«Русский шансон»… Впервые это странное словосочетание увидели на афишах жители столицы еще Советского Союза зимой 1991 года. Реклама зазывала горожан на фестиваль «песен наших улиц и дворов» в Театр эстрады, что на Берсеневской набережной.

В программе было заявлено полтора десятка исполнителей, однако несомненным «гвоздем» предстоящего действа «торчал» в списке выступающих только-только освобожденный из лагеря Александр Новиков. За семь лет до знаменательного события в виде его нынешнего выступления на сцене, с которой даже в пасмурный день четко виден Кремль, опальный бард был отправлен на десять лет «туда, где даже летом холодно в пальто». И хотя официальной причиной приговора «гуманная» советская власть называла незаконный промысел, каждый знал, что сел Новиков — за свои песни.

В 1984 году, когда подпольно записанный в Свердловске альбом «Вези меня, извозчик…», со скоростью, недостижимой даже в современной космонавтике, разлетался по просторам СССР, слушатели ни о каком «русском шансоне» не ведали, а жанр, в котором творил уральский самородок, именовали коротко — «блатняк». Представить себе, что еще вчера запрещенное творчество скоро во весь голос зазвучит «со всех эстрад», не могли даже в самых дерзких мечтаниях.

«Новое время — новые птицы, новые птицы — новые песни»…

Недоверчиво оглядевшись по сторонам, жанр вышел из сумрачного подполья, где обретался долгие десятилетия, и понял, что с имиджем надо что-то делать.

Сергей Годунов, режиссер-постановщик того, самого первого, фестиваля, в интервью Михаилу Шелегу вспоминал:

К тому времени жанр шансона еще не был так широко представлен. Еще не было компакт-дисков, были только случайные кассеты. И эту музыку тогда никто не называл шансоном. Шансоном называли исключительно французскую эстраду. И вот в 90-м году я решил провести несколько концертов с участием артистов, работающих «в жанре блатной песни», — ведь их по радио не крутили, в телевизоре не показывали, а песни их звучали повсюду из магнитофонов. Вот и возникло желание познакомить публику с этими артистами.

…Аналогии словосочетанию «русский шансон» в отечественном языке нет. Что это — городская песня? «Шансон» — наиболее емкое иностранное слово, которое подошло как синоним к понятию «блатная песня».

Прежде чем раскручивать спираль времени в обратном направлении в поисках истоков жанра, логично было бы ответить на вопрос, а что этим самым жанром считать? Говоря научным языком, надо бы обозначить предмет исследования.

И хотя великий Ключевский утверждал, что «в истории мы узнаем больше фактов и меньше понимаем смысл явлений», я не теряю надежды прикоснуться к сути.

 

Споем по-русски шансон французский?

Пожалуй, нет в современной российской музыке жанра, вызывающего больше споров, чем шансон по-русски.

Причем споры касаются всего — как формы, так и содержания.

В звучащем многоголосии мнений часто слышится: как французское слово «chanson», означающее в переводе — песня, может стоять рядом с определением «русский»?

Сто лет назад такие же жаркие споры вызывало сочетание «русский романс», сегодня прочно вошедшее в обиход.

Противники гибридизации советуют просто осуществить перевод и назвать это — «русской песней».

«Что ж, вроде бы логично?» — заметит иной читатель.

Это не совсем так, а вернее — совсем не так. Ведь далеко не всякий образец «музыкального интонирования поэтической речи» (как определяет песню Л. Альтшуллер) можно отнести к интересующему нас жанру. Чуть ниже мы подробнее остановимся на вопросе, что с точки зрения музыки, стилистики и текста считать шансоном.

Пока же давайте попробуем разобраться, каким по отношению к русскому языку является слово «шансон».

Ответ лежит на поверхности — заимствованным.

Когда появляются такие слова в языке? Когда возникает потребность описать существующее явление, для которого не нашлось всеобъемлющего термина «на родине».

«Заимствования становятся результатом контактов, взаимоотношений народов, государств. Основной причиной заимствования иноязычной лексики признается отсутствие соответствующего понятия в когнитивной базе языка-рецептора. Другие причины: необходимость выразить при помощи заимствованного слова многозначные русские понятия, пополнить выразительные средства языка и т. д.» [1]

Наука лингвистика учит нас, что при заимствовании значение слова часто сдвигается. Так, французское слово «chance» означает «удача», в то время как русское слово «шанс» означает лишь «возможность удачи». Иногда значение слова меняется до неузнаваемости. Например, русское слово «идиот» произошло из греческого — «частное лицо»; «сарай» восходит к персидскому «дворец». Бывает и так, что заимствованное слово возвращается в своем новом значении обратно в тот язык, из которого оно пришло. Такова, по-видимому, история слова «бистро», пришедшего в русский язык из французского, где оно возникло после войны 1812 года, когда части русских войск оказались на территории Франции, — вероятно, как передача реплики «Быстро!»

* * *

Елисейские Поля, Нотр-Дам, мутные воды Сены… «Ах, Париж, Париж…» — город романтиков и влюбленных, где даже нищих поэтично зовут клошары.

Именно на земле древних франков, лет эдак триста назад, в крошечных кабачках и уличных ресторанчиках впервые зазвучали маленькие, веселые и шуточные песенки — chansonets. Их исполнение напоминало театр одного актера и сопровождалось выразительной жестикуляцией, мимикой, танцем актрис под незатейливый аккомпанемент шарманки или маленькой гармошечки. Такие песенки отражали саму суть жизни народа, с его радостями и бедами: с простым, иногда чуть фривольным юмором и щемящей тоской по неразделенной любви или потерянной свободе.

