— Эй! Вы слышите меня?

Он слышал.

— Если слышите, попытайтесь открыть глаза.

Он открыл. Толстая пожилая врачиха в очках осторожно держала его за плечо.

— Открыли? Вот и умница. Вы меня хорошо видите?

— Да, — прошелестел он одними губами.

— Отлично. Вы — наша гордость, единственный и неповторимый. Вы знаете, сколько дней вы пролежали под завалом?

— Нет.

— Почти месяц! До сих пор непонятно, как вам удалось выжить. Вероятно, грунтовые воды капали вам на лицо. Иначе вам давно грозило бы полное обезвоживание. Ну ничего. Теперь вы спасены и быстро идете на поправку. — Врачиха грубо хохотнула и добавила, блеснув стеклышками круглых очков: — Все раны зарастают, как на собаке! Просто уму непостижимо! Вы, должно быть, голубчик, вели здоровый образ жизни. Я всегда говорила: здоровый образ жизни — это единственный путь к долголетию.

Она слегка отстранилась и окинула взглядом его огромное, спеленутое бинтами тело.

— Вы прямо как мумия. Знаете, что такое мумия? Это засушенный человек. Его тоже пеленают в бинты, но бинты пропитывают специальным составом против разложения. Ой! — Толстуха прижала ладонь к губам. — Что это я несу? С вами все будет в порядке — так и знайте. Кости срастаются на удивление быстро. Скоро вам совсем не понадобится корсет. Еще у вас было сломано бедро, но и оно почти срослось.

Врачиха склонилась к нему и тихо проговорила:

— Мы еще с вами диссертацию напишем. Ей-богу. Вы для меня настоящая находка. Уникум! Хотела бы я знать, что помогло вам выжить. Может, любовь? А ну, признавайтесь, у вас есть возлюбленная? У такого великолепного мужчины, как вы, обязательно должна быть возлюбленная.

Болтовня толстухи утомила его. Он бы с удовольствием свернул ей шею. Что помогло ему выжить? Злоба, вот что. За месяц, проведенный под землей, все другие чувства выгорели, оставив после себя обугленную пустошь. И эти пустоты он заполнил злобой — лютой, клокочущей, бескомпромиссной и безжалостной.

Но толстухе он об этом не сказал. Он ей вообще ничего не сказал.

— Ну хорошо, — прогудела врачиха. — Отдыхайте. Вам нужно набираться сил. — Толстуха поднялась со стула, оглядела его вытянутое тело и со вздохом заметила:

— Жаль, что лицевые кости срастаются гораздо медленнее. Но насчет этого не беспокойтесь. Для мужчины внешность не главное. Главное — ум и… — Тут она снова скользнула взглядом по его телу. — И все остальное. А этого — то бишь остального — у вас в избытке. Вы сильны, как медведь. Чудовищная витальность! Ну, поправляйтесь. Скоро я к вам опять загляну.

Она ушла. А он принялся разглядывать потолок. Потолок был покрыт разводами и трещинками. Он так долго всматривался в них, что стал замечать в неровном рисунке трещинок очертания фигур, лиц и предметов.

И тогда он снова увидел это. Два глаза, вглядывающиеся в него из прорези. Два глаза. На мгновение ему даже показалось, что он услышал голос, негромко спросивший:

— Эй, Шницель, хочешь освежиться?

Но, конечно, никакого голоса не было. Только ветер тихонько шелестел оборками шторы. И не было никаких глаз, только нагромождение ничего не означающих и не изображающих трещинок.

Тогда он попробовал пошевелиться. И у него получилось. Сначала он двинул рукой. Потом ногой. Потом попробовал приподняться, но бинты сковывали его движения. К тому же сильно болела спина, и он вынужден был снова опустить голову на подушку.

— Ничего… — хрипло проговорил он.

Да, да, ничего. Не все сразу. Когда-нибудь он встанет. Он обязательно встанет.

Теперь толстая врачиха приходила постоянно. Она садилась рядом с кроватью на стул, щупала ему пульс и спрашивала:

— Ну, как сегодня наше здоровье?

Он молчал.

— Вижу, сегодня получше, — говорила она. — Снимочки у вас совсем хорошие. Все кости практически срослись. Это просто удивительно, какое богатырское у вас здоровье. В моей практике это первый случай, когда…

И она вновь заводила старую песню.

Он лежал и молчал. Поначалу он ее просто не слушал. Потом она стала раздражать его своей болтовней, как назойливая муха. Отмахнуться было невозможно. Он делал вид, что спит, но она продолжала болтать, не обращая на него внимания и, по всей вероятности, наслаждаясь звуками собственного голоса.

— Нет, милый мой, диссертация, и только диссертация! Я уже кое-что набросала. Это будет исследование века. Может быть, мне даже дадут Нобелевскую премию! — неожиданно проговорила она, вытаращив глаза так, что они едва не прилипли к стеклам очков. — А что! Вполне может быть. — Врачиха поправила толстым пальцем сползшие с переносицы очки и перевела взгляд на него:

— А вы, голубчик, поправляйтесь. Ах, какой вы славный! Наверно, отбою не было от женщин, я права?

Ее пальцы скользнули по его руке.

— Какие мускулы! — восхищенно проговорила она. — Вы везде такой сильный? Если да, то вам просто цены нет. Ах, какой самец. Первоклассный самец! Ну, что же вы все молчите? Ведь голосовые связки у вас совсем зажили. Может, скажете мне что-нибудь?

Понимая, что просто так она не отстанет, он разлепил сухие губы и пробормотал:

— Что… сказать?

— Что сказать? Ну, мало ли… Вот, например, скажите, я вам нравлюсь?

Он отвел глаза от потолка и скосил их на толстуху.

— Да ладно, я шучу, — утробно хихикнула врачиха. — Нет, правда, как я вам? Не как врач, а как женщина? У меня рубенсовские формы, и многие мужчины находят их аппетитными. А вы?

— Я тоже… — пробормотал он, лишь бы только избавиться от назойливой толстухи, — …нахожу.

— Правда? — Веки ее дрогнули. — Мне это нравится. Нравится, что вы находите меня привлекательной. Мне всегда нравились крупные мужчины. А таких больших, как вы, я сроду не встречала. Хотя уж я повидала…

«Когда же она заткнется? — с тоской подумал он. — Неужели это будет продолжаться вечно? Уж лучше бы снова под завал».

Внезапно он почувствовал ее руку у себя на бедре.

— Значит, я вам нравлюсь? — проговорила она глубоким томным голосом.

— Да, — выдавил он.

