Музыкальные диверсанты

Кравчинский Максим Эдуардович

Глава 5. БАЯН РУССКОЙ ПЕСНИ

 

 

Царский любимец

Сегодня имя Юрия Спиридоновича Морфесси помнят немногие. Меж тем до эмиграции певец по праву занимал положение одного из эстрадных премьеров, которого поклонники и журналисты называли не иначе, как «Баян русской песни» или «Князь песни цыганской».

Морфесси происходил из семьи греков, что ближе к концу XIX века перебрались в Одессу. С восьми лет Юра пел в церковном хоре и очень быстро понял, что желает в жизни только одного — выйти на профессиональную сцену.

«Грек, по происхождению, черноволосый и черноглазый красавец, он прекрасно знал свои достоинства и держал себя на сцене ‘’кумиром”.

Да и в жизни он ‘’играл” эту роль: входил ли он в парикмахерскую, подзывал ли извозчика, давал ли в ресторане швейцару на чай — каждый жест его был величавым жестом аристократа… из провинциальной оперетты.

И дамы критического возраста млели, а гимназистки и старые девы визжали у рампы».

А. Г. Алексеев, «Серьезное и смешное >

Сказано — сделано: в 1910-е имя певца Морфесси становится широко известным по всей России. Он живет в Петербурге, в шикарной квартире только что построенного дома № 67 по Каменноостровскому проспекту, где ему прислуживает личный камердинер-лилипут, с которым Морфесси забавы ради любит прогуляться по Невскому в одинаковой одежде. Певец владеет рестораном «Уголок» на Итальянской, средний счет в котором превышает годовую зарплату рабочего. Морфесси вхож в круги высшей знати и миллионеров, а череда его романов неустанно привлекает внимание газетчиков.

Жени Мильтен — возлюбленная Морфесси

Еще бы, ведь сама шансонетка Жени Мильтен покончила жизнь самоубийством, узнав о его измене. Ужасно конечно, но… Именно после этого трагического случая Морфесси получает главную роль в оперетте с интригующим названием «Пожиратель дам».

Он дружит и выступает на одной сцене с блестящим певцом и одним из первых русских авиаторов Николаем Северским. Кутит на пару с земляком и звездой оперетты Михаилом Вавичем. О них говорят: «Родились в Одессе Вавич и Морфесси». Общается с эстрадной примадонной Анастасией Вяльцевой, которая, несмотря на протесты царской семьи (из-за ее крестьянского происхождения), связала свою жизнь с одним из блестящих офицеров двора Василием Викторовичем Бискупским. О нем мы еще вспомним.

Юрий Морфесси и его верный друг, камердинер-лилипут Николай Сурин любили забавы ради пройтись по Невскому проспекту в одинаковых нарядах. Публика, как вспоминают, при виде знаменитой парочки впадала в неистовство. После эмиграции Морфесси их пути разошлись, и дальнейшая судьба Н. Сурина остается неизвестной. Эти кадры сделаны в Петрограде, предположительно зимой 1918 года в ателье «отца российского фоторепортажа», знаменитого Карла Булла.

Они стали последними снимками певца в Петербурге, вскоре он отправился на Юг Империи, а затем — в эмиграцию.

Публикуется впервые

Слава о певческих талантах Морфесси была столь велика, что летом 1914 года его пригласили выступить перед самим императором Николаем II на яхте «Полярная звезда». После концерта певцу был пожалован царский подарок — бриллиантовые запонки в форме двуглавого орла.

Революцию Морфесси не принял и в 1918 году отбыл на Юг России. В Одессе маэстро открыл шикарное кабаре, о котором с восторгом вспоминал в мемуарах Леонид Утесов. Но уже осенью 1920 года, потеряв все имущество, артист спешно эвакуировался в Константинополь. Позабыв о шикарных залах дворянских собраний, он пел в шантанах и ярмарочных балаганах и ресторанах.

 

Куда приводят мечты

В начале двадцатых Юрий Спиридонович оседает в Париже, выступает в русских кабаре, изредка дает сольные концерты и записывает в Варшаве в 1928 году серию пластинок

Объявление из эмигрантской газеты «Возрождение». 1934

С начала тридцатых все чаще появляется в Белграде. Традиции и культура Югославии казались гораздо ближе тоскующему по России певцу. К тому же здесь он встретил свою позднюю любовь — Валентину Лозовскую, девушку яркую и необычную, воевавшую в годы Гражданской войны в Белой армии, выдающуюся спортсменку и автомобильную гонщицу. Но счастье оказалось недолгим: вскоре молодая женщина оставила стареющего певца, предпочтя ему богатого югослава.