Конечно, песня как таковая появилась во Франции значительно раньше, но отлилась в интересующую нас форму на рубеже XVII–XVIII веков.

Видный историк французской музыки Ги Эрисман подтверждает:

«С начала XVII века парижская богема охотно посещала кабаре „Сосновая шишка“… Улица и кабаре становятся местом, где зарождаются новые песни, обладающие многими признаками, типичными и для современной песни».

А что же сегодня понимают под шансоном обитатели Монмартра и Елисейских Полей?

Известная переводчица французских песен Ирина Олехова разъясняет:

«Те, кого во Франции называют шансонье, — это не те же самые люди, кого величают шансонье русскоговорящие, хоть это слово и заимствовано из французского. Во Франции оно означает „куплетист, автор-исполнитель сатирических песенок“, а для нейтрального „певец“ существует слово „chanteur“. Для нас же „шансонье“ — синоним слов „певец“, „исполнитель песен“. Во Франции есть весьма распространенное наименование — „auteur-compositeur-interprete“. Это можно было бы перевести как „поэт-композитор-исполнитель“, и это гораздо шире, чем наше понятие автора-исполнителя. Во Франции в эту категорию попали бы все, кто пишет и исполняет песни. Так что, когда мы говорим по-русски „шансонье“, у французов это будет чаще всего соответствовать именно вот этому сочетанию: автор текста и музыки и исполнитель собственных песен. Таких певцов во Франции очень много, и на вершине всех мыслимых олимпов — именно они, а не попса и не рок.

Говорить о рамках жанра „французский шансон“ трудно, границы его очень размыты…»

* * *

Итак, мы можем рассматривать два тезиса: шансонье «у них» — не просто певец, но «куплетист, автор-исполнитель сатирических песенок», а рамки тамошнего жанра, как, кстати говоря, и нашего, крайне трудно поддаются определению.

Но почему же все-таки для «блатной песни» был выбран именно французский «прикид»? Почему мы не зовем эту музыку на итальянский манер «русскими канцонеттами» или на немецкий «русскими зонгами»? Видимо, не с бухты-барахты язык впитал именно модель «от Кардена»?

Контакты России и Франции насчитывают не одну сотню лет. Исторически сложилось так, что именно с этой страной, начиная с XVIII века, установились наиболее прочные культурные связи.

Русская песня испытывала серьезное воздействие французской как минимум дважды: в конце XVIII столетия — и это было влияние романса — и в середине XIX века гастролерши создали моду на игривые песенки-спектакли — шансонетки.

Их форма предполагала, во-первых, сюжетность повествования, во-вторых, допускала в тексте использование простонародной речи и, в-третьих, обязывала исполнителя доносить произведение до слушателя в манере не академической, но доступной, подчас весьма откровенной. Героями таких музыкальных картинок были простые люди, поставленные волей судьбы, рока или собственной глупости в смешные или отчаянные обстоятельства.

По этим признакам chanson как особый вид песенного жанра отличали уже тогда.

«Король поэтов» Игорь Северянин, использовавший в своем творчестве эстрадные приемы, «выпевавший», по воспоминанию Б. Пастернака, «свои стихи на три-четыре мотива», в 1910 году пишет стихотворение с названием…

 

«Chanson Russe»

Что же мы наблюдаем в дюжине строк? Маленький рассказ, герои которого люди простые, деревенские, поставлены во вполне житейские, но в то же время экстремальные обстоятельства, где есть возможность проявиться сильным чувствам. И хотя финал «песенки» не ясен, легко угадывается, что вернется муж и все закончится совсем трагично.

Слово «chanson», использованное для определения формы своих произведений, можно отыскать у разных поэтов и писателей XIX — начала XX в.: Салтыкова-Щедрина, Михаила Булгакова, Тэффи… Т. е. люди, кому по роду деятельности пристало тонко чувствовать нюансы языка, улавливали некую особенность того, что на русский переводится как «просто песня».

 

«О вкусах не спорят — есть тысячи мнений…»

Полемика вокруг как природы явления, так и самого термина много лет ведется на разных уровнях: о жанре спорят журналисты и музыкальные критики в телевизионных шоу, о нем пишут в газетах и рассуждают сами шансонье.

«Я тоже задаюсь вопросом, кто придумал это название. Я бы назвал такие песни „песнями бытового жанра“, это ближе и понятней. В словосочетании „русский шансон“ есть немного русского, немного французского. В то же время эти песни существовали всегда — другое дело, что в советские времена они находились под запретом»

Вилли Токарев («Шансонье», 2007 г.)

Наиболее ярко общественные настроения отразились в ходе опроса, длящегося более десяти (!) лет на сайте www.lovehate.ru . Посетители ресурса отвечают на простой вопрос: «За что вы любите или ненавидите „русский шансон“?» Ответы респондентов исчисляются уже сотнями и звучат очень красноречиво.

Для иллюстрации мне хочется привести по десять мнений, как говорится, pro и contra.

