Томас проснулся на неудобной кровати с чересчур мягким матрасом и стал спросонья озираться. Он не сразу сообразил, что находится не на борту «Бьянки», а в чужой комнате, куда его пустили переночевать. Сквозь тонкие занавески светило солнце, и, несмотря на ранний час, было уже довольно душно. Его разбудил шум комбайна за окном. Должно быть, комбайн работал всю ночь, так как, возвращаясь в темноте из пивной, он тоже слышал, как тот ездит взад и вперед по полю. Томас встал и пошел к окну, чтобы раздвинуть занавески и, открыв ставни, впустить в комнату свежий воздух. Посмотрев в окно, он увидел, как комбайн и синий грузовик едут, направляясь к дальнему концу поля. Работники убрали почти всю пшеницу, на жнивье осталась короткая стерня, озаренная теплыми лучами утреннего солнца.

Спустя десять минут Томас уже шел через двор; проходя мимо, он заметил, что хозяин смотрит на него из окна главного дома. Томас решил обойтись без завтрака в «B&B» и, не дожидаясь, пока починят машину, поскорей выполнить поручение и пешком сходить на ферму Якоба Месмера, расположенную километрах в пяти-шести от Сёллестеда.

Заглянув в булочную на главной улице, он попросил стоявшую за прилавком девушку-таиландку приготовить пару бутербродов с маслом и сыром. Захватив с собой завтрак, он вышел на дорогу к Накскову, которая должна была привести его к ферме, и поел на ходу. Отойдя от города и очутившись на безлюдной дороге, он не мог не залюбоваться видом пшеничных полей. По ним пробегали тени облаков, а высокие колосья колыхались, как волны морские.

Прошагав еще сорок минут, он приблизился к побеленной каменной ограде, которая тянулась между дубами. Над высокими воротами нарядной вязью была сделана черная надпись: «Гефсимания», а под ней – цитата из Псалтыри: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня».

Томас нажал на кнопку переговорного устройства с маленькой видеокамерой наверху и позвонил. На звонок никто не отвечал, он сделал еще несколько попыток, но безуспешно. Отойдя от ворот, он направился вдоль каменной стены, которая тянулась, уходя в поле. Хотя рядом поднимались высокие колосья, он все же мог видеть, что стена шла вдоль межи, огораживая усадьбу «Гефсимания». Сверху стена была увенчана мотками колючей проволоки, а за стеной Томас обнаружил установленную среди высоких деревьев видеокамеру. Ему невольно подумалось: для чего поставлены эти мощные заслоны – для того ли, чтобы оградить себя от непрошеного вторжения, или для того, чтобы никто из находившихся внутри не мог сбежать?

Томас вернулся к воротам и снова позвонил, но на звонок опять никто не ответил. На воротах он заметил почтовую щель и подумал, что проще всего было бы бросить в нее конверт – и таким образом выполнить поручение Фердинанда Месмера, однако он приехал не только ради этого. Запрокинув голову, Томас стал внимательно изучать высокие ворота. У него не оставалось другого выхода, как перелезть через них и посмотреть, что делается внутри. Недолго думая, он воспользовался почтовой щелью вместо приступки и полез наверх. Ухватившись обеими руками за верхний край, он подтянулся и заглянул во двор. За воротами не было ничего интересного, только пустынная дубовая аллея, исчезавшая за поворотом.

Едва он собрался подтянуться еще, чтобы перемахнуть через ворота, как позади раздался чей-то хрипловатый голос. Томас обернулся и понял, что его застали на месте преступления. Он соскочил вниз и увидел остановившийся на другой стороне дороги запыленный полицейский автомобиль – внедорожник с четырехколесным приводом и высокой посадкой. Сидевший за рулем полицейский в солнечных очках и с небрежно высунутым в боковое окно локтем поманил его рукой.

Томас пошел к нему через дорогу, не зная, что его ждет.

Полицейский, обгоревший на жгучем солнце здоровяк с широкими бакенбардами, отер тыльной стороной руки вспотевшее лицо.

– Несмотря на конверт, который ты только что держал в зубах, на здешнего почтальона ты не похож.

Улыбаясь, Томас пожал плечами:

– Звонок не работал, вот я и залез, чтобы самому посмотреть, дома ли хозяева.

– Положим. Есть у тебя при себе какое-нибудь удостоверение?

Томас похлопал себя по карманам, нашел бумажник и протянул полицейскому водительские права.

– Далеко же тебя занесло от дома, Томас. Это слышно по твоему говору, – сказал полицейский, вертя в руках документ. – По какому делу сюда пожаловал?

– Я должен был вручить вот это, – помахал он конвертом.

– Тут есть почтовый ящик, – сказал полицейский, кивнув на ворота. – Почему не опустил в него конверт?

– Это важный документ, я должен вручить его лично Якобу Месмеру. Ты не знаешь, он здесь живет?

Полицейский поправил очки и внимательно оглядел Томаса:

– Документ, говоришь? Значит, это официальное поручение, а между тем, при всем уважении, непохоже, чтобы ты был представителем коммунальной администрации или юридической конторы. Так кто же ты такой, Томас Раунсхольт из Копенгагена?

– Можно просто Ворон, так меня обычно зовут, – с улыбкой сказал Томас. – Я работаю на адвокатскую контору, – соврал он первое, что пришло в голову.

Полицейский вернул ему права:

– Ты – частный детектив?

Томас пожал плечами:

– Скорее консультант. Я фрилансер.

– Фри… лансер? Звучит красиво.

Томас пожалел, что выбрал не то слово:

– Работал раньше в полиции. В Центральном участке на Хальмторвет.

Полицейский снял очки:

– После выпуска я получил направление на Сторе-Конгенсгаде. – Он покачал головой. – Это было не фунт изюма, хотя коллеги попались хорошие, жаловаться не приходится.

