Санди смотрела, как Габриэла выходит из самолета, опираясь на руку пилота. Следом стюардесса несла ее дорожную сумку, а впереди шли еще два члена экипажа, расчищая ей дорогу.

Вид у Габриэлы был сияющий — живое доказательство того, что в сорок лет жизнь только начинается. Плетущиеся следом за ней пассажиры были помяты и устали после долгого перелета из Нью-Йорка, а она казалась элегантной и отдохнувшей. Она проплыла через зал ожидания, распространяя нежный аромат духов и улыбаясь всем, кто ее узнавал, с величайшей любезностью.

Ричард и Санди вместе стояли у выхода. Габриэла, неизменно замечавшая мужчин раньше, чем женщин, радостно воскликнула:

— Ричард, дорогой! Carissimo, как у тебя дела?

Несмотря на развод, на Ричарда обаяние Габриэлы действовало так же, как на любого мужчину. Он взял ее за руки и поднес их к губам.

— Ты выглядишь так же великолепно, как всегда, дорогая. Видимо, Рим пошел тебе на пользу.

— Рим всегда бывает мне на пользу, — сказала она. — Это самый цивилизованный город на свете. — Она отняла у него руки и подставила щеку для поцелуя. На одну секунду ее ресницы, трепеща, опустились. — Милый Ричард, эти чудесные люди сделали мой полет из Нью-Йорка просто дивным.

Санди наблюдала за тем, как ее мать обратила всю ударную мощь своей улыбки на капитана, и этот пятидесятилетний мужчина покраснел от удовольствия, как помидор, и забормотал что-то невнятное относительно того, насколько он был бы счастлив всегда пилотировать самолет, в котором летит Габриэла Барини. Второй пилот стоял рядом, явно ему завидуя.

Стюардесса, почти столь же сильно ослепленная, протянула Габриэле ее дорожную сумку.

— До свидания, мисс Барини. Было очень приятно вас обслуживать. Мы надеемся, что вы еще не раз с нами полетите.

— Ну конечно же! — Габриэла обратила свою улыбку и на стюардессу, а потом, ища, кто бы взял ее сумку, наконец заметила Санди. — Милая девочка! — воскликнула она, неопределенно взмахнув рукой. — Так вот ты где! А я гадала, куда ты могла деться.

Санди была слишком благоразумна и не стала тратить время на то, чтобы напомнить матери, что все это время стояла рядом.

— Приятно снова тебя видеть, мама, — жизнерадостно сказала она.

Санди поцеловала нежную щеку матери и взяла у стюардессы дорожную сумку. Руки ее матери были созданы для того, чтобы трепетать и выразительно жестикулировать, а не для таких повседневных вещей, как багаж.

Они расстались с летным экипажем, и теперь на долю Ричарда выпала участь расчищать Габриэле путь, а Санди быстро шла рядом, неся дорожную сумку матери. Габриэла сосредоточилась — с немалым успехом — на том, чтобы излучать как можно больше обаяния.

Они прошли прямо к выходу, не став дожидаться чемоданов Габриэлы. Санди уже договорилась, чтобы за багажом приехал кто-нибудь из работников студии. Лимузин ее отца с шофером за рулем ожидал их прямо у выхода. Габриэла поздоровалась с шофером, любезно ему кивнув. Она частенько забывала о дне рождения дочери, но зато прекрасно помнила имена и мелкие подробности жизни обслуживающего персонала, чтобы чаровать своих поклонников.

— Привет, Стэнли, как дела? И как ваша жена и малышка?

— Спасибо, обе здоровы. У маленькой вчера прорезался первый зуб.

— Какая умница! Ей ведь только около семи месяцев, правильно?

— На той неделе было шесть, мисс Барини.

— Еще лучше! Пожалуйста, передайте от меня жене самый теплый привет.

— Обязательно, мисс Барини. — Шофер открыл дверцу. — Очень приятно снова видеть вас в нашем городе, мисс Барини.

Габриэла очаровательно улыбнулась и села в изготовленный по специальному заказу «линкольн-континентал». Как только дверца захлопнулась, она откинулась на спинку сиденья, испустив откровенно усталый вздох. Санди посмотрела на бледное, чуть осунувшееся лицо матери и встревоженно закусила губу. Спектакль, только что сыгранный Габриэлой, потребовал от нее всей ее несгибаемой воли и напряжения почти всех сил.