Pro

07/04/02, Горбатый

Так. Ну что за вопрос, почему Вы любите Русский шансон… Попробую ответить. Во первых, скажите, что еще можно любить при нашей шняжной жизни? Пусть говорят, что шансон — это отстой, дерьмо и т. д. Но ничто другое так, как шансон, не отражает нашей с вами действительности. Шансон — жизненные песни. Ну че попса («люди как тучи, а тучи как люди…»), че, даже рок-н-ролл («А ты жуй свой орбит без сахара…»)? Народ, скажите, есть ли СМЫСЛ в словах этих песен, которые я тут для примера написал? Конечно же, нет! А вот шансон: «Мы же все, браток, с тобой поборем…», «Помолчим и все сбудется, верь. Есть на свете счастливые дни…» да и многие другие слова. Я понимаю, что не каждому дано понять значения некоторых блатных слов, но это уже их проблема! КОРОЧЕ: ШАНСОН — ПЕСНИ О ЖИЗНИ!

10/04/02, Dron из Самары

Блатная песня (или «Русский шансон», если хотите) — единственный жанр в нашей стране, представляющий истинно народную музыку. Этот жанр позволяет узнать очень многое о настоящей жизни простых людей (и отнюдь не только уголовников). Впрочем, для этого нужно просто интересоваться данным предметом, а не судить о нем только по тем вещам, которые постоянно на слуху (я о песнях). И вообще блатная песня имеет очень давнюю и насыщенную историю (и эта история тесно связана с историей нашей земли и нашей русской жизнью, ее особенностями).

27/04/02, MiLana

Чтобы слушать шансон, не обязательно отсидеть, а чтобы сесть, не обязательно слушать шансон! Я вообще не понимаю, такое ощущение, по вашему мнению, что детки услышат шансон и пойдут на дело… А вы не вслушивались в песни других исполнителей современных направлений? Они учат хорошему? Шансон — это та музыка, которую надо слушать и понимать, если вы слышите только хриплые голоса, то действительно слушать вам только попсу, где вникать не надо, играет и ладно, сегодня одно, завтра другое, а шансон как есть, так и будет, возьми запись годичной или пятигодичной давности. А про преступность, она как была, так и будет, и от шансона это не зависит! А то, что в блатных песнях поется о воровстве, это не значит, что исполнители призывают вступать на этот путь. Хотела написать пару строк, но прочитав ваши доводы против шансона… бред полнейший!

25/02/05, paxa

Почитал внимательно тему. И вот что подумалось. Противники РШ, считают всех тех, кто слушает РШ быдлом, скотом, уголовниками, нелюдями и прочими «редисками». Но! Какая правильная, культурная речь, связанные мысли у этого «быдла» из зеленой колонки (я тоже к нему причислен) и какой примитивизм мышления, скупая, бедная и грубая речь у высокодуховных личностей (за небольшим исключением) из красной колонки, слушающих, вероятно, каждый вечер на сон грядущий Баха или Чайковского, а утром со светлыми мыслями идущих в библиотеку, чтобы еще более духовно обогатиться. А тут эти водители маршруток, будь они неладны… Нет бы включить Эллу Фитцджеральд или что-нибудь из «Времен года» Вивальди. Нет! Как врубят «Радио Шансон» — и все тут! Я тут подумал. Как человек привыкший доверять фактам, а не пустому трепу, хочу спросить своих противников. Вы говорите, что прослушивание русского шансона толкает людей на преступления. А конкретные факты привести можете? Чтоб была причинно-следственная связь.

22/03/05 vaflin

Противники шансона выставляют этот жанр как некоего «козла отпущения» или «мальчика для битья», сваливая на него все грехи, все мерзкое, грязное, что происходит в нашем обществе. Доля шансона в развращении нравственности молодежи есть, но не такая большая, как некоторые склонны себе представлять. Гораздо большую угрозу для общества и неокрепших психически молодых людей несет показ телесериалов, фильмов со сценами убийств, насилия, бесконечные выпуски криминальных новостей с трупами. Еще это и продажа компьютерных игр, содержащих сцены насилия. Продаются они вне зависимости от возраста покупателя. Вот что должно настораживать. Я вот слушаю русский шансон с 12–13-летнего возраста, и ничего. Получил педагогическое и юридическое образование, преступных мыслей не возникало после прослушивания «Мурки», «Поспели вишни» или «С одесского кичмана…» Все зависит в первую очередь от самого человека.

12/08/05, Ромыч

По-моему, все из правой колонки путают воровской блатняк и шансон. Между тем это совершенно разные вещи. Т. н. «русский шансон» — это порождение воровской субкультуры, которая претендует на романтичность своей паразитской жизни. И от него меня тоже тошнит. И терпеть его я не могу. Между тем хочу просветить правую колонку о том, что же представляет собой жанр шансона в неиспоганенном виде: французские эстрадные песни конца XIX–XX вв.; авторами или участниками создания их текстов и музыки нередко бывают исполнители-шансонье (Большая советская энциклопедия).

01/12/05, viventy

Прежде чем задавать такие вопросы (любите или нет?) и прежде чем отвечать на них, необходимо было уточнить, что подразумевается под «русским шансоном». Многим не нравится рэп только потому, что он у них ассоциируется только с Децлом, многим не нравится поп-культура, потому что они слушали только «Блестящих» и «Аварию»… и т. д. В каждом музыкальном направлении есть музыка, песни, которые нравятся кому-либо. В мире ничего нельзя отсекать, считать ненужным. Бриллиант тем прелестней, чем больше у него граней. Так и человек — чем больше он разносторонен, тем с ним интересней. Мне нравится многое. Из разных стилей. На разных языках. Я слушаю и классику, и рэп, и поп, и джаз, и шансон. Многообразие мелодий… А если вам не нравится слушать, что слушают другие люди, то слушайте плейер. Кто настолько негативно относится к чему-либо, тому необходимо просто «это» получше узнать. Не вешайте ярлыки! Будьте пластичней! И вам самим понравится. А мусор и отстой есть везде, и не по ним надо судить.

