Истинная женственность

—

в чистоте

«Без чистоты невозможно представить истинную женственность. Даже среди этого мира, погрязшего в грехах и пороках, возможно сохранить эту святую чистоту» (императрица Александра Феодоровна). Супруга Николая II, несомненно, лучше многих понимала, как велико предназначение женщины, как свята её истинная красота — в вере, чистоте и смирении. В этом и сила женщин. Но сами они нередко об этом забывают, а ещё чаще, пожалуй, забывают мужчины. Потому-то, чувствуя себя униженными и бесправными, отважные, но недальновидные девушки девятнадцатого века дерзко ломали традиционные представления о женщине, бросая вызов сильному полу. В чём-то были они, наверное, правы — хотя бы в том, что утверждали: нельзя женщинам лишь наряжаться и красоваться. Но в целом проиграли. Они же не могли заглянуть в наш век, дабы узреть чудовищные плоды «победившей» эмансипации.

Сейчас, пожалуй, одни только православные бьют тревогу: мы теряем женщину! Извлекаются на свет Божий и переиздаются книги, брошюры о христианском воспитании девочек, о месте женщины в семье и обществе.

Попытки эти выглядят во многом беспомощными: предлагаемая литература безнадёжно устарела, так как между 1917 годом и нынешним днём почти непроходимая пропасть. Дворянки, разночинки ещё, пожалуй, и могли бы что-нибудь почерпнуть из этих книг, но православная христианка XXI века учиться по ним уже не сможет. Так у кого же учиться? Где искать идеал для подражания? И вновь мы ответим: в семье последнего российского императора.

Есть одна книга, которая не устареет никогда. Конечно, это Библия. В первую очередь Новый Завет. Именно в духе этой всегда современной книги и были воспитаны дочери государя Николая II. Разрабатывали ли отец и мать какую-то особую программу воспитания? Думается, помогая своим девочкам взрослеть и познавать жизнь, они просто руководствовались мудрыми принципами собственной жизни. Успехи воспитания оказались несомненными: «Великие княжны выросли простыми, ласковыми, образованными девушками, ни в чём не выказывавшими своего положения в общении с другими» (А. А. Танеева), «Трудно представить себе более очаровательных, чистых и умных девочек» (С.К. Буксгевден), «В общем трудно определимая прелесть этих четырёх сестёр состояла в их большой простоте, естественности, свежести и врождённой доброте» (П. Жильяр).

С.Я. Офросимова: «Жизнь княжон не была ни весёлой, ни разнообразной. Воспитывались они в строгом патриархальном духе, в глубокой религиозности. Это и воспитало в них ту веру, ту силу духа и смирения, которые помогли им безропотно и светло вынести тяжёлые дни заточения и принять мученическую смерть. Государыня не позволяла княжнам ни одной секунды сидеть без дела. Они должны были быть всегда занятыми, всегда находиться в действии. Чудные работы и вышивки выходили из-под их изящных, быстрых ручек. Внешне однообразную свою жизнь княжны наполняли весельем своих жизнерадостных и живых характеров. Они умели находить счастье и радость в малом. Они были юны не только своими годами, но были юны в самом глубоком смысле этого слова — их радовало всё: солнце, цветы, каждая минута, проведённая с отцом, каждая короткая прогулка, во время которой они могли посмотреть на толпу; они радовались каждой улыбке незнакомых или прохожих; они сияли всем лаской и яркими красками цветущих русских лиц. Везде, где они появлялись, звучал их весёлый звонкий смех. Никто и никогда не чувствовал себя с ними стеснённо, их простота делала всех такими же простыми и непринуждёнными, какими они были сами».

Один из главных секретов успеха в воспитании был прост, и мы уже упоминали о нём: отец и мать принимали своих четырёх столь непохожих друг на друга дочерей такими, какими их сотворил Бог, не пытаясь «уравнять» детей или в чём-то переломить их нрав. Всё в юных царевнах воспринималось родителями как данное начиная... с пола. Да, именно так, потому что горячее желание иметь сына у их величеств было связано прежде всего с проблемой престолонаследия. Но императрица Александра Феодоровна даже в том, что определяется единственно Богом, оказалась «виноватой» перед родственниками своего царственного супруга! Иные из Романовых не понимали, что их ропот против ни в чём не повинной царицы, у которой поначалу рождались одни дочери, был направлен в первую очередь против Господа Бога, Который Сам определил, кто должен послужить Ему в святом семействе. Но самое главное лицо, заинтересованное в наследнике, — император Николай — никогда не переставал быть чутким и любящим супругом. «Когда три девочки родились одна за другой, молва упрекала в этом государыню. Государь, естественно, тоже мечтал о наследнике, но он никогда этого не показывал» (С.К. Буксгевден).

Можно представить себе, с каким трепетом и надеждой ждали царь и царица сына, особенно мечтая о нём во время третьей и тем более четвёртой беременности государыни. «При рождении четвёртой дочери, великой княжны Анастасии, по рассказам графа Бенкендорфа, когда государю сообщили о рождении девочки, он долго гулял в одиночестве и был грустным. Но, вернувшись, он совсем переменился, с улыбкой вошёл в комнату императрицы и поцеловал новорождённого ребёнка» (С.К. Буксгевден).

Да, о неприятии пола не могло быть и речи — и это в семье, где просто необходим был мальчик, наследник. Что же сказать о некоторых родителях, которые подспудно, а иногда и явно отвергают новорождённого малыша, если ему не посчастливилось родиться того пола, о котором мечтали взрослые?! Некоторые из-за этого начинают иногда воспитывать мальчика как девочку, а девочку — как мальчика.

Подруга всех четырёх великих княжон Юлия Ден — Лили, как называли её вслед за матерью царевны, также свидетельствует, что её величество страстно желала сына и появление на свет четырёх дочерей было для неё в известной степени разочарованием. Однако государыня любила своих дочек, они были её друзьями, преданными помощницами, а простое, но довольно строгое воспитание отнюдь не превращало их в золушек.

Воспитание дочерей в царской семье, действительно, было строгим, поскольку так была воспитана сама Александра Феодоровна, да и государя Николая в детстве не баловал отец — император Александр III. Царевны спали на походных кроватях, легко укрытые, каждое утро принимали холодную ванну. Государыня, сама очень скромная в одежде, в выборе причёсок, не позволяла и дочерям много наряжаться. Великая княжна Ольга Николаевна полностью восприняла это отношение к роскоши и, по воспоминаниям, одевалась очень скромно, постоянно одёргивая в этом отношении других сестёр.

Мы знаем, что каждый рубль, сэкономленный на каком-нибудь роскошном платье, шёл на благотворительность. Может быть, Александра Феодоровна, будь она обычной матерью, и побаловала бы дочерей, но она чувствовала постоянную ответственность за своих подданных: когда началась Первая мировая война, новые платья вообще перестали шиться. Великим княжнам приходилось самим аккуратно чинить свою одежду. Получилось точь-в-точь по апостолу Павлу: не плетением волос украшались царские дочери, но добрым и смиренным нравом.

Кажется, царевны в силу своего особого положения должны были получить какое-то необычное воспитание. Однако умная и строгая мать воспитывала прежде всего будущих женщин, христианок и просто достойных людей, но ни в коем случае не изнеженных принцесс, недоступных простым смертным. Все вспоминают о том, что дочери царя, кроме, пожалуй, Татьяны Николаевны, мало думали о своём высоком положении, да и Татьяну обязывала к этому лишь её высокая общественная активность.

Ещё раз обратим внимание на то, что государыня занималась детьми сама — ведь постоянный контакт с матерью особенно важен для девочек. По воспоминаниям Софи Буксгевден, императрица в самом деле воспитывала дочерей сама, и делала это прекрасно. Она проявляла свой авторитет только при необходимости, и это не нарушало той атмосферы абсолютного доверия, которая царила между нею и дочерьми. Александра Феодоровна понимала жизнерадостность юности и никогда не сдерживала девочек, если они шалили и смеялись.

По словам П. Жильяра, обстоятельства рано приучили всех четырёх сестёр довольствоваться самими собой и своей природной весёлостью: «Как мало молодых девушек без ропота удовольствовались бы таким образом жизни, лишённым всяких внешних развлечений. Единственную отраду его представляла прелесть тесной семейной жизни, вызывающей в наши дни такое пренебрежение». Девушки чувствовали разобщённость с окружающими, но при этом были всегда веселы, жизнерадостны; неизменно добры и приветливы ко всем. «Все они, не исключая и Татьяны Николаевны, были очень милыми, симпатичными, простыми, чистыми, невинными девушками; они в своих помыслах были куда чище очень многих современных девиц и гимназисток, даже младших классов гимназии» (полковник Кобылинский).

Что побуждало царственную чету фактически изолировать дочерей от света? Дело не только в том, что болезнь наследника вынуждала семью ограничить внешнее общение. Государыня знала так называемый свет, естественно, не понаслышке, больше всех страдая от клеветы, наблюдая развращённость нравов и торжество гордыни. Зная, что дворцовое окружение будет тлетворно влиять на юных девушек, Александра Феодоровна резко ограничивала их общение с придворной знатью, заслужив ещё больше упрёков и оскорблений со стороны этой знати. Ольге Николаевне лишь один раз довелось танцевать на взрослом балу. А.А. Танеева писала: «Императрица боялась дурного влияния светских барышень и даже не любила, когда её дети виделись с двоюродной сестрой — Ириной Александровной. Впрочем, они не страдали от скуки; когда они выросли, они постоянно увлекались и мечтали то о том, то о другом. Летом они играли в теннис, гуляли, гребли с офицерами яхты или охраны. Эти детские наивные увлечения забавляли родителей, которые постоянно подтрунивали над ними. Великая княгиня Ольга Александровна (сестра императора. — М. К.) устраивала для них собрания молодёжи. Иногда и у неё пили чай со своими друзьями. Портнихой была у них Mm Brisac; одевались они просто, но со вкусом, летом — почти всегда в белом. Золотых вещей у них было немного. В двенадцать лет они получали первый золотой браслет, который никогда не снимали».

