– Проклятие, мисс Джунипер! Кажется, мир сошел с ума!

– В самом деле, мистер Кэйн? Вы знаете, это меня не удивляет. Что же случилось на этот раз?

Габриэль посмотрел на Джунипер из-за своей газеты и усмехнулся. Сегодня утром она забросила свои мистические штучки и мирно вязала свитер из ярко-красной пряжи. Чудесный цвет! Если бы Габриэль не носил черную одежду из принципа, то отдал бы предпочтение красному.

Вообще-то ему хотелось видеть в красном Софи, и тогда они вышли бы в свет, поразив весь город – не важно, какой именно. Хотя лучше Сан-Франциско.

Он чуть не рассмеялся над своими безумными мечтами. Неужели он, неприступный, избегающий любой сердечной привязанности, удосужился влюбиться в Софи Мадригал!

Поезд медленно полз по территории Аризоны в сторону Калифорнии, но Габриэль пребывал в отличном расположении духа. Вчера вечером он снял было номер в «Космополитене»: ему хотелось быть поближе к Мадригалам на случай, если у Софи появятся новые идеи, связанные с убийством, а Паттерсону или портье опять приспичит ей досаждать. Софи, правда, заявила, что может сама о себе позаботиться, но он не исключал, что Тусон полон таких слизняков, как Паттерсон. При всей своей самостоятельности Софи не справится с целым городом наглецов.

Портье безропотно предоставил ему комнату. Мало того, он из кожи лез вон, чтобы угодить. Габриэль с циничным удовольствием вспомнил этот эпизод.

Но по чистой случайности утром он столкнулся с Дмитрием, и тот сказал ему, что дамы семьи Мадригал в полдень уезжают в Лос-Анджелес. Габриэль сразу помчался на вокзал и купил билет.

До сих пор Софи не выходила из своего купе. Джунипер сказала, что «бедняжка» Софи провела бессонную ночь, и Габриэль был с ней полностью согласен. Бедная Софи! Он и не представлял, как тяжело ей живется. Неудивительно, что она ненавидит мужчин, если ежедневно ей приходится давать отпор таким олухам, как Паттерсон и портье.

Но Джунипер задала вопрос, и ему следовало ответить.

– На этот раз, мэм, мир действительно сошел с ума. В Чикаго бесчинствуют повстанцы, а полицейские стреляют в бунтующих рабочих. Здесь пишут, что они убили двух человек. В Нью-Йорке анархисты бросают бомбы, а в России – восстание крестьян.

Джунипер улыбнулась. Габриэль удивился такой реакции. Кажется, он не сказал ничего веселого.

– Если бы здесь была Софи, – заявила Джунипер, – она бы, наверное, сказала, что крестьяне всегда бунтуют.

Джунипер начала тихо напевать мелодию, которая показалась Габриэлю знакомой. Он решил, что это церковный гимн, и опять уткнулся в газету.

Он не видел, как к ним вошла Софи, но услышал ее голос:

– Вы?!

Габриэль опустил газету на колени. Софи смотрела на него с нескрываемым осуждением. Он широко улыбнулся, не обращая внимания на ее враждебность.

– Доброе утро, мисс Софи! Вы отлично выглядите. – Он сделал глубокий вдох, как будто ему не хватало свежего воздуха, и просиял: – Чудесный денек, не правда ли? Самое время для путешествия.

Софи была в том же платье, в котором он встретил ее в первый раз. На руке у нее висела плетеная корзина с Тибальтом.

– Оставь нас в покое, Габриэль, – процедила она сквозь зубы.

– Софи! – возмутилась Джунипер.

– Нет, я не оставлю тебя в покое, милая Софи, – сказал Габриэль. Ему хотелось слопать ее на завтрак. Вот только жаль, что она колючая, как кактус! – Я доберусь до Хардвика первым и сделаю все, что в моих силах, чтобы помешать тебе его убить.

– Предоставь это мне. Человек, который тебя нанял, будет просто счастлив, узнав, что Хардвик мертв.

Габриэль покачал головой:

– Нет. Я привезу его на суд.

– Вы зря теряете деньги налогоплательщиков, – фыркнула Софи.

Поставив корзину на сиденье, она пристроилась рядом и обратилась к своей тетушке:

– Какой приятный цвет, Джунипер! Ты вяжешь свитер?