Неожиданно в душе Санди поднялась волна жаркого гнева, который потряс ее своей силой и внезапностью. Прежде она никогда не признавалась себе, насколько ее задевает то, как ее мать предана роли Габриэлы Барини, кинозвезды с мировой славой.

— Хочешь выпить воды, мама? — спросила она. — В баре есть «Перрье».

Заметив, что голос ее звучит холодно, она мысленно удивилась, почему так мало кто догадывается, что это всего лишь маска. Чем более сильные эмоции она испытывала, тем острее ощущала необходимость спрятаться за личиной невозмутимости.

— Спасибо, — устало согласилась ее мать. — Совсем немного и безо льда.

Ричард явно встревоженно наблюдал за своей первой женой.

— Эти камни действительно тебя достали, я это вижу, Габриэла. Ты побелела как полотно.

Замечание было не из удачных. Габриэла заставила себя сесть прямо.

— Dio mio, Санди, что за глупости ты рассказывала обо мне отцу? — сердито осведомилась она.

— Я сказала ему, что у тебя воспалился желчный пузырь, который надо удалить.

— А я говорила тебе, чтобы ты не произносила этих ужасных слов! Желчный пузырь — вот еще! Неужели у меня будут отняты последние крупицы собственного достоинства? По-итальянски это называется «vescica del fiele». Трудно сказать, какой язык более отвратителен.

— Мама, дело кончится тем, что если ты не займешься своим здоровьем, то потеряешь нечто более важное, нежели чувство собственного достоинства.

— Она права, Габриэла, — вставил Ричард. — Послушай, милочка, я знаю, что ты не любишь больниц, но здесь, в Калифорнии, среди хирургов есть несколько специалистов самой высшей квалификации. Они смогут справиться с твоей небольшой проблемой за какие-нибудь полчаса.

— Ха! Если у хирурга не соскользнет скальпель, а анестезиолог не заснет за своей аппаратурой!

Ричард взял стакан у Габриэлы из руки и поставил на специальный столик.

— Дорогая, ты ведешь себя неразумно. Анестезиологи во время работы не засыпают, а американские хирурги ежедневно выполняют тысячи операций. И только в крошечном, пренебрежимо малом проценте случаев происходит что-нибудь нехорошее.

Габриэла печально улыбнулась.

— Только одна женщина из многих миллионов бывает такой прекрасной, как я, и к тому же может играть. Я не слишком верю в статистику и всякие проценты, Ричард. Видишь ли, интересными всегда бывают исключения.

Ричард вздохнул, но Санди была благодарна отцу за то, что он так терпеливо пытается развеять опасения Габриэлы. Всю дорогу до отеля он держал ее за руку и старался ее уговорить.

— Но ты серьезно подумаешь над тем, что я тебе сказал? — спросил он, когда лимузин остановился у отеля «Бел Эйр».

— Конечно, я об этом подумаю, — ответила Габриэла. Она благодарно сжала Ричарду руку. — Я благодарна тебе за твои внимание и заботу, — сказала она. — Может быть, я и соглашусь на операцию, как ты советуешь. Я не думаю, что смогу красиво стареть, так что, возможно, мне не судьба жить дольше.

Санди была потрясена словами матери. Такое беспомощное смирение было еще более тревожным, чем прежнее ее несгибаемое упрямство. Она озабоченно переглянулась с отцом.

— Хочешь, чтобы я поднялся с тобой в номер, малышка? — шепотом спросил Ричард, пока шофер и двое швейцаров провожали Габриэлу в фойе гостиницы. — У меня назначен обед, но я смогу его отменить, если ты считаешь, что я могу быть здесь полезен.

Санди неуверенно посмотрела на мать. Управляющий отелем целовал ей руку, обещая, что они не пожалеют сил, чтобы обеспечить мисс Барини удовольствие и комфорт.

— Спасибо, па, — ответила Санди с искренней благодарностью, — но, наверное, пока твоя помощь не понадобится.

Увидев, что взгляд матери обращается в их сторону, она постаралась прогнать с лица озабоченное выражение и понизила голос, чтобы Габриэла не услышала ее слов.

— Думаю, мама почувствует себя лучше после того, как примет душ и переоденется. Наверное, она захочет лечь пораньше.