Родители считали своей наиважнейшей задачей хранение целомудрия дочерей. Судя по переписке с матерью, и Ольга, и Татьяна были увлечены кем-то, особенно Ольга. Со стороны Александры Феодоровны они встретили сочувствие и мудрое понимание женщины, достаточно много прожившей на свете. Государыня, зная, что её дочери слишком молоды, что для великих княжон в силу их особого положения выбор друга сердца достаточно затруднителен, мягко наставляла дочерей учиться управлять своими сердечными желаниями. Резкость по отношению к детям вообще не была ей свойственна, тем более в таких предметах, где необходимо проявлять особенную чуткость.

Не было и речи в этой воистину православной семье о каких-то странных принципах воспитания дочерей, которые почему-то пропагандируются в некоторых современных православных брошюрах, — например, что девочкам нельзя преподавать иностранные языки, да и лучше бы им вообще поменьше учиться, а заниматься только домашним хозяйством. Некоторые не в меру ревностные в благочестии родители не разрешают дочерям заниматься физическими упражнениями. А дочери императора Николая учились, изучали иностранные языки, играли в теннис и ездили верхом. При этом не представляли себе жизни без Церкви. И не было в их образе жизни ни малейшего намёка на эмансипацию.

А ведь женский вопрос был весьма актуален в дореволюционной России. Он же породил встречный вопрос в православной среде: как воспитывать девочку? Протоиерей Димитрий Соколов в книге «Назначение женщины по учению слова Божия» писал: «Естественно встаёт вопрос: должно ли готовить её (девицу. — М. К.) к общечеловеческому назначению или к частному — к супружеству? Все писавшие о воспитании девиц не соглашаются между собой в этом отношении. На этот вопрос мы отвечаем на основании Священного Писания, что подготовка к тому или другому назначению, взятая отдельно, не достигает цели. Нет сомнения, что девица должна быть подготовлена к общечеловеческому назначению, которое состоит в прославлении и исполнении дел Бога, сотворившего человека по образу Своему. Но независимо от главного назначения, какое женщина разделяет с мужчиной, она имеет ещё назначение частное как помощница мужа — назначение, к которому и должна быть подготовлена. Только и эта подготовка к частному назначению не должна быть исключительной: не всякая женщина бывает призвана к супружеству, а потому воспитание, данное единственно в этом виде, не достигло бы своей цели».

Всё верно. Но если протоиерей Димитрий считал, что вопрос, на который он даёт ответ, «естественно» встал перед растерявшимся обществом, то нам теперь ясно, что перед царственной четой он точно так же «естественно» не вставал. Воспитывать дочь для замужества или общественной жизни — такой вопрос был просто невозможен в императорском семействе. О том, что в силу своего положения великие княжны должны были иметь обязанности перед обществом, спора не было — главное, они должны были научиться достойно их выполнять. Но в представлении государыни Александры Феодоровны, спора не было и в том, что дом и семья держатся в первую очередь на женщине и каждая девушка обязана понять это ещё в детстве.

Царица обучала дочерей основам домашнего хозяйства, хотела видеть в них настоящих помощниц; царевны вышивали, шили рубашки, гладили бельё. Александра Феодоровна воспитывала в них чувство дома. Но каждая из сестёр в силу своей индивидуальности воспринимала по-разному материнские уроки.

В дочерях Николая II мы находим четыре различных женских типа, четыре непохожих характера. Рассмотрим же их подробнее.

 

Великая княжна Ольга Николаевна —

образец истинной женской красоты

Юлия Ден вспоминала: «Самой старшей из четырёх сестёр-красавиц была великая княжна Ольга Николаевна. Это было милое создание. Всякий, кто видел её, тотчас влюблялся. В детстве она была некрасивой, но в пятнадцать лет как-то сразу похорошела. Немного выше среднего роста, свежее лицо, тёмно-синие глаза, пышные светло-русые волосы, красивые руки и ноги. К жизни Ольга Николаевна относилась серьёзно, была наделена умом и покладистым характером. На мой взгляд, это была волевая натура».

Почему-то традиционно главным достоинством женщины является красота. Не будем и мы спорить с тем, что воспевалось веками. Да только не обойтись без вопроса: а что, собственно, есть красота? Ведь образ русской красавицы разительно отличается от западных идеалов. На Святой Руси телесная красота женщины подчинена красоте её души, красотой души и сотворяется. На Западе красота телесная есть первое и единственное женское достоинство. В наши дни это вылилось в ужасные формы. Телевидение заполонила реклама косметики, шампуней, лаков для ногтей. Нам внушается: настоящая женщина — та, которая больше других похожа на куклу, которая неизменно возбуждает похоть во всех проходящих мимо мужчинах. Женщина-хищница, женщина-обольстительница и... всего лишь красивая мужская игрушка.

Настоящая красота ненавязчива и чиста. Её может и не быть в том понимании, к которому мы привыкли: гармоничность черт лица, красивые формы... Это красота пушкинской Татьяны, в которой, по замыслу автора, не было ничего ослепительного, но... Пример такой красоты имеем мы в старшей дочери государя Николая великой княжне Ольге, которую, по мнению С.Я. Офросимовой, в строгом смысле слова нельзя назвать красивой, «но всё её существо дышит такой женственностью, такой юностью, что она кажется более чем красивой. Чем больше глядишь на неё, тем миловиднее и прелестнее становится её лицо. Оно озарено внутренним светом, оно становится прекрасным от каждой светлой улыбки, от её манеры смеяться, закинув головку слегка назад, так что виден весь ровный, жемчужный ряд белоснежных зубов. Умело и ловко спорится работа в её необыкновенно красивых и нежных руках. Вся она, хрупкая и нежная, как-то особенно заботливо и любовно склоняется над простой солдатской рубашкой, которую шьёт. Её мелодичный голос, её изящные движения, вся её прелестная тонкая фигурка — олицетворение женственности и приветливости. Она вся ясная и радостная. Невольно вспоминаются слова, сказанные мне одним из её учителей: “У Ольги Николаевны хрустальная душа”».

Хрустальная душа творит и внешне прекрасный образ, лицо девушки озарено внутренним светом — отблеском светлой души.

Анна Танеева считала, что Ольга и Мария Николаевны были похожи на семью отца и имели чисто русский тип. «Ольга Николаевна была замечательно умна и способна, и учение было для неё шуткой, почему она иногда ленилась. Характерными чертами у неё были сильная воля и неподкупная честность и прямота, в чём она походила на мать. Эти прекрасные качества были у неё с детства, но ребёнком Ольга Николаевна бывала нередко упряма, непослушна и очень вспыльчива; впоследствии она умела себя сдерживать. У неё были чудные белокурые волосы, большие голубые глаза и дивный цвет лица, немного вздёрнутый нос, походивший на государев».

Софи Буксгевден оставила такое описание великой княжны Ольги, гармонично дополняющее воспоминания Танеевой: «Великая княжна Ольга Николаевна была красивая, высокая, со смеющимися голубыми глазами... она прекрасно ездила верхом и танцевала. Из всех сестёр она была самая умная, самая музыкальная; по мнению её учителей, она обладала абсолютным слухом. Она могла сыграть на слух любую услышанную мелодию, переложить сложные музыкальные пьесы... Ольга Николаевна была очень непосредственна, иногда слишком откровенна, всегда искренна. Она была очень обаятельная и самая весёлая. Когда она училась, бедным учителям приходилось испытывать на себе множество её всевозможных штучек, которые она изобретала, чтобы подшутить над ними. Да и повзрослев, она не оставляла случая позабавиться. Она была щедра и немедленно отзывалась на любую просьбу».

М.К. Дитерихс: «Великая княжна Ольга Николаевна представляла собою типичную хорошую русскую девушку с большой душой. На окружающих она производила впечатление своей ласковостью, своим чарующим милым обращением со всеми. Она со всеми держала себя ровно, спокойно и поразительно просто и естественно. Она не любила хозяйства, но любила уединение и книги. Она была развитая и очень начитанная; имела способность к искусствам: играла на рояле, пела и в Петрограде училась пению, хорошо рисовала. Она была очень скромной и не любила роскоши».

Кого напоминают все эти прекрасные портреты? Ловишь себя на мысли, что при приближении к этому очаровательному образу невольно вспоминается идеал всех девочек — добрая и скромная принцесса из сказки (именно принцесса, а не королева — о королеве речь пойдёт позднее). Хрупкая, нежная, утончённая, не любящая домашнего хозяйства... И чисто русский тип, присущий, по словам А.А. Танеевой, Ольге Николаевне, не мешает этому образу, а гармонично дополняет его. Недаром и там, где, по нашим детским представлениям, самое место настоящей принцессе, — на балу — успела побывать из четырёх сестёр только Ольга Николаевна. «На настоящем балу была только великая княжна Ольга Николаевна, и то всего один раз, в день трёхсотлетия Дома Романовых. В этот вечер личико её горело таким радостным смущением, такой юностью и жаждой жизни, что от неё нельзя было отвести глаз. Ей подводили блестящих офицеров, она танцевала со всеми и женственно, слегка краснея, благодарила по окончании танца кивком головы. Остальным княжнам так и не удалось побывать на настоящем балу» (С.Я. Офросимова).