06/02/2007 Mila Shu

Этот пост заставили написать посты тех, которые против. Сплошные реплики: «тюрьма да зеки! ненавижу их!» Ну понятно, да, зеки обычно мало вызывают восторга. Но писать — дескать, шансон для зеков, мол, пусть и дальше слушают его, по-моему, несколько запальчиво. Изначально шансон — это кабацкая музыка. Пришла из Франции, как можно догадаться. И она совсем не подразумевала песни про преступный мир. Идем дальше: многие барды — Тальков, Высоцкий и т. д. — пели, помимо привычных бардовских песен «что вижу, о том и пою», и про блатной мир. Я не буду разводить демагогию, основная мысль тут и так ясна. Но подведу итог. К сожалению, произошла подмена понятий. Народ, тот что против, видит в шансоне только лишь блатную музыку, видит небольшой кусочек айсберга, который случайно откололся общественным мнением.

06/11/08, Green Hill

И, кстати, в правой колонке все так пишут уверенно… хотя забывают очень важную поговорку «От сумы да от тюрьмы не зарекайся»… каждого могут посадить ваши же «честные» менты… если захотят, для них это не составит проблемы… в этом я убедился, хоть и не на личном опыте, слава богу, но некоторые знакомые, если рассудить по человеческим законам, без прокуроров и адвокатов, сидят ни за что… к примеру, самооборона от пьяных, которых потом увозят в морг… Вот обо всей этой несправедливости — может, и не законов, но суда точно — поется в шансоне!

08/05/10, Dima V B

Сегодня я слушал песню в исполнении Сергея Любавина (певца-шансонье) и Татьяны Булановой (эстрадной попсовой певицы) в дуэте. Песня называлась «Цветок» и была помещена в энциклопедию шансона, которая доступна в Интернете. Я этот пример привел к тому, что в категорию «шансон» можно поместить почти всех певцов, которые не хотят портить свой репертуар, исполняя бессмысленные песни, перепевая избитые мелодии, переводя на русский язык иностранные произведения, и т. д. Они пытаются вложить смысл в песни. Об этом умно сказал бард Бондарев, который определил шансон как отсутствие повторяющихся куплетов о банальных эмоциях, фраз вроде «я люблю тебя», и т. д… Та же Вика Цыганова начинала с попсы, а сейчас ее репертуар — высококачественный шансон.

Contra

Freeman, 12/02/03

А за что его любить? В жизни и так полно мерзости, так о ней еще и поют. Едешь с работы вечером в заляпаной маршрутке, смотришь на водилу с тупой рожей, который на полный салон врубил этот шансон — и тошнить начинает. Хочется подойти, выдрать магнитолу и разломать на фиг. Те, кто говорят, что это песни о жизни, пусть уточнят, о какой жизни, о чьей жизни? Если вы находите в этих «рифмоплетах» отражение вашей жизни, тогда не фиг нам про это говорить и тем более петь, такая жизнь никому не интересна, и ничего, кроме презрения, не вызывает. Это глупый, блатной, банальный и тупой набор рифмованных фраз, из которых и складывается шансон. Песни для поклонников повседневной бытовухи.

GIA, 12/06/03

Это музыкой трудно назвать! Очень часто в этих песнях нет смысла. Вообще такая музыка нравится очень тупым и ограниченным людям, но тем не менее она очень популярна в СНГ. Вывод: в СНГ живет одно тупое быдло, которое слушает такой колхоз! Шансон в России — это как Кантри в Америке. Правда, в стиле Кантри больше приятных песен, чем в Шансоне. К тому же меня раздражают люди, которые слушают такую музыку. «Светочка, ты моя веточка! Светочка, ты моя веточка!» или «Погиб я мальчишкой, погиб навсегда! Погиб я мальчишкой, погиб навсегда!» — как вам, нравится?

…Русский шансон — это не музыка, это орудие криминальной пропаганды. Вот жил жиган, воровал и убивал, а менты-суки повязали-постреляли, а такой был пацан, как они могли! Мне прям так его жалко. Ночами не сплю, рыдаю…

Lamenta, 04/03/05

О жизни, значит, да, песни? Ну-ну… О какой жизни-то? «Сижу за решеткой в темнице сырой…»? Что такого удивительно хорошего в подобном творчестве? С музыкальной точки зрения это вообще ничто: три аккорда, дворовый вокал, пропевающий одни и те же комбинации каждый раз, стандартные аранжировки. Но главное-то: «Быть вором — талант…» Вот о чем они поют. А музыка прежде всего отражает человеческие эмоции и внутренний мир, поэтому в песне о любви и чувствах нет ничего отрицательного. А вот песни о грехе, о преступлении — это правильно?

Kurdt Cohbaine, 25/01/05

Козлы вонючие! Ну, ничего, я напишу письмо государственному секретарю президента и попрошу его посоветовать президенту издать указ, запрещающий шансон, потому что меня уже запарило беситься по этому поводу, причем конкретно. Да, кстати, всех любителей шансона посадить на хрен в карцер на 30 дней, чтобы одумались! А за повторное прослушивание шансона — в тюрьму на 30 лет, потому что не хрен слушать всякое г…!

Кайзер, 12/08/05

Русский Шансон, как правильно заметили, не в пример французскому отличается отвратительными голосами, пошлыми текстами и сомнительной моральной ценностью. Но главное в этой музыке — это контингент ее слушателей. Иногда во время посиделок мы с друзьями включаем эту станцию, чтобы вволю посмеятся. Например, лично слышал такой диалог.