— Да, — энергично поддержал ее Ричард, — хорошенько выспаться будет ей полезно. Ну, звони, малышка. Я рад, что ты попросила меня заехать в аэропорт.

Санди посмотрела на отца с любовью и иронией. Как и его бывшая жена, он предпочитал не думать о боли, больницах и хирургах, если только это было возможно. И сейчас ему явно не терпелось сбежать. Он рассеянно чмокнул воздух где-то рядом со щекой Санди, а потом церемонно распрощался с Габриэлой и вернулся к ожидавшему его лимузину.

Габриэла порхнула по фойе и остановилась рядом с лифтами. Помощник управляющего отелем нажал кнопку вызова, старший посыльный придержал двери, а управляющий объявил, что немедленно пришлет в номер мисс Барини бутылку шампанского. Другие служащие отеля, не нашедшие для себя какого-нибудь дела, ровными рядами выстроились по обе стороны лифта, словно готовые немедленно что-то предпринять по малейшему ее жесту.

Но как только посыльный закрыл за ними двери номера, все полное жизни обаяние Габриэлы снова испарилось. Лицо ее посерело от усталости, и она бессильно опустилась в ближайшее кресло, утомленно прикрыв глаза рукой. Она еще сильнее похудела за то недолгое время, пока Санди ее не видела, и сейчас ее лицо казалось почти изможденным.

— Хочешь, я закажу тебе стакан обезжиренного молока? — предложила Санди, стараясь не показать тревоги. — Наверное, ты в самолете ничего не ела.

— Молоко пьют при язве желудка, а не при камнях в желчном пузыре, — сказала Габриэла, но не стала возражать, когда Санди по телефону заказала ей молоко в номер. Она выпила полстакана, а потом с гримаской неудовольствия оттолкнула стакан.

Один из разнорабочих студии привез багаж, и вид шести чемоданов фирмы Гуччи вдохновил Габриэлу на новые подвиги.

— Я приму ванну, — сказала она, махая рукой в сторону одного из чемоданов. — Та одежда, которая мне нужна, вся упакована там, Санди. Ты не достанешь мне халат?

Санди вынула из чемодана халат и, пока мать находилась в ванной, занялась тем, что распаковала самые большие чемоданы. Она мысленно напомнила себе, что завтра надо будет позвонить на студию, чтобы матери прислали горничную. Надо полагать, за последние двадцать пять лет Габриэла ни разу не повесила самостоятельно ни одно из своих многочисленных платьев в шкаф. Санди не сомневалась, что мать понятия не имеет, как заполнять бланк прачечной, не говоря уже о таком низменном занятии, как пришивание пуговиц.

Габриэла вышла из ванной несколько взбодрившейся, хоть Санди и не могла решить, насколько полезной тут оказалась косметика, скрывавшая следы усталости на ее лице. На ее расспросы мать несколько раздраженно заявила, что нисколько не устала, но принялась бесцельно бродить по комнатам номера, не в силах ни спокойно сидеть, ни занять себя чем-нибудь. В ответ на предложение Санди заказать обед в номер она нетерпеливо огрызнулась:

— Я еще не умерла и не впала в маразм, Санди, так что мне нет причин прятаться от людей. Через минуту я решу, кто поведет меня сегодня вечером обедать. Это должен быть кто-то интересный, с кем мне будет весело. Может, Энтони Гроувз? Но он стал таким занудой с тех пор, как решил, будто он — реинкарнация Марии-Антуанетты.

— Он больше не верит в реинкарнации, мама. Разве ты не читала его последней книги? Он утверждает, что если мы будем хранить целомудрие, спать на полу и есть только сырую рыбу и соевый творог, то сможем жить по сто пятьдесят лет.

— И зачем это нам может понадобиться такая глупость? — удивилась Габриэ-ла. — Какой смысл жить сто пятьдесят лет, если при этом нельзя делать ничего приятного? — Она расправилась с Энтони, нетерпеливо встряхнув головой. — А что ты думаешь о Гранте Копаке? У него чудные усы, и он знает все последние сплетни.

Санди сосредоточенно сняла со своей габардиновой юбки чуть заметную ниточку.

— А тебе не хочется пообедать с Дэмионом Тэннером? — спросила она. — Я могла бы позвонить ему и узнать, не занят ли он.