Толстуха обернулась на дверь.

— Что ж… Посмотрим, стоит ли нам с вами перевести знакомство в более интимную сферу.

Ее рука прошлась по его бедру и легла ему на пах.

— Н-да, — проговорила она разочарованно. — Похоже, вы все-таки больны. Ну ничего.

Врачиха убрала руку. Интерес в ее глазах немного угас.

— В принципе, размер не главное, — тихо сказала она, утешительно ему улыбаясь. — Вам не стоит комплексовать по этому поводу. Совсем не стоит. В мужчине главное…

Что, на ее взгляд, было главным в мужчине, она сообщить не успела. Огромная рука выскользнула из-под одеяла и схватила толстуху за горло. Громко хрустнули сворачиваемые позвонки. Очки упали на пол.

Он еще подержал ее немного, для верности, потом выпустил, и толстуха тяжело, как мешок с мукой, повалилась на пол.

— Так ты мне нравишься гораздо больше, — тихо произнес он и откинул одеяло.

Пора было уносить отсюда ноги.

…В тот вечер он сбежал из больницы. Он не помнил своего имени, не помнил своего дома. Но он помнил его имя. Он крался в темноте уже полчаса, когда, случайно опустив взгляд, понял, что гол. На нем не было даже трусов. Он досадливо поморщился. Надо было стянуть с толстухи белый халат.

Продирался сквозь кусты, не замечая, что острые ветки царапают ему кожу, раздирают ее в кровь. Он не чувствовал боли. Он не чувствовал ничего, кроме глухой, затаенной, клокочущей внутри огромного тела ярости.

Когда он дошел до парка, идти стало легче. На улице совсем стемнело. Синий сумрак не столько освещали, сколько подсвечивали лишь тусклые фонари, да и тех было немного. Людей в парке, по причине позднего часа, почти не было.

Он пробрался к детской площадке и, оглядевшись, как зверь, решил спрятаться в домике. Там можно было провести ночь. О том, что будет утром, он не думал. Ведь звери не загадывают далеко, они живут сегодняшним днем.

В несколько прыжков он пересек освещенную фонарем площадку и укрылся в деревянном игрушечном домике. Здесь было тесно, очень тесно. Зато никто его не видел. Можно было отсидеться, отдохнуть и собрать воедино разбегающиеся мысли.

Он расслабил мышцы и расфокусировал взгляд. Не прошло и минуты, как он погрузился в дрему — глубокую и в то же время чуткую, как у волков или тигров. Так он сидел около часа, пока легкий шум, донесшийся с улицы, не заставил его открыть глаза.

Говорили где-то рядом, и голоса все приближались. Вот послышались легкие шаги. Потом они стихли, и он услышал следующий странный разговор:

— Ну что, здесь? — спросил один мужской голос, принадлежавший, судя по всему, молодому человеку, почти мальчику.

— Давай здесь, — ответил ему второй голос, столь же юный, как и прежний. — Вокруг вроде тихо.

— А не темно?

— Да нет. Если что, я фонариком посвечу.

Затем послышалась какая-то возня, после чего разговор двух юношей продолжился:

— Слушай, а это больно?

— Да нет. Тебе когда-нибудь делали прививку?

— Угу.

— Ну вот. Это что-то типа того. Чуть-чуть больно, зато потом кайф.

Снова послышалась возня.

— А это зачем?

— Хрен его знает. Но так все делают. Нужно задрать рукав и перетянуть руку ремнем. Видишь, вот так.

— Ого, как у тебя вздулись вены. Это из-за ремня?

— Наверное.

— А ты уверен, что это неопасно?

— Конечно. Эту дрянь в больницах больным колют. Чтобы во время операции небольно было. Если уж больные от нее не подыхают, то мы и подавно. Ладно, кончай базар. Пора. Теперь смотри…

Что-то зашелестело, потом раздался слабый стон:

— О-о, блин…

— Чё, уже вставило?

— Вставляет. Ты будешь?

— Не знаю.

— Давай, решай скорей, пока я не отключился.

— Ладно, давай. Только коли меня сам, ладно? Я сам себя не могу.

— Трусляндия. Ладно, давай шприц.

И снова что-то зашуршало, зашелестело.

— Ай! Чего так больно?

— Не ной. Расслабься и получи удовольствие.

Повисла пауза. Затем послышался вздох облегчения:

— О-о… Я улетаю.

— Я тоже.

И все смолкло.

Монстр еще немного подождал, потом осторожно выбрался из домика. На скамейке, прямо под тусклым рыжим фонарем, сидели двое парней лет шестнадцати — восемнадцати. Глаза у обоих были прикрыты, лица оцепенели. Он присел возле них на колени и всмотрелся в лица. Потом протянул руку и потрогал одного за шею. Тот застонал и улыбнулся, не открывая глаз. Потом поднял руку и протянул шприц.

Монстр посмотрел на шприц, сперва удивленно, потом заинтересованно. Затем вынул его из судорожно сжатых пальцев парня и поднес к глазам. Под ногой у него что-то хрустнуло. Он опустил взгляд и передвинул ногу. На земле лежала раздавленная ампула. Он поднял ампулу и, шевеля губами, прочел едва заметную, полустертую надпись. Потом повторил название еще несколько раз, чтобы получше запомнить.

В это время один из парней открыл глаза, посмотрел на голого гиганта, сидящего на корточках, и проговорил расслабленным голосом:

— Вот это приход… Страшнее рожи я в жизни не видал.

И снова закрыл глаза.

Голый гигант вскочил на ноги. Он вскинул руки к голове и судорожно ощупал свое лицо. Оно все было в неровностях и шишках. Он завертел головой и вдруг увидел неподалеку лужу. Десять метров до лужи он одолел за две секунды. Встал перед лужей на корточки и вгляделся в свое отражение. Видно было плохо, но и того, что он увидел, хватило, чтобы вскинуть голову к луне и отчаянно зареветь. У него больше не было ни щек, ни носа, ни губ, ни подбородка. Одно лишь багрово-белое месиво…

Он вернулся к парням. Постоял возле них задумчиво. И начал действовать. Для начала раздел безучастных ко всему парней догола, потом стал примерять их вещи. Штаны одного пришлись почти впору — там, где не хватило ткани, он стянул ширинку ремнем. С футболкой было сложнее, но он натянул и ее. С другого парня снял куртку и тоже напялил на себя. Все это было ему мало и куце, но он немного подвигался, чтобы швы полопались и разошлись в самых тесных местах — после этого стало легче.

