодым красивым человеком, в нем было все, о чем мечтает каждая женщина, но она опасалась, сможет ли заменить ему его жену, а главным образом — мать его детей, что осиротели совсем недавно. Наум не торопил ее с решением и дал ей почувствовать, что у нее есть сколько угодно времени обдумать ситуацию и принять решение. Ямима знала, что не сможет вводить его в заблуждение и заставить понапрасну надеяться. Нужно было решить и остаться в согласии с самой собой.
На следующем свидании она сказала, что хочет узнать детей поближе, и он был рад пригласить ее домой на шабат.
Кошмар, через который ей пришлось пройти в субботу, был тяжелым. Дети заставили ее почувствовать, что она захватчица, лишняя, вознамерившаяся занять место их покойной матери. Младший же мальчуган как раз сразу к ней привязался, но когда Ямима сидела с ним в то время, что Наум ушел в субботу вечером в синагогу, она услышала, как девочки спорили в полный голос, даже не пытаясь скрыть от нее свои слова:
— Что она себе думает? Что станет нам «мамой»?! Что с того, что она хороша собой, эта красотка? Это еще не говорит о том, что она хороший человек! Посмотрите, как она подобрала себе одежду — наверняка, стоит целый день перед зеркалом! А папа? Кто знает, как ей удалось вскружить ему голову! Вы только поглядите, как он смотрит на нее, а ведь он так любил маму!
* * *
Ямима была вне себя.
— Я в ловушке. В конце концов, они несчастны, а я ведь не хочу никому навредить. Я чувствую, что влюблена в него. Но как я смогу игнорировать чувства детей? С другой стороны, маленький мальчик так трогательно льнул ко мне, и это их тоже рассердило, — рассказывала она на следующий день Мири.
При следующей встрече Наум сразу почувствовал, что она в смятении. В глазах обоих стояли слезы, и в то же самое время они улыбались: они понимали, что решение уже пришло и что они не смогут больше жить друг без друга. Тихо и скромно они отметили вдвоем решение жить вместе и пошли сообщить об этом раввину. Он благословил их и пожелал Ямиме, чтобы дети приняли ее и поскорее привыкли к ее присутствию.
Среди прочих предсвадебных хлопот Ямима решила написать детям письмо. Письмо вызвало у всех целую бурю чувств. Вот что в нем было написано:
«Всем привет, я хочу написать вам несколько слов, которые мне трудно высказать устно. Я знаю, что ваша мама была особенной женщиной, и знаю также, что ваш папа все еще очень любит ее и будет продолжать любить. Я не пришла занять ее место. Это вообще сделать невозможно. Я понимаю, как вам тяжело принять меня, но так же, как когда новый малыш появляется в доме, у всех находится в сердце место, чтобы полюбить его, так же и я надеюсь, что со временем вы научитесь принимать и меня.»
Рина
В тот день тоже были слышны выстрелы. Рина шла в библиотеку, прижимаясь к стенам домов. Ей было важно прийти вовремя, чтобы поменять книгу. Мама сказала:
— Это что, так необходимо идти под огнем? И что случится, если ты на денек останешься без книги?
Она не могла отказаться от книги ни на единый день. Это была большая любовь, и продолжалась она многие годы, с детства.
Библиотека тогда открывалась каждый день, и Рина вместе с множеством других читателей ждала в вестибюле, пока придет пожилой библиотекарь и откроет двери. Дома у нее вообще не было книг, и она не помнила, чтобы ее мать когда-нибудь держала в руках книгу. Чтение помогало Рине выживать, бежать от тяжелой действительности. Книги обогащали ее мир, ее язык, будили воображение, давали возможность побывать в далеких, совсем других краях, в радостном детстве и в отрочестве, насыщенном переживаниями.
Рина обзавелась своей семьей. Вместе с мужем она растила детей, которые, как ей казалось, уже родились читателями. И действительно, они унаследовали от нее любовь к чтению. Рина была довольна своими детьми и успешно работала.
Пролетели годы. Многое изменилось в стране и в мире, но все проходило мимо нее, мимо нее и ее книг. Когда пришло время выхода на пенсию, она продолжала работать в другой роли, но ей не приходило в голову научиться пользоваться компьютером. Она была уверена, что это епархия молодых.
