В комнате было не совсем темно. Маленький светильник — отбитое по краям грязное блюдце с каким-то жиром, в котором плавал фитиль, — стоял на табурете возле узкой кровати.

Витас растянулся на ней, заложив за голову руки. Рэчел стояла и смотрела на него, вспоминая с болью, как совсем недавно она вошла в свою комнату в отеле Асунсьона и нашла его, лежащим вот так же на ее кровати и ожидавшим ее. Тогда она была в состоянии побороть свое физическое влечение к нему с помощью страха и недоверия. И до сих пор она находила для себя все новые способы бороться с этим влечением. Но сегодня она была совершенно беззащитна.

Он медленно повернул к ней голову и посмотрел на нее.

— Чего ты хочешь? — спросил он безразлично.

Рэчел облизала губы. Она не ожидала, что он бросится к ней с распростертыми объятиями после всего случившегося, но все же надеялась на лучший прием.

— Я… я пришла… чтобы быть с тобой. Родригес сказал, что ты должен быть ему благодарен за это.

— Родригес может отправляться в ад, где его наверняка ждут, — яростно заявил он. — И ты можешь идти с ним вместе. И забери с собой свою жалость.

— Но я здесь не из жалости, — возразила она.

— Тогда, значит, твою благодарность. Ты совершенно прозрачна, Ракиль, разве ты не знаешь этого? Ты вообразила себе, что я галантно приношу себя в жертву, и решила сделать то же самое. Ну, так принеси в жертву свою драгоценную девственность где-нибудь еще. Почему бы не подарить ее твоему жениху? — насмешливо спросил он. — Твоему страстному любовнику, выглядящему так, будто он еще ни разу в жизни не тронул в страсти женщину.

— Не будь смешон! — От сдерживаемых слез у нее запершило в горле. — Ты отлично знаешь, что я все это сочинила, и что Марк мой брат.

— Я отлично знаю, что должно было произойти между нами, когда ты вдруг решила поразить меня этим своим маленьким изобретением, — резко ответил он. — Знаешь ли ты, что происходит с мужчиной, когда девушка в его объятиях идет с ним до последней черты и вдруг передумывает? Это для него мука, агония, querida, и не только эмоциональная, но и физическая. Ну, так я не собираюсь провести свою последнюю ночь, корчась от того, что ты снова оттолкнешь меня в последнюю минуту.

— Но этого больше не будет. — Она сжала перед собой руки. — Ну как мне убедить тебя?

Он поднял плечи.

— Представить себе не могу, с чего это ты вдруг захотела убеждать меня. Ты сопротивлялась мне с самой первой встречи, и столь внезапная капитуляция, без сомнения, имеет причины, так я думаю. Что так разожгло твою страсть, chica? Откровения Родригеса, что я миллионер? Уж не надеешься ли ты, что я упомяну тебя в завещании — за оказание услуги?

— Это жестоко, — проговорила она дрожащим голосом.

— Да, я в данный момент не чувствую себя способным на доброту. — Он мрачно посмотрел на нее. — Ты легко отделаешься, chica. Прошлой ночью я обещал, что буду с тобой нежным. Сегодня я ничего не гарантирую. Так что постучи в дверь и скажи стражникам, что на этот раз передумал я.

— Не сделаю ничего подобного!

В углу комнаты стоял пустой ящик с каким-то барахлом. Рэчел подтащила его и села.

— Не отсылай меня, пожалуйста, Витас, — сказала она. — Я… я не хочу быть сегодня одна. — Она с отчаянием ждала ответа, но его не последовало, и продолжала тихо: — Почему ты не хочешь, чтобы я осталась? Ты больше… больше не хочешь меня?

— Хочу тебя? — он неожиданно перекатился на бок, и темное его лицо загорелось гневом при взгляде на нее. — Боже, ты, дурочка, разве ты совсем ничего не понимаешь? Ну, разумеется, я хочу тебя. Я хочу тебя с того самого момента, когда ты появилась в дверях комнаты в отеле Рамиреса. Разве я не показывал тебе это каждым словом, каждым взглядом, каждым прикосновением?

— Почему же тогда?.. — Она не смогла закончить фразу и просто в немой мольбе протянула к нему руки.

— Неужели тебе надо это объяснять? — Резким движением он опустил ноги на пол и сел, сжимая пальцами край кровати так, что побелели суставы. — Потому что, во-первых, Ракиль, я хотел бы, чтобы ты вернулась в Англию не слишком отягощенная воспоминаниями или сожалениями.