«Диджей: ваши пожелания? Слушатель: я бы хотел передать привет всем, особенно моему другу Севе. Диджей: а что с ним? Слушатель: я, жена и Сева собирались поехать на шашлыки, на природу, отдохнуть и повеселиться. Но тут случилась беда — Сева сел». Я выпал в осадок. Это было произнесено столь будничным тоном, что я понял: для этих людей преступить закон и сесть — что мне в магазин сходить.

3 Sofia 3, 13/06/07

Ассоциируется с бардами, тюрьмой, «Таганкой», Гариком Сукачевым или Трофимом, гитарой, лысыми черепами и тату, впалыми глазами, щетиной, фляжкой и консервами, костром, палаткой. Жила такой жизнью, знаю, что это такое. И даже «Снегири» — песня, которая в эфир прошла и не имеет матов и изречений о нелегкой доле «настоящих» мужиков, — навевает тоску. Хочется выть на луну от этих песен или заткнуть уши, чтоб не сойти с ума от безнадеги. Кому-то они греют душу, вызывают ностальгию. Только не мне!

Queenоман, 31/12/08

Дерьмо! Русский шансон — это тупой блатняк и все! Никакой там души или жизненных ситуаций, ничего в нем нет!

Antigona, 09/01/09

Ох… от блатняка уши вянут. Тюремщина всякая… зачем об этом петь? Музыки нету… голоса обычно неприятные, прокуренные… слова — отдельная тема! Ехала тут недавно в маршрутке… пришлось слушать про то, как «разведенные мосты утром встретятся губами»… ну ЧТО ЭТО?! Да, наверняка есть и нормальные тексты среди всего этого… но в основном… бред…

Real, 10/03/11

Ненавижу шансон и блатняк всеми фибрами души! Его исполняют убогие стариканы, которые своим сиплым тошнотворным голосом пердят в микрофон. Один Шуфутинский чего стоит — огромная толстая бородатая еврейская горилла в окружении тупых блондинок. Это самый примитивный и недалекий жанр музыки: голоса у всех посредственные, вокал никакой, музыка однообразная, все песни друг на друга похожи, лирика одинаковая, сопливая, скудная музыкальная аранжировка. Одним словом — примитив! Эта одноклеточная музыка рассчитана на БЫДЛО, которое будет утверждать, что это хорошая музыка. А это на самом деле дешевый отстой! Это еще хуже попсы. А самое страшное — слушают почти все поголовно: на корпоративах, свадьбах, в общественном транспорте, в такси. Целевая аудитория шансона — не только «пацанчики», но и нелюди, у которых мозгов нет. Я за то, чтобы уничтожить шансон. Убивай шансон! Гноби шансон!

Justin Berfield, 06/05/11

По-моему «русский шансон» и блатняк — это одно и то же, хотя, может, и есть исключения, точно сказать не могу, т. к. совсем не слушаю этот «жанр» музыки! Просто для меня это музыка абсурда — не знаю, как можно гордиться тем, что ты вор и сидел в тюрьме. По-моему, это должно вызывать стыд, а не чувство гордости! Пару раз слышал в маршрутках эти песни, в основном они поют о том, как злые прокуроры их как бы ни за что сажают в тюрьму, а они такие бедненькие, по маме тоскуют… ну да, надо медаль давать за такое! И что-то я ни разу не слышал песен о том, как они романтично сережки у женщин вырывают, или изящно людей утюгами пытают… было бы занятно послушать! И, как говорил один римский сенатор, «и все же я считаю, что Карфаген должен быть уничтожен»… то же самое я скажу о блатняке!

Am745zx, 06/05/11

Название темы говорит само за себя. Русский шансон — это именно нары, водка, зеки. На то он и русский шансон. И нечего тут приводить всяких Михайловых, тот же зековский шансон. Просто в России есть два вида шансона: те которые уже «там сидят или сидели», и те, которые «пока не попали». Так вот со Стасом Михайловым такая же вещь, клипы — сплошной гламур, костюмы-пиджаки и дорогие часы. Если повезет — так и дальше будет, а нет — ну, тогда нары, водка, и селедка.

 

Шансон по-русски: От Вертинского до Шуфутинского

Серьезных работ филологов или лингвистов, с попыткой дать научную формулировку жанра, немного.

Одним из первых это сделал петербургский лингвист А. С. Башарин. Опираясь на знакомый нам уже тезис о том, что «блатная песня» и шансон — суть одного явления, наряженного в разные одежды, он пытается определить критерии, присущие им.

«…Между понятиями „русский шансон“ и „блатная песня“ ставится как бы знак равенства. При внимательном рассмотрении оказывается, однако, что мы имеем в этом случае уравнение с двумя неизвестными. И прежде чем ответить на вопрос, действительно ли „русский шансон“ — это новый виток развития блатной песни, необходимо сначала разобраться, а что же такое собственно „блатная песня“, попытаться четко обозначить предмет разговора, дать ему не эмоциональное, а научное определение» [3] .

Башариным выделяются следующие отличительные критерии: лингвистический (наличие жаргонных слов и выражений в тексте), генетический (криминальное происхождение, толкуемое как авторство человека из уголовной среды), бытование (распространенность в маргинально-преступных слоях), тематический.

Рассматривая каждую из черт подробно, исследователь приходит к парадоксальному выводу — ни одна из них не является до конца объективной.

В текстах известных песен «Таганка» или «Постой, паровоз» нет ни одного жаргонного слова.

