В четверть третьего Томас снова, на этот раз уже на машине, отправился к ферме по дороге, по которой утром ходил пешком. Механик честно отработал свои деньги. Так как нового радиатора у мастера, промышлявшего разборкой старых автомобилей, так и не нашлось, он заварил швы на старом. Работа была выполнена так аккуратно, что, только очень внимательно приглядевшись, можно было обнаружить следы сварки, и Томас с облегчением подумал, что не обязательно сообщать Виктории о том, что в пути у него случилась небольшая авария. Счет за проведенный ремонт оказался гораздо скромнее, чем было бы в Копенгагене. Если получится сразу застать Якоба Месмера, то он успеет вернуться в Кристиансхавн до полуночи и, что немаловажно, даже выпить в «Морской выдре» на сон грядущий пивка.

Подъезжая к «Гефсимании», Томас, завидев протянувшуюся впереди белую каменную ограду, сбавил скорость. Вскоре справа на пути попалась грунтовая дорога, он свернул на нее и заехал по ухабистой колее в поросшее высокими колосьями поле. Рессоры машины угрожающе скрипели на каждой колдобине, и Томас еще больше сбавил скорость. Проехав метров четыреста или пятьсот, он остановился и вышел. Вокруг стояла тишина, не слышно было даже птиц, и только издалека доносилось рокотание работающего комбайна. Небо затянули тучи, в воздухе не ощущалось ни малейшего движения. Казалось, природа замерла в ожидании надвигающейся грозы. Томас двинулся прямо через поле, по пояс в колосьях. До «Гефсимании», огороженной белой стеной, отсюда было метров триста-четыреста. Томас шел напрямик к заднему краю усадьбы. В легкой спортивной обуви ему было трудно идти по полю, ноги то и дело проваливались в мягкую землю, но Томас уже знал: звонить у ворот бесполезно. Тем более после того, как Эйнар рассказал о нем обитателям фермы. Кроме того, у Томаса не было никакого желания снова встретиться с полицейским, хотя… Внезапно из-под ног взлетела сидевшая на гнезде курочка фазана и так напугала его, что он едва устоял на ногах. Выругавшись, он продолжил свой путь, далеко огибая стену, чтобы не попасться в глазок одной из видеокамер, которые он заметил в прошлый раз. Обойдя усадьбу сзади, он увидел, что здесь высокая каменная стена сменилась низкой старинной оградой, сложенной из булыжников. Томас сошел с поля и направился вдоль этой ограды. В воздухе стоял резкий запах конского навоза, исходивший от высоких компостных куч, которые крепостным валом защищали подходы к «Гефсимании». Перемахнув через ограду, Томас приземлился на краю одной из таких куч. Одна нога у него глубоко увязла в вонючей смеси навоза и соломы, и он в несколько прыжков выскочил из нее на твердую почву. Выбравшись из навоза, он отряхнул брюки и как мог вытер обувь. В буквальном смысле перемазавшись в дерьме и провоняв им насквозь, Томас пожалел, что не попытался снова перелезть через ворота.

В эту минуту над головой у него загрохотал гром, и он двинулся дальше, следуя вдоль возвышавшейся на метр кучи. Впереди он завидел мальчика, тот таращился на Томаса погасшим взглядом. Худенькое личико было в темных разводах, под глазами – синяки. У мальчика был вид голодающего, и грязный синий комбинезон висел на худых плечах, как мешок. Томас хотел с ним заговорить, но мальчик повернулся и кинулся прочь, меся грязь босыми ногами.

Томас огляделся по сторонам, и тут в нос ему ударил неприятный запах. Одновременно сладковатый и тошнотворный, он пробивался сквозь навозную вонь. Он помнил этот запах еще с тех времен, когда служил в полиции и ему приходилось проверять адреса, где жильцы жаловались на странный запах из квартир, откуда давно никто не показывался. Этот запах – запах смерти – ни с чем невозможно спутать.