Познер Владимир Владимирович.

Президент Академии российского телевидения с 1994 года.

Автор и ведущий программы «Времена», ОАО «Первый канал».

Автор и соведущий 16-серийного телефильма «Одноэтажная Америка».

Родился 1 апреля 1934 года в Париже. Окончил школу в Нью-Йорке. В 1953 году семья Владимира Познера переехала на постоянное место жительства в СССР. В 1958 году окончил биолого-почвенный факультет МГУ (кафедра физиологии человека). Работал литературным секретарем Самуила Маршака, в 1961–1970 годах – старшим редактором в АПН, в журналах «Soviet Life», « Спутник» (ответственный секретарь), с 1970 года – комментатор в главной редакции радиовещания на США и Великобританию Центрального радиовещания на зарубежные страны Гостелерадио СССР.

В 1982 году был ведущим первого телемоста «Москва – Лос-Анджелес » на Первом канале.

С 1986 года работал политическим обозревателем на ЦТ Гостелерадио СССР, тогда же вместе с американским телеведущим Филом Донахью был ведущим двух возвестивших эпоху « гласности» телемостов между СССР и США.

Начиная с 1988 года вел программы «Воскресный вечер с Владимиром Познером » и «Квадратура круга». С марта 1991 года работал в Нью-Йорке, где совместно с Филом Донахью делал программу «Познер и Донахью».

С августа 1994 года вел публицистическую телепрограмму «Если» и ток-шоу «Мы». В США у него вышли две книги: « Свидетель » и «Прощание с иллюзиями». Последняя стала национальным бестселлером и оставалась в престижном списке газеты «Нью-Йорк Таймс » в течение 12 недель.

С 1995 года вел в США еще одну авторскую программу – «Final edition» («Итоги недели»). 8 сентября 1996 года на телеканале НТВ вышла новая программа В. Познера – ток-шоу «Человек в маске», (позже транслировалась ОРТ).

С августа 1997 года – автор и ведущий программы «Мы».

С февраля 1997 года ведет на волнах станции «На семи холмах» публицистическую программу «Давайте это обсудим ».

В 1997 году открыл в Москве школу телевизионного мастерства для региональных журналистов. С октября по ноябрь 1998 года – автор и ведущий информационно-публицистической программы « Время и мы» на ОРТ.

С сентября 1999 года – ведущий ток-шоу «Мы и время». В связи с новым проектом отказался от программы «Человек в маске».

В ноябре 1999 года участвовал в качестве ведущего в фильме Би-Би-Си «В поисках железного занавеса ».

С 1998 года – член жюри премии «Триумф».

Лауреат ТЭФИ-98 за программу «Человек в маске».

В апреле 2000 года вышла пилотная программа из нового цикла Владимира Познера «В.В.П.» («Весьма важная персона»). Проект начал разрабатываться еще в 1996 году, однако тогда программа в эфир не вышла. В 2001 году программа «Времена» стала победителем национального телевизионного конкурса « ТЭФИ-2001» в номинации «Публицистическая программа». В 2002 и 2004 годах получил приз « ТЭФИ » в номинации «Интервьюер» с программой « Времена», в 2005 году – приз «ТЭФИ» в номинации «Ведущий информационно-аналитической программы» с программой «Времена».

Награжден орденом Дружбы народов (1994), золотой медалью Общества «За лучший мир» (США, 1997), удостоен награды Всероссийского конкурса «Золотой гонг» в номинации «За вклад в развитие СМИ » (2001), назван «Лучшим телеведущим » фестиваля « Массмедиа-94», награжден специальным призом «За выдающийся вклад в развитие телевидения » жюри фестиваля телепрограмм «Бархатный сезон» 1995 года и орденом Почета (1999).

Ассоциация иностранных корреспондентов присудила ему премию Дмитрия Холодова «Лучший репортаж о России». Лауреат трех американских премий «Эмми» за телевизионное мастерство. В 2007 году награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени.

