До Диабло они добрались на другой день, когда уже солнце клонилось к закату.

Рэчел недоуменно оглядывалась вокруг — ее охватило странное чувство нереальности. Место это нисколько не напоминало ей созданный ее воображением городок изыскателей, похожих на тех, что изображали голливудские кинокартины о временах золотой лихорадки. Она ожидала увидеть грязноватые бары и салуны, лачуги искателей драгоценностей, полупьяную вооруженную пистолетами толпу. Ничем не напоминала эту картину узкая долина, окруженная высокими крутыми скалами. “Все выглядит невообразимо мирно”, — недоумевала девушка. — Почему же Витас так неохотно согласился привести ее сюда, да ведь и Карлос тоже боялся этого места?

И еще она вспомнила, как, прощаясь с ней перед их выездом ранним утром, Мария вдруг заплакала и поспешно перекрестила лоб Рэчел. Тогда все это согрело девушке душу и тронуло ее. Теперь же по спине Рэчел пробежал холодок дурного предчувствия.

Она взглянула на Витаса и удивилась, увидев, что он уже спешился, стоит на коленях на краю обрыва над долиной и осторожно вглядывается вниз. Через некоторое время он достал из седельной сумки полевой бинокль и, тщательно наведя его, снова стал внимательно разглядывать пустынную долину.

Рэчел хотела спросить у него, почему он принимает все эти предосторожности, когда долина явно безлюдна, но не решилась. Ей почему-то показалось, что в подобном месте надо говорить только шепотом.

“И правда, очень уж тут тихо, — подумала она, и волосы у нее на затылке чуть зашевелились. — Не слишком ли тут тихо?” По дороге к долине воздух был наполнен самыми разными лесными звуками — болтовней попугаев, криками других птиц, жужжанием насекомых. Однажды она даже услышала пугающий крик обезьяны-ревуна. Но здесь не было ничего, кроме тишины, которая начала ее уже угнетать.

Речел прикусила губу, обвиняя себя в чрезмерно развитом воображении, потом вытащила из кармана носовой платок и отерла пот со лба. Внизу в долине текла речка. Ее вода поблескивала между деревьями. И еще она видела водопад, питающий ее, — темную стену воды, бесшумно падающую вниз со скалы.

“Бесшумно!” — Она заставила себя встряхнуться. — “Что за мысли достойные параноика!”

Тень в долине под раскидистыми деревьями манила ее. Ей так хотелось снять сапоги и опустить в воду ступни и кисти рук — в прохладную струящуюся воду.

Речел снова искоса посмотрела на Витаса. Чего он ждет? Ей хотелось спросить его об этом, но слова застревали у нее в горле. С прошлой ночи после последней фразы, брошенной им в темноту, он едва ли выговорил десяток слов. Да и то он говорил резко, отрывисто и только по делу.

Она старалась убедить себя, что довольна, что все идет так, как она запланировала, что именно этого она и добивалась, но все эти доводы ей самой казались фальшивыми.

Витас поднялся на ноги и пошел в ее сторону. Лицо у него было мрачным и упрямым, рот твердо сжат, когда он смотрел в ее сторону.

— Ты останешься здесь, — сказал он. — Я осмотрюсь вокруг.

— Но почему я не могу пойти с тобой? — запротестовала Рэчел. Здесь так печет, а внизу, в долине, прохладно. Я бы лучше…

— Твои желания не имеют значения, — грубо оборвал он. — Ты будешь подчиняться мне или, клянусь, тебе придется пожалеть.

— Но сколько времени тебя не будет? — Несмотря на все усилия, голос у нее дрожал.

— Столько, сколько потребуется. — Выражение его лица было совершенно неприступным, и она знала, что больше не посмеет ему возразить. Она следила, как он снова сел верхом, повернул лошадь в сторону рощицы, и на мгновение поддалась панике. Ей хотелось закричать, чтобы он не бросал ее, но ничего подобного она не сделала. Было ясно, что она только поставила бы себя в дурацкое положение.

Когда, наконец, исчезла из виду его высокая темная фигура, Рэчел привязала свою терпеливую кобылу в тени под деревом с раскидистой кроной. Потом она опустилась на землю, прислонившись спиной к корявому стволу, и стала тихонько обмахиваться шляпой.

