За тысячу километров от Москвы, в украинском областном центре Днепропетровске зазвонил мобильный телефон у частного детектива Леонида Станового. Леонид в этот момент шел по главному проспекту, но, услышав голос Виктора Голенищева, тут же свернул в сторону от потока прохожих, остановившись там, где потише.

— Привет, друзяка! — нарочито бодрым тоном обратился Голенищев. — Не забыл еще старого приятеля?

— Здравствуй, Витя, — сдержанно откликнулся Леонид. — Рад тебя слышать. Что-нибудь случилось?

— Как ты догадался?.. — голос Виктора сразу стал глуше.

— Ну, ты теперь такой занятой человек, что вряд ли позвонишь без дела. Я уж и забыл, когда мы с тобой беседовали в последний раз. Да и, потом, чутье сыщика подсказывает, что у тебя есть проблема. Уж слишком бодро ты начал.

— Правда твоя, Леня, — вздохнул Виктор. — Кое-что случилось. Но не сейчас, а уже давно. Просто сегодня я получил одну информацию, которая подтверждает мои старые подозрения. Но сам я в этом деле разобраться не могу, а обращаться в официальные органы не хочу. В общем, Леня, мне очень нужна твоя помощь. Приезжай, как только сможешь. Само собой, дорогу, гостиницу и все расходы я тебе компенсирую.

— Да ты хоть намекни, о чем речь.

— Не могу. Приедешь — тогда поговорим. Я даже нашу с тобой встречу должен буду от всех скрывать.

— Хорошо. Если это так важно для тебя, я выезжаю сегодня же. Как с тобой связаться в Москве?

— Запиши номер мобильника. Это для секретных переговоров, его знают только считанные люди. По другим телефонам не звони.

— Понятно. До встречи.

После столь неожиданного разговора Леонид несколько мгновений пребывал в задумчивости. На него нахлынули воспоминания о славной спортивной юности, о тех днях, когда все казалось возможным и открывался прекрасный новый мир…

Леонид и Виктор много лет назад познакомились и подружились благодаря спорту, а также определенному стечению обстоятельств. В молодые годы боксер Становой и фехтовальщик Голенищев оказались в одной олимпийской команде. Нельзя сказать, чтобы они сразу выделили друг друга, да и вряд ли это было возможным, учитывая некоторый социальный аспект: один был скромным парнем, сыном металлурга из небольшого украинского города, другой — ярким представителем московской золотой молодежи, отпрыском известного и высокопоставленного семейства. К тому же, Виктор был года на три старше Леонида, а в юности даже столь малая разница в возрасте играет роль.

Но так уж вышло, что судьба их свела. Во время Олимпиады Виктор, который всегда отличался практичностью, решил использовать пребывание в «проклятом зарубежье» не только для спортивных, но и для деловых целей. Он заранее узнал адрес, где жили платежеспособные любители русского антиквариата и где можно было обменять старинные иконки на вожделенные, недосягаемые в Союзе доллары, которых блестящему молодому человеку всегда не хватало. Но после совершения удачной, как показалось Виктору, сделки, он буквально метрах в двадцати от дома «антикваров» подвергся, что называется, разбойному нападению. Улица была довольно темная, глухая, нападавших оказалось четверо, а фехтовальщик Голенищев не имел при себе шпаги. Но, к счастью для него, судьбе было угодно, чтобы в этот момент по соседней улице шел молодой боксер Леня Становой, который случайно отстал от экскурсии и заблудился в незнакомом городе. Услышав призыв о помощи на родном языке, Леонид кинулся выручать соотечественника. Вдвоем спортсмены сумели отбиться от уличных грабителей и убежать до того, как в дело вмешалась полиция. Правда, почти все доллары, вырученные от сделки, Виктор потерял в неравной борьбе. Но рад был и тому, что вышел из боя без травм и скандалов. Своему неожиданному спасителю он не стал рассказывать о той коммерческой операции, которая предшествовала нападению грабителей.

Голенищев, в отличие от Станового, неплохо знал английский, не раз бывал за границей и ориентировался в иностранных городах, а потому очень скоро парни оказались на центральной улице, где взяли такси и без дальнейших приключений добрались до олимпийской деревни.