– Да, милая. Тебе нравится цвет?

Софи потрогала рукав будущего свитера.

– Да. Очень яркий, привлекает взгляд. Какой большой свитер! Ты вяжешь его для дяди Джерома?

– Нет, – спокойно ответила Джунипер и опять принялась напевать.

Габриэль наконец-то узнал мелодию. Это был церковный гимн радости и хвалы – один из любимых гимнов его отца.

Сегодня утром у него было отличное настроение. Ему удалось не упустить Софи Мадригал и совершить с ней еще одну дальнюю поездку на поезде. Очень тихо он стал подпевать Джунипер, подстраиваясь под ее мурлыканье.

Спицы перестали мелькать в руках Джунипер. Она удивленно обернулась к Габриэлю. Он улыбнулся и поощрительно кивнул. Джунипер перестала мычать и чистым тонким сопрано принялась выводить слова гимна.

Габриэль взглянул на Софи, чтобы узнать, как она реагирует на их маленький концерт. Она сидела, изумленно открыв рот и вытаращив глаза. Ему стало смешно. Он запел громче, зная, что у него красивый баритональный бас. Когда в юности он пел гимны на отцовских проповедях, дамы плакали от умиления.

Тибальт выглядывал из своей корзинки, ухватившись толстой лапкой за ее край, и нюхал воздух, как будто в нем пахло чем-то вкусным. Софи рассеянно погладила свою собачонку. Габриэль и Джунипер перешли к третьему куплету. О Боже, вот уже много лет он не пел церковных гимнов!

Габриэль взял Джунипер за руку.

– Подпевай, Софи!

– Да, милая. Это же твой любимый гимн!

Софи хмуро покосилась на тетушку. Габриэль затянул последний куплет.

К его удивлению, к их голосам присоединился третий голос. Он взглянул на Софи. Та нахмурилась, но продолжала петь. У нее был приятный альт. Ему опять захотелось смеяться.

– А-минь! – протяжно пропело трио, завершая гимн.

В столь ранний час вагон для курящих, в котором они сидели, был пуст, если не считать двух джентльменов, по виду коммивояжеров. Когда прозвучало «аминь», мужчины зааплодировали. Габриэль шутливо поклонился, не вставая с места. Джунипер смущенно улыбнулась. Софи, однако, даже не потрудилась повернуть голову. Габриэль решил, что она стесняется.

Щеки Софи расцвели румянцем совсем как у тетушки Джунипер. Тибальт радостно махал хвостиком. Габриэль не мог вспомнить, когда в последний раз ему было так легко на душе. Наверное, в этих церковных гимнах заложено нечто поднимающее настроение. А может, его вдохновили красивая мелодия и чудесное слияние их голосов.

Джунипер захлопала в ладоши:

– Отлично! Давайте споем еще один гимн!

– Послушай, тетя Джунипер, – пробормотала Софи, – в вагоне есть и другие люди. Что, если им не нравится наше пение?

– Не волнуйтесь, леди, – сказал один коммивояжер, помахивая сигарой, – я уже давно не слышал такого прекрасного пения.

Габриэль тронул ее колено.

– Давай споем, Софи! Не будь такой упрямой. Даже Тибальту понравился наш гимн.

Он почесал мопса за ушами. В знак благодарности пес лизнул ему руку.

– Вот видишь? Ты же не хочешь расстроить Тибальта?

Она закатила глаза.

– Ну ладно, споем, раз тебе так хочется.

Он подмигнул, с удовольствием отметив, как Софи опять залилась краской. Ему нравилось ее дразнить.

– Итак, что мы споем? – радостно спросила Джунипер. Спицы опять замелькали у нее в руках.

– Дайте подумать. Мой отец любил радостные гимны.

– Я тоже их люблю, мистер Кэйн! – воскликнула Джунипер.

Софи равнодушно смотрела в окно на проплывающий мимо унылый пейзаж.

Габриэль решил оставить ее в покое. Хватит и того, что она им подпевала.

– Я знаю один хороший гимн! – вдруг сказал он, вспомнив любимый гимн своего отца. Он откашлялся и запел. Может быть, ему удастся соблазнить Софи своим сладкоголосым пением, как делали древние трубадуры?