— Ты думаешь, мне будет так легко забыть тебя? — голос ее сорвался.

— Все проходит со временем, querida. Но, если я возьму тебя, ты можешь получить очень ощутимое напоминание о моем кратком вторжении в твою жизнь. Ты можешь обнаружить, что носишь моего ребенка. — Слабая улыбка скользнула по его губам, когда он заметил, как она покраснела. — Это не пришло тебе в голову?

— Нет, — призналась она. — Но, если это единственная причина…

— Это не так, — возразил он коротко. — Если говорить начистоту, я вряд ли в настроении для длительной сцены соблазнения, как уже пытался тебе намекнуть, querida. Сегодня мои потребности скорее бы удовлетворила женщина с улицы, чем неопытная девушка. Я понятно говорю?

— Совершенно. — Рэчел упрямо подняла подбородок. — Но разве нужно учитывать только твои потребности? Ты считаешь, что Родригес сдержит свои обязательства в этой сделке завтра и выпустит Марка и меня, но гарантировать этого ты не можешь.

— Это совершенно верно, — спокойно признал он, — но я надеялся, что ты не будешь особенно задумываться об этом. Итак, что же ты предлагаешь? Попытаться в объятиях друг друга забыть о том, что за горизонтом нас ждет рассвет? — Он улыбнулся. — Это не очень-то практично.

— Может, и так, — согласилась она. — Но ведь и все происходящее кажется ненастоящим. Все это похоже на ночные кошмары, когда знаешь, что это сон, и все-таки не можешь проснуться.

— Как тот, который ты пережила прошлой ночью?

— Да, — согласилась Рэчел.. — И от которого пробудил меня ты. Разбуди меня снова, Витас. Пожалуйста.

— Он застонал.

— Боже, Ракиль, не надо соблазнять меня. Знаешь ли ты, как мне тяжело устоять.

— Видимо, недостаточно. — Она поднялась на ноги, оттолкнув ящик. — Мне раздеться для тебя? — Руки ее потянулись к пуговицам на рубашке. — В прошлом году у меня была одна раздевалка на двоих с девушкой, которая до этого работала в стриптизе, так как не могла найти другой работы. Однажды, она для смеха показала мне некоторые трюки. У меня нет музыки, и одето на мне не то, но это может тебя позабавить…

— Это нисколько меня не позабавит, — ледяным голосом ответил он и в два прыжка оказался рядом с ней и резко рванул ее к себе.

— И ты можешь выкинуть из головы все эти штучки, которым она тебя научила. Я не нуждаюсь в подобного рода стимуляции, querida. Мне нужно только видеть тебя, чувствовать твой запах, ощущать твою кожу. — Голос его сделался хриплым и вдруг оборвался — он жадно припал к ее губам.

Рэчел без колебания ответила на его поцелуй, губы ее сразу же раскрылись ему навстречу. Не отрывая рта от ее губ, он поднял ее на руки и понес к кровати. Рэчел предложила себя и ожидала, что ею овладеют, не заботясь о ее собственных чувствах и удовольствии. Она была к этому готова — даже желала этого. Все что угодно, лишь бы приподнять для него завесу грозящей тьмы. Ее щедрость принесла потрясающие плоды. Ее становление женщиной было почти порочно рассчитанным и, однако же, страстным, потрясающе искусным, но нежным. Ее первая неизбежная стеснительность растаяла в его объятиях, пока он терпеливо учил ее отвечать на ласки и возвращать полученное наслаждение, которое полностью заглушило первую острую боль.

Когда все закончилось, она осталась лежать, дрожа от радости, восторга, о котором она прежде и мечтать не могла. По лицу ее катились слезы, слезы радости, благодарности и счастья. А Витас поцелуями осушал каждую слезинку и шептал ей по-испански ласково и нежно слова любви. Она уснула, положив голову ему на грудь. Ее стройное тело совершенно расслабилось с ним рядом, а позже он разбудил ее легкими дразнящими поцелуями в горло и грудь, пока, наконец, рот его уже не дразнил ее, а обжигал огнем, грозившим совершенно поглотить девушку. Она смогла лишь прижаться к нему и позволить унести себя на волне его страсти, как бы умирая в его объятиях.

Через некоторое время она открыла глаза и поняла, что лежит одна. Она села, в беспокойстве заметив, что бледный свет льется из крошечного квадрата окошка высоко в стене.

— Да, — тихо сказал Витас. — Это рассвет, querida.

Она заметила, что он снова зажег лампу и использовал ящик вместо письменного стола.