Обувь не подходила совсем. Но он решил и эту проблему. Оторвал от пары побольше носки и напялил туфли на свои лапищи. В кармане куртки он нашел пачку денег и еще одну ампулу, на этот раз целую. Шприц он положил в другой карман.

Некоторое время гигант стоял над парнями, задумчиво их разглядывая. Он не мог сообразить, что с ними делать. С одной стороны, ему хотелось оторвать им головы, как цыплятам. Но с другой, он не видел четкой причины, кроме своей злости, чтобы сделать это. А причина была нужна.

В конце концов он решил оставить парней в покое.

Еще раз осмотрел одежду и, разорвав пальцем пару швов, повернулся, чтобы идти, но в этот момент один из парней в очередной раз вышел из «кумара». Парень посмотрел на стоящего перед ним гиганта, глупо ухмыльнулся и тихо проговорил:

— Дядя… достань воробушка…

После чего залился идиотским наркотическим смехом.

Монстр больше не рассуждал. Он повернулся, схватил пальцами, как клешнями, голову парня и легко провернул ее по часовой стрелке, пока не услышал характерный хруст.

После этого он протянул руку ко второму парню, но в этот момент тот открыл глаза и четко и внятно произнес:

— Не надо, брат.

Гигант отдернул руку, словно спокойные слова парня обожгли ее.

Парень зевнул, глупо улыбнулся и снова закрыл глаза. Некоторое время монстр стоял над ним, не зная, что предпринять. Наконец он повернулся и бесшумной тенью заскользил по парку прочь от сидящих на скамейке парней, один из которых был уже мертв.

Всю ночь он бродил по Москве, а к утру забрался в пустой дом, предназначенный под снос, и уснул прямо на бетонном полу, прикрывшись какой-то грязной тряпкой.

День он проспал, и лишь под вечер вышел на улицу, подобно дикому зверю, который выходит на охоту по ночам. На этот раз он бродил по городу с определенной целью. Во сне ему в голову пришел план.

Вот и сейчас он направился прямиком к будке «Мосгорсправки», которую заприметил еще утром. Он знал, что работает она до восьми часов вечера, и надеялся, что еще не слишком поздно.

Окошко было освещено. Хороший признак.

Он подошел к окошку и, не наклоняясь, чтобы не «светиться» своим обезображенным лицом, глухо спросил:

— Вы можете мне помочь?

— Для того тут и сидим, — ответил ему усталый женский голос.

— Мне нужен Марат Китаев.

— Да ну? А отчество и год рождения этого Китаева вы знаете?

— Нет.

— Ну на нет и суда нет. Узнаете — приходите.

Он несколько секунд стоял молча, затем сунул руку в карман, достал несколько купюр и, не глядя, сунул их в окошко.

— Мне нужен Марат Китаев, — повторил он.

— Марат Ки… Ой, мужчина. Зачем это? Что это вы еще выдумали?

— Мне нужен Марат Китаев, — как заведенный твердил он.

— Что ж, пожалуй, я могу посмотреть. — Пока женщина искала, гигант переминался у окошка с ноги на ногу и по-волчьи цепким взглядом смотрел по сторонам — нет ли какой опасности.

— Ага… — произнесла наконец женщина. — Есть такой. Вернее, такие. В Москве три Марата Китаевых. Одному из них восемнадцать лет. Второму — шестьдесят два. Третьему — сорок восемь. Какой из них вам нужен?

Гигант подумал и глухо ответил:

— Все.

— Что ж, все так все. Вам с телефонами или только адреса?

— Мне нужен Марат Китаев.

— Да я поняла, что нужен. Ох, беда с этими приезжими. Хорошо, держите!

В окошке показался край листа.

— Здесь все три.

Он вырвал листок из рук женщины, шагнул в темень и исчез.

— Эй! — крикнула она. — А где «спасибо»?.. Ну и хам. Понаехал в Москву разный сброд. Они что думают, Москва резиновая?

Перед тем как подняться по лестнице, монстр выключил в подъезде свет. Четыре пролета он преодолел за несколько секунд. Остановился перед дверью и, не мешкая, нажал на кнопку звонка.

За дверью послышалось шарканье тапочек, потом хриплый мужской голос грубовато поинтересовался:

— Кто там еще?

— Это я, — сказал он, прижав губы к двери.

— Кто я?

— Я, — ответил он.

— Гришка, ты, что ли?

— Да.

— Твою мать, я же просил тебя сегодня не приходить… — Замок дважды щелкнул, и дверь приоткрылась. — Не видать ни черта. Грих, у меня сегодня моя шмара дома. К тетке не поехала. Я ж тебе звонил и…

В дверной проем высунулась голова. Монстр схватил пятерней за эту голову и выволок мужчину в подъезд, тот и пикнуть не успел. Затем одной рукой схватил его за глотку, а другой аккуратно притворил дверь. Только после этого он посмотрел на свою жертву. Тот начал задыхаться, и он слегка ослабил хватку.

— Марат Китаев? — глухо спросил гигант.

— Я… Ты… — пытался сказать мужчина.

Тогда урод еще ослабил хватку и снова спросил:

— Марат Китаев?

— Да… Да… Марат… аев… Я…

Пришедший приблизил свое обезображенное лицо к лицу перепуганного, полупридушенного мужчины и спросил:

— Узнаешь меня?

— Не… нет, — пропищал тот, с ужасом глядя на шишковатый, бугристый багрово-белый блин вместо лица.

— Я Шницель, — сказал он. — Ты меня так назвал, помнишь?

— Не… — Мужчина снова стал задыхаться, выпучил глаза и схватился пальцами за сжавшие горло руки. — Я… не… тебя… знаю…

Пальцы гиганта разжались, и мужчина рухнул на пол.

— Ты — не он, — сказал незнакомец, повернулся и стал неторопливо спускаться по лестнице. На середине пролета он вдруг остановился, обернулся и с угрозой произнес: — Расскажешь кому — убью. Понял меня?

Мужчина схватился за горло и испуганно закивал.

Второй по списку дом находился на другом конце Москвы. Дорога к нему заняла около двух с половиной часов. Он бы пришел быстрее, но приходилось постоянно прятаться и искать тенистые, тихие переулки.

Наконец он остановился перед нужным домом. Еще раз сверил адрес с тем, что был указан на листке, и шагнул к подъезду.

Здесь он, так же, как и в прошлый раз, выключил в подъезде свет. Оказавшись перед дверью, он поднял руку и нажал на кнопку звонка, потом еще и еще. Жал долго, пока не догадался, что звонок сломан. Тогда он дважды стукнул по двери кулаком.

