Распорядок дня

В любой книге по воспитанию ребёнка авторы обязательно порекомендуют нам приблизительный режим дня для детей разного возраста. Конечно же, режим — это очень нужно и важно (при условии, разумеется, что он не превращается в постоянную пытку для ребёнка). И всё бы хорошо, кроме одного: не предусмотрено время на молитву. А без этого, без освящения грядущего дня обращением к Богу, всё остальное уже не столь важно. В семье императора Николая Александровича было иначе. «Весь внешний и духовный уклад домашней жизни царской семьи представлял собой типичный образец чистой, патриархальной жизни простой русской религиозной семьи, — вспоминал М.К. Дитерихс. — Вставая утром от сна или ложась вечером, каждый из членов семьи совершал свою молитву, после чего утром, собравшись по возможности вместе, мать или отец громко прочитывали прочим членам положенные на данный день Евангелие и Послания. Равным образом, садясь за стол или вставая из-за стола после еды, каждый совершал положенную молитву и только тогда принимался за пищу или шёл к себе. Никогда не садились за стол, если отец чем-нибудь задерживался: ждали его».

В этом семействе чередование различных занятий также было регламентировано, и соблюдался режим достаточно строго. Но не настолько строго, чтобы стать для детей невыносимым. Распорядок дня не тяготил царевен и царевича.

Когда императорская семья пребывала в Царском Селе, её жизнь носила более семейный характер, чем в других местах, приёмы были ограничены из-за плохого самочувствия императрицы. Свита во дворце не жила, поэтому за столом семья собиралась без посторонних и совершенно запросто. Дети, подрастая, обедали вместе с родителями. Пьер Жильяр оставил описание зимы 1913/1914 года, проводимой семьёй в Царском Селе. Уроки с наследником начинались в девять часов с перерывом между одиннадцатью часами и полуднем. В этот перерыв совершалась прогулка в карете, санях или автомобиле, затем занятия возобновлялись до завтрака, до часу дня. После завтрака учитель и ученик всегда проводили два часа на воздухе. Великие княжны и государь, когда бывал свободен, присоединялись к ним, и Алексей Николаевич веселился с сёстрами, спускаясь с ледяной горы, которая была устроена на берегу небольшого искусственного озера. В четыре часа дня уроки возобновлялись до обеда, который подавался в семь часов для Алексея Николаевича и в восемь — для остальных членов семьи. День заканчивали чтением вслух какой-нибудь книги.

Праздность была абсолютно чужда семье последнего императора. Даже после ареста, совершившегося в Царском Селе, Николай Александрович с семейством всегда были при деле. По словам М.К. Дитерихса, «вставали в 8 часов утра; молитва, утренний чай всех вместе... Гулять разрешалось им два раза в день: от 11 до 12 часов утра и от 2 с половиной до 5 часов дня. В свободное от учебных занятий время государыня и дочери шили что-нибудь, вышивали или вязали, но никогда не оставались без какого-либо дела. Государь в это время читал у себя в кабинете и приводил в порядок свои бумаги. Вечером, после чая, отец приходил в комнату дочерей; ему ставили кресло, столик, и он читал вслух произведения русских классиков, а жена и дочери, слушая, рукодельничали или рисовали. Государь с детства был приучен к физической работе и приучал к ней и своих детей. Час утренней прогулки император обыкновенно употреблял на моцион хождения, причём его сопровождал большей частью Долгоруков; они беседовали на современные переживавшиеся Россией темы. Иногда вместо Долгорукова его сопровождала какая-нибудь из дочерей, когда они поправились от своей болезни. Во время дневных прогулок все члены семьи, за исключением императрицы, занимались физической работой: очищали дорожки парка от снега, или кололи лёд для погреба, или обрубали сухие ветви и срубали старые деревья, заготавливая дрова для будущей зимы. С наступлением тёплой погоды вся семья занялась устройством обширного огорода, и в этой работе с ней вместе принимали участие некоторые офицеры и солдаты охраны, уже привыкшие к царской семье и стремившиеся выказывать ей своё внимание и доброжелательство».