После этого происшествия Виктор и Леонид не просто заметили друг друга, но и подружились. Виктор оценил в скромном провинциальном парне природный ум, начитанность, смекалку, чувство собственного достоинства, а Леониду импонировала в представителе столичного бомонда простота, открытость, блестящее остроумие и отсутствие снобизма.

После той памятной Олимпиады они не раз еще встречались, причем, не только на спортивных форумах. Виктор познакомил Леонида со своей московской компанией, они вместе выезжали на природу, ходили в кафе и на модные в те годы вечера поэзии. Леонид после смерти отца перебрался вместе с матерью в областной центр, Днепропетровск, где он уже был заметной фигурой в спортивном мире. Не собираясь всю жизнь оставаться только при спорте, он заочно учился на юридическом факультете, готовился стать следователем и считал профессию детектива одной из самых творческих.

Спортивная карьера неожиданно дала сбой, когда в автокатастрофе Леонид сломал ногу. Он ехал на очередные соревнования, а вместо этого оказался на больничной койке. Из-за серьезной травмы, надолго привязавшей его к месту, он не смог побывать и на свадьбе Виктора и Марины, которая состоялась вскоре после их знакомства.

Года через два Леонид тоже женился. Одна настойчивая поклонница убедила его, что станет ему прекрасной женой. Девушка была хорошенькая, веселая, бойкая, и Леониду даже показалось, что он влюбился. К тому времени он закончил институт и, хотя в спорте уже не имел серьезных достижений, мог не бояться за свое будущее. Работая следователем прокуратуры и одновременно курируя городской спортивный комитет, Леонид долго оставался одним из самых популярных в городе бывших спортсменов.

В семейной жизни он не чувствовал себя столь же успешно. Через определенное время до Леонида дошло, что его брак — одна из тех глупостей, которые совершаются в угоду традициям и с добрыми намерениями. Жена оказалась весьма практичной и хозяйственной особой, но очень скоро Леонида стало тошнить от ее бесконечных разговоров о базах и комиссионках, о завмагах и закрытых буфетах. В то время страна жила под тотальным игом дефицита, и слово «купить» употреблялось реже, чем «достать». Жена без конца требовала, чтобы Леонид активней использовал свои связи и полномочия для доставания дефицитных продуктов, товаров и услуг. Сама она тоже была в этом деле не промах, а ничем другим и не интересовалась. Вскоре Леонид уже полностью отдавал себе отчет, что связал свою судьбу с ограниченной и самодовольной мещанкой, которая никогда не станет для него не только духовно близким, но даже элементарно интересным и приятным человеком. Однако отступать было поздно: уже делала первые шаги дочь Рита, да и вообще Леонид не так был воспитан, чтобы с легкостью разрушить семью. И его мать, строгая, с консервативными взглядами женщина, этого бы не одобрила. Возможно, если бы Леониду встретилась настоящая любовь, он решился бы на развод, но такого не случилось. Женщины, которые попадались на его пути, часто нравились ему больше, чем жена, но все же ни разу сердце не подсказало: вот оно — то, ради чего стоит все переменить.

Он с головой ушел в работу, часто ездил в командировки, и в поездках не раз имел любовные интрижки. До жены эти сведения иногда доходили, она устраивала скандалы, но Леонид после этого еще глубже зарывался в дела, жил своей жизнью, а от жены «откупался» разного рода дефицитами, которыми она потом хвасталась перед своими приятельницами.

Так и дожили они до перестроечных времен. Потом мать Леонида умерла. Дочь превратилась во взрослую красивую девушку и на третьем курсе вышла замуж за молодого преподавателя, который через несколько месяце увез ее на ПМЖ в Америку. Теперь Леонид уже не считал себя обязанным поддерживать видимость семейных отношений и с облегчением подал на развод. Вскоре жена уехала к дочери в Америку, да там и осталась. До Леонида доходили слухи, что она нашла пару себе под стать, из бывших советских фарцовщиков. А Рита жила в свое удовольствие и обзаводиться детьми не собиралась.