– Что вы считаете высшим пилотажем в профессии журналиста?

– Я не думаю, что в профессии журналиста вообще есть высший пилотаж, поскольку есть разная журналистика. Одно дело – работа на экране, другое – в печати, третье дело – на радио. Есть некоторые принципы, общие для всех. Я думаю, что первое – это неуемный интерес, который должен быть у всякого человека, который считает себя журналистом. Второе – это чувство ответственности перед аудиторией. Вот эти две вещи совершенно необходимы для журналиста, как мне представляется. А уже потом играют роль качества, требующиеся для той сферы журналистики, в которой вы работаете. Скажем, на телевидении важно уметь «пробить» экран, оказаться рядом с вашим зрителем, чтобы у каждого отдельного зрителя появилось чувство, что вы разговариваете именно с ним. Пожалуй, это главный талант телевизионного журналиста.

– Ваш взгляд на современное телевидение: как вы относитесь к современным телепередачам, фильмам, телесериалам? Какие работы считаете интересными (необходимыми, полезными), а какие – недостойными (вредными)?

– Работы есть очень разные. Есть замечательные, есть плохие, поэтому я не могу сказать, что у меня сложилось какое-то общее отношение ко всему современному телевидению в целом. Тут все очень по-разному. Я пытаюсь никогда не говорить конкретно о своих коллегах – ни хорошего, ни плохого. Просто считаю, это не совсем этично. Можно только так сказать: недостойные и вредные – это программы, в которых содержится неправда; программы, которые апеллируют к самым низменным инстинктам человека; программы, которые нацелены не на то, чтобы информировать и поднимать общий уровень аудитории, а напротив, направлены лишь на то, чтобы их усваивали, но без работы мозга, без соучастия. Это будут недостойные и вредные программы. Соответственно уже легко сказать, какие полезные.

– Как вы считаете, телевидение – это в большей степени отражение действительности, какая бы она ни была, или все-таки механизм коррекции и влияния на массовое сознание?

– К сожалению, телевидение и такое, и такое. Я считал бы, что лучшее телевидение – это именно отражение действительности, какой бы она ни была. Телевидение, на мой взгляд, не должно быть инструментом влияния на сознание, а должно давать зрителю именно реальную картину того, что происходит.

– Обязано ли телевидение быть социально ответственным?

– Да.

– Как найти баланс между свободой самовыражения и цензурой с целью ограничения примитивизма и отупения людей?

– Никакого баланса быть не может, поскольку никакой цензуры быть не может. Цензура как таковая только вредит журналистике в целом и телевидению в частности. Свобода самовыражения ограничивается ответственностью каждого отдельно взятого журналиста. Всякая свобода непременно сопряжена с ответственностью. Совершенно безответственный человек – это раб, за него отвечает хозяин, а наиболее свободный человек – это человек наиболее ответственный, который понимает, что свобода требует от него совершенно определенного поведения. Так что баланс идет от соотношения свободы и ответственности, но никакой цензуры здесь быть не может.

– Телевидение – это все-таки синтетическое искусство. Кажется, что прошлое изменить невозможно, однако сегодня с помощью телевидения меняют прошлое, «делают» будущее. Все говорят о засилье негатива, депрессивных программ, но никаких качественных изменений не происходит. Что вы как президент Академии российского телевидения и мастер телевизионной политики делаете или советуете делать руководству каналов?