Затянув новый гимн, он покосился на своих попутчиц, чтобы узнать, как им понравился его выбор. К удивлению Габриэля, Джунипер уронила вязание на колени и тревожно взглянула на Софи.

Увидев реакцию Софи, он тотчас оборвал свое пение.

Она сидела, зажав рот обеими руками, чудесный румянец погас, а из прекрасных, словно зеленый нефрит в обрамлении белого мрамора, вмиг потускневших глаз готовы были хлынуть слезы. Он вскочил с места:

– Софи! Ради Бога, прости. Я не хотел…

– Ничего! – крикнула она и кинулась к выходу из вагона, как будто за ней гнались демоны ада. Тибальт выпрыгнул из корзины и с лаем устремился за своей хозяйкой. Но она пронеслась мимо него и мужчин, которые слушали их пение, и скрылась за дверью.

Габриэль ошеломленно уставился на тетушку Джунипер и беспомощно развел руками:

– Что я такого сделал?

– О Боже! – Джунипер прижала ладони к щекам. – Боже! Этот гимн играли на его похоронах. С тех пор Софи не может его слышать.

– На чьих похоронах?

– На похоронах Джошуа.

– Какого Джошуа?

Но Джунипер лишь посмотрела на него своими огромными печальными глазами. Ее лицо было белым как полотно.

– Простите, мистер Кэйн, – сказала она, покачав головой. – Софи не разрешает мне ничего рассказывать.

Черт бы побрал Софи с ее секретами! Уложив Тибальта обратно в корзину, Габриэль поспешил за Софи.

Он настиг ее секундой раньше, чем она закрылась в своем купе, и уперся в дверь ладонями. Она не смогла его оттолкнуть.

– Прекрати, Софи. Мне надо с тобой поговорить.

– Убирайся!

– Нет.

– Будь ты проклят!

Она отпустила дверь, и Габриэль, едва удержавшись на ногах, ворвался в купе. Софи бросилась на мягкое сиденье, служившее ночью кроватью, и ударила кулаком по его спинке. Сердце Габриэля наполнилось жалостью.

Ему захотелось утешить Софи в ее горе. В том, что это настоящее горе, а не мимолетный всплеск эмоций, он не сомневался.

Он сел рядом и положил руку на ее дрожащие плечи.

– Софи, Софи, что мне с тобой делать?

– Ничего! – гневно выдохнула она. – Оставь меня в покое!

– Ни за что. – Габриэль погладил ее напряженные плечи и спину. – Прости меня, Софи. Я не знал, что этот гимн навеет на тебя печальные воспоминания.

– Конечно. Откуда ты мог знать? – чуть слышно пробормотала она.

– Послушай, Софи, – ласково сказал он, – может быть, тебе стоит рассказать…

– Нет!

Он вздохнул:

– Иногда это помогает.

– Нет.

Габриэль замолчал. Впервые за много лет он попытался вспомнить, что делал отец, столкнувшись с людским горем. Отец никогда не сдавался, как бы трудно ему ни было. Он умел вызывать людей на откровенность, и это отцовское качество нравилось Габриэлю. У его отца было призвание.

Габриэль не чувствовал в себе такого же призвания, но прекрасно знал, что посоветовал бы ему отец в данном случае. Преподобный Джордж Кэйн считал, что исповедь очищает. Если человек не избавляется от своих тайн, они начинают подтачивать его изнутри.

Габриэль верил, что за душой у Софи нет никаких преступлений, но понимал, что она тоже нуждается в исповеди.

Интересно, имеет ли это какое-то отношение к Иво Хардвику? Он прищурился.

И кто такой Джошуа?

Он ласково обнял Софи, приложив ее голову к своему плечу, и начал нежно баюкать, шепча на ухо слова утешения:

– Не плачь, Софи. У всех нас свое горе. Время обычно лечит душевные раны, по крайней мере поверхностно. Глубокие раны болят дольше, но и они в конце концов затягиваются.

– Откуда ты знаешь? – спросила Софи. К ней вернулась часть утраченного боевого запала.

– Поверь мне, на мою долю выпало немало огорчений.

Софи продолжала рыдать.

– Кто такой Джошуа, Софи? – спросил Габриэль.

Она резко отпрянула, как от смертельного удара. По лицу ее катились слезы. Ее глаза напоминали два изумруда, притопленных водой.