Как бы ни была она сейчас несчастна, все же в первую очередь надо было думать о другом — ведь у нее было гораздо более важное дело. Марка здесь, по всей вероятности, сейчас не было, если он вообще сумел добраться до этой всеми забытой дыры. Рэчел сильно сомневалась, что и теперь смогла бы ее найти. Только Витас знал всю округу, как собственную ладонь.

Она вздохнула и уперлась подбородком в ладони. Кажется, все это дикое путешествие было совершенно бесполезной затеей, и она осталась столь же далека от брата, как и раньше. Она, конечно, сделала здесь множество открытий, но касались они только ее одной, — с болью думала Рэчел, — и ни одно из этих открытий не принесет ей счастья.

Она закрыла глаза. Об этом ей не хотелось думать. Она должна планировать, что ей делать дальше для того, чтобы разыскать Марка. Вероятно, разумнее всего было бы вернуться в Боготу и попросить дружелюбную семью Аврилесов узнать, не слышал ли кто-нибудь о нем. Потом ей надо связаться с доктором Кингстоном на случай, если каким-нибудь чудом Марк сам вернулся в Англию.

Вот на чем ей следует сосредоточить мысли и энергию — на поисках Марка, — а не вздыхать о человеке, чье отношение к ней ясно показывало, что его короткая страсть сменилась отвращением и презрением.

Когда она открыла глаза, было почти совсем темно. Руки и ноги у нее затекли от неудобного положения. “Должно быть, я задремала, — подумала она, с ужасом вскакивая на ноги. — Но сколько же я проспала? И где же Витас?”

Она напрягла слух, пытаясь воспринять хотя бы слабые звуки, но таинственная тишина, казалось, насмехалась над ней. Она чуть вздрогнула и обхватила себя руками. После ужасной дневной жары ночь казалась просто ледяной. Рэчел взглянула на часы и увидела, что они остановились. Из-за всех этих переживаний и душевных волнений она забыла их завести.

Вопрос в том: когда Витас оставил ее, и сколько времени она должна еще его ждать? Уж не считает ли он, что она должна провести здесь ночь совершенно одна, на этом утесе? “Если в Диабло ведутся разработки, — подумала она, — значит, старатели должны были сделать хоть какие-то убежища, возможно, они находятся глубже в долине”. Если она еще некоторое время пробудет здесь, наверху, то вряд ли сможет спуститься по этой крутизне, что и сейчас-то уже нелегко сделать. А в полной темноте это будет вообще невозможно.

Она собрала флягу и узелок с едой, приготовленной Марией им в дорогу, и начала медленно спускаться по склону в долину, к сверкающей в последних отблесках света реке.

К тому времени, когда она добралась до дна долины, она сильно запыхалась, и ноги у нее дрожали от усталости и напряжения. Спуск оказался гораздо круче и опаснее, чем она ожидала, и при дневном свете она одна, по всей вероятности, не решилась бы совершить его. Некоторое время Речел стояла спокойно, стараясь отдышаться и расслабиться. Потом медленно и осторожно пошла вдоль узкой долины, используя в качестве указателя дороги речку.

Если прежде и был слабый шанс, что хоть одна живая душа находится поблизости, то он только шансом и остался: к этому времени уже услышали бы, как она спускалась. При мысли, что за ней могут наблюдать чьи-то невидимые глаза, ей стало здорово не по себе. Хотя, если бы кто-то был поблизости, то, по всей вероятности, уже появился бы.

Насколько это место, — размышляла Рэчел, чувствуя, как ее со всех сторон обволакивает тишина, — ей больше бы понравилось, если бы напоминало Дикий Запад, со всем его шумом и суетой.

Она так старалась удержать равновесие и не споткнуться, что заметила белую стену только тогда, когда почти уперлась в нее. Она замерла и уставилась на стену. “Что за черт?” — подумала она. Стена была невысокой, ее верх был местами разрушен, в одном месте виднелась калитка, над которой возвышался свод башни. “Колокольная башня, — прошептала она ошарашенно, — в этой глуши? Призывать кого?.. Или что?..”

Калитка висела на одной петле, доски ее почти сгнили. Она обошла калитку и вошла во дворик, то есть в то, что некогда было двориком. Камни, которыми он был когда-то вымощен, сплошь заросли травой и лежали вкривь и вкось. Вид их наводил на мысль о том, какой силой обладает дикая природа, и как трудно человеку совладать с ней. Длинное и низкое белое здание обрамляло дворик с трех сторон, а с четвертой получившийся прямоугольник обрамляла стена с калиткой. В форме здания Рэчел почудилось что-то знакомое, так же как и в арке, которая вела из дворика в само здание. И Рэчел вспомнила:

— Ну, конечно же — монастырь.

