«Песня — это оружие»

Поэт, драматург, бард Александр Аркадьевич Галич (1918–1977)

В получасе езды к югу от Парижа, в небольшой, говоря по-нашему, деревушке под названием Сен-Женевьев-де-Буа находится знаменитый русский погост. Там под раскидистым дубом покоится великий русский поэт, драматург и бард Александр Аркадьевич Питч. На черном мраморе надгробья, среди упавших резных листков и шапочек желудей, можно разглядеть барельеф профиля и прочесть строку из священного писания:

«Блаженны изгнанные правды ради…»

До вынужденного отъезда из СССР Галич входил в избранный круг культурной элиты, был знаменит, обеспечен, не раз выезжал заграницу.

Что же заставило его сломать привычный и спокойный жизненный уклад, отказаться от материальных благ и прочих радостей, доступных успешному кинодраматургу?

Он сам когда-то ответил на этот вопрос:

«Популярным бардом я не являюсь. Я поэт. Я пишу свои стихи, которые только притворяются песнями, а я только притворяюсь, что их пою. Почему же вдруг человек немолодой, не умея петь, не умея толком аккомпанировать себе на гитаре, все-таки рискнул и стал этим заниматься? Наверно, потому, что всем нам слишком долго врали хорошо поставленными голосами. Пришла пора говорить правду. И если у тебя нет певческого голоса, то, может быть, есть человеческий, гражданский голос. И, может быть, это иногда важнее, чем обладать бельканто…»

Первые песни — «Облака», «Мы похоронены где-то под Нарвой», «Красный треугольник» — относятся к началу шестидесятых. Сначала он исполнял их под фортепиано. Но однажды его друг журналист Анатолий Аграновский сказал: «Саша, твои стихи нужно петь под гитару, так они разойдутся везде >.

Много позже, предваряя на страницах «Посева» большой материал «Пять дней с Александром Галичем», журналист О. Красовский говорил в превью:

«Вслед за Самиздатом, вернее, бок о бок с ним, в начале шестидесятых годов расходится по стране магнитиздат. Дошел он и до российского зарубежья. С магнитофонных лент донесся до нашего слуха тяжелый и впервые не скрываемый, не таимый, вздох тюремно-лагерного мира. Хлынула блатная песенная романтика, зазвучала классика тюремного фольклора. В ней делали заявку на бессмертие легавые в кожаночках, Мурка-дорогая, мальчоночки-фартовые, начальнички и вертухаи.

Но не только эту заявку донесли до нас ленты магнитиздата. Мы расслышали слова и звуки, заставившие вслушаться внимательно. Мы услышали песни Галича. Песни с глубоким содержанием, песни гражданского звучания, — они поведали, что выпрямился и заговорил в полный голос человек, начавший упорную, тяжелую, бескомпромиссную борьбу. Почувствовалось, что в неизвестные московские квартиры он пришел разбудить, растревожить дремлющую мысль не нечаянно, а преднамеренно, как гитарную струну. Человек захотел, чтобы строки его песен пронизали, как тонкие лучи света, темень, тупость, дикость людской жизни. Захотел и сделал…»

В 1968 году в новосибирском Академгородке состоялось первое и, как оказалось, последнее легальное выступление Галича на советской сцене.

Еще не растаял звук последнего аккорда, а на Старую площадь уже полетел донос от секретаря ЦК ВЛКСМ С. Павлова::

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ ВІ-01/185с 29 марта 1968 г.

Секретно

ЦК КПСС

«Информируем ЦК КПСС о состоявшемся в Новосибирске так называемом “всесоюзном фестивале-празднике самодеятельной песни”.

Судя по всему, член Московского отделения Союза писателей А. Галич (Гинзбург А. А.) претендует на роль идейного вдохновителя “бардов”. И если ранее его песенное ‘Творчество” распространялось только в магнитофонных записях, то в Новосибирске его песни зазвучали с открытой эстрады. Перед каждым концертом, а также в дискуссиях аудитория усиленно “обрабатывалась”. Галича представляли как “замечательного поэта, известного сценариста и драматурга”, сравнивали с Салтыковым-Щедриным, Зощенко и Маяковским.

Стихийность, неуправляемость в этом движении, как показал “фестиваль”, ведут к тому, что организующую роль в нем берут на себя люди сомнительных, а порою откровенно чуждых нам политических взглядов и убеждений. И трибуна предоставляется в основном не подлинно самодеятельным авторам, работающим на заводах, в геологических экспедициях, в институтах, а полупрофессионалам или людям вроде А. Галича, которые любой ценой стремятся завоевать популярность, имя, да и немалые доходы.

Люди, претендующие на роль организаторов и вдохновителей “нового движения”, постоянно ссылаются на опыт заграничных “бардов»(битлов, хиппи и пр.). Неслучайно на сборище в Новосибирске было предложено послать приветственную телеграмму от имени “съезда” всем “бардам” капиталистических стран.

Следует отметить, что организаторы фестиваля в какой-то мере отдают себе отчет в том, на какой скользкий путь вступают. Один из главных организаторов упомянутого “фестиваля” А. Бурштейн высказался в том смысле, что действовать надо осторожнее, потому что недавние судебные процессы над Синявским и Даниэлем, а также над “группой» Гинзбурга, вероятно, не последние и надо быть готовым ко всему.

ЦК ВЛКСМ в настоящее время принимает меры для тщательного изучения этого вопроса…

Информируя ЦК КПСС о сборище в Академгородке Новосибирска, ЦК ВЛКСМ считает, что тенденции в развитии так называемого “движения бардов” заслуживают внимания соответствующих государственных и общественных органов».

Месяц спустя Николай Мейсак опубликовал в «Вечернем Новосибирске» (от 18.04.1968 г.) статью с выразительным названием «Песня — это оружие».

…Вот я слушаю концерты «бардов» местных и приезжих, что прошли недавно в Новосибирске, и режет слух что-то фальшивое. Какое-то кривлянье, поразительная нескромность и, простите, некоторая малограмотность… В зал полилась «блатная музыка», хулиганские словечки, нарочито искаженный русский язык.

…Вы спросите: как терпела аудитория? Терпела. И — даже аплодировала. А часть даже бросала на сцену цветы: новое! свежее!