Пьер Жильяр, описывая своё первое знакомство с высокородной ученицей, которая впоследствии станет его любимицей, выделяемой из всех, сразу отметил и ребяческую бойкость, и девичью чистоту маленькой принцессы: «Старшая из великих княжон, Ольга, девочка десяти лет, очень белокурая, с глазками, полными лукавого огонька, с приподнятым слегка носиком, рассматривала меня с выражением, в котором, казалось, было желание с первой минуты отыскать слабое место, но от этого ребёнка веяло чистотой и правдивостью, которые сразу привлекали к нему симпатии».

У учителя ещё будет возможность замечательно изучить этот интереснейший и довольно сложный характер, он отметит большой ум, стремление к самостоятельности, постоянную искренность — ни капли лукавства! — и покоряющее всех истинно девичье обаяние. Жильяр дал своей лучшей ученице такую характеристику: «Старшая, Ольга Николаевна, обладала очень живым умом. У неё было много рассудительности и в то же время непосредственности. Она была очень самостоятельного характера и обладала быстрой и забавной находчивостью в ответах... Я вспоминаю между прочим, как на одном из наших первых уроков грамматики, когда я объяснял ей спряжения и употребление вспомогательных глаголов, она прервала меня вдруг восклицанием: “Ах, я поняла, вспомогательные глаголы — это прислуга глаголов; только один несчастный глагол “иметь” должен сам себе прислуживать!” [...] Вначале мне было не так легко с нею, но после первых стычек между нами установились самые искренние и сердечные отношения».

Все как один вспоминают, что Ольга обладала большим умом. Но похоже, этот ум был склада философского, вовсе не практического. Про её сестру Татьяну вспоминали, что та быстрее ориентировалась в различных ситуациях и принимала решения. Ольга же была не прочь отвлечённо порассуждать, и её суждения отличались большой глубиной. Она увлекалась историей, её любимой героиней была Екатерина Великая. Ольга Николаевна замечательно доказала, что истинно женская привлекательность вполне совместима с глубоким живым умом.

Более других детей великая княжна Ольга была похожа на государя Николая, которого она, по словам учителя Сиднея Гиббса, «любила больше всего на свете». Она обожала его, её так и называли: «дочь отца». М.К. Дитерихс писал: «На всех окружающих производило впечатление, что она унаследовала больше черт отца, особенно в мягкости характера и простоте отношения к людям». Но, унаследовав сильную отцовскую волю, Ольга не успела научиться, подобно ему, сдерживать себя. «Её манеры были “жёсткие”», — читаем мы у Н.А. Соколова. Старшая царевна была вспыльчива, хотя и отходчива. Отец при удивительной доброте и нелукавстве умел скрывать свои чувства, его дочь — истинная женщина — этого совершенно не умела. Ей не хватало собранности, и некоторая неровность характера отличала её от сестёр. Можно сказать, что она была капризнее сестёр. И отношения с матерью у великой княжны Ольги складывались сложнее, чем с отцом.

Все усилия матери и отца были направлены на то, чтобы сохранить ясный свет «хрустальной души» своего старшего ребёнка, быть может самого непростого по характеру ребёнка, и им это удалось. Лейб-медик Е.С. Боткин так писал об Ольге Николаевне: «Я никогда не забуду тонкое, совсем непоказное, но такое чуткое отношение к моему горю... Сейчас забегала Ольга Николаевна — право, точно ангел залетел». Внешняя красота, которая, по мнению А.А. Танеевой, проявилась в пятнадцать лет — в трудное время превращения девочки в девушку, во многом явилась результатом постоянного воспитания и возрастания души этой девочки, отобразила её внутреннюю красоту. А ведь при других родителях всё могло быть иначе, если бы позывы к самостоятельности, о которых вспоминает П. Жильяр, грубо подавлялись или же, наоборот, оставались бы без всякого внимания, превращая сильную, волевую, тонко чувствующую девушку в капризное властолюбивое существо.

Вот выдержки из писем — примеры, чем отвечала мать на капризность и своенравие своей горячо любимой старшей дочери.

«Ты бываешь такой милой со мной, будь такой же и с сёстрами. Покажи своё любящее сердце».

«Моя милая, дорогая девочка, я надеюсь, что всё обошлось хорошо. Я так много думала о тебе, моя бедняжка, хорошо зная по опыту, как неприятны бывают такие недоразумения. Чувствуешь себя такой несчастной, когда кто-то на тебя сердится. Мы все должны переносить испытания: и взрослые люди, и маленькие дети, — Бог преподаёт нам урок терпения. Я знаю, что для тебя это особенно трудно, так как ты очень глубоко всё переживаешь и у тебя горячий нрав. Но ты должна научиться обуздывать свой язык. Быстро помолись, чтобы Бог тебе помог. У меня было столько всяких историй с моей гувернанткой, и я всегда считала, что лучше всего извиниться, даже если я была права, только потому, что я моложе и быстрее могла подавить свой гнев. М. такая хорошая и преданная, но сейчас она очень нервничает: она четыре года не была в отпуске, у неё болит нога, она простудилась и очень переживает, когда нездоров Беби. И целый день находиться с детьми (не всегда послушными) для неё тяжело. Старайся всегда ей сочувствовать и не думай о себе. Тогда с Божией помощью тебе будет легче терпеть. Да благословит тебя Бог. Очень нежно тебя целую. Твоя мама».

«Да, старайся быть более послушной и не будь чересчур нетерпеливой, не впадай от этого в гнев. Меня это очень расстраивает, ты ведь сейчас совсем большая. Ты видишь, как Анастасия начинает повторять за тобой».

«Дитя моё. Не думай, что я сердито прощалась с тобой на ночь. Этого не было. Мама имеет право сказать детям, что она думает, а ты ушла с таким угрюмым лицом. Ты не должна так делать, малышка, потому что это расстраивает меня, а я должна быть сурова, когда необходимо. Я слишком часто балую моих девочек. Спи спокойно. Да благословит и да хранит тебя Бог. Крепко тебя целую. Твоя старая мама».

В мягком, полном любви увещевании чувствуется материнская твёрдость, благословение дочери на решительную борьбу со своими недостатками. Императрица понимала, что Ольга Николаевна, похоже, обладала большой глубиной и тонкостью чувств, иногда скрывающихся за некоторой нервностью. Она кажется загадочнее своих сестёр.

Мы читаем, как непосредственна и весела была Ольга Николаевна, как отрадно было с ней окружающим. Но вот что пишет М.К. Дитерихс: «Вместе с тем великая княжна Ольга Николаевна оставляла в изучавших её натуру людях впечатление человека, как будто бы пережившего в жизни какое-то большое горе», «Бывало, она смеётся, а чувствуется, что её смех только внешний, а там, в глубине души, ей вовсе не смешно, а грустно».

Софи Буксгевден: «Ольга Николаевна была преданна своему отцу. Ужас революции повлиял на неё гораздо больше, чем на других. Она полностью изменилась, исчезла её жизнерадостность».

Мы уже говорили о том, что Ольга, будучи подростком, переживала чувство влюблённости, позднее могла даже перенести какую-то скрытую от всех личную драму. Переписка императрицы с мужем и самой Ольгой указывают на что-то подобное. В этих письмах мы найдём конкретный пример того, о чём шла речь выше: как чутко и бережно относились августейшие родители к чувствам своих детей.

«Да, Н. П. очень мил. Я не знаю, верующий ли он. Но незачем о нём думать. А то в голову приходят разные глупости и заставляют кого-то краснеть».

«Я знаю, о ком ты думала в вагоне, — не печалься так. Скоро с Божией помощью ты его снова увидишь. Не думай слишком много о Н. П. Это тебя расстраивает».

«Я уже давно заметила, что ты какая-то грустная, но не задавала вопросов, потому что людям не нравится, когда их расспрашивают... Конечно, возвращаться домой, к урокам (а это неизбежно) после долгих каникул и весёлой жизни с родственниками и приятными молодыми людьми нелегко... Я хорошо знаю о твоих чувствах к... бедняжке. Старайся не думать о нём слишком много, вот что сказал наш Друг. Видишь ли, другие могут заметить, как ты на него смотришь, и начнутся разговоры... Сейчас, когда ты уже большая девочка, ты всегда должна быть осмотрительной и не показывать своих чувств. Нельзя показывать другим свои чувства, когда эти другие могут счесть их неприличными. Я знаю, что он относится к тебе как к младшей сестре, и он знает, что ты, маленькая великая княжна, не должна относиться к нему иначе. Дорогая, я не могу написать всё, на это потребуется слишком много времени, а я не одна.

Будь мужественна, приободрись и не позволяй себе так много думать о нём. Это не доведёт до добра, а только принесёт тебе больше печали. Если бы я была здорова, я попыталась бы тебя позабавить, рассмешить — всё было бы тогда легче, но это не так, и ничего не поделаешь. Помоги тебе Бог. Не унывай и не думай, что ты делаешь что-то ужасное. Да благословит тебя Бог. Крепко целую. Твоя старая мама».

«Дорогое дитя! Спасибо за записку. Да, дорогая, когда кого-нибудь любишь, то переживаешь с ним его горе и радуешься, когда он счастлив. Ты спрашиваешь, что делать. Нужно от всего сердца молиться, чтобы Бог дал твоему другу силу и спокойствие, чтобы перенести горе, не ропща против Божией воли. И нужно стараться помогать друг другу нести крест, посланный Богом. Нужно стараться облегчить ношу, оказать помощь, быть бодрой. Ну, спи спокойно и не слишком забивай свою голову посторонними мыслями. От этого не будет толку. Спи спокойно и старайся всегда быть хорошей девочкой. Да благословит тебя Бог. Нежные поцелуи от твоей старой мамы».