Даже при тусклом вечернем освещении можно было разобрать, что это полуразрушенный монастырь. “Монахи, построившие его когда-то, давным-давно его покинули”, — подумала она, рассматривая худую крышу, осыпавшиеся арки и груды камней, оставшиеся от статуй.

У нее вдруг появилось страстное желание убежать отсюда, оставить эту грустную обитель привидений… — кого там? — священников, братьев, монашек, — которые жили здесь. Но она приказала себе не дурить. Ей нужна была крыша на ночь, и перед ней находилась такая крыша, во всяком случае, что-то похожее на нее.

Речел заставила себя идти дальше, — ее сапоги звонко стучали по камням дворика. Прямо перед ней прошуршало какое-то ночное существо, — чуть заметное тельце его скрылось в тени.

Рэчел замерла, сердце ее бешено колотилось.

— Спасибо и спокойной ночи, — произнесла она вслух. Звук собственного голоса почему-то поднял ей настроение, взбодрил ее, и Рэчел поняла, что продолжительная тишина действует ей на нервы. Не то, чтобы она имела что-нибудь против тишины вообще. Но в этой тишине было что-то неестественное, как будто все, что живет и движется, затаило дух в ожидании какого-то несчастья.

Она громко позвала:

— Алло! Здесь кто-нибудь есть? — И ей показалось, что в ответ донеслось эхо приглушенного стона.

Она глотнула воздух.

— Витас? — позвала она снова. — Это ты?

Он, может быть, ранен: упал с лошади и лежит здесь, все время ожидая, что она придет и найдет его? Он казался великолепным наездником, но ведь несчастье может случиться со всяким.

Речел стала пробираться в направлении, откуда ей послышался стон, и вступила в тень монастыря. Посмотрела вверх на висящую над входом арку с некоторым сомнением — уж не собирается ли она рассыпаться, но арка казалась достаточно крепкой. Перед девушкой открылось несколько дверей в маленькие комнаты — видимо, это были монастырские кельи, хотя они скорее напоминали тюремные камеры. Когда-то в этих крошечных кельях монахи спали, молились и размышляли. Она встала на цыпочки и заглянула в одно из окошек в двери, но это ее движение вызвало внезапный испуганный шелест крыльев. “Птица, — подумала она, — а может, и летучая мышь”. — И Рэчел поспешно отступила назад.

Именно в этот момент она снова услышала приглушенный стон и уже нисколько не усомнилась, что он донесся из ближайшей кельи. Она пошла туда, и ладони у нее вдруг вспотели от волнения. Она снова заглянула в отверстие в двери. Маленькая комнатка казалась наполненной всяким барахлом, но у одной стены ее стояла железная кровать, и под одеялом ясно различалась фигура, слегка шевелящаяся и без сомнения человеческая. Она толкнула дверь, та со скрипом растворилась.

Рэчел спросила:

— Что случилось? Могу я чем-нибудь помочь? — и шагнула к кровати. Фигура на ней зашевелилась, одеяло немного откинулось, и открылась слегка растрепанная светловолосая голова. На одно мгновение Рэчел почувствовала безмерное облегчение, что это был не Витас. Но потом сердце у нее едва не остановилось, когда она взглянула в осунувшееся лицо, во все глаза глядящее на нее с выражением недоумения. Слыша приглушенные звуки, издаваемые заткнутым грязной тряпкой ртом, она наконец поняла.

Это был Марк.

Она тихо всхлипнула и опустилась на колени, вытаскивая тряпку, затыкавшую ему рот.

— Рэчи, — охнул он, — это ты! Я уж подумал, что у меня начались галлюцинации! Что ты здесь делаешь? Как ты узнала, что я здесь?

— Это длинная история. Она с ужасом увидела, что он страшно исхудал и на щеках у него горят лихорадочные пятна. Он выглядел очень больным и истощенным. — Что случилось? Как ты попал сюда?

— Он нетерпеливо дернулся.

— Сейчас нет времени для разговоров. Тебе надо выбираться отсюда за помощью.

— Я никуда без тебя не пойду, — возразила она. — Я помогу тебе подняться.

Он откинул одеяло.

— Я не могу подняться.