Наконец за дверью послышались шаги.

— Кто там? — спросит мужской голос.

Гигант прислушался, пытаясь уловить в нем знакомые нотки. И снова стукнул кулаком по двери.

— Да кто там стучится?

Вроде голос был похож. Он облизнул пересохшие губы и сказал:

— Это я.

— Кто я?

— Я.

— Блин, Серега, ты, что ли, дурака валяешь?

«Да», — хотел сказать он, но звериное чутье подсказало, что нужно сказать:

— Нет.

— Так я и думал! Ну ты и мудила, Серега. Ладно, щас открою.

Он подождал, пока дверь приоткроется, потом привычным уже жестом схватил хозяина квартиры за голову и хотел выволочь его наружу, но тот оказался проворным. Парень с силой ударил его дверью по руке и заорал. От неожиданности гигант разжал пальцы.

Парень быстро захлопнул дверь.

— Оль, звони в милицию! — раздался из-за двери его испуганный голос. — Звони, тебе говорю! Там какой-то урод хотел меня убить!

Монстр стоял возле двери, пытаясь осмыслить услышанное. Потом приложил ухо к двери и прислушался, надеясь услышать телефонный разговор, что-нибудь вроде: «Алло, это милиция?»

Однако ничего такого он не услышал. Услышал вот что:

— Так звонить мне в милицию или нет?

— Ты что, дура? Хочешь, чтобы менты сюда приехали?

— Сам же сказал — звони.

— Мало ли что я сказал. Там какой-то придурок пытался меня задушить.

— Кто-то из твоих ненормальных дружков?

— Наверно. Я в темноте не разобрал.

— Сто раз тебе говорила, бросай ты это дело. Сам погоришь и нас подставишь. Хочешь получить пятнадцать лет с конфискацией?

— Не каркай, дура!

— Сам дурак! Если не перестанешь, я все расскажу матери. Нет, отцу! Он тебе всыплет так, что задница отвалится.

— Пожалуйста, говори. А я расскажу о тебе и учителе физики!

— Дурак ты, Марат! У нас с ним ничего не было!

— Не было? Да я видел, как он тебя лапал за…

Гигант отпрянул от двери. Некоторое время он стоял в замешательстве. Инстинкт подсказывал ему, что это, скорей всего, не тот Марат Китаев. Но разум хотел убедиться.

И он послушался разума. Ни звонить, ни стучать он больше не стал, а просто навалился на дверь всем телом, и она, хрустнув, вылетела из косяка вместе с петлями.

Он быстро вошел в квартиру и схватил парня и девушку прежде, чем они успели крикнуть. Потом легонько стукнул их головами, чтобы оглушить, и бросил на диван — так, словно они были тряпичными куклами.

В комнате царил полумрак. Он поискал выключатель, но не нашел его и включил торшер. Мягкий свет выхватил лежащих на диване парня и девушку.

Гигант склонился над парнем и внимательно вгляделся в его лицо. Потом раздвинул ему пальцами веки и так же внимательно изучил глаза. Выпрямился и качнул головой. Нет, это были не те глаза. Те бы он узнал и из тысячи.

Монстр повернулся и неторопливо направился к выходу. Он покинул квартиру, так и не поняв, что девушка и парень были мертвы. Столкнув их головами, гигант, сам того не желая, проломил им черепа.

Оставался последний. Гигант разыскал его дом еще утром, но выходить из пышных кустов сирени на солнце не стал. Он уже знал, насколько отталкивающим выглядит его лицо, и не хотел поднимать панику среди случайных прохожих, которым мог попасться на глаза.

День прошел в томительном ожидании. Как дикий зверь, он сидел в кустах, наблюдая за подъездом дома и стараясь определить, кто из них, из этих людишек, постоянно снующих туда-сюда, копошащихся рядом с подъездом в своей муравьиной суете, — кто из них он?

Но для того, чтобы узнать врага, гиганту нужно было увидеть его глаза. И услышать его голос. Голос, который с утра до вечера звенел у него в голове:

ТЫ ЕЩЕ НЕ СДОХ, ШНИЦЕЛЬ?

ХОЧЕШЬ ОСВЕЖИТЬСЯ?

Бывали моменты, когда он пытался выцарапать этот голос из головы и драл отросшими ногтями кожу на лице и черепе. Но ничего не получалось. Стоило ему расслабиться, и мерзкий голос снова начинал свою песню:

ХОЧЕШЬ ОСВЕЖИТЬСЯ?

ХОЧЕШЬ ОСВЕЖИТЬСЯ?

ХОЧЕШЬ ОСВЕЖИТЬСЯ?

— Я освежусь, — тихо проревел наконец гигант. — Но сначала освежую тебя!

День никак не хотел подходить к вечеру, но ни один день, даже такой отвратительный, как этот, не может длиться вечно. Солнце стало заваливаться за горизонт, освещая прощальным багровым светом небо и играя рыжими всполохами в оконных стеклах домов.

А еще через полтора часа стемнело настолько, что гигант решился выйти из своего укрытия. Народу во дворе стало значительно меньше. Несколько подростков пили пиво за дощатым столом на окраине двора. Какой-то мужик загонял в гараж потрепанную «копейку». Муравьиная суета людишек подходила к концу. Скоро они попрячутся по своим норам, убегая от пугающей темноты, наполненной блуждающими тенями и невнятным бормотанием призраков.

Наступало его время. Он это чувствовал. Отныне тьма — это его свет. Вечная ночь, в которой никто не видит его лица и в которой он чувствует себя как рыба в воде.

Выбравшись из укрытия, монстр спокойно, без всякой суеты, прошел к подъезду. В железной урне, стоящей возле подъезда, он увидел рваную кепку. Кепка пришлась впору. Гигант пониже надвинул ее на глаза.

Несколько лестничных пролетов он преодолел, даже не заметив их. И вот наконец заветная квартира. Для начала он решил прислушаться и прижал ухо к двери. За дверью слышались женские голоса. Одна из женщин, судя по голосу, пожилая, ругала кого-то, какого-то мужчину, честила на чем свет стоит. Вторая робко пыталась защитить или оправдать бедолагу.

Гигант слушал этот диалог около минуты, затем поднял руку и надавил кнопку звонка. Квартира наполнилась переливчатыми трелями. Тихо зашаркали тапочки по коридору, и вслед за тем женский голос, тот, что помоложе, тихо окликнул:

— Кто там?

— Я, — ответил гигант.

— Простите, кто?

— Мне нужен Марат. Марат Китаев.

