Вслед за Якобом Месмером, в сопровождении Патрика и двух его подчиненных, Томас вышел через заднюю дверь. На дворе уже опустились сумерки, и «Гефсимания» погрузилась в полутьму. Резкий контраст между многоголосым бормотанием, которое стояло вокруг на протяжении нескольких часов, и опустившейся внезапно тишиной был так оглушителен, что сейчас ферма производила призрачное впечатление. Якоб Месмер повел Томаса по дорожке, ведущей к производственному ангару, но на полпути он свернул с нее, и они направились мимо этого здания к другому строению, меньшего размера с металлической дверью. Патрик забежал вперед и отворил Якобу дверь. Из темного помещения им навстречу вырвался шум работающих механизмов. Первым в узкий дверной проем протиснулся Якоб Месмер, следом за ним вошли Томас и охранники.

– Здесь у нас производится ферментация удобрений, – громко объявил Якоб Месмер, стараясь перекричать грохот механической установки.

Пожилой работник в сером комбинезоне следил за стрелкой температурного датчика на пульте управления. Посетителей он заметил только тогда, когда они приблизились к нему вплотную. Увидев Якоба Месмера, он смиренно склонил голову и начал бить перед ним поклоны. Якоб Месмер протянул руку, и работник с благодарностью ее поцеловал. Глядя на раболепное поведение рабочего и самодовольство Якоба, достойное мафиози или кардинала, Томас почувствовал отвращение.

– Вильям досконально изучил тепловую обработку компоста. Здесь мы выветриваем аммиак и пастеризуем перебродившую массу, превращая ее в удобрение наивысшего качества. Это оно создает питательную почву для наших драгоценных грибов – священных микроорганизмов, созданных Богом.

– Я видел, как в большом ангаре ваши люди разбрасывали лопатами навоз и посыпали его химикатами, – невозмутимо заметил Томас. – Это явно вредно для здоровья.

– Значит, вы уже знаете все про подготовительную обработку компоста, – растянув тонкие губы в улыбку, ответил Якоб Месмер. – Вам бы следовало вступить в нашу общину.

– Нет уж, спасибо.

Мимо согнувшегося в почтительном поклоне Вильяма они прошли под расположенными над проходом толстыми трубами отопления к следующей двери. В зале было темно и прохладно, в воздухе пахло прелой землей. Через все помещение метров на сорок протянулись установленные в шесть рядов ящики для рассады, в каждом имелось четыре яруса грядок. Якоб Месмер подошел к средней грядке в первом ряду, погрузил свои толстые пальцы глубоко в темную почву и извлек оттуда комок земли, который весь был пронизан тонкой сеточкой белой грибницы.

– Смотрите, вот мицелий, от него во все стороны расходятся гифы. Разве это не красота? В каждом ящике содержится целая грибница. Сеть, которая быстро разрастается.

– Похоже, у вас легкая рука, – сухо заметил Томас.

Якоб Месмер вернул комок с мицелием в ящик и прижал его к почве ладонью.

– Дело совсем не в том. В отличие от садовода и земледельца, работающих на открытой почве, нам не нужно ухаживать за грибами, чтобы они лучше росли. Мы только воссоздаем естественный природный процесс разложения. Для грибов мертвые ткани служат питательной почвой, на которой они растут и набираются сил.

– Так же вы поступаете и с общиной?

– Что значит «так же»?

– Разлагаете их морально, чтобы затем воссоздавать такими, какими желаете их видеть?

– А вы не скрываете своего мнения! – сказал Якоб Месмер. – Но да, мы действительно пользуемся особой системой, чтобы научить человека смирению, необходимому на пути к истинной вере. Я бы не стал называть это разложением.

– Ваше обращение с рабочими в синих комбинезонах нельзя назвать уважительным отношением.

– Члены любого общества должны понимать, что их слова, действия и даже мысли влекут за собой определенные последствия. Если ты действуешь на благо коллектива, тебя ждет награда, а если ты совершаешь что-то противоречащее общему благу, это повлечет определенные санкции. За всякий негативный поступок к тебе применяют те или иные меры воздействия.

– То есть наказание?

– Меры перевоспитания.

– За непослушание вы подвергаете человека унижению? Я верно понял?

– Мы никого не унижаем. Мы их учим. Я пришел к тому, что благословение и покаяние – одинаково действенные орудия там, где речь идет о спасении. Как тьма и свет при божественном сотворении мира.

– Те же принципы распространяются и на детей?

– Не понимаю, о чем вы?

– Среди тех, кто одет в синюю форму, я тут видел детей. Среди тех, кого вы перевоспитываете.

– Разумеется, дети остаются при родителях. Ведь было бы негуманно их разлучить?

– Значит, у вас тут наказывают и детей?

– Как я уже сказал вам, здесь никого не наказывают. Всех обучают божеским правилам, но делается это по-разному. Дети в «Гефсимании» живут свободной и счастливой жизнью. Они вольны бегать, где захотят, и играть, как их душе угодно, а родители могут не опасаться, что с ними при этом случится что-то плохое. Часто ли так бывает в больших городах? Вот там детей действительно обижают. – Якоб Месмер положил руку Томасу на плечо. – А вы знали, что грибы составляют отдельное царство природы? Они не принадлежат ни к царству животных, ни к царству растений, а образуют свой отдельный мир.

– Нет, – безразлично ответил Томас.