…Кто же раскланивается на сцене? Он заметно отличается от молодых: ему вроде б пятьдесят. С чего б «без пяти минут дедушке» выступать вместе с мальчишками? «Галич, Галич», — шепчут в зале. Галич? Автор великолепной пьесы «Вас вызывает Таймыр», автор сценария прекрасного фильма «Верные друзья»? Некогда весьма интересный журналист? Он? Трудно поверить, но именно этот человек кривляется, нарочито искажая русский язык. Факт остается фактом: член Союза писателей СССР Александр Галич поет «от лица идиотов».

Что заставило его взять гитару и прилететь в Новосибирск? Жажда славы? Возможно. Слава капризна. Она — как костер: непрерывно требует дровишек. Но, случается, запас дров иссякает. И, пытаясь поддержать костерик, иные кидают в него гнилушки. Что такое известность драматурга в сравнении с той «славой», которую приносят разошедшиеся по стране в магнитофонных «списках» песенки с этаким откровенным душком?

…Это же откровенное издевательство над нашими идеями, жизненными принципами. Ведь Галич, кривляясь, издевается над самыми святыми нашими понятиями. А в зале… пусть редкие, но — аплодисменты. Вот ведь до чего доводит потеря чувства гражданственности! Да разве можно вот этак — о своей родной стране, которая поит тебя и кормит, защищает от врагов и дает тебе крылья?

Это же Родина, товарищи!

…Своим «букетом» таких песенок он как бы говорит молодежи: смотрите-ка, вот они какие, коммунисты. И следующим «номером» подводит молодых слушателей к определенной морали. Как бы в насмешку, он объявляет песню «Закон природы». Некий «тамбурмажор» выводит по приказу короля свой взвод в ночной дозор. Командир взвода «в бою труслив, как заяц, но зато какой красавец». (У Галича это идеал мужчины?!) Взвод идет по мосту. И так как солдаты шагают в ногу, мост, по законам механики, обрушивается. И поучает, тренькая на гитаре, «бард» Галич:

Это — уже программа, которую предлагают молодым и, увы, идейно беспомощным людям.

Есть высшее определение мужской честности. Мы говорим: «С этим парнем я б уверенно пошел в разведку» Так вот: Галич учит вас подводить товарища в разведке, в трудной жизненной ситуации, иными словами, пытается научить вас подлости… «Бард» утверждает, что он заполняет некоторый информационный вакуум, что он объясняет молодежи то, что ей не говорят. Нет уж, увольте от такой «информации». И не трогайте молодых! Кто знает: не придется ли им защищать Отечество, как нам четверть века назад? Зачем же вы их морально разоружаете?..

— Да что ты, — говорили мне иные из слушавших Галича. — Это здорово! Он смелый! Он — за правду!

Галич — «певец правды»? Но ведь, говорят, и правда бывает разная. У Галича она связана с явным «заходом на цель» — с явной пропагандистской задачей. Знаем мы таких «страдальцев о российских печалях». Послушали их под Москвой по своим армейским рациям. Тогда остатки белогвардейской мрази учили нас «любить Россию», стоном стонали, расписывая «правду об ужасах большевизма», а потом откровенно советовали: «Господа сибиряки! Бросайте оружие! Германская армия все равно вступит в Москву!»

Не вступила! А мир увидел нашу советскую правду, трудную, порой горькую, но прекрасную правду людей, мечтающих о земле без войн, без оружия, без угнетателей, без подлости…

Галич, человек опытный в журналистике и литературе, отлично понимает: талант — это оружие. Выступая же в роли «барда» в Новосибирске, член Союза писателей СССР, правда, прикидываясь идиотом, бил явно не туда. Прикиньте сами, ребята: чему учит вас великовозрастный «бард»? И поспорьте, и оглянитесь вокруг, и посмотрите на клокочущий мир, где враги свободы и демократии стреляют уже не только в коммунистов, где идет непримиримая битва двух идеологий. И определите свое место в этой битве: человеку всегда нужна твердая жизненная позиция.

…А песня, как известно, способна сделать сердце и куском студня, и слитком броневой стали.

Много лет спустя на страницах книги «Двести лет вместе» в чем-то схожая (хотя и с противоположным знаком) интонация прозвучит из уст Александра Солженицына [38]К еврейской эмиграции литовский уголовник Пранас Бразинскас и его сын Альгирдас никакого отношения не имели. При угоне была убита бортпроводница, ранено несколько человек, что не помешало «беженцам от режима» найти приют в США. Но бог не фраер. В 2002 году Альгирдас до смерти забил папашу гантелями и по сию пору пребывает за решеткой.
. Называя Галича «отобразителем интеллигентского настроения», он пишет:

«…с начала 60-х годов совершился в Галиче поворот. Он нашел в себе мужество оставить успешную, прикормленную жизнь и “выйти на площадь”. С этого момента он и стал выступать по московским квартирам с песнями под гитару.

… Несомненную общественную пользу, раскачку общественного настроения принесли его песни, направленные против режима, и социально-едкие, и нравственно-требовательные.

…Как же он осознавал свое прошлое? Свое многолетнее участие в публичной советской лжи, одурманивающей народ? Вот что более всего меня поражало: при таком обличительном пафосе — ни ноты собственного раскаяния, ни слова личного раскаяния нигде! — И когда он сочинял вослед: “партийная Илиада! подарочный холуяж!” сознавал ли, что он и о себе поет?