Щелкнул замок, и дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель выглянуло изможденное женское лицо.

— Вы знаете, Марата сейчас нет, — устало и как-то безотрадно произнесла она.

Чтобы подыскать подходящие слова, гиганту пришлось здорово поворочать мозгами. Наконец он спросил:

— А когда будет?

— Боюсь, что не скоро, — ответила женщина. — Он сейчас… не живет здесь. Временно, — добавила она после секундной заминки.

— Временно! — донесся откуда-то из недр квартиры недовольный пожилой голос. — Не временно, а навсегда! Нет его здесь, не ищите! И дорогу сюда забудьте!

— Мама, ну зачем ты так! — бросила через плечо усталая женщина. Потом повернулась и сказала: — Извините ее. Она не знает, что говорит.

— Это я-то не знаю? Чтоб духу его здесь больше не было, ясно? Увижу — придушу собственными руками!

Гигант нахмурился. Он не хотел, чтобы кто-то придушил его врага. Нет, все, что нужно, он сделает сам, без посторонней помощи. Однако нужно было говорить, и он опять напряг мозги. Мысли двигались в голове тяжело, словно заржавленные шестерни.

— Где… его… искать? — выдавил он наконец.

— Марата?

— Марата Китаева, — уточнил он на всякий случай.

Женщина замялась, потом смущенно и неохотно ответила:

— Точно сказать не могу, но думаю…

— Думает она! Чего там думать! У шлюхи он своей! — снова проинформировал из недр квартиры недовольный голос. — Там и ищи своего собутыльника! Чтоб ему повылазило!

— Мама! — с упреком произнесла усталая женщина. — Ну зачем ты так!

— Так, доченька, и только так! Хватит уже его прощать!

Гигант слушал пререкания женщин, морщась от досады и злости. Пустые разговоры раздражали его, как раздражает назойливый комариный писк над ухом.

— Марат, — сказал он, — Марат Китаев.

— Так вам он срочно нужен? — озабоченно спросила женщина, открывшая дверь.

— Срочно, — пролаял в ответ гигант.

— Я не знаю точного адреса, но это где-то в районе…

— Ищи своего дружка в Жулебино, алкаш! — крикнула из квартиры пожилая женщина. — В старом красном доме на Октябрьском! Со звездой на козырьке! И передай ему, чтобы не возвращался и не трепал нервы моей дочери! Иначе я милицию вызову!

При слове «милиция» лицо гиганта помрачнело.

— Вы уж простите, — снова заговорила женщина, открывшая дверь. — Если он позвонит, я скажу, что вы к нему заходили. Вас как зовут?

Гигант повернулся и, не говоря больше ни слова, побежал по ступенькам вниз. Обе женщины — и молодая и пожилая — его больше не интересовали. Ему нужен был враг! В голове бухало, как колокол:

ХОЧЕШЬ ОСВЕЖИТЬСЯ?

ХОЧЕШЬ ОСВЕЖИТЬСЯ?

ХОЧЕШЬ ОСВЕЖИТЬСЯ?

— Хочу, — шептал он, до хруста и судорог сжимая челюсти. — Хочу. Хочу. Хочу.

Если бы кто-нибудь в этот миг увидел глаза гиганта, он бы не забыл этого взгляда до конца своих дней. Это больше не были глаза человека, это были зерцала зла — две черные безумные дыры с одной лишь теплившейся в них мыслью — отомстить!

…Через два часа он был на Октябрьском проспекте. Быстро добравшись до частного сектора, он шел по проспекту и бросал по-звериному быстрые, цепкие взгляды на дома в поисках звезды на козырьке. Видно в темноте было неважно, но с каждой минутой зрение его обострялось, глаза, наполненные яростью, постепенно приобретали свойство, присущее ночным хищникам, но не людям, — способность видеть в темноте.

И он видел.

Он шел по проспекту в низко надвинутой на глаза кепке, не обращая внимания на редких прохожих и на то, что почти все они удивленно оглядываются ему вслед. Видеть такого рослого мужчину никому из них еще не приходилось.

Двое парней на автобусной остановке завистливо посмотрели вслед гиганту.

— Баскетболист, — констатировал один.

— К гадалке не ходи, — кивнул второй.

— Метра два, наверное, — предположил первый.

Второй подумал и сказал:

— Не, больше. Два двадцать или около того.

— Точняк, — подтвердил первый.

И вот наконец он остановился возле нужного дома. Доски, выкрашенные в красный цвет. Звезда на козырьке дома — почему-то зеленого цвета. Во дворе, за заборчиком из обветшавшего штакетника, небольшой палисадник.

Некоторое время монстр постоял у калитки, вглядываясь в тускло освещенное, зашторенное кремовой шторой окно. За шторой мелькали неясные тени. Мужской силуэт, а вот теперь женский… Снова мужской. Похоже, там танцуют. Да, а вот и отзвуки музыки. Слабые, почти неразличимые. Почему музыка играет так тихо? И снова за шторой замелькали тени.

Гигант ухмыльнулся, по-звериному оскалив зубы. Потом одним прыжком перемахнул через забор, даже не попытавшись выяснить, открыта ли калитка. Через двор он пробрался бесшумной, скользящей тенью. Присел под окном и снова прислушался. В доме по-прежнему играла музыка.

Вдруг кто-то брякнул замком и открыл дверь. На вытоптанную землю перед крыльцом упал желтый прямоугольник света.

— Куда ты? — послышался из дома звонкий женский голос. — Вернись, шалун! Я еще с тобой не закончила!

— Сейчас, — ответил мужской голос. — Только перекурю. Лежи, не вставай.

— Возвращайся быстрей!

— Хорошо.

Мужчина вышел на крыльцо и прикрыл за собой дверь. Чиркнула спичка, вспыхнул огонек, высветил на миг скуластое лицо с глубоко посаженными глазами и тонким ястребиным носом. Потянуло дымком. Прикурив, мужчина швырнул спичку на землю и глубоко затянулся сигаретой.

Гигант переступил с ноги на ногу. Мужчина насторожился.

— Кто здесь? — спросил он во тьму.

— Я, — ответил ему спокойный голос.

— Кто «я»?

Последовала пауза, затем тот же странный, глуховатый, словно звучащий из-под земли, голос спросил:

— Марат Китаев?

— Ну, допустим. А ты кто?

— Я, — снова ответил голос.

— Да я тебя не вижу. Темно тут. Ты выйди из темени, чудак.

— Да.

— Чего «да»? Глеб, это ты, что ли?

— Да.