И тут она с ужасом осознала, что именно предложила матери. Она озабоченно закусила губу: больше всего ей бы хотелось, чтобы у ее ног сейчас разверзлась глубокая, зияющая пропасть, в которую можно было бы удобно броситься, благополучно спрятавшись в черном забвении. Неужели в эти последние дни она окончательно свихнулась? Или, может, у нее в двадцать восемь лет начинается климакс с его непредсказуемым поведением? Габриэла прекратила беспокойно ходить по номеру и уставилась на дочь.

— С Дэмионом Тэннером? — чересчур заинтересованно спросила она. — Ты имеешь в виду того самого Дэмиона Тэн-нера, который получил «Оскара» за свою роль в «Сне тьмы»?

— Ну… да. Того самого. Но, если подумать, это, наверное, не очень удачная мысль. Может, он занят чем-то… И вообще, не думаю, чтобы он тебе понравился.

Он очень… э-э… заносчивый. Знаешь ведь, какими бывают актеры, только что получившие приз Киноакадемии. Да еще за свои съемки в первом же фильме… — Санди говорила не умолкая, пытаясь скрыть свое смущение.

Габриэла подозрительно прищурилась. Впервые после прилета в Лос-Анджелес она по-настоящему внимательно посмотрела на дочь.

— Этот Дэмион Тэннер твой любовник?

— Конечно, нет! — возмутилась Санди.

— Ну конечно, нет, — согласилась Габриэла и печально вздохнула. — Глупо было спрашивать. Естественно, он не может быть твоим любовником. Ты выглядишь совершенно так же, как всегда.

Санди вспылила:

— И как, по-твоему, я выглядела бы, если бы переспала с Дэмионом Тэнне-ром? Что, после полового акта с ним женщина становится фиолетовой или что-то еще с нею происходит?

— Думаю, нет. Но, если судить по его игре в «Сне тьмы», женщина, которой посчастливится переспать с ним, не будет выглядеть так, как ты, Санди. Взгляд у нее будет не такой холодный и гораздо менее невинный.

— Невинный? С чего это… — Санди оборвала очередную гневную реплику и резко отвернулась. — Этот разговор совершенно бессмыслен, мама.

— Не уверена, что я с тобой согласна. Мне он показался в высшей степени интересным. Пожалуйста, позвони Дэмиону Тэннеру. Мне бы очень хотелось пообедать с ним сегодня вечером.

Санди неохотно пошла к телефону. Чем больше она думала об этом звонке, тем более катастрофическим ей казалось собственное предложение. Во-первых, нет совершенно никакой надежды на то, что Дэмион окажется свободен третий вечер кряду. Во-вторых, даже если он окажется свободен, ему меньше всего захочется встречаться с нею. А в-третьих, она не испытывает ни малейшего желания снова проводить с ним время. Ведь именно на это было направлено ее вчерашнее идиотское поведение — ее гарантированный метод, благодаря которому она может быть уверена, что больше никогда не увидится с Дэмионом.

— Думаю, нам лучше было бы позвонить Скотту Форману, — предложила Санди, надеясь, что голос ее не звучит очень встревоженно. — Ведь он все-таки режиссер твоего следующего фильма, а ты оставалась в Риме с самого Рождества. За это время, вероятно, появилось множество вещей, которые вам, наверное, нужно обговорить.

— Скотт виделся со мной в Нью-Йорке, — неуступчиво ответила Габриэла. — Да и вообще, я предпочитаю пообедать с Дэмионом Тэннером, так что, пожалуйста, позвони ему. Скотт — прекрасный режиссер, но скучнейший человек. Как и твой отец. Может, это свойственно всем режиссерам — они талантливые люди, но страшные зануды.

Санди не отреагировала на слова матери. Дрожащим пальцем она набрала номер кабинета Ричарда Хоукинса и попросила секретаршу отца дать ей телефон Дэмиона. Еще более неохотно она позвонила Дэмиону домой. Она даже не знала, радоваться ей или огорчаться, когда он сам взял трубку.

— Говорит Дэмион Тэннер. Санди откашлялась.

— Э-э… Привет, Дэмион. Это Санди. Санди Хоукинс.

После короткой паузы он отозвался:

— Привет, Санди.

Его голос звучал явно неприветливо.

— Я думала… — Она снова откашлялась. — Дэмион, я думала, не захотите ли вы сегодня вечером со мной пообедать.

Еще одна пауза, на этот раз более длинная.