— Что ты пишешь? — удивленно спросила она.

— Письмо моей матери. — Он запечатал конверт.

— Где же ты достал бумагу и ручку?

— Думаю, они сначала принадлежали твоему брату, — отвечал он. — Я попросил прошлым вечером одного из людей Родригеса принести их мне. — Он подошел к кровати и прилег с нею рядом. — Мне надо кое-что сказать тебе, amada. Она попыталась улыбнуться, но ничего из этого не вышло.

— Есть… наверное… на эту тему есть какая-нибудь шутка.

— Возможно, — он наклонился и долго целовал ее в губы. — И скоро мы над ней посмеемся… вместе. Ни ты, ни я не знаем, что принесет нам день, но предположим, что Родригес сдержит свое слово и позволит тебе с братом уехать из Диабло, как было условлено. Лошади привязаны у того места, где я оставил тебя вчера. Уезжайте как можно дальше и как можно быстрее. Как только доберетесь до военного поста, расскажите им, что произошло. И еще скажи им, что я прошу проводить тебя к моему дому у Вивавиченцио. Поняла?

— Да. — Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. — Но почему к твоему дому, Витас?

— Потому что я надеюсь, что ты отвезешь это письмо моей матери, — тихо ответил он. Витас расстегнул медальон у себя на груди и надел его ей на шею, позволив серебряной цепочке скользнуть в ложбинку меж грудей.

— Еще одно, последнее, — добавил он. — Я постараюсь убедить Родригеса отпустить вас до того, как покажу ему шахту. Если же он откажет, ты будешь в опасности, querida, потому ты должна обещать мне, что мгновенно выполнишь любой мой приказ. Если я скажу “беги” — мчись во весь дух, если скажу “ложись”, немедленно падай на землю. Твой брат должен действовать так же.

— Витас, — начала она и задохнулась.

— Не надо больше слов. — Он наклонился и поцеловал нежную ложбинку, где лежал медальон. — Помни, что я тебе сказал. И не надо плакать, mi amada, ведь мы еще не побеждены. Жизнь еще сладка… а скоро станет еще слаще.

Рэчел была спокойна и аккуратно одета, когда отперли дверь. Письмо Витаса она спрятала в сапоге, а медальон лежал прохладным и непривычным грузом у нее на груди. Рубашку она застегнула до самого верха, чтобы он не был виден.

Рэчел прошла мимо стражников, высоко подняв голову, и вышла на яркий солнечный свет. Первый человек, которого она увидела, был Марк. Он стоял у потухшего костра, уставившись на серые угли. В руке он держал алюминиевую кружку. После некоторого колебания она пересекла двор, подошла к нему и взяла его за руку.

— Они не приковывали тебя прошлой ночью?

— Нет. — Его ответ прозвучал по меньшей мере холодно. Он не смотрел на нее, а лицо его выражало нечто среднее между смущением и враждебностью.

Она продолжила:

— Это у тебя кофе? Я бы с удовольствием выпила.

— Это такая гадость, — пробормотал он в ответ. Потом бросил короткий взгляд в ее сторону. — Разве приговоренный не пригласил разделить с ним его пышный завтрак? Судя по грязным шуточкам, услышанным мною этим утром, ты разделила с ним все остальное.

У Рэчел было такое чувство, будто ей дали пощечину.

— Да, я спала эту ночь с Витасом. Это имеет значение?

— Значение?! — сердито воскликнул он. — Бог мой, да неужели тебе не хватает того, что произошло — ты еще унизилась до того, что переспала с одним из этих колумбийских жеребцов, для развлечения кучки грязных головорезов.

Она побледнела.

— Да как ты смеешь!

— Как ты посмела? — выкрикнул он в ответ. — Ты знаешь, как это подействует на дедушку, если он узнает об этом?

— Единственный способ для него что-либо узнать, это выслушать твой рассказ, — безо всякого выражения сказала она. — И помни, что нам еще надо добраться до Англии.

Марк скривился и опустил глаза.

— Я не забыл, — пробормотал он.

— Марк, родной мой, — с трудом выговорила Речел, — давай не будем ссориться. Сейчас для этого не время.

— Я знаю, Рэчи, — ответил он уже с раскаянием, — но послушала бы ты, что они говорили… особенно этот мерзкий червяк, которого они зовут Карлосом. И по-английски, чтобы я наверняка понял.

