— Помнишь, ты обещала сводить меня в музей? Я сегодня свободен, — однажды сказал Кабачок.

— По-моему, лошади не ходят в музеи. Я ни разу там не видела даже пони, — засомневалась Соня.

— Вот и увидишь!

— В музее нельзя бегать, громко разговаривать…

— Я буду вести себя тихо, — пообещал Кабачок.

Соня не нашла что возразить, и они поскакали в город.

По дороге Соня пыталась научить Кабачка правильно себя вести.

— В музеях обычно говорят об искусстве.

— Хорошо, будем говорить об искусстве, — отозвался Кабачок. — Только надо потренироваться. Начинай!

Соня сосредоточилась:

— Об искусстве обычно говорят так: не правда ли, на этом портрете нарисована голова?

— А я что должен отвечать?

— Несомненно…

— А дальше?

— Потом можно так: это дерево совсем зелёное!

— А я?

— Безусловно… или что-то в этом роде…

— Безусловно, несомненно! Несомненно, безусловно! — бормотал Кабачок.

«Конечно, я никогда не видела, чтобы лошади ходили в музеи, — размышляла Соня, — но, может, я ходила не в те музеи или мы ходили в разное время».

В самом радужном настроении они подъехали к музею…

— С лошадьми нельзя! — отрезала служительница.

— Почему?! — расстроилась Соня.

— Не спорь! — кротко сказал Кабачок и спросил: — А с девочками можно?

— С девочками? — растерялась служительница. — Детский билет надо купить!

— Хорошо, — сказал Кабачок, и они прошли внутрь.

Народу было мало. Служительницы подрёмывали в креслах. И Соня с Кабачком устремились вперёд.

— Почему ты не смотришь картины? — спросила Соня, когда они пробежали залов пять.

— Уже нужно смотреть? — удивился Кабачок.

— Посмотри, это называется портрет, — начала Соня.

— Безусловно! — сказал Кабачок. Потом подумал и уточнил: — Так надо про портрет говорить?

Соня кивнула.

— Как странно, на всех портретах изображено одно и то же! — задумчиво сказал Кабачок.

— Они разные! — растерялась Соня.

— Одинаковые, — настаивал Кабачок. — Ты сравни: здесь нос — и там нос; здесь рот — и там; глаза — глаза… Тут, правда, уши не видны…

Соня решила не спорить. Тем более что Кабачок уже разглядывал батальные полотна.

— Знаешь, художники в этом музее рисуют гораздо лучше, чем тот, что водится в наших краях, — сказал он.

— Они просто по-другому рисуют, — согласилась Соня.

— У них не только можно понять, где у лошади голова, но иногда — и где ноги… Смотри, как красиво гарцует! Я тоже так умею! — и Кабачок загарцевал.

Шум разбудил служительницу.

— Лошадь? — удивилась она. — Вы с ума сошли! Лошадь — в храме искусства!

— Нельзя? — расстроилась Соня.

— Вы что, не видели при входе надпись: на роликах и с велосипедами нельзя?!

— Он без велосипеда!

— Это переходит все границы! Я пойду к директору! — и, размахивая руками, служительница удалилась.

— Сейчас выгонят, — расстроилась Соня. — А мы толком ничего и не посмотрели. Послушай, давай так: если на тебя смотрят, ты притворяешься статуей.

— Зачем это?

— Чтобы нас не выгнали.

— Смотри-ка, лошадь с крыльями! — вдруг оживился Кабачок.

— Это Пегас! Лошадь поэтов.

— Они сразу крылатые рождаются или у них постепенно отрастает?

— Я слышала, как папа говорил про кого-то: «У него выросли крылья». Так что, наверное, не сразу. — Соня и сама не знала.

— То есть если найти поэтов, заделаться к ним лошадью, то, может, отрастут? — Кабачок задумался, а потом спросил: — Кстати, а ты кем будешь, когда вырастешь?

— Не знаю…

— А поэтом не хочешь быть?

— Ты смешной, Кабачок. Это мифическая лошадь, и у неё мифические крылья.

— Какая разница, мифические, не мифические! Лишь бы летали. Соглашайся! А?

От волнения Кабачок почувствовал страшный голод. Он приблизился к одному из пейзажей и попробовал ущипнуть травку.

— Что ты делаешь? — в ужасе закричала Соня. — На тебя смотрят.

Действительно, служительница зала в растерянности глядела на них.

— В моём зале никогда не было лошадей! — поделилась она.

— Это чучело лошади, — сказала Соня и похлопала Кабачка по шее.

— Сама ты чучело! — обиделся Кабачок.