— Почему? Вам нужно сделать еще какие-то записи для вашей статьи? Она прикрыла глаза.

— Нет. Подготовка… подготовка моей статьи уже закончена. Я звоню потому… потому что моя мать приехала в Лос-Анджелес и очень хотела бы с вами встретиться.

— Ясно. — Если бы Санди знала его немного хуже, она могла бы решить, что в этом отрывисто брошенном слове прозвучало чуть заметное разочарование. — Естественно, я буду счастлив встретиться с Габриэлой Барини. Я всегда считал вашу мать по-настоящему гениальной актрисой.

— Спасибо. Очень любезные слова. Вы не будете возражать, если мы не будем откладывать нашу встречу? Моя мать еще не перестроилась с нью-йоркского времени.

— Конечно. Куда и когда мне за вами заехать?

— Я звоню из отеля «Бел Эйр», но мне нужно вернуться к себе, чтобы переодеться. Я могу подвезти мать в тот ресторан, который вы выберете. Только назовите время и место.

— Я сам заеду за вами в семь, — предложил Дэмион. — И потом мы вдвоем заедем в отель за вашей матерью. Вы согласны, Санди?

Санди глубоко вздохнула, надеясь, что Габриэла не заметит, как у нее пылают щеки.

— Я буду ждать вас внизу, — сказала она. — И спасибо вам, Дэмион. Я знаю, что моей матери будет очень приятно с вами пообедать.

— А как насчет вас? — негромко спросил он. — Вам будет приятно со мной встретиться, Санди?

— Конечно, — ответила она хладнокровно, вопреки отчаянно бьющемуся сердцу. — С вами бывает очень занятно, Дэмион. Увидимся в семь.

Она повесила трубку, не дожидаясь его ответа.

Санди вдела в уши сережки и взглянула на себя в зеркало. Изящные веточки филигранного золота приятно холодили ее пылающие щеки, шея под темным каскадом волос казалась неожиданно хрупкой. Она немного побрызгалась духами, все еще глядя в зеркало, хоть и не могла бы сказать, что именно рассчитывала там увидеть.

Еще в старших классах школы она поняла, что никогда не сможет тягаться с чувственной средиземноморской красотой матери, но она надеялась, что сегодня Габриэла не сможет безнадежно ее затмить. Она выбрала зеленое шелковое платье, которое вспыхивало радужным огнем под лучами света. Туфельки на высоком каблуке выгодно подчеркивали стройность ее длинных ног и изящество лодыжек. Она скорчила своему отражению укоризненную гримаску, не понимая, почему вдруг начала так беспокоиться о своей внешности. Если только она не завернется в мешковину, никто не обратит ни малейшего внимания на то, что на ней надето, когда она будет сидеть за одним столиком с двумя такими сверхзнаменитостями, как Габриэла Барини и Дэмион Тэннер. Она взяла шелковое пальто, подходившее в тон платью, и выключила свет в спальне. Пора прекратить тратить время на бесполезные сожаления и спускаться вниз.

Дэмион приехал ровно в семь. После стольких лет общения с людьми Голливуда, для которых характерно чрезвычайно свободное отношение ко времени, его неизменная пунктуальность не переставала ее удивлять.

— Вы сегодня прекрасны, — негромко сказал он, подойдя к ней. — Я впервые вижу вас не в сером или бежевом.

В эту секунду Санди поняла, почему столько времени потратила на сборы, — и причины ее поведения не имели никакого отношения к Габриэле!

— Спасибо, — глуховато ответила она. — Я еще ни разу не надевала это платье, так что я рада, что оно вам понравилось. — Она быстро ему улыбнулась. — Я очень вам благодарна за то, что вы с такой готовностью согласились с нами встретиться, Дэмион. Это ваш астролог вам посоветовал провести сегодняшний вечер в нашем обществе?

Его взгляд на секунду задержался на ее губах.

— Нет, — ответил он. — Это был один из тех редких случаев, когда я принял решение совершенно самостоятельно.

Шофер открыл дверцу машины, и они устроились на заднем сиденье лимузина.

Оно было рассчитано на четыре человека, так что их тела разделял чуть ли не метр мягкой кожи.

— Я в конце дня виделся с вашим отцом, — сказал Дэмион. — Он упомянул, что Габриэла приехала в Лос-Анджелес, чтобы проконсультироваться с врачами. Надеюсь, что у нее нет ничего серьезного.

