В темной внутренней комнате затапливаем камин. Он слишком широк для нескольких сиротливых поленьев, слишком богат для всей обстановки — с фигурным узором решетки, с мраморными крыльями закоптелой облицовки.
Мы сидим перед камином на полу, на мягком ворохе газет: подошвы к огню и пальцы к огню.
— Не забуду я этого дня, — мечтательно говорит Ирина и смотрит на пламя. — Мне хочется драться, бежать… Взбудоражили вы меня. Только бы отыскать!
— И отыщем, если не помещают!
— Кто помешает? — вспыхивает она. — Максаков? Пусть только встретится… Я узнаю его из тысячи!
Горячая ее головка никак не мирится с возможностью моего ареста. А я намекал на это.
— Да вы понимаете, что, похитив план Буринды, я нарушил закон?
— Не для себя вы похитили! И нет такого у нас закона, который был бы на пользу классовому врагу!
Вот и поговорите вы с ней!
— Идемте продолжать, — обиженно встает Ирина.
Мы работаем долго.
Я замечаю, что чем более я устаю, тем сильнее мне мешают книги. Тогда нужны усилия, чтобы стряхнуть их странное колдование.
Они интригуют содержанием, пленяют форматами, отвлекают красотой рисунков.
Здесь и томики путешествий, мелкие, как молитвенники, и огромные атласы старых времен. Изображения людей, напоенные мистикой средневековья, фигуры, которых страшатся дети.
— Владимир Сергеевич, идите сюда! — звонко выкрикивает Ирина. И стоит, перелистывая книгу.
С улыбкой, молча, она открывает передо мною страницу.
Знакомый штамп! Опять «Розенфельд», опять его многоговорящая печать…
— И здесь! — Наугад я вытаскиваю книгу.
— Да вся полка! — вскрикивает Ирина. — Мы нашли рудаковскую библиотеку!..
Дверь давно уже гремит от настойчивого стука. Появляется сторож.
— Время кончать, товарищи! — командует он. — Сейчас запечатаю двери.
Черт побери, придется кончать, когда начинается самое интересное!