Русская муза гения

Юная красавица Дина Верни. 1936

Дина Яковлевна Верни (Айбиндер) родилась в творческой семье в Кишиневе. Ее отец был пианистом, мать — музыкантом, тетя — оперной певицей. В 1925 году они перебрались во Францию.

Когда Дине было 15 лет, друг отца, архитектор Жан-Клод Дон-дел, познакомил ее со знаменитым скульптором Аристидом Майолем.

Несмотря на 58 лет разницы в возрасте, девушка стала его последней музой и любимой моделью.

Сегодня восемнадцать ее скульптурных образов в стиле ню, воплощенных в бронзе, мраморе и других материалах, можно увидеть в парижском саду Тюильри.

Дина училась в Сорбоннском университете, а в свободное время снималась в небольших ролях в кино. В то же время она начала петь в кабаре где собирались известные художники-сюрреалисты.

В начале Второй мировой войны она жила с Майолем в маленьком городке неподалеку от испанской границы. Когда немцы летом 1940 года вошли в Париж, Дина не колебалась ни секунды и вошла в движение Сопротивления. Отважная девушка укрывала евреев и бегущих от нацизма людей в мастерских художника, а потом переправляла их в Испанию. В начале 1941 года ее арестовала французская полиция, был судебный процесс, но Майолю с помощью хорошего адвоката удалось оправдать юную патриотку. По настоянию скульптора она уехала в Ниццу к Матиссу, где несколько месяцев работала у него натурщицей, выжидая, пока утихнет шум. Невзирая на первый арест, Дина продолжила участие в антифашистской деятельности и в 1943 году была задержана снова. На этот раз все было серьезнее: в Париже ее арестовали немцы. Полгода девушка провела в тюрьме, где допрос следовал за допросом. Не надо объяснять про методы, какими пользовалось гестапо. И на этот раз к ней на выручку пришел Майоль. Он был хорошо знаком с любимым скульптором Гитлера Арно Брекером. Вождь нацистов считал его немецким Микеланджело. Майоль отправил ему письмо, в котором объяснил, что значит для него юная модель.

Дина Верни и Аристид Майолль. Обложка автобиографической книги о жизни бизнес-леди

Фаворит Гитлера относился к Майолю с большим уважением и был знаком с ним со времен работы во Франции. Он напряг все свои связи-и добился-таки освобождения «последней музы» гения (как говорят, подстроив ей фантастический побег).

Но история на этом не заканчивается. Дина Верни получила возможность «вернуть долг» Брекеру. После поражения Германии тот сам оказался в фильтрационном лагере в американской зоне, и теперь уже она использовала свои знакомства для его освобождения.

В 1943 году отец Дины умер в Освенциме, а год спустя в автомобильной катастрофе погиб Майоль. Она осталась совсем одна. Но унывать было не в ее характере.

Со смертью скульптора предприимчивая девушка унаследовала все его работы. Она стала известнейшей галеристкой и все силы положила на увековечение памяти великого художника, что в 1995 году увенчалось открытием музея.

В начале пятидесятых Дина Верни решила всерьез заняться вокальным искусством и начала брать уроки пения. Больших талантов не обнаружила, но все-таки рискнула выступать на публике с исполнением классических цыганских романсов. Ее аккомпаниатором стал представитель знаменитого цыганского клана Серж Поляков. Впоследствии не без поддержки Дины он сделал головокружительную карьеру художника-абстракциониста.

Реклама выставки Михаила Шемякина в галерее Дины Верни. Париж, 1977

В 1959 году, будучи успешной бизнес-леди, Верни первый раз приехала на историческую родину. Советская Россия произвела на нее тягостное впечатление: страна еще не оправилась от сталинского режима, люди были забиты и напуганы, а в искусстве полностью отсутствовала свобода самовыражения. Она покидает СССР без особого желания вернуться, но спустя несколько лет приезжает вновь, чтобы еще раз попытаться понять природу творчества, развивающегося в условиях тоталитаризма.

