Итак, я уехал.
Сейчас я в нашем городе. Хлопочу, получаю деньги. Билет на ленинградский поезд лежит уже у меня в кармане.
Я в вихре действий. Бегаю, устраиваю свои дела, — целиком захвачен поездкой.
Проекты, один другого увлекательнее, воздвигаются в моем воображении блещущей пирамидой.
Отпуск свой я использую до последней возможности. Забираю даже свои этюды: может быть, при случае покажу их художникам.
Новые люди, книги, музеи, музыка — черт возьми, какой ошеломляющий водопад человеческих достижений ожидает меня! Но стержень всего — все же мое поручение. Оно — моя нить, вдоль которой я буду идти в страну чудес!
Между делом забегаю домой к старичку — горному инженеру, давнишнему моему наставнику в приисковом деле.
По своему обычаю он сидит и пишет. Увидев меня, обрадованно снимает очки. Когда-то мы много горя хватили вместе в научной экспедиции по горам Саяна.
— В отпуск отправились? Хорошо! Но за другое хвалить не могу…
— За что? — удивляюсь я.
— Что за история у вас с арендатором вышла? Он приехал и всюду кричит, что вы ему план какой-то не дали. И, знаете, даже больше! Он утверждает, что план этот вы взяли себе. Хочет возбудить дело. А может быть, уже и возбудил!
У меня невольно сжимаются кулаки. Я начинаю обстоятельно все рассказывать. Но о лицах, пославших меня в Ленинград, и о самом поручении не упоминаю. Представляю все дело как исключительно личную попытку, связанную с поездкой в отпуск.
Он слушает напряженно. Задумывается, когда я заканчиваю.
— Может быть, — осторожно соглашается старик. — От Максакова станет! Уголовщина раньше была делом обычным. Пустые площади продавали, — улыбается он. — Бывало, подсыпят золото в контрольные шурфы и продадут! Не то, что тетрадь какую-то упереть!
— А теперь, — окрыляюсь я его словами, — из ненависти к революции и подавно устроят!
— Не был ли этот Максаков в деле у Рудакова? — продолжает старик. — Как будто бы оба они из Ленинграда?.. Возможно, от Рудакова он и знал о богатстве Буринды. А о плане ему могли сообщить сотрудники вашей конторы. Ведь так?..
Я молча киваю головой.
— Положение, конечно, нелепое. У вас есть план, но нет описания, а у Максакова — какие-то сведения, но нет плана! И обе стороны бессильны…
Старик разводит руками, думает, а потом вдруг озабоченно предостерегает меня:
— Но вы рискуете. И серьезно рискуете, милый! Утайку документа Максаков представит как попытку сорвать у него работу…
— Пусть представляет, — упорствую я.
— Срыв его работы, понимаете сами, это срыв золотой программы. Придравшись к случаю, он недодаст государству металла, а виновником выставит вас…
— Мошеннику не поверят.
— Раньше попробуйте доказать. А он, несомненно, всю эту историю объяснит как кражу, совершенную вами в собственных интересах!.. Только горячиться не стоит, — удерживает он мое порывистое движение и добро смотрит поверх очков. — У вас в Ленинграде знакомые есть?..
— Ни души!
— Тогда я дам вам письмо к приятелю моему, доктору Корневу. Он очень хороший человек и во многом вам сможет помочь. Про меня расскажете… Разве в тамошний трест вам зайти? Попробуйте — вдруг рудаковские материалы найдете? Тогда сообщите, мы все оформим… Кстати, этот Максаков тоже интересовался ленинградским трестом…
На прощание этот добрый человек с серебряной головою крепко жмет мне руку..
Я бегу на вокзал…