Последнее сольное выступление Морфесси в Париже состоялось 9 июня 1939 года в отеле «Наполеон». А три месяца спустя разразилась Вторая мировая война.

Если одни эмигранты участвовали в движении Сопротивления и поднимали вместе с поляками Варшавское восстание, другие, напротив, формировали различные союзы, дивизии и полки, которые были призваны противостоять Красной армии. Таких организаций было довольно много.

В ресторане «Кунак» Юрий Морфесси (на переднем плане справа) не только пел сам, но и был ответственным за артистическую программу

Назову несколько самых крупных и известных: Русская освободительная армия (РОА) и Комитет освобождения народов России (КОНР) генерала Власова, Казачий стан полковника Павлова, дивизия «Руссланд» генерала Смысловского, 29-я и 30-я гренадерские дивизии СС (Первая и Вторая русские армии), 1-я Русская национальная армия, батальон Муравьева, 1-я Русская национальная бригада СС «Дружина», Русская народная национальная армия, полк СС «Варяг», полк СС «Десна», русский личный состав в дивизии СС «Шарлемань», русский личный состав в дивизии СС «Дирлевангер», отряд Зуева и, наконец, одно из старейших объединений — Русский охранный корпус (РОК). Его марш, сочиненный неким П. Бориным, звучал так

В час борьбы, забывши раны, Строй сомкнули в поле бранном Белых армий ветераны В Русском корпусе охранном. К ним слетелось дружным роем Поколенье молодое. Всех сроднило крепким строем Знамя Родины седое. В бой идти средь грозной бури, Русь от зла освобождая, Видеть свет родной лазури — Цель заветная, святая. Успокоится стихия: Тьму пробьет источник света, Будет новая Россия Правдой Божией согрета!

РОК был создан в Югославии генералом Скородумовым вскоре после оккупации страны немцами. Основными членами организации стали белые офицеры. Чаще всего корпусников использовали для охранных целей, но в 1944 году им пришлось принимать участие и в боях с югославскими партизанами и регулярными частями Советской армии. Впоследствии Русский корпус стал частью армии Власова.

По сообщению издававшегося в Нью-Йорке журнала Союза чинов Русского корпуса, «во время II Великой войны Юрий Морфесси служил в Русском корпусе в качестве артиста группы «Кд. Ф.” (“Крафт дурх Фрейде” — “Сила через радость”. -М.К.). Эта группа ездила в расположение наших полков. Нахождение Морфесси в рядах корпуса было, несомненно по патриотическим побуждениям», — пишет Николай Протопопов в статье «Непримиримый певец» [13]Полвека спустя Владимир Высоцкий в беседе с сотрудником Одесской киностудии Владимиром Мальцевым признавался, что после загранпоездок был вынужден отправляться на доклад в КГБ, где также не обходилось без песен:
«…сажусь. Включают несколько магнитофонов, и начинаю рассказывать: что делал, где был, ходил, с кем встречался. Там с Шемякиным, а там с тем, а там с этим". — “Много рассказывал?’ — “Да. Много. Потому что если б я им не рассказал, они все равно знают, они за мной следили. <…> А те вещи, которые они никак не могли знать, я, конечно, им не рассказывал — что обязательно встречался, там приехал Солженицын… Поэтому после всего, когда все им для отчета сам рассказал: “Ну, все, ребята. Коньячок на стол. Гитарку”. И давай. “Володя, давай эту, давай ту! Самые антисоветские!"…» («Белорусские страницы-12. В. Высоцкий в воспоминаниях современников».)
(Здесь и далее цит. по кн. М. Кравчинский. «Звезды царской эстрады»).