Она увидела, что правая нога его пристегнута цепью к спинке кровати. Цепь была заперта на огромный замок.

— Кто это сделал? — хриплым шопотом спросила она.

— Я не знаю. — Он устало прикрыл глаза. Они появились здесь около двух недель назад. Я тут копался вокруг в старых отвалах, но ничего не находил. Там очень опасно. Мне все время казалось, что стоит вздохнуть чуть глубже, и все эти проклятые тонны земли рухнут мне на голову. Я уже собирался бросить все это и вернуться в Доготу, когда… они появились. Вернувшись сюда, я увидел их, сначала это меня не обеспокоило. Я ночевал здесь, а тут полно места — вполне хватило бы для всех нас — или, по крайней мере, мне так казалось. Потом они стали задавать вопросы, а я не понял, с какой стати я должен им отвечать. Я хочу сказать… я прекрасно знал, что действовал не очень-то по закону. Колумбийское правительство не слишком одобряет людей, которые пытаются искать изумруды. Но, кажется, они думали, что мне известно что-то такое, что им самим хотелось бы знать. Они обыскали мои вещи и, когда я стал протестовать, один из них ударил меня. А когда я очнулся, то был уже здесь.

— Боже мой! — с ужасом воскликнула Рэчел.

Хриплый голос продолжил:

— Потом они сначала сказали мне, что я не получу еды, пока не расскажу им того, что они хотят узнать; но через пару дней до них дошло, что я сам ничего не знаю. Я думаю, они копались сами в старых разработках и увидели, как бедны здесь породы. Потом тот, кто, видимо, являлся их вожаком, пришел ко мне. Он сказал, что они собираются меня выпустить. Я так обрадовался, что едва не расплакался. Но он сказал, что сначала я должен написать письмо. Я считал, что это будет что-то вроде заявления, снимающего с них вину, если я вздумаю потом жаловаться властям, когда уберусь из этого проклятого места. Но, как выяснилось, это было не так. Письмо нужно было адресовать дедушке. А в нем содержалось требование выкупа.

— Выкупа? — Она в страхе смотрела на него. — Марк, ты не сделал этого! Потому я и здесь. Дедушка был очень болен… совсем плохо с сердцем. На этот раз он напугался… Потому он и просил меня поехать и найти тебя.

— Но как он узнал, что я здесь? — Марк провел по глазам грязным рукавом рубашки.

— Знакомый видел тебя в ресторане в Боготе. Ты был там с семьей Аврилесов.

— Ах, да! — Его улыбка казалась пародией на прежнюю. — Это было в день рождения Изабель. Боже, кажется, что с тех пор прошел целый век. — Он ухватился за ее пальцы. Рука у него была холодной и влажной. — Я… я понятия не имел… что подобные вещи происходят на самом деле.

Она чуть вздрогнула, вспоминая фотографии гордого отца и смеющегося мальчика со сверкающими черными глазами…

— Ты и половины не знаешь из того, что происходит, — заметила она. — Ты написал эту записку?

Он покачал головой.

— Слава Богу! — Она сжала его руку. — Это убило бы дедушку!

— Если я не напишу, это убьет меня. — Его голос почти ничего не выражал. — Они дали мне время до завтра. Потом я должен сделать то, что они хотят, потому-то тебе и надо выбираться отсюда и искать кого-нибудь. Даже в этом Богом забытом углу должно быть что-то хотя бы отдаленно напоминающее закон и порядок.

Голос его повысился.

Рэчел попыталась успокоить брата.

— Ничего. Есть один человек, который привез меня сюда. Он знает, что надо делать.

— Где он? — он заглянул ей за спину.

Сердце у нее упало, и она призналась:

— Ну, я не совсем уверена, в данный момент, но…

— Откуда ты знаешь, что он не из этих? — спросил он с ноткой безнадежности в голосе, от которой ее охватила дрожь.

Самым простым ответом было бы: “Потому что я люблю его, и знаю, что не могла бы полюбить человека, способного так обращаться с другим человеческим существом”. Но было немыслимо так сказать. Вместо этого она нагнулась и тронула губами его горячий лоб.

— Я пока пойду, — сказала она. — Задержи их. Обещай все, если это будет нужно… — Рэчел умолкла, потому что выражение лица у Марка вдруг изменилось. Очень юный и измученный, он не моргая смотрел на что-то позади нее.

Из дверного проема послышался голос:

— Еще одна птичка в моей ловушке. На этот раз хорошенькая курочка.