Большинство песен «классики жанра» были созданы на воле, а если какая-то часть и пришла из лагерей, то писали их обычно люди, сидевшие во времена сталинских репрессий по политическим статьям.

Бытование жанра в определенной среде… Тут и говорить не о чем — крылатая строчка Евтушенко об «интеллигенции, поющей блатные песни» общеизвестна.

Более-менее выдерживал критику только тематический критерий, да и тот при ближайшем рассмотрении оказывается несостоятельным.

Подробнее о возникновении самого термина «блатная песня» и эволюции явления мы поговорим ниже (см. главу «Блатная песня — саундтрек советской эпохи»), но уже ясно, что ничего общего с произведениями только на криминальную тему он не имеет.

«…Проблема состоит в недостаточном разделении трех понятий: блатная песня как явление культуры (социально-историко-поэтический феномен 20-х–80-х гг.), собственно блатная песня (тематическая группа авторских и фольклорных песен в устном репертуаре указанного периода) и песенное творчество и фольклор криминальных групп мест лишения свободы.

Блатную песню (в широком смысле, как явление культуры) можно определить как совокупность всех песен, герой которых — человек, сопричастный жизни вне закона, преступник или заключенный, а также песен, по тем или иным признакам (историческим, поэтическим, музыкальным или субъективным) ассоциирующихся с подобными. Блатная песня — явление советской эпохи, она имеет неформальный статус, не публикуется, не исполняется с эстрады, исполнение блатных песен часто носит вне— и антиофициальный характер. В этом значении блатная песня стоит в одном ряду с такими явлениями, как романс, песни войн и революций, авторская песня и т. п.

…И разноплановость содержания песенников с заглавием „блатные песни“ — не ошибка, а прекрасное подтверждение как наличия такого понимания, так и его неопределенности…»

В заключительном разделе своей статьи Александр Сергеевич пытается ответить на вопрос: «А что же такое „русский шансон“?»

«Прежде всего — это направление эстрадной песни, ставшее уже заметным общественным явлением. Происхождение его — не более чем происхождение броского названия, слогана для „раскрутки“ этого эстрадного направления (сами-то по себе песни существовали и ранее!)…»

К такому, казалось бы, вполне логичному выводу приходит ученый.

Но заканчивает свое исследование Башарин, на мой взгляд, прямо противоположным тезисом:

«Эстрадный жанр не может быть отнесен к фольклору, и поэтому песни, созданные за последние десять лет в стиле „русский шансон“, не должны на равных сопоставляться — и тем более идентифицироваться — с песнями, имеющими фольклорное бытование, и уж ни в коем случае — с песнями преступного мира! Генетическая связь тут, безусловно, есть, но и различия огромны: другая эпоха, другой тип и условия бытования, другая музыкальная и поэтическая стилистика, другая аудитория…

И как бы ни старались исследователи и популяризаторы „русского шансона“ возводить его корни чуть ли не к былинам (как это делают, например, М. Шелег или Р. Никитин), связь между „шансоном“ и блатной песней 20-х годов такая же, как между традиционной лирической песней в крестьянской среде XIX века и исполнением народной (пусть даже той же самой!) или псевдонародной песни современной группой, работающей в жанре „поп-фольк“: похоже, да не то.

Более того, сама по себе небывалая популярность русского шансона знаменует, в определенном смысле, смерть блатной песни как жанра в устном бытовании: пассивный тип восприятия (слушание) начинает превалировать над процессами воспроизведения-передачи. Действительно, реальное устное бытование новых „шансонных“ песен фиксируется пока на уровне устного бытования прочих эстрадных жанров. Характерные для фольклора случаи линейной, „по цепочке“, передачи — единичны».

Конечно, разница между «блатной» песней советской эпохи и современным «шансоном по-русски» налицо. Главным отличительным фактором, определяющим ее, является не просто отсутствие запретов, но формирование именно жанра со своими легальными звездами, хит-парадами, теле— и радиоканалами, печатными изданиями. Но откуда бы и как ни звучала песня — тихонечко дома со дома старого бобинника или на радиоволнах в дорогом авто, глубинная суть ее не меняется — она остается вольной песней, с «лестницей чувств» (как определял эмоциональный переход, свойственный именно русской песне, А. С. Пушкин), как правило, с сюжетом, и всегда спетая более чувством, нежели голосом.

Второй вопрос, что возможность пропагандировать как жанр в целом (появление целевых СМИ), так и отдельным артистам становиться частью официальной эстрады привела к ряду структурных изменений.

«Русский шансон» — порой целенаправленно (для расширения собственной аудитории), а порой и не специально — вобрал в себя смежные направления, которые не нашли для себя иных «рупоров» в современной действительности. Это и бардовская песня (зазвучавшая в аранжировке), и советская эстрада 30–70-х гг., и ресторанные шлягеры, и русский романс (также часто звучащий сегодня не под классический рояльный аккомпанемент, но оркестрованный под запросы более широкой аудитории), и актерская, и солдатская, и казачьи песни.

Несмотря на это, отрицать тот факт, что истоки жанра даже в современном прочтении лежат в былинах и «преданьях старины глубокой», нельзя.