— Ясно, — насмешливо произнес мужчина. — Опять, что ли, жена выгнала?

— Да.

Мужчина на крыльце хрипло засмеялся.

— Значит, хочешь, чтобы я тебя приютил?

— Да.

— Что ж, пожалуй, можно. Думаю, Верка возражать не будет. Знаешь что, Глеб… Эй, ты уснул, что ли? Откликнись!

— Я слышу, — донеслось из темноты.

— Вот что я хочу тебе сказать…

Вдоволь наигравшись, гигант сделал шаг из темноты, чтобы закончить «дело», и в этот момент над головой скрипнула оконная рама и что-то взорвалось у него в голове.

На мгновение он почувствовал, что глаза ему застилает пелена желтого тумана, и понял, что падает.

«Снова», — успел подумать он и отключился.

— Хорошо ты его приложила, — услышал он словно бы сквозь толстую стену.

— Как ты и учил.

— Не подох?

— Ага, «подох». Пойди такого слона завали.

— Чем ты его?

— Кирпичом. Тот, что под банкой стоял, в которой ты чифирь заваривал.

— Хороший кирпич.

Последовала пауза. Гигант лежал не шевелясь. Только прислушивался, чтобы понять, что же тут, черт возьми, происходит.

— Крепче! — потребовал женский голос. — А то он мужик здоровый. Дернет рукой и порвет твою проволоку, как нитку.

— Не порвет. Я несколько раз перемотал. Такую даже бык не порвет.

— Этот-то покрупнее быка будет. Хм… Интересно, у него все такое же большое? Если да, то у него в штанах настоящий питон.

— Кто о чем, а вшивый о бане. Ты на рожу-то его посмотри… Ну все, опутал этого ублюдка по рукам и ногам.

— И что дальше? Вызовем милицию?

— Надо подумать.

— Но за грабеж ему, по нынешним временам, много не впаяют. Вот если бы он на государственную собственность покусился, тогда да. И под амнистию попадет как инвалид — с такой-то рожей.

— Скажем, ворвался в дом и тебя изнасиловал. За это ему по полной катушке впаяют. Лет на десять сядет.

— Подожди… Как изнасиловал?

— Как всех насилуют.

— Но тогда должны остаться следы. Там, у меня.

— Гм… Об этом я не подумал. Тогда тебе придется немного поработать, чтобы были следы. Давай, расстегивай этому гаду ширинку.

— Ты что, с ума сошел?

Мужчина засмеялся.

— Шучу! Ты что, и вправду подумала, что я отдам его ментам? Ну уж нет. Я им сам займусь. Он три недели пролежал под завалом и не сдох. А я хочу дождаться, когда он сдохнет. Если понадобится ждать год, я буду ждать год.

— Зачем тебе это?

— Не твое собачье дело.

— А ты меня не собачь!

— Ладно, прости. У тебя в чулане железная дверь?

— Да, конечно. Он весь обшит железом. Ты же знаешь — от крыс.

— Вот туда мы его, родного, и оттащим. Только надо бы подстраховаться.

— Как?

— А вот так…

«Пора!» — сказал себе гигант и хотел было открыть глаза, но в этот момент второй удар по голове выключил его сознание — на этот раз полностью.

Очнулся он оттого, что кто-то лил ему на лицо какую-то жидкость. Часть жидкости попала ему в рот — он закашлялся и открыл глаза.

— А, очухался, — услышал он знакомый голос над своим лицом.

Жидкость попала ему в глаза, поэтому он сразу ничего не разглядел. Да и потом не разглядел, потому что глазам вдруг стало больно. Нестерпимо больно. Он застонал и завертел головой.

— Что, больно? — поинтересовался голос. — А ты поплачь. Знаешь, что это?

Гигант приоткрыл губы и глухо проговорил:

— Водка. — Подумал и добавил: — Освежиться. Хочешь освежиться?

Склонившийся над ним мужчина захохотал:

— Так ты все помнишь! Молодец. Что ж, на этот раз тебе удалось освежиться. Хочешь еще?

— Нет.

— Не менжуйся, паря, я не жадный. Открывай рот и хавай, пока дают.

И снова струя водки ударила монстру в лицо, потекла в слезящиеся глаза. Мужчина снова рассмеялся.

— Вот так! Молодец! Открой поддувало, кочегар! Ох, до чего же ты страшный, парень. Поверь мне на слово — тебе следовало сдохнуть в туннеле. Кстати, как ты меня нашел?.. Хотя я сам назвал тебе свое имя. — Мужчина покачал головой: — Не думал, что ты выкарабкаешься. Но ты оказался крепче, чем я предполагал.

Гигант облизнул губы и сказал:

— Ты не давал мне освежиться.

— Ты прав, не давал. Кстати, комиссия решила, что авария была случайной: опоры не выдержали и все такое. Им легче сослаться на несчастный случай, чем признать, что в туннеле действовал диверсант.

Гигант снова облизнул губы и вдруг четко и громко произнес:

— Ты не имел права там находиться. Это закрытый объект, и он находится под охраной.

— Да ну? — Мужчина усмехнулся. — И кто же его охраняет? Уж не ты ли?

Гигант подумал и ответил:

— Я.

— Тогда почему ты здесь, а не на месте службы? Выходит, тебе плевать на свой долг перед родиной? Ты валяешься на полу в чулане, а в это время шпионы иностранных разведок шастают по секретному объекту? Разве это правильно?

Гигант задумался. Слова Марата Китаева поразили его. Он до сих пор не вспомнил о своем долге перед родиной. Сколько же времени прошло с тех пор, как он покинул объект? День? Два? А может, все десять?

По лицу гиганта потек пот. Он понял, что совершил ошибку — гоняясь за Маратом Китаевым, оставил объект без присмотра. И теперь… Даже страшно было подумать, что там творилось теперь.

— Эй! — окликнул его Марат. — Урод, о чем задумался?

— Объект, — тихо сказал гигант.

— А, ты все об этом. Хана твоему объекту. Я лично побывал там сегодня, проник на склад и вскрыл все банки с тушенкой. Пусть гниют. Толку от них все равно никакого.

Гигант тревожно посмотрел на мужчину.

— Все? — спросил он дрогнувшим голосом.

Тот кивнул.

— Все до одной. Ох, и адский же это труд, скажу я тебе! Натер на руках дюжину мозолей, а то и больше.

Гигант замычал что-то жалобно-свирепое и невразумительное, ни дать ни взять раненый зверь.

