Эх, и здорово это - поваляться летом, в жаркий солнечный денек на берегу возле речки! Лежишь себе, нежишься, под тобой песочек меленький, теплый, золотистый от солнца. Руки так и тянутся к нему; сыплешь и сыплешь себе на голую грудь, на ноги, а он течет по телу, как живой, приятно щекочет. А сверху солнышко светит, пригревает, но не слишком - даже в самую жару тянет с реки влажный легкий ветерок. А когда все-таки - не без этого - припечет как следует, вскочишь и бежишь к воде. Она здесь же, рядышком, заманчиво плещет в берег тихой ласковой волной. Разгонишься, бежишь сперва по мелководью в брызгах расплавленного серебра, а потом - у-ух! - нырнешь с головой и, фыркая от удовольствия, плывешь - хочешь «по-собачьи», хочешь на саженках, а если умеешь, так даже кролем.
Кто из ребят не грелся летом вот так на берегу, не плавал в реке, тот, можно сказать, лета и не видел! Во всяком случае, Ленька и его дружки могли бы только посочувствовать такому горемыке…
Правда, сейчас Ленька, расположившись с друзьями на песчаной косе за деревней, не вкушал прелесть бездумного отдыха, а был занят важным делом. Здесь был созван очередной «военный совет» и разбирался вопрос о ночной провинности Петруся. Ребята все сидели голые, загорелые, в одних трусах, а Аленка, тоже коричневая от загара, - в цветастом купальнике. Время от времени она бросала взгляд на смущенное лицо Цыганка и едва сдерживалась, чтоб не рассмеяться.
Ленька со всей серьезностью начал допрос:
- Ну, отвечай… Как это тебя угораздило?
- Что угораздило? - исподлобья глянул на него Петрусь.
- Ну, как ты… чуть не сорвал нам всю операцию? - уточнил Ленька.
- Да очень просто… Мы с тобой еще только подползли к ним, а у меня как защекочет в носу. Но я терпел. Пока они говорить не кончили, терпел. А потом невмоготу стало. Будто там, в носу, муравейник закопошился…
- Тебе нужно было пальцем на переносицу нажать, - посоветовала Аленка, вот-вот готовая прыснуть со смеху. - Я слышала, помогает…
- Умна ты больно! - окрысился на нее Петрусь. - Я это и без тебя знаю… То-то и оно, что, как нажал, так сразу и…
Аленка больше не в силах сдержаться - заливается смехом. Хохочут, катаясь по песку, и Мишка с Олегом. Один Ленька все еще держится строго, с осуждением смотрит на сконфуженного Петруся.
- Твое счастье, что мы все до конца услыхали, - говорит Ленька и оборачивается к друзьям. - Ну, какое ему придумаем наказание.
Олег поправляет на носу очки, хмурит лоб.
- Я так считаю: за руки, за ноги, раскачать и - в воду!
- Правильно! - в восторге кричат в один голос Аленка и Мишка и вскакивают, чтобы немедленно привести приговор в исполнение.
Но Петрусь опережает их, взвивается пружиной и со всех ног пускается вдоль берега наутек. Все четверо гонятся за ним, только пятки сверкают на солнце. Ленька, которому уже наскучила роль строгого командира, с задорным боевым кличем мчится впереди всех. Петрусь мечется из стороны в сторону, виляет между кустами. Потом, видя, что от погони все равно не уйти, поворачивает прямо к реке…
Бу-ух! - брызги искристой завесой встают перед Петрусем, вспыхивают радугой, и он бросает свое тело в эти радужные огни, в прохладные объятия реки. Вслед за ним с шумом, смехом и криками бросаются в воду остальные…
Накупавшись вволю, ребята вышли на берег и снова уселись в кружок, подставив спины и плечи ласковому солнцу.
- Вот что, - говорит Ленька, - поваляли дурака и хватит. Мы с Аленкой сейчас поплывем на «Стреле» в Стоговичи - нужно скорее рассказать обо всем Роману Ивановичу. Тебе, Миша, и тебе, Олег, задание - не спускать глаз с Сеньки. А ты, Петрусь, слетаешь в поле к брату и попросишь, чтоб он дал нам на вечер мотоцикл. Может понадобиться. Ну как, идет?
- Можно и так, - не возражает Петрусь.