Санди не имела намерения рассказывать о том, что матери необходима операция, но почему-то выложила ему всю историю. Дэмион умел слушать с неподдельным интересом и вниманием.

Когда она кончила ему плакаться, они были уже почти у самого отеля.

— Моя мать ужасно боится больниц и хирургов, — закончила Санди свой рассказ. — Так что я была бы очень вам благодарна, если вы при удобном случае хорошо отзоветесь о калифорнийских докторах.

— Буду только рад. А если ваша мать сама об этом не заговорит, может быть, я сам попробую повернуть разговор на эту тему. А у Габриэлы были какие-то неприятные случаи с больницами в прошлом? Чем вызван ее страх? — поинтересовался Дэмион.

— У моей бабушки — ее матери — был острый аппендицит, и она умерла прямо на операционном столе. Это произошло во время второй мировой войны. Габриэла была тогда еще совсем малышкой, и случившееся страшно ее напугало. Маленькому ребенку должно было показаться, что только что мать была рядом, совсем здоровая, а в следующую минуту ее уже поглотила больница, и она больше никогда не вернулась. И почти в то же время улицы их городка наполнились солдатами, которые вели бои за каждый дом. Иногда рукопашный бой шел буквально у нее под окнами. Я уверена, что мать понимает, что между условиями больниц разоренной Европы и мирной Калифорнии нет ничего общего. Но когда она думает об операции, она реагирует, как тот испуганный ребенок, а не как разумный взрослый человек.

— И, конечно, с ее упорным неприятием так трудно справиться именно потому, что в его основе лежат сильные эмоции, а не разум, — заметил Дэмион.

Лимузин остановился у отеля, прежде чем он успел добавить что-то еще. Они быстро прошли через фойе и поднялись на лифте к номеру Габриэлы.

Габриэла была совершенно ослепительна, когда распахнула дверь и поздоровалась с ними: улыбка ее сияла, худое тело было затянуто в серебряную парчу, шею и руки украшали сверкающие бриллианты. Зная, что в последнее время мать никогда не чувствует себя совершенно здоровой, Санди искала взглядом следы стараний под косметикой, но так их и не увидела. Когда ее мать отдавалась роли суперзвезды, то даже болезнь не нарушала ее блистательного имиджа.

Дэмион расцеловал Габриэле руки, склонившись в поклоне, который сделал бы честь известному галантными манерами в лентах Голливуда Эрролу Флинну. Когда он осыпал ее множеством комплиментов, произнесенных самым искренним тоном, Санди увидела, что мать буквально светится от удовольствия.

— Вам есть чем гордиться, — заметила Габриэла, когда Дэмион набросил ей на плечи ее горностаевый палантин. — Ваша игра в «Сне тьмы» была незабываемой. Развитие ваших отношений с героиней было сделано потрясающе технично. Дэмион прямо-таки покраснел. — Спасибо, — сказал он. — Ваша похвала относится к тем, которые я искренне ценю.

Глаза Габриэлы чуть потемнели от насмешки.

— Пожалуйста, не будьте столь почтительны, Дэмион. Я еще не настолько стара, чтобы желать, чтобы красивые мужчины внимали мне с почтительным трепетом.

Дэмион рассмеялся и снова прижал ее пальцы к своим губам, а потом любезно предложил ей опереться на его руку.

— Почтительность, милая Габриэла, — это только маска, за которой скрываются мои страстные чувства. Я заказал нам столик в «Ма Мезон», — добавил он, называя один из самых популярных и дорогих ресторанов города. — Я подумал, что вам будет приятно там пообедать.

— Это мой любимый ресторан в Лос-Анджелесе! — радостно призналась Габриэла. — Надеюсь, что там окажется интересная публика, а не сплошные туристы.

«Ма Мезон» был переполнен сильнее обычного. Санди смирилась с тем, что ей придется потерять один из тех вечеров, которые она время от времени проводила с матерью. Будучи подростком, она со всей своей юношеской непримиримостью ненавидела эти «показные» обеды. Теперь она достаточно повзрослела, чтобы воспринимать всю эту похожую на цирк обстановку всего лишь с острой скукой и сильнейшей головной болью.