Ей удается свести знакомство с богемными кругами. Она встречается с Ильей Кабаковым, Оскаром Рабиным, Эрнстом Неизвестным, Эриком Булатовым, Михаилом Шемякиным…

При активной поддержке дальновидной мадам Верни в 1971 году Шемякин смог выехать в Париж на открытие своей дебютной экспозиции.

«Дина Верни, бывшая одесситка, встречала меня в аэропорту, — вспоминал Михаил Михайлович в интервью Игорю Свинаренко («Медведь» № 8,2006). — Мне были предложены все условия, о которых только может мечтать человек, плюс контракт на десять лет, но с одним пунктом: что я работаю только под ее контролем. “Метафизику забудь, дорогой мой, — сказала она мне, — это на сегодняшний день не товар. Будешь делать натюрморты… Я тебе покажу весь мир, я тебе сделаю карьеру ”.

Но я отказался: “Мадам, я не для того сбежал из одной клетки, чтобы променять ее на золотую. Для меня свобода превыше всего. Я ухожу”.

На второй день пришел служащий и сказал: “Мадам Верни приказала вас выгнать из отеля, потому что она отказывается платить за вас”. Дина была в меня влюблена. Она мне мстила… Но она сделала мою первую персональную выставку, за что я ей благодарен».

Не могу не отметить, что на парижской выставке помимо прочего были представлены работы Шемякина, посвященные нашумевшему роману Солженицына, на которых, как писал рецензент, «почти дословно иллюстрируются небольшие тексты или отдельные фразы из “Архипелага ГУЛАГ”…»

Художник объяснял такую скрупулезную точность в передаче изображения «желанием помочь читать книгу, столь мучительную по своему содержанию для восприятия».

Рисунок М. Шемякина на подарочном издании с 7 виниловыми пластинками В. Высоцкого по мотивам песни «Побег на рывок». (США 1987)

Похожий рисунок, правда, не того «лагерного цикла», а другой, созданный по мотивам песни Высоцкого «Побег на рывок», украсил выпущенное в 1987 году подарочное издание с семью виниловыми пластинками Владимира Высоцкого. И даже в либеральное перестроечное время из-за этой иллюстрации коробку с дисками было весьма проблематично перевозить через советскую границу.

 

«Время блатных песен»

В шестидесятых в творческих кругах советской интеллигенции и андеграунда были очень популярны блатные песни. Когда в 1964 году в столицу СССР приехал с творческой командировкой молодой югославский писатель Михайло Михайлов, то он, по собственному признанию, был до крайности удивлен тем, что в какой бы компании ни оказывался, повсюду звучали тюремные песни: веселые и грустные, смешные и трагичные, грубые и нежные… Вернувшись в Белград, Михайлов опубликовал в журнале «Дело» материал о «московском лете», где вспомнил «концлагерный фольклор», услышанный от новых друзей. Ознакомившись с публикацией, советский посол Пузанов пришел в неописуемую ярость, выразил свой протест югославскому руководству и добился возбуждению уголовного дела против «вольнодумца >. Впоследствии Михайлов получил срок «за оскорбление Советского Союза» и другие диссидентские выходки, а освободившись и заработав славу диссидента, эмигрировал в США.

Посиделки на кухне с гитарой были заметной приметой советского быта.

«Наступило время блатных песен, — напишет впоследствии Юлий Даниэль. — Медленно и постепенно они просачивались с Дальнего Востока и с дальнего Ceвepa, они вспыхивали в вокзальных букетах узловых станций. Указ об амнистии напевал их сквозь зубы. Как пикеты наступающей армии, отдельные песни мотались вокруг больших городов, их такт отстукивали дачные электрички, наконец, на плечах реабилитированной 58-й они вошли в город. Их запела интеллигенция; была какая-то особая пикантность в том, что уютная беседа о “Комедии Франсез” прерывалась меланхолическим матом лагерного доходяги, в том, что бойкие мальчики с филфака толковали об аллитерациях и ассонансах окаянного жанра. Это превратилось в литературу».