— Должно быть, это сильно тебя расстроило. — Голос ее прозвучал насмешливо. — Возможно, ты нечаянно забыл, что Витас пожертвовал семейной тайной, из-за которой погиб его отец, чтобы спасти нас?

— Пока что он нас не спас. — Голос Марка звучал капризно, но она отчетливо слышала в нем страх и сразу простила брата под наплывом жалости и желания защитить. Он был избалован. Она всегда это знала. И все потому, что он был желанным мальчиком. Никто ему ни в чем не отказывал, и она сама, по-своему, была его преданной рабой почти так же, как и их дед. А теперь вдруг он попал в такое невероятное положение, больной и напуганный. Вот и бьет ее, не глядя, вслепую.

— Но он это сделает, — сказала она мягко. Речел хотела успокоить Марка этими словами, но произнося их, она подумала, что себя Витас может и не спасти, и глаза у нее сразу наполнились слезами.

Марк сердито пробормотал:

— Боже мой! — Потом выплеснул остатки кофе в угли костра и отошел от нее.

— Тут? — недоверчиво спросил Родригес. Он обильно потел в этой жуткой духоте, и Рэчел, стоящая сбоку от него, видела, как пульсирует опасный маленький мускул на его лице. — Ты принимаешь меня за дурака — меня, Родригеса? — Он показал на темное заросшее ползущими растениями углубление в скале. — Мы там искали. Там нет ничего, кроме летучих мышей и змей.

— Ты не веришь моему слову? — В голосе Витаса звучал несомненный вызов. — Мы заключили сделку. Пламя Дьявола горит в этой пещере. Протяни руку, человечишко, и возьми его.

Он насмехался, намеренно провоцируя бандита, и сердце Рэчел испуганно сжалось. Она чувствовала неуверенность Марка. Рука его дрожала рядом с ее рукой, как раз над веревкой, которая связывала их кисти.

Рэчел почувствовала, как по лбу у нее поползла капля пота, подняла свободную руку и смахнула ее. Казалось, все шло не так, как надо. Родригес наотрез отказался отпустить их с Марком. Они — его заложники, так он сказал; и они не будут отпущены, пока Пламя Дьявола не попадет к нему в руки. Она ожидала, что Витас будет протестовать, но он только пожал плечами и направился туда, где они стояли. К тому времени ее рука уже была привязана к руке Марка.

— Пора прощаться, querida. — Голос его звучал небрежно, почти нагло. — Помни меня. — Он неторопливо наклонился и поцеловал ее в губы долгим и чувственным поцелуем, от которого она сразу ослабела и задрожала. Отпустив ее, он снова повторил: — Помни… — и отошел.

Она услышала рядом голос Марка.

— Ублюдок!

Но она-то знала, что Витас не просит вспоминать его, как любовника, а напоминает о приказе, данном ей, и необходимости послушания. Ей хотелось объяснить все это Марку, но вокруг них стояли люди Родригеса, и сделать это было невозможно.

Вся в напряжении она шла рядом с Марком. Выйдя из ворот монастыря они пошли вниз по долине.

Еще перед вспышкой Родригеса Марк вздохнул и сказал шепотом:

— Какого черта. Что за игру он ведет? Там ничего нет, Рэчи, я прочесал все эти пещеры, каждый их дюйм.

Впервые Родригес, кажется, был в нерешительности, и не контролировал ситуацию. Рэчел слышала позади, как его люди забеспокоились, стали перешептываться между собой.

— В чем дело, Родригес? — продолжал издеваться Витас. — Уж не боишься ли ты, что Пламя Дьявола обожжет тебя?

— Не говори мне о страхе, — грубо отвечал Родригес. — Когда я покончу с этим делом, ты в этом убедишься. Будешь ползать у меня в ногах, умоляя о смерти.

Рэчел почувствовала дрожь ужаса и отвращения при этих словах, но Витаса они не тронули, скорее рассмешили.

— А теперь к другой части сделки, — тихо вымолвил он. — Девушка и ее брат. Отпусти их.

Снова она почувствовала, что Родригес колеблется. В глазах его было что-то звериное. Он пристально посмотрел на нее и Марка, потом снова повернуться к Витасу. Последний стоял, спокойно ожидая ответа. Руки его легко касались бедер, и поза выражала холодное безразличие.

— Нет. — Голос Родригеса звучал угрожающе. — Не сейчас. Пока нет. Я не доверяю тебе, мой благородный сеньор. Они войдут с нами в туннель и будут порукой твоего хорошего поведения. Одно твое неверное движение, и я пристрелю женщину, выстрелю ей прямо в живот.

