По пути в отделение я заскочил в угловую кафешку, купил картонку кофе на вынос и пополнил запас сигар. Когда я сел за свой стол, часы уже показывали восемь.

Барни Феллс стоял у окна и хмуро разглядывал сереющие сумерки. Он обернулся, помолчал, словно собираясь сделать замечание двум детективам, беседующим с заплаканной девицей в умопомрачительно короткой юбке и в туфельках на высоченных каблуках, потом подошел к моему столу и, присев на край, выдавил усталую язвительную улыбочку.

— Добро пожаловать в нашу страну чудес. Как мило, что ты соизволил к нам заглянуть.

— У вас тут хорошо, — ответил я в тон ему. — Кофе?

— Нет, спасибо.

— От Стэна есть новости?

— От Стэна поступила грандиозная новость, Пит. Он звонил недавно и обещал порадовать нас своим присутствием.

Я сделал большой глоток кофе.

— Что-нибудь удалось выяснить?

— Кое-что. И, похоже, мы лишились одного клиента. Речь идет о Морисе Оттмане. Это производитель аспирина и кордиамина, который мне приходится пить из-за таких разгильдяев, как вы со Стэном.

— И что?

— Можешь вычеркнуть его из списка подозреваемых, Пит. Полчаса назад мы получили сообщение из полиции штата. Это ж надо додуматься — в два часа ночи подобрать на дороге голосующего. Я-то полагал, что президент такой огромной фармацевтической компании должен быть немножечко умнее.

— Так что все-таки произошло?

— Он решил подвезти какого=то шалопая на шоссе, а этот шалопай едва не отправил его на тот свет. Наверное, старичок перед отъездом из своего горного отеля дернул лишнего. В общем, не успел старик Оттман и глазом моргнуть, как шалопай вынул пушку и заставил его съехать с шоссе в лес. А ещё через несколько минут бандюга уже сидел за рулем оттмановского «кадиллака», прихватив его бумажник и часы. Оттман так и остался лежать на земле, получив пистолетом по башке.

— И он все это время пробыл без сознания? Но это же восемнадцать часов!

— Да погоди ты, дай сказать! На его счастье, это все произошло на просеке, где местные ребята обычно приглашают своих девчонок. Так вот, примерно через полчаса подкатывает туда какой-то юнец с девчонкой, ребята нашли старика и доставили его в ближайшую больницу. Если бы не они, Оттман не дожил бы до рассвета.

— Он, видимо, в тяжелом состоянии?

— Не очень. Этот двужильный старичок, знаешь ли, ещё нас с тобой переживет. Правда, в себя он пришел часа два назад. А поскольку при нем не нашли бумажника и никаких документов, полицейские долго не могли установить его личность. Потому-то у них не сразу проассоциировался избитый в лесу старик с нашим запросом о розыске пропавшего мистера Мориса Оттмана.

С этими словами Барни отправился в комнату для допросов, а я позвонил в главное следственное управление и вкратце изложил им свой разговор с Шарма, в частности, о привычке Ударника Дугана ошиваться по музыкальным магазинам, часами простаивать в будках для прослушивания и наслаждаться маршами Саузы и Голдмана и попросил выделить побольше людей для прочесывания всех музыкальных магазинов в городе и предъявления продавцам фотографии Дугана для опознания. Был уже девятый час. Магазины, открытые в столь поздний час, оповещались незамедлительно, все прочие должны были получить соответствующие инструкции завтра утром.

Я допил кофе, придвинул к себе стопку последних "Рапортов о необычных происшествиях", составленных нашими детективами, и начал их перелистывать. Я искал отчеты о случаях применения огнестрельного оружия.

Если верить тому, что Грир поведал Фреду Шарма, пулевой ожог на предплечье он получил позавчера примерно до 10 часов вечера.

Естественно, я нашел несколько рапортов о случаях стрельбы. Но в нужный мне день набралось четыре, из которых только одно происшествие имело место в нужное мне время. Рапорт был составлен младшим детективом Джесси Вайменом и речь в нем шла об анонимном телефонном звонке с сообщением о громком хлопке, похожем на выстрел — это произошло во дворике вблизи жилых домов и складов на Нижнем Ист-Сайде. Выстрел, судя по сообщению информатора, раздался в самом начале десятого.

Я позвонил детективу Ваймену — с ним лично я не был знаком — в его отделение. Но у него сегодня был выходной и я перезвонил ему домой. Ваймен рассказал мне, что этот выстрел также услышал и патрульный Генри Стонер, который побежал на звук выстрела со своего поста в квартале от того дворика. Ваймен со Стонером прочесали дворик, но ничего не обнаружили, и решили, что и Стонер и анонимный информатор приняли за выстрел простой автомобильный выхлоп — каковыми оказываются, впрочем, почти все уличные «выстрелы» и «взрывы», фиксируемые нашими добровольными осведомителями.

— О каких это выхлопах идет речь? — раздался за моей спиной голос Стэна.

Я положил трубку и обернулся.

— Здорово, Стэн! Как успехи?

У тебя утомленный вид, — заметил он, плюхаясь на стул и забрасывая ноги на письменный стол. — Я совсем выдохся. А ты?

— Тоже. Чего-нибудь узнал о Ходжесах?

— Нет, сначала ты. Я так устал, что не могу шевелить языком.