С этим согласен авторитетнейший российский филолог Сергей Юрьевич Неклюдов:

«Жанровый предшественник современной городской песни — городской („мещанский“) романс, в основе которого лежит фольклоризуемая литературная песня X–XI вв., истоки которой — светские псальмы XVI–XVII вв. — светские канты и российская песня XVIII в. — русская песня (она же деревенская или сельская; конец XVIII — начало XIX в.). Примерно с 60-х годов XIX в. романсная традиция раздваивается. Одна ее часть („камерный романс“) становится уделом профессиональных музыкантов, другая (мещанский, или городской романс) уходит в низовую культуру, взаимодействуя с „бульварной поэзией“ (вроде стихотворных надписей на лубочных картинках) и с „выходами на весьма популярную, но малоуважаемую демократическую эстраду“. Именно на базе мещанского романса складывается городская фольклорная песня XX в. Впрочем, опирается она и на другие источники — как литературные, так и эстрадные — которые, помимо всего прочего, также обеспечивают ее экзотической топикой.

…Кроме того, в числе эстрадных источников городской песни — шансонетки, песенки фривольного содержания в сопровождении канкана („каскадный“ репертуар утверждается на эстраде начиная с 1860-х годов в связи с модой на французскую оперетту и держится не менее полувека. Подобное происхождение весьма ощутимо, например, в таких песенках как, „Однажды морем я плыла…“, „Пришла на склад игрушек…“ С эстрадными истоками связана и куплетная форма некоторых текстов, не имеющих устойчивого сквозного сюжета, причем набор и последовательность куплетов могут варьироваться в весьма широких пределах. Двустороннее взаимодействие уличной песни с „низовой“ (ресторанной, садово-парковой) эстрадой прерывается в первые годы советской власти, что, несомненно, способствует дальнейшей фольклоризации жанра».

Известный итальянский славист Стефанио Гордзонио придерживается аналогичной точки зрения:

«…Эпоха традиционного фольклора „безвозвратно миновала“ и теперь исследователи имеют дело с материалами и явлениями другого порядка, относящимися к так называемому „современному городскому фольклору“ (или „постфольклору“). Данное обстоятельство прямо касается и сегодняшнего „русского шансона“, относительно которого до сих пор на терминологическом уровне существует большая путаница и явная несогласованность.

С одной стороны, шансон — явный продукт массового искусства на почве современной индустрии эстрадной музыки, с другой — он сохраняет многие черты фольклорного и околофольклорного творчества… Очевидно, сегодняшний шансон как со словесной, так и с музыкальной точки зрения уже не просто традиционная блатная песня. Тем не менее отправным пунктом исследования должны быть именно его исторические источники. На мой взгляд, это в первую очередь жанры городского романса и тюремной песни, причем для этих традиционных жанров русской низовой культуры до сих пор сосуществуют многочисленные терминологические определения и даже разные типологические описания» [4] .

Отказывая новому шансону в преемственности фольклорной традиции, А. С. Башарин упоминает «единичные случаи», «характерные для фольклора линейной, „по цепочке“, передачи» (текстов от одного человека другому).

Но так ли это?

В приложении к книге Е. С. Ефимовой «Современная тюрьма. Быт, традиции и фольклор» приводится множество характерных примеров, опровергающих вывод Башарина.

Особо следует отметить рукописные альбомы заключенных различных колоний Центральной России. В данных сборниках содержатся афоризмы, анекдоты, поэтические произведения и записи песен.

Наряду с известными шлягерами интересны некоторые стихи безымянных авторов.

В частности, в тетрадке узника Тверского ИТК один из образчиков начинается так:

«Я не любитель рассказывать былины, но ради вас я расскажу один рассказ…»

В альбоме колониста Можайской ВТК записаны многочисленные тексты песен, которые являются как частью тюремного и уличного фольклора 20-х–60-х гг. ХХ века, так и тексты современных шлягеров шансона по-русски.

Первый «список» содержит песни из репертуара М. Круга, Петлюры, С. Любавина, В. Высоцкого и других исполнителей.

Характерной чертой развития фольклорной традиции является тот момент, что в основном слова известных вещей незначительно, но отличаются от оригиналов.

Наряду с хитами на криминальную тему встречаются самодеятельные песни типа «Дым костра создает уют», которая является дворовым вариантом авторской песни Н. Карпова и В. Благонадежина «Едкий дым создает уют» (1958), детские песенки («Дельфин»), афганские песни («Стоит сосна, река жемчужная течет»), сатирические и матерные песни.

Второй альбом гораздо богаче первого и содержит многие традиционные блатные песни («Таганка», «Мурка», «Седой»), дворовые («Не шелестите, каштаны», «Вязаный жакет»), советскую переделку песни Ю. Энтина «Ничего на свете лучше нету, чем уехать из страны Советов…»

Кроме того, в данном образце имеется много композиций современного шансона нового времени: жанровый хит Вячеслава Бобкова «Конвой», одесская песня из репертуара М. Шуфутинского «Налетчик Беня», «Малолетка» из альбома Валерия Шунта, «Осенний дождь» М. Круга.

Источники их появления очевидны — кассеты и песенники русского шансона, наводнившие прилавки в середине 90-х годов.

«Из всего сказанного становится очевидным, как новая линия „русского шансона“ решительно привилась к традиции русской блатной песни и, в частности, к традиции лагерной лирики и, таким образом, вошла в современную традицию лагерной фольклорной лирики. „Гибридный“ жанр шансона, яркое явление сегодняшней массовой культуры, формируется и развивается на примерах песенного фольклора (как в форме, так и в тематике) как их стилизация. Дальше, комбинируя фольклорную традицию с элементами авторского творчества, шансон, благодаря своей природе продукта массового сочинительства, возвращается в русло фольклорного употребления», — резюмирует славист.