О встречах с Юрием Спиридоновичем в Югославии накануне и во время Второй мировой войны вспоминает на страницах книги «Вне Родины» член Русского корпуса Константин Синькевич:

«В ресторане “Башта Београд” <…> перед самой войной играл русский оркестр и выступал Юрий Морфесси. Ему в то время было уже немало лет, наверное, за шестьдесят, но он еще сохранял свой красивый, сильный баритон и свою неподражаемую манеру исполнения русских песен и цыганских романсов. Мы, студенты, стремились попасть в ресторан, но это было совсем непростым делом: ресторан был не из дешевых, а у студентов, как известно, всегда дыра в кармане. И все же мы находили выход: собравшись компанией в пять-шесть человек, выкладывали на стол все, что у кого было. Если набиралась хотя бы десятка — можно было идти! Чашечка кофе стоила один динар, литр самого дешевого вина — четыре динара, и еще оставался динар или два, чтобы дать официанту на чай. Мы с наслаждением слушали Морфесси, но на оркестр, как было принято, уже ничего не жертвовали. Юрий Спиридонович понимал, что мы народ безденежный, и махал рукой сборщику, чтобы тот проходил мимо нашего стола не задерживаясь. И все же такие “вылеты” производились нечасто. Все песенки Морфесси были хороши, но особенно мне запомнилась одна, “Куколки”:

Ах, как я жил! Красиво жил! Почти две жизни прожил. Я жизнь на жизнь помножил И ноль в итоге получил. Ай-ай-ай, куколки, где вы теперь? Ой-ой-ой, мамочки, люблю, поверь. За нитку дернешь лишь, она уже, глядишь, Качает головой, потом рукой. Когда б Гасподь меня сподобил Еще две жизни пережить, Я б точно так их прожил И продолжал бы водку пить…

При словах “качает головой” Морфесси двигал голову влево и вправо, пользуясь мускулами шеи, но выглядело так, будто двигала головой кукла. На это надо было особое умение, у него это получалось здорово. При словах “потом рукой” он поднимал руку на манер робота. А при последней фразе в подобающих случаях вставлял имя какого-нибудь присутствующего тут видного лица. Получалось “…и продолжал бы с генералом (командиром, Иваном Ивановичем и т. д.) водку пить”…»

Прошло время, и, к своему удивлению, однажды Синькевич встретил Морфесси в расположении Русского корпуса:

«К своему немалому удивлению, в одну из своих поездок в штаб, куда я из нашей окраины добирался верхом на лошади, встретил Юрия Морфесси. В белом халате, полный достоинства, он служил санитаром в батальонном лазарете. Понятно, его приняли в Корпус, чтобы дать возможность знаменитому певцу, оставшемуся на склоне лет без заработка и теплого угла, провести тяжелое военное время в относительном покое.

<…> Морфесси, полный, крупный человек высокого роста, пил сравнительно мало, но вообще выказывал невероятную стойкость и способность поглощать спиртное в огромных количествах, без всякого видимого ущерба. Он, кажется, никогда не пил рюмками, а только стаканами, зато никогда не курил. Происходя из одесских греков, он полностью воспринял русскую культуру, был образован, остроумен и всегда оставался душой общества».

Сложно сказать, по каким причинам Юрий Морфесси стал членом артистической группы «Сила через радость», а не «Веселый бункер», которая, судя по прессе, была основной пропагандистской силой РОКа. В нее входили добрые друзья нашего «Баяна», в частности куплетист Сергей Франк, который еще мелькнет на этих страницах.

Видимо, для пожилого артиста переносить напряженный график выступлений (а «Веселый бункер» наматывал ежедневно десятки километров) было уже не по силам.

В своих воспоминаниях «Так было» служивший в Русском корпусе Анатолий Максимов [14]См.: Бабушкин Л. «Королева романса… и музей на троих».
пишет о жизни при штабе корпуса:

«Время от времени, с пятницы на субботу, устраивались вечера-концерты, на которых присутствовали белградские дамы, корпусные и немецкие офицеры.

Реклама выступлений Ю. Морфесси и других русских артистов из газеты «Новое слово». Берлин, 1943. Следует отметить, что кроме Морфесси частыми гостями в военном Берлине были знаменитые басы Дмитрий Смирнов и Константин Садко, хор Бориса Ледковского, да и многие другие артисты

Гвоздем этих концертов было выступление Морфесси <…> и других звезд Белграда. Говорили, что шампанское лилось рекой».