– Тут есть несколько моментов. Во-первых, я не советую руководству каналов, это не моя функция, во-вторых, я настаиваю на том, что телевидение – это не искусство, ни синтетическое, ни какое-то иное. Искусство все-таки вечно, а произведения телевидения сугубо временные. Они сиюминутны, иногда их помнят в течение какого-то времени, но, безусловно, они не являются вечными. Телевидение, конечно же, не искусство, я абсолютно в этом уверен. Что касается того, что с помощью телевидения меняют прошлое и делают будущее… Я не очень это понимаю. То есть если телевидение используется как инструмент, направленный именно на это, то оно выполняет не свои функции, опять пользуется определенными идеологическими и политическими целями, а этого не должно быть. Насчет засилья негатива. Я много об этом слышал, и каждый раз это вызывает у меня вопрос. Дело в том, что в обязанности журналиста в первую очередь входит задача обращать внимание на то, что не в порядке. То, что хорошо, то, что получается, это и так становится известным. Власть, например, обязательно доводит до сведения всех и каждого информацию о своих реальных успехах. А вот кто будет говорить о непорядке, о серьезных проблемах, если не журналист? Может быть, не нравится, но тут ничего не попишешь, это наша работа. Можно журналиста, если хотите, сравнить со сторожевым псом, который лает, рычит, показывает зубы именно потому, что обращает внимание на то, что нехорошо. Так что если зритель хочет видеть только позитивное, он просто должен понимать, что тогда придется обходиться без журналистики и журналистов.

– Вы верите в возможность существования общественного телевидения, полностью независимого и от государства, и от коммерческих структур?

– Это очевидно, и я верю, поскольку оно существует. Порядка 45 стран имеют общественное телевидение, которое на самом деле не живет за счет рекламы и которое законом защищено от власти. Оно реально существует, и поэтому я даже не понимаю, как можно ставить этот вопрос. В конечном счете мы все зависим друг от друга: и власть может влиять, и финансы могут влиять, но вопрос в том, как влиять, напрямую или опосредованно? Опосредованному влиянию подвержено все, каждый конкретный человек. Наверное, только если вы дома сами себе пишете стенную газету, тогда вы действительно ни от кого и ни от чего не зависите, хотя вам все равно нужно покупать бумагу и то, чем писать, а это опять деньги. Но если говорить серьезно, то да, общественное телевидение, не зависящее от власти, рекламы и бизнеса, существует и совершенно реально.

– Если бы сегодня перед вами стоял выбор будущей профессии, какой путь вы бы избрали, в какой вуз поступали?

– Я нашел то, чем хотел заниматься. Вообще, я поступал на биологопочвенный факультет Московского государственного университета, в свое время мечтал быть ученым и только где-то в конце третьего курса понял, что я не ученый. Хотя сам предмет – биология, конкретно – физиология человека меня страшно интересовала, да и продолжает интересовать. Я знаю точно, что не поступил бы на факультет журналистики. Потому что я убежден, что нельзя научить человека быть журналистом.

Журналист должен иметь жизненный опыт, позицию, которая выработана в результате определенного опыта, которого у человека, пришедшего со школьной скамьи, у свежеиспеченного студента быть не может. Поэтому я, скорее всего, поступал бы на какой-нибудь факультет, который дает достаточно широкое образование, возможно, на исторический или филологический, а возможно, и на биологический, поскольку естественные науки чрезвычайно расширяют кругозор человека. Но знаю точно, что не поступал бы и не советовал бы никому прямо со школьной скамьи поступать на факультет журналистики.

– Кто из богатых людей (олигархов), по вашему мнению, наиболее продуктивно и позитивно участвует в развитии современной культуры, телевидения, кинематографа?

– Во-первых, я считаю, что слово «олигарх» уже совершенно напрасно употребляется, ведь олигарх – это не просто богатый человек, это человек, который имеет прямое отношение к власти. У нас были олигархи, это правда, но их уже давно нет. Есть чрезвычайно богатые люди, но они к власти отношения не имеют. Поэтому мне кажется, что это слово, которое у нас употребляется по привычке, употребляется не к месту. Другое дело, есть ли у нас богатые люди, которые так или иначе поддерживают, например, кинематограф. Да, есть. Мне известно, что такие люди есть. Но опять-таки, я не вижу особого смысла называть кого-то, потому что, вероятно, их гораздо больше, чем я знаю. Но я знаю, что есть люди, которые спонсируют не исходя из того, что кино – это бизнес и рассчитывают на прибыль, а дают деньги для поддержки кино, и не только кино, но и для публикации книг, поддержки театров и т. д. и т. и. Таких людей гораздо больше, чем мы предполагаем, и то, что они в этом смысле себя не обнародуют, говорит только в их пользу. Значит, они этим не пытаются завоевать чье-то расположение, а просто делают то, что считают нужным.