Леонид давно уже не работал в государственных структурах, а организовал частное агентство «Стан». Под вывеской охранных и юридических услуг «становцы» занимались сыскной деятельностью, выполняя заказы граждан, желающих конфиденциального и эффективного расследования своих дел. Благодаря богатому опыту и многочисленным связям, приобретенным как на юридическом, так и на спортивном поприще, Леонид сумел поставить деятельность своей фирмы на прочную основу. И, хотя специфика его работы не предполагала ни гласности, ни широкой популярности, он вскоре стал очень известен и востребован в самых разных кругах. Своих государственных коллег Становой часто превосходил и результативностью работы и уровнем доходов, но он умел быть благодарным, а потому они не имели к нему претензий.

А в личной жизни Леонид по-прежнему не был так удачлив, как в работе. Года через полтора после развода он встретил красивую и весьма образованную деловую девушку, из бывших секретарш, выбившихся в менеджеры. На второй же день знакомства она стала его любовницей, и с ней он почувствовал себя снова молодым и полным сил. Для начала любовники решили пожить гражданским браком, чтобы лучше друг друга узнать. С этой женой Леониду было гораздо интересней, чем с первой, хотя и тревожней. Правда, она совершенно не умела готовить и вести дом. Но Леонид решил, что это в наше время не существенно, можно нанять домработницу. Хуже было другое: он стал замечать странные и плохо объяснимые отлучки своей гражданской супруги. Не поверив очередной ее отговорке, он однажды, применив свой опыт сыскаря, проследил за ней и обнаружил, что она посещает некий закрытый клуб, в котором странным образом совместились стриптиз-бар, массажный кабинет и дом свиданий. Застав свою супругу «под кайфом» и в объятиях молодого партнера, Леонид, естественно, не испытал удовлетворения. Разразился скандал; красавица кричала, что Леонид — закомплексованный старикан с предрассудками, не уважающий ее право на личную свободу, на сексуальную реализацию и так далее. В результате она получила несколько оплеух, а Леонид первый раз в жизни узнал, что такое спазмы сосудов. К счастью, его здоровье, смолоду закаленное спортом, после этого не ухудшилось, но тревожный сигнал он все же получил.

Больше Леонид не предпринимал попыток устроить семейную жизнь, предпочитая ни к чему не обязывающие легкие связи. Он с головой погрузился в любимую работу, которая одна только вносила в его жизнь и смысл, и азарт, и интерес.

Просьба друга юности, да еще такого, как Виктор Голенищев — это было для Леонида святое. Он бы согласился, даже имея тысячу срочных и важных дел. Поговорив с Виктором, Леонид тут же сел в свой припаркованный неподалеку «опель-кадет» и поехал в офис, на ходу названивая помощнику и поручая ему взять билет на московский поезд, но при этом всем говорить, что шеф едет по делам в Киев. Догадавшись из разговора с Виктором, что поручение будет конфиденциальное и, наверное, деликатное, Леонид решил устроить так, чтобы о его встрече с Голенищевым никто не узнал.

Вечером друзья юности еще раз созвонились и условились о месте встречи. Вот уж поистине, это место изменить было нельзя! Старая подмосковная дача, принадлежавшая когда-то дедушке Виктора по материнской линии, с середины 60-х стала использоваться Виктором как укромная и совершенно автономная «хаза», где он мог без помех «отрываться» в своей богемно-спортивной компании. Климентий Голенищев после смерти тестя и тещи хотел дачу продать, но Виктор, который формально был наследником деда и бабки, этого сделать не позволил и навсегда закрепил за собой участок земли, который был его тайным и надежным убежищем. Сюда не допускался никто посторонний. Лишь самых близких друзей, да и то нечасто, Виктор мог привезти на эту, как он говорил, «заимку». Из трех его жен только Марина знала о существовании маленькой дачи.

Именно здесь Виктор с Леонидом и встретились на другой день после звонка из Москвы в Днепропетровск. Никто из домашних, никто из деловых партнеров не знал о поездке Виктора на дачу. Он выехал очень рано на неприметном «Жигуленке», который и служил ему для подобных тайных вылазок, когда очень нужно было уединение. Леонид же прямо с вокзала взял такси, но доехал не до самой дачи, встав на повороте к дачному поселку.

Друзья не виделись несколько лет и невольно отметили следы старения в лице друг друга. Оба высокие, стройные, плечистые, они сохранили спортивную осанку, но морщины, седина, а у Виктора — уже и намечавшиеся залысины — выдавали полувековой возраст.