— Тогда, по крайней мере, развяжи их. Туннель местами очень узок, а местами очень низок. Они не смогут пробираться там связанными, — добавил Витас.

Мгновение Родригес с подозрением смотрел на него, потом отдал необходимый приказ, и Рэчел поежилась, когда была развязана тугая веревка, и кровь снова потекла в онемевшую кисть. Она растирала покрасневшую кожу и вдруг почувствовала, что Витас смотрит на нее. Он сразу же отвернулся, но за то короткое мгновение, на которое их взгляды встретились, она заметила на его лице выражение такой убийственной ярости, что у нее перехватило дыхание.

Она взглянула на Марка, чтобы проверить, не заметил ли он, но брат был занят только собственной болью и неудобствами. Он казался сейчас совсем мальчиком, очень бледным и изнуренным. Она дотронулась до его руки, наблюдая как Родригес и Витас подходят ко входу в туннель, — остальные следили за ними.

— Делай все, как тебе скажут, — прошептала она. — Что бы ни потребовал Витас, выполняй немедленно.

Он посмотрел на нее сердито.

— Я не его марионетка!

Спорить с братом Рэчел не могла, потому что их тоже направили к входу в туннель. Она наклонила голову, чтобы войти, чувствуя, как плющ скользнул по коже, словно холодные зеленые пальцы.

В туннеле было сыро, зябко и неприятно пахло, как в могиле. Она поежилась, жалея, что на ум пришло столь жуткое сравнение.

— Тут черт знает, как опасно, — пробормотал Марк, словно прочитав ее мысли. — Одно неверное движение… даже громкий звук, и вся скала обрушится на наши головы. Я надеюсь, что эта самоуверенная свинья знает, что делает.

И как бы для того, чтобы продемонстрировать справедливость его слов, с крыши упало несколько камней, и посыпалась пыль как раз перед ними. Нога Рэчел коснулась чего-то твердого, она посмотрела вниз и с удивлением увидела остатки каменного топора. “Интересно, просто ненужного или брошенного во время бегства, — гадала она. — Но если бегства то от чего?”

Темнота сгущалась по мере того, как группа людей все дальше углублялась в туннель. Родригес нес мощный фонарь, были фонари и у других бандитов. Лучи освещали бесконечные крошащиеся стены, пытаясь нащупать зеленые прожилки изумрудов.

Рэчел почувствовала, что дышать становится все труднее. Было ли это просто неожиданной клаустрофобией или в туннеле просто не было свежего воздуха? Она с опаской приложила руку к горлу.

— Где же изумруды? — прорычал Родригес, и свет фонаря сумасшедше запрыгал по лицу Витаса. — Собака и сын собаки, ты солгал мне!

— Сдерживай голос, — спокойно отозвался Витас, — или следующее твое злое слово окажется последним.

— Фу! В этой дыре нет воздуха! — Рука Родригеса рванула ворот рубашки.

— Зачем же зря тратить то малое, что тут есть? — Витас казался спокойным и холодным. — Ты готов идти дальше?

— Идти куда? — подозрительно зарычал Родригес. — Туннель тут кончается тупиком. Я же говорю тебе, что прочесал тут каждый дюйм.

— Не только не каждый дюйм, но даже не каждый ярд, — возразил Витас. — Ты — земное существо, Родригес. Человек должен смотреть вверх, если хочет найти богов.

Луч фонаря уткнулся в потолок, и Рэчел подавила удивленное восклицание, заметив над головой узкий вход.

— Туда вверх? — В голосе Родригеса звучало изумление, и Рэчел трудно было винить его за это. Отверстие в потолке было слишком узким: в него, казалось, едва мог бы пролезть ребенок, но никак не взрослый мужчина.

— Да, туда, вверх, — насмешливо согласился Витас.

— Тогда иди первый, а за тобой — девушка.

Рэчел наблюдала, как Витас ухватился за край скалы и подтянулся к отверстию. Родригес сделал нетерпеливый жест, и она шагнула вперед. Марк поднял ее, а из темноты сверху Витас поймал ее за кисти рук и втащил к себе.

Сюда не проникал свет фонарей, но в темноте угадывалось какое-то странное мерцание. Она моргнула, повернула голову, и рука Витаса закрыла ей рот, приглушая невольный крик.

На пыльной полке стоял золотой череп, и по всей вероятности, он стоял тут уже многие века. Огромные изумруды заполняли глазницы и, казалось, смотрели гневно на вторгшихся в это святилище людей.