С момента их появления в ресторане Дэмион и Габриэла стали центром всеобщего внимания, что было немалым достижением, поскольку в зале присутствовало множество знаменитостей и тех, кто хотел бы таковыми считаться. Их столик, расположенный на виду, почти в центре зала, позволял им видеть все — и всем видеть их. Метрдотель принес им бутылку бесплатного шампанского от имени дирекции ресторана, едва они успели занять свои места. А сам обед постоянно прерывался потоком гостей, подходивших к их столику. Старые знакомые громко и бурно выражали свои радость и удивление по поводу встречи с Габриэлой или Дэмио-ном, хотя именно в «Ма Мезон» можно было рассчитывать на встречу с голливудскими знаменитостями.

Габриэла практически ничего не ела, как заметила Санди, хотя в толпе, постоянно окружавшей их столик, трудно было бы есть, даже если испытываешь голод. Она выпила один бокал шампанского — и все. Санди ничему не удивилась. В подобных ситуациях мать быстро пьянела от волнения и не нуждалась в алкоголе.

Знаменитый телепродюсер отошел от их столика, и его сменила пожилая женщина, чье лицо раскраснелось от смущения и восторга.

— Мистер Тэннер? Дэмион Тэннер? Извините, что я вас тревожу, но не могли бы вы… Вы не оставите мне ваш автограф на меню? Я видела ваш фильм, и, по-моему, он просто великолепный. И мы смотрим все повторения ваших телесериалов. Моя дочь повесила плакат с вашей фотографией у себя над кроватью. — Она робко захихикала. — Она так позавидует, когда узнает, что я говорила с вами!

Улыбка Дэмиона казалась почти естественной. Он отодвинул тарелку с филе палтуса и взял у женщины меню. Он уже полчаса пытался съесть свою рыбу. Санди не сомневалась, что она уже совершенно остыла.

— С огромным удовольствием, — проговорил он, уже в десятый раз за этот вечер давая свой автограф. Он вручил женщине меню и указал на свою спутницу. — Я уверен, что вы узнали Габриэлу Барини. Она только что прилетела из Рима, чтобы начать работу над новым фильмом. Как вы понимаете, мы все очень этому рады.

Он уже в третий раз ловко отвлек внимание поклонницы от себя, переключив его на Габриэлу. Санди оценила его рыцарское поведение. Габриэле нужно было как можно больше почитания, чтобы забыть о боли.

Поклонница завязала с ее матерью длинный разговор, и Санди почувствовала, что ее взгляд невольно обратился к Дэмиону. В свете настольной лампы его волосы блестели, как отполированное черное дерево. В профиль его лицо оказалось полным строгой мужской красоты, которую прежде она не разрешала себе замечать. Она наблюдала, как его чуткие руки разламывают кусочек хлеба, и потрясение осознала, насколько сильно ей хотелось бы, чтобы эти пальцы прикасались к ней, ласкали ее тело.

Дэмион быстрым незаметным жестом подозвал главного официанта и что-то негромко ему сказал — Санди не расслышала, что именно. Явились помощники, которые забрали все тарелки. В этот же момент разговорчивая поклонница наконец удалилась.

— Я заказал кофе, — сказал Дэмион. — Кто-нибудь хочет десерт?

Габриэла покачала головой.

— Спасибо, я никогда не ем десерты.

— Я тоже ничего не буду, — сказала Санди. — Все было очень вкусно, Дэмион.

Она украдкой посмотрела на мать и увидела морщины боли, которые больше не могли скрыть ни великолепный макияж, ни сила воли.

— У меня завтра прием начинается в семь утра, — соврала Санди. — Так что мне надо лечь пораньше. Вы двое не согласитесь уйти сразу же после кофе?

— Вечно твоя дурацкая склонность к трезвому и здоровому образу жизни портит всем настроение и ломает планы на вечер! — проворчала Габриэла. — Но, наверное, уже поздно пытаться тебя перевоспитывать.

— О, я не уверен в том, что Санди безнадежна, — непринужденно заметил Дэмион. — За последние пару дней она не меньше трех раз теряла над собой контроль и смеялась неожиданно для себя.

Он подался вперед, продолжая говорить так же спокойно:

— Санди сказала мне, что вам надо решить одну небольшую проблему, Габриэла. Насколько я понял, вам может понадобиться хирург. Одного моего хорошего друга недавно оперировали по поводу острого аппендицита, и врач сделал настолько маленький шов, что его еле можно рассмотреть. Хотите, я узнаю для вас его фамилию? Репутация у него прекрасная. Глаза Габриэлы потемнели от гнева.