И когда напевал: “Если ж будешь торговать ты елеем” — то как будто советы постороннему, а ведь и он “торговал елеем” полжизни. Ну что б ему отречься от своих проказененных пьес и фильмов? — Нет! “Мы не пели славы палачам!” — да в том-то и дело, что — пели. — Наверное, все же сознавал, или осознал постепенно, потому что позже, уже не в России, говорил: “Я был благополучным сценаристом, благополучным драматургом, благополучным советским холуем. Ия понял, что я так дальше не могу. Что я должен наконец-то заговорить в полный голос, заговорить правду”…»

 

По статьям Уголовного кодекса

Правда, как всегда, вышла боком. Пострадал не только автор-исполнитель крамольных песен, но и его поклонники. С конца шестидесятых органы вносят сочинения опального барда в список «безусловно изымаемых и включаемых в опись на обыске антисоветских материалов». И хотя в мемуарах «Золотой век магнитиздата» Владимир Ковнер утверждал, «что за пленки с неподцензурными песнями в СССР не сажали», сам Александр Аркадьевич в эфире радио «Свобода» вспоминал показательный момент: «На одесской барахолке молодой человек торгует магнитофонными пленками, Его спрашивают: “А Галич у тебя есть?” Молодой человек, скривив рот, негромко отвечает: “Нужна мне еще сто девяностая! (статья за антисоветскую агитацию). Мне и сто пятьдесят четвертой хватает» (спекуляция)”…»

Неизвестно, как звали того торговца с Привоза, но в тот же период в Одессе «сел за песни» легендарный в мире музыкального андеграунда человек по имени Станислав Яковлевич Ерусланов. Он был больше чем просто коллекционер, он был продюсером, организатором подпольных записей Аркадия Северного, Владимира Шандрикова, Алика Берисона, Константина Беляева и десятков других самодеятельных шансонье. Коща фонотека подобралась приличная, Стас (а друзья его называли только так) стал торговать записями на толкучке. Летом 1969 года по просьбе своего давнего знакомого Н. из Куйбышева Ерусланов выслал ему посылку с катушками Александра Галича. Его контрагент утверждал, что хочет их иметь исключительно для собственных нужд, но слова не сдержал — стал тиражировать пленки и продавать.

Вскоре Н. был задержан местными оперативниками КГБ. Начались допросы, где он не стал разыгрывать из себя партизана. Не прошло и недели, как «двое в сером, двое в штатском» пришли за Еруслановым.

По статье «антисоветская деятельность» он получил четыре года колонии общего режима. Срок отбывал в Вологодской области, на Белом озере, где Шукшин снимал «Калину красную». Потом опять вернулся в Одессу. Увлечения своего не забросил, наоборот, продолжал его до последних дней жизни.

Другая история произошла с ленинградским организатором подпольных концертов Сергеем Маклаковым. Однажды он приобрел в комиссионном магазине 5 импортных бобин с магнитной лентой — 4 запечатанные, а одна открытая. На последней он, к великому удивлению, обнаружил чистейшую запись неизвестного концерта А. Галича.

«Наш сосед по коммуналке тогда сказал, что это происки империализма. Видимо, специально сдали в комиссионку такую чистую запись, чтобы пошла гулять по городам, — вспоминал Сергей Иванович. — Я слушал эту запись только по пьянке, да и то в наушниках. И ни разу никому не переписал. Тем не менее однажды позвонил мне незнакомый человек и говорит: “Мне сказали, что у вас можно достать Галича”. — “Не знаю такого”, - прикинулся дураком я. Честно говоря, я тогда сильно испугался. За распространение Галича могли и посадить».

Обращу ваше внимание на парадоксальную вещь: невзирая на репрессии, песни Галича исполняли в СССР подпольные шансонье Аркадий Северный, Константин Беляев и некоторые их коллеги по магнитиздату.

 

НТС: «В борьбе за Россию»

Весной 1969 года «Посев» печатает книгу Галича «Песни». Факт публикации в антисоветском издательстве стал поводом для исключения из Союза писателей СССР (1971), а затем из Союза кинематографистов и даже из Литфонда (1972).

Обложка одной из первых книг Галича, изданной во Франции в 1971 году. На титуле — подзаголовок «Стихи и песни советского подполья». В предисловии Архиепископ Иоанн Сан-Францисский писал: «Много из того, о чем думает русский народ и что выражает в своих песнях, не может еще быть напечатано в стране. Но эти песни поются и они есть живое дыхание России, ценный материал для понимания нашего времени…»

После третьего инфаркта Галич получил вторую группу инвалидности и скудную пенсию. Лишенный средств к существованию, он начинает распродавать мебель и библиотеку, но активного участия в диссидентском движении не прекращает.

Бунтаря вызывают в КГБ и предлагают покинуть СССР по израильской визе. Но на Землю Обетованную Александр Аркадьевич не поехал: норвежцы оформили ему и жене «нансеновские паспорта».

Одно из первых выступлений Александра Галича на Западе. 1974

В первом большом интервью Г. Рару и А. Югову, отвечая на вопрос, был ли его отъезд вынужденным или добровольным, Галич ответил иронично:

«По этому поводу я могу рассказать вам одну историю. Когда я еще в детстве жил в Севастополе, у меня был приятель, еврейский мальчик, по имени — почти из анекдота — Моня. Когда мы с ним залезали на дерево, выходила его мать и кричала: "Моня, или ты сейчас упадешь и сломаешь себе голову, или ты слезешь и я набью тебе морду!” Вот такой примерно выбор был предоставлен и мне…»

Первой остановкой на пути изгнанников стала Вена, а не Осло. Летом 1974 года в австрийском аэропорту Галича встречал лично Владимир Поремский, глава старейшей антисоветской организации Народно-трудовой союз (НТС), которая при финансовой поддержке ЦРУ издавала политический журнал «Посев» и литературно-художественный журнал «Грани».

«Галич растерялся от такой неожиданной встречи, а тот его спросил: “Что же вы смутились? Представьте, что вы приезжаете в СССР и вас встречает Андропов”. После чего оба рассмеялись, и Поремский пригласил Галича приехать во Франкфурт на конференцию журнала “Посев”. <…> Поэтому перед тем как отправиться в Норвегию, утром 29 июня Галич вместе с женой и с Поремским прилетел во Франкфурт, где находились центральное отделение НТС и издательство “Посев”, выпустившее к приезду Галича второе, дополненное издание сборника стихов “Поколение обреченных”… Когда Галич прибыл в издательство, возникла трагикомическая ситуация, которую описал Григорий Свирский, приехавший туда в тот же день: “…едва я переступил порог “Посева”, ощутил необычную напряженность. Словно редакторам “Посева” что-то угрожало. Они шептались, молча выглядывали из своих кабинетов, провожая меня глазами. А меня тянули куда-то в конец коридора. А там, в пустой комнате, вот так раз! — Александр Аркадьевич! Чего же у всех были замороженные лица? Позднее объяснили: во Франкфурте находилось и руководство НТС, много лет враждовавшего с советской Москвой. Они хотели проверить: “советский”, выдававший себя за Галича, — действительно Галич?