Об этом же пишет и Пьер Жильяр, рассказывая о заключении царской семьи в Тобольске: «Император страдал от недостатка физического труда. Полковник Кобылинский, которому он на это жаловался, приказал привезти берёзовые стволы, купил пилы и топоры, и мы могли теперь заготовлять дрова, в которых так нуждались на кухне, а также в доме для топки наших печей. Эта работа на открытом воздухе являлась для нас большим развлечением за время нашего пребывания в Тобольске. Великие княжны в особенности горячо пристрастились к этому новому спорту».

Здесь нужно отметить, что такими занятиями, как например, прополка сорняков в огороде, великие княжны не гнушались и до ареста. Старшие же дочери в последние годы царствования их отца, во время Первой мировой войны, были загружены до предела. Императрица всегда прилагала все усилия к тому, чтобы оказать реальную пользу ближним, и привлекала детей к делу благотворительности. Об этом следует рассказать подробнее.

 

Благотворительность

В комментариях к дневниковым записям и переписке императрицы Александры Феодоровны мы читаем, что она в течение первых лет замужества, рожая с перерывами в два года детей и сама их нянча, в то же время курировала крупные благотворительные акции семьи: мастерские, школы, больницы, план реформирования тюрем. Собственное состояние императрицы было небольшим, и для проведения своих благотворительных акций ей приходилось урезать личные расходы. Во время голода 1898 года она дала на борьбу с ним из личных средств пятьдесят тысяч рублей — восьмую часть годового дохода семьи. Это сверх и помимо обычных благотворительных дел.

Бесчисленное количество раз, сама часто недомогая, императрица ездила из Царского Села в Санкт-Петербург навещать больных. Будучи сама доброй матерью, она особенно сочувствовала горестям других матерей. Люди, которых она хорошо знала, и те, которые едва знали её, все были уверены, что найдут со стороны Александры Феодоровны тёплое сочувствие своим бедам.

С особой теплотой вспоминают об Александре Феодоровне её близкие подруги Анна Танеева и Юлия Ден. Они были именно подругами царицы, а не придворными дамами, близко соприкасались с семьёй императора и оставили о ней бесценные записи. Танеева много помогала императрице в благотворительных начинаниях, к которым постоянно привлекались и царские дети. Рассказ Анны Танеевой очень интересен. «Воспитанной в Англии и Германии императрице, — писала она, — не нравилась пустая атмосфера петербургского света, и она всё надеялась привить вкус к труду. С этой целью она основала Общество рукоделия, члены которого — дамы и барышни обязаны были сработать не менее трёх вещей в год для бедных. Сначала все принялись за работу, но вскоре, как и ко всему, наши дамы охладели, и никто не мог сработать даже трёх вещей в год. Идея не привилась. Невзирая на это государыня продолжала открывать по всей России дома трудолюбия для безработных, учредила дома призрения для падших девушек, страстно принимая к сердцу всё это дело...

Описывая жизнь в Крыму, я должна сказать, какое горячее участие принимала государыня в судьбе туберкулёзных, приехавших лечиться в Крым. Санатории в Крыму были старого типа. Осмотрев их все в Ялте, государыня решила сейчас же построить на свои личные средства в их имениях санатории со всеми усовершенствованиями, что и было сделано. Часами я разъезжала по приказаниям государыни по больницам, расспрашивая больных от имени государыни о всех их нуждах. Сколько я возила денег от её величества на уплату лечения неимущим! Если я находила какой-нибудь вопиющий случай одиноко умирающего больного, императрица сейчас же заказывала автомобиль и отправлялась со мной, лично привозя деньги, цветы, фрукты, а главное, обаяние, которое она всегда умела внушить в таких случаях, внося с собой в комнату умирающего столько ласки и бодрости. Сколько я видела слёз благодарности! Но никто об этом не знал: государыня запрещала мне говорить об этом. Императрица соорганизовала четыре больших базара в пользу туберкулёзных в 1911-1914 годах; они принесли массу денег. Она сама работала, рисовала и вышивала для базара и, несмотря на своё некрепкое здоровье, весь день стояла у киоска, окружённая огромной толпой народа. Полиции было приказано пропускать всех, и люди давили друг друга, чтобы получить что-нибудь из рук государыни или дотронуться до её платья; она не уставала продавать вещи, которые буквально вырывали из её рук. Маленький Алексей Николаевич стоял возле неё на прилавке, протягивая ручки с вещами восторженной толпе. В день “белого цветка” императрица отправлялась в Ялту в шарабанчике с корзинами белых цветов; дети сопровождали её пешком. Восторгу населения не было предела. Народ, в то время не тронутый революционной пропагандой, обожал их величества, и это никогда нельзя забыть...