Виталий Бардадым приводит рассказ пианиста Евгения Комарова [14]См.: Бабушкин Л. «Королева романса… и музей на троих».
: «В последний раз я виделся с Юрием Спиридоновичем на встрече нового, 1943 года, у меня дома (в Белграде. — М. К.). <…> Было тяжелое время оккупации, но моя жена <…> с большими трудностями наготовила прекрасных вещей. <…> Морфесси пел и плакал. Он очень страдал на чужбине… Потом война его забросила куда-то…»

Доподлинно известно, что Морфесси частенько наезжал в Берлин, где жила его супруга певица Ада Морелли. Осенью 1943 года в берлинской газете «Новое слово» было помещено объявление о «розысках Юрия Морфесси и Пашки Троицкого» для работы в ресторане «Медведь». Состоялся ли ангажемент, неясно. Но наверняка известно, что летом 1943 года в сопровождении хора под управлением Александра Шевченко наш герой осуществил ряд записей для германской фирмы «Поли-дор». И об этом мы чуть позже поговорим подробнее.

А пока вернемся к одиссее «Баяна русской песни». Известно, что в годы войны он по нескольку раз посещал Прагу, Варшаву и столицы других оккупированных нацистами государств.

О пребывании исполнителя в Праге весной 1944 года вспоминает в своих мемуарах «То, что вспоминается» Николай Андреев:

«В начале 1944 года <…> был устроен грандиозный концерт. Меня поразила публика. Присутствовали, конечно, гестаповцы и всякие официальные немецкие лица, но их было немного, а примерно тысячи две слушателей были все сплошь русские. <…> Выступал Печковский, знаменитая певица Варвара Королева… Но больше всего поразил Юрий Морфесси. Он всего за несколько дней до концерта приехал из Берлина и в парикмахерском салоне Васильева громогласно рассказывал, как бомбят Берлин и как он оттуда бежал: “Берлина больше нет*. Даже Васильев вполголоса сказал ему: “Может быть, лучше не говорить такие слова, а то очень многие немцы понимают по-русски”.

Морфесси — знаменитый бас, у него есть и свои песенки, цыганские песенки Морфесси, а в тот раз он вдруг спел “Шумел, горел пожар московский” — довольно неожиданный выбор, — и, когда он спел слова “Зачем я шел к тебе, Россия, Европу всю держа в руке”, зал просто ахнул: это была полная аналогия с тем, что сделал Гитлер — попер на Россию, держа всю Европу в руке. Кто-то рядом со мной обернулся и говорит: “Это что, намек?” По-видимому, не один он так понял пение Морфесси, поняло и гестапо.

В салоне Васильева передавали шепотом новости: Морфесси предложили немедленно уехать в Австрию, в Вену, а Вену в тот момент страшно бомбили. Он там не погиб, но это была явная месть гестапо за неуместный выбор песни».

Схожие впечатления находим и в работе И. Инова «Литературнотеатральная, концертная деятельность беженцев-россиян в Чехословакии» [17]В последние годы появляются данные о том, что якобы от 1 до 1,5 миллиона русских воевали на стороне немцев. Однако В. Р. Мединский в исследовании «Война. Мифы СССР. 1939–1945» приводит иную статистику — не более 300 тысяч человек.
:

«Концерт Ю. Морфесси кончился для артиста плачевно. С большим подъемом и соответствующей жестикуляцией спел он песню “Зачем я шел к тебе Россия, Европу всю держа в руке?” На следующий день двое сотрудников гестапо подняли перепуганного Морфесси с постели и доставили его в агентство Бориса Тихановича.

К счастью Борису Ивановичу удалось убедить гестаповцев в том, что Морфесси пел якобы старинную русскую песню и поэтому ни о какой идеологической провокации не может быть и речи. Это избавило певца от ареста. Гестапо ограничилось тем, что посадило Морфесси и его подругу в поезд и выслало в Вену».

Юрий Морфесси. Эстония, 1930-е. Публикуется впервые

А вот что вспоминала в неопубликованных мемуарах певица Женя Шевченко, чей отец был одним из чинов армии Власова:

«Однажды на гастроли (в Прагу) приехал легендарный Юрий Морфесси. <…> Он вышел на сцену в русском костюме: малиновая косоворотка, широкие штаны и сафьяновые сапоги. Голос был уже, разумеется, не тот, что раньше, когда имя Морфесси гремело в России и Франции, но мастерство осталось прежним. Остался прежним и его чарующий, “со слезой”, бархатный баритон. Боже, как пел этот мастер!»