У них были основания не сразу верить новичкам “оттуда”. Российские гэбисты выкрали в Париже и убили генералов, руководителей Белого движения. У НТС не раз пропадали руководители. Одних выкрадывали и доставляли в Москву, на смерть. Других травили ядами. Дважды появлялась и агентура, выдававшая себя за диссидентов — беглецов от ГБ. Насторожились энтээсовцы. “Очень похож на свой портрет, но…”

Но стоило нам расцеловаться, напряженность как рукой сняло. Начался общий праздник. Карнавал”…» — пишет Михаил Аронов [39]Эту известную песню написал в 1954 году композитор Евгении Родыгин (в феврале 2015 года он отметил 90-летие). Думаю, он был бы очень удивлен, узнав, что его песня оказалась в разряде «запрещенных" да еще на пластинке израильского певца. По иронии судьбы, в 1984 году именно Родыгин возглавил комиссию по «Экспертизе песен Александра Новикова». В автобиографическом романе «Записки уголовного барда» Новиков вспоминает, что суть «экспертизы» сводилась к следующему выводу; «Автор вышеупомянутых песен нуждается если не в психиатрической, то в тюремной изоляции наверняка».
в книге «Александр Галич. Полная биография».

Галич стал регулярно принимать участие в собраниях энтээсовцев, и каждая их встреча неизменно заканчивалась импровизированным концертом в узком кругу. На одном из форумов он выступил с короткой пламенной речью.

«Советская власть стала плохой не с того дня, когда я или кто-либо другой начал считать ее плохой, — сказал он. — Советская власть была плохой с первого дня своего существования. И борьба против нее началась с того же дня. И никогда не прекращалась. Тех, кто боролся, можно во многом обвинять, но в одном, основном, они были всегда правы: против советской власти надо было бороться. Поэтому должна существовать преемственность борьбы».

Карикатура на Народно-Трудовой Союз из советской печати

НТС — организация своеобразная. Классических жестких методов классовой борьбы ее участники не признавали, рассчитывая лишь силой слова и убеждения разжечь «национальную революцию». В годы Великой Отечественной они пытались выступать в качестве некой «третьей силы» и проводили свою пропаганду под лозунгом: «Ни Сталина, ни Штлера!>», что часто приводили к конфликтам с нацистами.

В СССР отношение к их деятельности всегда было однозначным.

«Для участия в конкретных идеологических и психологических диверсиях отщепенцев широко используется так называемый Народно-трудовой союз, созданный на основе рассыпавшегося белогвардейского “Российского общевойскового союза”. Эта организация, имеющая штаб-квартиру во Франкфурте-на-Майне, является, по существу, специальным подразделением ЦРУ по использованию эмигрантского отребья», — писал в 1983 году Д. А. Волкогонов [40]Орсон Уэллс (George Orsen Welles, 1915–1985) — американский актер и режиссер.
в книге «Психологическая война. Подрывные действия империализма в области общественного сознания».

Энтээсовцы были люди убежденные, преданные делу, хотя и несколько наивные. Солженицын, например, после первой же встречи с ними понял всю несостоятельность их программы и тщетность попыток перешибить плетью обух.

Галич придерживался иного мнения и через два года вступил в ряды Союза, аккуратно выполнив положенный ритуал с прочтением и сжиганием обязательств. Такая процедура была не только символической. Она была продиктована и практическими соображениями.

Начиная с тридцатых годов до самого развала советской власти члены организации постоянно предпринимали попытки по проникновению в СССР с целью налаживания контактов с антикоммунистическими настроенными гражданами, доставки литературы, пропагандистских листовок и т. д. Чаще всего незадачливых нарушителей границы хватали, отправляли в лагеря или казнили. Но их настойчивости можно было только позавидовать.

Известно, что в 1951 году НТС разработал операцию по заброске листовок вглубь СССР с помощью… воздушных шаров.

Весной 1953 года в Винницкую область с самолета, предоставленного американскими спецслужбами, была десантирована группа русских эмигрантов — членов НТС. Добровольцы нашлись из числа курсантов разведшколы ЦРУ под Мюнхеном. Почти все они были расстреляны. Один из оставшихся в живых, Михаил Кудрявцев, в 1993 году утверждал, что «ни НТС, ни ЦРУ не давало им никаких указаний собирать сведения о секретных оборонных объектах СССР», а единственным их заданием было создание на Кубани подпольной ячейки и распространение листовок.

Константин Беляев (1934–2009)

Летом 1953 года еще восемь агентов НТС были сброшены на парашютах с американского самолета в районе Майкопа. Каждый имел при себе рацию, шифровальный блокнот и оружие. Все они были схвачены сотрудниками госбезопасности. Провал произошел из-за информации, полученной от перевербованного советской разведкой Кима Филби.

Эти события нашли свое отражение в городском фольклоре. Неизвестный автор сочинил так называемую «Песенку американских диверсантов». В шестидесятых она входила в репертуар Константина Беляева, и полную версию можно найти в CD-приложении:

Сквозь призму эпохи попытки энтээсовцев бороться с «советами», все эти воздушные шары с листовками, заброска агентов, курсирующие вдоль границы радио-автомобили выглядят несколько наивно. Меж тем в СССР к Народно-трудовому союзу относились более чем серьезно. Вот лишь несколько фактов:

— осенью 1947 года с помощью советского агента был похищен из Берлина член НТС Трегубов;

— зимой 1954 года гражданским рейсом «Аэрофлота» из Москвы в Вену вылетел капитан госбезопасности Николай Хохлов. Ему было поручено с санкции Политбюро ЦК КПСС осуществить во Франкфурте-на-Майне убийство одного из лидеров организации Григория Околовича, но он рассказал своей «жертве» о своем задании и продемонстрировал на пресс-конференции привезенные им инструменты убийства. Дело получило широкую международную огласку. Три года спустя советские агенты попытались отравить Хохлова. Около месяца врачи боролись за его жизнь, но он выжил;

— весной того же года в Западном Берлине был похищен председатель Комитета помощи русским беженцам, член Совета НТС Трушнович. Он задохнулся в багажнике автомобиля по дороге в советскую зону;

— летом 1958 года в Шпрендлингене под Франкфуртом был взорван дом, где жили семьи членов Союза с детьми и помещалось радиооборудование. Весь угол дома обвалился, но человеческих жертв не было;

— в июле 1961 года был организован взрыв во дворе здания «Посева» с целью возбудить страхи соседей и выселить организацию. Было также подложено взрывное устройство на стройке нового здания НТС; Околович разрядил его лично еще до приезда полиции.