– Как… как ты узнал про Джошуа? Если тебе наболтала Джунипер…

Он попытался опять притянуть ее к груди, но она отстранилась.

– Успокойся, Софи. Джунипер сказала только, что этот гимн играли на похоронах Джошуа. Она не сказала, кто такой Джошуа.

Софи смотрела на него с нескрываемым недоверием.

– Это был твой возлюбленный, Софи? – тихо спросил Габриэль. – Или муж?

Ее плотно сжатые губы дрожали. Она молча покачала головой.

Черт возьми! Кто же тогда? Брат? Любимый кузен? Или мопс, предшественник Тибальта? Габриэлю не хотелось играть в бабку-гадалку, но как по-другому узнать, кем был для нее Джошуа? И почему его смерть так сильно подействовала на Софи?

Она вдруг обмякла, и он снова прижал ее к груди.

– Все хорошо, Софи, – сказал он, терзаемый любопытством. – Поплачь, если хочешь. Тебе станет легче.

– Нет, не станет, – прошептала она.

В отличие от своего отца, который умел находить нужные слова в любой ситуации, Габриэль молча гладил ее по спине.

Софи плакала, уткнувшись в его рубашку. Габриэль не знал, как долго они так сидели, но в конце концов Софи произнесла:

– Джошуа был маленьким мальчиком.

– Маленьким мальчиком?

Она кивнула.

Черт возьми! В голове у Габриэля выстроилась вереница новых вопросов, но он знал, что сейчас не время их задавать. Если он будет давить на Софи, она разозлится и не скажет больше ни слова.

– Мне очень жаль, – произнес он, чтобы только не молчать.

Она всхлипнула.

Габриэль не знал, что ему делать. Может быть, стоит поговорить с Джунипер?

Но нет. Это будет нечестно. Габриэль не хотел выведывать информацию за спиной у Софи Мадригал.

Наконец рыдания Софи начали стихать. Она отстранилась от Габриэля и сказала дрожащим голосом:

– Прости меня, Габриэль. Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедшая?

Прическа Софи растрепалась. Габриэль залюбовался копной светлых локонов, в беспорядке рассыпанных по ее плечам.

– Я знаю, что ты не сумасшедшая, Софи, – сказал он, убирая пряди волос с ее лица. – Ты самая разумная женщина, которую я когда-либо встречал.

– Ха!

Габриэль не привык к тому, чтобы хорошенькие девушки с сомнением относились к его комплиментам.

– Можешь мне не верить, но это так.

Она молча пошарила в своем ридикюле, достала носовой платок и начала вытирать щеки.

– Я могу тебе чем-то помочь, Софи? Ты хочешь вернуться в вагон для курящих?

Она покачала головой:

– Нет, спасибо.

Черт возьми, он хотел что-нибудь сделать для нее! Он не мог оставить ее в расстроенных чувствах.

– Может, принести тебе чашку чаю?

– Нет, спасибо.

– Хочешь выпить? Говорят, коньяк помогает успокоиться.

– Спасибо, нет.

Она передернулась.

– Кофе? – не отставал Габриэль.

– Нет! – Она глубоко вздохнула. – Прости меня, Габриэль. Я не хотела на тебя кричать. Просто я очень расстроена.

Он усмехнулся:

– Понятно. Однако раньше ты не извинялась.

Она фыркнула и высморкалась в платок.

– Позволь мне что-нибудь для тебя сделать, Софи. Пожалуйста!

Софи подняла голову, и он увидел ее заплаканное лицо. У Габриэля защемило сердце. Захоти она сейчас, чтобы он стал ее рыцарем в сияющих доспехах, он бы запрыгнул на боевого коня и помчался рубить головы драконам.

Впрочем, ее острый язычок мог убить любого дракона с пятидесяти шагов.

– Принеси мне, пожалуйста, Тибальта. Прости, что я причиняю тебе столько хлопот.

– Вовсе нет, милая, – искренне ответил он.

Ему не хотелось покидать ее даже на короткое время. Боже правый, когда же с ним это случилось?

– Я сейчас.

Пустяки! Это скоро пройдет.

Вернувшись в вагон для курящих, Габриэль увидел, что Джунипер отложила в сторону вязанье и теперь лихорадочно раскладывает карты. Она подняла голову, и он прочитал на ее лице страх.