— Эге, да ты, я вижу, поверил! — со смехом сказал Марат Китаев. — Ну ты и придурок. Наверно, у тебя череп — одна сплошная кость, без полости для мозга. Поэтому такой крепкий. Ну, скажи мне — ты крепкий?

— Крепкий, — послушно ответил связанный по рукам и ногам гигант.

Марат Китаев кивнул:

— Вот и я говорю — кремень! Этим ты мне и нравишься. Если бы ты знал, сколько раз меня подмывало подойти к тебе и разбить о твою башку пару булыжников. Но я хотел узнать, сколько ты протянешь. За эти три недели я стал твоим поклонником.

Гигант молчал.

— Чего молчишь? Обиделся, что я ни разу не принес тебе цветов? — Мужчина засмеялся, довольный собственной шуткой. — Ну уж извини. Зато я не пропустил ни одного представления. Все три недели, в одно и то же время — как штык!

Он по-прежнему молчал.

— Знаешь что — ты мне надоел, — заявил вдруг Марат Китаев. — На этот раз я не буду дожидаться, пока ты сдохнешь. Слишком много чести. Я тебе немного помогу. Кстати, не хочешь освежиться?

— Нет.

Мужчина поднял с земли початую бутылку водки и выплеснул ее содержимое на лицо пленнику.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес он. — А теперь мы знаешь что сделаем?

— Нет, — ответил гигант, отплевываясь и жмуря пронзенные острой болью глаза.

— Как ты относишься к шашлычку? По роже вижу, что хорошо. А я, брат, люблю запах жарящихся шашлыков. Не пожрать, так хоть понюхать. Ну да ладно, хватит лирики.

Марат Китаев достал из кармана спички, открыл коробок, с усмешкой посмотрел на гиганта и сказал:

— Сейчас будем жарить шницель. Готов?

После чего чиркнул спичкой и швырнул ее гиганту на лицо.

Он почувствовал, как вспыхнуло его лицо. Но не почувствовал никакой боли. Он даже испытал нечто вроде нелепой радости из-за того, что его лицо горит. Собственно, лица уже и не было. Было нечто безобразное, что подлежало сожжению.

Марат отскочил в сторону, чтобы не обжечься, и изумленно уставился на связанного гиганта.

— Эй! — окликнул он своего пленника. — У тебя рожа горит! Ты что, ничего не чувствуешь?

— Нет, — ответил он.

— Но ведь ты горишь! Ты жаришься!

«Нет», — снова хотел сказать он, но не стал. Потому что теперь он почувствовал. Он почувствовал запах жареного мяса. Запах был омерзительный, тошнотворный. Кроме того, клубы дыма забили ему нос, и он понял, что задыхается.

— Чудеса! — протянул Марат Китаев, с изумлением, граничащим с ужасом, глядя на горящее лицо гиганта. — Ты не человек. Не человек, слышишь!

— Я знаю, — спокойно сказал гигант, напряг мышцы и стряхнул с рук лопнувшие провода. Затем высвободил ноги и встал.

Марат Китаев смотрел на приближающегося гиганта с горящим лицом и не мог пошевелиться от ужаса.

— Я… Ты… — бормотал он.

Монстр подошел к Марату и легко, без замаха, ударил его ладонью по лицу. Марат упал на пол и потерял сознание. Тогда гигант подошел к большому аквариуму и сунул в него голову.

— Марат! — крикнула из кухни женщина. — Марат, чем там у тебя воняет?

Гигант вынул голову из аквариума. Потрогал лицо пальцами, чтобы убедиться, что оно больше не горит. Боли он по-прежнему не чувствовал.

— Марат! — снова донесся из кухни женский голос. — Ты что там делаешь?

Монстр с обожженным лицом повернул голову на голос и принюхался. Пахло духами и женским телом. Он посмотрел на лежащего на полу Марата, подумал секунду или две, затем зашагал на кухню. Прежде всего, нужно было избавиться от свидетелей. Не потому, что они что-то могут рассказать. Огласки он не боялся. Просто он не хотел, чтобы кто-то помешал им. Они должны остаться вдвоем — он и враг. Как было тогда, когда он лежал в туннеле, заваленный камнями и железными балками.

Когда он вошел на кухню, женщина ставила на плиту чайник. Услышав, как скрипнула половица под его ногами, она обернулась и, еще не успев понять, кто перед ней, весело произнесла:

— Марат?

И тут он вышел из тени. На мгновение она замерла, уставившись на его лицо, вернее, на то, что от него осталось. Затем раскрыла рот и закричала. Он шагнул к женщине и заткнул ей ладонью рот. Приблизил мокрое, бесформенное, пахнущее жареным мясом лицо к ее лицу и спросил:

— Хочешь, чтобы я тебя отпустил?

Та судорожно мотнула головой.

— И ты не будешь кричать? Ну, отвечай!

Женщина помотала головой из стороны в сторону. Он убрал ладонь от ее рта. Она испуганно молчала, вытаращив глаза на его физиономию.

— Это точно Марат Китаев? — спросил он.

— Д-да… — заикаясь от ужаса, ответила женщина.

— Я знаю, что это он. Но я хотел быть совсем уверен. Понимаешь?

И снова она кивнула. Потом сглотнула слюну и пробормотала прерывающимся хриплым голосом:

— Вы его… убьете?

Гигант усмехнулся и покачал головой:

— Нет. Он будет жить вечно. Как мумии. Я об этом позабочусь.

Женщина его больше не интересовала. Монстр повернулся, чтобы идти, и тут она закричала снова. Закричала, бросившись к двери. Гигант одним прыжком настиг ее и прервал крик одним ударом. Голова женщины мотнулась в сторону, но он успел подхватить ее. Затем забросил на плечо и отнес к кухонному столу. Положив женщину на стол, он поискал глазами нож или топор. Топор лежал на холодильнике — маленький, разделочный.

«Сгодится», — подумал монстр.

Он взял с холодильника топорик и повернулся к женщине.

Работал он спокойно и методично. Сначала отрубил голову, потом руки. Топорик сломался, поэтому закончил работу он большим тесаком, который нашел в ящике кухонного стола.

Когда дело было сделано, гигант сложил части тела в большую кастрюлю, наполнил ее водой и поставил на плиту. Затем взял спички, несколько секунд стоял у плиты, силясь вспомнить, что нужно делать дальше. Мысли ворочались в черепе тяжело и неуклюже. И все-таки он вспомнил. Спичка чиркнула о коробок, он поднес язычок пламени к конфорке и повернул рычажок. Дело было сделано.

Из комнаты донесся слабый стон.

«Проснулся», — подумал гигант и зашагал в комнату.