Камни в глазах были ограненными и полированными. Но было много и других изумрудов в том виде, в каком они были найдены в земле. Все они были свалены в большую кучу в качестве жертвы богам.

Руки Витаса снова обняли ее, поднимая куда-то дальше, вверх.

— Ползи сюда, querida. Как можно быстрее.

Она очутилась в новом туннеле, который, казалось, был вырублен в целой скале. В этом туннеле места хватало только на то, чтобы лежа ползком продвигаться вперед, упираясь пальцами рук и ломая ногти. Но зато сюда откуда-то поступал воздух. Свежесть его она чувствовала и ноздрями, и языком и глотала его, глотала благодарно, подняв голову и вытягивая вперед руки, как будто могла потрогать его руками.

Наконец она почувствовала, как кто-то ухватил ее за кисти. И вот ее уже тащили вперед, царапая ее тело об острые края скалы. Но это было совсем неважно, потому что впереди было солнце, поначалу ослепившее ее после той удушающей темноты.

Речел ошеломленно глядела на смуглое лицо под красивой форменной фуражкой. Красивое лицо с маленькими усиками.

— Сеньорита. Сожалею, что пришлось быть грубым. — Он помог ей подняться на ноги. — Я — капитан Лопес. Витас, вероятно, говорил обо мне.

— Нет. — Руки у нее немного кровоточили, а ногти были в жутком состоянии. Она знала, что выглядит ужасно: рубашка разорвана на рукаве, штанина джинсов тоже в лохмотьях. Капитан Лопес, как будто чувствуя ее смущение, быстро подал знак и вперед выступил солдат с форменным жакетом, который он набросил ей на плечи. Кто-то еще протянул ей портсигар, и теперь, оглядевшись вокруг, она заметила, что на вершине холма полно людей в военной форме.

— Что здесь происходит? — она непонимающе уставилась на капитана, но тот сделал резкий жест, требуя молчания. Весь он был напряжен и постоянно к чему-то прислушивался. Рэчел тоже напрягла слух.

Наконец до них донесся звук выстрела. Его ни с чем другим невозможно было спутать, хотя он и был приглушен. Невозможно было ошибиться и в характере грохота, раздавшегося следом за ним и моментально перешедшего в рев.

Она слышала, как капитан Лопес прошептал проклятие, и видела, как он бросился куда-то. Приглушенный грохот не прекращался, как будто камни и земля, тонна за тонной, обрушивались в узкие проходы, находившиеся под ее ногами. И Рэчел повалилась на землю, и пальцы ее стали рвать траву. Она без конца выкрикивала его имя и руками пыталась разгрести землю, будто могла разбить скалу и добраться до любимого человека. Тонкая забивающая ноздри и нос пыль поднималась из туннеля, по которому она так недавно ползла. Глаза у нее слезились от этой пыли.

Снова и снова повторяла она “Витас”, как молитву отчаяния, а воображение рисовало ей ужасную картину: гибкое бронзовое тело, которое она обнимала в экстазе ночью, лежащее раздавленным и переломанным внизу, в темноте.

Теперь она уже рыдала по-настоящему. Слезы струились из покрасневших, раздраженных от пыли глаз и прокладывали бороздки на ее запыленных щеках. Она, как ребенок, прижимала ко рту кулаки, пытаясь подавить рыдания, сотрясавшие ее грудь.

Ее плеч коснулись чьи-то руки, и она напряглась, сопротивляясь.

— Оставьте меня. Уходите, — умоляла она. — Я просто хочу умереть!

— Но жизнь все еще сладка, querida, как я и говорил тебе прошлой ночью.

Она перекатилась на спину и, распахнув глаза, увидела его. Он был грязен, как и она, и одежда его была изодрана. На лбу виднелся след от сильного ушиба, и кровь струилась сквозь порванный рукав из глубокой царапины на плече.

— Витас! — Она бросилась в его раскрытые объятия. Руки Витаса крепко и жадно прижали ее к любимому телу. — Что произошло? Как ты выбрался?

— Так же, как и ты, Ракиль, — не без помощи сильных рук Пабло на последних нескольких ярдах. — Он жадно припал к ее губам. — Был момент, когда я подумал, что не сумею это сделать, потом услышал, как ты звала меня, amada, queridissima.

— Я думала, что ты мертв. Я услышала выстрел… а потом начался обвал. Я не думала, что кто-нибудь может спастись там, внизу… — Она вдруг замолчала и посмотрела на него, точно онемев от ужаса. — Марк, — прошептала она. — О Боже, как я могла забыть? Где он? Ты не привел его с собой?