Действительно, у великих княжон не было никаких тайн от Александры Феодоровны. А сейчас многие ли дочери решатся открыть матери своё сердце?

В январе 1916 года, когда Ольге шёл уже двадцатый год, начались разговоры о том, чтобы выдать её замуж за великого князя Бориса Владимировича. Но императрица была против. Она писала супругу: «Мысль о Борисе слишком несимпатична, и я уверена, что наша дочь никогда бы не согласилась за него выйти замуж, и я её прекрасно поняла бы». Тут же её величество добавляет: «У неё в голове и сердце были другие мысли — это святые тайны молодой девушки, другие их не должны знать, это для Ольги было бы страшно больно. Она так восприимчива».

Как мать, императрица волновалась за будущее своих детей. «Я всегда себя спрашиваю, за кого наши девочки выйдут замуж, и не могу себе представить, какая будет их судьба», — писала она с горечью Николаю Александровичу, быть может предчувствуя большую беду. Из переписки государя и государыни ясно, что Ольга жаждала большого женского счастья, которое обошло её стороной. Родители сочувствовали ей, но наверняка задавались вопросом: есть ли пара, достойная их дочери? Увы...

Когда началась Первая мировая война, юная принцесса, так любящая уединение, склонная ко всему красивому, утончённому, вынуждена была выйти из стен своего уютного дворца. «Первые годы войны, когда внимание всех было приковано всецело к фронту, совершенно перестроили жизнь великой княжны Ольги. Из замкнутого круга семьи с её простой, строго размеренной жизнью ей пришлось вопреки всем склонностям и чертам её характера повести жизнь работницы вне семьи, а иногда и общественного деятеля... Часто великим княжнам приходилось самим выезжать в Петроград для председательствования в благотворительных комитетах их имени или для сбора пожертвований. Для великой княжны Ольги это было непривычным и очень нелёгким делом, так как она и стеснялась, и не любила никаких личных выступлений» (П. Савченко). Забежим вперёд и скажем, что её сестра Татьяна, которой тесен был круг семейных обязанностей, на новых поприщах чувствовала себя как рыба в воде. Ольга же, похоже, не была создана для общественной жизни. Государыня, развивая в детях самостоятельность, рассматривая участие великих княжон в общественной жизни как непременный долг императорских дочерей, всё-таки старалась помочь в такой ситуации старшей дочери. «Я взяла с собой Ольгу, — пишет она мужу, — чтобы посидела со мной, она тогда более привыкнет видеть людей и слышать, что происходит. Она умное дитя».

Каждый должен трудиться по мере сил, поэтому и в комитете, и в госпитале великая княжна Ольга работала меньше, чем Татьяна. Она, похоже, вообще была хрупкого здоровья. Но была ли она при этом принцессой на горошине?

Т.Е. Мельник-Боткина: «Великая княжна Ольга Николаевна, более слабая здоровьем и нервами, недолго вынесла работу хирургической сестры, но лазарета не бросила, а продолжала работать в палатах, наравне с другими сёстрами убирая за больными».

С.Я. Офросимова: «Великую княжну Ольгу Николаевну все обожали, боготворили; про неё больше всего любили мне рассказывать раненые.

Однажды привезли новую партию раненых. Их, как всегда, на вокзале встретили великие княжны. Они исполняли всё, что им приказывали доктора, и даже мыли ноги раненым, чтобы тут же, на вокзале, очистить раны от грязи и предохранить от заражения крови. После долгой и тяжёлой работы княжны с другими сёстрами размещали раненых по палатам.

Усталая великая княжна Ольга Николаевна присела на постель одного из вновь привезённых солдат. Солдат тотчас же пустился в разговоры. Ольга Николаевна, как и всегда, и словом не обмолвилась, что она великая княжна.

— Умаялась, сердечная? — спросил солдат.

— Да, немного устала. Это хорошо, когда устанешь.

— Чего же тут хорошего?

— Значит, поработала.

— Этак тебе не тут сидеть надо. На фронт бы поехала.

— Да моя мечта — на фронт попасть.

— Чего же? Поезжай.

— Я бы поехала, да отец не пускает, говорит, что я здоровьем для этого слишком слаба.

— А ты плюнь на отца да поезжай.

Княжна рассмеялась:

— Нет, уж плюнуть-то не могу. Уж очень мы друг друга любим».

Такова была старшая дочь императора Николая II. Её лучшая подруга — любимая сестра Татьяна представляет собой совершенно другой женский тип.

 

Великая княжна Татьяна Николаевна.

Общественное служение женщины

Великая княжна Татьяна Николаевна носила имя святой мученицы Татианы, которая при жизни исполняла служение диаконисы, то есть «принадлежала к тому чину церковному, который нёс, как бы мы теперь сказали, активное социальное служение среди больных, заключённых в тюрьмах, среди тех, кто беден и скуден в этом мире» (протоиерей Максим Козлов). И в этом отношении вторая дочь государя по праву носила своё имя: она, так же как и её Небесная покровительница, была открыта обществу и готова была активно работать на благо подданных своего отца. При этом она оставалась истинной царской дочерью. Все портреты Татьяны Николаевны, оставленные современниками, очень схожи между собой. Приведём здесь наиболее яркие.

С.Я. Офросимова: «Направо от меня сидит великая княжна Татьяна Николаевна. Она великая княжна с головы до ног, так она аристократична и царственна. Лицо её матово бледно; только чуть-чуть розовеют щёки, точно из-под её тонкой кожи пробивается розовый атлас. Профиль её безупречно красив, он словно выточен из мрамора резцом большого художника. Своеобразность и оригинальность придают её лицу далеко расставленные друг от друга глаза. Ей больше, чем сёстрам, идут косынка сестры милосердия и красный крест на груди. Она реже смеётся, чем сёстры. Лицо её иногда имеет сосредоточенное и строгое выражение. В эти минуты она похожа на мать. На бледных чертах её лица — следы напряжённой мысли и подчас даже грусти. Я без слов чувствую, что она какая-то особенная, иная, чем сёстры, несмотря на общую с ними доброту и приветливость. Я чувствую, что в ней — свой целый замкнутый и своеобразный мир».

Баронесса С.К. Буксгевден: «Татьяна Николаевна, по-моему, была самая хорошенькая. Она была выше матери, но такая тоненькая и так хорошо сложена, что высокий рост не был ей помехой. У неё были красивые, правильные черты лица, она была похожа на своих царственных красавиц родственниц, чьи фамильные портреты украшали дворец. Темноволосая, бледнолицая, с широко расставленными глазами — это придавало её взгляду поэтическое, несколько отсутствующее выражение, что не соответствовало её характеру. В ней была смесь искренности, прямолинейности и упорства, склонности к поэзии и абстрактным идеям. Она была ближе всех к матери и была любимицей у неё и у отца. Абсолютно лишённая самолюбия, она всегда была готова отказаться от своих планов, если появлялась возможность погулять с отцом, почитать матери, сделать то, о чём её просили. Именно Татьяна Николаевна нянчилась с младшими, помогала устраивать дела во дворце, чтобы официальные церемонии согласовывались с личными планами семьи. У неё был практический ум императрицы и детальный подход ко всему».

Юлия Ден: «Великая княжна Татьяна Николаевна была столь же обаятельной, как и её старшая сестра, но по-своему. Её часто называли гордячкой, но я не знала никого, кому бы гордыня была бы менее свойственна, чем ей. С ней произошло то же, что и с её величеством. Её застенчивость и сдержанность принимали за высокомерие, однако стоило вам познакомиться с ней поближе и завоевать её доверие, как сдержанность исчезала и перед вами представала подлинная Татьяна Николаевна. Она обладала поэтической натурой, жаждала настоящей дружбы.

Его величество горячо любил вторую дочь, и сёстры шутили, что если надо обратиться к государю с какой-то просьбой, то “Татьяна должна попросить papа́, чтобы он нам это разрешил”. Очень высокая, тонкая, как тростинка, она была наделена изящным профилем камеи и каштановыми волосами. Она была свежа, хрупка и чиста, как роза».

А.А. Танеева: «Татьяна Николаевна была в мать — худенькая и высокая. Она редко шалила и сдержанностью и манерами напоминала государыню. Она всегда останавливала сестёр, напоминала волю матери, отчего они постоянно называли её “гувернанткой”. Родители, казалось мне, любили её больше других. Государь говорил мне, что Татьяна Николаевна напоминает государыню. Волосы у неё были тёмные... Мне также казалось, что Татьяна Николаевна была очень популярна: все её любили — и домашние, и учителя, и в лазаретах. Она была самая общительная и хотела иметь подруг».

П. Жильяр: «Татьяна Николаевна, от природы скорее сдержанная, обладала волей, но была менее откровенна и непосредственна, чем старшая сестра. Она была также менее даровита, но искупала этот недостаток большой последовательностью и ровностью характера. Она была очень красива, хотя не имела прелести Ольги Николаевны.

Если только императрица делала разницу между дочерьми, то её любимицей была Татьяна Николаевна. Не то чтобы её сёстры любили мать меньше её, но Татьяна Николаевна умела окружать её постоянной заботливостью и никогда не позволяла себе показать, что она не в духе. Своей красотой и природным умением держаться в обществе она затеняла сестру, которая меньше занималась своей особой и как-то стушёвывалась. Тем не менее, эти обе сестры нежно любили друг друга; между ними было только полтора года разницы, что, естественно, их сближало. Их звали “большие”, тогда как Марию Николаевну и Анастасию Николаевну продолжали звать “маленькие”«.