– Ваша детская мечта?

– Детская мечта была – быть д' Артаньяном.

– Какими видами спорта вы увлекаетесь?

– Для меня, безусловно, самый любимый вид спорта, которым я и занимаюсь очень активно, – это теннис.

– Как и где вы предпочитаете отдыхать?

– Я больше всего люблю ездить по разным странам, для меня это самое интересное времяпрепровождение, которое я могу себе позволить только во время отпуска. Люблю общаться с друзьями, люблю просто почитать, послушать музыку, пойти в кино, в театр, в консерваторию. Скорее всего можно сказать, что это отдых активный, поскольку я считаю, что чтение – это как раз активное, а совсем не пассивное занятие.

– Вы увлекаетесь живописью, ходите на выставки, коллекционируете?

– Живописью я тоже увлекаюсь, люблю музеи, но я не коллекционер ни в каком виде. Я понимаю людей, которые собирают живопись. Часто они рассматривают это как вклад, как вложение денег, поскольку полотна не дешевеют, а, напротив, становятся все дороже. Но лично у меня нет этой тяги, хотя очень люблю живопись и неплохо ее знаю и, конечно же, хожу, и не просто на выставки, но не могу сказать, что современная живопись меня особо влечет. Я очень люблю время от времени возвращаться к художникам, которых я люблю и которые есть во многих музеях мира.

– Кто ваш любимый художник?

– Нет такого. Вообще невозможно говорить об одном человеке. Я могу сказать, что больше всего меня поражает, больше всего ставит передо мной вопросов, я не понимаю, как это возможно было, Леонардо Да Винчи. Когда меня спрашивают, вот если бы можно было взять интервью у одного только человека за всю историю человечества, у кого бы вы хотели взять, я говорю: «У Леонардо». Я не могу понять этого человека. Это не любимый, но безусловно самый таинственный и поражающий мое воображение художник.

– Вы эмоциональный человек? Вы легко идете на риск? Знаете ли вы свой порог риска?

– Скорее всего, да. Порог риска знаю, и иду на него нелегко. Я обычно очень обдумываю что-то. Бывает, конечно, вдруг, но это для меня не характерно.

– Вы доверяете своей интуиции?

– Да.

– В чем счастье, смысл жизни?

– На этот вопрос нет ответа. Может, у кого-то он и есть. На самом деле это затертые слова, все их повторяют так или иначе. Но я думаю, что если говорить совсем просто, то это – быть в ладу с собой, быть в ладу со своей профессией и со своими близкими. Это все можно раскрыть, но в принципе сочетание этих трех составляющих – это и есть счастье.

– Аристотель говорил: «Если у вас есть друзья, у вас нет друга». Кто ваш друг? Чье мнение самое авторитетное?

– Во-первых, друг не всегда авторитетен. Что до Аристотеля, то я с ним не согласен. У человека может быть и больше чем один друг. Другое дело, что их вряд ли может быть много, потому что друг – это сочетание очень многих вещей, и главное – это совпадение с тобой, а это бывает не часто. Так что у меня не один друг. Есть для меня люди авторитетные, очень авторитетные, но они совсем не обязательно мои друзья. У меня нет одного самого авторитетного человека, но есть определенные люди, которые для меня весьма авторитетны, и их больше, чем друзей, кстати говоря. Их мнение для меня чрезвычайно важно. Я всегда готов к нему прислушаться, не только по моему поводу, по поводу моей работы, но и вообще по поводу жизни, каких-либо принципов. Среди них есть писатели, в том числе и умершие, к которым я возвращаюсь в поисках ответа на те или иные вопросы. Так что если я стану перечислять, то это займет слишком много места.