– Когда это было?

– Еще в девяносто третьем.

– Так, значит, ты попал в самый разгар уличных столкновений? – с пониманием спросил Томас.

Полицейский кивнул:

– Ношу на себе памятку после демонстраций восемнадцатого мая. Вот… – Повернувшись к Томасу в профиль, он показал узловатый шрам на виске. – На шлеме осталась вмятина от булыжника, месяц был на больничном.

– Ты еще легко отделался.

Полицейский кивнул и снова надел солнечные очки:

– Ты что, так и шел пешком от самого Копенгагена?

– Да нет. Но моя машина осталась в автомастерской в Сёллестеде. Не выдержала дорожных тягот.

– Давай садись ко мне, – сказал полицейский, показывая рукой на пассажирское сиденье рядом с собой.

– Да мне бы надо отдать эту штуку.

– Так, может, тебе стоит созвониться сначала по телефону и договориться о встрече? Того и гляди пойдет дождь.

Томас взглянул на небо, на нем не видно было ни облачка.

– Пойдет, думаешь?

– Пойдет, – повторил полицейский и снова махнул рукой, чтобы он садился.

Томас обошел вокруг радиатора.

Полицейский применил классический прием. Он не собирался оставлять Томаса здесь без присмотра, чтобы тот снова полез через ворота. Ничего не поделаешь – придется вернуться попозже.

Опустив все стекла, Томас и полицейский с ветерком поехали в Сёллестед.

– И сколько же лет ты тут работаешь? – поинтересовался Томас.

– Двадцать. В прошлом году отпраздновал юбилей. – Полицейский покачал головой. – Слишком долго!

– Так, значит, ты хорошо знаешь этот район?

Полицейский кивнул:

– Хоть отсюда много народу уезжает, а работы нам только прибавляется. Богатые северные коммуны используют нас как свалку для социального мусора. Мы оказываемся местом, куда они отправляют тех, с кем им надоело возиться.

– И какого же рода дела у вас чаще всего встречаются?

– Ограбления со взломом, наркопреступность, домашние склоки и время от времени убийства. – Он невесело улыбнулся. – Мы тут свое жалованье сполна отрабатываем, можешь мне поверить.

– В этом я нисколько не сомневаюсь, – быстро откликнулся Томас. – А как насчет «Избранников Божиих»? На них у вас что-нибудь есть?

– Божии – кто?

– Да те, – сказал Томас, тыча пальцем назад. – Ферма «Гефсимания».

– А! Это они так, значит, называются? Да-да, – отозвался он, посмеиваясь. – Они, похоже, сами себя оберегают.

– За колючей проволокой и с камерами наблюдения?

– Тут люди любят, чтобы в их дела не вмешивались. И они имеют на это право.

– Разумеется, – поддакнул Томас. – Но об этом движении ходят разные слухи, не самые приятные.

– В маленьких сообществах больше всего гуляет слухов. Людям нечем заняться, вот они и сплетничают.

– Те же слухи о них ходят и в Копенгагене. Ты когда-нибудь бывал там, на ферме?

– Я никогда не обсуждаю то, с чем сталкиваюсь по работе, – даже с женой.

Томас пожал плечами и попытался спасти ситуацию:

– Я имел в виду – как частное лицо. На библейских чтениях – так у них это, кажется, называется. Там поют, молятся и малость занимаются изгнанием бесов.

Полицейский засмеялся:

– Нет, не могу этим похвастаться, хотя, должно быть, занятно.

– И Якоба Месмера тоже никогда не встречал? Частным образом, конечно.

– А ты мастак зубы заговаривать! Сразу видать копенгагенца.

– Я, кстати, из Кристиансхавна, но в этом нам тоже не откажешь – любим мы языком почесать, что есть, то есть. Ну а какой же он, этот Якоб?

Полицейский снял ногу с педали газа и остановил машину на перекрестке, от которого начиналась главная улица.

– Где ты оставил машину?

– На другом конце города, – сказал Томас, махнув рукой в сторону мастерской. – Но я сомневаюсь, что она готова. Может, подкинешь меня до «B&B». Это вон…

– Я знаю где, – ответил полицейский и свернул на главную улицу.

Через несколько минут они подъехали к нужному дому, и полицейский остановил машину на обочине.

– Надеюсь, ты передашь письмо, но только обыкновенным способом, как полагается. Ладно?

Томас кивнул:

– Ну конечно. Перед тем как снова пойти, я постараюсь заранее с ними связаться. Спасибо, что подвез!

Томас открыл дверь и хотел уже выйти.

– Люди там живут тихие и спокойные. Богобоязненные. Сначала они, как приехали, пытались тут всех кого ни попадя вербовать в свои ряды. Но добились в этом так же мало успеха, как и в выращивании шампиньонов. А теперь больше ни к кому не суются, не шумят, не скандалят. А сельскому полицейскому, вроде меня, – закончил он, тыча себе пальцем в грудь, – только того и надо.

– Ну а Якоб Месмер? Не знаешь, застану я его на месте? Дело-то очень важное, – сказал Томас и, подчеркивая эти слова, помахал конвертом.

– Давно его не видал, не знаю. А что же ты не спросишь у хозяина гостиницы?

– А он знает Якоба Месмера?

– Эйнар – единственный в городе человек, которого им удалось завербовать. Но его было нетрудно уговорить: Эйнар сам всегда интересовался потусторонними вещами. Сперва он был в «Свидетелях Иеговы», потом во «Внутренней Миссии» и, наконец, пошел к «Избранникам Божиим».

– Так ты знал, как они называются? – подмигнул полицейскому Томас.

– Я тут всех знаю, и все знают меня. Всего хорошего, Томас.