Несмотря ни на что, члены Союза не прекращали активной деятельности.

В годы хрущевской «оттепели» значительное число советских граждан начало выезжать заграницу на молодежные фестивали, выставки и международные конференции. Члены НТС завязывали с ними беседы, передавали им книги, эмигрантские журналы и пластинки. Специально для советских моряков загранплавания НТС издавал газету «Вахта свободы». Кроме того, активно использовался прием распространения поддельных изданий под видом советских газет. Именно таким способом НТС впервые опубликовал доклад Хрущева на закрытом заседании XX съезда КПСС.

Один из руководителей НТС Евгений Романов [41]Директор картинной галереи Дома ученых Сибирского отделения Академии наук СССР в Новосибирске Михаил Макаренко (1931–2007) был арестован в сентябре 1970 и приговорен к восьми годам колонии строгого режима с конфискацией имущества. Два тома его уголовного дела (из пятнадцати) были посвящены Галичу. В 1978 году освободился и уехал в США.
на страницах мемуаров «В борьбе за Россию» вспоминал:

«Однажды Галич поехал с нашими оперативными работниками для работы в портах, встреч с советскими моряками, туристами. Его чрезвычайно интересовало, как это происходит, что те берут антисоветскую литературу. У него не укладывалось в представлении, что советский моряк берет крамольные книги, чтобы привезти их в Россию. И он, кажется, в Бельгии, в порту, издали наблюдал, как все происходит: одна встреча, вторая, третья, передача литературы, как люди ее с опаской, но берут. На него тогда произвела большое впечатление эта в общем-то повседневная для наших людей практика».

Видимо, воспоминания Романова относятся к первому приезду Галича в Бельгию, когда пластинка «Крик шепотом» еще не вышла, иначе он упомянул бы о том, что она, упакованная вместе с какой-либо его книгой издательства «Посев» («Поколение обреченных», «Генеральная репетиция», «Когда я вернусь»), также передавалась советским морякам или туристам. Несколько лет назад мой друг известный музыкант, продюсер и коллекционер винила Юрий Алмазов именно в Брюсселе приобрел такой нераспакованный «сувенир».

 

Наш человек в Париже

Прежде чем мы продолжим разговор об эмигрантских путях-дорогах Галича, я позволю себе сделать маленькое отступление и показать вам несколько зарисовок из жизни человека, которого никак нельзя назвать «музыкальным диверсантом». Скорее наоборот, он был нашим «музыкальным резидентом» на Западе.

В далеких восьмидесятых, когда эмигранты были в большой моде, кто-то принес кассету, где неизвестный певец высоким, чуть вибрирующим голосом пел про любовь и ностальгию, пел есенинское «Письмо матери» и про то, как живется русскому парню в далеком и чужом Париже. Несмотря на минимальную аранжировку, звучало все очень искренне и как-то светло. Звали артиста Валерий Винокуров.

Помню, как многие тогда говорили о появлении яркого имени в жанре и отмечали интересные параллели с Вилли Токаревым.

Их альбомы — «Ностальгия» Винокурова и «В шумном балагане» Токарева — вышли в один год — в 1982-м. И оба, не сговариваясь, очень схоже по настроению отразили в своих пластинках восприятие западного мира сквозь призму молодого советского эмигранта.

На что заокеанский коллега отвечал:

Но если Токарев, спрыгнув со своих «Небоскребов», взмыл в небеса шоу-бизнеса, то Винокуров после яркого дебюта надолго умолк. И потому я более тридцати лет не мог отыскать никакой информации о нем. Только летом 2014-го мне посчастливилось побывать в гостях у музыканта и узнать все из первых уст.

Валерий оказался в Париже в первой половине семидесятых годов почти случайно. Простой, но безумно обаятельный и симпатичный парень из провинциального Ульяновска, он умудрился познакомиться в родном городе с единственной, наверное, француженкой, которая приехала в местный университет на практику. Вскоре они поженились, и Валера неполных 25 лет переместился из-за железного занавеса прямиком в центр мировой буржуазии.

В Париже он стал работать по специальности — учителем физкультуры и тренером по плаванию, но увлечение всей жизни — песня — не отпускало его. Случалось, тоскуя по родным просторам, он искал лекарства от ностальгии в русских кабаре.

В компании Алеши Димитриевича, Володи Полякова, Зины и Георгия, под их рвущие душу песни хмарь на сердце ненадолго рассеивалась. В 1982 году Валерий Винокуров выплеснул душевную тоску в альбоме «Ностальгия».

Пластинка в багаже дипломатов, моряков и просто туристов быстро пересекла советскую границу и разошлась по коллекционерам.

Жаль, что долгие 25 лет она оставалась единственной в дискографии музыканта, потому и не стало его имя известно так же широко, как имена его заокеанских собратьев с Брайтон-Бич. Хотя рок или фатум, случалось, искушали его свернуть с накатанной колеи и с головой ухнуть в кабацкий омут.

Однажды, оставшись без работы, Валера решил устроиться в русский ночной клуб и отправился на аудиенцию к известной всему Парижу загадочной красавице с русскими корнями, вдове корсиканского мафиози мадам Мартини, которая была хозяйкой кабаре «Распутин», да и множества других развлекательных заведений.

На прослушивании, исполнив несколько песен, певец неожиданно для самого себя выдал мадам стихотворный экспромт:

Эти строчки решили его судьбу. Она взяла молодого исполнителя в труппу «Распутина» и даже положила ему жалованье на десяток франков больше, чем Алеше Димитриевичу. Что уж ею двигало, неизвестно, но только, отыграв пару вечеров на сцене роскошного кабаре, Валерий однажды обнаружил свою гитару в гримерке… без струн.