А. Мосолов, начальник канцелярии Министерства императорского двора: «Татьяна была выше, тоньше и стройнее сестры, лицо — более продолговатое, и вся фигура породистее и аристократичнее, волосы немного темнее, чем у старшей. На мой взгляд, Татьяна Николаевна была самой красивой из четырёх сестёр».

К. Битнер: «Если бы семья лишилась Александры Феодоровны, то крышей бы для неё была Татьяна Николаевна. Она была самым близким лицом к императрице. Они были два друга».

Полковник Кобылинский: «Когда государь с государыней уехали из Тобольска, никто как-то не замечал старшинства Ольги Николаевны. Что нужно, всегда шли к Татьяне: “Как Татьяна Николаевна”. Эта была девушка вполне сложившегося характера, прямой, честной и чистой натуры; в ней отмечались исключительная склонность к установлению порядка в жизни и сильно развитое сознание долга. Она ведала, за болезнью матери, распорядками в доме, заботилась об Алексее Николаевиче и всегда сопровождала государя на его прогулках, если не было Долгорукова. Она была умная, развитая; любила хозяйничать, и в частности вышивать и гладить бельё».

А. Якимов, царский охранник: «Такая же, видать, как царица, была Татьяна. У неё вид был такой же строгий и важный, как у матери. А остальные дочери: Ольга, Мария и Анастасия — важности никакой не имели».

Неудивительно, что сравнение Татьяны с великой княжной Ольгой нередко приводится в этих воспоминаниях. «Большая пара» была очень дружна: всё время вместе, но, тем не менее, чем сильнее взрослели великие княжны, тем заметнее для всех становилось преобладание второй сестры. И если Ольгу Николаевну мы сравнивали с принцессой, то Татьяна, несомненно, королева.

Приведём письмо от 15 августа 1915 года: «Я всё время молилась за вас обоих, дорогие, чтобы Бог помог вам в это ужасное время. Я просто не могу выразить, как я жалею вас, мои любимые. Мне так жаль, что я ничем не могу помочь... В такие минуты я жалею, что не родилась мужчиной. Благословляю вас, мои любимые. Спите хорошо. Много раз целую тебя и дорогого Папу... Ваша любящая и верная дочь Татьяна».

Не сразу догадаешься, что эти строки, написанные явно сильным человеком, принадлежат восемнадцатилетней девушке и обращены к родителям. Но уже в записке Татьяны к матери, датированной 1912 годом, тон почтительной послушной дочери мягко замещается тёплой материнской интонацией. «Я надеюсь, что Аня (Танеева. — М. К.) будет мила с тобой и не будет тебя утомлять и не будет входить и тревожить тебя, если ты захочешь побыть одна. Пожалуйста, дорогая Мама, не бегай по комнатам, проверяя, всё ли в порядке. Пошли Аню или Изу, иначе ты устанешь и тебе будет трудно принимать тётю и дядю. Я постараюсь и на борту с офицерами буду вести себя как можно лучше. До свидания, до завтра. Миленькая, не беспокойся о Беби. Я присмотрю за ним, и всё будет в порядке» — так пишет матери девочка-подросток. Чувствуются рано определившийся цельный характер, хозяйственная смётка, практичность и деловитость. А за всем этим, если не забывать, кем написаны эти строки, — романовская царская сила и воля.

Но и чисто женские таланты были присущи Татьяне Николаевне в большей степени, чем сёстрам. Анна Танеева писала, что, занимаясь рукоделием, Татьяна работала лучше других. У неё были очень ловкие руки, она шила себе и старшим сёстрам блузы, вышивала, вязала и великолепно причёсывала мать, когда девушки отлучались.

Итак, заведовала распорядком жизни в доме, хозяйничала, вышивала, гладила бельё — любила как раз то, к чему не лежало сердце Ольги Николаевны. Да ещё и воспитывала младших. Если представить Татьяну Николаевну повзрослевшей, уже в замужестве, то сразу вырисовывается образец русской жены — женщина домовитая, мать семейства умная и строгая, у которой всё в руках спорится, все домашние её уважают, дети даже побаиваются, истинная хранительница семейного очага. Есть нечто от Домостроя.

Но можно с уверенностью сказать, что, если бы жизнь царской семьи не прервалась так рано, великая княжна Татьяна не смогла бы найти полное применение своим силам и талантам только в семье, так как это была натура социально активная. Домашний уклад, который, несомненно, в собственной семье был бы подчинён Татьяне и управляем ею, не смог бы завладеть душой её настолько, чтобы она не вышла за семейный порог. Не только в доме распорядком жизни могла бы она заведовать, но и в определённой общественной структуре, а если бы понадобилось, то и в целом государстве. Женщина и власть, женщина и политика — сочетание, кажущееся исключением, вполне имеет право на существование. Хозяйка в случае с великой княжной Татьяной Николаевной — понятие более широкое. Счастливое сочетание, которое почему-то обычно представляется невозможным, — домовитая мать семейства, хорошая супруга и... умный политик. В столь юном возрасте у Татьяны Николаевны уже были сформированы серьёзные политические взгляды, и не зря государь император так любил беседовать с ней. Увидим ли мы и здесь намёк на эмансипацию? Нисколько.

Татьяна — единственная, с кем в переписке Александра Феодоровна говорит о делах, о войне, даже о том, что мучает царицу лично, — о распускаемой против неё клевете. Когда Татьяна попросила прощения в том, что резко сказала о Германии, забыв, что это родина её матери, государыня ответила ей: «Вы, девочки мои, меня не обижаете, но те, кто старше вас, могли бы иногда и думать... но всё вполне естественно. Я абсолютно понимаю чувства всех русских и не могу одобрять действия наших врагов. Они слишком ужасны, и поэтому их жестокое поведение так меня ранит, а также то, что я должна выслушивать. Как ты говоришь, я вполне русская, но не могу забыть мою старую родину».

Императрица даёт Татьяне распоряжения: «Спроси Биби по телефону, нельзя ли во время панихиды поставить солдатский гроб рядом с гробом полковника, чтобы в смерти они были равны. Когда мы приехали туда, как раз принесли одного. Ей нужно спросить мужа; я нахожу, что это было бы более по-христиански... впрочем, пусть они делают как нужно».

Письма Татьяны. 1916 год. Рождество: «Моя бесценная, дорогая Мама, я молюсь, чтобы Бог помог сейчас вам в это ужасное, трудное время. Да благословит и защитит Он вас от всего дурного. Я верю, что душа нашего любимого Друга (Г.Е. Распутина. — М.К.) всегда с нами и молится за тебя, мой милый ангел, Мама».

Новый год, 1917-й: «Моя милая Мама, я надеюсь, что Господь Бог благословит этот Новый год и он будет счастливее, чем прошедший. И что он, может быть, принесёт мир и конец этой кошмарной войне. И я надеюсь, дорогая, что ты будешь лучше себя чувствовать».

Увы, желание великой княжны Татьяны не сбылось. Новый, 1917-й год принёс бедствия неизмеримые и непредсказуемые. А если бы их не было? Если бы... Тогда, как мы уже сказали, Татьяна Николаевна, скорее всего, заняла бы не последнее место при брате в управлении государством. Не случайно именно в её переписке из заточения мы найдём рассуждения о переживаниях Родины. Из письма великой княжны Татьяны Николаевны М.С. Хитрово, Тобольск, 11 января 1918 года: «Как грустно и неприятно видеть теперь солдат без погон, и нашим стрелкам тоже пришлось снять. Так было приятно раньше видеть разницу между нашим и здешним гарнизонами. Наши — чистые с малиновыми погонами, крестами, а теперь и это сняли. Нашивки тоже. Но кресты, к счастью, ещё носят. Вот подумать, проливал человек свою кровь за Родину, за это получал награду, за хорошую службу получал чин, а теперь что же? Те, кто служил много лет, их сравняли с молодыми, которые даже не были на войне. Так больно и грустно всё, что делают с нашей бедной Родиной, но одна надежда, что Бог так не оставит и вразумит безумцев».

Обратимся к статье Татьяны Горбачёвой «Татьяна, достойная своего имени»: «Когда началась Первая мировая война, великой княжне Татьяне исполнилось семнадцать лет. Для неё наступило совершенно особое время — время, когда в полной мере проявились не только её доброта, милосердие, но и душевная стойкость, большие организаторские способности, а также талант хирургической сестры...»

Через несколько недель после начала войны великая княжна Татьяна выступила инициатором создания в России “Комитета Её Императорского Высочества великой княжны Татианы Николаевны для оказания временной помощи пострадавшим от военных бедствий”. Татьянинский комитет ставил перед собой следующие цели: оказание помощи лицам, впавшим в нужду вследствие военных обстоятельств, в местах их постоянного места жительства или же в местах их временного пребывания; содействие отправлению беженцев на родину или на постоянное место жительства; поиск работы для трудоспособных; содействие в помещении нетрудоспособных в богадельни, приюты; оказание беженцам денежных пособий; создание собственных учреждений для помещения нетрудоспособных; приём пожертвований.

Великая княжна Татьяна была Почётной председательницей этого Комитета, в который входили известные в России государственные и общественные деятели. В заседаниях Комитета также участвовали представители военного министерства, министерств Внутренних дел, Путей сообщения и Финансов.