О встречах с Морфесси упоминает в своих мемуарах «Начало конца» и глава русской секции «Винеты» Альбов, позднее служивший в Русской освободительной армии (РОА), где помимо прочего отвечал и за культурноразвлекательную работу. Среди выступавших он называет и Морфесси, от-. кликнувшегося, как он пишет, «с большим удовольствием». По информации, обнаруженной историком М. И. Близнюком, весной 1945 года певец выступил перед генералом Власовым и его ближайшими сподвижниками. Случилось это в ставке последнего, возглавлявшего военно-воздушные силы КОНР, в тихом, уютном курортном Мариенбаде, куда генералы заехали по пути из Берлина в Карлсбад (по-чешски Karlovy Vary) и где к февралю 1945-го уже проживал Морфесси с Адой Морелли. Борис Плющов в своей книге «Генерал Мальцев» так вспоминает об этом:

«…Виктор Иванович представил гостям певца Юрия Морфесси и его супругу Аду Морелли и попросил их порадовать гостей прекрасным пением. Ада Морелли исполнила несколько популярных цыганских романсов, а Юрий Морфесси спел с большим чувством “Чубчик”, “Фонарики”, “Замело тебя снегом, Россия”, “Молись, кунак” и несколько арий из опереток. Гости были в восторге и наградили артистов громкими аплодисментами».

 

Без последнего пристанища

В середине апреля 1945 года вместе с руководством Комитета освобождения народов России (КОНР) артист прибыл в маленький городок Фюссен, у границы с Австрией, где был создан лагерь для перемещенных лиц.

В уже упоминавшемся выше номере «Наших вестей» (№ 338, 1974) хорунжий Русского корпуса Н. Протопопов вспоминает о своей последней встрече с артистом. Делает он это, прочитав в одном из номеров советской газеты «Неделя» интервью с композитором Оскаром Строком по случаю его юбилея.

Восьмидесятилетний юбиляр на вопрос, кто из наиболее известных артистов исполнял его произведения, отвечает: «Пожалуй, самым тонким интерпретатором моих вальсов и танго был обладатель бархатного баритона Юрий Морфесси». Как пишет Протопопов, «странно было увидеть это упоминание о Морфесси в советском еженедельнике. Странно потому, что память моя хранит воспоминание о нем как об идейном артисте-эмигранте, непримиримом антисоветчике. Эту свою непримиримость Юрий Морфесси доказал на деле во время II мировой войны. И после ее окончания…»

И далее в подтверждение своих слов Николай Протопопов рассказывает:

«Осень 1945 года в Мюнхене. Мы на положении бесправных Ди-Пи. <…> Слово “русский" стало антонимом слова “советский”. За нашими черепами охотятся явные и тайные представители одной из “сверхдержав”-победительниц. А мы хотим жить. И почти живем: даже театры у нас функционируют… Почти все концерты <…> проходят, как говорится, “с аншлагом”. И вот объявление: Юрий Морфесси. С трудом удается достать билет. <…> Обладатель уже не бархатного баритона, как-то сразу, с первой же песни установил тесный, а порой даже интимный контакт с аудиторией. Тут и “Черные глаза”, и “Чубчик”, и “Замело тебя снегом, Россия”… А вот и “Фонари” Сережи Франка:

…Но верю я, пройдут страданья… Увидим мы улицу русскую , И на углах — золотые фонари…

Тут уже зал, как один, встает. Овациям нет конца. Морфесси не отпускают со сцены…

Он не просто очаровал, он покорил всех… И не только своим исключительным талантом и умением петь. Морфесси покорил всех и своей открытой русскостью, своей крепкой, идейной непримиримостью…»».

Певица Варвара Королева также оставила воспоминание об одном из последних концертов артиста, состоявшемся в лагере для перемещенных лиц:

«…после конца войны, в лагере для Д. П. в Фюссене, под Мюнхеном, <…> встретила Морфесси. От этого былого красавца и замечательного певца ничего не осталось.

На сцену вышел старик. Но фрак он носил по-старому — хорошо…»»

Помимо концертов Морфесси зарабатывал на жизнь тем, что давал уроки вокала.

В это же время в русской американской прессе появилось сообщение, что певец собирается на гастроли в США, но, вероятно, пошатнувшееся здоровье не дало возможности осуществить эти планы.

И, наконец, о месте и дате кончины певца. Князь Петр Ишеев в своих мемуарах «Осколки прошлого» констатирует:

«После Парижа Морфесси жил в Вене, долго странствовал по Балканам и Прибалтике и в конечном счете обосновался в Германии, где и настигла его смерть».

Некролог. «Русская мысль» (№ 156 от 22.07.1949)

Певец скончался от разрыва сердца в баварском городке Фюссен 12 июля 1949 года. Первой о кончине сообщила парижская «Русская мысль» (№ 155, от 20.07.1949), отметив в некрологе: «Почти до последних дней Ю. Морфесси выступал, объезжая лагеря Ди-Пи».