Когда Рина заболела и была вынуждена долгое время провести в больнице, она стала читать еще больше, но переживания, которые она испытывала там из-за продолжительного пребывания вне дома, лишали ее покоя. И после выздоровления она вела себя, как трудный и замкнутый человек, неспособный выразить свои чувства.
Еще перед выпиской Рина начала писать и рассказывать историю долгого нахождения в стенах больницы. Слова как будто сами собой извергались из ее сердца — словно могучий водопад, остановить который было невозможно. Никогда прежде она не писала, а теперь словно прорвало плотину. Про себя она думала: «Неважно, какая судьба ожидает написанное мною.» Она чувствовала, что сам процесс очень важен для нее, и, как обычно, слова, идущие от сердца, доходили до других сердец.
Выздоровев, она, не откладывая надолго, по совету семьи и друзей, обратилась к издателю, который охотно согласился опубликовать ее рукопись.
Успех превзошел все ожидания и укрепил в ней веру в себя, дал возможность почувствовать удовлетворение и облегчение в материальном плане. Все в семье радовались за Рину и уговаривали продолжать писать, поэтому было вполне естественным, что она тут же начала работать над второй книгой. Теперь она собирала материал, отбирала нужное, проясняла детали и проводила исследования. Она эмоционально проживала все то, о чем писала, и отождествляла себя с героями книги. И на этот раз издатель также был рад напечатать ее книгу. Она слышала и видела отзывы друзей и родных, в особенности приятно было выражение радости во взглядах внуков, которые очень чтили бабушку-«писательницу». Это был совсем другой образ бабушки. Ее муж и дети ощущали свою сопричастность.
Когда Рина внесла последние поправки, она вдруг почувствовала, что больше не может прочитать написанное. Она подумала: «Это пройдет, наверняка, я просто слишком перенапрягла глаза.» Однако, подписывая договор на издание книги, она не смогла увидеть, под чем ставит подпись. Она положилась на своего издателя, который был и оставался честным и порядочным человеком.
* * *
Рина прошла через серию тяжелых и пугающих обследований. Заключение разных врачей, к которым она обращалась за консультацией, было однозначным: «У Вас атрофия сетчатки. Есть шанс, что Вы не потеряете зрение окончательно, но центральная область сетчатки повреждена. Сделать ничего невозможно.»
Сначала она недооценила глубины несчастья, постигшего ее в соответствии с поставленным диагнозом. А что, если они ошибаются? Но если все-таки положение ухудшится? Если она совсем не сможет видеть? Если, не дай Б-г, она превратится в абсолютно зависимого человека? Больше всего ее пугала перспектива потери независимости. Прежде всего, зависимость от других в повседневных действиях, обычном функционировании, которое раньше выглядело простым и естественным: например, налить стакан чая, правильно зажечь плиту, включить стиральную машину, вставить ключ в замочную скважину и многое другое. Со временем ее особенно стал приводить в отчаяние тот факт, что она не могла различать лица даже своих самых дорогих людей. Иногда перед ней стоял сын или дочь, а она не могла узнать их, пока они не заговаривали с ней. Она смутно видела лишь фигуру, а черты — нет. Ее глаза были широко раскрыты, и она была красива, как всегда, но не могла видеть. Разные очки и приспособления, облегчающие чтение, которые она покупала, приносили лишь разочарование.
Когда Рина убедилась, что больше не сможет читать книги, она почувствовала, что ее мир разрушился. Ее неудержимо влекло к этажерке с замечательными книгами, которые она приобретала годами, и она ходила взад-вперед, словно лев в клетке. Легко было впасть в депрессию или испытывать жалость к себе, но она вышла из дома, ощущая способность идти самостоятельно, без посторонней помощи, так как ее периферийное зрение осталось прежним. Она здоровалась с каждым встречным, хотя понимала, что, возможно, приветствовала незнакомых людей. «Ну так что? Я предпочту не обидеть кого-то из знакомых, решившего в противном случае, что я игнорирую его», — считала она.