– При внимательном рассмотрении мы видим, что они представляют собой нечто среднее, связующее звено между животными и растениями. Полурастения-полуживотные. Это они объединяют между собой оба царства и в то же время позволяют четко отличить одно от другого… Организмы, которые могут жить в полном мраке и питаться мертвой тканью. Существовать в качестве паразита или в симбиозе с хозяином.

Он повлек Томаса по проходу в следующее отделение, находившееся в этом же помещении. Здесь грядки были заполнены тысячами белых шляпок, хорошо заметных на фоне черной почвы. В дальнем конце помещения четыре женщины с граблями собирали грибы на небольшие поддоны, стоявшие на тележках.

– Агарикус диспорус! – Якоб Месмер бережно взял торчавший из грядки большой шампиньон и вывернул его из земли. Подняв гриб на свет, он любовно разглядывал тонкие светло-коричневые пластинки. – То, что мы называем шампиньоном, на самом деле – плодовое тело гриба. Они выпускают его для размножения, чтобы из него разбрасывать споры. За технологический цикл мы собираем четыре урожая.

– Учитывая обстоятельства, похоже, что это прибыльное дело.

– И какие же обстоятельства вы учитываете? – вызывающе спросил Якоб Месмер.

– Это имение, шикарные машины во дворе и… бесплатную рабочую силу.

Якоб помотал головой:

– Ошибочное суждение. Ведь сколько ртов тут надо накормить, и что ни день – поступают новые члены. Предубежденность и ложь, которой нас окружили, не пошла на пользу нашей деятельности. Мы не жалуемся и по-прежнему принимаем к себе отверженных. Тех, кому никто, кроме нас, не хочет помочь. Впавших в нищету. Душевнобольных. Алкоголиков. Наркоманов. Воров. Убийц. Инвалидов войны. Мы не спрашиваем людей об их прошлом, потому что знаем: кто бы они ни были, здесь у них есть будущее. Мы не первые, кого преследуют. Бывало, уничтожались целые народы. Но нас хранит Бог. Давайте-ка я вам кое-что покажу, – сказал он, бросая шампиньон на грядку.

Они пошли вдоль грядок и оказались в узком коридорчике, который вел через упаковочную. Здесь несколько членов общины, частью одетые в серое, частью в синие рабочие комбинезоны, снимали с ленты длинного транспортера поддончики с шампиньонами и укладывали их в ящики. Логотип с цветами датского флага показался Томасу знакомым, он вроде бы видел его в овощном отделе небольшого продовольственного магазина на Кристиансхавн-торв, хотя с уверенностью сказать, тот ли это рисунок, не мог.

Якоб Месмер открыл дверь, ведущую в небольшое помещение за упаковочным цехом, и нажал на кнопку выключателя, расположенного внутри возле входа. Загорелись мерцающие люминесцентные трубки.

– В этом отделении нам удалось достичь больших успехов, – с гордостью объявил Якоб Месмер, поводя вокруг себя тростью. – Это наш научный центр.

Томас обвел взглядом помещение без окон, напоминавшее старый кабинет физики средней школы, которым давно не пользовались. За длинным столом было оборудовано три рабочих места, каждое со своим микроскопом. Стол был покрыт толстым слоем пыли, между устаревших микроскопов валялись стеклянные колбы и стояли штативы с грязными пробирками. У задней стены находилось два холодильника с раскрытыми дверцами и пустыми полками, на которых одиноко скучали две-три баночки с гниющими саженцами.

– Хотя выращивание шампиньонов обеспечивает экономическую основу жизни нашей общины, главное для нас – это исследовательская работа по изучению различных видов грибов. Именно здесь мы познаем чудеса Божьего мира, чтобы затем открыть его величие людям. Разумеется, это запатентовано. – Впервые он улыбнулся довольной улыбкой.

Томас с удивлением подумал, что Якоб Месмер словно не замечает царившего вокруг убожества. Казалось, он даже гордился тем, что мог сейчас предъявить посетителю.

– В этой области кроется огромный потенциал, – энергично продолжал Якоб Месмер. – Достаточно вспомнить такое изобретение, как пенициллин, энзимы для стиральных порошков, пестициды для борьбы с вредными насекомыми или дрожжи для пищевой промышленности. И все это – Божьи чудеса в виде крошечных микроорганизмов.

– Почему вы прекратили ваши исследования?

– Кто сказал, что мы прекратили? – поморщился Якоб.

Томас пожал плечами:

– Как-то непохоже, чтобы тут в последнее время кипела работа.

Глаза Якоба Месмера за синими стеклами сузились, превратившись в щелочки.

– У нас вовсю ведется работа по целому ряду направлений… Но массированная травля, которой мы подверглись, ударила и по научной части. Нелегко привлечь необходимые научные силы и инвестиции для работы над таким сложным проектом. Но Господь вознаграждает терпеливых. – Якоб Месмер постучал по металлической стенке старенького бронзового биореактора, и пустая емкость отозвалась глухим звоном. – Поэтому у нас в «Гефсимании» рука об руку идут труд, знание и, не в последнюю очередь, вера. Наша цель – физическое и духовное самообеспечение.

В этот момент затрещала рация Патрика, и он взял трубку.

– У нас тут ситуация возле бараков. Учитель рядом с тобой? Прием.

– Да. Что там стряслось?

– Он здесь нужен немедленно.

Якоб Месмер выхватил трубку у Патрика и поднес ее ко рту:

– В чем проблема?

В ответ послышался статический шум, наконец снова заговорил тот же голос:

– Беньямин… Это Беньямин. Он совсем обезумел. Он одержим бесом.