— Он был еще в нижнем туннеле, когда я спровоцировал Родригеса на выстрел. Я велел ему бежать. Если он послушался, у него есть шанс. — Он снова обнял ее, стал гладить ее волосы. Если это было бы возможно, querida, я бы вывел его через воздушную шахту, как и тебя. Ты же знаешь…

— Да, — сказала она устало. Потом уткнулась лицом в его здоровое плечо и замерла, прижавшись к нему и стараясь взять себя в руки.

Через некоторое время Витас помог ей подняться на ноги, и они начали трудный спуск к основанию утеса. Она видела оставшихся членов банды Родригеса, включая и Карлоса, в окружении вооруженных солдат, уводивших их куда-то, но была не в состоянии этому радоваться. Глаза ее были прикованы ко входу в туннель, где копались солдаты. Она вспомнила свой сон, и ее заколотило.

— Витас, amigo. — К ним подбежал капитан Лопес. — Клянусь Богом, я поверить не мог, что кто-то может спастись в таком обвале. — Он показал назад. — Их выносят.

Рэчел сделала невольное движение, и он взглянул на нее.

— О, не вашего брата, сеньорита. Он сломал ногу, но он жив. Он был почти у самого входа, когда начался обвал. Один из моих людей накладывает ему шину, а потом вы сможете с ним поговорить.

— Капитан Лопес, — голос у Рэчел дрожал, — я собираюсь вас поцеловать…

— Сеньорита, — он с опаской покосился на Витаса, но улыбка у него на лице была восторженная. — Буду очень польщен.

Он наклонился, и она прижалась губами к его щеке.

— Всю жизнь, — сказала она, — я буду помнить, как вы тащили меня из этой дыры к свету и чистому воздуху. Это было чудо — то, что вы там оказались. А теперь вы еще вернули мне Марка.

Он засмеялся.

— Вряд ли это можно назвать чудом, сеньорита. Чудеса надо планировать, и нам долго пришлось ждать возможности уничтожить Родригеса и его банду. Витас работал с нами заодно, предложив себя самого как приманку. Когда мы узнали, что Родригес захватил вашего брата, мы поняли, что, наше время пришло. Но нам пришлось изменить планы, когда обнаружилось, что вы спустились в монастырь.

— Планы? — тихо переспросила Рэчел.

— Ну да, сеньорита. — Он удивленно посмотрел на Витаса. — По крайней мере…

Пабло смущенно засмеялся.

— Ничего, — спокойно уверила она его. — Я поняла, что произошло. Вы здесь уже были несколько дней, верно? И наблюдали за миссией — по крайней мере два дня?

Он кивнул. Смущенный и растерянный он чувствовал, что что-то испортил, но не мог понять что и каким образом.

— Да, сеньорита.

Она ослепительно улыбнулась ему, несмотря на то, что все ее лицо было покрыто слоем грязи.

— Вы замечательно работаете, капитан. Мне и в голову не пришло, что хоть один солдат находится, по крайней мере, на расстоянии нескольких миль. Если бы я думала так… если бы понимала, что с самого начала это было спектаклем, поставленным, чтобы поймать Родригеса… тогда многое могло бы быть по-другому.

Капитан Лопес растерянно посмотрел на нее.

— Вы не должны преуменьшать грозившей опасности, сеньорита. В любую минуту все могло сорваться. Родригес — животное, он подчинялся только инстинктам. Он не способен поступать логически. Он мог просто пристрелить сеньора де Мендосу, когда тот вышел во двор ночью, — попытался объяснить он.

— О, но сеньор — игрок, как вы, должно быть, знаете, — ласково возразила Рэчел. — Он всегда может рассчитать шансы. И сразу видит, когда может выиграть, — добавила она дрожащим от гнева голосом.

Капитан Лопес посмотрел на нее расстроенно, но с уважением.

— Вы простите меня, сеньорита? И ты, Витас? У меня много дел.

— Да, иди, Пабло. — В голосе Витаса прозвучала нота мрачного смирения. — Я поговорю с тобой позже.

Он подождал, пока капитан отошел достаточно далеко, чтобы не слышать их, потом нежно обратился к Рэчел:

— Ракиль, я знаю, что ты сейчас думаешь.

— Да, черт возьми, знаешь! — Она гневно повернулась к нему лицом. Грудь ее высоко вздымалась. — Я думаю о том, какого дурака сваляла вчера ночью. Я умираю от стыда, когда думаю об этом. Ты мог сказать мне, что Лопес и его люди окружили монастырь, но ты не сделал этого.