Поначалу люди не понимали ее ситуации. Она думала: «Может, мне удастся скрыть несчастье, обрушившееся на меня.» Но, когда ее начали спрашивать: «Что Вы сейчас пишете?», «Вы решили отдохнуть?», — она решила, что нет надобности скрывать, что с ней случилось. «Так Вы больше не сможете писать?» — это был вопрос, который она и сама себе задавала. «Ведь когда я составляю список покупок, ни один человек не может разобрать написанного, потому что я пишу вкривь и вкось, и буквы налезают одна на другую.»
Муж и дети поддерживали ее, но в душе она мучилась от панического страха — зависеть от других и постоянно нуждаться в помощи. Бытовые трудности дома она преодолевала с помощью медсестры-инструктора из реабилитационного центра, но что делать с чтением и невозможностью писать?
Рина просила найти кого-нибудь, кто сможет читать ей книги, чтобы она не оторвалась окончательно от своего любимого занятия. «Это, конечно, не то же самое, что читать самой, но лучше, чем ничего», — думала она. Первый человек, пришедший к ней как доброволец, был юн, высок, и чувствовалось, что он выполняет работу по принуждению. Через некоторое время он переехал жить на север. Второй парень был тоже высокий, с длинным ухоженным «конским хвостом». Ему было трудно выкроить время для посещения, так как он работал ночью, а днем отсыпался. Рина удивлялась, как этот настолько занятый юноша находит время добровольно приходить и читать ей. Вскоре выяснилось, что эта общественная работа возложена на него как наказание вслед за лишением водительских прав. Новый доброволец — милая молоденькая девушка, старшеклассница, для которой это было «личным долгом». Ей было трудновато читать, потому что она вообще не имела обыкновения заниматься этим.
— Правда, это высокий стиль? — спрашивала она.
Рина все же решила продолжать приглашать ее: может быть, в конце концов, книги заговорят и с ней. Но она была ненадежной помощницей — раз приходила, а трижды пропускала.
Самое лучшее впечатление сложилось у Рины о пришедшем к ней старшекласснике, серьезном и ответственном юноше, приятного нрава и отличном чтеце, но праздник завершился с приближением срока окончания учебного года.
Спасение пришло с неожиданной стороны. Девушка по имени Элис, несмотря на то, что иврит не был ее родным языком, читала Рине отчетливо, охотно и с интересом: было заметно, что и она получает удовольствие от чтения.
* * *
Как-то утром Рина вспомнила совет друзей: «Тебе нужно научиться работать с компьютером». Каким образом она сможет привести в действие это «чудовище», которое имеется в каждом доме и которое она пыталась игнорировать в течение многих лет, считая, что это занятие для молодых? Как компьютер может помочь ей собрать душевные силы, чтобы прийти в себя и вернуться к активной жизни? Ведь все, что она знает о нем, это то, что у него есть устройство под названием «мышь».
Рина начала потихоньку работать над собой и обдумывать, сможет ли она научиться пользоваться компьютером — ведь она никогда не отличалась техническими способностями. И как она справится с трудностями координации в своем почтенном возрасте?
На помощь ей поспешил один из внуков, который пообещал помочь ей освоить компьютер. Но одного доброго желания не всегда оказывается достаточно. Главное препятствие заключалось в том, что она не могла читать и понять, что ей нужно было делать. Рина снова была близка к отчаянию, но не сдавалась. Она вторично попросила инструктора из реабилитационного центра, на этот раз для обучения работе с компьютером.
Через довольно продолжительное время ожидания солнце, наконец, пробилось сквозь тучи. Пришедшая молоденькая медсестра призналась:
— Я хочу, чтобы Вы знали, что я не специалист по компьютерам.
Это заявление было не совсем точным, и Сарит выполнила поручение, будучи неравнодушной и разделяя радость успехов со своей подопечной, всегда готовая, когда потребуется, прийти на помощь.
Рина подружилась с компьютером, продолжала писать и снова встала на путь творчества. Кто сказал, что современный мир принадлежит только молодым?