Леонид, в котором его работа давно развила наблюдательность, сходу заметил, что Виктор волнуется. Все у Голенищева валилось из рук. Не растапливался камин, проливалась вода из чайника, падали скамейки.

— Ну, что с тобой, Витя? — спросил Леонид, усаживаясь рядом с ним за стол. — Рассказывай, что стряслось.

— Обязательно, — через силу улыбнулся Виктор. — Но вначале ты расскажи про свое житье-бытье. Не женился еще в третий раз? Бог ведь троицу любит.

— Да, у тебя как раз третья попытка оказалась удачной. А я пока что не решился. Хватит с меня и первых двух.

— Ну, про первую твою мадам Брошкину я знаю. А что вторая, молоденькая? Чем она не подошла?

— Да разные мы совсем. Ну, не могу принять ее степень сексуальной свободы вне семьи, — невесело усмехнулся Леонид, — Другое поколение. Хотя вот у тебя, например, именно с молодой все сложилось как надо. Видимо, тут дело не в возрасте, а в натуре.

— Ну, ты, в натуре, прям философ, — скаламбурил Виктор.

Они вместе рассмеялись, а потом Голенищев, открывая бутылку коньяка, заявил:

— Перво-наперво выпьем с тобой за встречу. Мне вести тачку подшофе не привыкать, я смолоду натренировался.

— Но теперь тебе надо себя соблюдать, — с улыбкой заметил

Леонид. — Ты же у нас политик. Тут, батенька, не богемно-спортивная вольница.

— Не напоминай, — отмахнулся Виктор. — Популярность — это всегда ограничение свободы. Вот сейчас, чтобы встретиться с тобой, мне пришлось с три короба наврать домашним, отпустить охрану, натянуть кепку и черные очки, сесть в неприметный «Жигуленок»… Хорошо еще, что моего помощника до завтра не будет на месте, а то бы и с ним пришлось объясняться. В общем, не жизнь, а сплошная маскировка.

— Понимаю, Витя, — серьезно сказал Леонид. — Но, раз из нашей встречи ты делаешь такую тайну, — значит, поручение у тебя ко мне очень личное.

— Конечно. — Виктор закурил, потом нервно прошелся по комнате и стал возле окна. Сейчас ему легче было говорить, не глядя в глаза собеседнику. — Мне надо раскопать правду об одном преступлении. Но сам я этого сделать не могу. А поручать расследование официальным лицам не хочу. Это дело такого рода, что, если придать ему огласку, то могут начаться сплетни, всякие измышления вокруг нашей семьи, К тому же, неизвестный мне пока преступник не должен даже догадываться о том, что его ищут, вычисляют. Он ведь в свое время спланировал дело так, что почти никто и не усомнился в самоубийстве Марины. Спорили больше о том, а что же довело ее до такого шага. Приписывали ей творческую несостоятельность, несчастную любовь, тайное пьянство, даже СПИД. Но, знаешь, в глубине души я никогда не верил, что Марина могла покончить с собой. Она не была истеричкой, не страдала депрессиями и нервными припадками. При всей эмоциональности она была человеком с абсолютно нормальной психикой.

— Значит, речь идет о Марине… — прошептал Леонид, не сводя взгляда с прямой, напряженно застывшей спины Виктора, который все еще стоял, отвернувшись к окну.

— Я был уверен интуитивно, про себя, но никому не мог даже высказать свои сомнения. А вчера вдруг получил подтверждение этим смутным догадкам. На встрече с избирателями ко мне пробилась незнакомая женщина, вручила письмо, а сама быстренько скрылась в толпе. Потом, после встречи, я прямо в машине прочитал ее послание… и сразу же позвонил тебе.

— Значит, все дело в письме? — удивился Леонид. — Прости меня, но это несерьезно. Мало ли кто и с какой целью мог тебе подсунуть какие-то измышления! А скорей всего, это просто провокация.

— Возможно… — Голенищев, наконец, повернулся лицом к собеседнику и, медленно подойдя к столу, уселся напротив Леонида, вновь наполнил рюмки коньяком и залпом выпил свою порцию. — Вот ты и разберись, Леня. Все твои расходы будут оплачены. Любое содействие с моей стороны — гарантировано.