— Да, не сделал. Но у меня были на то причины. Я должен был убедить Родригеса в том, что попался в его ловушку, и так, чтобы он в это поверил. Если бы я сказал тебе правду, твое облегчение выдало бы нас. Достаточно было одного слова, одного жеста.

— Ну, что ж, значит все в порядке, — резко сказала она. — Потому что единственный человек, которого я выдала, это я сама. Выпрашивая разрешение попасть в твою комнату, навязываясь тебе… потому, что я думала, что это последняя ночь… единственная ночь…

Голос у нее прервался. Она вскрикнула, почувствовав, как плечи ее стиснули руки Витаса.

— Но из-за того, что ты ошиблась, разве что-либо изменилось? — отрывисто спросил он. — Это что — странный выверт английского характера? Вам что, позволено получать удовольствие от своего мужчины, только вспоминая о прошлом, и никогда в настоящем? Ты хочешь сказать мне, что предпочитаешь мертвого героя живому любовнику? Ты по-другому реагировала, когда я нашел тебя рыдающей на вершине скалы. Или тогда ты демонстрировала свой актерский талант?

— Я пережила сильный шок, — сердито бросила она. — И, если уж говорить об актерских способностях, то из вас вышел бы великолепный актер, сеньор. Да, пока я не забыла, — она наклонилась и сунула пальцы в сапог. — Вот часть декораций — то трогательное письмо, которое, как предполагалось, я должна была вручить вашей матери. Давайте избавимся от него, хорошо? — Она с яростью разорвала письмо на мелкие клочки и разбросала их.

— Минутку. — Он поймал ее за руку. — Если бы Родригес попал в меня сейчас, тебе на самом деле пришлось бы передавать это письмо, Ракиль. Ты понимаешь это?

— И очень жалею, что получилось по-другому! — Мысль о прошлой ночи, о тех словах, что она говорила, о том, что делала, жгла ее, заставляя сейчас не принимать во внимание, какую боль она причиняет ему.

— Но ты ведь хорошо знал, что этого не будет. Ты взвесил каждый шаг, учел все, не так ли, сеньор? Вот этого я не могу простить. То, как ты смотрел мне в лицо и привел мне любую причину, почему я не должна была… спать с тобой, кроме истинной. Ты позволил мне принести жертву…

— Жертву! — Он невесело засмеялся. — Боже, святая мученица! Кроме того, — добавил он насмешливо, — я уверен, что ни одна святая жертва так не входила в свою роль и столь остро не чувствовала происходящее. У меня на спине царапины от твоих когтей, дикая кошка.

— Как ты смеешь, — прошипела она, — оскорблять меня унизительными подробностями, я… — Она замолчала, не в состоянии найти подходящих слов.

— Укусишь меня, — сказал он, насмешливо выгибая бровь. — Это ты тоже умеешь, querida. Раздеться и показать тебе в каком именно месте?

Рэчел вскрикнула и ударила его по лицу. На мгновение он замер, не веря собственным ощущениям, потом недоумение на его лице сменилось яростью. И она вдруг поняла, что ее поступок был замечен некоторыми из людей капитана Лопеса. И все же она не была готова к тому, что последовало за этим.

Она уже развернулась, чтобы пойти искать Марка, но его рука схватила ее, рванула назад, подняла в воздух, и в следующее мгновение она уже лежала головой вниз на его согнутом колене. Другая его рука несколько раз резко поднялась и опустилась прежде, чем он отпустил ее, брыкающуюся, со щеками, малиновыми от злости.

— Ты, свинья. — Она задохнулась. — Ты… ты…

— Ударь меня снова, Ракиль, теперь ты знаешь, чего ожидать в таком случае, — холодно заявил он.

— Не беспокойся, — прошипела она сквозь зубы. — Я и пальцем тебя не коснусь. Надеюсь никогда больше не увидеть тебя!

— Несбыточная надежда, — спокойно протянул он.

В его голосе почудилось ей что-то, что заставило ее остановиться.

— Что ты этим хочешь сказать?

Он пожал плечами.

— Мы с тобой заключили сделку, querida, я намерен довести ее до конца. Я привез тебя сюда при условии… что за это… я буду определенным образом вознагражден. То, что я попробовал прошлой ночью, только разожгло мой аппетит. Это только начало, Ракиль.

И он ушел, оставив ее внезапно застывшей и побледневшей.