Государыня любила посещать больных: она была врождённой сестрой милосердия; она вносила с собой к больным бодрость и нравственную поддержку. Раненые солдаты и офицеры часто просили её быть около них во время тяжёлых перевязок и операций, говоря, что “не так страшно”, когда государыня рядом. Как она ходила за своей больной фрейлиной княжной Орбельяни! Она до последней минуты жизни княжны оставалась при ней и сама закрыла ей глаза. Желая привить знание и умение надлежащего ухода за младенцами, императрица на личные средства основала в Царском Селе школу нянь. Во главе этого учреждения стоял детский врач доктор Раухфус. При школе находился приют для сирот на пятьдесят кроватей. Также она основала на свои средства Инвалидный дом для двухсот солдат — инвалидов Русско-японской войны. Инвалиды обучались здесь всякому ремеслу, для каковой цели при доме имелись огромные мастерские. Около Инвалидного дома, построенного в царскосельском парке, императрица устроила целую колонию из маленьких домиков в одну комнату с кухней и с огородиками для семейных инвалидов. Начальником Инвалидного дома императрица назначила графа Шуленбурга, полковника Уланского Её Величества полка.

Кроме упомянутых мной учреждений, государыня основала в Петербурге школу народного искусства, куда приезжали девушки со всей России обучаться кустарному делу. Возвращаясь в свои сёла, они становились местными инструкторшами. Девушки эти работали в школе с огромным увлечением. Императрица особенно интересовалась кустарным искусством; целыми часами она с начальницей школы выбирала образцы, рисунки, координировала цвета и так далее. Одна из этих девушек преподавала моим безногим инвалидам плетение ковров. Школа была поставлена великолепно и имела огромную будущность...

Все, кто страдал, были близки её сердцу, и она всю себя отдавала, чтобы в минуту скорби утешить человека.

Я видела русскую императрицу в операционной госпиталя державшей склянки с эфиром, подающей простерилизованные инструменты, помогающей при самых трудных операциях, принимающей от хирургов ампутированные конечности, убирающей пропитанные кровью и даже кишащие паразитами бинты, выносящей все эти запахи, зрелище и агонию в самом ужасном на земле месте — в военном госпитале во время войны. Она делала свою работу с тихим смирением и неутомимостью человека, которому Бог предназначил это служение. Татьяна была почти такой же верной, как и её мать, и жаловалась только, что из-за молодости её освобождают от самой трудной работы. Императрицу ни от чего не освобождали, и она сама этого не желала».

К рассказу преданной подруги императрицы практически нечего добавить. Из этого рассказа, а также из множества других воспоминаний совершенно очевидно, что дети разделяли бескорыстные материнские труды, направленные на помощь людям. Так было и в мирное время, но особенно в тяжкие дни Русско-японской и Первой мировой войн. Залы Зимнего дворца её величество обратила в мастерские, собрала сотни знатных дам и девиц, организовала рабочую общину. Сама неутомимо работала, и все дочери брали с матери пример, усердно шили и вязали, не исключая и великую княжну Ольгу Николаевну, не любившую рукодельничать. Только одно Харбинское депо получило от Зимнего дворца до двенадцати миллионов разных вещей.