И в том, как это было сказано, Рэчел услышала нечто такое, что заставило ее внутренне сжаться. Она продолжала держать Марка за руку, но обернулась к вошедшему. Ему можно было дать любой возраст. Он шагнул — кряжистый с седеющими волосами и тяжелыми усами.

В руке у него была старая лампа, и прежде, чем подойти к Рэчел, он поставил ее на сломанный стул. Он взял девушку за подбородок и стал рассматривать ее лицо то под одним углом, то под другим.

— Очень хорошенькая курочка. И из того же выводка, что и наш петушок. — Он вдруг хохотнул. — А теперь я спрашиваю себя: почему? Как ты добралась сюда, chica, и что тебе надо?

— Я пришла сюда одна, — ответила она. — Пришла за своим братом.

Он снова коротко хохотнул.

— Браво, мне нравится твой характер, малышка. Может, тебе стоило бы родиться мужчиной. Но ты не должна мне лгать. Кто приехал сюда с тобой? — Пальцы его сжали ей подбородок так, что ей показалось, что он решил сломать его. Рэчел хотелось закричать от боли и она закусила губу, чтобы одной болью заглушить другую.

Другой голос сообщил:

— Я знаю, как она добралась сюда, сеньор. Я могу все рассказать вам.

Этот голос Рэчел узнала сразу и вполне могла понять звучавшую в нем нотку радости.

Мучитель отпустил ее. И сказал тихо:

— Тогда расскажи, Арнальдес, жалкий червяк.

Глаза Карлоса зло сверкнули и он сообщил:

— Это senorita, о которой я вам рассказывал, сеньор Родригес. Она женщина Витаса де Мендосы.

“Родригес!” Рэчел слегка покачнулась.

Она услышала его смех. И он проговорил почти дружелюбно:

— Садись, chiquita. Мы должны особенно позаботиться о женщине Мендосы. И как поживает молодой лорд Лляноса? Последнее время он меня немного беспокоил из-за этой своей сумасшедшей жажды мести. Он, кажется считает меня виновным в несчастьях, постигших его семью много лет назад, и с тех пор армия заметно осложняет мою жизнь. Я очень хотел обсудить с ним все это, и вот теперь представилась такая возможность. Где он, малышка?

— Его здесь нет, — выговорила Рэчел побелевшими губами, — мы… мы поссорились. Он меня бросил.

Родригес долго смотрел на нее молча. Потом глубоко вздохнул и покачал головой.

— Ты говоришь мне неправду, сеньорита, и это мне совсем не нравится. Если бы я был злым человеком, я бы наказал тебя, как наказал много лет назад твоего красивого любовника. — Он заметил, как она поежилась, и улыбнулся. — Но лучше не будем говорить о таких неприятных вещах. Ты, должно быть, ненавидишь меня за то, что я подпортил его внешность, девочка. Но, по крайней мере, я не испортил его в том, что особенно важно для женщины.

Он заметил, как вспыхнули ее щеки, и затрясся в беззвучном хохоте. Рядом с ней беспокойно шевельнулся Марк. Она была рада уже и тому, что Карлос куда-то исчез.

Родригес же продолжал:

— Сейчас мы все выйдем во двор, разведем костер, принесем факелы, и пригласим твоего любовника в гости.

— Вы зря потратите время, — с трудом выговорила Рэчел. — Он не придет.

Он почти ласково провел пальцем по ее растрепавшимся волосам.

— Я думаю, он придет, малышка. Думаю, придет. На его месте я бы бегом прибежал.

Он вышел, прикрыв за собой скрежещущую дверь, и Рэчел бессильно опустилась на кровать.

— О чем это шла речь? — потребовал ответа Марк. — Кто такой этот Витас де Мендоса?

Она не смотрела на него.

— Тот человек, который меня сюда привел. Тот самый, о котором я тебе говорила.

Он со злостью рассмеялся.

— Но забыла сообщить мне о том, что ты его любовница.

— Я не забыла — я ему не любовница. Да и с каких это пор ты взял на себя труд судить о моей морали?

— Извини, — промолвил он смущенно.

— Не извиняйся. — Она уставилась на свой запыленный сапог. Одно время я думала, что тебе придется защищать меня от него. — Она с горечью улыбнулась. — Кажется, это было в другой жизни.