Отметим, что великая княжна Татьяна Николаевна, формально занимавшая пост Почётной председательницы, несмотря на свой юный возраст, активно, разумно и толково, по словам А. Мосолова, участвовала в деятельности комитета её имени и входила во все его дела. Лично благодарила тех, кто помогал деятельности Комитета. Приведём письмо великой княжны Татьяны к О.В. Палей, оказавшей немалую поддержку беженцам: “Княгиня Ольга Валериановна. Получила Ваше пожертвование в пользу близкого моему сердцу населения, пострадавшего от военных бедствий, выражаю Вам мою искреннюю признательность. Остаюсь к Вам неизменно благожелательною. Татьяна».

В Татьянинском комитете были утверждены Правила о дипломах и жетонах... Дипломы и жетоны жаловались за оказание Комитету выдающихся заслуг пожертвованиями или устройством сборов, подписок, выставок, концертов, спектаклей, лекций, лотерей и т.п. Были установлены дипломы двух разрядов (диплом первого разряда печатался золотым шрифтом на веленевой бумаге), которые выдавались за собственноручным подписанием великой княжны Татьяны Николаевны.

Жетоны также устанавливались двух разрядов и имели вид синего эмалевого щита с изображением инициалов августейшей Почётной председательницы Комитета под великокняжеской короной. Жетоны первого разряда были серебряные, второго — бронзовые. Дамы могли носить их как брошь, а мужчины — как брелок на часовой цепочке или же в верхней петлице платья. Организаторы комитета надеялись, что составят здесь такую же грозную силу, которая своим самоотверженным трудом и средствами на благо Родины будет так же страшна врагу, как и воюющая рать.

Общественная деятельность великих княжон приветствовалась и активно направлялась императрицей. Из письма государыни супругу от 20 сентября 1914 года: «В 4 ч. Татьяна и я приняли Нейдгарда по делам её комитета — первое заседание состоится в Зимнем Дворце в среду, после молебна, я опять не буду присутствовать. Полезно предоставлять девочкам работать самостоятельно, их притом ближе узнают, а они научатся приносить пользу».

Эту же мысль её величество повторила в письме от 21 октября 1914 года: «О. и Т. сейчас в Ольгином Комитете. Татьяна одна принимала Нейдгарда с его докладом, продлившимся целых полчаса.

Это очень полезно для девочек. Они приучаются быть самостоятельными, и это их гораздо большему научит, так как приходится думать и говорить за себя без моей постоянной помощи».

Письмо от 24 октября 1914 года: «Татьяна была на заседании в своём Комитете, оно продолжалось 1,5 часа. Она присоединилась к нам в моей крестовой общине, куда я с Ольгой заезжала после склада».

Ещё одна деятельность, которой великая княжна Татьяна Николаевна самоотверженно отдавала все свои силы, — это работа медицинской сестры.

С.Я. Офросимова: «Если бы, будучи художницей, я захотела нарисовать портрет сестры милосердия, какой она представляется в моём идеале, мне бы нужно было только написать портрет великой княжны Татьяны Николаевны; мне даже не надо было бы писать его, а только указать на фотографию её, висевшую всегда над моей постелью, и сказать: “Вот сестра милосердия”».

«Во время войны, сдав сестринские экзамены, старшие княжны работали в царскосельском госпитале, выказывая полную самоотверженность в деле... У всех четырёх (сестёр. — М. К.) было заметно, что с раннего детства им было внушено чувство долга. Всё, что они делали, было проникнуто основательностью в исполнении. Особенно это выражалось у двух старших. Они не только несли в полном смысле слова обязанности заурядных сестёр милосердия, но и с большим умением ассистировали при операциях... Серьёзнее и сдержаннее всех была Татьяна», — пишет А. Мосолов.

Татьяна Евгеньевна Мельник-Боткина (дочь лейб-медика Николая II Е.С. Боткина) вспоминала, что доктор Деревенко, «человек весьма требовательный по отношению к сёстрам», говорил уже после революции, что ему редко приходилось встречать такую спокойную, ловкую и дельную хирургическую сестру, как Татьяна Николаевна.

«С трепетом просматривая в архиве дневник великой княжны Татьяны 1915-1916 годов, — рассказывает Татьяна Горбачева, — написанный крупным ровным почерком, удивлялась я необыкновенной чуткости великой княжны — после посещения лазаретов она записывала имена, звания и полк, где служили те люди, кому она помогла своим трудом сестры милосердия. Каждый день она ездила в лазарет... И даже в свои именины».

В госпитале Татьяна выполняла тяжёлую работу. Государыня то и дело сообщает мужу: «Татьяна заменит меня на перевязках», «предоставляю это дело Татьяне».

Т.Е. Мельник-Боткина: «Я удивляюсь и их трудоспособности, — говорил мне мой отец про царскую семью, уже не говоря про его величество, который поражает тем количеством докладов, которое он может принять и запомнить, но даже великая княжна Татьяна; например, она, прежде чем ехать в лазарет, встаёт в семь часов утра, чтобы взять урок, потом [...] [едет] на перевязки, потом завтрак, опять уроки, объезд лазаретов, а как наступит вечер... сразу [берётся] за рукоделие или за чтение».

Видимо, Татьяне Николаевне не чужды были наклонности амазонки. Государыня часто сообщает супругу, что Татьяна отправилась кататься верхом, тогда как другие девочки предпочли другие занятия: «...собираюсь покататься с тремя девочками, пока Татьяна ездит верхом».

И.В. Степанов: «Татьяна... была шефом армейского уланского полка и считала себя уланом, причём гордилась тем, что родители её — уланы. (Оба гвардейских уланских полка имели шефами государя и императрицу.) “Уланы papа́” и “уланы mamа́”», — говорила она, делая ударение на последнем “а”». Государыня пишет Николаю Александровичу: «Татьяна в восторге, что ты видел её полк и нашёл его в полном порядке».

Отличность Татьяны от сестёр, её духовное старшинство проявляются даже в мелочах. «Обе младшие и Ольга ворчат на погоду, — рассказывает в письме Александра Феодоровна, — всего четыре градуса, они утверждают, будто видно дыхание, поэтому они играют в мяч, чтобы согреться, или играют на рояле, Татьяна спокойно шьёт».

Скажем ещё несколько слов об этой удивительной девушке. Великая княжна Татьяна постоянно училась самоанализу, училась владеть собой. Вспомним фразу из письма императрицы: «Только когда я спокойно говорю с Татьяной, она понимает». Татьяна Николаевна, будучи ещё совсем в юных летах, уже весьма самокритична и способна оценивать своё внутреннее состояние: «Может быть, у меня много промахов, но, пожалуйста, прости меня» (письмо к матери от 17 января 1909 года).

«16 июня 1915 года. Я прошу у тебя прощения за то, что как раз сейчас, когда тебе так грустно и одиноко без Папы, мы так непослушны. Я даю тебе слово, что буду делать всё, чего ты хочешь, и всегда буду слушаться тебя, любимая».

«21 февраля 1916 года. Я только хотела попросить прощения у тебя и дорогого Папы за всё, что я сделала вам, мои дорогие, за всё беспокойство, которое я причинила. Я молюсь, чтобы Бог сделал меня лучше...»

В письмах к родителям Татьяна всё время называет себя «вечно любящей, верной и благодарной дочерью».

Будучи натурой уравновешенной, практического склада, вторая великая княжна была склонна к конкретным делам благотворительности. Баронесса С.К. Буксгевден вспоминала про Ольгу Николаевну, что та «была щедра и немедленно отзывалась на любую просьбу. От неё часто слышали: “Ой, надо помочь бедняжке такому-то или такой-то, я как-то должна это сделать”. Её сестра Татьяна была склонна более оказывать помощь практическую, она спрашивала имена нуждающихся, подробности, записывала всё и спустя некоторое время оказывала конкретную помощь просителю, чувствуя себя обязанной сделать это».

Есть мнение, что до рождения наследника государь хотел переделать закон о престолонаследии в пользу старшей дочери, Ольги. Но если бы так произошло, не исключено, что старшая великая княжна отреклась бы от престола в пользу своей любимой сестры Татьяны Николаевны. Кто знает...

 

Великая княжна Мария Николаевна.

Тип русской жены и матери

Среди сестёр, двух старших с уже сложившимися яркими характерами и бойкой младшей, великая княжна Мария Николаевна как будто теряется и затушёвывается. Но дело здесь не в каких-то внешних моментах, а в самом характере прекрасной девушки, о которой мы будем сейчас говорить.

Эта юная царевна замечательно точно вписывалась в архетип русской жены и матери, представляя собой, может быть, самый любимый на Руси женский образ: весёлая, сердцем чистая красна девица, лебёдушка, будущая скромная и верная супруга, домоседка и хозяюшка.

С.Я. Офросимова заметила эту яркую, подчёркнутую самой природой русскость великой княжны Марии: «Рядом с ней сидит великая княжна Мария Николаевна. Её смело можно назвать русской красавицей. Высокая, полная, с соболиными бровями, с ярким румянцем на открытом русском лице, она особенно мила русскому сердцу.

Смотришь на неё и невольно представляешь её одетой в русский боярский сарафан; вокруг её рук чудятся белоснежные кисейные рукава, на высоко вздымающейся груди — самоцветные камни, а над высоким белым челом — кокошник с самокатным жемчугом. Её глаза освещают всё лицо особенным, лучистым блеском; они... по временам кажутся чёрными, длинные ресницы бросают тень на яркий румянец её нежных щёк. Она весела и жива, но ещё не проснулась для жизни; в ней, верно, таятся необъятные силы настоящей русской женщины».

Жильяр в то же время отмечал некоторую подчинённость Марии сёстрам: «Мария Николаевна была красавицей, крупной для своего возраста. Она блистала яркими красками и здоровьем, у неё были большие чудные глаза. Вкусы её были очень скромны, она была воплощённой сердечностью и добротой; сёстры, может быть, немного этим пользовались и звали её “добрый толстый Туту”; это прозвище ей дали за её добродушную и немного мешковатую услужливость».