— Алешка, брат, ну как же так? — кинулся он к старому цыгану.

Тот стал уверять, что это не его рук дело. В «Распутине» действительно труппа была немаленькая, и бортануть конкурента мог кто угодно.

Винокуров не стал искать виноватых и, плюнув на все, ушел в «Звезду Москвы», где, впрочем, тоже долго не задержался. Быть гостем в удалом кабацком разгуле — это одно, но вот самому развлекать подгулявшую публику он не смог и больше уже никогда не возвращался на ресторанную сцену. Разве что в кураже, гуляя на свои с друзьями, мог подняться и заделать на публику пару коронных вещей. И только.

В отличие от Штатов на берегах Сены артистов из третьей волны практически не было, и потому в семидесятые-восьмидесятые годы Валерий был нарасхват.

Благодаря гитаре, песням и легкому нраву его жизнь оказалась очень богатой на встречи с интересными людьми. За сорок лет их было немало. Судьба сталкивала его со многими: Владимиром Высоцким и Мариной Влади, Михаилом Шемякиным и Алексеем Хвостенко, Эдуардом Лимоновым и Михаилом Деминым…

Не с каждым он был знаком накоротке, но о каждом его память сохранила пусть короткое, но всегда очень рельефное, сильное воспоминание.

Дабы не сворачивать далеко в сторону с основной дороги нашего повествования, расскажу две истории, имеющие непосредственное отношение к теме.

В Париже на rue Blomet располагалось представительство журналов «Посев» и «Грани», где неоднократно в качестве, скажем так, почетного гостя бывал наш герой.

«В то время, — вспоминает Валерий Винокуров, — большинство эн-тээсовцев были уже, мягко говоря, людьми немолодыми, многие чуть ли не в Гражданскую воевали. Помню, как однажды на очередном собрании они долго спорили, как же им бороться с советской властью, и в конце заседания решили дать слово какому-то древнему старику, который сидел в углу и, кажется, весь вечер тихо спал. И тут вдруг его спрашивают:

— Ну, а ты, Глеб Сергеич, что думаешь, как нам с Советами покончить?

Старик спросонья подскочил, губами пожевал и вдруг как выпалит:

— Я думаю, надо бомбу взять, под Кремль заложить и взорвать ее к… чертям собачьим! Они сразу все и разбегутся.!

…Что меня всегда удивляло, когда я брал гитару, эти ярые антисоветчики всегда прости петь… советский репертуар. Особенно они песни военных лет уважали. Парадокс.

В последнее время я иногда задумываюсь, что реплика того ветерана НТС оказалась пророческой. В итоге же, пусть не реальная, а идеологическая бомба, но все-таки взорвала Кремль».

Второй случай также имел место в середине восьмидесятых годов. В ту пору в самом центре французской столицы, в двух шагах от Елисейских Полей, на rue Ponthieu, находился популярный ночной клуб Chez Tania («У Тани»).

Его очаровательная хозяйка была дамой авантюрной и загадочной. В частности, она утверждала, что еще во время войны оказалась в ГУЛАГе, откуда ее освободили в 1946 году по личному указанию Сталина, обязав, однако, выйти замуж за летчика из эскадрильи «Нормандия-Неман»!

Стены заведения были увешаны картинами, где мчались, взбивая копытами снег, русские тройки да прятались меж березок церквушки с золочеными куполами. Поговаривали, что рисунки принадлежат кисти завсегдатая бара Ильи Глазунова. Утверждать это наверняка трудно, потому как гости свои посещения особенно не афишировали, ведь приходили туда не столько отужинать и потанцевать, сколько провести время в обществе молодых прелестниц. Впрочем, назвать бар «У Тани» заурядным борделем, конечно, нельзя.

Это был скорее клуб с весьма фривольными нравами и располагающей к общению атмосферой. Место было очень популярным, особенно среди русских парижан.

Раз в неделю в уголке у бара можно было встретить ряженную цыганской гадалкой известную журналистку и писательницу Киру Сапгир. Будучи в ту пору молодой журналисткой «Русской мысли», она не ради приработка (хотя он был немалым), а больше из любопытства раскидывала картишки на «бубновый интерес» и «дорогу дальнюю» подгулявшим мадам и месье.

Туда частенько заглядывали «на огонек» Дина Верни, «цыганский барон» Алеша Димитриевич и музыкант Марк Де Лючек. Кстати в 1968 году на пару с Алешей и под аккомпанемент оркестра Де Лючека Таня записала маленькую пластинку «От Тараса Бульбы до Гагарина».

Случалось пропустить «кружку шампанского» в гостеприимном месте и Валерию Винокурову. Ну, а дальше как в старинном романсе: «Не могу я жить без шампанского да без пения без цыганского… > Далеко за полночь он брал гитару и до утра развлекал народ своими и чужими песнями.

«Как-то раз я пришел вечером к Тане. Поболтал с девчонками, выпил бокал-другой вина, и потом меня, как всегда, попросили спеть. Все посетители знали песни с альбома “Ностальгия” наизусть и очень их любили. Ведь пресловутая “тоска по родине” была тогда для большинства эмигрантов не пустыми словами. И вот я что-то такое пою:

А за угловым столиком — я их как-то сразу приметил — сидели три мужика уже в годах, лет, может, по шестьдесят или около того, но еще очень крепкие, прямые, с аккуратными такими проборами, как только что от куафера. Сидят, курят, руку так на отлете держат и смотрят на меня не мигая. Только я аккорд оборвал, один встает и, не выпуская сигареты из рук, подходит прямо вплотную и вдруг так зло спрашивает:

— Чекист?

А я из озорства, что ли, автоматически назло ему также резко отвечаю:

— Чекист!

Тут он неожиданно делает резкий выпад. Толи в лицо хотел ударить, толи прямо в кадык вцепиться… Спасло то, что я молодой был и тренированный. Реакция сработала, я опередил его и в ответ рефлекторно ударил его гитарой прямо в бровь. Аж дека треснула.