* * *

Таким образом, можно утверждать, что корни современного русского шансона лежат в фольклорной традиции. В дальнейшем мы рассмотрим эту связь подробнее. Но прежде чем начинать наше неторопливое путешествие по бескрайней империи шансона, позвольте подвести итоги и озвучить еще несколько определений жанра.

Много лет проблемой классификации явления занимался исследователь-самоучка из Москвы Виктор Максимович Солдатов (1941–2008). К сожалению, этот светлый и по-настоящему увлеченный предметом человек не успел закончить свой труд. При жизни им была опубликована в Интернете единственная статья, написанная в соавторстве с петербургским ученым А. А. Ивановым, «Жанры, стили и шансон». С присущей ему дотошностью и основательностью Виктор Максимович (или просто — Максимыч, как звали его друзья) сумел дать одно из лучших на сегодняшний день определение русского шансона, претендующее на наукообразность.

«…При наличии в шансоне большого разнообразия творческих направлений, стилевых переплетений, тематических жанров и музыкального сопровождения выделить общие основные признаки сложно… Тем не менее попытаемся. Во-первых, это сюжетность песен, их тесная связь с конкретными жизненными ситуациями, позициями и переживаниями людей (если коротко — это песни „за жизнь“); мелодичность на основе многонациональной российской народной мелодики; использование в стихах стилистики городской разговорной речи с ее характерными оборотами и отчасти жаргонизмами; подчиненность музыкального сопровождения содержанию и структуре песенных текстов; неакадемизированные и даже непевческие голоса „людей из народа“, поющих не столько для демонстрации вокала или возбуждения двигательной активности слушателей, сколько для передачи душой и сердцем содержания и чувственного наполнения песенных историй.

Добавлю — музыка к песням русского шансона может быть любой: народной, эстрадной, классической, с джазовой основой или рок-интонациями, инструментальной или хоровой, монодической или полифонической, выдержанной в одном стиле или комбинированной, но всегда сопровождающей, не заглушающей пение и эмоционально контрапунктирующей с тем, о чем в каждый момент поет исполнитель. В новом русском шансоне характерно использование электроинструментов и электронных звуков, „поднятие“ ритма за счет основного и вспомогательного бита, инструментального свинга или многократного повторения коротких музыкальных фраз. Побочные партии не повторяют основную мелодию, а поддерживают эмоциональную структуру песни, выходя на роль основной партии в прелюдиях, межстрофических проигрышах и постлюдиях. Часто используется прием музыкального коллажирования с использованием напевов из известных произведений. Для подкрепления „подлинности“ происходящего при создании фонограмм добавляются реалистичные звуковые „фишки“, например, стук колес поезда, рычание автомобиля, звуки шагов или выстрелов, лай собак или пение птиц и т. п., а также вводятся фоновые разговоры и побочные реплики» [5] .

Резюмируя мысли В. М. Солдатова, выскажу свои соображения.

Немного найдется столь гибких жанров, допускающих самые разнообразные вариации в пределах единой стилистики.

Песня в жанре «русского шансона» характеризуется рядом особых признаков, причем, для того чтобы причислить ту или иную композицию к интересующему нас направлению, не обязательно, чтобы все отмеченные черты проявлялись одновременно. Порой достаточно двух-трех из них, а иногда — единственной. Как метко заметил шансонье и продюсер Юрий Алмазов на вопрос журналиста:

— Как понять, что звучит именно «русский шансон»?

— Ну, вы же сами слышите…

И возразить, оказалось, нечего…

Итак, базовым, по моему мнению, следует считать нахождение героя в необычных обстоятельствах. Как следствие, крайнюю степень выражения им своих чувств: неважно, положительные или отрицательные эмоции переживает персонаж, он (она) всегда находится на эмоциональном пике: «то разгулье удалое, то смертельная тоска».

Второй основополагающей составляющей можно назвать почти всегда имеющее место наличие четко прослеживаемой повествовательной фабулы.

Третьим признаком является использование в тексте простонародной речи и сленговых выражений.

Четвертым — образ, включающий как внешние данные, так и исполнительскую манеру. Как правило, это человек «из народа», не обладающий профессиональным вокалом, но поющий «душой» и активно использующий иные выразительные средства для воздействия на слушателя (проникновенность, надрыв, смех и т. д.).

Русский шансон — синкретический жанр, вобравший в себя целый ряд направлений: городской фольклор, уличную песню, солдатскую песню, романс, эмигрантскую песню, шуточные и сатирические композиции, каторжанский фольклор, криминальную песню, дворовую лирику, шоферскую песню, кабацко-ресторанный репертуар, казачью песню (которую иногда считают частью солдатской), бардовскую песню и т. д.

Главной же мыслью, подводящей итог первой части моего рассказа, станет вывод о том, что рамки современного понимания жанра русского шансона — даже с учетом всего многообразия, о котором говорилось выше — несомненно шире «блатной» песни.

Как справедливо заметил знаменитый поэт Михаил Исаевич Танич (1923–2008): «Шансон — это песни не про тюрьму. Это песни про жизнь — нашу и вашу».

Выйдя из андегранда в новом обличье, некогда запрещенный вид песенного искусства прирос сегодня целым рядом новых «попутчиков»: солдатской, студенческой, бардовской, казачьей, шоферской и многими-многими другими песнями.

Когда-то Виктор Максимович Солдатов сказал, что представляет себе «русский шансон» как огромное дерево с мощным стволом, десятками веток и сотнями маленьких веточек-сучков, покрытых листьями песен. Хорошая метафора. Воспользуемся ею в предстоящей нам беседе и начнем, конечно, с корней.