«Августейшая семья не ограничивалась денежной помощью, но жертвовала и своими личными трудами, — свидетельствует инок Серафим (Кузнецов) в книге «Православный царь-мученик». — Сколько руками царицы и дочерей было вышито церковных воздухов, покровов и других вещей, рассылаемых военным, монастырским и бедным церквам. Мне лично приходилось видеть эти царские подарки и иметь даже у себя в далёкой пустынной обители». Александра Феодоровна сама писала государю во время Первой мировой войны: «Выставка-базар действуют очень хорошо. Наши вещи раскупаются прежде, чем они появятся; каждой из нас удаётся ежедневно изготовить подушку и покрышку».

До петровских времён занятие рукоделием как раз и было главным делом цариц и царевен, но работа супруги и дочерей императора в качестве медицинских сестёр оказалась начинанием неслыханным, вызвавшим изумление и нарекания в светском обществе. Было совершенно непонятно, зачем императрице это нужно. Её обвиняли в лицемерии, не представляя, что лихорадочная деятельность в госпитале, по воспоминаниям очевидцев, не прекращалась с раннего утра до поздней ночи. Вставали государыня и её старшие дочери рано, ложились иногда в два часа ночи. Когда прибывали санитарные поезда, императрица и великие княжны делали перевязки, ни на минуту не присаживаясь с девяти часов утра иногда до трёх часов дня. Во время тяжёлых операций раненые умоляли государыню быть рядом, умирающие просили её посидеть возле кровати, подержать им руку или голову, и она невзирая на усталость успокаивала их целыми часами.

Кроме работы в Царском Селе, Александра Феодоровна иногда с государем, а иногда одна с двумя старшими дочерьми посещала учреждения Красного Креста в западных и центральных городах России. Великим княжнам часто приходилось сопровождать государыню в поездках по России, они посещали военные госпитали, ездили в Ставку. «Великие княжны очень любили эти поездки в Могилёв, — писал П. Жильяр, — всегда слишком короткие, как им казалось: это вносило небольшую перемену в их однообразную и суровую жизнь. Они пользовались там большей свободой, чем в Царском Селе.

Станция в Могилёве была очень далеко от города и стояла почти в поле. Великие княжны пользовались своими досугами, чтобы посещать окрестных крестьян и семьи железнодорожных служащих. Их простая и безыскусственная доброта побеждала все сердца, и, так как они очень любили детей, их всегда можно было видеть окружёнными толпой ребятишек, которых они собирали по дороге и закармливали конфетами».

Но обыкновенно, по словам Т.Е. Мельник-Боткиной, «во время войны и без того скромная жизнь царской семьи проходила одинаково изо дня в день за работой». Как же непохож был уклад жизни этой удивительной семьи на то, что можно было увидеть в семьях современной им знати и тех, кто за этой знатью тянулся! Мудрено ли, что светское общество так ненавидело святое семейство, жизнь которого была им немым укором и примером, следовать которому не хотели.

 

Образование

Поскольку время императора Николая было всецело отдано государственным делам, образованием детей заведовала Александра Феодоровна. Пьер Жильяр, вспоминая первые свои уроки с Ольгой и Татьяной, которым было тогда соответственно десять и восемь лет, так описывал отношение императрицы к учебным занятиям дочерей: «Императрица не упускает ни одного моего слова; у меня совершенно ясное чувство, что это не урок, который я даю, а экзамен, которому я подвергаюсь... В течение следующих недель императрица регулярно присутствовала на уроках детей... Ей часто приходилось, когда её дочери оставляли нас, обсуждать со мной приёмы и методы преподавания живых языков, и я всегда поражался здравым смыслом и проницательностью её суждений». Жильяр явно был удивлён таким отношением государыни и «сохранил совершенно отчётливое воспоминание о крайнем интересе, с каким императрица относилась к воспитанию и обучению своих детей, всецело преданная своему долгу». Он рассказывает о том, что Александра Феодоровна хотела внушить дочерям внимательность к наставникам, «требуя от них порядка, который составляет первое условие вежливости... Пока она присутствовала на моих уроках, я всегда при входе находил книги и тетради старательно расположенными на столе перед местом каждой из моих учениц. Меня никогда не заставляли ждать ни одной минуты».