Софи Буксгевден, фрейлина императрицы и подруга всех четырёх девушек, писала, что Мария Николаевна была в полном подчинении у младшей, Анастасии Николаевны, — «пострелёнка», как звала её мать. Но несомненно, что это подчинение, если оно действительно имело место, не могло происходить из-за слабости характера Марии. Мы увидим, что эта юная девушка обладала большой внутренней силой. «У неё был сильный, властный взгляд. Помню её привычку подавать руку, нарочно оттягивая её вниз» (И.В. Степанов).

Юлия Ден вспоминала: «Когда я впервые познакомилась с великой княжной Марией Николаевной, она была ещё совсем ребёнком. Во время революции мы очень привязались друг к другу и почти все дни проводили вместе. Она была просто золото и обладала недюжинной внутренней силой.

Однако до наступления тех кошмарных дней я даже не подозревала, насколько она самоотверженна. Её высочество была поразительно красива... глаза, опушённые длинными ресницами, густые темно-каштановые волосы. Некоторая полнота Марии Николаевны была поводом для шуток со стороны её величества. Она не была такой живой, как её сёстры, зато имела выработанное мировоззрение и всегда знала, чего хочет и зачем».

Лили Ден поведала о следующем эпизоде из тех кошмарных, по её выражению, дней: «“А где Мари?” — спросила государыня. Я вернулась в красную комнату. Мария Николаевна по-прежнему сидела, скорчившись, в углу. Она была так юна, так беспомощна и обижена, что мне захотелось утешить её, как утешают малое дитя. Я опустилась рядом с ней на колени, и она склонила голову мне на плечо. Я поцеловала её заплаканное лицо.

“Душка моя, — проговорила я. — Не надо плакать. Своим горем вы убьёте mamа́. Подумайте о ней”.

Услышав слова: “Подумайте о ней”, великая княжна вспомнила о своём долге перед родителями. Все и всегда должны отвечать их интересам.

“Ах, я совсем забыла, Лили. Конечно же, я должна подумать о mamа́”, — ответила Мария Николаевна.

Мало-помалу рыдания утихли, к её высочеству вернулось самообладание, и она вместе со мной отправилась к родительнице».

О храбрости и самообладании великой княжны Марии Николаевны вспоминает и другая свидетельница тех страшных дней, Анна Танеева: «...никогда не забуду ночь, когда немногие верные полки (Сводный, конвой Его Величества, Гвардейский экипаж и артиллерия) окружили дворец, так как бунтующие солдаты с пулемётами, грозя всё разнести, толпами шли по улицам ко дворцу. Императрица вечером сидела у моей постели. Тихонько, завернувшись в белый платок, она вышла с Марией Николаевной к полкам, которые уже готовились покинуть дворец. И может быть, и они ушли бы в эту ночь, если бы не государыня и её храбрая дочь, которые со спокойствием до двенадцати часов обходили солдат, ободряя их словами и лаской, забывая при этом смертельную опасность, которой подвергались. Уходя, императрица сказала моей матери: “Я иду к ним не как государыня, а как простая сестра милосердия моих детей”».

«Мама убивалась, и я тоже плакала, — призналась Мария Николаевна Танеевой, — но после ради мамы я старалась улыбаться за чаем».

Обладая не меньшей внутренней силой, чем сестра Татьяна, Мария, тем не менее, «домашняя девушка» со своей глубинной душевной жизнью, внутри которой происходили мало кем замечаемые внутренние процессы. Были ей присущи собственные глубокие переживания, скрытые от сестёр, но чуткая мать и в этой богатой, по природе сокровенной натуре угадывала эти переживания, всегда подбадривала, была Марии, как и остальным детям, любящим страшим другом.

Следующие отрывки из переписки между императрицей Александрой Феодоровной и её дочерью Марией немного проясняют образ этой наименее известной из всех сестёр.

«Дорогая Мария, с любовью благодарю тебя за несколько твоих писем. Наш Друг пришёл на очень короткое время. Старайся всегда быть хорошей и послушной маленькой девочкой, тогда все будут любить тебя. У меня с Анастасией нет никаких секретов, я не люблю секреты. Да благословит тебя Бог. Много поцелуев от твоей мамы».

«Моя дорогая Машенька. Твоё письмо меня очень опечалило. Милое дитя, ты должна пообещать мне никогда впредь не думать, что тебя никто не любит. Как в твою голову пришла такая необычная мысль? Быстро прогони её оттуда. Мы все очень нежно любим тебя, и, только когда ты чересчур расшалишься, раскапризничаешься и не слушаешься, тебя бранят, но бранить не значит не любить. Наоборот, это делают для того, чтобы ты могла исправить свои недостатки и стать лучше!

Ты обычно держишься в стороне от других, думаешь, что ты им мешаешь, и остаёшься одна с Триной, вместо того чтобы быть с ними. Они воображают, что ты не хочешь с ними быть. Сейчас ты становишься большой девочкой, и тебе лучше следовало бы быть больше с ними.

Ну, не думай больше об этом и помни, что ты точно так же нам дорога, как и остальные четверо, и что мы любим тебя всем сердцем.

Очень тебя любящая старая мама».

«Да, я тоже очень опечалена тем, что наш любимый Друг сейчас уезжает. Но пока он в отъезде, нужно стараться жить так, как он нам этого желает. Тогда мы будем чувствовать, что он с нами в молитвах и мыслях».

«Мария, дорогая, не забудь перед исповедью и Причастием почитать книгу, которую тебе дал батюшка. Аня и я делаем то же самое. Благословение от твоей старушки Мамы».

«Мария, дитя моё, ну не будь такой дикой, обязательно слушайся старших сестёр и не простужайся. Я надеюсь, что ты отлично проведёшь время на яхте. Спи спокойно. Благословение от твоей старушки мамы».

«Моя дорогая Мария, ты прочитаешь это, когда мы уедем. Очень печально оставлять вас, троих малышей, и я буду постоянно о вас думать. Ты в этой группе старшая и поэтому должна хорошо присматривать за младшими — я никогда не оставляла Беби на двое суток.

Ходи в госпиталь... и в Большой дворец навещать раненых. Показывала ли ты Трудно твой госпиталь? Сделай это, дорогая, доставь ей удовольствие. Загляни к Соне, когда будешь свободна. Пошли телеграмму... Когда вы утром встанете, напиши, как у вас троих дела, и вечером — о том, как вы провели день. В воскресенье с утра пораньше — в церковь».

«Дорогая Мария. Пожалуйста, раздай всем офицерам в Большом дворце (во время Первой мировой войны государыня превратила Екатерининский дворец в военный госпиталь. — Ред.) эти образа от меня. Разверни их... Если будет слишком много, то остаток отдай мне обратно. Потом, я посылаю хлеб — освящённую просфору и неосвященную — они должны это разогреть и съесть. Я также посылаю образа для наших раненых офицеров, но я не знаю, сколько их у нас лежит, и некоторые неправославные. Лишние передай офицерам в вашем госпитале. Надеюсь, что ты принесёшь мне письмо. Да благословит и да хранит тебя Бог. 1000 поцелуев от твоей старушки мамы, которая очень по тебе скучает».

Внутренний мир великой княжны Марии Николаевны был окрашен ярким религиозным чувством. Это одно из свойств женщин «из терема»: религиозность у них основательная, глубоко и искренне переживаемая, носимая в душе и почти не выставляемая напоказ. С матерью-другом, правда, можно поделиться. Переписываясь с Александрой Феодоровной, Мария Николаевна чаще других сестёр анализировала свои религиозные переживания, говорила о вере и Церкви.

«Знаешь, это очень странно, но, когда я вышла из комнаты Алексея после молитвы, у меня было такое чувство, как будто я пришла с исповеди... такое приятное, небесное ощущение».

«Моя дорогая Мама! Ты говорила мне, что хотела бы пойти причаститься Святых Таин. Знаешь, я тоже хотела пойти в начале поста. Надеюсь, у тебя будет хорошая поездка. Много раз целую тебя и Папу. Анастасия тоже вас целует. Как бы мне хотелось пойти на исповедь 14-го. Да благословит вас Бог. Твоя Мария».

«Мама, моя дорогая, желаю тебе счастливого Рождества и надеюсь, что Бог пошлёт тебе силы снова ходить в госпиталь. Спи спокойно. Твоя любящая дочь Мария. Я тебя люблю и нежно целую».

«Моя любимая Мама, я так за тебя рада, что ты скоро увидишь дорогого Папу. Я или Анастасия будем читать молитвы с Беби».

Наиболее полный портрет великой княжны Марии Николаевны составил М.К. Дитерихс:

«Великая княжна Мария Николаевна была самая красивая, типично русская, добродушная, весёлая, с ровным характером, приветливая девушка. Она любила и умела поговорить с каждым, в особенности с простым человеком. Во время прогулок в парке вечно она, бывало, заводила разговор с солдатами охраны, расспрашивала их и прекрасно помнила, у кого как звать жену, сколько детишек, сколько земли и т.п. У неё находилось всегда много общих тем для бесед с ними.

За свою простоту она получила в семье кличку “Машка” — так звали её сёстры и Алексей Николаевич. Говорили, что наружностью и силой она уродилась в императора Александра III.

И действительно, она была очень сильна: когда больному Алексею Николаевичу нужно было куда-нибудь передвинуться, он зовёт: “Машка, неси меня“. Она легко его поднимала и несла.