– О, мистер Кэйн, как там Софи?

Габриэль решил сказать правду:

– Она очень расстроена, мисс Джунипер, но, кажется, ей уже лучше. Она попросила меня принести ей Тибальта.

Джунипер закусила губу.

– Мне так жаль, что это случилось! Но вы не виноваты. Вы же не знали, что значит для Софи этот гимн.

Габриэль кивнул. Его так и подмывало расспросить Джунипер о прошлом Софи, но он понимал, что не следует делать этого. Он не хотел никого предавать. Если Софи узнает, что он выспрашивал Джунипер, она никогда его не простит. А если Джунипер не удержится и все ему расскажет, Софи никогда не простит свою тетушку. И это будет настоящей трагедией. Габриэль чувствовал, что эти двое одиноки в большом и уродливом мире, и не хотел их ссорить.

Он улыбнулся:

– Что сегодня говорят карты?

Она тяжело вздохнула:

– Карты пророчат тяжелые времена. – Вокруг ее глаз появились лучики-морщинки, а губы вытянулись в трубочку. – Как бы мне хотелось, чтобы Софи перестала гоняться за Хардвиком. Это не приведет ни к чему хорошему.

Она печально вздохнула.

– Я не могу ее винить, но месть – нехорошее чувство. Господь в конце концов позаботится обо всех нас.

– Но иногда хочется, чтобы это случилось побыстрее.

– Надо уметь ждать.

Габриэль взял плетеную корзину с Тибальтом и повесил ее на руку.

– Знаете, – сказал он, – я мог бы вам помочь. Мне дали задание отправить Иво Хардвика на суд в Абилин. Если Софи предоставит это дело мне, то Хардвик будет наказан по всей строгости закона, и ей не придется его убивать. Скорее всего в Абилине его повесят за убийство. Ему не удастся избежать правосудия.

Джунипер печально улыбнулась:

– Дорогой мистер Кэйн, вы так к нам добры! Но с Софи бесполезно спорить. Она считает, что должна сама с ним расправиться. – Она взглянула на карты и вздохнула. – Опять эта десятка пик! И дьявол. Храни ее Господь! – Когда она подняла голову, Габриэль увидел слезы в ее красивых голубых глазах.

– Что, плохо?

Вспомнив предсказание Софи, он вздохнул вслед за тетушкой Джунипер.

Она беспомощно вскинула руки:

– Карты – это всего лишь отражение человеческой жизни, мистер Кэйн. Они не могут повлиять на исход событий. Если Софи будет упорствовать, они не предскажут ничего, кроме новой боли.

– Понятно, – сказал он, хотя на самом деле ничего не понял. Какой же толк от карт, если они говорят только то, что уже известно?

Джунипер вдруг просияла:

– Но вы, мистер Кэйн, стоите на пути очищения.

– Вот как?

– О да. Я раскинула на вас карты, как только вы побежали за Софи. В вашей жизни происходят перемены – даже сейчас, когда мы с вами разговариваем.

– Понятно, – повторил он.

Джунипер взяла Габриэля за руку. Этот жест затронул какие-то глубинные струнки в его душе.

– И пожалуйста, мистер Кэйн, не сердитесь на Софи за ее глупое пророчество. Не забывайте, что у человека может закончиться какая-то часть его жизни, – и не обязательно физиологической, – а потом продолжиться на более счастливой ноте.

Неужели? Габриэль решил не задавать лишних вопросов. Ему не хотелось слушать лекцию о переселении душ и прошлых жизнях. Он поднял корзину.

– Пойду отнесу собачку мисс Софи. Пусть Тибальт послужит ей утешением.

– Да, конечно. Тибальт – единственное существо на свете, которое может ее утешить… на данный момент.

Она так многозначительно взглянула на Габриэля, что тот чуть не покраснел. Черт возьми, уж не занялась ли старушка Джунипер сводничеством?

Оставив эту мысль на потом, Габриэль добродушно улыбнулся и отнес Тибальта Софи. Та приняла Тибальта с распростертыми объятиями, после чего захлопнула дверь купе перед самым носом Габриэля.

Пожав плечами, Габриэль вернулся в вагон для курящих, где его ждала бесхитростная Джунипер.