Марат Китаев сидел на полу с открытыми глазами и, морщась от боли, тер опухшую челюсть. Вид у него был растерянный. После нокаута он не совсем четко сознавал, что здесь происходит. Завидев приближающегося гиганта, он вскрикнул и, упираясь ногами в пол, стал медленно пятиться к стене. Наконец уперся в нее спиной и остановился.

— Ты меня помнишь? — спросил гигант, остановившись перед Маратом.

— По… помню.

— Это хорошо. Я тебе принес кое-что.

Гигант достал из кармана рваной куртки шприц и ампулу. Показал их Марату и сказал:

— Видишь? Это тебе.

— М-мне? — изумленно и испуганно вскинул брови тот.

Гигант кивнул:

— Да. Тебе нужно освежиться. Ты хочешь освежиться?

— Я?

Монстр с сожженным лицом отломил у ампулы верхушку и набрал жидкость в шприц. Затем двинулся к Марату. Тот испуганно поджал под себя ноги.

— Не надо, — заскулил он. — Прошу тебя, не надо. Я не такой плохой, как ты думаешь. У меня жена беременная. Скоро она родит, а ребенку нужен отец.

Гигант остановился.

— Ты хочешь быть отцом? — спросил он, явно что-то обдумывая.

Марат усиленно закивал.

— Для тебя это важно? — снова спросил монстр.

— Очень! Я нужен моему ребенку! Нужен моей жене!

Гигант снова задумался, пристально посмотрел на Марата и спросил:

— И ты ее любишь?

— Да! Конечно! Я очень люблю свою жену!

— Тогда почему ты здесь? — спросил монстр, не сводя со скрючившегося на полу мужчины пристального взгляда.

— Я… Я ведь мужчина… Ты ведь понимаешь… Все мужчины иногда ходят налево…

Гигант с полминуты что-то обдумывал, затем глухо проговорил:

— Нет. Ты не вернешься домой.

— Но почему? — в отчаянии воскликнул Марат.

Урод усмехнулся обожженными остатками губ и произнес холодным, скрипучим голосом, в котором не было ничего человеческого:

— Потому что тебе нужно освежиться. — Он с размаху всадил шприц в шею Марату и выдавил жидкость.

— Тебе нужно освежиться, — услышал Марат, выныривая из наркотической дремы. — Ешь!

Марат опустил взгляд на свою руку и увидел, что держит что-то в пальцах. Он провел языком по губам и почувствовал вкус вареного мяса.

— Что… это? — спросил Марат.

Уродливая физиономия, похожая на развалившийся пережаренный блин, вынырнула из тумана и сипло проговорила:

— Ешь. Это вкусно.

Марат послушно сунул кусок мяса в рот и принялся жевать.

— Мало соли, — проговорил он с набитым ртом. Наркотик все еще действовал, и Марату было чертовски приятно и есть, и разговаривать. Он чувствовал необыкновенное воодушевление. Даже рожа монстра не казалась ему такой уж уродливой. Слегка пугали только глаза гиганта. Они были темные, круглые и какие-то… безжизненные, что ли. Как у акулы. Ни мыслей, ни чувств, один лишь мрак.

— Ешь, — сказал гигант и сунул в рот Марату еще один кусок мяса.

Китаев покорно принялся жевать. Гигант совал ему в рот кусок за куском, а Марат послушно работал челюстями. Наконец тарелка опустела.

Марат почувствовал приятную сытость, его потянуло в сон, и он задремал. Проснулся внезапно. За окном уже было светло. Он посмотрел по сторонам, затем перевел взгляд на свои связанные руки, на тарелку — и все вспомнил. При виде пустой тарелки к горлу подкатила тошнота, он слишком много съел ночью.

— Эй! — позвал Марат, недовольно скривившись. — Эй, как тебя там!

— Шницель, — подсказал у него над ухом сипловатый, словно пробивающийся из-под земли голос. — Меня зовут Шницель.

Марат вздрогнул и посмотрел через плечо. При виде уродливой изувеченной физиономии гиганта его снова передернуло.

— Что ты собираешься со мной сделать? Что за гадость ты мне вколол? И чем ты набил мне брюхо сегодня ночью?

Монстр поморщился.

— Слишком много вопросов, — глухо проговорил он.

— Хорошо. Давай по порядку. Что ты сделал с моей подружкой? Если ты ее избил и связал, у тебя будут большие проблемы. Слышишь меня?.. Черт, да что же ты молчишь! Где она?

Монстр поднял с пола пустую миску, повертел ее в толстых пальцах, затем небрежно отшвырнул в сторону.

— Ее больше нет, — равнодушно ответил он.

— Нет? А где она?.. Подожди… — В глазах Марата мелькнула страшная догадка. — Подожди, — повторил он, холодея от ужаса. — Это мясо, которое ты пихал мне в рот… Это…

Гигант кивнул.

— Да. Я решил пошутить, как ты шутил со мной. Тебе понравилось?

Марат побледнел. Тело его затряслось, словно через него пропустили мощный заряд электрического тока. Несколько секунд Марат пытался что-то выговорить, но его шумно вырвало. Монстр смотрел на это спокойно. Потом сорвал с кровати полотенце и грубо вытер им Марату лицо.

— Тебе нужно освежиться, — просипел урод. Посмотрел на испачканную рубашку Марата и добавил: — И переодеться. У тебя есть костюм?

Марат молчал, с ужасом глядя на гиганта. Тот прошел к шкафу, раскрыл створки, взял с вешалки первый попавшийся костюм и вернулся с ним к своей жертве.

— Надо переодеться, — сказал он, присел возле Марата, одним рывком разорвал веревку на его запястьях и принялся грубо его переодевать, как дети переодевают пластмассовую куклу с негнущимися руками.

— Ты… — хрипел Марат. — Ты… ответишь… Ты… чудовище…

Монстр молча и равнодушно делал свое дело. Закончив с переодеванием, он снова связал Марату руки, после чего достал из кармана шприц, взял со стола початую бутылку водки и сказал:

— Тебе пора освежиться.

Марат расширившимися от ужаса глазами глядел на то, как уродливый гигант набирает в шприц водку.

— Нет… — шептали его губы. — Не надо…

Монстр, не слушая лепета Марата, воткнул ему шприц в шею и выдавил водку. Потом повторил эту процедуру еще раз.

— Ну вот, — прохрипел монстр. — В следующий раз освежишься вечером. Теперь ты будешь освежаться каждый вечер.

«Каждый вечер… Каждый вечер… Каждый вечер…» — звучало в угасающем сознании Марата.