Нелли
Снежные сугробы, достигавшие метровой высоты, замедляли шаги Нелли наверху холма. На улице властвовал леденящий холод. «Даже для холодной заснеженной Канады это уж слишком», — думала Нелли, пробираясь к «большому дому», как его все называли. Приблизившись к нему, она побежала и, наконец, вздохнула с облегчением.
Дом, на самом деле, был большим. На нижнем этаже находился огромный конференц-зал, а вокруг него — маленькие комнаты для групповых занятий. В подвальном этаже располагался тренажерный зал, в изобилии оснащенный самыми современными тренажерами, и просторное помещение для занятий разнообразным творчеством.
Нелли всегда сожалела, что у нее нет никаких способностей к искусству, и завидовала людям, погруженным в творческую работу.
«Почему все смотрят на меня? — удивлялась она. — Неужели я такая странная?»
Она всегда чувствовала свое отличие, но не могла понять, в чем дело.
— Привет, Нелли, — окликнула ее Сэнди, социальный работник, молодая и приятная женщина. — Я боялась, что ты уже не придешь сегодня из-за плохой погоды. Почему ты не подождала подвозку?
— Совсем забыла, — ответила Нелли. — Неужели я пропущу встречу из-за небольшого морозца? Нет и нет, трижды нет.
Сэнди, девушка, приехавшая из Израиля, была преданной и неравнодушной, производила впечатление выросшей в заботливой семье и взяла на себя проблему вовлечения душевнобольных людей в жизнь общины.
— Хорошо, что ты пришла, — сказала она Нелли.
Ежедневные встречи с ней помогали Нелли отвлекаться от чувства одиночества и ощущения своей странности. «Что так отличает меня от других?» — удивлялась она снова и снова.
* * *
Нелли была поздним ребенком у родителей, которые уже потеряли надежду привести дитя в этот мир. На первый взгляд в доме должна была поселиться огромная радость, но супружеская пара Марковичей уже не в состоянии была дать маленькой девочке то, в чем она на самом деле нуждалась — немного заботы и море любви.
Мать Нелли исчезала на продолжительные промежутки времени, и Нелли никогда не знала настоящей причины этих исчезновений.
— Где мама? — спрашивала она отца. — Хочу к маме.
— Мама уехала в Монреаль, — нетерпеливо отвечал отец до тех пор, пока она не перестала спрашивать.
Таким образом фактически оказалось, что Нелли как будто бы сама себя растила и заполняла часы одиночества игрой воображения.
Когда мать возвращалась домой, ей было трудно наладить связь с дочерью, а когда Нелли прижималась к ней, мать в нерешительности касалась ее волос. Спустя короткое время мать снова исчезала, и так продолжалось, пока однажды дом не заполнился разными людьми, а отец все время проводил на низенькой табуретке. Люди шептались с ним и бормотали, глядя на Нелли, слова, которых она не понимала. В конце концов одна знакомая их семьи сказала ей:
— Нелли, знаешь, мама больше не вернется. Она сейчас на небе.
Нелли, не очень-то уловившая смысл слов, привычно промолчала.
Лишь повзрослев, Нелли узнала, что все исчезновения матери в действительности были многократно повторяющейся госпитализацией и что мать была душевнобольной.
По прошествии лет, когда умер и отец, ничего не изменилось в ее изолированной от общества жизни. Она продолжала заботиться о себе самостоятельно, а ее молчаливость только закрепилась.
Теперь Нелли стала девушкой, и в ресторане напротив дома, где жила Нелли, желая поддержать ее, предложили работать у них на кухне. Никому не пришло в голову предложить ей работу в качестве официантки, так как ее молчаливость и странное поведение не способствовали общительности.
На работу в кухне Нелли приходила ежедневно, за исключением дней, когда ее одолевала депрессия и утром она не в состоянии была подняться с постели.
В обычные дни Нелли проявила себя прилежной, преданной и, главное, спокойной работницей.
Владелец дома, добрая душа, обеспечивал поденной работой случайных путников и странников, желающих поработать день-два. Как правило, он прилично оплачивал их почасовой труд, и они сами решали, когда им было пора пуститься в дорогу.