— Для тебя это так важно, Витя? — внимательно вглядываясь в лицо друга, спросил Леонид. — Прости, но мне кажется, что все это ты принимаешь слишком близко к сердцу. Ведь даже Евгения Константиновна не усомнилась в самоубийстве дочери. Даже Алеша…

— Евгения тронулась умом, — перебил его Виктор. — Но, уверяю тебя, что будь ее рассудок не поврежден, она бы это дело так не оставила. А что касается Алеши, то у него, как у многих молодых, дурацкое представление о поколении родителей. Ему кажется, что все мы чокнутые, слабые, депрессивные… Но я-то знал Марину хорошо и уверен, что самоубийство — совсем не ее стиль.

— Я, конечно, знал Марину только издали, со стороны. Прости, не хочу лезть к тебе в душу, но мне всегда казалось, что у вас с ней были какие-то нервные, болезненные отношения. Я вообще считаю, что женщины, подобные Марине, при всей их прелести, не созданы для нормальной жизни, для семьи, для быта, наконец. Они проблестят, взволнуют, очаруют — и улетучатся… Мне даже трудно представить ее старой. Она, наверное, боялась старости.

— Это верно. И все-таки она не покончила с собой, — упрямо повторил Голенищев. — И я прошу тебя в этом разобраться.

— Хорошо, попробую, — вздохнул Леонид. — Конечно, я рад, что старый важный друг обо мне вспомнил. И все же не понимаю, почему ты обратился именно ко мне. Ведь среди твоих московских друзей наверняка тоже есть сыщики. Или ты выбрал меня для большей секретности?

— Тут все вместе, Леня… Но самое интересное в том, что письмо об убийстве Марины мне передала твоя землячка. Да, не удивляйся. Эта женщина написала, что живет в Днепропетровске и специально приехала в Москву ради встречи со мной. Она также пишет, что, являясь простым маленьким человеком, не может ничего предпринять сама, вот и решила открыть правду мне.

— Давай письмо, — решительно сказал Леонид.

Виктор достал из внутреннего кармана два сложенных вчетверо листка. Один из них спрятал обратно, а второй протянул Леониду со словами:

— Начало тебе ни к чему, там просто дифирамбы в честь Марины. Незнакомка — ее давняя поклонница. А вот с этого места читай, тут как раз материал для сыщика

Леонид, вечно забывавший свои «дальнозоркие» очки, отставил листок на расстояние вытянутой руки и стал внимательно читать:

Итак, я живу в городе Днепропетровске. Однажды па моих глазах умер вроде бы от сердечного приступа некто Еськов Николай. Перед смертью он утверждал, что являлся соучастником убийства Марины Потоцкой, которое было замаскировано под самоубийство. Вот его дословное пояснение: «Я ее сзади схватил, а Федька Циркач выстрелил, потом пистолет ей в руку вложил. Так нам заказали сделать». На мои вопрос, кто был заказчиком убийства, Еськов ответил: «Не знаю. С ним Федька держал связь. Наверное, кто-то очень крутой. Может, из-за этого дела и меня сейчас убрали». Дальше он бормотал об отпущении грехов и о том, что в эту историю мне не следует вмешиваться, а то и меня могут убрать. Вот и все. Еськов умер от сердечного приступа, что подтвердила и медицинская экспертиза. Но сам он утверждал, что был отравлен тем же Федькой Циркачом. Я случайно оказалась рядом с ним в последние минуты его жизни, и он рассказал мне все это в приливе предсмертного раскаяния. Кроме меня никто об этой исповеди не знает. Теперь вот знаете и вы, Виктор Климентьевич. Остальное вам решать. Только прошу, не выдавайте моего участия в этом деле. Я совсем не героиня и боюсь расправы со стороны неизвестных убийц.

Подписи не было. Письмо, напечатанное на стандартном листе бумаги, вложенное в конверт с интригующей надписью «Это касается Марины» (опять же, печатными буквами), почти не несло информации о личности автора. И все же эта информация была между строк, и ее уже начал улавливать своим сыщицким чутьем Леонид.

— Эта женщина — врач или, возможно, сотрудница Еськова, — сказал он через несколько секунд.

— Почему так конкретно? — удивился Виктор. — Она может быть просто случайной прохожей или, наоборот, родственницей, а то и подругой этого киллера.