— Если тебя интересует мое мнение, все эти латиняне одним миром мазаны, — мрачно проговорил он. — Им практически не разрешают пальцем тронуть своих девушек до свадьбы. Мигель рассказывал мне, как какой-то его знакомый, получая приз от королевы красоты, поцеловал ее в щеку. Так ее разъяренный отец чуть не линчевал этого парня. Не удивительно, что они относятся к туристкам, как к законной добыче.

— Этот разговор вряд ли уместен в данный момент, — резко заметила она.

— Верно, — серьезно согласился он. Потом искоса посмотрел на нее и неуверенно спросил: — Этот Мендоса — он нам поможет?

— Не знаю. — Она беспомощно развела руками. — Прежде всего, он не знает, где я. Он велел мне оставаться на месте и ждать его.

— Очень жаль, что ты этого не сделала, — сказал он ледяным тоном. — Ох, прости меня, Рэчи! Но нельзя же закрыть глаза на то, что мы попали в идиотское положение. И частично оно бы могло улучшиться, если бы ты сделала, как тебе было велено.

— Да, — проговорила она невнятно. — Да… я это знаю. — Она опустила голову и вдруг расплакалась. Глубокие рыдания сотрясали все ее тело, душили ее.

— Рэчел, дорогая! — Марк кое-как подтянулся в сидячее положение и обнял ее. — О, Боже! Я не хотел тебя обидеть. Ну, что я такое сказал?

— Ничего, — с трудом выдавила она из себя. — Ничего. Просто оставь меня в покое.

— Боже мой, — беспомощно воскликнул он. — Так ты из-за этого человека, верно? Из-за этого Мендосы? Сколько времени ты его знаешь?

— Не знаю. — Она громко высморкалась в мятый платок. — Но можешь принять к сведению, что время нашего знакомства можно считать часами.

Он ничего не сказал, но она почувствовала его удивление и, в какой-то степени, могла его понять. Все это было совсем не в ее характере. Марк знал, что в отношениях с мужчинами она всегда сохраняла спокойствие.

Наконец, он прервал молчание:

— Должно быть, он представляет из себя что-то совершенно особенное. С нетерпением жду знакомства с ним…

— Надеюсь, ты его никогда не увидишь, — заявила она яростно. — Я надеюсь, что он уедет подальше от этого места и никогда сюда не вернется. Ты же слышал, что говорил Родригес. Он дождаться не может, когда Витас окажется в его руках. Потому что много лет назад он убил его отца и на всю жизнь изуродовал самого Витаса, а теперь жаждет закончить начатое когда-то и, без сомнения, с дополнительными пытками.

— А как же мы? — Голос Марка прозвучал почти по-детски обиженно. — Будущее кажется не очень-то благоприятным для нас, если исключить из игры твоего колумбийского Ромео. Я думаю… Родригес будет, вероятно, настаивать на выкупе.

— Но мы не можем сделать этого, — запротестовала она. — Я говорила тебе, что дедушка очень болен. Получить такое письмо будет для него верной смертью.

— Надо полагать, что факт нашего исчезновения с лица земли принесет ему огромную пользу, — оборвал ее брат. Потом на лице его появилось выражение раскаяния. — Ну, дорогая, извини меня. Я сам не знаю, что говорю. Последние две недели все, что я делал, — это лежал на проклятой кровати и сам себя пугал. Я уже просто не способен рассуждать разумно.

— Я понимаю, — нежно сказала она. — Марк, ты приехал сюда искать Пламя Дьявола?

Он покраснел.

— Да, если уж тебе так хочется это знать. О нем ходит много легенд, и я подумал, что он не может быть просто мифом. Голос его стал тише. — Можешь представить себе, Рэчел, один камень, составляющий целое состояние, которое можно унести на ладони?

— Могу себе представить. Бог мой, как я желала бы, чтобы Мигель Аврилес держал язык за зубами! Марк, ну разве ты не понимаешь: если этот камень и существовал когда-то, его уже давным-давно нашли. Он, может быть, распилен на сотни вставок для обручальных колец. Кроме того, разве не говорится в легенде, что Пламя Дьявола несет проклятье тому, кто его ищет?

— А, это!.. — Он пожал плечами. — Это просто предрассудок.

— Так ли? — сухо возразила она. — У тебя все идет прекрасно с тех пор, как ты его начал искать?

— Не будь дурочкой, — пробормотал он сердито, — я не нашел ни одного изумруда — ни большого, ни маленького.