Так случилось, что Грег, один из работников, выполнявший свою работу уже в течение почти целой недели, и Нелли понравились друг другу, и их знакомство быстро привело к более близким отношениям. Никто из них не задумывался о будущем, оба хотели воспользоваться своей молодостью, чтобы совладать с одиночеством. В конце той недели они без лишних сантиментов расстались, и Грег отправился в путь.
Нелли ничего не знала о признаках беременности, и только когда хозяйка ресторана объяснила ей, почему у нее распухает живот, осознала новость и нисколько не огорчилась.
Выйдя из больницы с ребенком на руках, она не была озабочена и в глубине души даже радовалась, что больше не испытает одиночества. Так как ее отец считался состоятельным человеком, сослуживцы не вмешивались, никто не нашел нужным проинструктировать молодую мать, как ухаживать за грудным младенцем.
Нелли делала все насколько могла хорошо, купила одежду, старательно кормила девочку грудью и, чтобы оберегать ее, спала на кровати вместе с ней. Материнство явилось глубоким переживанием для нее, и она испытывала огромную радость при виде каждой улыбки на лице малышки.
Ранним утром, когда Нелли вставала, чтобы пойти на работу, она оставляла бутылочку с молоком и просила соседку прислушиваться, не плачет ли малышка. Ночью она с нежностью ласкала ее.
Когда владелец ресторана сказал, что двое полицейских разыскивают ее, она не могла понять причины. Полицейских вызвала соседка, когда зашла проведать ребенка.
Девочка не дышала, смерть настигла ее в колыбели. Мир, который, казалось, только начал поворачиваться к Нелли лицом, снова рухнул. Лишь теперь городской совет взял на себя заботу о несчастной женщине.
Она была госпитализирована на продолжительный срок и выписалась, только пообещав, что будет постоянно принимать прописанные ей лекарства. Однако Нелли не была достаточно внимательна, забывала о предписаниях и поэтому снова оказалась в больнице. Там ей стало ясно, что она больна и что лишь в случае, если она сама будет следить за собой, как положено, у нее будет шанс выздороветь.
* * *
После вторичной госпитализации к Нелли домой пришла Сэнди.
— Приглашаю тебя в «большой дом». У нас ты сможешь встречаться с разными людьми, здоровыми и больными, и участвовать в общественной жизни.
— Смеешься надо мной, — с сомнением проговорила Нелли в ответ, однако молодая женщина сразу же понравилась ей.
— Нет, вовсе нет. Единственное условие — чтобы ты аккуратно принимала все лекарства, которые тебе выписал врач. Мне кажется, ты чувствуешь себя уже лучше.
— Верно. Я рада, что ты пришла навестить меня, но не знаю, приду ли в «большой дом». Там, наверняка, все будут смотреть на меня, а я не люблю, чтобы на меня глазели.
— Обычно люди смотрят на любого нового человека, появляющегося среди них. Ты тоже можешь смотреть на них.
При первом посещении она вела себя очень робко. Сэнди встретила ее с характерным для нее радушием и устроила ей ознакомительную экскурсию по всему дому.
Во время последующих встреч Нелли чувствовала себя увереннее, но не переставала спрашивать и себя, и Сэнди: «Почему продолжают смотреть на меня, разве смотрят так же на больных диабетом? Или на сердечников? Все принимают лекарства и зависят от них, как и я, но никто не глазеет на них так, как на меня.»
— Пойдем, я познакомлю тебя с руководителями наших кружков, — предложила Сэнди, и они переходили из комнаты в комнату. Когда они зашли в помещение, где проводились занятия живописью, Нелли проявила большой интерес.
— Жалко, что у меня нет способностей к рисованию, — посетовала она.
— А ты попробуй! — в один голос воскликнули Сэнди и преподавательница.
Нелли охватило волнение, какого она никогда прежде не испытывала.
Дни и целые годы были стерты из ее памяти, как будто их и не было, вытесненные новыми переживаниями. «Я способна творить, как другие, и теперь все смотрят на меня не из-за того, что я больна, а потому что я художница», — думала Нелли.
Она хранила свои картины в большой папке, отказываясь продавать их, так как ей было тяжело расстаться с ними:
— Картины — словно мои дети, — сказала она Сэнди, смеясь.