— Случайная прохожая вряд ли знала бы его фамилию и, тем более, результаты медицинской экспертизы. А родственница или подруга не стала бы ехать к тебе и наводить расследование на Еськова. Нет, тут угадывается человек совершенно ему посторонний, но, в то же время, имеющий к нему косвенное отношение.

— Так ты веришь, что все это серьезно? — с тревогой спросил Виктор, уловив во взгляде и голосе друга внезапное оживление, похожее на спортивный азарт.

— Не знаю, как насчет провокации, но то, что это не розыгрыш и не бред восторженной поклонницы, я убедился. Видишь ли, какая штука: в уголовном мире Диепропетровска действительно есть авторитет, прозываемый Федька Циркач. Наверное, под какой-то кличкой известен и Николай Еськов, хотя он, скорей всего, — шестерка, использовался для разовых поручений. Но Циркач — это реально.

— Вот видишь! — воскликнул Виктор, побледнев. — Берешься теперь за это дело? С чего начнешь?

— Сегодня же вечерним поездом возвращаюсь в Днспропетровск, а там принимаюсь искать эту твою корреспондентку и выходить на связи Еськова. Но, думаю, что основные «раскопки» придется вести в Москве.

— Приезжай в любое время, я организую тебе жилье и все остальное.

— Ну, нет; с тобой нам лучше лишний раз не общаться. О нашей старой дружбе в твоем новом окружении мало кто помнит, так и не надо пока напоминать.

— Но как же ты будешь вести расследование, не сталкиваясь с моим окружением? Ведь у нас с Мариной было много общих знакомых. А если заказчик — среди них?

— Это уж ты мне предоставь решать. Ты у меня в Москве не единственный знакомый, найдется, кому прощупать твое окружение. Мы, частные детективы — люди со связями. — Леонид заговорщически усмехнулся.

Тут одна мысль встревожила Виктора, и он, напрягшись, сосредоточенно сдвинув брови, спросил:

— Ты посвятишь в эту историю своих коллег? — Не переживай. — Леонид слегка улыбнулся и покачал головой. — Никто из них не узнает, по какой причине я копаюсь в этом деле.

Друзья юности немного помолчали. Стук мелких дождинок в окно и тихая мелодия блюза, что лилась из радиоприемника, создавали удивительно нежный и грустный фон. Под эти звуки хотелось мечтать, вспоминать и даже плакать. Они сидели друг против друга — двое сильных мужчин, умевших держать удары судьбы, и смотрели перед собой невидящими глазами, мысленно перелетая в дни своей юности, когда счастье казалось совсем возможным и открывался прекрасный новый мир…

Наконец, отряхнувшись от внезапного наваждения, Леонид уже вполне деловым тоном заявил:

— А теперь, Витя, мне надо, чтобы ты рассказал подробно все, что знаешь.

— Да, конечно, — спохватился Виктор, потерев ло6 рукой.

— Итак, насколько мне извстно из газет, Марина была убита выстрелом в висок. Пистолет лежал рядом, на нем оказались отпечатки только ее пальцев, из квартиры ничего не украли, следов взлома и насилия не обнаружили. И это случилось за десять дней до Нового года. Уже повсюду часто гремели петарды, а потому на звук выстрела никто не обратил внимания. Я правильно излагаю?

Виктор почувствовал, что теперь перед ним — уже не Леня-боксер, друг юности, а сыщик, приступивший к своей работе.

— Все так и было, — подтвердил Виктор. — Что еще добавить? В тот вечер Марина была занята в спектакле, ее ждали, ей звонили, она не отвечала на звонки. Соседка сообщила, что видела ее час назад, Марина входила в дом. Когда ключом Евгении открыли дверь, то обнаружили Марину лежащей на полу возле стола. Пистолет валялся рядом, словно она выронила его при падении. Эксперты подтвердили, что выстрел в висок мог быть сделан ее собственной рукой. На столе были разложены старые фотографии Марины, афиши ее лучших фильмов и спектаклей. В центре выделялся большой портрет двадцатипятилетней давности — самое удачное, по общему мнению, фото Марины, сделанное еще покойным Серебровым, знаменитым фотохудожником. Марина наштамповала несколько таких увеличенных портретов, готовясь к своему пятидесятилетию. Так вот, на этом портрете ее рукой было крупно, размашисто написано три слова: «Запомните меня такой». Сам понимаешь, что все приметы самоубийства оказались налицо. Потому-то следствие особенно не углублялось. Я, конечно, многое знаю только с чужих слов, потому что сам в то время находился на телестудии. Мне позвонил режиссер, попросил оповестить Алешу и вообще помочь. Но потом я разговаривал и с Мариниными коллегами, и с соседями, и с оперативниками, так что, думаю, изложил тебе все достаточно верно. Может, конечно, что-нибудь упустил. Спрашивай, вспомню.