Хлынула кровь, он зашатался, а его спутники вскочили с мест и кинулись ко мне. Но им наперерез, широко раскинув руки, метнулась Таня.

— Валерка, уходи, уходи отсюда скорей! Быстро! — кричит.

Мне дважды повторять не пришлось, я моментально ретировался и уехал. Потом выяснилось, что это были бывшие власовцы. Как-то они почувствовали во мне чужого…

— Ты лучше пока не ходи сюда. Они тебя ищут. Найдут — зарежут, — Таня всегда была откровенна. — Жаль! Скучно без песен. У тебя никого на примете нет? Музыка нужна!

А как раз в то время в Париже оказался советский композитор Александр Зацепин. Помните, “Есть только миг”, "Где-то на белом свете”, “Остров невезения”? Блестящий музыкант! Но тут его никто не знал, и он сидел без работы. Мы общались с Александром Сергеевичем, и я сразу вспомнил о нем. В общем, уже через неделю он играл там на гармошке, которую ему Таня купила.

Валерий Винокуров с той самой гитарой, которая спасла его от бывшего власовца

И все бы ничего, но в Союзе его как невозвращенца сильно критиковали, ругали в газетах, имя из титров вырезали… Как раз в то время я ездил в Москву и с кем-то из знакомых оказался в гостях у Никиты Богословского. Он, узнав, что я из Парижа, спросил о Зацепине. Я без задней мысли рассказал, что он работает музыкантом в баре.

…Прошло месяца два. Я вернулся во Францию, вдруг среди ночи звонок от Тани:

— Срочно приезжай! Тут твоему плохо…

— Кому? Где? Что случилось? — не могу ничего понять спросонья.

Оказалось, в разгар вечера в клуб пришел Никита Богословский чуть ли не с целой делегацией из советского Союза композиторов. Зацепин, когда увидел бывших коллег, упал в обморок. Все переполошились, испугались не на шутку. Человек-то он уже тогда был немолодой. Потом говорили, что он не от стресса сознание потерял, а от недоедания. Вроде бы он экономил, на “мерседес” копт… Кто его знает? Но такой случай был. К счастью, теперь у него все в порядке. Скоро 90 лет отметит».

Вот такие истории от последнего из могикан русского Парижа Валерия Винокурова.

Ну а нам пришло время вернуться к рассказу об Александре Галиче, которого мы оставили, если помните, во Франкфурте.

 

«Крик шепотом»

…Из Германии Галич отправился в Осло. Норвежская газета «Арбайдер бладет» откликнулась на это событие:

Советские правители — странные люди. Споря из-за каждого доллара, причитающегося им за сибирский газ, они в то же время щедро, совершенно бесплатно экспортируют лучших представителей советской культуры. Так, бесплатно получаем мы ныне замечательного русского драматурга, поэта и певца Александра Галича. Что ж, мы искренне и всерьез благодарим советские власти за тот подарок. Как человек и художник Галич бесценен для общества, в котором живет. Во всяком случае мы считаем, что он ценнее многих и многих кубометров природного газа. Импорт долларов, технологии и машин с Запада и одновременно бесплатный экспорт на Запад лучших, честнейших, благороднейших умов. Нам, читавшим Маркса и Ленина, сия форма коммунизма представляется довольно странной.

Редкий снимок. А. Галич на записи пластинки «Крик шепотом». Норвегия, 1975

Во время пресс-конференции известный норвежский музыкант и глава рекорд-лейбла Арне Бендиксон озвучил идею о записи и выпуске пластинки. Александр Аркадьевич смутился и в конце встречи, взяв гитару исполнил несколько песен. С улыбкой Арне Бендиксон заметил, что даже после этого выступления он от своего предложения не отказывается.

В диск A whispered cry («Крик шепотом») вошло 12 песен, записанных в сопровождении оркестра и гитары. По-разному приняли эту работу поклонники поэта. Кое-кто говорил, что в таком лакированном виде песни потеряли остроту. Но сам Александр Аркадьевич не скрывал удовлетворения:

«Это первая в жизни моя пластинка!.. Она выпущена здесь, в Норвегии, — на Родине у меня такой пластинки не выпускали: песни мои были, как известно, запрещены. И я на минутку закрыв глаза, представил, что иду я сейчас не по Карл-Иоганн-гатте, а иду я по проспекту Калинина, и подхожу к магазину “Мелодия”, и вижу свою пластинку!..»

 

На «Свободе»

В Осло Александр Аркадьевич начал сотрудничать с радио «Свобода» — вести программу «У микрофона Галич». Но тихая провинциальная страна была ему не по душе, и вскоре бард перебрался в Мюнхен и возглавил там отдел культуры русской редакции, а оттуда — в Париж, где сделал Цикл передач об истории своих песен.

Тем временем на оставленной Родине о нем не забывали. В 1976 году был снят документальный фильм «Разрядка: друзья и враги». Суровый голос за кадром вещал:

«Он был человеком способным — написал сценарий фильма “Верные друзья”, а потом Галич разменялся на пошлые антисоветские песенки которыми торговал из-под полы и у нас, и заграницей…»

Первая израильская пластинка А. Галича

Постоянно раздавались мнения «из народа» и в печати:

Галич был и остается обыкновенным блатным антисоветчиком, в свое время получившим в нашей прессе вполне заслуженные резкие оценки. Они печатались в новосибирских газетах. Мне запомнилась статья журналиста Николая Мейсака, в которой он от всей души дал отповедь хулиганским выступлениям этого «барда».

Или такие, больше похожие на сплетни, распускаемые в очередях:

Компания во французской столице собралась весьма разношерстная. <…> Наш список был бы неполным, если бы в нем не занял место А. Галич. Этот «русский бард», напевающий на пластинки кабацко-антисоветские песенки, умудрился поселить в своей квартире сразу двух жен и ждет переезда третьей. Одно лишь печалит его: он прокутил свои заработки за полгода вперед, а посему представители соответствующего учреждения не только наложили арест на его жалованье, но и описали все имущество.

Отпущенные ему три с половиной года жизни в эмиграции он прожил в невероятно напряженном темпе. Концерты, встречи со студентами, участие в конференциях и фестивалях, эфиры, издание книг и пластинок.