«Слушая эти тюремные песни, я невольно вспоминала Франсуа Вийона», — признавалась годы спустя Дина Верни. Музыка лагерей своей искренностью и скрытой силой захватила русскую парижанку настолько, что она решилась записать их на пластинку.

Но встал вопрос: как вывести ноты и тексты из СССР? За деятельной иностранкой, активно общающейся с неблагонадежными авангардистами, пристально следил КГБ, а ее багаж тщательно перетряхивался на таможне. Но смекалки ей было не занимать.

С ее опытом это было делом плевым. Она не стала ничего прятать или вставлять в пломбированный зуб микропленку, а просто… заучила две дюжины песен наизусть.

В 1975 году вышел проект под длинным французским названием Chants des prisonniers siberiens de’aujourd’hui («Песни заключенных сибирских лагерей нашего времени») и под лаконичным русским — «Блатные песни».

В молодые годы Дина Верни, случалось, выступала в русских кабаре Парижа

Дина провела презентацию пластинки, дав единственный концерт в… церкви. После этого она, видимо, посчитала свою миссию выполненной и более никак новинку не пропагандировала.

После релиза диска въезд в СССР Для нее закрылся навсегда. Она стала врагом режима и даже удостоилась нескольких заметок и карикатур на себя в советской прессе.

На возмутившую цензоров пластинку легли тринадцать композиций: «Течет речка», «Постой, паровоз!», «Бодайбо», «Мадам Банжа», «Колыма» (она же — «Я помню тот Ванинский порт») и др. Несколько слов о кочующей с пластинки на пластинку песне.

 

Так чей же он, «Ванинский порт»?

В одном из интервью Дина Верни говорила, что «Колыма» (она произносит слово с ударением на второй слог) была написана в 1933 году некой заключенной женщиной.

Ее имя она не называет, но утверждает, что оно известно.

Замечу, что порт Ванино начал строиться только в 1939 году, так что всерьез эту информацию принимать нельзя.

В 1990 году в журнале «Звезда» была опубликована статья Валерия Сажина «Песни страданья». В отделе рукописей Государственной публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина автор нашел воспоминания некоего Дороватского, который окончил ЛГУ и в 1933 году завербовался в Магадан. Служил в редакции местной газеты «Верный путь». Вот что пишет Дороватский:

«Одним из выдающихся поэтов Колымского края надо считать Николая Серебровского. Он был шофером и часто печатал свои стихи. <…>

В то время когда я работал в редакции этой газеты, он часто заходил к нам. Ему было тогда не более 26–27 лет. Всякий раз, когда он возвращался из рейса, он привозил что-нибудь новенькое. Стихи Серебровского быстро подхватывались, и их пела вся Колыма. Много лет спустя, однажды, уже на материке, я услышал, как молодые голоса пели одну из лучших песен Серебровского…»

Обложка современного песенника, названного в честь одной из самых популярных лагерных песен

Этой песней, по словам Дороватского, и был «Ванинский порт». Больше ни о колымском шофере-поэте, ни о самом Дороватском ничего не известно.

Известный ученый-филолог Владимир Бахтин в книге «Фольклор ГУЛАГа» (1994) приводит письмо бывшего зека Григория Александрова, оказавшегося в лагере за 700-страничную рукопись антисталинской поэмы, где он утверждает, что сочинил стихотворение в 1951 году, а музыку написал его товарищ по нарам Зиновьев, якобы убитый за это «при попытке к бегству». Анализируя приводимый Александровым текст, Бахтин [35]Полную версию этой композиции можно найти в музыкальном приложении к книге.
достаточно убедительно доказывает, что Александров действительно является создателем этого гимна заключенных.

В то же время имеются иные свидетельства других бывших арестантов, будто бы слышавших эту песню и в 1939-м, и в 1945-м, и в 1948 годах.