— Чучело? — потерянно бормотала служительница. — Не было чучела. Может, это из другого зала? А где инвентарный номер?! — с надеждой воскликнула она и начала ходить вокруг лошади.

— А как он выглядит? — спросила Соня.

— Такая бирочка железная.

Соня быстро оторвала железяку от соседней картины.

— Вот она!

— И правда. — Служительница совсем растерялась. — Пойду уточню в реестре.

— Уходим! — шепнула Соня.

— Подожди, я хочу понять, когда он взлетает, что делают ноги, и наоборот, когда бежит по земле, куда он девает крылья? — рассуждал Кабачок.

Тут вернулась растерянная служительница.

— Не понимаю, — поделилась она. — Это инвентарный номер от картины «Летний полдень».

— Тогда ясно! — сказала Соня. — Лошадь сошла с картины.

— Деточка, как лошадь могла сойти с картины? — Женщина с укором посмотрела на Соню.

— Никак, — согласилась Соня. — Но я вижу лошадь посреди музея. У вас есть другое объяснение?

— Нет, — устало отозвалась служительница и села на своё место.

Тут Соня и Кабачок услышали:

— А сейчас пройдёмте в следующий зал.

В зал стали заходить дети.

— Сейчас мы увидим удивительную картину…

— Смотрите, лошадь! Настоящая лошадь! — закричал кто-то из детей.

— Не трогайте экспонат! — сурово сказала женщина-экскурсовод.

— Я не экспонат, — обиделся Кабачок.

— Это же лошадь! — перепугалась экскурсовод.

— Ну, лошадь! — сказал Кабачок. — И что?

— Лошадь, а ты можешь нас покатать? — закричали дети.

Экскурсовод растерялась.

— Почему вы не предупредили? — обратилась она к служительнице. — Здесь никогда не было лошади.

— И мне так казалось. А теперь есть. Не знаю, что и думать.

— Лошадь, ты тут работаешь? — спрашивали дети.

— Хорошо! Дети, продолжим! — Экскурсовод хлопнула в ладоши, но её никто не слушал.

— Лошадь, а что ты ешь?

— А как тебя зовут?

— Мы пришли смотреть картины! — в отчаянье объявила экскурсовод. — Девочка, — обратилась она к Соне, — это твоя лошадь?

— Нет.

— А чья?

— Это своя собственная лошадь, — пожала плечами Соня.

— Ну и времена!

В этот момент в зал торопливо вошли директор музея, служители и милиционер.

— Вот! — сказала экскурсовод и пояснила: — Лошадь!

— А-а… — протянул кто-то. — Действительно.

— Что же делать? — растерялся директор.

— А я знаю: лошади любят яблоки, — сообщил кто-то из детей.

Тут вперёд вышел милиционер.

— Повреждения есть? — строго спросил он.

— У кого? — удивился Кабачок.

— Нет, но… — начал было директор.

— Так что вы хотите? Лошадь тянется к искусству. Я бы такие движения души только приветствовал. И впредь, пожалуйста, не отвлекайте милицию от работы! — Милиционер отдал честь и направился к выходу. За ним побежали служители:

— Но с велосипедами нельзя!

— Лошадь мешает экскурсиям!

— Куда же мы катимся? — бормотал директор.

— Спасибо, нам у вас очень понравилось, — сказал Кабачок директору. И директор вдруг просиял:

— Приходите ещё…

— Непременно, — заверил Кабачок, и они с Соней направились к выходу.

— Знаешь, — сказал на улице Кабачок, — если они хотят, чтобы дети добровольно к ним шли, им надо взять на работу хотя бы одну лошадь.

По моим сведениям, некоторые музеи сейчас так и делают.

А Соня в последнее время всерьёз подумывает, не стать ли ей поэтом. Она даже песню написала. О дружбе, не о чём-нибудь.

Песня о дружбе, написанная Соней

Счастливо жили на зависть соседям Джон и толстушка Дженни. Джон в кабаке с утра до полночи Просаживал всё до пенни. Если же в полночь не возвращался Домой её милый Джонни, Толстушка в кабак за ним посылала Гнедого жеребчика Бонни. Бонни верен, и Бонни умён, Сквозь непогоду, пасмурным днём, Хозяина он домой привезёт, Всегда домой привезёт.
— Пойдём же, хозяин! — Постой, старина, В кружке пока я не вижу дна, Садись-ка со мной, и выпьем вина. Куда нам спешить, старина? Напрасно Дженни всю ночь напролёт Сидит у окошка и мужа ждёт, Джонни и Бонни всю ночь за столом Толкуют за кружкой с вином. Бонни верен, и Бонни умён, Сквозь непогоду, пасмурным днём, Хозяина он домой привезёт, Всегда домой привезёт.