При жизни увидели свет три сольных диска и один сборник: норвежский «Крик шепотом» и три израильские пластинки — «Неизданные песни русских бардов» (о нем я уже говорил), а также «Александр Галич в Израиле. Русские Песни Холокоста» (концертная запись, ноябрь 1975). «Веселый разговор» (концертная запись, декабрь 1975).

В начале восьмидесятых легендарный «подпольщик», владелец студии русской грамзаписи «Кисмет» из Нью-Йорка Рудольф Фукс под лейблом Fortuna выпустил крайне ограниченным тиражом (без конверта, хотя дизайн был разработан) еще один LP — Alexander Galich — The laughter through the tears («Смех сквозь слезы»). Недавно благодаря коллекционеру джаза и продюсеру Виктору Дуби ьеру я стал обладателем этого раритета, чему безмерно рад.

Однако нам необходимо вернуться в роковой декабрь 1977 года. Последний день барда описан многими мемуаристами. Но ни один из них не присутствовал в момент смерти в квартире. Все вспоминают только, где и как они сами узнали о случившемся, говорят только о своем отношении к факту. Не знают, а предполагают, что было так, а не иначе.

…В семидесятых писком моды были электронные системы, включавшие в себя радио, магнитофон, проигрыватель пластинок и даже телевизор. Такие комбайны, отделанные красным деревом, стоили недешево, но смотрелись очень эффектно. И Галич загорелся желанием приобрести это «чудо техники».

Книги А. Галича, опубликованные издательством «Посев»

Утром 15 декабря 1977 года ему доставили покупку и предупредили, что мастер для установки придет завтра. Но он решил не дожидаться и все сделать сам. Отослав жену в магазин за сигаретами, чтобы не мешала работать, принялся за работу.

…По официальной версии, перепутав провода, Александр Аркадьевич вставил штекер не в то гнездо и получил сильнейший удар током. Слабое сердце не выдержало, и бард скончался. Однако слишком много в этом деле нестыковок и противоречий. Большинство знавших Галича людей утверждают, что он разбирался в технике досконально и совершить такую нелепую ошибку просто не мог. Весьма странно повели себя и прибывшие на место происшествия полицейские и врачи.

Существует три основные версии причин его смерти: несчастный случай, «след КГБ» и… смерть от рук агентов ЦРУ, опасавшихся возвращения Галича в СССР, к чему его якобы активно склоняли в последние годы советские эмиссары. Но главное — «дело Галича», заведенное Французскими спецслужбами, до сих пор содержится в сейфах под грифом «секретно». Власти обещают открыть к нему доступ… не ранее 2027 года.

За два дня до трагической гибели он записал свою последнюю, новогоднюю программу на радио «Свобода», где в частности говорил:

«…для меня прошедший год был и впрямь счастливым, но очень загруженным, как говорится, годом. В одной Италии был только за этот год шесть раз. Проехал ее всю вдоль и поперек, от крайнего севера до крайнего юга, был даже в Сицилии, в Палермо, потом в горах. А совсем недавно принимал участие в сахаровском слушании в Риме и выступал с большим сольным концертом на биеннале в Венеции.

Ну, кроме того, могу похвастаться: к новому году два издательства — парижское “ИМКА-Пресс” и франкфуртское “Посев” — сделали мне два очень дорогих подарка. “ИМКА-Пресс” издало собрание песен русских бардов, оно состоит из 30 кассет и трех томиков текстов, и вот из этих 30 кассет семь посвящены моим песням, и соответственно, тексты моих песен помещены в трех томиках этого собрания. А в издательстве “Посев” к Новому году вышла моя новая книжка стихов “Когда я вернусь”. Кроме того, я кончаю одну книгу прозы, роман, приключенческий роман [51]Имеется в виду незаконченный роман «Блошиный рынок». Была опубликована только первая часть «Прощай, Одесса!»
. И на середине второй роман, даже скорее не роман — повесть, этакая психологическая, которая будет называться так, как называлась одна из моих песен, — “Еще раз о черте”. Вот видите, год был интересным, очень напряженным, много работал. <…> Написал я за этот год также несколько новых песен: <…>

Фигура Александра Галича стоит в стороне и возвышается над остальными героями этой книги. Галич — символ и знаменосец тех, кто избрал песню своим оружием в борьбе. Если для большинства других это были разовые акции, то в его арсенале песня присутствовала постоянно и занимала важнейшее место. Как настоящий творец он чутко откликался на любую несправедливость, а не только на конкретное громкое событие. И уж меньше всего думал он о заработке или привлечении внимания с помощью своих баллад. Поэт не ощущал себя обычным эмигрантом, скорее он осознавал изгнание как некую высшую миссию по сохранению и распространению русской культуры. Во время своих встреч он неоднократно говорил, слегка переиначивая строки стихотворения Нины Берберовой: «Мы не в изгнании, мы в послании».

Те певцы, кто шел ему на смену, едва ли могли сказать такое о себе. К концу семидесятых — началу восьмидесятых годов изменился качественный состав беженцев. Среди них оказалось много профессиональных артистов эстрады, поэтов и композиторов.

Некролог из «Новогорусского слова» от 16.12.1977

Сказывалась и пресловутая политика «разрядки мировой напряженности». Преодолев острую фазу в шестидесятые-семидесятые, к новому десятилетию холодная война вошла в затяжную и вялотекущую стадию. Стороны обменивались дежурными выпадами с использованием проверенных средств. Азарт и фантазия, когда на территорию противника летели воздушные шары с листовками, сбрасывались диверсанты с рюкзаками литературы, распространялась фальшивая газета «Правда» или транслировались пластинки с песнями о «рабах советских лагерей», уходили в прошлое.

К моменту, когда основная часть эмиграции стала концентрироваться в США, песня все больше и больше стала терять свой боевой потенциал, превращаясь из оружия в ресторанное блюдо. Однако и в этих условиях нашлись люди, по-прежнему верящие в силу «веселого куплета». Их появление стало последней вспышкой гаснущей спички.

Все как в песне эмигранта Александра Шепиевкера, исполненной в 1986 году Анатолием Могилевским.