«Как шли мы по трапу на борт в холодные, мрачные трюмы…». Погрузка заключенных на пароход. 1930-е

«Колыма» приписывалась целому ряду людей, в том числе репрессированным поэтам Николаю Заболоцкому, Борис Ручьеву и даже расстрелянному в 1938 году Борису Корнилову. Магаданский литератор Александр Бирюков весьма аргументированно доказывает, что ее создал горный инженер Константин Сараханов, который действительно писал очень крепкие, искренние стихи, но, по воспоминаниям, был жестоким и несправедливым человеком.

Весной 1994 года «Комсомольская правда» опубликовала письмо жителя Самары Леонида Демина «Он помнил тот Ванинский порт», где утверждалось, что авторство принадлежит его отцу Федору Михайловичу Демину. И написана она была в 1939 году.

В качестве подтверждения он ссылался на то, что песня среди прочих антисоветских произведений «ставилась в вину Ф. М. Демину при вынесении очередного приговора» в 1952 году.

Специалист по «блатному фольклору» Александр Сидоров [36]Цимес — десертное блюдо еврейской кухни, сладкое овощное рагу.
(Фима Жиганец) пару лет назад издал книгу «Я помню тот Ванинский порт…». Он подробно разбирает версии, сопоставляет возможные даты появления и сравнивает варианты текста. Среди прочих приводится там один малоизвестный куплет:

Однако в итоге на одном из интернет-форумов Сидоров констатирует, что «ни одна из версий авторства не выдерживает никакой критики».

Что ж, будем искать, как говаривал персонаж популярной кинокомедии.

 

«Товарищ Сталин, вы — большой ученый!»

Писатель, автор бессмертных песен — «Товарищ Сталин», «Окурочек» и многих других — Юз Алешковский. Москва, 1979

Зато наверняка известно, что композиции «Советская лесбийская», «Товарищ Сталин» «Окурочек» принадлежат известному писателю и автору-исполнителю Юзу Иосифовичу Алешковскому.

В 1979 году он оказался в эмиграции, успев отслужить в армии, провести четыре года за «колючкой» (за драку и угон автомобиля), и даже почувствовать себя признанным литератором — автором нескольких детских книг и киносценариев.

В эфире «Радио Шансон» (2008) Юз рассказывал:

«Дина Верни — наш очень близкий друг. И вообще, она была первым человеком, который мне позвонил на Западе. Еще в 1975 году ею был записан целый диск моих песен, потом у нее в замке под Парижем мы так под “балдой”, вместе с ней пели, было очень смешно. С Диной дружу до сих пор, иногда видимся, когда я приезжаю в Париж. Она совершенно замечательная женщина, замечательной судьбы и настоящая культуртрегерша…

В Россию она, по-моему, больше не ездит, но ездила в свое время, да.

Еще Миша Гулько поет “Окурочек”, я знаю, поет хорошо и достаточно по-кабацки, меня это расслабляет. Мне несколько немножко не нравится, когда он там покашливает, как Ив Монтан в финале.

А с Монтаном была история, кстати. Дина Верни ему посоветовала перевести пару моих песен, он их спел. И должен был мне заплатить, естественно, гонорар, но не платит ни фига. Я Дине сказал: “Дина, где же бабки?” А бабок тогда не было, между прочим. Да. Она говорит ему: “Послушай, Монтан, ты трогаешь моих людей!”

Такой наезд, разборка. “Почему ты не платишь Алешковскому за “Окурочек”?”

Это он написал, между прочим”. Он сказал: “Это было при царе еще написано”. Она говорит: “При каком царе, когда с кидается окурок вообще, как это могло быть при царе?” А он говорит: “У русских может быть все”. Тем не менее бабки заплатил. Да, ну просто Дина двинула это дело. Мне это было чрезвычайно приятно — ну, все-таки всемирно известный певец… Честно говоря, он поет плохо, потому что у него и русского нет и что-то драматизирует, когда надо было петь, и все.

И “Лесбийскую”, по-моему, он пел тоже там. Но тем не менее это мне было приятно. Потом сам момент легализации песен и интереса к ним как-то льстил, потому что я никогда не думал, что кто-то будет петь.