Не один Жильяр свидетельствует о таком внимании государыни к учебным занятиям детей. Софи Буксгевден также пишет: «Ей нравилось присутствовать на уроках, обсуждать с учителями направление и содержание занятий». Да и сама Александра Феодоровна рассказывала императору в письме: «Дети начали свои зимние уроки. Мария и Анастасия недовольны, но Беби всё равно. Он готов ещё больше учиться, так что я сказала, чтобы уроки продолжались вместо сорока пятьдесят минут, так как теперь, слава Богу, он гораздо крепче».

Некоторые противники канонизации царской семьи возмущались, как могли православные родители, имеющие возможность выбирать наставников для своих детей, назначить учителями к ним иностранцев, инославных. Вновь обратившись к воспоминаниям А. А. Танеевой, посмотрим, ошиблась ли в этом августейшая чета: «Старшим учителем, который заведовал их образованием, был некий П.В. Петров. Он назначал к ним других наставников. Кроме него, из иностранцев были Mr Gibbs, англичанин, и Mr Gilliard. Первой их учительницей была госпожа Шнейдер, бывшая раньше учительницей великой княжны Елизаветы Феодоровны. Она же потом обучала русскому языку молодую государыню и так и осталась при дворе. У Трины — так её называла государыня — был не всегда приятный характер, но она была преданна царской семье и последовала за ней в Сибирь. Из всех учителей дети их величеств больше всего любили Gilliard'а (Пьера Жильяра. — М. К.), который сначала учил великих княжон французскому языку, а после стал гувернёром Алексея Николаевича; он жил во дворце и пользовался полным доверием их величеств. Mr Gibbs'а тоже очень любили; оба последовали в Сибирь и оставались с царской семьёй, пока большевики их не разлучили».

Даже после отречения государя от престола и ареста всей семьи, не зная, что ожидает всех их в будущем, августейшие родители решили, что дети не должны прерывать учёбу. «По мере выздоровления их высочества принялись за уроки, но так как учителей к ним не допускали, за исключением тоже арестованного Жильяра, то эти обязанности её величество разделила между всеми. Она лично преподавала всем детям Закон Божий, его величество — Алексею Николаевичу географию и историю, великая княжна Ольга Николаевна — своим младшим сёстрам и брату английский язык, Екатерина Адольфовна — арифметику и русскую грамматику, графиня Генне — историю, доктору Деревенко было поручено преподавание Алексею Николаевичу естествознания, а мой отец занимался с ним русским чтением. Они оба увлекались лирикой Лермонтова, которого Алексей Николаевич учил наизусть; кроме того, он писал переложения и сочинения по картинам, и мой отец наслаждался этими занятиями» (Т.Е. Мельник-Боткина).

 

Развлечении

То, что царские дети никогда не сидели без дела, вовсе не значит, что они вообще не отдыхали. Детские игры государыня тоже считала делом, причём делом весьма важным: «Просто преступление — подавлять детскую радость и заставлять детей быть мрачными и важными... Их детство нужно по мере возможности наполнить радостью, светом, весёлыми играми. Родителям не следует стыдиться того, что они играют и шалят вместе с детьми. Может, именно тогда они ближе к Богу, чем когда выполняют самую важную, по их мнению, работу».

Родителей, которые захотят послушаться мудрого совета императрицы Александры Феодоровны, эти слова могут предостеречь сразу от двух ошибок. Первая: у взрослых есть склонность резко ограничивать ребячьи забавы, при этом часто забывают, что дети есть дети и нельзя постоянно приносить их игру в жертву занятиям, пусть даже самым важным. Вторая ошибка: пустить ребёнка на самотёк, не интересуясь его занятиями в часы досуга, как, например, делают многие мамы, разрешая детям часами напролёт играть в компьютерные игры. Организовать детскую игру ненавязчиво и мудро — большой талант. К счастью для себя, царские дети не знали компьютеров и у них были мудрые, любящие родители, всегда готовые разделить их забавы, а потому и отдых великих княжон и наследника всегда был весёлым и здоровым.