Остается добавить, что похоронили певца на городском кладбище. Его вдова Ада Морелли вскоре после войны сумела выехать в США, где недавно скончалась в возрасте 97 лет. На мой запрос городские власти Фюссена ответили, что аренда места на кладбище не была вовремя продлена и по истечении положенного срока на месте упокоениях Морфесси был захоронен кто-то другой.

Несмотря на приведенные факты, нельзя назвать артиста апологетом нацизма. Нет никаких данных, что Юрий Спиридонович выступал в Берлине в период с 1933 по 1941 год. До войны он появился в Берлине лишь однажды — 16 марта 1929 года — на жюрфиксе «Литературнодраматического общества имени Островского». Мы уже не раз говорили о том, что в среде эмиграции отношение к вторжению Штлера в СССР было двояким: одни приняли это как нападению на их Родину и как могли боролись с фашистами, другие решили, что война — шанс избавить Россию от коммунистов.

К сожалению, Юрий Морфесси придерживался последней точки зрения.

Прежде чем мы закончим рассказ о перипетиях судьбы «князя цыганской песни», давайте вспомним загадочный эпизод военных времен — запись в июне 1943 года серии пластинок с русскими песнями на фирме «Полидор».

Журналист Николай Лихачев (он же Андрей Светланин, будущий главный редактор журнала «Посев») вспоминал:

«При посещении одного из отделений министерства пропаганды мы слушали записанные на граммофонные пластинки <…> прелестные романсы Лещенко и Морфесси».

Сам факт записи (с учетом обстоятельств и места) кажется изначально не коммерческим, но заказным мероприятием. Да и тираж дисков оказался ничтожно мал.

Крупный исследователь ретроэстрады В. П. Бардадым говорил без обиняков:

«В июне 1943 года 60-летний Юрий Спиридонович, грустный, но не потерявший голос, был приглашен в Берлин граммофонным обществом “Полидор”, чтобы сделать несколько записей. Он исполнил с хором и оркестром под управлением А. Шевченко восемь популярнейших вещей из своего богатого репертуара: “Прощай, мой табор! ”, “Чубчик”, “Цыганка Аза”, “Помню я…”, “Эй, ямщик, гони-ка к “Яру”, “Гори, гори”, “Ехали цыгане” и “Любовь цыганки”. Эти записи стали его лебединой песней: больше он нигде и никогда не записывался…»

Вывший супруг «чайки русской эстрады» Анастасии Вяльцевой офицер царского конвоя Василий Викторович Бискупский (1878–1945). В годы Второй мировой он возглавил управление по делам русской эмиграции в Германии и, возможно, стал «продюсером» берлинских записей ЮрияМорфесси

Посмотрим на берлинский вояж внимательнее.

Что за композиции были записаны в разгар войны в Берлине русским артистом, мы знаем, но для кого и зачем?!

Прежде же чем ответить на эти логично возникающие вопросы возьмем «музакальную паузу».

Здесь я позволю себе напомнить, что среди добрых знакомых Юрия Спиридоновича числился упомянутый выше экс-супруг «чайки русской эстрады» Анастасии Вяльцевой, блестящий офицер царского конвоя Василий Викторович Бискупский. Похоронив в 1913 году любимую жену, он продолжил военную карьеру, в революцию стал ярым сторонником, а короткое время спустя — непримиримым противником большевизма и посвятил этой борьбе всю дальнейшую жизнь. В Мюнхене эмигрант Бискупский свел знакомство с… Адольфом Гитлером, который после провала «пивного путча» осенью 1923 года укрывался на мюнхенской квартире Бискупского. Фюрер не забыл об услуге и после прихода к власти назначил «проверенного товарища» начальником Управления но делам русской эмиграции в Германии. Нет никаких сомнений, что Морфесси был хорошо знаком с Бискупским, ведь еще в сезоне 1909–1910 годов его супруга играла в музыкальном обозрении «Цыганские песни в лицах» на сцене петербургского Малого театра. В этом ревю принимали также участие Саша Давыдов, Раиса Раисова и Юрий Морфесси. Потому я склонен считать, что именно Бискупский выступил продюсером» записей старого приятеля. Видимо, в знак старой дружбы и признательности за активную сценическую деятельность.