– Справедливо ли высказывание, что жизнь – это игра?

– Нет, это совсем не игра. Это штука весьма и весьма серьезная. И я даже плохо понимаю, что имеют в виду, когда говорят, что жизнь – это игра. Даже не знаю, что можно сказать после слов «жизнь – это», а потом что-то к этому добавить. Жизнь – это жизнь. Может быть, для кого-то это и игра, но для меня – далеко не игра.

– Как вы считаете, что нужно для того, чтобы быть успешным, финансово независимым? Для вас ключ к успеху – это… может быть, дисциплина, целеустремленность, уверенность?

– Понимаете, быть успешным – это одно. Быть финансово независимым – это другое. Я не понимаю, почему это как-то через запятую. Что такое успех? Кто как понимает успех? Это очень по-разному. Я думаю, что каждый человек для себя определяет, успешен он или нет. Опять-таки, это множество вещей. Быть финансово независимым – ну, что это? Нужно заработать достаточно денег, чтобы быть действительно независимым. На мой взгляд, деньги – это как раз одна из основных гарантий независимости человека. Конечно, нищий тоже независим, он ни на кого не работает и ему, собственно говоря, ничего и не надо. Но если вы все-таки социально активный человек, то, конечно, финансовая независимость важна: вы можете принимать решения самостоятельно и не беспокоиться о том, какие будут последствия – потеряете ли вы работу, сможете ли вы обойтись без работы, если вы будете настолько финансово обеспеченным. Но успех и понятие «быть успешным» – это другое. Каждый человек решает для себя сам. Вот я в своей личной жизни, в своей профессиональной жизни, я добился того, чего хочу? Я когда смотрю на себя в зеркало, у меня не возникает желания отвернуться или плюнуть, не дай бог? Ведь вы понимаете, это сугубо личные вещи – определение того, успешны вы или нет, это не другие решают. Другие могут сказать: «О! Какой он успешный!», а вот этот самый ОН думает совсем не так. А в другом случае думают: «Да ну, совсем не успешный!», а он как раз абсолютно для себя уверен, что он успешный. Поэтому опять: нет здесь никакого рецепта. Да, дисциплина, да, целеустремленность, да, уверенность – все это вещи, важные в жизни человека, но сказать, что каждое из этих понятий по отдельности определяет твое ощущение успешности, думаю, нельзя.

– Что для вас деньги?

– Деньги – это моя независимость и самостоятельность, возможность помогать близким и не только, возможность жить так, как я хочу.

– Как кризис 1998 года повлиял на ваше финансовое положение?

– Да никак. Я человек, не относящийся к очень богатому кругу. В 1998 году я, как и многие, кое-что потерял, но поскольку у меня не так много и было, то это никак особенно и не повлияло.

– Если бы вам представилась возможность жить в СССР до глубокой старости, воспользовались бы этим правом?

– Я бы, безусловно, уехал.

– Если бы это было возможно, что бы вы перенесли из той (старой) жизни в новую (современную)? Ведь было же что-то хорошее?

– С одной стороны, да, можно сказать, что было, но это было сопряжено именно с тем строем. Нельзя взять часть и сказать, что остальное я не беру, так это не работает: либо вы берете, либо не берете, и так во всем. Поэтому я бы ничего не взял. Социализм, которого на самом деле и не было в СССР, предполагает вещи, которые для меня очень привлекательны. В первую очередь это защита слабых. Но пока что я не видел ни одной именно социалистической страны. Я видел капиталистические страны, в которых много элементов социализма, прежде всего страны скандинавские. Но в этих странах основа – это не социалистический строй и коммунистическая идеология, а все-таки рыночный. То есть все-таки капитализм. Но при этом с целым рядом элементов, которые можно назвать социалистическими. И это меня привлекает. А советский строй… Да, несомненно, там были какие-то вещи, которые можно назвать хорошими. Но выдернуть их и перенести куда-то невозможно, потому что в том виде, в котором они существовали в советском строе, они не могут существовать в другом. Поэтому ничего бы я не взял из того строя, который я считал бы на самом деле преступным. Чтобы вы понимали: и при национал-социализме в Германии были отдельные хорошие вещи, например полная занятость населения. Хорошая вещь, но была основан совсем на другом – на нацизме, а нацизм ни в каком его виде я бы никогда никуда не перенес.