Я рассказал ему обо всех своих делах за этот день — от посещения родителей Нэнси Эллис до телефонного разговора с детективом Вайменом.

— Вот и все, — закончил я, закуривая сигару. — Теперь твоя очередь. Так что ты узнал о Ходжесах?

— Очень занятная эта парочка — Ходжесы. Верн просто трепач, а Дороти первостатейная шлюха.

— Вот те на! Очень интересно.

— Рад, что ты со мной согласен. Поскольку я не смог добраться до Дороти, мне пришлось начать с Верна. Я обошел все места, где обычно кучкуются лабухи — был в «Брилле», и в «Тэрфе», и в Рокфеллеровском центре, зашел к «Демпси», ну и так далее…И у всех про него расспрашивал. — Он усмехнулся. — Пит, этот парень такой же композитор-песенник, как я! Знаешь, чем он занимается? Толчется в музыкальной тусовке и треплет языком. Мне сказали, что он больше болтает о песнях, которые якобы сочиняет, но ему ещё ни разу в жизни не удалось продать ни единой ноты — и никогда не удастся!

— Так, значит, Верн — липовый композитор, а Дороти — обыкновенная проститутка. Но чем же он занимается? Ну, то есть в свободное от посещения музыкальных тусовок время. Может, он её сутенер?

Стэн покачал головой.

— Вот тут начинается самое забавное, Стэн. Похоже, что наша крошка Дороти устроила бунт на корабле. Большинство нью-йоркских шлюх, как тебе известно, сами находят себе сутенера, отдают ему буквально до последнего цента всю выручку, плюс к тому добывают ему кадиллак, шикарный прикид и клевую хазу. Но Дотти — из другой породы. Она время от времени подбрасывает бедняге Верну карманных деньжонок, но львиную долю своих заработков тратит на себя. Потому-то и «линкольн» записан на нее, как и один мотель, и пара бензоколонок в Джерси. Вот такая бунтарка.

— Это тебе все сообщили лабухи на Бродвее?

— Кое-что они. Но в основном всю эту информацию я узнал от одного своего стукача — он околачивается в «Брилле». На нем все ещё висят шесть лет после условно-досрочного освобождения, вот он и лезет из кожи вон, чтобы нам услужить.

— Он что, её клиент?

— Не он. Ему она не по карману. Но один из его дружков раньше из-под полы приторговывал акциями на Уолл-стрите и когда зашибал по-крупному, он мог позволить себе провести часок-другой в обществе Дороти. Он навел моего стукача на неё как раз перед тем, как загремел за решетку, и с тех пор мой стукач держит и её и Верна на коротком поводке.

— Дорогая игрушка, говоришь?

— Ты что же, скажешь, что две сотни — это слишком дорого? Минимум две сотни.

— Нет, конечно! Это же всего-то наше двухнедельное жалованье.

— Она «утренняя», Пит. И к тому же «плеточница». Мой стукачок говорит, вот почему ей и платят такие бешеные бабки. Она не только позволяет себя отхлестать, но даже просит об этом. Ей это нравится. Он говорит, что Дотти постоянно носит матерчатый пояс — даже если он совсем не подходит к её платью.

На жаргоне полиции нравов "утренняя проститутка" это девица, которая обслуживает бизнесменов во время затянувшегося перерыва на обед или в промежутке между окончанием рабочего дня и пригородной электричкой с Пенсильванского или Центрального вокзала. А «плеточница» — это девица, которая покорно сносит побои плеткой или ремнем, и многие такие умелицы обычно имеют при себе мягкий матерчатый поясок, потому что уж лучше быть избитой таким орудием, чем кожаным ремнем своего партнера.

— Ты выяснил, где находится её рабочее место?

— Вряд ли оно у неё постоянное. Похоже, она работает исключительно по вызову. Мой стукач назвал пару баров, где он её встречал, но там её никто не знает. Можно подумать, эти ребята в жизни не видели проститутку и не состоянии сразу выделить её из толпы приличных домохозяек.

— Ты беседовал с кем-то из её постоянных?

— Ага! Прошелся по всем банкам в центре!

— Полиция нравов ею заинтересовалось?

— Сейчас — да.

— Ты закончил, Стэн?

— Угу. Я побывал во всех этих заведениях, я говорил с Ходжесом, и уже ноги не волоку. Я труп!

— Ты хоть немного отдохнул?

— Боже, Пит, только не это! Что еще?

— Пожалуй, нам надо наведаться в тот дворик. — я встал. — Готов?

— Дворик? Какой ещё дворик?

— На Ист-Сайде — там, где бдительный гражданин и патрульный услышали выстрел. И где Грир мог получить свой ожог на руке.

— Но ведь ты сам сказал, что патрульный и детектив сочли это автомобильным выхлопом!

— Да. Но к этому выводу пришли Ваймен и Стонер. Мы же с тобой можем прийти к иному выводу.

— Боже мой! — скорбно пробормотал Стэн, явно не собираясь подниматься. — Ты лучше не мог найти времени для очередного марш-броска. Я за сегодняшний день сбил ноги больше, чем за все время армейской службы.

— Парень, либо ты сейчас идешь со мной в тот дворик, либо я посажу тебя за бумажки и ты всю ночь будешь тут с ними колупаться. Ну, выбирай!

Стэн вскочил как ужаленный.

— Ладно, пойдем поохотимся!