А вот песню о Сталине я впервые услыхал из уст Высоцкого. Мы были на Юге где-то на пляже, и первая моя жена, царство ей небес — нов, говорит: “Эй, послушай, послушай-ка!”Я слушаю, а Высоцкий поет песню о Сталине. Мне было тоже необыкновенно приятно. А когда мы познакомились вскоре, просто через месяц, наверное, ну, поддали, разговорились. Поговорили о песенках, я ему еще чего-то, какие-то песенки свои спел. И он перестал петь. Не то чтобы я ему сказал: “Не пой!", вообще об этом разговора даже не было. Наоборот, я ему сказал, что мне это чрезвычайно приятно. Он сам прелестный, умный был чувак, я его очень любил.

Однажды человек, вхожий во властные круги, сказал, что песенки мои Брежнев пел по пьянке в Завидово, когда они гуляли там, хавая оленя убитого…» [48]Из программы «Живая струна» («Радио Шансон», 27.03.2008, ведущий Олег Булгак), расшифровка — В. М. Солдатов.

Автор любимых песен всех «музыкальных диверсантов» накануне отъезда из СССР вместе с Высоцким и другими знаменитыми представителями советского искусства стал участником нашумевшего альманаха «Метрополь».

В эмиграции Юз Алешковский продолжил карьеру литератора — издал несколько десятков книг. С пеенями он на долгие годы завязал, говорил, что ушло вдохновение. Сольный диск под названием «Окурочек» все же был сделан им в 1995 году в Нью-Йорке при содействии Андрея Макаревича, а не так давно вышел еще один проект: «Песенки о Родине» — это запись домашнего концерта, напетого Юзом накануне отъезда из СССР в 1979 году. Года четыре назад на концерте в Софии в честь его 80-летия он исполнил еще с полдюжины новых песен. Позднее они вместе с книгой стихов были изданы крайне ограниченным тиражом. А в 2008 году на церемонии в Кремле мэтр был удостоен премии «Шансон года».

 

Девиз мадам Верни

Дина Верни в своем особняке в пригороде Парижа. 1999

Но вернемся к личности Дины Верни. Хотя она и прекратила поездки в Союз, ей было чем заняться и дома. За время работы в сфере искусства она собрала одну из лучших на планете коллекций кукол, которая в девяностые была продана с аукциона за пять миллионов долларов! Действуя по принципу «я покупаю, то, что не в моде», Дина собрала и крупнейший в мире парк карет, среди которых был даже экипаж Шатобриана.

Скульптура работы А. Майолля «Воздух» (1939), моделью для которой послужила Дина Верни

Где кареты, там и лошади. Много лет семья Верни содержала огромную конюшню, дрессировала лошадей и предоставляла своих питомцев киношникам для съемок.

За заслуги в области искусств она неоднократно отмечалась различными наградами Франции, среди которых был даже орден Почетного легиона.

Дина Верни несколько раз была замужем, у нее двое сыновей, которые продолжили семейный бизнес.

В последние годы в России было снято три документальных фильма об этой незаурядной фигуре. Автором первого был Э. Рязанов, второго — О. Свиблова, а третьего (и самого, на мой взгляд, удачного) под названием «Неистовая Дина Верни», который демонстрировался по каналу «Культура», — Григорий Илугдин.

Его картина стала последним кинодокументом.

В январе 2009 года, несколько дней не дожив до своего 90-летия, она тихо скончалась и была похоронена на территории своего поместья в Мэтанвиле, в окрестностях Парижа.

Знаете, как звучал жизненный девиз этой великой женщины?

«Я никогда ничего не планировала. Надо просто держать глаза открытыми» [37]Русины — группа восточнославянского населения, проживающая в Закарпатье, Восточной Словакии, Сербской Воеводине, Юго-Восточной Польше, Венгрии и Северо-Западной Румынии. Во многих странах русины признаны национальным меньшинством.
.