— Да. Например, откуда пистолет?

— Пистолет нигде не значился, происхождение его не установлено. Решили, что Марина просто купила его на черном рынке. Хотя, честно говоря, я с самого начала не мог представить, как она договаривается со всякими темными людишками, покупает пистолет… Правда, ходили слухи, что года полтора назад она встречалась с каким-то кавказцем, — может, это он ее снабдил.

— А кто такие слухи распускал?

— Кажется, Илья Щучинский. Он всегда в центре всех сплетен и скандалов.

— Ладно, насчет кавказца надо проверить. Теперь давай версии. Если принять за основу, что это действительно было убийство, то первый вопрос: кому выгодно? Были у Марины враги? Были люди, которым она мешала?

— Ну, как тебе сказать?.. — Виктор снова залпом выпил рюмку коньяка. — У всех нормальных людей есть враги… или просто недоброжелатели. Думаю, что у Марины и в театре завистников хватало. Однако актеры и актрисули обычно отделываются уколами, укусами, клеветой, подставками… но чтобы убийство нет, вряд ли. Правда, в прежнем театре, в «Новом Глобусе», там у нее враги занозистые были. Взять хотя бы Эльвиру Бушусву, ее вечную соперницу. Это ведь она вместе с новым главрежем Цегельником выжили Марину из театра.

— Это та Бушуева, к которой ушел Жорж Фалин после развода с Мариной?

— Да, и я думаю, что Эльвира подхватила этого дурака просто в пику Марине. Когда же Марина ушла из «Глобуса», Бушуева отодвинула Жоржика за ненадобностью. Кстати — раз уж тебе важны все подробности — должен вот что рассказать. На старый Новый год Бушуева напросилась к нам в гости. Конечно, я бы ее не пригласил, но она каким-то образом подкатилась к Инге. И привела с собой не кого-нибудь, а Жоржа, хотя уже давно с ним не жила. Он, конечно, напился, выкрикивал какую-то околесицу, на меня смотрел волком. А потом услышал, как Эльвира кому-то из гостей шепнула, будто ходят слухи, что у Марины обнаружился СПИД, потому она и покончила с собой. Тут Жорж поднял настоящий скандал. Кричал примерно следующее: «Еще сорок дней не прошло, а вы с Ильей уже вылили на Марину ушат грязи, хотя вам до Марины как до небес, вы на себя лучше оборотитесь; ты, Эльвира, гляди сама СПИД не подхвати, ведь на тебе уже пробу негде ставить». Ну и так далее. Когда он обложил Эльвиру матом, она ему влепила пощечину, он тоже бросился на нее с кулаками. Их разняли, Жорж тут же опрокинул в себя несколько рюмок и свалился невменяемый. Пришлось до утра оставить его в доме. А Эльвира, как ни в чем ни бывало, отряхнулась, улыбнулась, сказала, что и сама не верит сплетням о Марине, а реакция этого «деградирующего алкоголика» Жоржа оказалась просто неадекватной, вы уж простите за то, что привела «такого урода» в ваш дом. На другой день, проспавшись, Фалин ушел — по-английски, без прощания. Больше я его не видел, разве что пару раз мельком. Но слышал, что он все больше спивается. А Эльвира по-прежнему строит из себя козырную даму, хотя при ее вывороченном характере и манерах это порой нелепо выглядит. Мне с ней встречаться противно, но она упорно подкатывается к Инге.

— Из слов Фалина выходит, что Эльвира как-то связана с Ильей Щучинским, — заметил Леонид, что-то черкая в своем блокноте.

– Ну, Эльвира с Ильей, можно сказать, родственные души. Предполагаю, что именно по ее заказу Илья писал о Марине свои омерзительные «заметочки» и распускал слухи.