Если бы сейчас родители сами играли с детьми или хотя бы просто вдумывались, во что играют и как развлекаются их чада, можно было бы избежать многих бед. Это не преувеличение. Что такое для ребёнка игра? Акт творчества, познания, первые уроки жизни. Нормальная детская игра развивает ребёнка, учит его принимать решения, быть самостоятельным. Правда, это не значит, что детские игры надо строго регламентировать. Иначе родители, испугавшись впасть в первые две ошибки, совершат третью — станут постоянно вмешиваться в игру ребёнка «со своей взрослой колокольни», желая сделать её правильной и «развивающей».

О том, что её величество не из-за «педагогических принципов», но от сердца испытывала потребность разделять досуг детей, говорит выдержка из её письма к старшей дочери: «И то, что любящая вас старушка мама всегда болеет, также омрачает вам жизнь, бедные дети. Мне очень жаль, что я не могу больше времени проводить с вами и читать, и шуметь, и играть вместе, но мы должны всё вытерпеть». Совершенно искренний вздох!

Царь Николай, как уже было упомянуто, тоже очень любил проводить время с детьми, играя и развлекаясь с ними. «Во время дневных прогулок государь, любивший много ходить, обыкновенно обходил парк с одной из дочерей, но ему случалось также присоединяться к нам, и с его помощью мы однажды построили огромную снеговую башню, которая приняла вид внушительной крепости и занимала нас в продолжение нескольких недель» (П. Жильяр). Благодаря Николаю Александровичу его дети полюбили физические упражнения. Сам государь, по рассказу Юлии Ден, любил бывать на свежем воздухе, он был отменным стрелком, превосходным спортсменом. У него были чрезвычайно сильные руки. Излюбленным его развлечением являлась гребля. Он любил байдарку и каноэ. Когда императорская семья отдыхала в финских шхерах, государь проводил на воде целые часы.

Внешних развлечений, вроде выездов, балов, царские дети практически не знали. Они сами придумывали себе занятия кроме игр на воздухе, прогулок и физических упражнений — например, организовывали домашние театральные постановки. Эти маленькие пьесы всегда становились радостным событием, давали и детям, и родителям душевное отдохновение даже в трагические дни их заключения. Великие княжны очень любили решать головоломки. А царевич Алексей, как любой мальчишка, собирал в карман всякие мелочи — гвозди, верёвки и так далее — самые интересные игрушки.

Большой радостью были для царских детей летние поездки в шхеры или в Крым. Во время этих небольших путешествий матросы учили детей плавать. «Но и кроме купания в этих поездках было много радостного: катание на шлюпках, поездки на берег, на острова, где можно было возиться, собирать грибы. А сколько интересного на яхтах и судах, их сопровождавших! Гребные и парусные гонки шлюпок, фейерверк на островах, спуск флага с церемонией» (П. Савченко).

Вся семья любила животных. Кроме собак и кота, у них был осёл Ванька, с которым очень любил играть цесаревич. «Ванька был бесподобное, умное и забавное животное, — вспоминает П. Жильяр. — Когда Алексею Николаевичу захотели подарить осла, долго, но безрезультатно обращались ко всем барышникам в Петербурге; тогда цирк Чинизелли согласился уступить старого осла, который по дряхлости уже не годился для представлений. И вот таким образом Ванька появился при дворе, вполне оценив, по-видимому, дворцовую конюшню. Он очень забавлял нас, так как знал много самых невероятных фокусов. Он с большой ловкостью выворачивал карманы в надежде найти в них сладости. Он находил особую прелесть в старых резиновых мячиках, которые небрежно жевал, закрыв один глаз, как старый янки».

Так проводили досуг четыре дочери и сын императора Николая II. Их игры и развлечения, способствуя жизнерадостности, нисколько не нарушали детской непосредственности, укрепляли дружбу детей с родителями. Эта тесная дружба способствовала единению семьи не только в радости, но и в горе, когда в заточении святое семейство явило даже враждебно относящимся к ним людям удивительный пример любви и сплочения перед лицом смертельной опасности.