— Санди слишком много болтает о вещах, которые ее не касаются, — резко сказала она. — Я на ближайшее время не планирую никаких операций, поэтому мне не нужна фамилия вашего опытного хирурга. Больницы — неподходящее место для людей цивилизованных.

Дэмион отпил глоток кофе.

— Ваш первый фильм был снят в Италии, — задумчиво проговорил он. — А ваш первый американский фильм, где помощником режиссера был Ричард Хоукинс, вышел на экраны год спустя. В скольких фильмах вы снялись с тех пор, Габриэла?

Санди посмотрела на него, удивляясь такой неожиданной смене предмета разговора.

— Я снялась в пятнадцати фильмах, — ответила ее мать. — В пяти европейских и десяти американских.

— Да, это звучит очень внушительно, — заметил Дэмион. — И более того, вы составили себе завидную репутацию не только как любимая публикой звезда, но и как настоящий профессионал, который всегда делает все, что надо. Несмотря на трения с режиссерами и другими актерами, вы никогда не прерывали съемок. Вы никогда не задерживали важные съемки, устраивая истерики, как это делают иные звезды, и никогда не позволяли, чтобы ваша личная жизнь помешала вам исполнить роль с высоким мастерством и профессиональным блеском.

— Это и значит быть профессионалом, — сухо заметила Габриэла.

— Да, — согласился Дэмион. — Вот почему мне очень жаль, что вы готовы рискнуть вашей необыкновенной репутацией.

Взгляд Габриэлы стал ледяным, и она начала вставать из-за стола.

— Похоже, что «Оскар» несколько вскружил вам голову, Дэмион. По-моему, нам пора домой.

Он протянул руку через стол и коснулся ее пальцев, усаживая обратно.

— Габриэла, не сердитесь, но я давно восхищаюсь вашей игрой, и ваша карьера мне не безразлична. Очень мало людей, связанных с кино, имеют такое, как у вас, сочетание природного дарования со способностью интенсивно работать, не жалея ни времени, ни сил. Вы женщина умная и сильная, и можете взглянуть на кое-какие неприятные истины. Игра — чертовски тяжелый труд. Трудный день съемок на натуре может потребовать больше энергии, чем занятия бодибилдингом. Скотт Форман и еще несколько сот человек рассчитывают на то, что и в своем следующем фильме вы будете играть все так же превосходно. Но мы с вами знаем, Габриэла, что они рассчитывают напрасно. Вы не сможете сниматься день за днем в течение трех месяцев, если будете испытывать постоянную боль. Вы несправедливы к своему таланту, когда каждое утро просыпаетесь с мыслью, что, возможно, именно сегодня умрете.

Санди резко втянула в себя воздух, с ужасом ожидая реакцию матери на его слова, но Габриэла только взглянула на Дэмиона и сразу же отвела глаза.

— Похоже, передо мной стоит дивный выбор, — заметила она. — Я могу быстро умереть на операционном столе или отказаться от операции и умирать не спеша.

— Вы заблуждаетесь, Габриэла. Перед вами стоит вовсе не такой выбор, — тихо ответил Дэмион. — Удаление камней из желчного пузыря — это обычная, неопасная операция, так что вы должны делать выбор между смертью из-за иррационального страха — или преодолением этого страха и долгой жизнью совершенно здорового человека. Зная вашу репутацию профессионала, я не думаю, что выбор окажется для вас трудным.

Габриэла обхватила кофейную чашечку дрожащими пальцами.

— Вы не тем делом занялись, Дэмион. Вам следовало бы стать дипломатом. Я не сомневаюсь, что вы и жителей Аляски заставили бы проголосовать за налог на снегопады.

Он улыбнулся.

— Но до чего же свежая идея пополнения госбюджета! Вам следовало бы сообщить ее президенту. — Тут голос его смягчился. — Ну так как же, Габриэла?

Она подняла голову, гордо вздернув подбородок.

— До съемок моего следующего фильма осталось недели две. Полагаю, у меня нет причин отказаться встретиться с хирургом, оперировавшим вашего друга.

Дэмион поднес ее пальцы к губам.

— Браво, Габриэла! — нежно сказал он.