Заболела она корью последней из семьи; вследствие простуды в исторический вечер 27 февраля болезнь её приняла особую тяжёлую форму, перейдя в крупозное воспаление лёгких очень сильной степени. Только сильный организм великой княжны помог в конце концов побороть тяжёлую болезнь, но неоднократно положение принимало критическое состояние.

Во время ареста она сумела расположить к себе всех окружающих, не исключая и комиссаров Панкратова и Яковлева, а в Екатеринбурге охранники-рабочие обучали её готовить лепёшки из муки без дрожжей».

Н.А. Соколов подчёркивает, что «по натуре это была типичнейшая мать. Её сферой были маленькие дети. Больше всего она любила возиться и нянчиться сними».

Сидней Гиббс рассказывал, что великая княжна Мария Николаевна в восемнадцать лет (в 1917 г.) «была плотной и очень сильной, легко могла меня поднять. Приятной внешности. После болезни (корь) очень сильно похудела. Она рисовала карандашом и красками и неплохо играла на пианино, но хуже, чем Ольга или Татьяна. Мария была простая, любила детей, немножко склонна быть в лени; возможно, из неё бы получилась прекрасная жена и мать».

Таким образом, из нескольких фрагментов мы можем сложить портрет простой и скромной молодой девушки с художественными наклонностями, безусловно с твёрдыми убеждениями и развитым материнским чувством. Интересно отметить, что в последнюю ужасную поездку в Екатеринбург, когда детей временно оставили в Тобольске, потому что Алексей Николаевич был слишком болен, чтобы ехать, Николай Александрович и Александра Феодоровна взяли с собой именно Марию Николаевну, с тем чтобы она помогала матери.

 

Великая княжна Анастасия Николаевна

—

«сорванец» и утешительница

«Самая младшая из великих княжон, Анастасия Николаевна, казалось, была из ртути, а не из плоти и крови. Она была очень, чрезвычайно остроумна и обладала несомненным даром мима. Во всём умела находить забавную сторону... Думаю, из неё вышла бы превосходная комедийная актриса. Она то и дело проказничала, это был настоящий сорванец, но я бы не посмела сказать, что она отставала в своём развитии, как однажды заявил месье Жильяр, наставник цесаревича.

Во время революции Анастасии исполнилось всего шестнадцать — в конце концов, не ахти какой преклонный возраст! Она была хорошенькой, но лицо у неё было смышлёное и в глазах светился недюжинный ум» (Юлия Ден).

Кто сказал, что юная девушка должна ходить всегда, опустив очи в землю, поступью плавной и неспешной? А что, если Господь даровал совершенно другую натуру?

Девочка-«сорванец», «Швибз», как называли её родные, может быть, и хотела бы соответствовать домостроевскому идеалу девушки, да не могла. Но скорее всего, она об этом просто не задумывалась, потому что основной чертой её не до конца раскрывшегося характера была весёлая ребячливость.

А.А. Танеева: «Все эти три великие княжны (кроме Татьяны. — М. К.) шалили и резвились, как мальчики, и манерами напоминали Романовых. Анастасия Николаевна всегда шалила, лазила, пряталась, смешила всех своими выходками, и усмотреть за ней было нелегко».

Т.Е. Мельник-Боткина: «Больше всего мы видели Анастасию Николаевну. Она приходила и садилась в ногах дивана, на котором лежал отец, а вечером, когда при закате солнца должна была стрелять пушка, она всегда делала вид, что страшно боится, и забивалась в самый дальний уголок, затыкая уши и смотря большими деланно испуганными глазками. Иногда, чинно разговаривая, она, если мы вставали за чем-либо, незаметно подставляла нам ножку».

М.К. Дитерихс: «Великая княжна Анастасия Николаевна, несмотря на свои семнадцать лет, была ещё совершенным ребёнком. Такое впечатление она производила главным образом своей внешностью и своим весёлым характером. Она была низенькая, очень плотная — “кубышка”, как дразнили её сёстры. Её отличительной чертой было подмечать слабые стороны людей и талантливо имитировать их. Это был природный, даровитый комик. Вечно, бывало, она всех смешила, сохраняя деланно серьёзный вид».

Что же, родители потворствовали шалостям дочери? Отнюдь. Государыня-мать прекрасно понимала, что ради пользы ребёнка время от времени нужно сдерживать её неуёмную энергию. Но ещё раз повторим: в отличие от многих и многих современных нам матерей мудрая государыня Александра Феодоровна вовсе не желала переделывать натуру ребёнка на собственный вкус, ломать её.

Она позволяла дочерям, опираясь на привитые правила христианского благочестия, развиваться в зависимости от богоданных качеств. В результате ловливость — качество, которое могло бы переродиться в нечто малопривлекательное, у великой княжны Анастасии превратилось в достоинство: весёлость юной девушки не только радовала, но и утешала окружающих.

«Все любили Анастасию, так как своим очарованием каждое серое мгновение она умела претворить в радость и рассеять всякую заботу своей девичьей весёлостью.

Мать Анастасии, человек суровый, не раз пробовала выговаривать дочери, но эти выговоры обыкновенно кончались смехом и поцелуями. Отец, брат, старшие сёстры, учительница, француз и домашний врач, преподаватель музыки, горничная, лакей — все домашние обожали Анастасию.

В России гремит революция... Семья Анастасии занимает отдельный дом, окружённый стражей. Разрешается выходить в сад, но не разрешается выходить в город. Перевозят всех в Тобольск. Там тоже запрещено выходить из дому.

Анастасия остаётся весёлой.

Однажды устроили любительский спектакль. Сама играла главную роль и в самых чувствительных сценах выказала столько комизма, что даже суровая мать Анастасии “умирала со смеху”, как записал в своём дневнике домашний врач доктор Боткин» (Грубинский В. Анастасия).

«Анастасия Николаевна была... большая шалунья, и не без лукавства. Она во всём быстро схватывала смешные стороны; против её выпадов трудно было бороться. Она была баловница — недостаток, от которого она исправилась с годами. Очень ленивая, как это бывает иногда с очень способными детьми, она обладала прекрасным произношением французского языка и разыгрывала маленькие театральные сцены с настоящим талантом. Она была так весела и так умела разогнать морщины у всякого, кто был не в духе, что некоторые из окружающих стали, вспоминая прозвище, данное её матери при английском дворе, звать её “Солнечный луч”» (П. Жильяр).

Можно ли сказать, что Анастасия Николаевна не соответствовала словам апостола Павла: «Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом»? (1 Пет. 3: 3-4). Вовсе нет. Анастасия была послушна родителям и старшим сёстрам. Кроткий и молчаливый дух внутренне, а не внешне был присущ и ей, потому что Анастасия была смиренна. Именно смиренна, поскольку слово «смирение» так и притягивает скрытым в нём словосочетанием «с миром». Принимать всё с миром. Даже издевательства красных «товарищей»...

Невозможно оторвать взгляд от фотографии царской семьи. Самые младшие, Алексей и Анастасия, стоят рядом, младшая царевна дружески обнимает любимого брата. Наверное, брат понимал её больше старших сестёр: сближали юный возраст и любовь к проказам. Когда царевичу не хватало мальчишеского общества, «пострелёнок» Анастасия успешно заменяла его. С.Я. Офросимова писала: «Когда приходили княжны, в особенности великая княжна Анастасия Николаевна, начинались страшная возня и шалости. Великая княжна Анастасия Николаевна была отчаянной шалуньей и верным другом во всех проказах цесаревича...» Она же вспоминает про Анастасию: «Две старшие великие княжны были настоящими окончившими курс сёстрами милосердия. Две младшие: Мария и Анастасия Николаевны — работали на раненых шитьём белья для солдат и их семей, приготовлением бинтов и корпии; они очень сокрушались, что, будучи слишком юны, не могли стать настоящими сёстрами милосердия, как великие княжны Ольга и Татьяна Николаевны...»

Так что маленькая царевна умела не только шалить. Правда, работа давалась ей труднее, чем старшим сёстрам. «Напротив меня сидит великая княжна Анастасия Николаевна. Её хорошенькое личико полно жизни и лукавства. Её быстрые глазки всегда сверкают неудержимым весельем и задором, они неустанно зорко высматривают, где бы ей нашалить... Острый, подчас беспощадный язычок рассказывает о всём виденном. Всюду, где она появляется, загорается неудержимая жизнь и звучит весёлый смех. При ней “даже раненые пляшут”, по собственному её выражению. Как ей не сидится за шитьём! Но бледные, тонкие руки Татьяны Николаевны быстро вяжут рукавицу, Ольга Николаевна ещё ниже склонила голову над шитьём, а Мария Николаевна выбирает новую работу. Надо сидеть и работать... И её быстрая ручка берёт первую попавшуюся детскую рубашонку» (С.Я. Офросимова).

Вот как! При Анастасии даже раненые пляшут. Воистину она была не только проказницей, но и утешительницей. Её живость и быстроту использовала Александра Феодоровна, когда сама из-за болезни вынуждена была сидеть без движения. «Мои ноги», — говорила государыня про младшую дочь. И в заключении Анастасия осталась весёлой. Про её дальнейшую возможную судьбу гадать труднее всего. Такие натуры, как великая княжна Анастасия, малопредсказуемы. Ей было всего семнадцать лет, когда её настиг конец земной жизни в подвале Ипатьевского дома. Анастасия умерла не от пули, её докалывали штыками, смерть её была мучительной. Успела ли понять эта девочка, видевшая в жизни столько радости и столько радости людям дарившая, что вообще происходит? Можно с уверенностью сказать лишь то, что ни капли ненависти не смутило в последний миг её чистую душу.