— Так, понятно. Давай дальше. Пройдемся по личному фронту — любовь, ревность, соперничество. У Марины в последнее время были какие-нибудь романы, драмы?

Виктор пожал плечами и отвернулся. Леонид, понимая, что другу неприятно об этом говорить, решил закрыть тему и перешел на другое:

—Ладно, рассмотрим более прозаические мотивы: корыстолюбие, вымогательство, шантаж, месть. Марину не ограбили, но ведь не исключено, что убийца мог взять у нее какую-то вещь или документ, о которых никто не знал, даже ее мать, — а потому пропажа и не обнаружилась. Далее. Марина могла владеть какой-то опасной информацией. Допустим, она оказалась свидетельницей преступления или ей было известно о темном прошлом какого-нибудь субъекта. Наконец, она могла когда-то кому-то причинить зло, и теперь ей за это отомстили. Есть еще множество мотивов убийства, которые подходят к данному случаю. И надо заметить, что тайный враг Марины — человек опытный и с большими возможностями. Все организовать, нанять киллеров из другой республики, ловко замести следы — это не под силу дилетанту. Убийца либо сам имеет связи в уголовном мире, либо нанял кого-то, имеющего эти связи. Кроме того, он хорошо знал распорядок дня Марины, улавливал сплетни и слухи вокруг ее имени. Недаром же он, или киллеры по его указке, заранее разложили на столе фотографии и афиши, чтоб можно было сделать вывод, будто Марина застрелилась в припадке ностальгии по ушедшей славе. Ведь, кажется, в таком плане писал о ней тот бульварный журналист? Якобы у Марины все в прошлом, она изжила себя как творческая личность и так далее. Легче всего свалить самоубийство на душевный кризис… А кстати, у Марины были какие-нибудь творческие планы? Помню, где-то промелькнуло, что она собирается ехать в Париж. Для чего?

— Точно не знаю, она это не афишировала. Марина была немного суеверной и боялась говорить о своих планах заранее — чтоб не сглазить. Поэтому ходили разные слухи: якобы она собиралась навестить эмигрантскую родню, или подлечиться, или сделать пластическую операцию. А вот Евгения утверждала, что Марину пригласили туда преподавать в школе искусств.

— А ты не проверял эти сведения?

— Зачем? Разве это так важно? И, потом, пойми: я не могу открыто интересоваться жизнью Марины, это даст лишний повод для сплетен. Потому ведь я и позвал тебя, чтобы никто не догадался о моем участии.

— Значит, ты немного можешь рассказать о ее жизни в последние годы? Какие у нее были подруги, друзья, кто ее окружал — этого ты не знаешь?

— Боюсь, что нет. Об этом тебе лучше спросить у Лили Чубаровой. Она как была Марининой подругой в юности, так и осталась. А другие предавали, завистничали… Да она и сама не очень умела дружить.

— Марина жила в квартире одна?

— Да. Алеша уехал примерно за год до ее гибели. Домработницы у Марины в последнее время не было. Ну, а насчет ее приходящих мужей и бой-френдов я сведений не имею.

— Марина и Евгения Константиновна всегда жили на разных квартирах?

— Да, так им было удобней. У каждой — своя жизнь, свои дела. Марина тяготилась опекой. А Евгения до последнего времени была активной бабулей, вела общественную работу, давала уроки начинающим певицам. Но Марина ее часто навещала, они ведь жили в одном районе.

— Ясно. Еще последний вопрос. — Леонид помолчал, искоса и внимательно поглядывая на задумчиво-напряженное лицо Виктора. — Для чего тебе надо найти убийцу? Ты хочешь его обличить, покарать? Но тогда тебе придется выдать свое участие в этом расследовании.

— Тогда это можно будет сделать. — Голенищев сдвинул брови к переносице, и его серо-голубые глаза потемнели, словно налились свинцом. — Узнав правду, получив доказательства, я смогу открыто заявить, что так, мол, и так, Марину напрасно обвиняли, будто она… — Виктор замолчал, словно проглотив последние слова, и стал с преувеличенным старанием хлопотать возле камина.

Леонид тоже молчал, размышляя, что же в этом деле является главным для Виктора: забота о добром имени Марины или ненависть к убийце, отнявшем предмет его давно прошедшей, но, видимо, не забытой любви.