— Верно, но ты пытался искать, и для старых богов этого может быть достаточно, — тихо отвечала она.

Он посмотрел поверх ее плеча на полуприкрытую дверь. — Я вижу, они уже развели костер, — сообщил он, довольный, что может переменить тему разговора.

Рэчел обернулась и посмотрела на мерцающее пламя, осветившее двор. Дверь распахнулась, заглянул Родригес.

— Пора, chiquita, — сообщил он почти игриво. Затем отступил, и в комнату вошли еще двое мужчин. Один из них снял цепь с ноги Марка, а другой поднял его. Марк едва мог стоять и вскрикнул от боли, когда они подтолкнули его к двери.

Рэчел резко обернулась к Родригесу, но слова протеста замерли у нее на губах. Она ничего не сказала. Встретив взгляд его глаз, она впервые поняла его по-настоящему: это был совершенно бездушный хищник, безразличный к людским страданиям, и она не пожелала развлекать его бесполезными мольбами о жалости. Высоко подняв голову, Рэчел вышла следом за Марком во двор.

Разведенный бандитами костер ярко освещал каждый уголок двора. Даже старые ворота были сорваны с петель и подтащены к огню. Оглядевшись, Рэчел увидела, что банда Родригеса состояла всего из полудюжины головорезов, но все они были вооружены. Карлос тоже находился здесь, но судя по тому, как он жался испуганно в углу, Рэчел поняла, что официально он не входит в банду. Возможно, он был просто осведомителем, услугами которого они время от времени пользовались. Она подумала об этом с презрением, вспоминая, с каким удовлетворением он сообщил столь важные сведения о ней и Витасе.

Родригес занял место посреди дворика.

— Витас! — проревел он. — Витас де Мендоса! — Голос его многократно повторило и разнесло в темноте эхо. — У нас твоя красавица. Если хочешь увидеть ее в последний раз такой, какой она была в твоих объятиях, тогда спустись сюда, к нам.

Ему ответило только мертвое молчание ночи, долгое и зловещее. Рэчел сжала пальцы так, что побелели суставы. В ее мозгу снова и снова повторялась молитва. “Боже, сделай так, чтобы он не пришел. Пожалуйста, сделай, чтобы он не пришел”.

— Витас! — снова крикнул Родригес, и она заметила в свете костра, как пульсирует мускул на его виске, тот самый, который означает, что он сердится. — Это твой последний шанс и последний шанс твоей любимой. Я считаю до десяти, а потом отдам ее моим людям, чтобы они поиграли с ней.

— Не вопи, Родригес. — Витас стоял как раз на границе высвеченного костром круга. Его шляпа была надвинута на лоб. — Может я и слеп наполовину благодаря твоим усилиям, но ни в коей мере не глух.

— Нет… Витас… нет, — прошептала умоляюще Рэчел. Но, возможно, она произнесла эти слова только в своем сердце, потому что он даже не посмотрел в ее сторону и шагнул вперед.

— Итак, мы снова встретились, amigo, — грудь Родригеса высоко поднялась, он внимательно изучал высокую стройную фигуру, гордо стоящую перед ним.

— Встреча, которой я давно ждал, — вежливо отвечал Витас.

Родригес затрясся от хохота.

— Но обстоятельства не совсем таковы, как тебе хотелось бы, а? У тебя были другие планы. Другие намерения. — Он презрительно плюнул. — Ты не первый и не будешь последним.

Витас ответил тихо:

— Итак, ты получил меня. Ты ведь этого хотел. Но женщина… и мужчина… Тебе ведь они не нужны, Родригес. Что тебе в них?

Улыбка Родригеса стала еще шире.

— Нет, amigo? Может, так оно и есть. Возможно, я их отпущу… но только за очень большую цену. — Он хмыкнул. — Карлосу Амальдесу понравилась девочка. Можешь ли ты предложить большую, чем он, цену?

Витас спокойно заметил:

— Возможно. Чего ты хочешь?

Родригес притворился, что размышляет. На его лице играла мерзкая усмешка, Рэчел наблюдала за ним с каким-то отвлеченным интересом.

— Что же попросить мне у лорда Лляноса? — проговорил он. — Его личный самолет, чтобы я мог полететь, куда мне вздумается? Одно из его бесчисленных стад? Десять миллионов песо?

Витас спокойно ждал, положив руки на узкие бедра.