– Занимаетесь ли вы инвестированием? Если да, то самостоятельно или пользуетесь услугами профессионалов?

– Занимаюсь и пользуюсь услугами профессионалов.

– Чем вас привлекает инвестирование?

– Инвестирование – это когда у вас есть деньги, временно свободные, которые просто лежат и теряют в цене: если у вас сегодня 100 руб., то при инфляции в 10 % через год у вас уже 90 руб., ведь это неразумно. Инвестирование преследует две цели: с одной стороны, не терять того, что у вас есть, а во-вторых, чтобы деньги работали, другими словами, немножко их приумножить. Есть разные типы инвестирования: консервативный, когда вам почти гарантировано, что вы ничего не потеряете и, скорее всего, сохраните то, что у вас есть. Есть инвестирование чуть более рискованное, когда вы можете потерять, но вы можете и неплохо заработать, а есть просто рискованное, когда вы можете очень много потерять, но при этом очень много заработать. Каждый человек решает для себя, что ему ближе. Я полагаю, что когда у вас очень много денег, вы можете часть использовать с высоким риском, часть со средним. Это все зависит от ваших возможностей, вашего реального положения, и человек сам это решает.

– Как бы вы охарактеризовали свой стиль инвестирования? К какому типу инвесторов вы себя относите?

– Я бы назвал себя умеренным инвестором.

– Значит, для вас все же более важно сохранить существующий капитал, чем его приумножать?

– Для меня важно приумножать, но приумножать с учетом рисков. Другими словами, не подвергать серьезному риску.

– Какой уровень годовой доходности вы считаете приемлемым? (Каков приемлемый для вас среднегодовой темп роста стоимости ваших инвестиций?)

– Но ведь я еще и зарабатываю. Инвестиции для меня являются скорее такой подушкой безопасности, на случай, если со мной что-то произойдет. Ведь у меня все-таки есть жена, дети, внуки. Я хочу быть уверенным, что когда меня не станет, останется, по крайней мере, достаточная сумма, которая их обеспечит, чтобы они не оказались в тяжелом финансовом положении. Что касается того, сколько я зарабатываю в год, то уж позвольте оставить это при себе, но могу только сказать, что это вполне серьезные суммы, хотя их размер совершенно не соотносится с цифрами, которые неправильно, тем не менее упорно называются олигархическими.

– Нет-нет, вопрос был не о том. Не сколько вы зарабатываете, а какова приемлемая доходность на ваши инвестиции?

– Я бы хотел где-то от 10 до 20 %.

– Могли бы вы отказаться от инвестирования в различные активы в обмен на предложенную вам приемлемую доходность в долгосрочном плане (инфляция +)?

– Нет.

– Перед совершением крупной покупки или при принятии инвестиционного решения вы с кем-нибудь советуетесь? Родственники принимают участие в вопросах инвестирования?

– Скорее всего, да, советуюсь.

– Вы когда-нибудь хотели активно заниматься биржевой торговлей?

– Совершенно нет. И бизнес меня тоже никогда не привлекал.

– Как вы оцениваете перспективы мировой экономики?

– Я не экономист и не люблю давать прогнозы в вопросах, в которых хорошо не разбираюсь.

– Вы читаете финансовую (инвестиционную) литературу?

– Нет.

– Какую книгу вы бы порекомендовали читателям «ПИн» прочитать в обязательном порядке?

– Одну? (Смеется.) Существует такое огромное количество замечательных и гениальных книг, я не могу посоветовать одну. Просто невозможно выбрать. Это абсурд, нет такой одной книги, которую бы я посоветовал.