— Нет! — Родригес хлопнул себя ладонями по ногам, как будто ему только что пришла в голову новая мысль. — Я попрошу у тебя то, что когда-то просил у другого члена твоей семьи. Возможно, ты будешь сговорчивее. — Глаза его вдруг стали злыми. — Дай мне карту, — сказал он. — Карту, на которой показано, где находится Пламя Дьявола.

Рядом с Рэчел возбужденно вскрикнул Марк. Лицо юноши вспыхнуло, когда Витас медленно повернулся и посмотрел в их сторону. Его взгляд был исполнен презрения, когда он смотрел на нее и на светловолосого юношу, стоящего рядом с ней. Но, вглядевшись в лицо Марка, он на мгновение замер. До него вдруг дошло, что Марк не только младше ее, но и явно являлся ей очень близким родственником. Рэчел подумала об этом с глубоким чувством вины.

Витас снова повернулся к Родригесу.

— Карты нет, — сказал он холодно. — Секрет шахты Дьявола передавался от отца к сыну из поколения в поколение в нашей семье без единого написанного слова. Это хранило тайну.

— Хранило! — мерзко захохотал Родригес. — Что могло сохранить ее от жадных рук твоих предков?

— Ни один член моей семьи никогда не воспользовался богатствами шахты Дьявола, — спокойно ответил Витас. — Мы давно признали, что шахта — это священное место, хранимое старыми богами. Только мой прадед не желал в это верить и дал деньги на постройку монастыря. — Губы Витаса покривились. — Он хотел сделать эту долину христианской и выгнать старых богов. — Он пожал плечами. — Ты сам можешь видеть, что из этого вышло.

— Сказки для маленьких детей, — пробормотал Родригес. — Но меня не испугаешь, и завтра ты покажешь мне, где находится шахта Дьявола. Это цена, которую я прошу за освобождение англичанки.

— Обоих — девушки и ее брата. — Только Рэчел заметила ударение, сделанное Витасом на последнем слове.

Родригес нетерпеливо махнул рукой.

— Обоих, обоих. Но… — Его толстые губы растянулись в фальшивой улыбке. — Ты, amigo, ты не уйдешь от меня. Мне следовало убить тебя много лет назад, но я решил быть милосердным. Милосердие — всегда ошибка, и ты доставил мне много неприятностей. — Голос его стал хриплым. — Но послезавтра у меня уже не будет никаких проблем.

Все внимание Витаса, казалось, сосредоточилось на том, чтобы разжечь одну из его тонких сигар.

— Как скажешь, — бросил он коротко, когда сигара раскурилась.

— Уберите его, — приказал Родригес, и двое бандитов выступили вперед. — Поместите его в комнату в конце коридора. И нет нужды его связывать, — добавил он, ухмыляясь. — Если он сбежит… он прекрасно знает, что будет с его женщиной утром.

Рэчел смотрела, как его уводили. Он даже не взглянул в ее сторону, когда проходил мимо. Она с трудом сглотнула. Сначала она обманула его, потом подвела своим непослушанием — и все это за двадцать четыре часа. И все же он спасает ее, жертвуя семейной тайной и, в конце концов, если не произойдет чудо, собственной жизнью.

— И уложите голубков на ночь, — показал на них Родригес. — Поместите девочку в камеру рядом с камерой ее брата. Они смогут перестукиваться ночью, — добавил он с усмешкой.

Речел решительно отодвинула человека, попытавшегося остановить ее за руку, и приблизилась к Родригесу.

— Я хочу просить вас об одолжении, — спокойно сказала она.

— Ну, что ж, проси, малышка. — Голос его был ласков, но в темных глазах читалось сомнение.

— Ты сказал, что быть милосердным — всегда ошибка, — уверенно заметила девушка. — Ну, так я хочу, чтобы ты снова совершил ошибку. Пожалуйста, не запирай меня в отдельную камеру. Позволь мне провести эту ночь с сеньором де Мендосой.

Мгновение он ошеломленно смотрел на нее, а потом рассмеялся.

— Ты мне нравишься, Inglesa, — сквозь хохот проговорил он. — Ночь, которую лорду Лляноса стоит запомнить перед тем, как всякая память станет для него невозможной. Иди к нему, девочка, и скажи ему, что за это он должен быть благодарен Родригесу.

Насмешливые взгляды охранников проводили ее до порога комнаты. Тяжелая дверь захлопнулась за ней, и она услышала грохот задвигавшегося засова. Потом наступила тишина.